Текст книги "Русское зарубежье. 2023"

– Вы позволите присоединиться к своим соотечественникам?

– Не все здесь, прямо скажем, ваши земляки, – улыбнулся я, – но милости просим.

– Почему же не все, – почему-то нахмурился Анатолий Иванович (так представился нам новый собеседник), – вы же говорите на русском без акцента.

– Да, – как-то сокрушённо ответил я, -, но при этом, должен сказать, что уже более тридцать лет живу в государстве, которое называется Израиль.

Откровенно говоря, меня смутило, что очередной визави назвал себя по имени отчеству. Просто за время проживания в Израиле никто и никогда не называл друг друга в соответствии с инициалами. Пока я находился в некоем смятении, Анатолий Иванович протянул мне руку и быстро проговорил:

– Да уж, приходилось мне бывать проездом в ваших еврейских краях, когда мы с женой плавали на круизном корабле из Рима. Он целый день стоял в Хайфе, и нам предложили экскурсию в Иерусалим. Знаете, уважаемый, впечатлило, особенно в части христианства, действительно, Святая Земля.

Меня немного покоробило, что государство Израиль определили «краем», но я не успел отреагировать на риторику нового знакомого. А он в это время скороговоркой продолжил:

– А вообще-то, я доктор экономических наук, профессор, проректор по научной работе одного из московских университетов.

Не успел я, сохраняя его хвалебную тональность, отреагировать на его тираду словами:

– Вообще-то, я не проректор, но тоже доктор, правда, технических наук, – как, сияющие от счастья, что встретили земляка, Татьяна и Наташа захлопали в ладоши и, почти в унисон спросили:

– Как, товарищ проректор, будем возвращаться в Москву? Может она уже заблокирована армией Пригожина.

– Всё будет в порядке, уважаемые, – заверил их соотечественник, – я уже позвонил сведущим людям, и меня убедили, что не о чём волноваться. Анатолий Иванович продолжал экспрессивно общаться с Таней и Наташей, обсуждая, как летать в европейские страны, в которых для россиян закрыто воздушное пространство. Московские женщины единодушно соглашались, что отдыхать можно не только в Италии, а и на курортах Турции, Египта, Таиланда и Кипра, что гораздо роскошнее, престижнее и более эксклюзивно, чем проводить свои отпуска на постылом черноморском побережье Крыма и Кавказа. Как бы там ни было, но когда наша компания опустошила третью бутылку знаменитого «Брунелло де Монтальчино», оказалось, что вряд ли истина находилась в этом прекрасном итальянском вине.

Так получилось, что в один из дней пребывания в отеле я потерял ключ от нашей комнаты. На «ресепшен», куда я обратился, рядом со своими огромными чемоданами, стояли две миловидные молодые женщины. Они, перебивая друг друга, безуспешно старались на, непонятном мне, языке объясниться со служащей гостиницы. При этом, применяя несуразную, но, всё равно, привлекательную мимику, они вставляли в свой странный речитатив русские слова. Русскоязычная итальянка Франческа в этот день не работала, помочь женщинам со своим примитивным английском я не мог. Но вдруг вспомнил, что и в школе, и в университете, и в аспирантуре довольно успешно справлялся с немецким языком, который использовал даже при чтении научной литературы при работе над диссертацией. К счастью, Беатриче (так звали служащую отеля) довольно сносно знала Deutsch. К обоюдному удовлетворению уже через несколько минут я помогал приезжим россиянкам заносить чемоданы в лифт.

При знакомстве выявилось, что привлекательные, похожие друг на друга, блондинки из уральского Екатеринбурга (Свердловск) титуловались не совсем стандартными русскими именами: одну из них звали Анжелика, а другую – Ассоль. А ещё, я был изрядно потрясён, когда узнал, что эти моложавые женщины приходятся друг другу более, чем близкими родственниками: просто романтическая героиня гриновских «Алых парусов» являлась родной дочерью Анжелики. При этом, они были больше похожи на сестёр-погодков, чем на на маму с её кровинкой.

Анжелика работала генеральным директором большого правоведческого холдинга, а Ассоль заканчивала университет, собираясь занять должность адвоката в мамином концерне, который успешно работал в сфере финансового и юридического сопровождения бизнеса на российском рынке. Я и не ведал, что, когда-то, не такой уж и престижный, Свердловск, по достоинству займёт третье (после Москвы и Санкт-Петербурга) место на финансово-коммерческих рынках России. Мне всегда казалось, что Россия сегодня – достаточно бедная страна. Ведь международный аналитический центр Legatum Institute в начале 2023 года в рейтинге стран мира по уровню жизни отвёл ей, всего-навсего, 90-ю позицию в списке из 142 государств. Однако полученные данные никоим образом не стыковалось с тем, как вели себя в финансовом отношении русские туристы за рубежом.

Мне совсем не хотелось заглядывать им в карман, однако в этом аспекте давайте вернёмся к женщинам на букву «А» (под таким кодовым названием я определил для себя Анжелику и Ассоль). Как уже упоминалось ранее, итальянский отель, в отличие от турецких, не работал по системе «всё включено». Поэтому постояльцам, кроме завтрака, который входил в стоимость проживания, предлагался эксклюзивный ужин, стоимостью 25 евро на человека. Мама с дочкой отказались от этой изысканной вечерней трапезы, возможно справедливо полагая, что с итальянской кухней надо знакомиться в городских пиццериях, остериях и тратториях, а не в гостиничном ресторане. Анжелика с восторгом рассказывала моей жене о неповторимых итальянских яствах, которые они с дочкой дегустировали, не забывая при этом запивать их коллекционными винами. Всё выглядело бы более, чем репрезентативно, если бы хозяйка холдинга вскользь не упомянула о стоимости непревзойдённых ужинов. Оказалось, что в среднем они обходились Анжелике и Ассоль по 80 евро на человека, в три раза превышая стоимость замечательной гостиничной вечери. Подводя, в некотором смысле, бухгалтерское итого, хотелось бы просто заметить, что несмотря на мою, совсем неплохую, профессорскую зарплату, я вряд ли бы решился на такой вечерний итальянский общепит, который продолжался две недели. И это при том, что в, упомянутом выше, рейтинге Израиль входил в первую «тридцатку», перечисленных там стран. Но, как говорят французы, «а в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!». Это в том смысле, что было более, чем приятно на итальянских просторах ежедневно общаться с элегантными, умными и образованными женщинами на родном русском языке.

Мой некороткий очерк был бы логически не завершён, если не вспомнить об русскоязычных израильтянах. Здесь следует особо заметить, что несмотря на то, что все они являются гражданами страны, которая на мелкомасштабной карте изображается чуть ли не точкой, их можно встретить на всей планете. Лично мне приходилось видеть их на таиландских пляжах, на одной из заснеженных вершин в Альпах, на романтических гейзерах в Исландии и на Ниагарском водопаде в Канаде. Именно на последнем гид обратился к своей группе:

– Друзья мои! Буквально через несколько минут группа израильских туристов отойдёт в сторону, и мы услышим шум самого большого водопада в мире.

Почти не сомневаюсь, что и в Антарктиде не исключена возможность столкновения с гражданином еврейской страны. Что же касается Италии, то такого контакта просто невозможно избежать. Именно так мы буквально наткнулись друг на друга под одним из мощных водных массажёров в горячем термальном бассейне.

– Ай эм сорри, слиха – пробормотал в мою сторону с виноватым видом бородатый мужчина.

Практически все знают, что первая часть этой фразы означает английское извинение. А вот слово «слиха» выдало в том, кто его произнёс, израильтянина, так как оно означало тоже самое, только на языке иврит. Видимо незнакомый бородач произнёс его машинально, по привычке. Но уже буквально через несколько минут, уловив в моём иврите русский акцент, заговорил со мной на языке Пушкина. Новый собеседник с женой, как и многие, приехали в Израиль во времена массового выезда евреев из СССР в 1990 году из приволжского города Самара. Именно там им правдами и неправдами (более вероятно последнее) удалось поступить и окончить медицинский институт, соответственно лечебный и стоматологический факультеты. Именно тогда в их советских паспортах значилась фамилия Трахтенберг с именами Сергей и Светлана. Оказалось, что на Святой Земле не составляло никакой проблемы поменять длинную фамилию. За такую процедуру следовало заплатить всего-навсего 120 шекелей. Таким образом, уже через полгода после переезда с берегов Волги на средиземноморское побережье (Тель-Авив) в их израильских удостоверениях личности значилась более короткая фамилия Снэ. Её происхождение было связано с Ближним Востоком. С одной стороны, считалось, что она происходит от еврейского слова «шена» (в русском переводе «слушать»). Это говорило о том, что изначально это имя давалось тому, кто умел понимать потребности других. По другой версии, название этой фамилии происходит от арабского «сана», что означало быть мудрым. С таким же успехом за дополнительные 120 шекелей, славянские имена Сергей и Света стали звучать, как еврейские Орен и Орит. В переводе на русский язык они означали соответственно, как «сосна» и «свет». Последнее, в принципе, не отличалось от прежнего имени Света. Орит почти сразу после окончания «ульпана» (курсы по изучению иврита) устроилась дантистом в зубоврачебную клинику, а уже через полтора года открыла свой стоматологический кабинет, основными и постоянными клиентами которого стали русскоязычные жители Израиля, число которых в начале 90-х годов достигло почти миллиона.

Врачебная абсорбция Орена проходила по более тернистой тропе. Вначале необходимо было сдать сложнейший экзамен для получения медицинской лицензии. Полгода ушло на подготовку к этому, совсем не простому, тесту, который он сдал только со второй попытки. Затем предстояло пройти годичную стажировку в государственной больнице, попасть в которую было архисложно. Это тоже заняло полтора года. В конечном итоге, все тернии, сложности и препятствия, которые пришлось преодолеть Орену, с лихвой окупились. Он стал врачом-анестезиологом в одной из ведущих больниц Израиля, которая по рейтингу входит в первую десятку лечебных клиник мира.

Что такое анестезиология я узнал, когда меня, десятилетнего мальчика, ночью привезли в городскую больницу с острым приступом гнойного аппендицита и «усыпляющий врач» спросил меня:

– Тебе под местным или общим наркозом?

Понятно, что я и слова такого не знал и, разумеется, не ведал, что под местной анестезией пациент находится в сознании, а под общей – ты спишь и полностью выключается болевая чувствительность. Поэтому я спросил:

– Дядя, доктор, а как чтобы заснуть и ничего не ощущать?

– Конечно же, общий, – улыбнулся он, и тут же надел на меня тошнотворную маску, приказав считать до десяти. После чего я погрузился в сон, проснувшись после операции в больничной палате.

Мои детские познания в области анестезии значительно расширил мой новый приятель. Начал он с анекдота: мол утром в постели просыпается женщина, долго лежит, задумавшись, посматривая на своего нового знакомого, осматривая все вокруг и полушёпотом произносит:

– А ты случайно не анестезиологом работаешь?

– Да… – удивлённо отвечает тот, резко проснувшись, – а как ты догадалась?

– То-то я вчера ничего не почувствовала…

– Неправда, неправда, – рассмеялась при этом раскрасневшаяся Орит, – я всегда всё ощущаю на самом высоком уровне. Иногда кажется, что не он, а я – анестезиолог, когда пытаюсь остановить его разбушевавшееся либидо.

Орен, приложив палец к пухлым губам жены, продолжал рассказывать мне, что пациенты всегда помнят своего хирурга, но имя своего анестезиолога – никогда. Но ведь мы тоже проделываем огромную и не менее важную работу. Вся больница – наше рабочее место. Операционные, отделения интенсивной терапии и неотложной помощи, палаты – мы работаем везде. Также в наши обязанности входит облегчать страдания пациентам, испытывающим сильную боль. Орен вспоминал, что в самом начале своей карьеры ему было невероятно страшно впервые давать анестезию. Просто он абсолютно чётко осознавал: если что-то сделаешь неправильно, то, скорее всего, пациент погибнет. Даже несмотря на многолетний опыт работы, продолжал делиться со мной Орен, некоторые ситуации бросали его в дрожь. Он всё время подчёркивал, если во время операции случается что-то чрезвычайное, вся операционная бригада ищет помощи у анестезиолога, тогда как хирург никогда не считает себя виноватым в неудачном исходе.

В заключение своей «обезболивающей» исповеди, Орен рассказал мне ещё один анекдот: мужик собирается ложиться на операцию, его приятель даёт ему напутственные советы:

– Запомни: санитаркам дашь по 10$, хирургу – 200$, анестезиологу – 500$.

– Ты что, охренел? Анестезиолог же ничего не делает. 500 баксов только за то, чтобы заснуть?! Это же озвереть можно!

– Да нет, милый, за то, чтобы заснуть только 10$, а остальные 490$ за то, чтобы проснуться!

Мы с семьёй Сне улетали из Венеции в один и тот же день. Когда я предложил воспользоваться совместным трансфером для поездки в аэропорт, Орит улыбнулась и, огорчённо покачав головой, проговорила:

– К сожалению, не получится. Ведь вы летите домой в Тель Авив, а мы домой в Вильнюс.

– Не понял, – удивился я, – разве вы живёте не в Израиле, а в Литве.

– С тех пор, как я шесть лет назад вышел на пенсию, – рассмеялся Орен, – мы живём в двух географических точках: в прохладную часть года – в Тель-Авиве, а в летне-осеннюю – в литовском городе Друскининкай. В последнем мы приобрели недвижимость в виде двухкомнатной квартиры (60 кв. м) в лесной зоне на берегу реки Неман по сходной цене 50 000 евро. Дом расположен прямо в парке, вблизи санаторных СПА-центров, с лесными прогулочными дорожками, голубыми озёрами, чистым воздухом и пешеходной доступности к магазинам и рынку.

Перехватив мой грустно-завистливый взгляд, Орит прикоснулась к моему плечу и весело прощебетала:

– Не унывайте, приезжайте летом к нам в гости, места всем хватит. А мы, в свою очередь, покажем вам дом, который строится напротив нашего. Может и вы приобретёте там недорогую литовскую недвижимость.

В один из дней пребывания в Италии нам было суждено познакомиться с ещё одной израильской парой. Они тоже говорили на русском языке и тоже были врачами. Создавалось впечатление, что вся израильская медицина держалась исключительно на русских эскулапах. Вся не вся, но в какой-то степени так оно и было. Сегодня в клиниках еврейского государства произошёл некий коллапс, в том смысле, что визит к врачу-специалисту или, например, проведение МРТ (магнитно резонансная томография) оборачивается чуть ли не полугодовым ожиданием. Причиной являлось то, что несколько тысяч, приехавших в 90-е годы в Израиль, советских врачей в возрасте 35—40 лет вышли на заслуженную пенсию. К ним относились и Рита с Вадимом, которые услышав, как я на русском языке выясняю у менеджера, уже знакомой нам, Франчески, о времени отъезда поезда в Венецию, тут же попросили разрешения присоединиться к нам в этом вояже. Дальнейшие события показали, что не мы и, надеюсь, не они не пожалели об этом.

Уже в поезде я узнал, что Рита и Вадим вместе учились в мединституте, который окончили с «красным дипломом». Поразило, однако, не столько, как они учились, сколько, где они штудировали медицинскую науку. Происходило это в приполярном городе Якутске, где зимой царили трескучие арктические морозы, а температура доходила до отметки 40 градусов ниже нуля. Старожилы города помнили, что в январе 1951 года показатели термометров достигли отметки —64,4 °С. Приходилось только удивляться, как молодых еврейских девушку и юношу занесло на этот «край света» на сибирской реке Лена. Впрочем, ответ, наверное, лежал на ледяном берегу этого арктического потока. Просто в республике, которая после перестройки получила название Саха, особо не обращали внимание на то, какая национальность написана в пятой графе советского паспорта. В той самой строке, на которую приёмная комиссия вузов, находящихся в европейской части советского государства, фиксировало, надо полагать, большее внимание, чем оценкам в, так называемом, аттестате зрелости. Поскольку Вадим и Рита успешно прошли все экзамены, которые министерство здравоохранения Израиля требовало для получения врачебной лицензии, то похоже, что якутская «кузница» медицинских кадров давала своим выпускникам качественное образование. Рита в конце своей врачебной карьеры занимала должность заместителя заведующего неврологического отделения в одной из больниц Иерусалима, а Вадим дослужился до поста заведующего отдела реанимации в крупном реабилитационном центре столицы Израиля. Вот то, что мы узнали за три четверти часа поездки из Абано Терме в Венецию.

Когда наши женщины забежали в очередную венецианскую шопинговую точку, Вадим закурил новую, наверное, уже десятую за это утро, сигарету. Затянувшись на полном вдохе табачным наркотиком, он, заговорщически подмигнув мне, вытянул из сумки серебристую фляжку и две маленькие золотистые металлические стопочки. Он быстро наполнил их какой-то коричневатой жидкостью и торжественно провозгласил:

– Ну, что господин, профессор, за знакомство, за наше здравие, за всё хорошее!

Я оглянулся по сторонам. Мы стояли на небольшом, с ажурными перилами, мостике. Под ним блуждали разноцветные трамвайчики, маленькие деловые моторки и черные лакированные гондолы с задранными золочёными носами. Вдалеке виднелись изогнутые каналы, которые своими причудливыми хитросплетениями пересекали уже другие, деревянные и железные, каменные и кирпичные мостики. Я отстранённо смотрел на людской поток, который изломанными и замысловатыми гиперболами заполнил многоканальные улочки экзотического города, вкушая неземную атмосферу Венеции, её экстремальный романтизм, изысканную архитектуру и ошеломляющую чувственность.

До меня не сразу дошёл смысловой оттенок повторной здравицы доктора Вадима, который снова воспроизвёл свой незатейливый тост:

– Будем здоровы! За нас, за наших жён! За Венецию!

Я машинально опустошил коричневое наполнение позолоченных рюмок. Оно оказалось крепким алкоголем. Заметив моё некое замешательство, Вадим рассмеялся и поспешно промолвил:

– Не волнуйтесь, профессор, я со студенческих лет употребляю только качественные спиртные напитки. В данном случае это – первоклассный ирландский виски «IRISHMAN».

Чуть поперхнувшись непревзойдённым напитком, который употребляли в вестернах ковбои Дикого Запада, я подумал, каким таким образом доктор Вадим мог потреблять столь именитый напиток в якутской «тьмутаракани», когда даже чисто русскую водку приобрести в тех краях было не просто. Он, будто прочитав мои мысли, философски заметил:

– Да приходилось в студенчестве баловаться самогоном, брагой и тем низкосортным вином, что тогда называли «бормотуха». Но сегодня наступили другие времена…

Прервав внезапно последнюю фразу, доктор снова заполнил свои оригинальные стаканчики. Заметив мой протестующий жест, он протянул мне золочённую ёмкость, добавив при этом:

– Не волнуйтесь, профессор, что мы выпиваем в общественном месте. Вся Венеция – это живописная коммуналка, в которой разрешается делать всё пристойное.

Я и сам не заметил, как повинуясь гипнозу Вадима, не без удовольствия осушил стаканчик, ощутив в этой раз даже какой-то вкусовой букет в ирландском виски.

– Поверьте мне, уважаемый, – продолжал тем временем иерусалимский реабилитолог, – по результатам многих исследований умеренное потребление виски способствуют укреплению иммунной системы, замедлению наступления деменции, предотвращению сахарного диабета и даже борьбе против рака.

– Значит, именно виски, – уже не совсем трезвым голосом пробормотал я, – является залогом 120-летней продолжительности жизни.

– Вот то-то и оно, – философски заметил Вадим, – что даже в Торе записано «не спорить духу Моему из-за человека вовек, ведь к тому же он плоть, и будет дней его – сто двадцать лет». Только тогда ещё не знали, что одной из составляющих этого залога будет виски.

Наш диалог прервали жёны, бережно придерживающие в руках красочные пакеты, свидетельствующие о том, что венецианский шопинг прошёл результативно. Доктор Рита приобняла мужа за плечи тут же залихватски протянула:

– Мы тут немного отоварились итальянским ширпотребом, из чего следует, что надо немедленно отметить это неординарное событие.

Ну успел я подумать, что мы грешным делом подружились с врачебной семьёй еврейских алкоголиков, как Рита буквально втолкнула нас в подвальное полутёмное заведение, называемое тратторией. Здесь потчевали ризотто с морепродуктами. Но это, по мнению Риты, считалось вторым блюдом. А первым и основным, конечно же, была итальянская граппа. Именно этот мягкий, но достаточно крепкий, с фруктовыми и древесными тонами во вкусе, алкоголь называют духом виноградника, пойманного в бокале.

Магическая смесь ирландского виски с итальянской «чачей» сотворила, можно сказать, «русское чудо». Единственное, что я запомнил из венецианских событий того дня, после «грапповой» дегустации, это рассказы Риты и Вадима про их работу в больнице скорой помощи Якутска. Там, после окончания института, они работали врачами-реаниматологами. Я узнал, что именно эти специалисты оказывают помощь пациентам в критическом состоянии, сопряжённом с потерей жизни. Задача такого врача – не только сохранить пациенту жизнь, а порой и вернуть из состояния клинической смерти. Все это необходимо совершить за минимальное время, порой в течение нескольких минут. Чаще всего в палату интенсивной терапии поступают люди, которые тонули, попали в аварии, получили ожоги от огня или электричества, перенесли инсульт или инфаркт или получили ранения от оружия разного вида. Работа, особенно, в ночные смены, забирала столько физических сил и нервной энергии, что руководитель отдела интенсивной терапии научил своих врачей восстанавливаться с помощью потребления чистого (96 градусов) медицинского спирта. Может это кому-то покажется странным, но такая методика собственной реанимации работала. К счастью, Рита и Вадим не стали алкоголиками, но сумели сохранить умеренно-здоровый интерес к качественным спиртным напиткам. Вряд ли вышеописанный принцип саморегуляции врача-реаниматолога был описан в научно-медицинской литературе. Тем не менее, с умеренной дозой оптимизма, алгоритм восстановления организма, исповедуемый Вадимом и Ритой в стрессовых ситуациях их тяжёлой работы, можно определить, как «р у с с к о е ч у д о».

Чисто ассоциативно вспомнилось, что 60 лет назад вся школа, в которой я учился, отправилась в кино (в те времена это называлось культпоходом). Именно тогда, в 1963 году, состоялась премьера художественно-документального фильма «Русское чудо». Фильм рассказывал, как страна с разрушенной до основания экономикой и инфраструктурой, лишившаяся каких-либо технологий и организационной культуры, поголовно безграмотная, погрязшая в идеологических словопрениях и политических дрязгах, за короткий срок превратилась в мощную индустриальную и военную державу, одержавшую победу в Великой Отечественной войне. В то, не такое уж и далёкое, время за рубеж ездили исключительно высокопоставленные политические деятели. Диссонансом к, приведённой вначале абзаца, ассоциации является глобальное проникновение русского языка на территорию других мировых держав. Как было показано выше, русское Абано-Терме не стало исключением в этом эпохальном событии.