Текст книги "Наш неистовый конец"

Глава три

В одном из кабаре на территории Белых цветов этой ночью было особенно шумно.

Обычно в «Подсолнухе» и без того оживленно, за столиками полно посетителей, оглушительно приветствующих полуголых танцовщиц и поглощающих спиртное, которое льется рекой. Единственное место, которое могло бы потягаться по популярности с «Подсолнухом», это бойцовский клуб, спрятанный под неприметным баром в соседнем доме, клуб, о котором в городе никто бы не знал, если бы не постоянный поток посетителей.

Когда в полночь «Подсолнух» открывается, туда проникает холодный зимний ветер, но никто здесь не ощущает его. Когда кабаре закрывается на рассвете, его посетители снова превращаются в мусорщиков, попрошаек и гангстеров, едва сводящих концы с концами, но, сидя плечом к плечу за столами, они непобедимы – пока играет джаз, пока горит свет и пока длится ночь.

Посетитель садится и смотрит, как Белые цветы бросают на сцену монеты и хватают танцовщиц, одетых в белое, будто они невесты на свадьбе, а не нищие эмигрантки с фальшивыми улыбками и плохими зубами, бежавшие из России.

Все посетители явились сюда за одним и тем же. Одни заливают мозг спиртным в надежде на то, что что-то вспыхнет в их пустых сердцах. Другие идут окольными путями, собирая разбросанные монеты, незаметно опуская ловкие пальцы с острыми ногтями в карманы пьяных мужчин и доставая оттуда хрустящие купюры. Может быть, когда-нибудь кто-то из этих девушек сможет оставить это место, сможет открыть маленькую лавку со своим именем на вывеске.

Все в этом зале… все они хотят что-то чувствовать, чего-то добиться, хотят кем-то стать – кем-то настоящим, а не очередным мелким винтиком в огромной машине этого города, одержимо делающего деньги.

Все, кроме этого посетителя.

Он делает глоток своего напитка. Это хуанцзю – рисовое вино – оно не такое уж крепкое. Он разглядывает приближающуюся танцовщицу. Она молода – ей четырнадцать, может быть, пятнадцать. Он дотрагивается до своего галстука, ослабляет узел. Затем опрокидывает свой напиток на стол, запах алкоголя пропитывает его одежду, и он меняет обличье.

Танцовщица останавливается и закрывает руками рот. Ей уже хочется спать от спиртного, которое она выпила с клиентами, и поначалу ей кажется, что это только чудится ей, тем более что освещение в кабаре тусклое и мерцает. Но вдруг его рубашка лопается, спина высоко выгибается, и вот уже в «Подсолнухе» сидит не мужчина, а чудовище – жуткое, сине-зеленого цвета.

– БЕГИТЕ! – истошно кричит танцовщица по-русски. – Чудовище!

Из отверстий на спине монстра сыплются насекомые, тысячи крохотных существ, они ползут по столам, полам, наползают друг на друга, пока не находят потную человеческую кожу, раскрытые в крике рты, пока не проникают в глаза, ноздри и волосы, не забираются внутрь и не находят нервы. Кабаре застилает черная пелена заразы, и уже через несколько секунд она поражает первую жертву, которая вцепляется в свое горло, тщась выдавить из него насекомых.

Ногти разрывают кожу, затем мышцы. Как только из горла первой жертвы начинает хлестать кровь, горла начинают раздирать и остальные.

Проходит одна минута. Одна минута – и кабаре замирает, превратившись в подобие поля битвы, усеянного мертвыми телами. Танец на сцене прекратился, музыканты не двигаются, только граммофон в углу продолжает издавать дребезжащие звуки, хотя никто больше не шевелится, а глаза пусто смотрят в потолок.

Чудовище медленно выпрямляется, делает судорожный вдох. Кровь пропитывает половицы кабаре и сквозь щели стекает на землю под зданием.

Однако на этот раз помешательство не распространяется. Насекомые выползают из-под кожи трупов и вместо того, чтобы направиться наружу в поисках новых жертв, возвращаются к чудовищу и заползают туда, откуда пришли.

Помешательство перестало быть заразным, отныне оно поражает только тех, кого выбрал хозяин чудовища. Когда в монстра возвращается последнее из насекомых, он медленно крутит головой и съеживается, пока снова не становится человеком. И его нисколько не мучает совесть.

Через пять минут после полуночи он покидает «Подсолнух».

* * *

Новость распространяется быстро. Будь то Алая банда или Белые цветы, все в городе определяет осведомленность, посыльные здесь работают с бешеной скоростью, чтобы вести максимально быстро достигли ушей главарей соперничающих банд.

Наследница Алой банды захлопывает дверь; одновременно наследник Белых цветов распахивает дверь. В особняке Цаев обсуждают, как такое могло случиться. В штаб-квартире Белых цветов звучат обвинения, пока наконец не звучит вопрос, такой громкий, что дрожит все здание:

– Тогда почему вы просто не заплатили этому шантажисту?

Скоро об этом узнают все гангстеры. Узнают все лавочники. Узнают все рабочие.

Алая банда и Белые цветы не справились. Они обещали поддерживать в городе порядок, говорили, что люди должны доверять их власти, а не власти коммунистов.

Но теперь в Шанхае снова царит хаос.

– Пришло письмо, – задыхаясь, выговаривает посыльный, остановившись перед дверью кабинета господина Цая.

– Это письмо было обнаружено у ворот, – говорит другой посыльный, зашедший через парадную дверь.

Оба письма открывают и разворачивают одновременно. В них содержится одно и то же послание, написанное печатными буквами черными чернилами, похожими на пролитую кровь.

«У Пола Декстера было одно чудовище, а у меня их пять. Делайте, что я говорю, или все умрут».

Рома Монтеков отбрасывает ногой стул.

– Черт…

– …возьми, – шепотом заканчивает Джульетта Цай на другом конце города.

* * *

Пол Декстер считал себя богом-кукловодом, повелевающим городом. Но он ничего не знал. Он мало чем управлял. Его террор стал результатом случайностей. Пол был лишь рукой, сжимавшей почти неконтролируемую массу хаоса.

Но теперь этот хаос обретет форму, у него появится пасть с острыми зубами, и он будет рыскать по углам в поисках добычи.

И город будет плясать под его дудку.

Глава четыре

Весть о нападении разошлась так быстро, что утром о ней знали все слуги. Они тихо переговаривались, смахивая пыль в гостиной, никто из них не осмеливался проявить сочувствие к жертвам из числа Белых цветов, но они включили радио на полную громкость и жадно слушали новости.

Все утро люди ожидали неизбежного – сообщений о появлении новых жертв. Но их не последовало. Белые цветы в «Подсолнухе» погибли так, будто это было делом рук наемного убийцы, а не чудовища, которое разносит заразу.

Джульетта точила свой клинок о донышко миски. Она затачивала свои ножи, потому что они стали тупыми, как брюхо откормленной скотины, и скрежет металла о металл разносился по всему дому. Но, кажется, это никого не беспокоило; Розалинда сидела в гостиной, дуя на кончик своей авторучки и одновременно листая огромный том французско-английского словаря, лежащий на столе.

– Я же тебя не беспокою, верно? – крикнула ей Джульетта.

Ее кузина бросила на нее короткий взгляд.

– Ты о своем развлечении с этими клинками? Ну, о чем речь, разве это может кого-то побеспокоить?

Джульетта сделала вид, будто ужасно зла. В эту секунду из коридора появилась одна из ее двоюродных бабушек, нерешительно остановилась между кухней и гостиной, затем заметила Джульетту, которая опять ударила ножом по донышку миски. Джульетта тут же сменила свою притворную злость на широкую улыбку, но двоюродная бабушка посмотрела на нее с опаской, бочком зашла в гостиную и поспешила прочь.

– Смотри, что ты натворила, – заметила Розалинда, выгнув бровь. Шаги двоюродной бабушки затихли на лестнице. – Твои ножи и так уже чересчур остры.

– Забери свои слова обратно. – Джульетта положила свое оружие на стол. – Чересчур острых ножей не бывает.

Розалинда закатила глаза, но больше ничего не сказала, предпочтя вернуться к своей работе. Джульетте стало любопытно, и она, поставив миску донышком вниз, подошла, чтобы посмотреть, что пишет ее кузина.

«Отчет о ситуации в экономике и торговле Шанхая после антибританского бойкота 1925 года».

– Это для твоего отца? – спросила Джульетта.

Розалинда что-то утвердительно промычала, продолжая водить пальцем по странице словаря. Мистер Лан был деловым человеком, который держал контору в центральной части города. Ему было поручено заниматься делами мелких торговцев под контролем Алых, которые были недостаточно важны, чтобы ими занимались господин и госпожа Цай, но которые все же имели достаточное значение, чтобы не выпускать их из-под надзора семьи. Последние несколько лет он делал свою работу так тихо и незаметно, что Джульетта забывала, что у Розалинды и Кэтлин есть отец, пока он вдруг не являлся на семейный обед. Розалинда и Кэтлин тоже общались с ним нечасто, поскольку жили в особняке Цаев и, насколько было известно Джульетте, не хотели жить под одной крышей со своим брюзгливым родителем.

Но он все же оставался их отцом. Около недели назад он предложил им переехать с ним за город, но Розалинде и Кэтлин это предложение пришлось не по вкусу.

– Я стараюсь приводить его дела в порядок, насколько это возможно, – рассеянно пробормотала Розалинда, перевернув страницу словаря. – В качестве отговорки для своего самоустранения он использует политику, но, по-моему, дело в том, что ему надоело работать. Однако он не заставит меня переехать просто потому, что ему не хочется писать отчеты.

Джульетта прищурилась, глядя на отчет.

– Что такое свиная черева, и почему мы экспортируем ее в Америку?

– Je sais pas[9]9
  Я не знаю (фр.).


[Закрыть], – проворчала Розалинда. – Но в феврале прошлого года цены на нее упали, и это все, что нам интересно.

Если честно, Джульетте это тоже было совсем неинтересно, а уж ее отцу и подавно. Именно поэтому мистер Лан и бегал за дельцами, торгующими свиной черевой, а люди из ближнего круга Алой банды держали в своих руках торговлю опиумом и занимались пытками полицейских, не желающих прогибаться под гангстерскую власть.

Джульетта подошла к сидящей на диване Розалинде и уселась рядом. Диванные подушки спружинили, и холодная кожа обивки заскрипела, соприкоснувшись с бисером на ее платье.

– Ты видела Кэтлин?

– Нет, сегодня утром мы еще не виделись, – ответила Розалинда. В ее тоне прозвучал холодок, но Джульетта сделала вид, будто не замечает его. Между Кэтлин и Розалиной то и дело возникали мелкие ссоры. Если Кэтлин не раздражала Розалинду, уговаривая ее перестать делать работу за их отца, то Розалинда раздражала Кэтлин, убеждая ей прекратить заигрывание с коммунистами в свободное время. Тут что-то крылось – то, чего, как подозревала Джульетта, обе сестры не желали ей говорить, но у нее не было права на них давить. Тем более что в конечном счете Кэтлин и Розалинда никогда не злились друг на друга подолгу.

– Если ты увидишь ее раньше меня, – сказала Джульетта, – сообщи ей, что завтра вечером мы должны ужинать в ресторане Чена…

Парадная дверь распахнулась, оборвав ее речь. В холл тут же повысовывались родственники. Когда оказалось, что это Тайлер – нос у него был разбит и он хромал, перекинув руку через шею одного из своих подручных, – Джульетта только закатила глаза. Было видно, что он не может наступать на левую ногу – наверное, из-за ножевой раны.

– Цай Тайлер, что случилось? – спросила одна из родственниц, поспешно выйдя в вестибюль. За ней следовала толпа Алых, наполовину состоящая из постоянных подручных Тайлера.

– Пустяки, – ответил он, ухмыляясь, несмотря на то что по его лицу текла кровь, окрашивая его блестящие зубы красным. – Всего лишь небольшая стычка с несколькими Белыми цветами. Аньдун, отправь людей на Ллойд-роуд, там надо прибраться.

Аньдун немедля побежал выполнять его приказ. Алые всегда действовали быстро, когда речь шла о том, чтобы отправлять других делать за них грязную работу.

– С какой это стати ты затеял свару на Ллойд-роуд?

Тайлер перевел взгляд на Джульетту. Она поднялась с дивана, оставив Розалинду заниматься своим делом. И внезапно на лицах родственников, собравшихся в холле, появился куда больший интерес, и они завертели головами, глядя то на Джульетту, то на Тайлера, словно зрители во время игры.

– Кое-кто из нас не боится иностранцев, Джульетта.

– Не обольщайся идеей, будто демонстрируешь храбрость в борьбе против иностранцев, – парировала Джульетта, остановившись перед ним. – Ты просто выступаешь для них, как скаковая лошадь на Шанхайском ипподроме.

Тайлер не отреагировал на вызов. Джульетту бесило, что он ведет себя так непринужденно, будто не видит ничего дурного в том, что натворил – а ведь он перенес их кровную вражду с Белыми цветами в самый центр Международного квартала, где те, кто не знал о городе ничего, правили им. Да, кровная вражда между двумя бандами сотрясала весь город, но самые ожесточенные столкновения всегда происходили в границах подконтрольных кланам территорий, вне кварталов иностранцев. Англичанам и французам ни к чему становиться свидетелями того, как люто члены Алой банды и Белые цветы ненавидят друг друга, особенно теперь. Достаточно дать им повод – любой повод, – и они попытаются положить конец кровной вражде, введут военную технику и заберут ту землю, которую они еще не захватили.

– Кстати, об иностранцах, – сказал Тайлер. – Там тебя ждет посетитель. Я сказал ему, чтобы он стоял у ворот.

На долю секунды глаза Джульетты широко раскрылись, после чего она быстро изобразила раздражение. Однако было уже поздно – Тайлер заметил ее реакцию и, ухмыляясь еще шире, поднялся по лестнице и ушел – к немалому разочарованию их родственников, собравшихся чтобы выразить ему свое нижайшее почтение.

– Посетитель-иностранец? – вполголоса пробормотала Джульетта и вышла из дома, забыв надеть пальто, поскольку подумала, что быстро выпроводит его. Подавив дрожь, она перепрыгнула через растение, упавшее на дорожку сада, и поспешила к главным воротам.

Дойдя до них, она остановилась как вкопанная.

– Силы небесные, – проговорила она вслух. – Должно быть, у меня галлюцинации.

При звуке ее голоса стоящий за воротами посетитель поднял взгляд и торопливо попятился. И только через несколько секунд до Джульетты дошло, что причина такой реакции – нож в ее руке, который она точила и так и не убрала.

– О. – Она спрятала нож в рукав. – Простите.

– Ничего страшного, – ответил Уолтер Декстер, но голос его дрожал. Он быстро посмотрел на Алых, которые охраняли ворота справа и слева, но они делали вид, будто не слышат разговор, и тупо смотрели в пространство. – Надеюсь, с нашей прошлой встречи ничего плохого не случилось и вы здравствуете, мисс Цай.

Джульетта едва удержалась от того, чтобы фыркнуть. Еще как случилось, и началось это именно со встречи с Уолтером Декстером. И сейчас ей было немного не по себе, когда она смотрела на этого немолодого человека, лицо которого было почти таким же серым, как пасмурное зимнее небо над их головами. Может, пригласить его в дом, как того требует вежливость? К тому же тогда им обоим больше не придется дрожать от холода. Но это бы слишком живо напомнило ей о том времени, когда вслед за своим отцом к ней с визитом явился Пол Декстер, напомнило бы о том, что она охотно впустила его в дом, впустила этого монстра, не подозревая, что он управляет настоящим чудовищем и что впоследствии она пустит пулю ему в лоб.

Джульетта не жалела об этом. Она уже давно заключила с собой пакт не впадать в отчаяние по поводу убийств, которые ей приходилось совершать. Ведь те, кого она убивала, так часто обесценивали свою жизнь, отдавая ее алчности или злобе. И все же порой Пол Декстер снился ей в кошмарах. Каждый раз, когда это происходило, она видела его глаза – светло-зеленые, глядящие прямо на нее. Когда она убила его, их взгляд затуманился.

У Уолтера Декстера были точно такие же глаза.

– Чем я могу помочь вам, мистер Декстер? – спросила Джульетта. Не имело смысла вести светскую беседу, ведь, похоже, Уолтеру Декстеру было сейчас не до нее. Дела у него, судя по всему, шли неважно. При нем не было портфеля, он не был одет в костюм. Его рубашка явно была ему велика, ее воротник свободно болтался на шее, а карманы брюк протерлись.

– Я принес вам кое-что ценное, – сказал он, сунув руку за пазуху. – Я хотел бы продать вам то, что осталось от записей моего сына о его исследованиях.

Сердце Джульетты часто забилось. Арчибальд Уэлч – посредник и поставщик Пола – сказал, что после изготовления вакцины Пол сжег свои записные книжки.

– Я слышала, что он их уничтожил, – осторожно проговорила Джульетта.

– Да, скорее всего, он решил избавиться от записей о первых экспериментах. – Уолтер достал из внутреннего кармана пальто пачку бумаг, аккуратно скрепленных вместе. – Но на его книжных полках я нашел вот это. Хотя возможно, эти записи настолько пустяковые, что ему даже не пришло в голову заняться ими.

Джульетта сложила руки на груди.

– Тогда почему вы считаете, что они могут быть интересны нам?

– Потому что я слышал, что он кому-то передал свои знания о том, как сеять хаос, – мрачно ответил Уолтер. – И прежде чем вы спросите, я скажу вам, что сам не имею к этому отношения. Завтра я сажусь на первый корабль, идущий в Англию. – Он покачал головой, и в его легких что-то захрипело. – Если в Шанхае опять начнет распространяться это массовое помешательство, я не останусь здесь, чтобы посмотреть, чем все закончится. Но, полагаю, вы, мисс Цай можете захотеть остановить его. В ваших интересах будет изготовить новую вакцину, защитить своих людей от распространения заразы.

Джульетта смотрел на торговца настороженно. Похоже, Уолтер Декстер не знал, что это помешательство было чем-то вроде террористических актов, сознательно задуманных его сыном.

– Он утверждал, что сделал это ради вас, – тихо произнесла Джульетта. – Он принес вам богатство, но теперь вы опять вернулись к тому, с чего начали, а ваш сын погиб.

– Я не просил его делать это, мисс Цай, – прохрипел Уолтер. Сейчас его возраст был ясно виден, о его усталости кричала каждая складка и морщина на его лице. – Я вообще не знал, чем он занимался, пока его не убили и мне не пришлось выплачивать его долги, проклиная его за то, что он попытался сыграть роль спасителя.

Джульетта отвела глаза. Ей не хотелось сочувствовать Уолтеру Декстеру, но ее все равно кольнула жалость. Почему-то она вдруг подумала о Тайлере. В сущности, он и Пол были не так уж не похожи – оба были мальчишками, пытающимися помочь тем, кто им дорог, не заботясь о сопутствующем ущербе. Разница между ними состояла только в том, что Пол получил реальную власть – он подчинил себе целую систему, и это сделало его намного, намного более опасным, чем был или когда-либо мог стать Тайлер.

Уолтер Декстер медленно просунул руку между прутьями решетки. Сейчас он был похож на животное в клетке зоопарка, по глупости протянувшее лапу в надежде получить лакомство. А может быть, это она, Джульетта, была животным в клетке, берущим яд, которым его хотят отравить.

– Просмотрите их, чтобы решить, могут ли они оказаться полезны. – Уолтер Декстер прочистил горло. – Цена указана на первой странице в левом верхнем углу.

Джульетта взяла бумаги, расправила загнувшийся уголок первой страницы и подняла брови.

– На эту сумму можно купить целый дом.

Уолтер пожал плечами.

– Хотите покупайте, хотите нет, – просто сказал он. – Как бы то ни было, не мой город пострадает, когда это повторится.

Глава пять

На первый взгляд Венедикт Монтеков покупал продукты, на самом же деле он приобретал то, что просто намеревался уничтожить. Отдавая деньги за груши, он делал всего один укус, после чего давил остальное в руке и выбрасывал на мостовую.

Венедикт совсем не умел готовить. Яичница у него всегда подгорала, мясо получалось недожаренным. Первый месяц он хотя бы пытался готовить себе пищу, чтобы не зачахнуть от голода, не превратиться в жалкий скелет. Но затем перед ним будто опустились ставни, и он почувствовал, что не может заходить в кухню, не может совсем. Ведь когда он что-то ел, Маршалл не мог к нему присоединиться, он не видел, как вспыхивает газ на плите, как перед мойкой растекается лужа. И чем больше Венедикт замечал отсутствие Маршалла, тем более пустым ему казалось знакомое пространство.

Как ни странно, именно это и прорвало плотину, именно это разрушило все стены, которые Венедикт воздвиг, подавляя свою скорбь. Не отсутствие звуков по утрам, не отсутствие движения рядом. Как-то раз он, охваченный оцепенением, убирал разбросанные по полу кисти и краски, делал повседневные дела, не чувствуя никаких затруднений. Но затем зашел в кухню и уставился на плиту, не в силах оторвать от нее глаз. Закипела вода, а он по-прежнему не мог отвести от плиты взгляд, затем просто осел на пол и зарыдал, закрыв лицо руками, и вода за это время выкипела.

Венедикт положил в рот палочку сахарного тростника и принялся медленно жевать. Он не знал почему, но пища не желала оставаться у него в желудке, а та, что все-таки задерживалась, вызывала у него неприятные ощущения. Была только одна лазейка – откусывать по кусочку от всего съестного, что попадало ему в руки, а остальное выбрасывать прежде, чем он успеет об этом подумать. Так у него получалось не голодать и вместе с тем не чувствовать беспокойства.

– Эй!

Услышав этот крик, он выплюнул сахарный тростник. На дальнем конце рынка начиналась какая-то суматоха, и Венедикт двинулся туда, на ходу вытирая рот. Будь этот рынок более людным, любое происшествие на нем было бы труднее заметить, но здесь лотки с товаром тянулись только на две улицы, а продавцам даже не хватало энергии расхваливать свой товар. Это был один из бедных районов, где люди порой голодали и были готовы на все, чтобы выжить, в том числе клясться в верности любой власти. Здесь не стоило привлекать к себе внимание, ведь границы территорий то и дело менялись. Венедикт это знал, и все же он повернул за угол и оказался в проулке, из которого слышался крик.

Он обнаружил целую толпу Алых и одного мальчонку-посыльного из числа Белых цветов.

– Вы Венедикт Монтеков? – тут же проверещал пацан.

«И угораздило же его назвать мое имя в таком месте», – подумал Венедикт. На улицах его не узнавали так же быстро, как узнавали Рому, но сейчас посыльный назвал его имя при врагах. По лицу мальчика катилась слеза, блестя в лучах полуденного солнца.

Венедикт быстро втянул в себя воздух, оценивая ситуацию. Этот Белый цветок был китайцем, и понять, что он относится к банде Белых цветов, можно было только по белой нитке на его запястье. Как глупо с его стороны. В последние месяцы кровная вражда стала особенно беспощадной. Если этот мальчик мог сойти здесь за своего, почему он этого не сделал? Сколько ему лет? Десять? Одиннадцать?

– Ты Монтеков? – спросил один из Алых.

Венедикт потянулся к своему пистолету. Куда разумнее было бы сбежать, ведь врагов было намного больше, но он плевать хотел на это. Ему незачем было спасать свою жизнь, незачем было вообще жить…

Но он не успел даже достать оружие. Кто-то ударил его кулаком по лицу, и он оказался земле, а Алые кричали, что надо прикончить всех Монтековых. Ему заломили руки за спину, прижали лицо к бетонной мостовой, и в его висок вжалось что-то холодное, похожее на пистолет.

«Нет, – вдруг подумал он и зажмурил глаза. – Погодите, я совсем не хочу умирать, только не сейчас…»

Проулок сотряс оглушительный шум. В его ушах зазвенело, но он не чувствовал никакой боли, никакой раскаленной пули, впившейся в мозг. Возможно, это и есть смерть. Возможно, смерть – это вообще пустяк.

Затем шум повторился. Раздались выстрелы. Они доносились не из проулка, а сверху.

Глаза Венедикта открылись, и тут же в них брызнула кровь. У него перехватило дыхание, он сел, удивленно наблюдая, как Алые падали один за другим, изрешеченные пулями. Только когда стрельба почти прекратилась, он поднял взгляд, чтобы посмотреть, откуда они летят.

Он уловил какое-то движение на краю крыши – затем все исчезло, но перед этим последняя пуля уложила последнего из Алых.

Венедикт тяжело дышал. Помимо него в проулке продолжал стоять только один человек – мальчик-посыльный, который рыдал, так крепко сжав кулаки, что костяшки побелели. Судя по всему, он не был ранен, просто забрызган кровью, как и сам Венедикт.

– Иди, – выдавил из себя Венедикт. – А если увидишь других Алых, беги.

Мальчик колебался. Возможно, ему хочется сказать «спасибо»? Но тут с рынка донесся крик, и Венедикт рявкнул:

– Kuái gûn! До того, как они подойдут!

Мальчик пустился бежать, не нуждаясь в повторных напоминаниях Венедикт, шатаясь, встал на ноги и тоже последовал собственному совету – выстрелы были громкими, а значит, совсем скоро сюда прибегут другие Алые, чтобы выяснить, что произошло.

Но когда он встал, его осенило – тот, кто выпустил эти пули, кто спас ему жизнь, притаился наверху заранее, ожидая момента, когда надо будет прийти ему на выручку. Он разглядывал окружающие здания: находящиеся на одном уровне крыши были разделены лишь проулками – такими узкими, что через них можно было перемахнуть. Кто-то наблюдал за происходящим и, возможно, наблюдал долго, следя за его продвижением по рынку.

– Интересно, кому это могло понадобиться? – прошептал он.