Текст книги "Украденный наследник"

– Двор Бабочек, – тихо произносит Озерный Джек.

С тревогой оглядываюсь на усеянный костями луг – на символы смерти, раскиданные среди цветов. Не нужно было нам сюда приходить. Меня охватывает страх, который ощущается как дурное предчувствие.

Я замечаю, как Оук, прежде чем начать спускаться, опускает руку на рукоять меча.

Мы следуем за ним; сначала Тирнан, а потом я и Джек. Гиацинт, чье лицо по-прежнему плотно сжимает уздечка, замыкает нашу процессию. Я прижимаю к животу нож, вдыхаю густой запах земли и вспоминаю все случаи, когда развеивала заклятья. Все хитрости, на которые шла, лишь бы насолить народу.

Оказываемся в длинном коридоре, стены которого образованы из утрамбованной земли. Бледные корни украшают потолок, словно декоративная решетка, а наш путь освещают немногочисленные сияющие кристаллы. Чем глубже мы спускаемся, тем неуютнее я себя ощущаю. Тяжесть земли давит, и мне кажется, что проход может в любую секунду обрушиться и похоронить нас всех. Я закусываю губу и иду вперед.

В конце концов мы выходим в пещеру с высокими сводами, в стенах которой сверкают кристаллы слюды.

Тут мы встречаем зеленокожую женщину-тролля. В проколы на ее щеках вставлены украшения, голову венчают четыре черных рога. С пояса свисают две сабли. На кожаном нагруднике искусно вытиснен узор – дюжина кричащих голов.

Завидев нас, она угрожающе хмурится.

– Я охраняю вход во Двор Бабочек. Назовите свои имена и цель визита, после чего я, скорее всего, вас убью.

Лицо Тирнана приобретает суровое выражение.

– Вы не знаете, как выглядит ваш собственный правитель? Это принц Оук, наследник Эльфхейма.

Стражница переводит взгляд на Оука с таким видом, будто могла бы сожрать его за один присест. Наконец она неохотно отвешивает ему еле заметный поклон.

– Ваш визит – честь для нас.

Принц, в свою очередь, выглядит так, словно искренне радуется знакомству. На лице нет ни тени страха, что говорит либо о его чрезвычайном высокомерии, либо о бесконечной глупости. Либо и о том, и о другом одновременно.

– Мы счастливы здесь находиться, – произносит он. Мне даже кажется, что если бы стражница протянула ему руку, то он бы с готовностью поцеловал ее. Представить себе не могу, как можно быть столь уверенным в том, что тебе всюду рады.

От одной только мысли об этом у меня сводит живот.

– Мы ищем Чертополоховую ведьму, живущую во владениях королевы Аннет. Нам известно, что если попытаться встретиться с ней, не получив сперва разрешения, то можно сотню лет блуждать среди болот, – произносит Оук.

Стражница склоняет голову набок, словно прикидывает, каков он будет на вкус.

– Некоторые не возвращаются вовсе.

Принц кивает, как будто она подтвердила его подозрения.

– К сожалению, у нас нет времени ни на один, ни на другой вариант.

Услышав эти легкомысленные слова, женщина-тролль не может сдержать улыбку.

– Не могли бы вы представить своих спутников?

– Сэр Тирнан, – говорит рыцарь, указывая на себя. – Озерный Джек. Леди Рэн. Наш пленник Гиацинт.

Взгляд стражницы скользит по Гиацинту и Джеку, а затем на неуютно долгое мгновение останавливается на мне. Я по привычке изгибаю губу, обнажая кончики зубов.

Похоже, женщину это нисколько не смущает. Она кивает мне, словно одобряя как их остроту, так и мое недоверие.

– Королева Аннет захочет поприветствовать вас лично, – сообщает стражница и трижды ударяет ногой по стене за своей спиной. – Она будет счастлива чествовать вас в парадном зале своего дворца и все такое прочее. Я позвала слугу, чтобы он проводил вас в покои, где вы сможете отдохнуть и переодеться для вечернего пира. Мы даже запрем вашего пленника в темнице на эту ночь.

– В этом нет необходимости, – говорит Оук.

Стражница широко ухмыляется.

– И все же мы это сделаем.

Гиацинт бросает на Тирнана взгляд, видимо надеясь, что тот вступится за него. Я чувствую, что оказалась в ловушке, которая постепенно захлопывается, но, судя по всему, поймать хотят вовсе не меня.

– Мы будем рады насладиться гостеприимством Двора Бабочек, – произносит Оук. Если надеется получить то, ради чего мы сюда пришли, он не может сказать ничего другого.

Улыбка стражницы расширяется до невероятных размеров.

– Отлично. Следуйте за Двортом.

Заметив, куда направлен ее взгляд, я оборачиваюсь и вздрагиваю: сзади к нам успел подкрасться еще один фейри. Его кожа и борода того же цвета, что и свисающие с потолка корни. У него розоватые, налитые кровью глаза и длинные, как у кролика, уши. Одежда мужчины будто покрыта слоем мха, особенно густым на плечах. Он ничего не говорит, только кланяется нам, а затем шаркающей походкой устремляется вниз по коридору.

Гиацинт подталкивает меня плечом.

– Пока меня не увели, позвольте рассказать вам несколько фактов, чтобы доказать, что я не лгал. Мать принца была ганканой. Фейри, изрекающей любовь. При Дворе таких называли сладкоречивыми.

Я едва заметно качаю головой, не желая дальше слушать его слова.

– Вы о них не слышали? Изрекающие любовь способны пробудить в смертных такую страсть, от которой те могут умереть. Для фейри это вожделение не смертельно, и все-таки мы его ощущаем. Родная мать Оука своим очарованием заманила к себе в постель Верховного короля Элдреда, а потом и его сына Дайна. Говорят, сводный брат Оука влюбил в себя и Джуд, и ее сестру-близняшку Тарин, а также украл у Кардана его бывшую суженую. Как вы считаете, что принц может…

Гиацинт прикусывает язык, потому как мы останавливаемся перед четырьмя каменными дверьми на спиральных металлических петлях.

К сожалению, я догадываюсь, как он собирался закончить предложение. «Что принц может сделать с такой, как вы?» Я вздрагиваю, распознавая в своем сердце желание, в котором мне не хочется себе признаваться.

Неужели в его присутствии все чувствуют себя так же? Неудивительно, что принц никогда не обходится без девушки. Понятно, почему Гиацинт считает, что Тирнан позволяет вить из себя веревки.

Дворт кланяется еще раз, жестом указывая на комнаты, а затем подталкивает Гиацинта к одному из трех проходов, на которые разделяется коридор.

– Он останется с нами, – снова говорит Оук.

– Ты слышал его величество. – Несмотря на звучащую в его голосе издевку, Гиацинт явно не хочет, чтобы его уводили прочь. Он пытается обойти пажа, чтобы встать рядом с принцем. Но безмолвный мужчина преграждает ему путь.

Оук снова опускает ладонь на рукоять меча.

– Довольно, – произносит Тирнан, хватая принца за руку. – Они хотят, чтобы вы нарушили правила гостеприимства. Прекратите. Ничего не случится, если Гиацинт проведет одну ночь в королевской темнице. Я сопровожу его и прослежу, чтобы ему предоставили минимальный комфорт.

– Неблагой двор узнается по поступкам, – не без удовольствия замечает Озерный Джек.

Я смотрю, как они уходят, чувствую, как к горлу подступает паника из-за того, что наш отряд разделился надвое. Когда меня заводят в мои покои, страх лишь усиливается.

Оказываюсь в мрачной комнате, стены которой сделаны из земли и камня. В углу находится грубо сколоченная кровать. Она завалена одеялами и роскошными подушками и увешана гобеленами. На каждом из них изображены сцены охоты: раненые существа, пронзенные множеством стрел, истекают кровью на покрытой разноцветной листвой земле. На небольшом столике стоят таз и кувшин с водой, на стене виднеется несколько крючков.

Я обхожу комнату в поисках отверстий для слежки, тайных проходов и скрытых угроз. От этого места у меня чешется все тело. И хотя здесь тепло и нет никакого льда, оно безумно напоминает мне Двор Зубов. Я хочу оказаться как можно дальше отсюда.

Опускаюсь на кровать и начинаю считать до ста в надежде побороть панику.

Когда дохожу до восьмидесяти восьми, дверь открывается и в комнату заходит Оук.

– Я договорился, чтобы вас приняла королевская швея.

Мой взгляд устремляется к ямочке на его шее, виднеющейся из-под воротника. Стараюсь не смотреть ему в глаза.

Изрекающий любовь.

– Не хочу никуда идти.

Мне хочется только одного: свернуться клубочком и не двигаться с места, пока не придет время покидать Двор Бабочек.

Оук, похоже, не верит своим ушам.

– Но вы не можете пойти на пир в таком виде!

Смотрю на роскошный наряд принца, и мои щеки краснеют от стыда.

Это несправедливо. Я уже много недель не была такой чистой, как сейчас. Конечно, в платье есть дыры, весь подол истрепан, а в некоторых местах ткань истончилась настолько, что вот-вот порвется, но оно все-таки мое.

– Если я вас позорю, оставьте меня в этой комнате, – рычу в надежде, что он согласится.

– Если пойдете на пир в своей одежде, то создастся впечатление, что Эльфхейм вас не ценит, а при Дворе Бабочек это небезопасно, – говорит он.

Я бросаю на него хмурый взгляд. Мне совсем не хочется прислушиваться к голосу разума.

Принц вздыхает и откидывает волосы со своих лисьих глаз.

– Если вы останетесь в своих покоях, Тирнану придется за вами приглядывать, а ему страшно хочется отведать сладких вин, которые здесь подают, а также услышать местные песни. Так что вставайте, пожалуйста. А завтра сможете снова надеть свое старое платье.

Пристыженная, я поднимаюсь с кровати и следую за ним.

Из-за двери, ведущей в комнату швеи, доносится жутковатая песенка. Я чувствую магию, которая плотными сгустками вырывается наружу. Какое бы существо ни находилось в этих покоях, оно обладает силой.

Бросаю на Оука предостерегающий взгляд, но он все равно стучится.

Песенка обрывается.

– Кто хочет попасть в покои Хабетрот? – раздается чей-то шепот.

Оук смотрит на меня, приподняв бровь, как будто рассчитывает, что на этот вопрос отвечу я.

– Сурен, чьи одеяния являются неподобающими по мнению одного несносного принца, хотя я лично видела, как люди приходят на празднества обнаженными.

Вместо того чтобы оскорбиться, Оук довольно смеется.

Дверь открывается, и перед нами предстает женщина с зеленой кожей, как у лягушки, широкой нижней губой и густыми бровями. Она одета в черный балахон, полностью скрывающий ее тело, и сгорблена так, что едва ли не касается пальцами рук пола.

Она смотрит на меня и моргает своими влажными черными глазами.

– Заходи, заходи, – говорит она.

– Не буду вам мешать, – заявляет Оук и, поклонившись, уходит.

Я закусываю губу, чтобы не зарычать, и иду по коридору вслед за фейри. Потолок здесь настолько низкий, что мне приходится пригнуться.

Наконец мы оказываемся в полутемной комнате, которую освещают лишь несколько свечей в круглых, слегка помутневших светильниках. Помещение заставлено шкафами – такими высокими, что их верхняя часть скрывается во мраке. На полках лежат рулоны ткани.

– Знаешь, что обо мне говорят? – шепчет Хабетрот. – Что я не шью платья, а сплетаю их из грез. Никто не видел наряды, подобные тем, что я создаю, и никогда не увидит впредь. Так о чем ты мечтаешь, дитя?

Я хмурюсь, озадаченно глядя на свое изорванное платье.

– Ты девочка из леса? Фейри-одиночка, которую привели ко Двору?

Киваю, потому что в какой-то мере это правда.

– Возможно, ты хочешь, чтобы я сшила тебе наряд из древесной коры и мехов? – интересуется она, кружа вокруг меня. Немного щурится, будто уже представляет, во что меня одеть.

– Если такая одежда будет уместной, – неуверенно отвечаю я.

Она обхватывает мою руку пальцами, чтобы снять мерки.

– Ты наверняка не хочешь оскорбить меня такой банальной просьбой?

Я не знаю, что ответить. Даже если бы она смогла заглянуть в мои мечты, то не нашла бы там платья, которое соответствовало бы ее требованиям.

– Не знаю, чего хочу, – шепотом признаюсь я. Это истинная правда.

– Уничтожать и разрушать, – произносит она, цокая языком. – Ты практически пропахла этим желанием.

Отрицательно качаю головой, но помимо воли вспоминаю удовлетворение, с которым развеивала чары глейстиг. Иногда мне кажется, что в моей груди кроется тугой узел, из которого, если его развязать, наружу вырвется что-то зубастое.

Хабетрот без тени улыбки изучает меня своими черными, как бусинки, глазами, после чего начинает рыться среди рулонов ткани.

Когда-то давно то, что надето на мне сейчас, было летним платьем с рукавами-крылышками. Полупрозрачное белое одеяние развевалось вокруг меня, когда я кружилась. Я увидела его на витрине магазина одной ночью. Я сняла с себя вещи, которые мне вручили при Дворе Зубов, и, надев платье, оставила их там.

Оно так сильно мне понравилось, что я сплела себе корону из чемерицы и принялась танцевать по ночным улицам. Я смотрела на свое отражение в лужах и верила, что если не улыбаться, то буду красивой. Знаю, теперь оно выглядит иначе, но все равно не могу представить себя ни в чем другом.

Я сожалею, что Оук не может увидеть, каким это платье было раньше, даже если с тех пор прошло уже очень много времени.

Несколько минут спустя Хабетрот возвращается, держа в руках темно-серую ткань, которая на свету переливается коричневыми и синеватыми оттенками. Помимо своей воли провожу пальцами по бархату. Он такой же мягкий, как и мантия, которую накинул мне на плечи принц.

– Да, да, – бормочет Хабетрот. – То, что надо. Разведи руки в стороны, будто птичьи крылья. Хорошо.

Пока она драпирует на мне ткань, я изучаю ее коллекции пуговиц, нитей и материи. Затем перевожу взгляд на стоящее в углу веретено. Намотанная на него пряжа сверкает ярко, словно звезда.

– Так, – произносит Хабетрот, пихая меня в бок. – Расправь плечи. Не сутулься, как зверь.

Я делаю, как она велит, но все равно скалюсь. Она скалится в ответ. Зубы у нее тупые и почерневшие возле десен.

– Я одевала королев и рыцарей, великанов и ведьм. И для тебя тоже сошью платье – то, которое ты побоялась попросить.

Я не понимаю, как такое возможно, но не хочу с ней спорить. Вместо этого вспоминаю, как мы сюда шли. Я сосчитала все повороты и почти уверена, что смогу выйти обратно на поверхность через скрытую туманом яму. Я снова и снова мысленно воспроизвожу наш путь, чтобы хорошенько запомнить его на случай, если мне придется бежать. Если нам всем придется бежать.

Закончив снимать с меня мерки – хотя мне кажется, что она измеряла не только тело, но и мою личность, – она подходит к столу, где принимается резать и сшивать ткань. Я смущенно брожу по комнате, разглядывая ленты: некоторые из них, похоже, сплетены из волос, а другие сделаны из жабьих шкурок. Кладу в карман острые на вид ножницы с ручками в виде лебедя. Они легче моих ножей, и их гораздо проще спрятать.

Не могу отрицать, что фейри меня восхищают, пусть я и избегаю их. Пусть они опасны и склонны к обману.

Я останавливаю взгляд на пуговице точно такого же блестящего золотисто-бронзового оттенка, что и волосы Оука. Затем на другой – фиолетовой, как глаза Гиацинта.

Я думаю о том, что сейчас он сидит в темнице. Наполовину зачарованный, с кошмарной уздечкой на лице, такой отчаявшийся, что готов просить о помощи даже меня.

– Давай примерим то, что получилось. – Голос Хабетрот неожиданно прерывает мои мысли.

– Но ведь прошло всего несколько секунд, – озадаченно отзываюсь я.

– Магия, – напоминает она, сопровождая свои слова широким взмахом руки, после чего проводит меня за ширму. – И отдай мне платье, которое сейчас на тебе. Хочу его сжечь.

Я стаскиваю потрепанную одежду через голову и роняю на пол между нами, а затем бросаю на фейри взгляд, который ясно дает понять, что если она захочет забрать мое платье, то ей придется сначала сразиться со мной. Я чувствую себя такой же уязвимой, как сбросившая кожу селки.

Хабетрот вручает мне сине-фиолетово-серый наряд. Осторожно надеваю его, ощущая приятный вес ткани и то, как гладкая подкладка струится по коже.

Никогда прежде не видела ничего похожего на это платье. В основном оно сшито из той ткани, которую Хабетрот мне показывала, но в него вставлены полоски из других материалов: прозрачные и атласные, войлочные и с узорами, как на крыльях бабочки. С оборванных краев свисают нити, а кое-где тонкая ткань собрана в складки, что придает ей совершенно иную текстуру. Этот струящийся лоскутный наряд кажется истрепанным и прекрасным одновременно.

Я смотрю на него и не знаю, что думать. Она насмехается надо мной, одевая в лоскуты и обрезки, пусть и искусно сшитые вместе?

Или она просто посчитала, что такой наряд пойдет мне лучше всего. Возможно, это Оук глупец, который поймал волчицу и решил, что если надеть на нее платье и разговаривать с ней как с девушкой, то она станет таковой.

По крайней мере, подол юбки не волочится по полу. Я по-прежнему могу бегать по лесу, воя на луну.

– Выходи, ну же, – торопит меня Хабетрот.

Я делаю резкий вдох и показываюсь из-за ширмы. Страшно боюсь мгновения, когда увижу себя в зеркале и снова испытаю жгучее унижение.

Маленькая швея подталкивает меня к какой-то отполированной бронзовой штуке, напоминающей щит. Оттуда на меня таращится собственное отражение.

Оказывается, я выше, чем думала. Мои волосы спутаны и растрепаны, несмотря на все попытки вымыть их и расчесать пальцами в мотеле. Я так и не избавилась от всех колтунов. Из-под воротника видны ключицы, и, глядя на них, понимаю, что я слишком худа. Однако платье изящно обтягивает мою грудь и талию, а юбка расширяется от самых бедер. Немного обтрепанные края придают образу жутковатую элегантность, словно я облачена в сумрачную тень. Теперь я больше похожа на таинственную придворную даму, а не на девчонку, которая спит в грязи.

Хабетрот бросает рядом со мной сапоги, и я вдруг понимаю, как долго простояла, разглядывая свое отражение. Волна стыда снова приливает к щекам, но теперь уже по другой причине.

Я сжимаю подол пальцами. В платье даже есть карманы.

– Так и знала, что не выбросила их, – говорит фейри, указывая на обувь. – Если он восхитится тобой хотя бы вполовину так же, как ты восхищаешься собой, думаю, он будет доволен.

– Кто? – резко вопрошаю я, но она лишь пожимает плечами и сует мне в руку костяной гребень.

– Приведи волосы в порядок, – указывает Хабетрот, а затем снова передергивает плечами. – Или, наоборот, запутай их еще сильнее. В любом случае будешь выглядеть очаровательно.

– Что ты хочешь взамен? – интересуюсь я, вспоминая все сделки с фейри, которые мне довелось подслушать. Думаю о том, как сильно мне нравится платье и насколько кстати пришлись бы сапоги, и понимаю искушение, которое испытывают оказавшиеся в лесу глупцы.

Она изучает меня своими глазами-бусинками, а потом качает головой.

– Я служу королеве Аннет, а она наказала мне подарить принцу Верховного двора все, о чем тот попросит, если моих талантов окажется для этого достаточно.

Ну конечно, кто-то должен был сказать Оуку, где искать Хабетрот, и уверить его, что она выполнит любую его просьбу. Значит, я должна вовсе не швее, а Оуку. Он же, в свою очередь, был в долгу перед королевой Аннет. Я чувствую, как сжимается сердце. В Фейриленде о долгах так просто не забывают.

А представители Двора Бабочек из кожи вон лезут, лишь бы показать, какие они радушные хозяева.

– Я за всю свою жизнь не видела платья красивее, – говорю я, потому что больше ничем не могу отплатить Хабетрот, не оскорбив при этом. Впервые за очень долгое время мне преподнесли подарок, пусть и не без язвительности. – Мне и правда кажется, что оно появилось из грез.

От моих слов щеки Хабетрот розовеют.

– Вот и ладно. Возможно, ты заглянешь ко мне снова и поделишься, понравилась ли Солнечному принцу Королева ночи.

Смущенная, я выхожу в коридор. Как она могла подумать, что платье – даже такое красивое – может превратить меня в объект желания? Что, если все на пиру подумают, что я увиваюсь за Оуком, и начнут смеяться, прикрывая ладонями рты?

Я несусь по проходу и распахиваю дверь в свою комнату, только чтобы увидеть там Оука, который устроился на стуле, с бесстыдным комфортом вытянув длинные ноги. Его голову, чуть выше рожек, венчает корона из цветущего мирта. Он одет в свежую льняную рубашку белоснежного цвета и алые брюки, расшитые виноградными лозами. Даже его копытца выглядят так, словно он их отполировал.

Он – воплощение прекрасного принца фейри, любимого всеми живыми существами. Не удивлюсь, если кролики едят из его рук, а сойки пытаются накормить его червячками, позабыв о собственных птенцах.

Оук улыбается, словно ничуть не удивлен тому, что на мне красивый наряд. Мимоходом взглянув на платье, он со странным напряжением всматривается в мое лицо.

– Выглядите потрясающе, – говорит он, но я не понимаю, как он мог прийти к этому выводу, не уделив платью ни малейшего внимания.

Я одновременно стесняюсь и негодую.

Солнечный принц.

Не утруждаю себя комментариями по поводу его внешнего вида. Не сомневаюсь, что он и так все знает.

Оук проводит рукой по золотистым локонам.

– Нам предстоит аудиенция с Аннет. Надеюсь, мы сможем убедить ее отправить нас к Чертополоховой ведьме как можно скорее. А до тех пор нам радушно дозволяют бродить по залам ее дворца и угощаться яствами с праздничных столов.

Опустившись на табурет, я натягиваю на ноги новые сапоги и зашнуровываю их.

– Как думаете, зачем она приказала увести Гиацинта?

Оук трет ладонью лоб.

– Думаю, хотела показать, что это в ее власти. Будем надеяться, что других серьезных оснований у нее не было.

Я достаю гребень из кармана нового платья и в нерешительности замираю. Если начну расчесывать свой нимб из колтунов в его присутствии, то он увидит, как сильно спутаны мои волосы, и вспомнит, где нашел меня.

Принц поднимается со стула.

Отлично. Сейчас он уйдет, и я смогу сразиться со своими волосами один на один.

Но вместо этого он вынимает гребень из моих рук.

– Позвольте помочь, – говорит он и пропускает между пальцами мои волосы. – Ваши локоны по цвету напоминают примулы.

Чувствую, как напрягаются плечи. Я не привыкла, чтобы меня кто-то трогал.

– Вам не обязательно… – начинаю я.

– Мне не тяжело, – перебивает меня он. – Сестры вечно расчесывали меня и заплетали мои волосы в косы, как бы я ни голосил от возмущения. Поэтому мне пришлось научиться делать прически и им – в качестве самообороны, разумеется. А моя мама…

Его пальцы ловко справляются с задачей. Он берет каждую прядь у основания и аккуратно распутывает колтуны, начиная с кончиков и постепенно продвигаясь к корням. Под его прикосновениями мои волосы превращаются в гладкие ленты. Если бы я занималась этим сама, то вырвала бы половину от досады, потому что ничего не получается.

– Ваша мама… – эхом повторяю я, надеясь, что он продолжит. Мой голос дрожит, но едва заметно.

Оук начинает заплетать мои волосы так, что толстые косы обвивают мою голову, немного напоминая его корону.

– Когда мы жили в мире смертных, нам приходилось обходиться без слуг, а ей нужна была помощь с прической, – мягко поясняет он.

Все это – его слова, легкая боль от натяжения волос, прикосновение пальцев к моей шее, когда он отделяет новую прядь, сосредоточенное выражение лица – немного чересчур. Я не привыкла ощущать чье-то присутствие настолько близко к себе.

Когда поднимаю взгляд, в улыбке Оука читается приглашение.

Мы больше не дети. Мы больше не прячемся под кроватью и не играем в карточные игры, но мне кажется, что между нами идет игра иного рода. Но ее правила мне не известны.

Я вздрагиваю и беру с комода зеркало. В этом платье и с новой прической я выгляжу красивой. Той красотой, которая позволяет чудовищу заманивать людей в лес и приглашать их на танец, где они встретят свою погибель.