Текст книги "Наш неистовый конец"

Глава два

Рома почувствовал, как что-то тыкает его в плечо, затем ощутил онемение в костях, затем ужасную, дикую боль в голове.

– Господи, – прошептал он, придя в себя. Едва его затуманенное зрение прояснилось, он увидел черный ботинок, который тыкал его в плечо – и этот ботинок принадлежал человеку, которого он не желал видеть, тем более в тот момент, когда сам он, скорчившись, лежит на полу.

– Какого черта? Что здесь случилось? – спросил Дмитрий Воронин, скрестив руки на груди. За ним стояли три других Белых цветка. Они осматривали кладовую, с особым вниманием разглядывая дырки от пуль на стенах.

– Случилась Джульетта Цай, вот что, – пробормотал Рома, с трудом встав на ноги. – Она оглушила меня.

– Похоже, тебе повезло, что она не прикончила тебя, – сказал Дмитрий. Он хлопнул по стене, испачкав ладонь обугленной цементной пылью. Рома не стал говорить, что это дырки от его пуль. Вряд ли Дмитрий явился сюда, чтобы помочь ему. Скорее всего, он собрал своих людей, как только услышал о выстрелах в кинотеатре, желая поскорее оказаться там, где завязалась заварушка. Дмитрий Воронин был везде – это продолжалось с тех самых пор, как он пропустил перестрелку в больнице и затем, как и все остальные, был вынужден по крупицам собирать сведения о том, что там произошло между Белыми цветами и Алой бандой. И теперь он боялся пропустить следующую большую схватку, так что если в городе случалась какая-то потасовка – пусть даже небольшая, – имеющая отношение к их кровной вражде, он появлялся там первым.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Рома. Он дотронулся до своей щеки и поморщился, нащупав синяк. – Ведь мой отец отправил сюда меня.

– Да, но это было не такое уж удачное решение, верно? Мы видели, как интересующий нас торговец мило беседует на улице с Кэтлин Лан.

Рома проглотил ругательство, готовое сорваться с его губ. Ему хотелось плюнуть на пол, но Дмитрий смотрел на него, и он просто отвернулся и подобрал свой пистолет.

– Неважно. Завтра будет новый день. Нам надо уходить.

– Значит, ты хочешь вот так сдаться?

Снаружи послышался свисток, отдавшись от стен служебной лестницы. На этот раз Рома все же выругался вслух и спрятал свой пистолет до того, как в кладовую ворвались полицейские с дубинками в руках. По какой-то причине, увидев членов банды Белых цветов, они уставились на Дмитрия и его пистолет.

– Làche le pistolet, – приказал их командир. Его пояс блестел в тусклом свете, как и металлические наручники, висящие на нем. – Làche-moi ça et lève les mains[5]5
  Брось пистолет. Отдай мне его и подними руки (фр.).


[Закрыть].

Дмитрий не выполнил его приказ, не бросил пистолет, который небрежно держал в руке, и не поднял руки. Это можно было бы счесть проявлением высокомерия, но Рома знал, что это не так. Дмитрий просто не говорил по-французски.

– Ты нам не хозяин, – огрызнулся он, говоря по-русски. – Так что иди отсюда и…

– Ça va maintenant, – перебил его Рома. – J’ai entendu une dispute dehors du Théâtre. Allez l’investiguer[6]6
  Все в порядке. Я услышал возле кинотеатра какую-то свару. Идите туда и выясните, в чем дело.


[Закрыть].

Муниципальные полицейские прищурились, не зная, следовать ли им указаниям Ромы – правда ли, что возле кинотеатра происходит какой-то инцидент, или же он лжет. Это в самом деле была ложь, но Роме было достаточно всего лишь гаркнуть:

– Идите! – И муниципальные полицейские рассеялись.

Вот кем он так старался стать, вот кем он старался оставаться, делая ради этого все. Тем, кого слушаются, даже если эти полицейские занимают сторону Алых.

– Впечатляет, – сказал Дмитрий, когда в кладовке остались только Белые цветы. – Право же, Рома, это было весьма…

– Заткнись, – рявкнул Рома. Эффект был незамедлительным. Рома хотел бы испытать какое-то удовлетворение при виде краски, залившей шею и лицо Дмитрия, и насмешливых ухмылок Белых цветов, которых тот привел с собой, но сейчас он чувствовал только одно – пустоту. – В следующий раз не заходи на территорию, которую контролируют иностранцы, если не знаешь, как иметь с ними дело.

Рома двинулся прочь и, ощущая в себе какую-то чрезмерную воинственность, начал спускаться по служебной лестнице на первый этаж. Было трудно сказать, что именно так завело его – то, что интересующий его торговец ускользнул, то, что в партере появился незнакомый наемник, или то, что здесь была Джульетта.

Джульетта. Агрессивно топая, он вышел из кинотеатра и поднял взгляд на серые тучи. Его руку под рукавом пронзила боль, и он потянулся к порезу, оставленному ножом Джульетты, ожидая обнаружить там засохшую кровь, такую же мертвую, как и его чувства к ней. Но вместо этого, когда он осторожно закатал рукав, его пальцы нащупали только гладкую ткань.

Он вздрогнул, остановился на краю мостовой, посмотрел на свою руку. Она была аккуратно перевязана, и повязка оканчивалась бантом.

– Это что, шелк? – нахмурившись, пробормотал он. Кажется, это был шелк платья Джульетты, оторванный от подола. Но с какой стати она сделала это?

Его внимание привлек гудок клаксона. На стоящем автомобиле зажглись фары, и шофер, вытянув в окно руку, помахал Роме. Рома не сдвинулся с места, но наморщил лоб.

– Господин Монтеков! – крикнул наконец сидящий за рулем Белый цветок. – Мы уже можем ехать?

Рома вздохнул и поспешил к автомобилю.

* * *

По особняку Цаев были расставлены двадцать две вазы, полные красных роз. Джульетта поднесла к одному из бутонов руку, провела пальцем по краю его лепестка. Снаружи давно стемнело. Час был поздний, и большинство слуг уже отправились спать, пройдя в свои комнаты и пожелав Джульетте хорошего отдыха. Надо полагать, они заговорили с ней только потому, что было бы странно не заметить наследницу Алой банды, которая лежала на полу, раскинув руки и прижав поднятые ноги к стене, ожидая у двери кабинета своего отца. Последний слуга пожелал ей спокойного сна уже больше получаса назад. После этого она встала и принялась ходить взад и вперед к досаде Кэтлин. Ее кузина все это время продолжала сидеть на стуле, положив на колени папку.

– Ну о чем они могут говорить? – проворчала Джульетта, отняв руку от розы. – Прошло уже несколько часов. Надо бы перенести это на другой день…

Наконец дверь кабинета господина Цая отворилась, и в проходе возник деятель Гоминьдана, прощающийся с хозяином дома. Еще несколько месяцев назад Джульетта проявила бы любопытство и попросила бы своего отца рассказать ей о сути их встречи. Но теперь вид гоминьдановцев, входящих в дом и выходящих из него, стал таким привычным, что у нее пропал к ним всякий интерес. Каждый раз речь шла об одном и том же – о том, что надо раздавить коммунистов, причем любой ценой. Изрешетить их пулями, разогнать их профсоюзы – деятелям Гоминьдана было все равно, как Алые сделают это, если их цели будут достигнуты.

Гоминьдановец задержался в дверях, затем повернулся, будто вспомнив что-то. Джульетта прищурилась. Да, вид деятелей Гоминьдана стал для нее привычным, но этот… На его форме красовалось множество звездочек и знаков отличия, так что, возможно, это был генерал.

Чувствуя, что ее терпение вот-вот истощится, Джульетта протянула Кэтлин руку, та, хотя и смутилась, взяла ее, и они вместе двинулись прямо на гоминьдановца.

– Больше никаких военных правителей. – Гоминьдановец смахнул с рукава своей формы воображаемую пылинку. – И никаких иностранцев. Мы входим в эру нового мира, и попадет в него Алая банда или нет – вопрос вашей лояльности…

– Да-да, – перебила его Джульетта, протиснувшись мимо и таща за собой Кэтлин. – Блажен Гоминьдан, wán suí[7]7
  Дословно: «Десять тысяч лет жизни». Обычно переводится как «Да здравствует».


[Закрыть] wáan suí wán wán suí. – Она толкнула дверь.

– Джульетта, – рявкнул господин Цай.

Джульетта остановилась. В ее глазах появился блеск. Такой же как тогда, когда повара подавали ее любимые блюда. Такой же как когда она видела в витрине универмага бриллиантовое ожерелье, которое ей нравилось.

– Вот она я, явилась к тебе с докладом, – сказала она.

Господин Цай откинулся на спинку своего большого кресла, сложив руки на животе.

– Пожалуйста, извинись.

Джульетта присела в реверансе, напустив на себя самый беззаботный вид. Когда она перевела взгляд на гоминьдановца, оказалось, что тот пристально смотрит на нее, но не с похотливой ухмылкой, как мужчины на улицах, а с чем-то похожим на куда более дальний прицел.

– Прошу вас принять мои извинения. Полагаю, вы найдете дорогу к двери?

Гоминьдановец приподнял свою фуражку. Хотя он и улыбнулся ей, отдавая долг вежливости, эта улыбка не дошла до его глаз, только морщины в уголках обозначились резче, но без малейшего намека на теплоту.

– Разумеется. Рад был с вами познакомиться, мисс Цай.

Он не был представлен ей, так что они вовсе не познакомились. Но Джульетта не сказала этого; она просто закрыла за ним дверь, затем, глядя на Кэтлин, картинно закатила глаза.

– Вот зануда. Уходя уходи.

– Джульетта, – повторил господин Цай, но уже без прежней досады, ведь теперь в комнате не было гоминьдановца, а значит, не было и нужды выказывать свое недовольство. – Это был Шу Ян. Генерал Шу. Ты знаешь, кто он? Ты вообще читаешь газеты, следишь за новостями о Северном походе?

Джульетта поморщилась.

– Баба, – начала она и села напротив стола своего отца. Кэтлин молча уселась рядом. – Северный поход так скучен…

– Он определит судьбу нашей страны…

– Ну хорошо, хорошо, сообщения о нем так скучны. Генерал такой-то взял такой-то участок земли. Такая-то дивизия продвинулась туда-то. Я почти что плачу от радости и интереса, когда ты посылаешь меня кого-нибудь задушить. – Джульетта сжала руки. – Пожалуйста, просто позволь мне продолжать душить людей.

Ее отец покачал головой, не поддержав ее наигранный энтузиазм. И задумчиво посмотрел на дверь.

– Отнесись к этому серьезно, – медленно проговорил господин Цай. – Гоминьдан меняется. Видит небо, они больше не делают вид, будто сотрудничают с коммунистами. Мы не можем позволить себе действовать неосмотрительно.

Джульетта сжала губы в тонкую линию, но не стала дерзить в ответ. Революция приближалась – она не могла этого отрицать. Северный поход – так они ее называли. Войска Гоминьдана продвигались на север, сражаясь с военными правителями, верховодящими в провинциях, захватывая территории в попытке вновь объединить Китай. Шанхай станет последней твердыней перед тем, как нынешняя пародия на правительство страны будет низложена, и, когда армии явятся сюда, они не найдут здесь военных правителей, которых надо разбить… А только банды и иностранцев.

Значит, Алой банде надо занять правильную сторону до того, как они придут.

– Разумеется, – ответила Джульетта. – А теперь… – Она сделала знак Кэтлин, и ее кузина, подавшись к столу господина Цая, робко отдала ему папку.

– Значит, у вас все получилось? – спросил господин Цай, по-прежнему обращаясь к Джульетте, хотя папку он взял у Кэтлин.

– Тебе лучше вставить этот контракт в рамку, – сказала Джульетта. – Кэтлин почти пришлось вступить в кулачный бой, чтобы получить его.

Кэтлин незаметно ткнула ее локтем в бок и бросила на нее предостерегающий взгляд. У ее кузины не вышло бы напустить на себя строгий вид, даже если бы она захотела, но свою роль сыграло тусклое освещение. Маленькая люстра, свисающая с потолка, давала мало света, и из-за этого на стенах лежали длинные тени. Шторы за спиной господина Цая были не задернуты и немного шевелились, потому что окно было приоткрыто. Джульетта знала эту старую уловку отца. Сейчас, в разгар зимы, из-за открытого окна в его кабинете было холодно, и это не давало посетителям расслабляться, ведь они из вежливости снимали пальто и в конце концов начинали дрожать.

Джульетта и Кэтлин не стали раздеваться.

– В кулачный бой? – повторил господин Цай. – Лан Селинь, это на тебя не похоже.

– Никакого кулачного боя не было, Gūfū, – быстро ответила Кэтлин, бросив еще один предостерегающий взгляд на Джульетту, которая в ответ только ухмыльнулась. – Только небольшая потасовка между какими-то людьми возле Большого кинотеатра. Я сумела помочь этому торговцу выбраться из толпы, и в знак благодарности он согласился выпить со мной чаю в соседнем отеле.

Господин Цай кивнул. Читая условия контракта, написанные от руки, он время от времени одобрительно хмыкал, что означало, что сделка подняла ему настроение.

– Я не знала деталей того, что нам нужно от него, – поспешила добавить Кэтлин, когда господин Цай закрыл папку. – Так что формулировки здесь довольно обтекаемые.

– О, это не беда, – ответил господин Цай. – Его оружие хочет купить Гоминьдан. Я и сам не знаю деталей.

Джульетта моргнула.

– Мы заключили соглашение о партнерстве, даже не зная, о чем идет речь?

Впрочем, это было не так уж и важно. Алая банда привыкла торговать наркотиками и людьми. Одним незаконным товаром больше, одним меньше – не все ли равно? Но так слепо доверять деятелям Гоминьдана…

– И вот еще что, – вдруг сказала Джульетта прежде, чем ее отец успел ответить на ее вопрос, – на этого торговца охотился наемный убийца.

Господин Цай долго не отвечал, что означало, что он уже слышал эту новость. Ну еще бы. Джульетте приходилось часами ждать, чтобы встретиться с собственным отцом, она находилась в самом конце списка посетителей, ожидающих своей очереди, списка, состоящего из деятелей Гоминьдана, иностранцев и деловых людей, но посыльные могли входить в его кабинет когда угодно, чтобы прошептать важные новости ему на ухо.

– Да, – наконец проговорил он. – Скорее всего, это был Белый цветок.

– Нет.

Господин Цай нахмурился и поднял взгляд. Джульетта выразила свое несогласие быстро и весьма категорично.

– Там… присутствовал Белый цветок, который также пытался свести знакомство с этим торговцем, – пояснила Джульетта и, невольно переведя взгляд на окно, посмотрела на позолоченные фонари, освещающие сад. В их свете казалось, будто розовым кустам тепло, несмотря на обычный для этого времени холод. – Рома Монтеков.

Она быстро взглянула на своего отца и с усилием сглотнула. Если бы отец следил за ней внимательно, то скорость, с которой она попыталась оценить его реакцию, выдала бы ее с головой, но он глядел в пространство перед собой.

Джульетта сделала медленный выдох.

– Странно, что наследник Белых цветов тоже нацелился на этого торговца, – пробормотал господин Цай, будто говоря сам с собой. Затем махнул рукой. – Как бы то ни было, нам нет нужды беспокоиться об этом доморощенном наемном убийце. Скорее всего, это был либо коммунист, либо его послала какая-то из группировок, противостоящих армии Гоминьдана. Мы приставим к нему наших людей, чтобы они охраняли его. Никто больше не посмеет покуситься на его жизнь.

Он говорил уверенно, но Джульетта прикусила губу – сама она не была убеждена в том, что он прав. Да, наверное, несколько месяцев назад никто не осмелился бы вызвать недовольство Алых. Но теперь?

– Приходило ли еще одно письмо?

Господин Цай вздохнул и сплел пальцы.

– Селинь, – сказал он, – наверное, ты устала.

– Да, мне уже пора спать, – быстро отозвалась Кэтлин, уловив намек на то, что ей надо удалиться. Уже через пару секунд дверь за ней затворилась, и Джульетта даже не успела пожелать ей спокойной ночи. Отец Джульетты наверняка знал, что она расскажет Кэтлин, в чем дело, но сделает это потом. Надо полагать, его немного успокаивала мысль о том, что остальные члены его семьи не принимают участия в этом деле, ведь чем меньше людей знают о нем, тем менее вероятно, что оно превратится в более серьезную проблему.

– Шантажист опять дал о себе знать, – проговорил наконец господин Цай и, достав из ящика стола конверт, передал его Джульетте. – Он требует еще большую сумму.

Джульетта подалась вперед и внимательно изучила не само письмо, а конверт. Все как прежде. Все конверты были абсолютно не примечательны, если не считать одной детали – на всех стоял почтовый штемпель Французского квартала.

– Tiân nâ[8]8
  Силы небесные! (кит.)


[Закрыть], – выдохнула она, достав письмо и прочитав его. Да, сумма была огромной, просто безбожной. Но им придется заплатить. У них нет другого выхода.

Она швырнула письмо на стол и с усилием выдохнула. В октябре она думала, что прикончила шанхайское чудовище. Она застрелила Ци Жэня, выпустив пулю ему в сердце, и видела, как этот старик осел на землю с чем-то вроде облегчения на лице, свободный от проклятия, которое наслал на него Пол Декстер. Его горло лопнуло, и из дыры вылетело насекомое-матка и шлепнулось на причал набережной Бунд.

Затем Кэтлин нашла письмо Пола Декстера, в котором говорилось: «В случае моей смерти выпустите их всех», – после чего раздались истошные крики. Джульетта тогда бежала так быстро, как не бегала никогда. В ее мозгу проносились ужасные сценарии: появится пять, десять, пятьдесят чудовищ, и все они будут опустошать улицы Шанхая, ибо каждое станет распространять заразу – насекомые будут переползать от обывателя к обывателю, пока все жители не погибнут, разодрав собственные горла. Но тогда она нашла только одного погибшего – судя по всему, нищего, – сидевшего привалившись к наружной стене полицейского участка. Кричал один из покупателей, нашедший его, но к тому времени, когда на место прибыла Джульетта, небольшая испуганная толпа уже разошлась, чтобы избежать допросов, которые следуют в случаях, если в деле замешана Алая банда.

Мертвецы на улицах Шанхая были таким же обычным зрелищем, как те, кто голодал, отчаялся или творил насилие. Но этот нищий был убит – у него было перерезано горло, и рядом с ним, пришпиленное к стене окровавленным ножом, которым его убили, находилось насекомое, вылетевшее из Ци Жэня.

Любому другому наблюдателю или полицейскому, который осматривал бы место преступления, все это показалось бы не имеющим смысла. Но Джульетта сразу все поняла – где-то есть человек, у которого находятся остальные насекомые-матки, которых создал Пол Декстер. И этот человек знает, какие беды ждут город, если он выпустит их на волю.

Первое письмо шантажиста с требованием денег в обмен на безопасность города пришло неделю спустя. За ним последовали другие.

– Что ты об этом думаешь, дочка? – спросил господин Цай, положив руки на подлокотники своего кресла. Он пристально смотрел на Джульетту, оценивая ее реакцию на новое требование шантажиста. Он спросил ее, что она думает, но было ясно, что он уже принял решение и это просто проверка, чтобы удостовериться, что ее мнение соответствует тому, которое он считает правильным. Он хотел убедиться, что она достойная наследница и годится для того, чтобы возглавить Алую банду.

– Отправь требуемую сумму, – ответила Джульетта, подавив дрожь в голосе. – Пока наши шпионы не выяснят, от кого приходят эти письма, и я не смогу уложить шантажиста в могилу, нам надо ублажать его.

Господин Цай помолчал секунду, а затем снова взял письмо.

– Хорошо, – сказал он. – Мы так и поступим.

* * *

Алиса вернулась к своим старым привычкам и снова начала подслушивать разговоры взрослых, притаившись среди потолочных балок. И сейчас она притаилась под потолком кабинета отца, куда ей удалось заползти через щель между стеной и листом гипсокартона в маленькой гостиной на третьем этаже.

– Тьфу ты, – пробормотала она, переместив свой вес с колена, на которое опиралась. Либо за последние месяцы она стала выше, либо еще не вполне оправилась после нескольких недель, проведенных в коме. Раньше она могла легко ползать по этим балкам, а затем, решив уйти, спокойно спрыгивала в коридор, в который выходила дверь кабинета ее отца. Но теперь ее руки и ноги стали какими-то неловкими. Она попыталась немного свеситься вниз, но чуть было не упала.

– Черт, – прошептала она и крепко ухватилась за балку. Ей уже исполнилось тринадцать лет, и теперь она могла ругаться.

Внизу ее отец говорил с Дмитрием – сам он сидел за письменным столом, а Дмитрий расположился напротив, положив ноги на стол. К сожалению, их голоса звучали приглушенно – но у Алисы был острый слух.

– Странно, не правда ли? – спросил господин Монтеков. Он что-то держал в руках – то ли листок для заметок, то ли приглашение. – Никаких угроз, никакого насилия. Просто требование денег.

– Мой господин, – ровным тоном ответил Дмитрий, – если мне будет позволено возразить, я бы сказал, что в этом письме все же содержится угроза.

Господин Монтеков презрительно фыркнул.

– Что? Ты говоришь об этом? – Он перевернул бумагу, и Алиса увидела, что это и впрямь листок для заметок – плотный, кремового цвета. Такие листки стоят дорого. – «Заплатите требуемую сумму, или Шанхайское чудовище возродится». Это чья-то глупая шутка. Рома уничтожил это чертово чудовище.

Алиса могла бы поклясться, что на челюсти Дмитрия дрогнул мускул.

– Я слышал, что Алым уже приходили подобные письма, и это началось несколько месяцев назад, – сказал Дмитрий. – И каждый раз они выплачивали требуемую сумму.

– Ха! – Господин Монтеков повернулся к окну, предпочитая смотреть не на письмо, а на улицу. – Откуда нам знать, что это не козни Алых, которые пытаются выкачать наше золото?

– Нет, дело не в этом, – уверенно возразил Дмитрий и, секунду помолчав, добавил: – Мой источник сообщает, что господин Цай считает эту угрозу реальной.

– Интересно, – заметил господин Монтеков.

– Интересно, – повторила Алиса так тихо, что ее услышали только пылинки. Откуда Дмитрий может знать, что считает господин Цай?

– В таком случае Алая банда состоит из идиотов, но мы и так это знали. – Господин Монтеков бросил листок на пол. – Забудь об этом. Мы не станем платить какому-то анонимному шантажисту. Пусть он только посмеет.

– Я…

– На нем стоит почтовый штемпель Французского квартала, – перебил господин Монтеков прежде, чем Дмитрий успел что-то сказать. – Что нам сделают эти французы? Придут сюда и попытаются запугать своими отутюженными костюмами?

Дмитрий не посмел продолжить спор. Он просто с задумчивым видом откинулся на спинку своего стула и поджал губы.

– Что верно, то верно, – сказал он наконец. – Если вы так считаете, то так тому и быть.

Они заговорили о клиентах Белых цветов, и Алиса, нахмурившись, поползла прочь. Удалившись от кабинета своего отца на достаточное расстояние, чтобы ни он, ни Дмитрий ничего не услышали, она медленно опустилась в узкую щель в стене и оказалась в коридоре. Этот дом представлял собой некий фантасмагорический архитектурный эксперимент: он состоял из нескольких многоквартирных блоков, сваленных в одну кучу и соединенных друг с другом кое-как. Над комнатами и под ними имелось столько всевозможных уголков и закоулков, что Алиса удивлялась тому, что для незаметного перемещения ими пользуется только она. Во всяком случае, по ее мнению, было странно, что никто из Белых цветов до сих пор, случайно прижавшись к стене, не наступил на разъезжающуюся плитку и не провалился на нижний этаж.

Алиса начала подниматься по главной лестнице, торопливо перескакивая через ступеньки. При каждом шаге на ее ключице подпрыгивал простенький кулон, холодящий ее разгоряченную кожу.

– Веня! – воскликнула она, остановившись на четвертом этаже.

Ее кузен даже не замедлил шаг. Он делал вид, будто не замечает ее, что было смехотворно, поскольку он направлялся прямиком к лестнице, а она, Алиса, стояла наверху лестничного пролета. В последнее время Венедикт Монтеков очень изменился: он все время был мрачнее тучи. Возможно, несколько месяцев назад он тоже был не очень-то веселым парнем, но нынче блеск в его глазах погас, и он походил на марионетку, которая движется, повинуясь кукловоду. Периоды траура в Шанхае длились недолго, они следовали один за другим, подобно тому, как зрители в кинотеатре выходят из зала после одного сеанса, чтобы мог начаться следующий.

Веня же не просто пребывал в трауре, он и сам как будто наполовину умер.

– Веня, – опять позвала Алиса, преградив ему путь, чтобы он не смог ее обойти. – Внизу есть медовые коврижки. Ты же любишь медовые коврижки, верно?

– Дай мне пройти, Алиса, – буркнул Венедикт.

Но она не сдвинулась с места.

– Я давно не видела, чтобы ты ел, и, хотя теперь ты живешь не здесь, и, возможно, я просто не застаю тебя за едой, должна сказать, что человек не может постоянно голодать, иначе он…

– Алиса! – рявкнул Веня. – Отойди.

– Но…

– Убирайся!

Рядом распахнулась дверь.

– Не кричи на мою сестру.

В коридор вышел Рома. Он был спокоен и держал руки за спиной с таким видом, будто все это время терпеливо ждал у двери. Веня издал какой-то гортанный звук и, повернувшись, уставился на Рому с такой угрозой, что можно было подумать, будто они враги, а не двоюродные братья, в жилах у которых течет одна кровь.

– Не указывай мне, что я должен делать, – процедил он. – Впрочем, погоди – похоже, тебе есть что сказать только тогда, когда это совершенно неважно, да?

Рука Ромы инстинктивно потянулась к волосам, но застыла в дюйме от его новой прически, будто он не захотел портить это сооружение, на которое ушло столько геля и сил. Рома не сломался, как сломался Веня, не разбился на тысячу острых осколков, которые ранят всех, кто подойдет слишком близко… но только потому, что этот яд поразил его изнутри. И теперь Алиса смотрела на своего старшего брата – на своего единственного брата, – и ей казалось, будто он разрушается, превращаясь в парня, который укладывает волосы на манер иностранцев с Запада, который ведет себя как Дмитрий Воронин. Всякий раз, когда их отец хвалил его и хлопал по плечу, Алиса вздрагивала, ибо знала – это потому, что на улице нашли еще одного убитого Алого, рядом с которым были письмена мести.

– Это несправедливо, – только и сказал Рома, не найдя что возразить.

– Пофиг, – пробормотал Венедикт, протиснувшись мимо Алисы. Она чуть заметно качнулась от его толчка, и Рома бросился вперед, явно не желая, чтобы последнее слово осталось за кузеном. Но Веня даже не оглянулся. Его шаги звучали уже на втором этаже, когда Рома подбежал к Алисе и взял ее за локоть.

– Венедикт Иванович Монтеков, – закричал он, глядя вниз. – Ты…

Но его бессильный упрек заглушил грохот входной двери.

Воцарилась тишина.

– Я хотела просто подбодрить его, – тихо произнесла Алиса.

Рома вздохнул.

– Я знаю. Это не твоя вина. Он… у него проблемы.

– Это из-за смерти Маршалла?

Эти слова дались ей тяжело, но, наверное, так бывает всегда, когда говоришь горькую правду.

– Да, – выдавил из себя ее брат. – Потому что Маршалл был… – Рома так и не закончил эту фразу, только отвел взгляд и прочистил горло. – Мне надо идти, Алиса. Меня ждет папа.

– Подожди. – Алиса вцепилась в его пиджак прежде, чем он начал спускаться по лестнице. – Я подслушала, как папа говорил с Дмитрием. У него… – Алиса огляделась по сторонам, чтобы удостовериться, что рядом никого нет. – У Дмитрия есть крот в Алой банде. Может быть, даже в их ближнем круге. Этот крот передает ему сведения из источника, близкого к господину Цаю.

Рома качал головой – он начал качать головой еще до того, как Алиса закончила говорить.

– Теперь от этого уже мало толку, – сказал он. – Будь осторожна, Алиса. Перестань подслушивать Дмитрия.

Рома попытался высвободить свой пиджак, но Алиса только вцепилась в него еще крепче.

– Разве тебе не любопытно? – спросила она. – Как именно Дмитрию удалось завербовать шпиона в ближнем круге Алой банды…

– Возможно, он просто умнее меня, – сухо перебил ее он. – Он умеет разглядеть в человеке лжеца и обманщика и лжет первым…

Алиса топнула ногой.

– Не злись.

– Я и не злюсь.

– Злишься, и еще как. – Она опять оглянулась, услышав какое-то шуршание, доносящееся с третьего этажа, и заговорила снова только тогда, когда этот шум затих. – И еще одна вещь, которую тебе, наверное, хотелось бы знать. Папа получил письмо с угрозой. Кто-то утверждает, что намерен возродить чудовище.

Рома вскинул одну темную бровь. На сей раз, когда он попытался высвободить свой пиджак, Алиса не стала его удерживать, поскольку в этом больше не было смысла.

– Чудовище сдохло, Алиса, – сказал он. – Увидимся позже, хорошо?

Рома начал спускаться, напустив на себя беззаботный вид. Его строгий костюм и холодный взгляд могли бы обмануть любого, но не его сестру. Она заметила, как дрожат его пальцы, как дернулся мускул на его челюсти, когда он стиснул зубы, чтобы придать безразличие своему лицу.

Он все еще оставался ее братом. Он еще не совсем пропал.