Текст книги "Страсть и судьба"

Глава 7

И все же он сильно закашлялся. Почти половина проглоченного снадобья фонтаном брызнула у него изо рта, и Сесили с испуганным возгласом отшатнулась от постели.

Оливеру понадобилось некоторое время, чтобы окончательно откашляться и успокоиться.

– Прошу прощения, – слабым голосом проговорил он, глядя на Сесили.

– Как вы себя чувствуете? – встревоженно спросила она, снова приближаясь к постели.

– Все хорошо. Прошу прощения, что испачкал одеяло…

– Ничего страшного.

Она снова протянула ему чашку, стараясь унять сердцебиение. Она и без того была вся на нервах, находясь в такой близости от Оливера Белкота и его обнаженной груди. А тут еще он поперхнулся лекарством и так сильно закашлялся, что напугал ее чуть не до смерти.

– Давайте попробуем допить то, что осталось, – неуверенно предложила она.

– Хорошо, но… – Он внимательно посмотрел на нее. – Леди Сесили, прошлой ночью, когда мы были в развалинах, вы спрашивали меня о моей сломанной руке?

– Ммм… возможно. Я не уверена, – не сразу ответила она.

– Мне кажется, я помню ваш вопрос, – медленно произнес он, не сводя с нее пристального взгляда.

– Да? – Она невольно подалась вперед.

– Кажется, я лежал на земле…

– И? – Она затаила дыхание и вопросительно подняла брови.

– И… и все, – почти прошептал он.

Сесили выпрямилась.

– Что ж, это… это хорошо.

– Нет, в этом нет ничего хорошего, – нахмурился Оливер и отвернулся в сторону. – Я не могу избавиться от ощущения, что забыл что-то очень важное. Мне чего-то не хватает…

– Вам не хватает вашей правой руки, то есть возможности пользоваться ею, – поспешно уверила его Сесили.

– Нет, я должен что-то вспомнить. Что-то очень важное… Впрочем, не стоит уделять этому так много внимания. Надеюсь, скоро все вспомнится само собой.

– Все будет хорошо, – рассеянно улыбнулась Сесили, снова поднося чашку к губам Оливера. Каждая клеточка ее тела помнила прикосновение этих губ к ее губам, шее, груди… Скольких женщин он целовал, со сколькими занимался любовью, если сейчас не может даже вспомнить, что произошло между ними прошлой ночью?

Впрочем, нужно ли, чтобы он об этом помнил?

До этого случая у круга Фоксов он не проявлял к Сесили никакого интереса и даже не смотрел в ее сторону. Он собирался жениться на Джоан Барлег. Если ночное происшествие станет достоянием гласности, репутация Сесили будет навеки погублена, да и для леди Джоан это станет настоящим шоком. Возможно, это даже помешает Сесили уйти в монастырь. Она неизбежно потеряет уважение всех жителей Фолстоу, а то и самого отца Перри, ее наставника и друга.

А что скажут Сибилла и Элис, если узнают об этом? Сочтут ее лгуньей, притворщицей? Сесили хорошо понимала свою роль в семье. Еще девочкой она поняла, чего от нее ждут. И, конечно же, от нее никак не ждали, чтобы она переспала с отъявленным ловеласом, да еще и помолвленным с другой женщиной.

Если он так ничего и не вспомнит… что ж, тогда все останется так, словно ничего и не было. И это будет лучше для всех.

Разве нет?

– Спасибо, – выдохнул Оливер, когда Сесили отставила в сторону пустую чашку.

Она улыбнулась, вытирая руки маленьким полотенцем.

– Скоро вам станет значительно легче, и я начну перевязывать руку.

С этими словами она направилась к двери.

– Куда же вы? – вырвалось у Оливера.

Она взглянула на него через плечо, чувствуя, как сжимается сердце. В его голосе прозвучало явное нежелание отпускать ее.

– За стулом, – ответила она и, взяв стоявший у двери деревянный стул, вернулась с ним к постели Оливера. – Должна признаться, я немного устала от ночных приключений и предпочла бы сидя ждать наступления эффекта от принятого вами лекарства.

– Прошу прощения, что не даю вам отдохнуть, – с искренним сожалением произнес Оливер. – Несомненно, вы очень устали.

Сесили аккуратно села на стул, плотно сжав колени и положив на них руки.

– Сейчас перевяжу вам руку, и мы оба сможем отоспаться, – мягко сказала она.

Оливер кивнул в знак согласия.

В комнате наступила тишина. Сесили чувствовала себя весьма неловко. Минуты проходили за минутами, оба молчали.

– Вы не голодны? – неожиданно спросила Сесили.

– Просто умираю с голоду, – ответил Оливер.

– Я велю немедленно принести вам завтрак.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности.

Прошло еще некоторое время в полном молчании.

– А вы уже позавтракали? – внезапно поинтересовался Оливер.

– Нет, я позавтракаю, когда сделаю вам перевязку, – ответила Сесили, невольно прислушиваясь к голосу Оливера. Ей показалось, что он стал звучать невнятно.

– Ну как? Чувствуете действие снадобья? – спросила она, глядя на его слегка прикрывшиеся веки.

– Нет, миледи, ни на йоту, – покачал он головой и скорчил забавную гримасу. – Наверное, я слишком привык к крепкому спиртному, и теперь ваша настойка на меня не действует.

Язык у него стал заметно заплетаться, и Сесили пришлось скрывать улыбку. Встав, она подошла к его постели и ласково проговорила:

– Ну, давайте посмотрим, сможете ли вы терпеть боль, пока я буду накладывать повязку. Если боль окажется невыносимой, мы прекратим перевязку, и я сделаю вам еще одну порцию снадобья.

– Как скажете, миледи, – попытался пошутить Оливер, но язык явно не хотел ему подчиняться.

Сесили осторожно откинула одеяло с его правой руки, чувствуя, как сильно бьется ее сердце.

– Нужно, чтобы вы немного приподнялись, если сможете, – сказала она, стараясь как можно аккуратнее просунуть руку под его левое плечо. – Было бы куда проще это сделать, если бы служанки оставили руку на перевязи, но я очень постараюсь помочь вам.

– Эти бесстыжие девки пытались раздеть меня догола, – невнятно пробормотал Оливер.

– Что, простите?

– Нет, ничего, – буркнул он.

– Ну хорошо, возьмите левой рукой правое запястье и придерживайте руку, пока я буду приподнимать вас. Вот так… Готовы? На счет три. Раз, два, три!

Задержав дыхание, Оливер со слабым стоном уперся пятками в матрас, и Сесили изо всех сил принялась тянуть его вверх, на подложенные под спину подушки. Слава Богу, с первой же попытки ей удалось сделать все как надо, и она мысленно вознесла благодарственную молитву Всевышнему. Прикосновение к горячему обнаженному телу Оливера привело ее в возбужденное состояние.

– Вот и хорошо, – выдохнула она. – А вы молодец, – похвалила она Оливера и тут же заметила усилившуюся бледность его лица и крепко сжатые челюсти. – Сильно болит рука?

– Ребра, – прошептал он.

– Я постараюсь сделать перевязку как можно быстрее.

С этими словами Сесили сняла крышку с серебряного подноса, на котором возвышалась горка лежавших на горячем камне салфеток и бинтов для перевязки, пропитанных смесью свиного жира и сока подорожника. Подцепив ногтем край одной салфетки, Сесили ловко вытащила ее из стопки.

Верная своему слову, она работала быстро и сноровисто – как-никак, за плечами у нее был немалый опыт ухода за больными и ранеными. К чести Оливера – а может, и благодаря волшебному снадобью Сесили, – он ни разу не закричал и даже не застонал, пока она бинтовала его руку от самого плечевого сустава до локтя поверх лечебных припарок.

Завязав последний узел, она осмелилась наконец взглянуть на Оливера. К ее удивлению, его лицо с закрытыми глазами казалось совершенно спокойным.

– Лорд Белкот? – шепотом позвала она, думая, что он, возможно, заснул.

Его глаза тут же открылись, и он повернул голову в ее сторону.

– Ммм?

– Прежде чем вы заснете, нужно надеть перевязь для руки. Вообще-то я собиралась наложить повязку и на сломанные ребра, но если вам хочется спать, мы сделаем это позже.

– Да, позже, – прошептал он, слабо кивнув головой, и его глаза снова закрылись.

Сесили долго смотрела на его красивое лицо, думая о том, в каком положении она неожиданно оказалась. Она переспала с этим красивым, своенравным, пользующимся дурной славой человеком – Оливером Белкотом. Вспомнит он об этом или нет, она не забудет его и проведенную в его объятиях ночь всю свою оставшуюся жизнь.

Подогнав длину перевязи, она бесшумно надела ее на шею Оливера, слегка повернув его голову набок, и он невольно прижался лбом к ее груди.

– От вас так чудесно пахнет… совсем как в моем сне… – тихо пробормотал он. Так тихо, что Сесили едва расслышала.

Она снова уложила его голову на подушки и осторожно вдела забинтованную руку в петлю перевязи. Оливер не шевельнулся и не открыл глаза.

– Если вам удобно, теперь можно опуститься ниже, – тихо проговорила она.

Скривившись от боли, Оливер скользнул вниз, приняв прежнее положение, и Сесили, склонившись над ним, принялась подкладывать ему под руку еще одну подушку. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами, и она решила, что он уже уснул. Недолго думая, она нежно провела ладонью по его горячему лбу.

Оливер вздохнул и едва слышно прошептал:

– Это лучший сон в моей жизни…

Сесили замерла на месте, не отнимая руки от его лба. Через несколько мгновений его дыхание стало медленным и ровным, и теперь уже не оставалось сомнений в том, что он погрузился в сон.

– В моей тоже, – прошептала Сесили. – Спи, Оливер.

Она медленно выпрямилась, взяв в руки поднос с куполообразной крышкой. Перед тем как уйти, она бросила на Оливера последний взгляд, понимая, что как только она окажется за дверью этой комнаты, все мысли о том, чтобы напомнить ему о проведенной вместе ночи, должны будут навсегда исчезнуть. Шанс был упущен безвозвратно. Скоро все забудется, и никто никогда об этом не узнает.

Глубоко и беззвучно вздохнув, она медленно и совершенно бесшумно вышла из комнаты.

Глава 8

Выйдя от Оливера, Сесили первым делом направилась на кухню, чтобы велеть приготовить вкусную и плотную трапезу для лорда Белкота к тому времени, когда он проснется.

Ближе к вечеру она собиралась еще раз зайти к нему, чтобы посмотреть, не нужно ли стянуть тугой повязкой сломанные ребра. Мысль о том, что скоро она снова увидит Оливера, наполняла сердце Сесили радостью. Рядом с ним она забывала обо всем на свете.

Отдав все необходимые распоряжения, Сесили вышла из наполненной паром и дымом кухни и отправилась в часовню. Взглянув на небо, она на мгновение вспомнила, как накануне хотела пойти туда, чтобы помолиться, но вместо этого оказалась в магическом круге Фоксов. Теперь на небе не было видно звезд, потому что его заволокли низкие серые тучи, грозившие в любой момент пролиться холодным дождем.

Перед входом в часовню Сесили сняла с талии длинный шарф и повязала его на голову, тщательно закрывая волосы. Издалека донесся приглушенный раскат грома.

Внутри часовни никого не было, если не считать неприметной сгорбленной служанки пожилого возраста, прибиравшей в часовне и в комнатах отца Перри. Увидев Сесили, она приветливо кивнула ей головой, помахала заскорузлой морщинистой рукой и шаркающей походкой ушла к черному выходу, волоча за собой швабру.

Сесили сделала глубокий вдох, чувствуя, как спадает наконец напряжение. В часовне пахло ладаном, и этот привычный запах подействовал на нее успокаивающе. Несколько мгновений она стояла неподвижно, глядя на алтарь впереди. Ее неожиданно охватила непривычная нерешительность. Часовня всегда была для нее вторым домом, местом, где она чувствовала себя уютнее всего. Теперь же она думала о своих грехах, среди которых числились: похоть, гордыня, зависть, гнев, равнодушие… В этих грехах она не смела признаться даже своему духовному отцу. Разумеется, ему уже известно о том, что она пришла на помощь Оливеру Белкоту после его падения с лошади. Но о том, что она переспала с ним…

Сесили понимала, что может получить прощение Всевышнего при условии искреннего раскаяния в содеянном. Вопрос заключался в том, действительно ли она в этом раскаивается.

Сделав еще один глубокий вдох, она молитвенным жестом сложила руки перед грудью и медленно двинулась по проходу.

У ограды алтаря она остановилась, перекрестилась и подняла голову, чтобы смотреть на распятие над алтарем. В голове было совершенно пусто. Сесили недовольно нахмурилась и мысленно приказала себе молиться.

Она прочитала наизусть шесть разных молитв в надежде, что это поможет ей сказать нужные слова раскаяния, но даже после самого последнего «аминь!» она так и не смогла выдавить ни одной фразы.

Да что такое? Она не знала, как быть. Раньше этот способ всегда срабатывал безотказно. Печально вздохнув, она опустила голову в ладони.

В следующее мгновение позади нее раздался знакомый скрип двери и послышался мягкий голос разговаривавшего с кем-то отца Перри:

– …вы сами видите, что, несмотря на наше довольно уединенное положение, мы располагаем большими возможностями и…

Заметив женскую фигуру у алтаря, он остановился на полуслове, видимо, не ожидая увидеть кого-либо в часовне в этот неурочный час.

Сесили еще раз перекрестилась и поднялась с колен, чтобы приветствовать отца Перри и его гостя. Повернувшись, она увидела подходивших к ней двоих мужчин. Один был невысок, сухощав и одет в сутану священника. Другой – выше ростом и одет как богатый аристократ. Его темно-русые волосы свисали до самых плеч, причем передние пряди были заложены за уши – очевидно, чтобы не мешать ясному зрению. Его лицо казалось весьма худым, хотя и не было сильно вытянутым. Синие глаза сияли подобно двум аквамаринам в полумраке часовни.

– Ах, это вы, леди Сесили, – с явным облегчением сказал отец Перри. – Не ожидал увидеть вас здесь после тяжелого испытания, выпавшего на вашу долю. Я думал, вам не помешает день полного отдыха.

– Добрый день, отец Перри, – улыбнулась Сесили, усилием воли переводя взгляд с красивого незнакомца на священника. Странное дело, прежде она никогда не замечала за собой столь явного интереса к противоположному полу. – Молитва спасает от многих бед и помогает во многих делах. Сейчас она мне гораздо нужнее, чем отдых.

– Ну это конечно, – широко улыбнулся ей отец Перри и перевел взгляд на стоявшего рядом с ним незнакомца. – Викарий Джон, позвольте представить вам леди Сесили. – Он снова посмотрел на Сесили. – Леди Сесили, это его высокопреосвященство Джон Грей из Хэллоуширского аббатства.

Хэллоушир! Сердце Сесили невольно сжалось. За толстыми стенами часовни зловеще, как ей показалось, прогремел еще один раскат грома.

Викарий поклонился, не сводя глаз с лица Сесили.

– Леди Сесили Фокс. Та самая женщина, которую я искал, – негромко произнес он.

Отец Перри с улыбкой попрощался с Сесили и Джоном Греем, отказавшись от предложенной обоими помощи в подготовке к вечерней службе.

Викарий первым пошел по проходу к дверям часовни, но, оказавшись вне ее, жестом руки предложил Сесили идти впереди него.

– Если пожелаете, мы можем поговорить в конюшне, – предложила Сесили, развязывая шарф и снимая его с головы. Глаза Джона Грея с восхищением остановились на ее пышных волосах, что не укрылось от ее внимания. Слегка покраснев, Сесили пояснила: – Там мы сможем поговорить без лишних свидетелей. К тому же в Фолстоу немало великолепных породистых лошадей.

– Как пожелаете, миледи, – почтительно склонил голову викарий. – Должен признаться, я питаю слабость к чистокровным животным. У моего отца тоже большая конюшня, и мне кажется, я уже истосковался по знакомому запаху.

– Тогда нам сюда, – показала Сесили на длинное одноэтажное здание конюшни, в которой содержались знаменитые чистокровные верховые лошади Фолстоу. Взглянув на небо, она поняла, что вот-вот начнется грозовой ливень. Ее сердце сильно билось, дыхание стало учащенным и поверхностным.

Зачем ее искал этот человек из Хэллоушира?

Не успели они войти в широкие двери конюшни, как по утоптанной глине двора застучали крупные капли холодного дождя.

– Смею полагать, вам хотелось бы узнать о цели моего приезда, – сказал Джон Грей, словно прочитав ее мысли.

Это ее слегка напугало. Она остановилась и, повернувшись к викарию, сдержанно произнесла:

– Я не знала, что в Хэллоушире появился новый священник.

– Но я не священник! – смущенно улыбнулся Грей. – Во всяком случае, пока не священник.

– Однако отец Перри представил вас как викария.

– На самом деле это некоторое преувеличение.

Он подошел к ближайшему деннику и ласково погладил морду стоявшего в нем гнедого коня. Тот всхрапнул, шумно выдохнул и ткнулся носом в ладонь человека.

– Последние два года я учился в Коддингтоне. Видите ли, епископ и мой отец – старые друзья. Поскольку священников не хватает, он послал меня оценить состояние Хэллоуширского аббатства.

– Это почетная миссия, – мягко сказала Сесили. – Ну и как вам аббатство?

– Боюсь, дела там не совсем хороши, – ответил Джон Грей, ласково трепля шею гнедого коня. – Матушка-настоятельница нездорова, казна аббатства почти пуста. Лишившись твердой руки аббатисы, сестры стали непокорны и своевольны. Они стали принимать на постой странников за деньги. Страдает духовная жизнь аббатства…

– Это… это ужасно! – помрачнела Сесили. – Неужели все могло так измениться к худшему с тех пор, когда я была там последний раз?

Она сразу вспомнила каменное здание маленького благополучного аббатства, населенное тихими богобоязненными женщинами, проводящими дни в молитвах и трудах. Она вспомнила также маленький внутренний дворик, фонтан и чудесные цветники вокруг статуй. В этом дворике Сесили провела немало часов в разговорах с матушкой-настоятельницей монастыря. Именно там она однажды приняла решение стать одной из монахинь Хэллоушира.

– Да? – удивленно поднял брови Джон Грей. – И когда же это было, леди Сесили?

Она на мгновение задумалась, потом слегка покраснела. Неужели прошло так много времени?

– Должно быть, года три назад, – смущенно проговорила она.

Викарий едва заметно улыбнулся, но не сказал ни слова.

– Вы сказали, что приехали сюда специально для того, чтобы повидаться со мной, – напомнила ему Сесили, чувствуя себя слегка не в своей тарелке оттого, с каким вниманием этот красивый мужчина смотрел на нее. Казалось, он хотел заглянуть ей в душу.

– Да, это так, – кивнул он, переходя к противоположному деннику, где нетерпеливо перебирала ногами любимица Сибиллы, небольшая вороная кобыла. – Матушка с тоской вспоминала о вас. Говорила, что начинает думать, уж не переменили ли вы свое решение относительно жизни в монастыре. Ее сомнения имеют под собой веские основания, миледи?

– Последнее время я очень много думала об этом, – призналась Сесили. – Сейчас в Фолстоу на моем попечении находится раненый. Это аристократ, хороший друг моей старшей сестры. Прошлой ночью он получил тяжелую травму, и сейчас я должна выходить его.

– Счастливчик, – проговорил Джон Грей, бросая ей улыбку через плечо. – Однако смею предположить, что Хэллоушир нуждается в вас гораздо больше, леди Сесили. И не столько в ваших деньгах, сколько в вашей преданности Богу, в вашем руководстве.

– Руководстве? Да мне и в голову не могло такое прийти… ведь я даже не послушница…

– Не нужно пострижения в монахини, чтобы быть примером для подражания, – задумчиво произнес Грей. – Эта мысль не выходила у меня из головы, пока я ездил по поручению епископа. Всему графству известны ваши добрые дела и преданность Господу, леди Сесили. Сам епископ с нетерпением ожидает вашего окончательного решения. Если Хэллоуширское аббатство не получит сейчас необходимой помощи, причем как можно скорее, оно, вероятнее всего, прекратит свое существование.

Сердце Сесили затрепетало от ужаса. Самому епископу было известно о ней? Значит, дело обстояло гораздо хуже, чем она ожидала.

– Так вы приехали забрать меня в Хэллоушир? – испуганно спросила она.

– Вовсе нет, – мягко возразил викарий. – Всего лишь спросить о ваших намерениях.

Сесили с трудом перевела дыхание. По какой-то странной причине перед ее мысленным взором предстал образ лежащего на постели забинтованного Оливера Белкота.

– Как я уже сказала, я сейчас ухаживаю за раненым и…

– Леди Сесили, я приехал не за тем, чтобы повлиять на ваше решение относительно Хэллоуширского аббатства, – твердо сказал Джон Грей, отходя от вороной кобылы и поворачиваясь лицом к Сесили. Он снова посмотрел ей в глаза, и ей снова показалось, что он хочет заглянуть в ее душу. – Впрочем, дружба с епископом может принести немалую пользу вашей сестре.

Сесили понимала, что он имеет в виду преследование сестер Фокс со стороны враждебно настроенного к ним короля.

– Насколько я понимаю, вы еще не приняли окончательное решение, – вкрадчиво предположил викарий. – Я прав?

– У меня много сомнений на сей счет, – честно ответила Сесили.

– Я вас очень хорошо понимаю. Гораздо лучше, чем вы думаете.

Он неожиданно шагнул к ней и протянул руку.

Поколебавшись секунду, Сесили положила пальцы на его гладкую прохладную ладонь и взглянула в его лицо.

– Несколько ближайших недель я проведу в Хэллоушире, помогая матушке-настоятельнице и пытаясь, насколько это возможно, призвать сестер к порядку. Почту за честь, если вы позволите мне быть это время вашим… советчиком, – негромко сказал он.

– Советчиком? – недоуменно переспросила она.

Джон Грей улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами в полумраке конюшни.

– Возможно, вам захочется поговорить со мной относительно ваших сомнений насчет Хэллоушира. Обещаю, что не буду пытаться повлиять на ваше решение. Если к тому времени, когда я закончу все дела в аббатстве, вы поймете, что ваше место в Хэллоушире, я с радостью отвезу вас туда. Если же нет… – Он пожал плечами.

– Тогда вы просто оставите меня в покое? – подняла брови Сесили.

Он сжал ее пальцы, потом отпустил и, направляясь к дверям конюшни, ответил:

– Возможно, мне придется просить вашу сестру о небольшом пожертвовании.

Скрестив руки на груди, он из-за дверей посмотрел на небо. Дождь прекратился.

Сесили молча улыбнулась ему в спину. «Небольшое», по мнению епископа, пожертвование, как правило, означало довольно крупную сумму денег.

Подойдя к викарию, она остановилась и тоже посмотрела на небо. Края серых туч посветлели и стали прозрачнее. За ними то и дело просвечивала голубизна неба. В потемневшем от дождевой влаги дворе было непривычно безлюдно.

Повернувшись к Джону Грею, Сесили увидела его отточенный профиль на фоне двери. Его глаза пристально вглядывались в облака, словно стараясь найти что-то скрытое в них.

– Вы останетесь в Фолстоу на несколько дней? – спросила она.

– Нет, благодарю вас и вашу сестру за любезное приглашение, – ответил он, и Сесили с удивлением поняла, что он уже успел поговорить с Сибиллой. – Сегодня я переночую у отца Перри, а утром вернусь в Хэллоушир. Надеюсь, вы позволите мне наведываться в Фолстоу хотя бы раз в неделю на пару дней?

– Да, разумеется. – Она снова перевела взгляд на небо.

– Могу я надеяться на продолжение наших бесед во время моих приездов? Должен признаться, мне будет не так скучно в Хэллоушире, если я буду знать, что меня ждет встреча с вами.

Сесили быстро взглянула на него и увидела, что он смотрит на нее с таким же пытливым выражением, как только что глядел на облака.

– Вы собираетесь принять сан священника, когда вернетесь к епископу? – прямо спросила она.

– Не только вам нужно как следует все обдумать, – не сразу ответил Джон Грей.

Оба какое-то время молчали, потом Сесили наконец заговорила:

– Разумеется, мы будем видеться во время ваших приездов в Фолстоу. Вы будете рассказывать мне о том, почему мне следует посвятить свою жизнь аббатству, а я, в свою очередь, попробую убедить вас в необходимости принять священный сан.

– Или же отказаться от этой затеи, – усмехнулся Джон Грей.

– Или же отказаться, – эхом повторила Сесили и улыбнулась.

– Может быть…

Его слова были прерваны криками служанки, искавшей леди Сесили.

– Леди Сесили! Миледи! – кричала она, торопливо шагая по двору к конюшне и махая рукой.

Викарий и Сесили одновременно повернулись на ее зов.

– Что случилось, Марга? – спросила Сесили, делая шаг навстречу ей.

– Прошу прощения, леди Сесили, но вы должны пойти со мной, – задыхаясь, проговорила служанка. – Добрый день, сэр, – поздоровалась она с викарием, на ходу делая книксен. – Лорд Белкот вне себя, миледи. Похоже, действие вашего снадобья кончилось. Он зовет вас и не хочет подпускать к себе никого другого!

– Хорошо, я уже иду, Марга, – спокойно сказала Сесили. – Не пускай к нему никого, пока я не приду, и приготовь на кухне стопку холодных влажных полотенец. Похоже, лорд Белкот ужасно страдает от сильной головной боли после этого лекарства.

– Слушаюсь, миледи, – покорно опустила глаза служанка, потом снова сделала книксен и, повернувшись, поспешила на кухню.

Сесили пошла вслед за ней. Отойдя на несколько шагов, она повернулась к викарию, чтобы попрощаться с этим загадочным человеком. Ей хотелось продолжить с ним разговор, чтобы понять, что скрывается за его внешней оболочкой, но ее звал Оливер. Он страдал и нуждался в ее помощи. Она не могла не пойти к нему.

– Вы зайдете утром в часовню, викарий? – спросила Сесили.

– Да. А вы будете там? – Он не сводил с нее глаз.

В ответ она только улыбнулась, помахала рукой и еще быстрее пошла к за́мку, продолжая улыбаться.