Текст книги "Эви хочет быть нормальной"

– А мне он нравился. Очень, – вполголоса сказала я, слишком быстро вспомнив, почему мы далеко за полночь сидим посреди поля. Надо поскорее написать маме, она уже, наверное, с ума сходит от волнения!

Лотти прижала меня к себе. Последний раз мы с ней сидели вот так, когда нам было одиннадцать.

– Знаю… знаю… – отозвалась она. – Фигово, скажи?

Эмбер со смехом протиснулась между нами:

– Да пошли они, эти парни! – воскликнула она. – Давайте лучше завтра встретимся, попьем кофейку и вообще приятно проведем день! И чтобы ни слова о парнях!

– Аминь! – ответила я.

Ровно так мы и поступили.

ДНЕВНИК ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ

Дата: 25 сентября

Препараты: флуоксетин, 20 мг

Мысли/чувства: Неужели меня так никто никогда и не полюбит? Неужели я для этого слишком поехавшая? И не могу удержать парня даже на одно свидание…

Домашнее задание:

• Продолжать питаться трижды в день + перекусы

• Уделять по десять минут в день осознанному дыханию[11]11
  Дыхательная техника, направленная на расслабление и осознание своего состояния.


[Закрыть] – это поможет прочувствовать пагубные мысли, прежде чем от них избавиться

Домашнее задание Эви

Оставайся нормальной!

Глава пятая

К ПОНЕДЕЛЬНИКУ Я уже пришла в себя и была готова вновь увидеться с Итаном. Я успела проиграть в голове бесчисленное множество диалогов. Все они заканчивались одинаково – Итан падал на колени и в слезах кричал: «Никто больше не пробудит во мне таких чувств, как ты!»

Лотти и Эмбер были твердо убеждены в том, что лучше его игнорировать.

– Охота тебе время на него тратить? – спросила Эмбер накануне, на нашей первой дружеской встрече за чашкой кофе, и отхлебнула капучино. – Да он даже вдоха твоего не стоит! Пустая трата HO!

– Вообще-то формула кислорода – О„, – поправила ее Лотти.

– Да помолчи ты, Эйнштейн!

– Мне просто хочется, чтобы он хоть немного пожалел о том, что сделал, – призналась я.

– Да ему все равно! А иначе ничего этого вообще бы не случилось… Как по мне…

– Тс-с! – зашикала на нас Лотти. Она сидела напротив и сжимала в руках кружку со странным травяным чаем. – Мы же договорились: о парнях ни слова, помните? Давайте лучше обсудим мировое господство.

Все разговоры об Итане, футболисте-кидале и возлюбленных Лотти тут же стихли. Вместо них мы начали говорить о себе. Я узнала, что Эмбер хочет поступить в колледж искусств. Что она просто терпеть не может своего младшего сводного брата, потому что тот зовет ее «рыжим лобком». Отец его за это не наказывает, потому что побаивается своей злобной женушки, поэтому Эмбер как-то раз сама взяла крем для бритья и сбрила брату брови, пока он спал. Потом Лотти поделилась со мной всем, что с ней случилось, пока мы не общались, и со смехом рассказала, как ее едва не выгнали из той новомодной школы за арест на протестах Первого мая.

– Зато мама с папой мной очень гордились, – подчеркнула она, а потом подробнее рассказала о своих необычных родителях: – Отец всегда работает в саду без футболки и наотрез отказывается ее надевать, поэтому соседи без конца вызывают полицию.

Я попивала латте и слушала эти рассказы, посмеиваясь и время от времени отбиваясь от вопросов о моей жизни. Никаких занятных историй у меня не было. В этом беда всех, кто страдает от повышенной тревожности: она страшно тебя ограничивает, и тебе только и остается, что рассказывать о тех случаях, когда у тебя «сорвало крышу». Пока девочки, хихикая, делились своими похождениями, я успела допить весь свой кофе и невольно задумалась, что бы было, если б я подалась вперед и сказала:

– А в четырнадцать со мной вот какая хохма случилась. Я вообще перестала есть, потому что мне вдруг стало казаться, что вся еда заражена и я непременно от нее заболею. Умора, скажите? Я моментально скинула десяток кило! Супердиета, конечно! А один раз мама даже попыталась насильно меня покормить. Схватила и давай мне картофельное пюре по лицу размазывать со слезами и криками: «ЕШЬ, ЭВИ, ЕШЬ!» Но я есть не стала. А потом упала в обморок, меня увезли в больницу и поставили мне неверный диагноз – анорексию. Обхохочешься, правда? Я ужасно отощала, но есть так и не начала, и тогда меня… ну… УПЕКЛИ В ПСИХУШКУ. У врачей ушли НЕДЕЛИ на то, чтобы найти у меня ОКР[12]12
  То есть обсессивно-компульсивное расстройство.


[Закрыть] и генерализованное тревожное расстройство. А вас когда-нибудь клали в психушку?

Но нельзя же такое рассказывать, правда? Особенно учитывая то, как сильно они мне понравились. Поделиться с ними такими подробностями – значило уничтожить на корню нашу дружбу.

И не спорьте со мной. Я знаю, о чем говорю, уж поверьте. Вспомнить хотя бы про Джейн! Она ведь сбежала от меня при первой же возможности!

На обратном пути мне все-таки разрешили поговорить об Итане еще пять минуточек.

– Да нечего переживать, – заявила Лотти. – Просто заглянешь ему в глаза и скажешь: «Ты для меня – пустое место!»

– Как-то чересчур пафосно, не находишь?

Она пожала плечами:

– Возможно. Но ты только вообрази, как это больно, когда тебе смотрят в глаза и говорят такое!

ПЛОХАЯ МЫСЛЬ

А вдруг кто-нибудь однажды тоже вот так

посмотрит мне в глаза и скажет: «Ты для

меня – пустое место!»?

– А вот это уже аргумент, подруга.

* * *

Близилась пара по социологии, перед которой мне предстояло закатить Итану скандал. В колледж я думала пойти с Джейн, но она снова променяла меня на Джоэла. Как всегда. И даже не поинтересовалась, как прошло свидание. Зато Эмбер с Лотти прислали мне теплые сообщения со словами поддержки.

Жги, девочка моя! Помни: он для тебя – ПУСТОЕ МЕСТО!

Эмбер

Удачи тебе сегодня! Предлагаю потом забежать в кафе и отпраздновать это дело! Знаю в городе одно местечко – там подают шикарные поздние завтраки всего за три фунта! У тебя же как раз «окно» на второй паре?

Лотти

Итан уже сидел на своем месте и ждал моего появления. Вид у него был довольно унылый. Я расправила на себе футболку. Ты для меня – пустое место. Он не сводил с меня глаз, пока я нетвердой походкой шла к своему месту и сосредоточенно доставала из сумки учебник. До начала пары оставалось еще много времени, и, кроме нас, в аудитории еще никого не было.

– Эви, – с мольбой начал он.

Ты для меня – пустое место. Ты для меня – пустое место. Я уставилась на него так грозно, как только могла.

– Я для себя – пустое место! – заявила я.

Вот черт!

– Чего-чего?

– Точнее, ты для меня – пустое место! – поспешно поправилась я.

– Сперва ты сказала другое.

– А вот и нет! Заткнись!

– Неужели ты и впрямь с самого утра репетировала эту убийственную фразочку, а сейчас случайно оговорилась?

Лицо у меня запылало. А в глазах Итана заплясали лукавые огоньки. Вот мерзавец!

– С ума сошел? Думать мне больше не о чем, ага, как же!

Выражение его лица смягчилось. Он подался вперед и взял меня за руку. Я опустила на нее взгляд.

– Эви, мне ужасно жаль, что в субботу все так вышло.

Я вырвала у него руку:

– Это ты о чем? О том, как напился до чертиков, начал меня лапать, а потом свалил это все на редкое нейрологическое отклонение?! Или там, не знаю, о том, как ты переспал с другой на нашем первом свидании?

В самый разгар моей тирады в аудиторию вошла девушка. Услышав обрывок моей истории, она грозно воззрилась на Итана. Солидарность! Как же нам, девушкам, ее не хватает!

– Обо всем. Мне очень жаль, что так вышло. Но больше всего жаль, что я все испортил.

– Иными словами, тебе жаль, что тебя поймали с поличным, да?

– Эви, ты мне и впрямь очень нравишься…

Я собралась с силами и снова посмотрела на него. Челка упала ему на глаза. Ямочки пока не проступали, но я знала, что они есть…

– А пенису твоему в субботу, кажется, понравился кое-кто другой!

– Ты ему тоже нравишься.

Он широко улыбнулся. Точно это все была уморительная шутка, не больше. Я набрала в легкие побольше воздуха:

– Отвали от меня, будь так добр.

Аудитория потихоньку стала наполняться студентами. Они оживленно переговаривались и шумно выгружали книжки на парты. До начала пары оставалось всего пять минут.

– Может, все-таки выслушаешь меня? – взмолился он.

Пускай в первоначальный план это не входило, я все же решила послушать, что он скажет. Честно сказать, меня одолевало любопытство…

– Ну ладно, валяй.

– Дело серьезное, Эви… – Он снова взял меня за руку, и я – пускай и неохотно – решила пока ее не отдергивать. – Я очень обеспокоен своим состоянием. По-моему, у меня… сексуальная зависимость!

Меня разобрал такой сильный хохот, что я невольно забрызгала слюной наши переплетенные пальцы.

– Нет, серьезно! – возмущенно воскликнул он, не обратив внимания на слюну. – Чего ты смеешься? Здесь нет ничего смешного! Это очень серьезное расстройство!

Я изо всех сил попыталась успокоиться:

– Чисто технически этот диагноз еще не имеет официального медицинского статуса (это я, кстати, узнала от пациентов психбольницы), но, так и быть, забудем об этом на минутку… Так с чего ты взял, что у тебя сексуальная зависимость? – уточнила я, не сумев сдержать очередной приступ смеха.

У Итана же был совершенно поверженный вид.

– Эви, говорю тебе, я и впрямь начинаю себя бояться. Я без конца думаю о сексе. Постоянно!.. – по ведал он и понизил голос до шепота. – Ты мне нравишься… честное слово… но у меня возникло такое чувство, будто ты… ну… не из тех, кто быстро подпускает к себе… А тут на меня еще накинулась эта девчонка, Анна, пока тебя не было… И я подумал… что пар надо бы выпустить…

Я резко вырвала руку из его ладоней и вытерла ее о джинсы:

– Итан. Нет у тебя никакой сексуальной зависимости. Ты шестнадцатилетний мальчишка, только и всего.

– А вот и есть! Я постоянно смотрю порно!

– Это мерзко и, возможно, не слишком полезно, но, увы, для нашего общества вполне себе нормально.

– Ты меня простишь? Я обращусь за помощью. Обещаю. Ради тебя.

Я всегда так переживала, что еще ни разу не ходила на свидания, мне так не терпелось наверстать упущенное! Я вечно оплакивала потерянные годы, за которые меня так и не полапали на вечеринке, а пестро разодетые парни на катке так ни разу не пригласили меня на танец. Я грустила, что мне не довелось целоваться, наслаждаясь моментом, а не подсчитывая в уме, сколько же миллиардов бактерий сидит на чужом языке… В общем… Я всегда страдала от недостатка мужского внимания. А теперь… теперь впервые задумалась, откуда вокруг него столько шума.

– Итан, тебе не к врачу надо, а просто передернуть разок. А еще оставить меня в покое. Навсегда.

– Эви, пожалуйста…

– Отвали, Итан.

Глава шестая

ЭМБЕР НАКОЛОЛА на вилку кусочек сосиски и залюбовалась ее аппетитным блеском.

– Позавтракать вместе в кафе – самая гениальная из всех идей, что только приходили тебе в голову, Лотти, – сказала она и отправила кусочек в рот.

– А я тебе говорила, что будет круто, – ответила Лотти, зачерпнув ложку яичницы-болтуньи. – Пусть это будет наш новый понедельничный ритуал!

– Все никак поверить не могу, что он признался мне в сексуальной зависимости, – сказала я.

– Тс-с-с! – шикнула на меня Лотти, кивнув на яичницу. – Не при яйцах будет сказано!

У нас троих не было следующей пары, и потому они потащили меня в город, обещая, что жареные вкусности приведут меня в чувство. Мы расположились в неприглядном кафе, где, по уверениям Лотти, готовили просто божественно. Она не солгала, вот только пластиковые ножи и вилки немного портили впечатление. Бекон и впрямь немного поднял настроение, но меня все равно не оставляло нестерпимое желание обсудить и проанализировать до мелочей все, что случилось между нами с Итаном. Желательно по кругу. Снова и снова!

– Ненавижу его! – воскликнула я, позабыв о всяком уважении к яйцам. – Ненавижу, и все же мне нестерпимо хочется обсудить и проанализировать до мелочей все, что случилось между нами с Итаном. Желательно по кругу. Снова и снова!

– Добро пожаловать в мир парней! – провозгласила Эмбер, отрезая себе новый кусочек сосиски.

– Терпеть тебя не могу, но так хочу тебе нравиться! А еще хочу знать, как работает твой мозг! – сладеньким голосочком подхватила Лотти.

Я слабо улыбнулась, откусила кусочек тоста и отодвинула тарелку.

– Ненавижу себя. Всего одно свидание – и поглядите-ка, что со мной стало!

Лотти подтолкнула ко мне тарелку:

– Вот почему тебе сейчас не помешает сытное мясо и разговоры с подругами, которые не дадут тебе зациклиться на этой теме.

– И все-таки он мерзавец, скажите!

– Это мы уже выяснили.

– И нет у него никакой сексуальной зависимости, правда?

– Эви!

– Ладно-ладно.

Желание обсудить Итана нисколько не поутихло, но стоило Лотти только произнести слово «подруги», как я вся растаяла – такого со мной не случалось даже от улыбок Итана!

– Сменим тему. Эмбер, ты еще куришь?

Она покачала головой и сглотнула:

– Нет. Отдала остаток пачки сводному брату.

– ЭМБЕР! – хором вскричали мы с Лотти.

Та явно ни капельки не стыдилась своей выходки.

– Да что? Он сущий антихрист, поверьте. Мир еще должен сказать мне спасибо!

– А сколько ему лет?

Эмбер легонько подула на красновато-рыжую прядь, упавшую на глаза:

– Без понятия. Наверное, десять, а может, и меньше.

– ЭМБЕР!

– Да не переживайте вы так за него, – отмахнулась она. – И вообще, не хочу о нем говорить. Расскажите-ка лучше… как вы подружились?

Мы с Лотти переглянулись.

– В младших классах мы учились в одной школе, – начала я.

– Ага, – поддакнула Лотти и улыбнулась, припомнив те времена. – Нам приходилось оставаться на дополнительные занятия, потому что мы опережали весь класс!

Эмбер осуждающе ткнула в меня пальцем:

– А ты мне не говорила, что ты тоже гений, как Лотти!

– Я…

Да, действительно. Я и впрямь была… смышленой. Пожалуй, так. Но это было давно. Сейчас же никаких особенных достижений у меня не было, а еще я отказалась от кучи предметов, боясь обострения.

Предметы, от которых пришлось отказаться

География – это даже не обсуждается. Изучать вулканы? Земную кору? Ледниковые периоды? И другие геологические феномены, на которые я никак не могу повлиять и которые способны стереть человечество с лица Земли? Вы что, шутите?

Биология – так-так, рак! Вы всерьез хотите, чтобы человек с генерализированным тревожным расстройством и ОКР подробнее узнал о раке? Следующий!

Французский/немецкий/испанский – зачем учить чужой язык, если все равно вряд ли когда-нибудь выедешь за границу, потому что состояние не позволит? Да я и из графства нашего никуда особо не выезжала, не считая того раза, когда мы отправились на свадьбу к моей двоюродной сестре и я чуть не потеряла сознание у столика с закусками, и родителям потом пришлось спешно возвращаться домой в ночи…

Философия – экзистенциализм мне вообще противопоказан. Даже не спрашивайте почему.

Психология – это мы уже обсуждали.

И так далее и тому подобное. Кончилось тем, что я выбрала социологию, киноведение и английскую литературу. Занятно, безопасно и не внушает жутких мыслей.

– Ты у нас девочка умная, так ведь, Эви? – спросила Лотти, прервав мои размышления.

– Ну так себе… – ответила я.

Как-то раз Сара сказала, что для того, чтобы суметь вообразить самые жуткие сценарии развития любой ситуации на свете, нужен недюжинный ум. А я ведь это отлично умею…

Эмбер собрала остатки фасоли в кучу половинкой тоста:

– А когда вы оказались в разных школах, вы поддерживали дружбу?

– Я…

Лотти тут же меня перебила:

– Я пыталась. Но после восьмого класса мисс Воображуля точно сквозь землю провалилась и перестала отвечать на звонки!

И хотя прозвучало это дружелюбно, я уловила в ее голосе обиду.

– Я… я… Ты прости меня, Лотти. Учеба сожрала меня без остатка…

– А после школы наконец выплюнула? – закончила за меня Эмбер. – У меня было точно так же! Терпеть не могла школу! Как же круто, что я наконец учусь в колледже. Вы двое – первые, кто мне искренне понравился за очень и очень долгое время!

Мы обменялись радостными взглядами, хотя в глубине души меня мучило чувство вины, которое хотелось как можно скорее загладить. Я ведь вовсе не хотела бросать Лотти. Скорее я… забросила всю свою жизнь, и подругу в том числе. А что мне еще было делать? Ответить на ее звонок и сказать: «Прости, я сегодня гулять не пойду, потому что записываю в свой дневник ОКР сроки годности всех продуктов, которые есть у нас дома»?

Она бы точно этого не поняла. Или того хуже: сделала бы вид, что поняла, но потом, осознав, что ее поддержка не дарует мне чудесного исцеления, непременно разозлилась бы и прекратила со мной общаться. Как Джейн.

– Ну что ж, я наелась! – объявила я. – Да и киноведение вот-вот начнется!

Эмбер сощурилась:

– Лотти, ты ведь сказала, что Эви – смышленая девочка. А теперь выясняется, что она ходит на киноведение!

– Между прочим, нам там задают эссе на дом!

– Ладно-ладно. И о чем же?

– О «Касабланке»[13]13
  Знаменитый фильм Майкла Кертиса, вышедший в 1942 году и получивший впоследствии премию «Оскар».


[Закрыть], да и не только!

– О каком еще бланке?

– Сделаю вид, что я этого не слышала, – сказала я.

Мы выложили деньги за еду на безвкусную цветастую скатерть, отодвинули стулья, вышли из кафе и направились в колледж. Осенний ветер дул нам в лицо. У самых ворот мы столкнулись с Гаем. Он курил подозрительного вида самокрутку, а на голове у него красовалась мешковатая серая шапка, под которую он спрятал волосы.

– Эви! – воскликнул он, явно обрадовавшись мне.

Недаром та самокрутка показалась мне подозрительной. Он вскинул руку, чтобы дать мне пять:

– Ну и как закончилось твое свидание?

Я без особого энтузиазма ударила его по ладони:

– Так себе. Он поднялся наверх и перепихнулся с другой.

Как Гай ни пытался сдержаться, его все равно разобрал смех.

– На первом же свидании?!

– У него сексуальная зависимость, – пояснила я. – Точнее, он мне так сказал.

На этот раз Гай сдерживаться не стал и расхохотался от души, да так, что аж согнулся пополам, схватившись за живот. Самокрутка выпала у него из пальцев и приземлилась на асфальт, но он этого не заметил.

– Что, серьезно? – спросил он, не разгибаясь.

Я оглянулась на подруг, ища у них поддержки. Но они лишь выразительно посмотрели на меня, точно спрашивая: «Зачем мы снова болтаем с этим неудачником?!»

– Да. Вот так и прошли мои выходные.

– Боже, вот умора! – Гай наконец выпрямился, а потом, осознав, что уронил свою самокрутку, быстро нагнулся и поднял ее с земли.

– Зато я не соскребаю с асфальта размокший косяк и не ношу на плече непонятный племенной знак, который теперь в жизни не соскребешь!

– Справедливо, – заметил Гай. Теперь, когда самокрутка снова оказалась у него в руке, ему все было нипочем. – А у вас сейчас что, пары? Ну тогда покеда, дамочки. – Он раскурил самокрутку и не спеша направился по своим делам.

Мы проводили его взглядом.

– Это тот самый парень с кухни? – поинтересовалась Эмбер, явно не впечатленная встречей.

– Ага. Его Гай зовут. Как Гая Фокса. Неплохой парень на самом деле. Лучший друг Джоэла.

– Кто такой Джоэл?

– Парень Джейн.

– А-а-а-а, Джейн. – Эмбер многозначительно посмотрела на Лотти. Я так и не успела понять, что именно выражает этот взгляд, потому что в эту секунду прозвенел звонок.

– До скорого! – бросила я через плечо и кинулась в аудиторию – обсуждать «Касабланку».

– До скорого!

Глава седьмая

Я ЧУДОМ НЕ ОПОЗДАЛА на пару. Пулей влетев в аудиторию, я плюхнулась на свое место, выхватила из рюкзака учебник и торопливо раскрыла его на нужной странице. Правда, совсем скоро выяснилось, что спешка была напрасной: наш преподаватель, Брайан, вошел в комнату в темных очках, уселся за свой стол и со стуком опустил на него голову.

– Ну что, господа студенты, у меня сегодня лютое похмелье, – сообщил он, не поднимая головы. – Будьте ко мне милосерднее.

Брайан был несостоявшимся режиссером и большим любителем выпить. И все же моя группа его просто обожала, потому что он легко мог садануть кулаком по столу с оглушительным криком «ПОЛНАЯ ЧУШЬ!», если кому-нибудь хватало дерзости сказать, что «Форрест Гамп» заслуживает «Оскара», а «Криминальное чтиво» – нет.

– Так вот… – продолжил Брайан, не отрывая головы от стола. – В ближайший час я постараюсь не выблевать собственные кишки. – сообщил он, и меня тут же замутило. – А вам дам одно очень простое задание. По совершенно непонятным мне причинам недоумки, составлявшие экзаменационную программу, решили включить в нее фильмы нулевых. Какие – я пока не знаю, поэтому ваша задача такова: повернитесь к соседу и обсудите три своих любимых фильма, вышедших с 2000 года. А в конце пары я вас о них поспрашиваю. ПОЕХАЛИ.

Я окинула взглядом парты, выставленные в круг, и попыталась вычислить, с кем должна быть в паре. Раз… два… раз… два… раз… Я посмотрела налево, и мой взгляд вдруг остановился на самых острых скулах на свете. Они принадлежали улыбчивому парню, который, по всей видимости, уже смекнул, что нам предстоит поработать в паре.

– Привет! Я Оли! – представился он.

– Ой, привет! А я Эвелин… можно просто Эви.

Он снова улыбнулся. Ох уж эти несравненные скулы! Казалось, его лицо высечено из куска нежного сливочного масла самими богами, и все же вид у него был робкий и какой-то подавленный. Дзынь-дзынь-дзынь! Внутри у меня точно вспыхнул свет, как на игровом автомате, если бросить в него монетку. Я тут же позабыла о всех своих страхах завалить экзамен из-за такого непутевого преподавателя, как Брайан.

– Я тебя раньше не замечала, – сказала я в полной уверенности, что ни за что бы не забыла ТАКИЕ СКУЛЫ. – Ты к нам из другой группы перешел? Или что?

Он кашлянул, и его улыбка слегка поугасла.

– Ну… не совсем… У меня были кое-какие проблемы с поступлением, – сообщил он, но в его голосе отчего-то проступила вопросительная интонация. – Произошла небольшая путаница с документами… и в комиссии решили, будто в моей прежней школе меня после шестого класса оставляли на второй год. Так что это моя первая неделя в колледже.

Я кивнула:

– А, понятно. Очень… э-э-э… неприятная история. Так, значит, ты любишь кино? – спросила я и кивнула на экран, висевший за спиной у Брайана, но тут же мысленно отругала себя за такой дурацкий вопрос.

– Ага. Читатель из меня неважный, я предпочитаю визуальное искусство. А ты? Обрати внимание, ты ведь единственная девушка во всей группе!

– Ой, правда? И в самом деле… – заметила я, и мы оба зарделись. Краска залила и его изящно выточенное лицо, и мои совершенно обычные пухлые щеки. – Ну, я тоже люблю кино… Оно помогает ненадолго сбежать от реальности, согласен?

Впрочем, «ненадолго сбежать от реальности» – это в моем случае еще слабо сказано. В последние годы фильмы стали для меня настоящим спасением. Только заглавные титры могли отвлечь мой мозг от падения в невротическую бездну. В периоды срывов я смотрела фильмы один за другим без перерыва. Запершись в своей обеззараженной комнате наедине с крошечным телевизором, стоявшим в углу, я погружалась в чужие жизни, проникалась историями персонажей. На какую-нибудь пару часов мне удавалось позабыть о своей бесконечной, головокружительной тревоге. Я с головой погружалась в жизни героев, людей, способных выходить из дома, влиять на сюжетные линии.

– Пожалуй, соглашусь, – ответил Оли. – Ну что, приступим к заданию? – предложил он, не глядя мне в глаза. А жаль! Радужки у него были удивительного ярко-зеленого цвета. Как базилик или что-нибудь поромантичнее. Как бы там ни было, цвет и впрямь был очень красивый и необычный.

– Да-да, конечно! – Его робость передалась и мне, и я вдруг поймала себя на том, что нервно поправляю волосы. – Назови три своих самых любимых фильма нулевых.

– Ну конечно, «Бойцовский клуб», – начал он, загнув один палец. Этот ответ он дал не задумываясь – было видно, что он уже давно обдумал и составил свой список. Это меня впечатлило. – А еще «Лабиринт фавна» и, само собой, «Донни Дарко». Куда ж без него.

Я кивнула, мысленно поправив его ошибку. На самом деле «Бойцовский клуб» вышел в 1999 году, но Оли держался так робко, что я не решилась с ним спорить.

– В моем списке «Донни» – четвертый, – отозвалась я. – На призовую тройку он не тянет.

– Вот как! Тогда назови своих призеров!

Мне тоже не пришлось глубоко задумываться.

– «Амели», «Вечное сияние чистого разума» и «Крупная рыба», – парировала я.

Теперь уже Оли кивнул, и в этом кивке чувствовалось одобрение.

– Какой необычный список… особенно для девушки!

– Это ты к чему? – спросила я.

– Ну… м-м-м… – Оли быстро осознал свою ошибку и замялся, подбирая ответ. Ох уж эта его робость! – Ну… просто… редко встретишь девчонку с таким списком… но это даже хорошо… я ничего плохого не имел в виду… и не хотел тебя обидеть…

Он опустил свои базиликовые глаза, и я отчетливо увидела, как остро он в этот момент себя ненавидит. Было непривычно и странно заставлять другого нервничать – в конце концов, обычно больше всех переживала именно я. Я вдруг ощутила в себе огромную силу. И мне это очень понравилось. Оли был в таком смятении, что я решила пропустить мимо ушей замечание про «необычный список для девушки». Возможно, потому, что он мне понравился.

– А после какого фильма ты всерьез заинтересовался кинематографом? – спросила я. Это был вопрос настоящего киномана. У всех нас обязательно был такой фильм. Фильм, после которого кино для нас стало не просто развлечением, а самой жизнью.

– «Крестный отец – 2».

Меня разобрал хохот, и Оли только сильнее зарделся.

– А что с ним не так? – с обидой в голосе спросил он.

– С ним – ничего, это и впрямь великая картина, – ответила я. – Просто считается, что все парни его любят, и это чуть ли не самое популярное гендерное клише! Забавно, что при этом ты назвал мой список «необычным для девушки».

– Но там ведь играет Аль Пачино… – заметил он, снова пряча глаза, и я снова решила не спорить. Кажется, он и впрямь мне понравился.

– Ладно, забыли. Мне тоже нравится «Крестный отец».

– Да? Класс… – отозвался он и уставился на парту. – А ты после какого фильма полюбила кино?

– «Эдвард Руки-ножницы», – с улыбкой ответила я, припоминая свой первый просмотр этой картины. – Знаю, странный выбор.

– Что, серьезно?

– Ага.

Мой первый просмотр фильма «Эдвард Руки-ножницы»

Моя болезнь только началась, и никто еще не знал, что это и откуда оно взялось. Мама в очередной раз попыталась было выпроводить меня в школу, но я забаррикадировалась у себя в комнате, придвинув к двери всю мебель.

Вы когда-нибудь баррикадировались в комнате? Как по мне, это вернейший признак того, что ты слетел с катушек. А следом за ним на тебя неизбежно обрушивается поток эмоций, так долго сдерживаемый мозгом, и все твои мысли мигом превращаются в монстров, которые порабощают твой разум и начинают твердить тебе, что лучше уже никогда не будет. Что отныне твоя жизнь будет только такой. Полной страха, страданий и смятений. Мама колотит в твою дверь, кричит, что сейчас пожалуется на твои прогулы в полицию, но тебе все равно – главное, чтобы не пришлось выходить из дома.

В конце концов мама сдалась, решив, что, если она перестанет обращать на меня внимание, я «рано или поздно перебешусь» – именно такая мысль всегда приходит в голову родителю, чей ребенок начинает сходить с ума. Меня оставили в покое. Точнее сказать, в безумии.

Беда в том, что водоворот бредовых мыслей быстро надоедает мозгу. Впрочем, все равно не настолько, чтобы встать, отодвинуть мебель, открыть дверь и сказать: «Ладно, пойду в школу». Постоянные рыдания ужасно выматывают, и вскоре, учитывая, что ты забаррикадировалась в комнате и воды тут нет, тебе становится просто нечем плакать. Так что в какой-то момент я стала искать, чем бы заняться, наткнулась на старый DVD-диск, который когда-то дала мне Джейн (одно время она просто с ума сходила по Джонни Деппу), и вставила его в ноутбук.

Фильмы меня никогда особо не интересовали. Я привыкла, что они идут фоном у друзей в комнате, когда заглядываешь к ним в гости, или что их смотрят в Рождество, когда все члены семьи уже порядком устают друг от друга. Но стоило только «Эдварду Руки-ножницы» с этой его тревожной музыкой, снежной бурей и удивительной волшебной атмосферой начаться, как случилось чудо. Фильм отвлек меня от всего, что творилось в моей голове. На блаженные полтора часа я с головой погрузилась в историю странного паренька, не похожего на других и живущего в тоскливом захолустье – совсем как я. Это был настоящий праздник для мозга! Эта прекрасная, пронзительная, безупречная история изменила меня.

С тех пор мир кино стал для меня единственным убежищем. Я наслаждалась одной картиной за другой, отдавая предпочтение романтическим фильмам. И по мере того, как мой разум мутнел все сильнее и сильнее, потом начал потихоньку проясняться, стопка с дисками становилась все выше, а мое знание кинематографа – все глубже.

– А почему именно «Эдвард Руки-ножницы»? – поинтересовался Оли, округлив глаза.

– Да так, просто люблю Тима Бертона, – коротко ответила я.