Текст книги "Ничто не разлучит нас"

– Кроме того, – поддержал жену Джонатан Мак-Келли, – сегодня Брент сделал из нее семейную женщину. А она из него – семейного мужчину. Мы очень рады появлению новой семьи. – Он поцеловал пальчики Гейли. Она благодарно пожала его руки. Наконец фотограф выразительно кашлянул, и следующие полчаса все общество провело, терпеливо позируя перед камерой.

Отдав дань традиции, все вышли на улицу. Остальные гости ожидали их в специальном зале для отдыха, но кое-кто остался, чтобы хорошенько посыпать молодых рисом, пока они, смеясь, бежали к ожидающему лимузину.

Наконец жених и невеста оказались наедине. Впервые после начала церемонии и впервые после того, как Гейли на минуту превратилась в подобие белого озера, лишившись чувств посередине храма.

– Привет, мистер Мак-Келли, – прижимаясь к супругу, ласково пробормотала она.

Но Брент не улыбался. Глаза его были серьезны, а на скулах играли желваки. Он погладил пальцем ее подбородок и внимательно посмотрел ей в лицо:

– Что случилось, Гейли?

Она свела брови и отодвинулась:

– Брент, я не понимаю, о чем говорить. Прости меня, я не хотела падать в храме… Я хочу сказать, что ни капли не прикидывалась и не лгала, что я не нарочно.

– Но я не о том. – Он взял ее за руку, крепко стиснув пальцы. – Почему ты странно на меня посмотрела?

– Как это «странно»?

– Будто ты меня ненавидишь. Будто страшно боишься меня.

Гейли тряхнула кудряшками волос и недоверчиво покосилась на мужа:

– Брент, я не понимаю тебя.

– Так ты ничего не помнишь?

Ей казалось, что слезы вот-вот брызнут из глаз. Это – сказочная свадьба Золушки и Принца, это – «жили долго и счастливо», это – будущая совместная жизнь? Для чего он это говорит?!

– Брент, мне не о чем помнить, уверяю тебя. Клянусь, я не смотрела как-либо странно. Я люблю тебя всем сердцем. И думаю, что ты чувствуешь то же. Надеюсь, мы хотим вместе состариться, разделить общую судьбу. Надеюсь, мы не можем друг без друга. Надеюсь…

Он примирительно обхватил Гейли рукой, прижал, и, когда темные, пронзительные глаза остановились на ее лице, они опять были полны нежности и любви. Гейли почувствовала себя необычайно спокойно и вновь удивилась, что Брент мог в нее влюбиться.

– Прости, – проговорил он и нежно коснулся пальцем ее подбородка, нижней губы, открытой части груди. – Я виноват. Сегодня я женился на вас, миссис Брент Мак-Келли, потому что, ей-богу, желаю разделить с вами судьбу. И хочу, чтобы вы нарожали мне наследников…

– Сколько?

– Дюжину. Впрочем, нет. Сложный вопрос, его предоставляется решать тебе. Я люблю тебя. Мне стало очень и очень… тревожно.

Она покачала головой, заглянула ему в глаза и едва не расплакалась от полноты счастья.

– Брент, я очень люблю тебя.

– Восхитительная. – Он склонился и поцеловал Гейли. Она ответила, забыв обо всем на свете: о белом платье, о лимузине, в котором они сидели, обо всем, кроме близости и тепла, кроме запаха его тела и звука сердца, бьющегося под ее пальцами.

Лимузин остановился. Брент услышал, как водитель направился к их дверям, и повинился жене:

– Дорогая, забыл заказать к нашему возвращению шампанское – собирался на пороге дома пить из твоей туфельки.

Гейли сморщила носик:

– Страшно негигиенично.

– Предлагаю другое. – Подражая его манере, Гейли вопрошающе выгнула бровь. Брент подмигнул: – Представляешь, как гигиенично и романтично: глоток алкоголя из твоего пупка.

– Это анатомично, а не романтично, – поддразнила Гейли.

– Хорошо, исключим алкоголь и займемся живой плотью.

– Слышу речи настоящего каннибала, – рассмеялась Гейли.

– На тебя не угодишь. Идемте, миссис Мак-Келли. Гости ждут нас. А когда все уйдут, то мы наконец-то… – Он не договорил, потому что, едва дверь автомобиля приоткрылась, как на молодоженов хлынул целый рисовый ливень. – Эй! – смеясь, запротестовал Брент. – Мы не уходим, а только прибыли.

Проходя через холл в бальный зал, молодые заметили лукавые лица Чеда и Гари. Оказалось, что шутка с рисом была их выходкой. Риа с Джонатаном приехали раньше других, чтобы выстроить гостей для поздравлений. Брент и Гейли двинулись вдоль линии друзей и родственников, и три четверти часа отвечали на рукопожатия и поцелуи, приветствовали всех явившихся на свадьбу, знакомились с теми, кого видели впервые. Гейли немного волновалась. Иногда кто-нибудь из старых приятелей Брента говорил ему: «А она у тебя красавица», или «Рад познакомиться с вами, миссис Мак-Келли, вам стало лучше?», или даже «Вы упали в обморок, когда поняли, что выходите за старого развратника, а?»

Однажды улыбка все-таки сползла с лица жениха. Гейли заметила это, но была несказанно счастлива, немного растерянна и уже почти ничего не помнила из происшедшего в храме. Помнила только, что пальцы их были сплетены и они торопливо шли по красному ковру, окрыленные, счастливые, улыбающиеся глуповатой улыбкой, которой отличаются лица всех новобрачных.

«Да, мы сделали это. Стали мужем и женой, законными супругами. Вся жизнь впереди, как будто мы снова дети. Если раньше дети играли только в доктора, то теперь они могут играть в дом. Мы вместе, мы – семья.

Времена, конечно, сильно изменились, жены не стряпают целыми днями на кухне в халате и шлепанцах. Впрочем, мне не нужно каждое утро прощаться с мужем, целуя его на пороге, потому что он художник и работает в собственной мастерской».

Гейли представляла, как станет позировать Бренту в дни, свободные от хлопот в галерее. Он не торопился делать завершающие мазки на ее первом портрете, поскольку продавать его не собирался, объясняя это так: «Я богат, но не скуп, и не желаю отказываться от привычек. Это полотно я сберегу для себя, для нас обоих, для наших детей». На продажу он начал писать другую картину, которая откроет в будущем целую серию полотен. Гейли соглашалась с мужем, готовая позировать всю оставшуюся жизнь.

Новобрачные добрались до конца шеренги гостей, и Риа Мак-Келли крепко обняла Гейли.

– Я не успела сказать, дорогая, как мы рады появлению дочери в нашей семье. – Она разжала объятия, не отпуская рук невестки и ласково улыбаясь с легким оттенком озорства, совсем как Брент. Разумеется, правильнее сказать – это Брент унаследовал неподражаемую манеру матери. В улыбке были и шаловливость, и искреннее веселье, и нежность.

– Благодарю. Вы необычайно добры ко мне, – ответила Гейли.

Риа поглядела мимо ее плеча:

– Брент, можно мне на минутку похитить невесту? Она еще не видела дядюшку Хика. Вон он, сидит в уголке.

Брент кивнул. Кто-то потянул его за рукав, и пространство между ним и его женой заполнилось толпой гостей, но он успел крикнуть матери:

– Скажите дяде Хику, что я сейчас подойду поздороваться, ладно?

– Хорошо, – пообещала Риа.

Им потребовалось немало минут, чтобы пробраться на другой конец зала. Такова особенность приема, на котором шампанское можно взять в открытом баре: серия новых поздравлений, посыпавшаяся на Гейли, уже отличалась легкой развязностью. Они были так же искренни и теплы, но все-таки немного фривольны. Ее постоянно обнимали знакомые и малознакомые люди, тогда как могли бы обойтись обычным рукопожатием. Она узнала несколько историй, начинавшихся одинаково: «Я знал Брента еще в те времена, когда…» Но она продолжала приветливо улыбаться гостям, потому что понимала: каждый обращался к ней с искренней доброжелательностью.

– А кто это – дядя Хик? – спросила Гейли, улучив минутку. Увидев, что она приостановилась, Риа быстро подхватила ее под руку и повела сквозь толпу, чтобы спасти от навязчивых поздравителей.

– Разве Брент не вспоминал его? Даже странно. Он обожает Хика, – улыбнулась свекровь. – Это двоюродный дед моего Джонатана по отцовской линии. Ему больше ста лет, хотя никому бы в голову не пришло, что он такой древний. Это замечательный старец. Скорее всего тебе он понравится. – Вдруг Риа резко остановилась, и Гейли едва не врезалась в нее. – Дядя Хик!

Я привела к вам жену Брента. – Она подтолкнула невестку вперед.

Гейли очутилась перед небольшим старичком, который, согнувшись в кресле, опирался на трость. Несложно понять, что некогда он был высок и статен, а казался маленьким, потому что сидел в такой позе. Когда ему представили Гейли, он поднялся. Она хотела его остановить, но старик улыбнулся и продолжал медленно подниматься, опираясь на палку.

Лицо его было смугло и испещрено морщинами. Глаза выцвели, и от былого голубого цвета оставался лишь намек. Но у него был полный рот отменных зубов. «Все – вставные», – признался он позднее без тени смущения. И густая шевелюра седых волос на голове. «Все – собственные», – уверил он не без тени хвастовства.

– Здравствуйте, здравствуйте, Гейли Мак-Келли! Можно, я поцелую вас в щеку?

– Конечно! – Она шагнула к старику, опасливо обняв за иссохшие плечи, но с удивлением обнаружила, что они еще весьма крепки. Он указал на свободный стул рядом и спросил, не хочет ли Гейли присесть ненадолго. Она согласилась. Хик спросил ее, как они познакомились с Брентом, и Гейли рассказала о выставке в «Сейбл гэлери». Судя по тому, как старик улыбался, ему приходилось сталкиваться с быстро развивающимися романами. Гейли решила сменить тему, спросив о нем:

– Вы живете где-то неподалеку?

– Я виргинец до мозга костей, – ответил Хик, и это напомнило ей Брента. «Пожалуй, его родственники стремятся походить на старейшину», – подумала она. – Да-с. У меня старинный фамильный дом в Тайдуотер, недалеко от Вильямсберга, ближе к Йорктауну. Настоящий старинный дом. Старше, чем наша страна.

– Надо же! – оживилась Гейли и вспомнила о домике на Моньюмент-авеню, построенном лишь где-то в середине прошлого века.

Хик принялся рассказывать об имении. Он говорил, что в доме есть просторный балкон, на котором летом приятно проводить вечера, прекрасная колоннада в георгианском стиле.

– Вы когда-нибудь видели Маунт-Вернон, сударыня?

– Видела.

– Мой дом очень похож на него. Усадьбу Тайдуотер построил один парень, который преклонялся перед великим генералом и очень любил его. Разумеется, он не смог полностью скопировать усадьбу Вашингтона, учитывая, что генерал много раз перестраивал особняк и во время войны, и после, а парень не дожил до победы.

– Прискорбно.

– На войне случается немало трагедий, сударыня. Ваш муж может порассказать об этом.

– Брент?

Дядя Хик кивнул, глядя через весь зал на правнучатого племянника, который разливал шампанское. Гейли быстро улыбнулась: Сильвия все-таки заловила беднягу в свои сети. Лучше Сильвия, чем любая из этих красоток, его бывших натурщиц, получивших приглашения на свадьбу. Гейли сначала не могла понять, ради чего они явились. Ради любопытства? Но скоро она увидела, что это очень красивые женщины, искренне восхищенные талантом Брента и не менее искренне радующиеся за молодых. Она слегка устыдилась кольнувшей ее ревности.

– Брент воевал во Вьетнаме, – продолжал дядюшка Хик. – Ему есть что рассказать. Война стала более жестокой, чем в мои времена. Сам-то я родился ровно через двадцать лет после окончания Гражданской. Конечно, о ней судить не могу, но потом грянула Первая мировая – война, которая началась, чтобы покончить со всеми войнами на свете, а потом – еще одна война. Наверное, мое поколение имело все шансы привыкнуть к этому, да?

– Да уж, – молвила Гейли, – имело.

Она смутилась. Ей ничего не было известно о том, что Брент побывал во Вьетнаме. Возможно, это не так страшно – им еще много чего предстояло узнать друг о друге.

– Но это в прошлом, – угадал ее мысли дядя Хик и тронул Гейли за колено. Она удивленно подняла на него глаза. – Главное, вы – прекрасная молодая леди, вы с Брентом крепко любите друг друга. У вас все впереди. Только надо верить. Вы верите в свою любовь, и правильно. Значит, и остальное будет хорошо. Запомните это, ладно?

Гейли порывисто поцеловала старика.

– Вы навестите нас? – спросила она.

– Я бы с радостью. Только чем вы меня будете потчевать? Мои зубы выглядят совсем неплохо, но черт меня побери, если этими штуками можно что-нибудь разжевать. Представьте только, волосы – мои, а зубы все растерял, до единого. Лучше бы наоборот. Но если вы приготовите немножко куриного бульончика, я с удовольствием заскочу к вам на обед.

– Идет.

– Вы обещайте, что как-нибудь уговорите Брента привезти свою жену ко мне на ферму, хорошо?

– Так у вас ферма?

– Ну конечно. Правда, от нее не много осталось. Несколько лошадок, несколько грядок – все на сегодняшний день. Но там тихо и приятно, я думаю, вам понравится.

– Я уверена. Спасибо. – Гейли пожала сухую ладонь Хика и пробормотала, что ей пора к гостям.

Старик отпустил ее, но не успела она сделать нескольких шагов, как очутилась в объятиях Брента, который стремительно вывел ее в опустевший центр зала. Музыканты принялись за работу, и Брент улыбнулся Гейли:

– Традиция. Правда, полагается сначала танцевать с отцом, но поскольку его нет с нами…

– Он был бы так рад за нас, Брент.

– Ты думаешь?

– Да. Я знаю.

И они закружились в вальсе.

– У нас с тобой неплохо получается, да? – спросил он.

– Несомненно. – Она еще не выпила ни капли, но улыбалась, как хмельная. Свадьба ей нравилась с каждой минутой все сильнее. Яркий, как солнечные лучи, свет падал на них с потолка. У Гейли кружилась голова, пылали щеки, и казалось, что она взлетает над полом. До нее доносился тихий говор гостей, она знала доподлинно, о чем говорят вокруг: они с Брентом – отличная пара, и все это похоже на сказку…

– Жаль, что сказки не длятся вечно, – вздохнула Тина, которая сидела рядом с Лиз, Чедом, Джеффом и Гари Мак-Келли за главным столом.

Лиз сделала еще глоток шампанского и с упреком покачала головой:

– Да что ты такое говоришь? Погляди, какая пара! Я откровенно зеленею от зависти. – И, опершись подбородком на кулаки, она со вздохом продолжала следить за вальсирующими. – А знаете, что мне это напоминает? Финал «Спящей красавицы». Помните вальс Авроры и Принца? Они танцуют и танцуют, а две маленькие феи перекрашивают ее платье то в голубой, то в розовый цвет. А она не замечает этого, потому что смотрит только на него…

Джефф рассмеялся, Лиз смущенно вспыхнула, но Тина признала, что молодожены прекрасны.

– Все-таки это случилось слишком быстро! Они едва знакомы.

– Мне кажется, они успели достаточно узнать друг друга, – твердо заявил Джефф. – А ты, Лиз, либо большой романтик, либо чудачка. Идем-ка танцевать.

В круг стали выходить другие пары. Джонатан Мак-Келли отнял у сына его партнершу, и Брент танцевал с матерью. Музыканты поначалу исполняли вальсы и баллады, а потом блеснули мастерством, заиграв мелодии песен «Полис» и «Краудид Хаус», а закончили мелодиями из «Битлз». Брент с Гейли танцевали, потом ели ростбиф и поджаренные головки аспарагуса с рисом, пили шампанское, смеялись и говорили с друзьями.

Внезапно Брент подхватил невесту на руки. Она рассмеялась и, пристально поглядев ему в глаза, шепнула:

– Что такое?

– Твоя подвязка, – сказал он с задорной улыбкой. – Мы можем проделать это прямо сейчас.

Гейли продолжала смеяться, даже когда он усадил ее на стул посередине зала. Раздалась барабанная дробь, и взоры гостей обратились к ним. Джеффри что-то крикнул, вслед за его голосом послышались непристойные шутки и свистки. Брент поклонился и опустился перед Гейли на колени. Вплоть до этого момента она звонко смеялась, но едва жених склонил голову, как комната закружилась.

«Нет! – мысленно вскричала Гейли. – Нет! Только не теперь!..» Она что есть мочи вцепилась в край сиденья, пытаясь замаскировать улыбкой отчаянно стиснутые зубы.

Что-то здесь было не так, она могла поклясться, что прежде они уже делали это. И что она была напугана, ужасно напугана, а он касался ее точно так же, как сейчас. Тогда не было ни звуков барабанной дроби, ни смеха окружающих, но он прикасался к ней как сегодня! Тогда его пальцы, как и теперь, скользнули вверх по ее ноге, и она услышала разгоряченный шепот…

Чернота вновь начала окутывать ее, как в храме. Гейли на миг прикрыла веки и взмолилась: «Нет, прошу тебя, Господи, не надо, не дай мне снова лишиться чувств. Это же день моей свадьбы. Пожалуйста…»

– Гейли?

Она открыла глаза и с трудом освободилась от кома в горле. Вокруг все смеялись и ликовали, потому что Джеффри совсем легко поймал брошенную Брентом подвязку – она как по заказу упала кольцом на его бокал с шампанским.

– Гейли, тебе плохо? – спросил Брент, держа ее за обе руки.

– Нет, милый. Все хорошо!

Никто ничего не заметил. Брент вовремя окликнул ее, мгновенно выдернув из обморока. Но сам-то он, конечно, догадался. Он видел, как она побледнела, и все понял.

«Хотя что он, собственно, понял? – решительно сказала она себе. – К черту все сомнения! Это день нашей свадьбы, самый счастливый день в моей жизни!» Гейли вскочила на ноги, подняла Брента с колен и заставила себя улыбнуться как можно ослепительнее:

– Я должна бросать букет.

Поймала цветы Тина. Разумеется, Гейли пыталась подыграть подруге, бросить в ее сторону, но никогда ей не удавалось так метко попасть в цель через плечо. Подобные смешные проделки отвлекли ее от мрачных deja vu, и она снова весело хохотала с гостями, когда Джеффа и Тину поставили фотографироваться вдвоем, а потом – вместе с нынешними молодоженами.

Незаметно наступило время уезжать. Прощаясь с родными Брента, с Тиной, Лиз и Джеффом, Гейли чувствовала, что сейчас заплачет, но вскоре грусть улетучилась и она весело смеялась, потому что Брент успел переодеться в потертые кирпичом джинсы и неизменную футболку. Преображение было стремительным, а поэтому смешным.

Опять дождем посыпался на их головы рис, и молодые ринулись к лимузину, который должен был доставить их в аэропорт. В машине, очутившись наедине, они неспешно, продолжительно целовались, покуда Брент в конце концов не оторвался от жены и не спросил ее охрипшим голосом:

– Ты на самом деле хорошо себя чувствуешь?

– Зря волнуешься, дорогой, – нежно отозвалась Гейли, с пристрастием изучая каждую черточку милого лица. Она погладила его по щеке: – Я никогда еще не была так счастлива.

Брент обвил ее руками:

– Я тебя люблю больше всего на свете. Я вообще не мог раньше представить, что можно так любить. Больше жизни…

Это звучало восхитительно. Она хотела бы навсегда запомнить этот момент. Все непонятные страхи отодвинулись далеко-далеко… Пока они не взошли на борт авиалайнера. Здесь Гейли задремала, и смутные разрозненные обрывки былого ночного сна вернулись, чтобы мучить ее.

Глава 10
ВЛЮБЛЕННЫЕ

Вильямсберг, Виргиния

Июль 1774 года

Смеркалось. Перси ждал Катрину у знакомого лошадиного загона, спрятавшись в густой тени под листвой старого вяза, в который раз пробегая глазами записку. Иногда он подносил листок бумаги к лицу и вдыхал сладкий аромат фиалки – ее любимый запах.

«Ждите меня возле конюшни, когда стемнеет. Катрина» – гласило это простенькое послание. Ни одного нежного слова, ни капли кокетства, почти сурово. Но это не важно. Он пока не разгадал смысла этой игры, но все равно готов вступить в нее. Со времен первой встречи Перси помнил об обещании свернуть горы, лишь бы обладать этой женщиной. Хотя она в тот вечер убежала от него, но от чувства, которое кипело и пылало в них, жгло обоих, невозможно было скрыться: ни ей, ни ему.

«Мужчина не должен очертя голову бросаться в бездну любви», – говорил себе Перси и сам же тонул в этой бездне.

Ранее пережитое казалось ему детской игрой: танцы, развлечения и легкий флирт с барышнями, уроки любви в постелях шлюх или служанок, клятвы верности миловидным вдовушкам, объятия, поцелуи и ухаживания – ничто не могло сравниться с нынешним чувством, владевшим им. Никогда еще страсть не захватывала так глубоко его сердце и ум, никогда прежде он так отчаянно не терял голову.

Его приятель Джеймс предостерегал, что это может оказаться элементарной ловушкой. У британцев уже были подписаны ордера на арест некоторых колонистов в Бостоне.

– Но это не Массачусетс, – возразил ему Перси. – Если кто решит отделиться от империи, то Виргиния будет первой, а если кому придется бежать отсюда, так это британцам. Скорее всего сторонники тори будут объявлены предателями.

Но Джеймс справедливо заметил, что этого пока не случилось.

Перси скрестил на груди руки и прислонился спиной к дереву. Задумчивая улыбка блуждала по лицу, а вечерний ветерок теребил прядь смоляных волос на лбу. Он понимал, что ни перед чем не остановится. Даже если бы связь с ней грозила ему адом и проклятием, он все равно остался бы ждать ее.

Вдруг порывы ветерка донесли какой-то шорох, возможно, это прошелестела трава под легкой ножкой.

Перси быстро отстранился от дерева и, досадуя на громко бьющееся сердце, вслушался внимательнее. Кто-то в темном плаще с капюшоном приближался к дереву в сгущавшихся сумерках.

Катрина не подозревала, как нелегко это будет сделать. Дрожа от страха, она шла по неосвещенному и притихшему городу, ночная тьма плотно обступала ее, а деревья, попадавшиеся на пути, глухо шумели, зловеще шевеля ветвями. Пробираясь от дома к дому, от дерева к дереву, напряженно вглядываясь в темноту, она думала о том, куда ей убежать, чтобы скрыться от всех.

Но на земле не существовало приюта, где она могла бы укрыться. Не оказалось на свете угла, готового спрятать ее, потому Катрина спешила очутиться рядом с Перси Эйнсвортом, памятуя о его словах. Толком не осознавая, что ею движет, она стремилась под его покровительство, как летит ночной мотылек на пламя свечи. «Обречена», – подумала девушка с горькой иронией.

Неожиданно раздался пронзительный голос ночной птицы, Катрина едва сдержала испуганный крик. В загоне уже различимы были лошадиные головы и крупы, а из таверны доносились громкий смех и разговоры. Она знала, что там сидят небольшими компаниями мужчины, которые говорят и спорят о чем-то своем. Наверное, обсуждают события прошедших дней, может, пишут письма своим сторонникам или даже вычерчивают планы восстания на карте города. Предатели. Изменники. А Перси Эйнсворт – один из них. Она обязана помнить об этом.

При всем желании Катрина не сумела бы разглядеть Перси в наступившей темноте. Последний луч дневного светила давно угас, а ночное – небольшой полумесяц – лишь слегка тронуло серебристыми мазками легкие облака. Девушка перевела дух, припомнив старые байки об индейских набегах. Но теперь поблизости не было стоянок. В этих местах индейцев давно либо перебили, либо выселили подальше. Но ей все равно было страшно от порывов ветра, шелестящего ветвями деревьев.

– Перси, – позвала она шепотом и вышла на маленькую площадку возле конского загона. Сзади послышалось движение, и чья-то ладонь зажала ей рот. Катрина хотела вскрикнуть, но рука крепко прижала ей губы. От ужаса у нее подкосились колени, а голова пошла кругом.

– Ш-ш, это я! – услышала она знакомый громкий шепот. Перси увел ее в тень огромного вяза. Освободив голову девушки от капюшона, но не убирая ладони со рта, заглянул ей в глаза. В темноте они казались темно-синими, в них бушевала буря чувств.

«Нет, меня не одурачишь», – решил Перси.

– Ты одна пришла? – спросил он. Катрина кивнула. – Но для чего? Если я верно запомнил, в прошлый раз ты с радостью убежала от меня. Поклялась, что меня ненавидишь, и умчалась.

Катрина хотела наклонить голову, но Перси поймал ее за подбородок, и ей пришлось снова смотреть ему в глаза.

– Да одна я, одна! – взорвалась девушка. – И… Я не испытываю к тебе ненависти. – Сердце готово было выпорхнуть из груди. Нет, она никогда не сделает этого. Ее брат с друзьями-монархистами – настоящие болваны. Они совершенно не понимают этого человека. Они не знают, как эти черные очи умеют вспыхнуть искрами смеха и как иногда они мрачнеют, будто глаза самого сатаны, от подозрения и недоверия. Перси молод, но зрел. Его переполняют страсть и напористость юности, но он умеет быть не по годам взрослым. И несмотря на полное очарование, в Катрине жил страх перед ним.

– Так для чего ты пришла сюда? – спросил он снова непреклонным, резким тоном. Сегодня этот мужчина не шептал красноречивых фраз о любви.

– Я хотела тебя увидеть.

– Зачем?

Она пристально посмотрела ему в глаза, а потом отвернулась и уставилась в темноту.

– Мистер Эйнсворт, – тихо молвила девушка, – я надеюсь, в вашем сердце есть уголок для милосердия и сострадания.

Перси подошел к ней сзади.

– Не надо больше играть со мной в шаловливую маленькую кокетку, Катрина. Я ведь не чета ни дуракам-лакеям твоего братца, ни красным мундирам, ни щеголям в новомодных фраках. Мы уже довольно долго играем в кошки-мышки. Ты понимаешь, что я тебя люблю и желаю. Скажи мне по-простому, зачем ты пришла?

Он взял ее за плечи, медленно повернул к себе лицом и, едва подавив ругательство, напомнил себе, что перед ним – сестра Генри Сеймура, воспитанная барышня из знатного рода. Он намеренно резок с ней, чтобы не позволить заигрывать с собой, хотя в отношениях с ней союзниками могли быть лишь нежность и терпение. Даже прикасаясь к Катрине, следовало быть настороже. Чтобы как-то сдерживать поток страсти, пробужденный соблазнительным ощущением женских форм под ладонями, ему необходимо было не отрываясь смотреть в невинные глаза и на ангельски светлое золото волос. Но сейчас ему нужно только одно – правда. Он немного смягчил тон, но по-прежнему резко спросил:

– Так зачем же, Катрина?

– Потому что мне стыдно! – шепнула она.

Перси некоторое время молча смотрел на нее, ласково трогая большими пальцами ее щеки и думая, как шелковиста эта кожа, а девушка – юна и прекрасна.

Он поднял глаза и вгляделся в темноту сквозь пространство огороженной площадки в сторону сарая, потом вновь осмотрелся по сторонам и не увидел ничего, кроме смутных очертаний лошадей и деревьев.

– Идем, – сказал Перси, накинул ей на голову капюшон и обнял за плечи. Он торопливо провел ее через двор в сарай и закрыл двери на засов. В темноте нашарил лампу, зажег ее и поднял высоко над головой. Над дверью нашлась небольшая консоль, куда Перси установил светильник, после чего шагнул в центр помещения. Здесь он скинул с плеч камзол и аккуратно повесил на загородку стойла. Затем обернулся к Катрине, робко мнущейся у входа, и поклонился:

– Позвольте ваш плащ, миледи?

Она нервно покачала головой – слишком хорошо помнила, что это за место. Перси не стал приближаться к ней. Сегодня он решил не повторять сценария первого свидания. Он по-прежнему подсмеивался над ней, добивался того, чего хотел, но оставался красноречив и обходителен. Сегодня он, казалось, подкрадывался к ней, изо всех сил превозмогая еле сдерживаемое нетерпение. Напряжение нарастало, и Катрина в который раз удивилась, как она отважилась на новое свидание.

Она отчетливо понимала, что Перси жаждет ее. Но если когда-то, общаясь с ним, без труда меняла кокетство на высокомерие, то теперь серьезно сомневалась в своих силах и способности решительно отказать ему в близости. Его поцелуи, как приворотное зелье, отнимали у нее способность к сопротивлению, а каждое прикосновение разжигало яростное пламя в душе.

Но сегодня он не тронул ее. Наверное, догадался о предательстве. А если это так, то она не напрасно боится.

Перси прошел в дальний угол сарая и уселся на высокий стог сена. Он вытянул длинные ноги, улыбаясь Катрине, отыскал соломинку и принялся жевать ее.

– Может, здесь не так удобно, как на диване в гостиной, но давай присядем.

Она улыбнулась, и улыбка очень понравилась Перси, потому что легко поселилась на ее губах, несмотря на то что девушка явно смущалась и нервничала. Катрина сделала несколько шагов от двери и, остановившись посередине, на том же месте, где до этого стоял Перси, расстегнула плащ, скрепленный на шее. Тяжелая материя соскользнула с плеч и упала к ногам. Катрина подняла плащ и положила поверх камзола, а Перси подумал о том, как она красива. Волосы сегодня не были заплетены в косы, а золотой волной ниспадали на спину, и он не удержался, представляя, как они расстилаются под лежащей Катриной или окутывают его голое тело.

«Идиот, – остановил он себя. – О чем ты думаешь?! Представь-ка лучше, что ты пришел к Генри Сеймуру просить руки его сестры. У джентльмена наверняка случится удар».

Перси указал на место рядом с собой:

– Проходи. Садись. Честное слово, я не волк и тебя не укушу.

– Сударь, вы уже куснули меня однажды! – Катрина мимолетно улыбнулась с такой иронией в глазах, что Перси не сразу вспомнил, о чем она говорит. Он твердо уверен в ее невинности, но, может, все женщины рождаются со способностью соблазнять? А может, и не все, а только некоторые?

Она взялась за вертикальный шест, подпиравший потолок сарая, и прокрутилась на вытянутой руке, как на карусели.

– Поэтому близко подходить все-таки опасно.

Перси пожал плечами, продолжая посасывать свою соломинку, но уже более внимательно приглядываясь к ее фигуре.

– Опасно, Катрина? Хотелось бы знать, для кого? Девушка остановилась к нему спиной и помолчала.

Перси снова подумал, как она красива. Как юная лань. Вот-вот задаст стрекача, едва лишь он сделает неосторожное движение.

– Катрина! – окликнул он, и она обернулась. – Хватит. Шутки в сторону. Заигрывания, флирт – все кончено. Если ты пришла, чтобы снова мучить меня, предупреждаю: беги сейчас, пока не поздно. Она опустила голову:

– Если я мучила тебя, то прошу прощения. Но ты виновен не меньше, потому что первый затащил меня сюда.

– Я сделал это от сильной любви к тебе. Катрину поразила нежность его голоса. Перси рывком поднялся с сена и взял девушку за руки. Он собирался предложить ей сделать выбор, которого, в сущности, у нее нет. Ей суждено быть с ним, потому что они влюблены. Но лишь молча глядел в лицо Катрины, наслаждаясь видом влажных прелестных глаз и блестящих розовых, слегка приоткрытых губ.

Он поцеловал ее, придерживая за хрупкий подбородок. Катрина не сжала губ и не сопротивлялась. Он заполнил ее рот страстными движениями языка, соблазнительно ласкающего и гладящего самые сокровенные его уголки. Она робко ответила на поцелуй. По мере того как она смелела и становилась все увереннее, ее руки переместились с плеч Перси на голову и пальцы вплелись ему в волосы.

Перси крепко обхватил ее, поднял и отнес на стог сена, продолжая упиваться поцелуем. Когда они рухнули на мягкое травяное ложе, он не прервал жаркого поцелуя, ласкал и нежно прикусывал губы, вкушая их неземную сладость. Он гладил и целовал ее шею, высокие, юные и упругие груди, крепко сжатые корсетом… Перси прильнул лицом к соблазнительной ложбинке между ними и понял, что девушка дрожит. Тогда он поднялся над ней.

Она быстро и шумно, словно в испуге, задышала. Ее глаза, голубые, как васильки, как безоблачное небо, прекрасные и доверчивые, были широко распахнуты…