Текст книги "Обольстительница"

В конце концов слухи о том, что Джером Маккензи находится в этой тюрьме, просочились наружу. Янки больше не заботились о том, чтобы хранить это в тайне. Обращались с ним не так уж плохо. Его содержали в одиночной камере размерами десять футов на десять, в которой имелись койка и старый разваливающийся умывальник. Он без конца мерил шагами эти десять футов и почувствовал облегчение, когда ему позволили общаться с другими заключенными. Общение проходило ежедневно в общей комнате в определенные часы. Ел он теперь тоже в компании. Им давали обычную тюремную еду, однако многие пленные конфедераты отмечали, что она намного лучше их армейского рациона. Существовали гораздо худшие тюрьмы, Джером об этом знал. Здесь нередко упоминали одно место, на севере штата Нью-Йорк, где каждый четвертый заключенный умирал от голода или болезней. Разумеется, это были лишь ничем не подтвержденные слухи. Охранники знали еще меньше заключенных.

В тюрьме Джером пользовался уважением. При обсуждении различных проблем ему всегда предоставлялось решающее слово, хотя здесь находилось немало офицеров старше его по званию. К его удивлению, янки не испытывали к нему ненависти. Жена одного охранника однажды даже прислала ему котелок с ароматным тушеным мясом – за то, что он, как она пояснила, всегда по справедливости обходился с моряками захваченных им кораблей. В самом начале войны Джером, оказывается, высадил жену младшего брата одного из его охранников на Багамских островах, где ее вскоре подобрал корабль северян. Женщина до сих пор испытывала к нему благодарность. Такое отношение его немного удивляло: он-то сам никогда не считал, что война дает человеку право стать убийцей. Хотя, с другой стороны… кто же они все, если не убийцы?

Большинство охранников оказались порядочными людьми, просто пытавшимися как-то пережить войну. Многие из них до смерти от нее устали и мечтали лишь о том, чтобы Север признал независимость южных штатов.

Однако среди надзирателей попадались и садисты, получавшие удовольствие, например, от того, что опрокидывали ногой миску заключенного с драгоценной едой или сообщали ему плохие новости о родных и близких.

В первые недели в тюрьме Джером почти не спал. Писк и чавканье крыс, их беготня по камере сводили его с ума. По большей части они разбегались от одного его резкого движения. Но попадались и такие, которые не пугались даже тогда, когда он запускал в них ботинком или миской. Одна крыса настолько осмелела, что забралась к нему на грудь, когда он ненадолго заснул. Джерому пришлось отдать ей остатки еды. Он даже дал ей имя – Боргард.

В голове билась одна мысль – только бы пережить это время… только бы выжить…

Дни складывались в недели. Джером слышал новости о продвижении войск по стране. Обследовал тюремные стены и решетки, дворик, куда их выводили на прогулку. Искал возможность бежать.

Одним из самых жестоких был охранник Тэнди Ларсон. Ему никто не приказывал бить заключенных, но он всегда находил для этого повод. Если пленные недостаточно быстро двигались или оказывались не на той стороне двора, он бил их прикладом. Джером с самого начала вызвал ненависть Тэнди Ларсона тем, что схватил того за ворот, вырвал из рук ружье и разбил, после того как он начал избивать прикладом лейтенанта Энтони Хокинса с Миссисипи.

Отовсюду сбежались другие охранники. Оказалось, что Джером лишь оттащил Ларсона от Хокинса, не причинив охраннику никакого вреда. Он не такой дурак и вовсе не хотел, чтобы его пристрелили в застенке. Отсюда должен быть выход, и он его найдет.

С тех пор Тэнди Ларсон всячески вымещал на Джероме злобу. Однажды, вернувшись в камеру с прогулки, капитан Маккензи обнаружил на койке своего друга Боргарда мертвым. Крысе прокололи сердце шляпной булавкой. Конечно, скорбеть о крысе в то время, когда вокруг ежедневно гибли люди, было просто неприлично. К тому же обитатели тюрьмы сами пытались уничтожать крыс. Но Джером успел привязаться к зверьку, который порой казался храбрее многих мужчин. Он никому и словом не обмолвился об этом происшествии. В конце концов, он опозорил Ларсона перед всеми, и тот, конечно, хочет отомстить.

Спустя примерно месяц Ларсон подошел к нему во время мессы. Джером сидел среди других заключенных.

– Что-нибудь слышали о миссис Маккензи, капитан? Вы, может, и вправду герой Юга, но ваша женушка, скажу вам, воюет намного лучше. Сначала она провела вас, а теперь похитила ваш корабль. – И Ларсон отвернулся с издевательским смехом.

В следующий миг Джером налетел на него как вихрь, повалил на пол, вырвал из рук ружье, придавил коленом горло.

– Говори быстро! Если тебе в самом деле есть что сказать, выкладывай!

Ларсон, задыхающийся, с выпученными глазами, издавал какие-то квакающие звуки. Джером чуть отпустил его горло.

Хокинс подошел ближе.

– Сюда идут другие охранники, с винтовками наготове.

– Говори! – приказал Джером Ларсону. Тот побагровел как свекла.

– Ваш корабль захватили у берегов Флориды, с вашей женой на борту.

– Где сейчас моя жена?

– Этого я не знаю. Думаю, офицеры-янки воздали ей должное за помощь в захвате корабля.

– Где сейчас мой корабль? Где моя команда?

– Кое-кого отпустили, других переправляют в тюрьму «Эльмира». Корабль будет переоснащен. Не знаю, куда его собираются перебросить.

– Капитан! – воскликнул Хокинс.

Поздно. Подбежали с полдюжины охранников. Даже у тех, кто хорошо относился к Джерому, сейчас не было выбора. Приклад винтовки с размаху опустился на его голову. Перед глазами сверкнули искры. Потом наступила темнота.

Очнулся он в камере. Неделю его продержали в полном одиночестве. Голова потом еще долго болела. Вместе с болью вновь вспыхнула ярость. Вначале он представлял себе Райзу на средневековой дыбе, потом на грот-мачте, а рядом – себя самого с девятихвостой плеткой. Однако все эти картины почему-то вызвали у него слабость и тошноту. Он осознал, что хочет лишь одного – встряхнуть ее как следует, а потом наглухо запереть в высокой башне, чтобы она больше никому не смогла причинить вреда. Но как все-таки ей удалось осуществить такой дерзкий план? Одно дело – провести его, мужчину, охваченного страстью, и совсем другое – перехитрить целую команду… Вероятно, она сумела пробраться на корабль – все-таки Райза его жена, ждет от него ребенка, – а потом сообщила командованию янки, куда направляется шхуна. Его люди всегда хорошо к ней относились. Матросы так просто обожали. А теперь половина из них гниют в тюрьме «Эльмира».

Незадолго до Рождества он получил письма от родных. Сидни надеется обменять его на своего кавалериста-янки. Он окончательно поправился. Дядя Джаррет пытается апеллировать к старым друзьям в Вашингтоне, а Брент осаждает начальство в Ричмонде. Йен попытался добиться свидания с ним и получил ответ, что, возможно, свидания будут разрешены в феврале.

И ни слова от предательницы-жены…

В январе замерзающие пленники много разговаривали и вели свою войну – с холодом. Самой большой новостью стал Манифест об освобождении рабов Линкольна, разработанный им еще до Антитама, однако удерживаемый в тайне до какой-нибудь значительной победы северян. К январю слухи о Манифесте об освобождении распространились повсюду. В нем якобы провозглашалась свобода всех рабов в штатах, оппозиционных официальному правительству.

– Но это же нелепость! – восклицал Норман Джей, артиллерийский капитан из Теннесси. – Как Линкольн может дать свободу рабам Юга! И почему тогда не освобождает рабов северных штатов тоже? Как может он провозглашать освобождение рабов во время военных действий!

Джером, внимательно слушавший, пока читали Манифест, горько улыбнулся:

– Мне неприятно это говорить, джентльмены, но, по-моему, этот документ – самое мощное оружие мистера Линкольна.

Эти слова вызвали целую бурю возражений. Заключенные сидели или стояли облокотившись на стол в небольшом дворике. Все дрожали от холода, но прогулка для них была единственной возможностью собраться и поговорить, не опасаясь посторонних ушей. Охранники оставляли их во дворике одних.

– Объясните, капитан, – обратился к нему Хокинс. – Что вы имеете в виду?

– Линкольн – человек очень умный. Всем известно, что он не выносит никакого насилия, никакого принуждения. Не терпит, когда одних людей привязывают к другим. Многие северные штаты уже отменили у себя рабство. Но Линкольн не хочет рисковать, не хочет вызвать недовольство федеральным правительством в пограничных штатах. Мы все знаем, что в таких штатах, как Мэриленд, немало людей, сочувствующих конфедератам. Он считает, что на Антитаме федералы одержали серьезную победу, хотя мы с этим и не согласны. Я не обвиняю Линкольна в лицемерии. Он просто хочет сохранить страну и одновременно избавить ее от рабства. Согласен, в настоящее время он не может дать свободу всем рабам на Юге. Однако он только что одержал колоссальную моральную победу на Севере, убедив в своей правоте людей, уставших от войны. Возможно, он также сумел переубедить и европейцев.

– Да черт побери, сэр! – воскликнул Грэнжер Оук, солдат из Джорджии. – У меня рабов нет. Мой отец не мог себе этого позволить. Но я все-таки считаю, что Бог дал нам право самим решать, что нам подходит, а что нет.

– Грэнжер, мы прекрасно знаем, что рабов могут иметь только очень богатые люди. Да и те не всегда их держат. Мой дед выступил против рабства, и с тех пор никто из рода Маккензи никогда не владел рабами. Но мы бы слукавили, если бы взялись утверждать, что нас волнует не только проблема рабства, а еще и экономика. Ведь хлопок мы получаем благодаря труду рабов. Возможно, наш моральный долг и состоит в том, чтобы положить конец рабству. А если так, нам необходимо позаботиться об образовании и благополучии людей, которых мы так долго держали рабами.

– Да будет вам, капитан! Вы что, забыли, о ком говорите? О черных!

– Вот что я вам скажу, джентльмены, – нетерпеливо перебил Энтони Хокинс. – Я в своей жизни встречал немало умных и способных людей и среди краснокожих, и среди белых, и среди черных. А тот, кто этого не видит, просто осел.

Джером удивленно вскинул брови. Его это заявление позабавило. Может, это реверанс в его сторону?

– Прольется еще немало крови, прежде чем подобные проблемы разрешатся, – негромко проговорил он. – Но попомните мои слова, джентльмены: Югу нанесен сокрушительный удар.

Снова раздался дружный хор возражений. Джером молча слушал их.

В конце февраля Ларсон нашел еще один повод поиздеваться над Джеромом. На этот раз он вел себя осторожнее. Разговаривал с капитаном через зарешеченное окошечко в двери камеры.

– Эй, ты, краснокожий мятежник! У меня для тебя хорошая новость. Ты знаешь такого – Джейми Мэджи Маккензи?

Джером с трудом сдерживался, повторяя про себя, что его время придет.

– Моего отца зовут Джеймс Маккензи.

– Да нет же, я не об отце. Знаешь ты такого – Джейми Мэджи Маккензи?

– Нет.

– Странно. Это ведь твой сын, капитан. Родился здесь, в столице наших добрых Соединенных Штатов Америки. Он теперь янки, слышишь, ты, краснокожий мятежник? Твой сын родился янки.

Громко хохоча, Ларсон отошел.

Джером в ярости стукнул ладонью по стене. Потом еще и еще, пока не пошла кровь.

Его сын. У него сын. Джейми… В честь отца? Что это значит? Что пытается доказать Райза? И как она там?

Он стиснул зубы, вспомнив, как плохо было матери после родов. К счастью, его жена гораздо моложе и крепче. Но ведь роды могут быть опасны в любом возрасте. Нет, с Райзой должно быть все в порядке. Если бы с ней произошло что-то неладное, Ларсон с удовольствием сообщил бы ему эту новость.

Он снова оглядел стены. Проклятие! Пора выбираться отсюда. И поскорее. Надо двигаться на Юг. Сына он возьмет с собой. Что же касается жены…

В отношении нее у него тоже были кое-какие планы.

Энгус Мэджи никогда не предполагал, что приезд дочери в Вашингтон сможет его огорчить. И это при том, что у него совсем недавно появился первый внук. Правда, им с дочерью не часто приходилось видеться. Его войска находились к югу от города, и отлучки домой были сопряжены с большими трудностями.

Райзу доставили к нему под охраной одного из офицеров, проводивших операцию по захвату корабля Маккензи. Райза была в бешенстве. Генерал потребовал ответить, что она делала на судне, принадлежавшем военно-морскому флоту конфедератов, и она объяснила, что хотела родить ребенка в родном доме своего мужа.

– Успокойся, Райза. Сейчас ты у себя, на Севере. И я такой же дедушка, как и Маккензи. Ты должна остаться здесь. Ребенок родится совсем скоро. Путешествовать в таком положении… Ты подвергаешь опасности себя и ребенка.

Райза всегда отличалась благоразумием. Ну если не всегда, то по большей части. Пожалуй, в последний раз она лишилась своего обычного благоразумия, когда связалась с капитаном-конфедератом.

– Хорошо, папа, я остаюсь. У меня просто нет выбора. Но… ты только подумай! Ведь можно оставаться лояльной янки, не предавая своего мужа, и я никогда бы этого не сделала, папа! Я не имею никакого отношения к захвату корабля! А здесь, в Вашингтоне, все меня восхваляют за предательство. Это ужасно! Я не знаю, кто стоит за этим, и не понимаю, что происходит.

Несколько секунд Энгус молчал. Ему не хотелось подливать масла в огонь.

– Дочка, вокруг полно шпионов. Тебе ли этого не знать? Даже твоя близкая подруга Элайна передавала информацию южанам. Райза, вероятно, кто-то следил за тобой и знал обо всем, что ты собираешься делать. Но сейчас это не имеет значения. Сейчас важнее всего ребенок.

– Да, я знаю, папа.

Итак, на этот раз она повела себя благоразумно. Рождество они встретили вместе. А потом родился его внук. Энгус был счастлив.

О, этот драгоценный внук! Какое наслаждение! Здоровый, крепенький малыш с самых первых минут жизни начал требовать своего и громко оповещал всех, когда не получал желаемого. Он родился с густыми темно-каштановыми волосами и поразил всех большими голубыми глазами. Отцовскими, как решил Энгус. Кристально-чистая голубизна, не тронутая аквамарином, как у Райзы. Энгус знал, что цвет глаз младенцев впоследствии меняется, однако у него возникло ощущение, что у его внука глаза именно такими и останутся.

Для Райзы роды оказались на удивление легкими. Она ни разу не закричала, не потеряла контроля над собой. Пока длились роды, она стоически молчала, да и потом все чаще замыкалась в себе. С самого прибытия в Вашингтон, после захвата «Леди Варины» недалеко от берегов Флориды, она неутомимо писала петиции в Белый дом, моля о снисхождении к членам команды, которых отправили в печально известную нью-йоркскую тюрьму. Она написала Джулиану, Сидни, Элайне, всем своим родственникам по мужу. С Джеромом тем не менее она даже не попыталась увидеться, зная, что свидания ему строго запрещены. Знала она и о том, что муж, так же как и все остальные, не сомневается, что именно она виновна в его аресте и захвате корабля. Возможно, Райза не предпринимала более настойчивых попыток увидеться с ним, потому что боялась встречи.

Ну а потом родился ребенок.

Энгусу дочь в ореоле материнства казалась еще более прекрасной, чем всегда. Лицо ее немного осунулось и выглядело более утонченным. Все существо Райзы теперь дышало зрелостью, придававшей ее красоте особую неотразимость. Она всегда держалась с достоинством, но теперь в ее осанке появилось нечто королевское. Она моментально принимала решения и выполняла их с целеустремленностью, которой мог бы позавидовать любой генерал. Узнав, что Йен в Вашингтоне, ожидает нового назначения, она послала за ним и попросила стать ее ребенку крестным отцом, так же как она в свое время стала крестной матерью его первому младенцу. Вскоре после этого она выяснила, что Сидни Маккензи находится недалеко от Вашингтона, за линией фронта, с пленным, которого собираются обменять. Сидни не смогла отказать Райзе в ее настойчивой просьбе стать крестной матерью сыну Джерома. Райза проявила завидное упорство. Достала пропуска и все необходимые документы, чтобы окрестить Джеймса Мэджи Маккензи в небольшой церквушке на окраине Манассаса.

Энгусу хотелось дать пощечину этой мисс Сидни Маккензи, которая горячо обняла своего кузена Йена, несмотря на то что он был полковником федеральной армии, и в то же время на протяжении всей церемонии крещения оставалась холодна как лед по отношению к Райзе. Правда, новорожденный племянник, по-видимому, произвел на нее впечатление. Райза не сделала ни единой попытки оправдаться перед Сидни, но вела себя вежливо и дружелюбно. После окончания церемонии они разошлись в разные стороны. Райза, Энгус, Йен и Джейми отправились в Вашингтон, Сидни – обратно на линии мятежников.

Энгус не мог видеть мучений дочери, как бы она их ни скрывала за демонстративным спокойствием и любезными улыбками.

– Дочка, что ты собираешься делать дальше? – спросил он ее в один из очередных приездов домой на день рождения внука, которому исполнился месяц. – Я мог бы похлопотать, чтобы тебе разрешили увидеться с мужем.

– Спасибо, папа, не надо. Как я понимаю, он нашел возможность написать своим родным. Мне же – ни строчки.

– Ну и?..

– Я собираюсь продолжать просить о помиловании моряков с «Леди Варины» до тех пор, пока их не выпустят на свободу. Потом я буду заботиться о своем сыне и одновременно работать в госпитале. И может быть… раз уж меня постоянно в этом обвиняют, начну шпионить для Соединенных Штатов.

– Райза! Я тебе запрещаю! Это слишком опасно…

– Я шучу, папа.

Впрочем, угрожающий блеск ее аквамариновых глаз говорил о том, что это не совсем шутка. Его дочь глубоко оскорблена, понял Энгус. И вероятно, без памяти влюблена в своего мужа.

Ему нужно самому встретиться с этим человеком! Возможно, это позволит разрешить кое-какие проблемы.

Глава 22

В тот день, в конце марта, стоял жгучий холод. Молодой солдат провел Энгуса Мэджи по коридору к одной из камер.

– Вы у него первый посетитель, сэр. Я думаю, вам разрешили только потому, что вы генерал. Похоже, все его здорово боятся, хотя, мне кажется, он хороший парень. Несколько раз – это было на моих глазах – он мог бы вывести из строя нескольких наших солдат. Его, конечно, тоже могли бы убить. Как бы там ни было, сэр, он ждет вас. – Солдат указал на закрытую дверь с небольшим зарешеченным окошечком на уровне глаз.

– Благодарю вас.

– Если хотите, можем прислать охранника.

– Нет, спасибо. Мне надо поговорить с ним наедине. Молодой солдат несколько секунд колебался, прежде чем уйти. Энгус почувствовал мимолетное раздражение. Бедняга тревожится за него. Еще бы… при его возрасте и габаритах по сравнению с заключенным. Но в конце концов, он не так уж мал ростом и, черт побери, еще вполне в силе. К тому же он пришел сюда не для того, чтобы мериться силами с Маккензи. Он здесь из-за Райзы. Солдат отпер дверь.

– Как угодно, сэр. Имейте в виду, я буду поблизости, так что вы сможете меня позвать, если понадобится. И я вооружен.

Дверь распахнулась и тотчас снова закрылась. Лязгнул засов. Энгус взглянул в другой конец комнаты на человека, стоявшего спиной к нему у зарешеченного окна. Широкоплечий Джером Маккензи, несмотря на худобу, производил впечатление даже в своем изношенном шерстяном пальто.

Температура в камере стояла такая, что все вокруг, казалось, застыло. Да, наверное, нелегко человеку, привыкшему к постоянной жаре субтропической Флориды, терпеть такой холод. С другой стороны, так ему и надо. Пусть померзнет. Поделом ему, упрямому мятежнику.

Джером Маккензи обернулся, окинул генерала непроницаемым взглядом. Энгус ответил своему зятю тем же.

Как он похож на Йена! Абсолютно такое же телосложение. На расстоянии их вполне можно спутать. Лишь в этих тяжелых темных волосах с краснотой, да в благородно-дикарских чуть выдающихся скулах есть что-то свое, отличное. Потрясающая внешность… Вероятно, смешение кровей создает это впечатление мощи и непохожести ни на кого другого. И все же жаль, что Райза не смогла выйти замуж за Йена еще до войны. Скольких неразрешимых проблем удалось бы избежать. Йен по одну с ними сторону. У них с Райзой так много общего. Как же получилось, что Райза встретилась с этим человеком и зачала от него ребенка? Этот вопрос не переставал мучить Энгуса Мэджи.

– Вы знаете, кто я?

Маккензи чуть насмешливо улыбнулся:

– Вероятно, мой тесть?

Он пошел навстречу Энгусу. А дальше… генерал и сам не понял, как все произошло. Возможно, виной тому был насмешливый тон Маккензи, возможно, боль, которую испытывала Райза. Или, может, неожиданная горечь, прозвучавшая в словах молодого человека? Как бы то ни было, едва Маккензи двинулся к нему навстречу, генерал Мэджи набросился на него с кулаками.

Первый удар кулака пришелся по лицу. Однако Джером с быстротой молнии перехватил руку генерала и сдержал удар. Энгус увидел его глаза, в которых полыхала ярость. Генерал напрягся и застыл. Пора звать охранника? Пусть придет и пристрелит Маккензи, прежде чем тот решит сломать ему шею. Но в следующий миг Джером выпрямился и теперь стоял неподвижно. Лишь на горле бешено пульсировала голубая жилка, да в глазах все так же яростно полыхал голубой огонь.

– Почему вы не дали мне сдачи?

– Потому что вы отец Райзы.

– Ты легко мог бы сбить меня с ног, парень.

– Я легко мог бы убить вас. Но вы отец моей жены. И кроме того, генерал армии северян. А я хочу остаться в живых… и выйти на свободу.

– Вот это разумно.

– Скажите, сэр, как мой сын? Энгус невольно улыбнулся:

– Хорошо. А теперь вы мне ответьте, сэр. Вы принудили ее отдаться вам?

– Это она так говорит? – с горечью спросил Джером. Энгус медленно покачал головой:

– Нет.

– Тогда почему вы не верите своей дочери? Мэджи, удивленный, несколько секунд в растерянности молчал.

– Я просто хочу услышать это от вас.

– Я никогда вашу дочь ни к чему не принуждал, сэр. И мне неприятно признавать, что по крайней мере до сих пор ей гораздо лучше удавалось использовать обстоятельства в свою пользу, чем мне. – Он помолчал. – Правда, я должен сказать, что заставил ее выйти за меня замуж. Обвенчаться со мной.

– Вы заставили ее выйти за вас замуж?!

На губах Джерома снова появилась сухая насмешливая улыбка:

– Мне казалось, при сложившихся обстоятельствах это единственно правильное решение. Особенно после того, как Йен рассказал мне, что схлопотал от вас по шее ни за что ни про что. Уж он-то наверняка знал, что это не его вина. Можете не сомневаться, генерал, он передал ваш удар по назначению. Захватил меня врасплох, так что я даже не успел увернуться. Как видите, ваше отношению к тому, что произошло с Райзой, мне давно известно.

– Вы это заслужили.

– Да нет, сэр, не совсем так. Молодая леди не потрудилась поставить меня в известность о своем положении. Более того, она дала мне понять, что мои любимые цвета не соответствуют ее требованиям. Заявила, что больше не желает иметь со мной ничего общего. Ей, видите ли, нужен человек в синей форме.

– Моя дочь вас не предавала, капитан. Маккензи чуть наклонил голову:

– Это лишь ваше личное мнение, сэр.

– Капитан Маккензи, говорю вам, даже я не знал о том, что произошло в ту ночь в Сент-Августине, до тех пор пока мне не рассказали. Что же касается корабля…

– Она специально встретилась с моим братом, чтобы выведать планы относительно моего судна. Удивляюсь только, что она оказалась на борту, когда «Леди Варину» захватили.

– Сэр, это совсем не означает…

– Позвольте, сэр. У меня другое мнение, и я имею на него право. Послушайте, – произнес Джером с раздражением, – вы генерал федеральной армии. Ваша дочь вернулась к вам. Что вас еще не устраивает?

– Мне не нравится то, что эта дурочка, моя дочь, в вас влюблена.

Маккензи удивленно приподнял брови:

– Полагаю, сэр, вы можете спокойно выбросить эту мысль из головы.

– Молодой человек! Вы стоите здесь, передо мной, и говорите в таком тоне о моей дочери!

– Прошу прощения, генерал, но будьте добры учесть то, что я стою перед вами в тюремной камере. – Джером на секунду замолчал. Генералу показалось, будто в его глазах промелькнула тревога. – С ней все в порядке? Она здорова?

– Абсолютно. Здоровье у нее сейчас лучше, чем когда бы то ни было.

Джером кивнул. Энгус почувствовал, что он напряжен до предела, однако изо всех сил старается сдерживать себя.

– Иногда роды могут оказаться тяжким испытанием для женщины. Я всегда мечтал – конечно, еще до войны, в прежней жизни, – быть рядом с женой во время рождения своих детей. Скажите, она не очень тяжело рожала? С ней действительно все в порядке?

– Насчет этого я не стал бы вас обманывать. Маккензи кивнул. Опустил глаза.

– Ну хорошо, генерал… Я не знаю, зачем вы пришли, но… – Он запнулся. – Что бы вы ни имели против меня, это не причина преследовать мою семью.

– О чем вы, сэр?

– Я получил ваше письмо. То, которое вы передали через моего брата Брента и в котором угрожали моей жизни. Но еще до этого, в Ричмонде, мне доставили послание, в котором содержались угрозы в адрес моей семьи. Вскоре после этого кто-то пытался похитить мою сестру.

Энгус выпрямился:

– Да как вы смеете!

– Генерал, я только рассказываю вам о том, что произошло.

– Ну да, я не сомневаюсь, такое возможно. Но как вы могли предположить, что человек моего ранга, с таким послужным списком, как у меня, может участвовать в похищении молодой девушки?

– Сэр, вы же мстили за свою дочь. Генерал яростно покачал головой:

– Мой гнев всегда был направлен только против вас, и никого другого.

Маккензи некоторое время внимательно изучал лицо Энгуса Мэджи. В конце концов, по-видимому, решил, что генерал говорит правду.

– В таком случае кто же тогда, хотел бы я знать…

– Значит, у вас еще есть враги, молодой человек. Это подлые и беспринципные люди.

– Да, похоже на то.

– Я бы не позволил себе прикоснуться к вашей сестре, сэр, разве что она предстала бы передо мной на поле боя в серой форме конфедерата с ружьем, нацеленным на меня.

– Я вам верю, генерал Мэджи.

– Вот и хорошо.

Некоторое время Маккензи колебался, внимательно глядя на генерала, потом попросил:

– Расскажите мне о сыне.

В глазах его промелькнула тревога, в голосе послышалась тоска.

– Капитан Маккензи, вы будете в восторге от своего сына. Вы можете им гордиться. Потрясающий малыш! Весит уже больше десяти фунтов. Очаровательный ребенок. Грива темно-рыжих волос, и глаза ваши. Теперь я это хорошо вижу. Он растет вовсю. Может, мне удастся принести его сюда, показать вам…

– Нет-нет, сэр, спасибо. Не надо приносить моего сына в тюрьму.

– Как скажете. Что же касается Райзы…

– Ее я тоже не хочу здесь видеть, сэр. Энгус помолчал, прежде чем задать вопрос:

– А если вам придется просидеть здесь всю войну?

– Не придется. Возможно, еще несколько месяцев. А потом меня обменяют. Как я понял, сейчас обсуждаются условия обмена.

– Откровенно говоря, сэр, я молю Бога о том, чтобы вы пробыли здесь как можно дольше. Югу не выиграть эту войну. У нас гораздо больше сил. И кроме того, я надеюсь, что Бог на нашей стороне. Не примите это за оскорбление, сэр. Трагедия этой войны состоит в том, что у южан множество блестящих, умных и храбрых генералов, которые лишь продлевают бойню, оттягивая неизбежное. Вместе с тем я прекрасно понимаю, что у каждого человека есть чувство собственного достоинства и понятие о чести, капитан Маккензи. Поэтому я и молю Бога, чтобы вы оставались в тюрьме как можно дольше.

– Генерал Мэджи, – ровным тоном проговорил Джером, – не забывайте, мы с вами ведем разную войну. Мы защищаем свои дома и свою собственность, в то время как ваша война захватническая. Если бы намерением Юга было овладеть Вашингтоном, война, вероятно, давно бы уже закончилась. Как это ни печально, но одна из наших целей именно в том и состоит, чтобы продлить мучения, истощить население северных городов. Если народ поднимется против политиков, возможно, всем нам позволено будет идти собственным путем и обрести наконец мир и спокойствие.

Юг жаждет отделения от Севера, сэр, так же как британские колонии отделились от Британии. Мэджи покачал головой:

– Этого не произойдет, капитан. Я старый боец и ясно вижу будущее. Линкольн человек необыкновенный. Он отбивает все стрелы, которые летят в его сторону. Видит Бог, у него немало странностей, но этот человек справится со своей задачей. Он страстно верит в союзное государство, и он создаст такое государство.

– Ну что ж, поживем – увидим.

– Боюсь, что так.

Маккензи снова изучающе взглянул на генерала Мэджи. Протянул руку:

– Спасибо за то, что пришли, сэр. Приятно было познакомиться.

– Хотел бы я, чтобы ты оказался на нашей стороне, сынок.

– Боюсь, сэр, это невозможно, при всем моем уважении к вам. – Неожиданно Джером улыбнулся, и все его лицо озарилось светом, вероятно, и покорившим в свое время его дочь, понял генерал. – Однако, если позволите, я почту за честь называть вас тестем.

Мэджи сумрачно кивнул.

– И для меня, как ни странно, большая честь называть вас своим зятем. – Он отдал Маккензи честь. – Будьте осторожны, капитан. Берегите себя. Кто знает, может, эта война когда-нибудь и закончится.

Джером отсалютовал в ответ.

– И вы пригните голову, генерал. Присматривайте там за моим сыном, пока я сам не смогу этим заняться.

– Это поручение я выполню с радостью. Генерал подошел к двери. Постучал.

– Охранник!

Он вышел Из камеры, не обернувшись.

Покинув тюрьму, пошел повидать старого приятеля, имевшего отношение к обмену пленными. Выяснилось, что его зятя действительно планируют обменять.

– Он, конечно, представляет для нас особую ценность, однако ради возвращения из плена одного из наших военных, владеющего важной информацией, мы пойдем на обмен.

– Я хочу, чтобы Маккензи остался в тюрьме.

– Понимаю… Этот парень осмелился увезти вашу дочь, генерал?

Мэджи покачал головой:

– Нет, дело не в этом. Я хочу, чтобы этот парень остался жив и вырастил моего внука.

Джерома неожиданный визит тестя взволновал и растрогал. Мэджи, конечно, старый служака, но в то же время он, похоже, человек большого ума и душевной силы.

Как же ему хочется подержать на руках своего сына! Посмотреть на его личико… Джером почувствовал огромное облегчение оттого, что Райза здорова. Хотя и не изменил своего мнения о том, что ее следует наглухо запереть в неприступной башне. И все же хорошо, что роды прошли благополучно. Он еще не совсем оправился от потрясения, вызванного рождением маленькой сестренки.

Вскоре после визита генерала Мэджи его снова вызвали в комнату, где перед этим проходила встреча с генералом. К своему удивлению, Джером увидел, что в камеру внесли скамью, на ней сейчас сидела его сестра Сидни. С радостным возгласом она бросилась к нему на шею. Джером крепко прижал ее к себе, приподнял, не в состоянии до конца поверить, что она действительно здесь.