Текст книги "Отвага Соколов"

Глава 14

Гируналле разложили дюжину костров вокруг прогалины и поставили несколько шатров, где можно было бы выпить и закусить. По краю поляны кольцом расположились девять фургонов, и изнутри этого круга доносились веселая музыка, смех танцующих и громкие разговоры. Дугхалл держался чуть в стороне от этого гульбища. Он пробовал все, что подносили ему празднующие гиру и солдаты, непринужденно принимал дружелюбные похлопывания по плечу и веселые поздравления, но в сердце его не было радости.

– Драконы мертвы, да здравствует мир, – пробормотал он, когда веселящиеся на время оставили его в покое.

Он поднял кружку, только что принесенную ему одной из девиц гиру, без устали распевавших веселые песенки, и сделал большой глоток. Адское зелье обожгло язык. Едкое и комковатое. Перебродившее козье молоко… любимый, более чем любимый напиток гиру… Однако, подумал он, следовало бы сперва заглянуть в кружку, а уж потом прикладываться к ней. Впрочем, ему нужно было кое-что сказать, а лучшего повода, чем кружка с зельем в руке, не придумаешь.

– За товарищей погибших, за друзей утраченных, но незабытых, – объявил Дугхалл, поднял кружку и снова хлебнул из нее. – И за будущее… чтобы оно было лучше прошлого. – Он сделал еще глоток, бросил глиняную кружку на утоптанную землю и наступил на нее, чтобы раздавить ее и тем самым скрепить тост.

– Ты разбил свою кружку, – весело сказал, подойдя к нему, один из его младших сыновей. – Если хочешь, я принесу тебе другую.

Однако Дугхаллу было не до улыбок. Он внимательно посмотрел на молодого человека, подобно другим многочисленным его сыновьям и дочерям появившегося на свет в результате пребывания Дугхалла на посту Имумбарранского бога плодородия, и подумал, каково приходится парнишке сейчас в далеких от дома краях, на чужой земле, где легко можно умереть, сражаясь ради непонятных ему целей. Внезапно обретенной Дугхаллом молодости он не удивился. Парень просто пожал плечами и улыбнулся: боги умеют делать всякие забавные вещи, и Дугхалл, таким образом, лишь подтвердил свой божественный статус. Остальные сыновья Дугхалла равным образом не проявили удивления.

Качнув головой, Дугхалл ответил:

– Мне хватит, сын. Пойду проведаю Аларисту. А ты… ты повеселись за меня со всеми.

Флейтист и три барабанщика только что присоединились к волынщикам, игравшим без перерыва всю последнюю стоянку. Пополнившийся оркестр завел разухабистую джигу. Сын Дугхалла ухмыльнулся, подхватил под руку стоявшую неподалеку женщину гиру, и вдвоем они направились к свободному клочку утрамбованной земли, еще не занятому танцующими. Включившись в общее веселье, они затопали, запрыгали и захлопали, глядя лишь друг на друга.

Дугхалл отвернулся от них и скользнул в ночную тьму, царившую за пределами кольца костров. Лагерь даже сейчас не оставался безлюдным. Как всегда, на страже стояли дозорные, возле Аларисты неотлучно находилась целительница, и тоненькой струйкой возвращались сюда те, кто уже перебрал или попросту устал от праздничного движения и шума.

Дугхалл посмотрел на яркие звезды, удивляясь тому, что их победа кажется ему сомнительной. Мы победили, думал он. Но победа обошлась нам слишком дорого. Мир лишился Возрожденного, погибли многие Соколы, убит Хасмаль. Алариста превратилась в древнюю, дряхлую, стоящую на пороге смерти старуху. Одни лишь боги знают, сколько людей погибло и сколько душ уничтожено в славном городе Калимекке. Я молод, но молодость моя оплачена жизнью друга… и молод я лишь телесно. Дух мой состарился и устал – намного сильнее, чем когда-либо прежде. Я знаю, что мы претерпели не самое худшее… но и то, что нам пришлось пережить, было достаточно скверным. И в эту праздничную ночь кто-то из нас должен вспомнить о той цене, которую нам пришлось заплатить, и пристально всмотреться в будущее, чтобы мы могли мудро обратить свою победу на еще большее благо мира.

Дугхалл надолго задержался возле фургона Аларисты, разговаривая с целительницей: в конце концов он сказал сыну, что оставил веселье для того, чтобы проведать ее. Он узнал, что Алариста крепко спит, а целебный напиток избавит ее сон от кошмаров на весь остаток ночи. Исполнив долг чести, Дугхалл направился в свою палатку. Он завязал полог изнутри и засветил фонарь, прикрыв его так, чтобы свет падал только вниз, оставляя в темноте стенки палатки. Если с улицы будет виден свет, на огонек может забрести какой-нибудь доброхот, а Дугхалл сейчас не желал ничьего общества.

Он развернул легкую черную ткань занды и некоторое время изучал вышитый на ней шелком круг. Серебряная нить делила его на двенадцать треугольных секторов, символизирующих грани явленного Соколам двойного куба существования. Дом, Дух, Жизнь, Удовольствие, Долг, Здоровье, Богатство, Мечты, Цели, Прошлое, Настоящее и Будущее. Каждый вышитый серебром знак поблескивал в тусклом свете, и Дугхалл ощущал присутствие богов в их бледных силуэтах, вырисовывавшихся на черном шелке, который олицетворял Вуаль – то место, где люди общаются с богами.

Из шелкового мешочка он достал блестящие монетки занды. Тяжелое серебро холодило ладонь. Вознося молитвы, мысленно произнес Дугхалл, люди просят у богов помощи, и те отвечают просящему. Я слушаю, говорите со мной.

Опустившись на пол и скрестив ноги, он на мгновение закрыл глаза, стараясь успокоить и приглушить свои мысли. И когда мир для него померк, а ум его сделался подобным гладкому озеру, поверхность которого не шелохнет даже легчайший ветерок, Дугхалл бросил монеты на занду.

А потом открыл глаза. И сразу же пожалел об этом.

Он надеялся увидеть простейшие указания, направляющие его войско в Калимекку; он отчаянно хотел получить подтверждение того, что мир вернулся на дарованную ему богами стезю и что единственная опасность для его обитателей может исходить теперь лишь от злокозненных правителей и развращенных людей. Однако рассыпанные по черному шелку монеты словно в насмешку разрушили все его надежды.

В квадранте Дома в полном одиночестве оборотной стороной вверх лежала монета Удачи, предрекая тем самым не просто отсутствие везения, но грядущие несчастья. В квадранте Жизни монета Семьи легла на упавшую оборотной стороной вверх монету Боги Вмешаются, делая ему загадочное предупреждение. Темные боги и Семьи злоумышляют против мира?

Знаки, выпавшие в квадранте Духа, он истолковал как Рассеянные Силы Соединятся, однако занда не давала ему даже намека, к добру это или к худу. Квадрант Удовольствия предлагал добрые вести вперемежку с плохими: верные друзья ждут, и любящим не избежать страданий. Квадрант Долга утверждал: ты еще не расплатился… еще одна скверная новость. Проклятие!

Сектор Богатства предвещал грядущие крупные расходы. Область Здоровья лишь подтверждала внезапное обретение молодости, но не объясняла, как ему поступить с этим даром. Квадрант Цели рекомендовал продумать план похода; Мечты предвещали кошмар; Прошлое свидетельствовало о частичной и вовсе не окончательной победе; Настоящее безмолвствовало, а будущее…

Взглянув на квадрант Будущего, Дугхалл закрыл глаза. Попавшие в него монеты легли между линиями так, что ни одна из них не касалась нитей вышивки, сообщая ему, что будущее для него закрыто. Вдобавок к этому они лежали одна на другой, изменяя тем самым значение и нижней монеты, и той, что упала на нее сверху. Даже преднамеренно сложить монеты столь запутанным образом казалось Дугхаллу немыслимым.

Первым желанием его было подытожить предсказание занды простыми словами: будущее понять невозможно – и удовлетвориться этим, однако Дугхалл прогнал от себя подобный соблазн и приступил к толкованию. Если просишь совета у богов, пренебрегать их ответом опасно. А Дугхалл просил. И теперь ему нужно было понять указания богов.

Первая монета. Известный Друг. Однако лицевой стороной вниз… значит, Неизвестный Враг, но в сочетании с Полученными Вестями. Итак, враг оставался неизвестным, но он, Дугхалл, должен был знать его или хотя бы слышать о нем. Полученные Вести накладывались на перевернутую Надежду, предупреждая о том, что надежды его либо были пустыми, либо же им не суждено исполниться. Путешествие также находилось здесь, отчасти перекрытое Надеждой. Отсюда следовало, что ему предстоит путешествие, однако не из тех, которые предпринимают по собственной воле. Под Надеждой лежал также чуть сдвинутый вправо Триумф, превращаясь, таким образом, в Возможность Триумфа. Значит, если он хочет победить, ему придется отправиться в путешествие. Под Возможность Триумфа попал краешек Неизвестного Врага. Это сулило бы надежду, если бы в том же самом квадранте ему не рекомендовали Не Верить Надеждам.

После праздника Дугхалл хотел предоставить своим людям отдых на день или два и лишь потом объявить им о возвращении в Калимекку. Он подумывал уже о том, чтобы расплатиться с воинами, поблагодарить их и распустить по домам. Двух своих сыновей он собирался отослать обратно на острова, быть может, пригласив одного из них – помоложе и понеопытнее – совершить с ним сначала путешествие в Калимекку, чтобы просто посмотреть город.

Дугхалл надеялся по пути в Калимекку отыскать уцелевших Соколов и выяснить, что они теперь думают о том, каким мир станет в будущем – после уничтожения Драконов и смерти Возрожденного. Однако занда строже всего требовала, чтобы он не строил никаких планов без указаний богов. И сейчас ему, как никогда, нужен был совет четкий, убедительный, на внятном иберанском языке. А это требовало обращения к оракулу куда более опасному, чем занда, но значительно более прямолинейному.

Достав свое зеркало и набор шипов для отворения крови, Дугхалл вывел солью круг на поверхности зеркала, уронил три капли крови по центру его и произнес вызывающее Говорящих заклинание, завершив его просьбой о помощи.

И напоследок произнес слова, которые обеспечивали благополучный исход гадания:

 
Воздух, почва, легкий пух,
Пусть тебя удержат, дух.
Словом, волей проявись.
Правду молвить поклянись.
Лишь добро твори у нас,
А после отправляйся в ад
И не приходи назад.
 

И едва смолкли эти слова, в центре зеркала появилась крохотная женская фигурка, огражденная кольцом соли. Ветер чуждой плоскости бытия развевал длинные волосы этого подобия женщины и трепал ее одежду. Говорящая бросала на Дугхалла голодные взгляды, и губы ее кривились в зловещей улыбке.

– Чего ты хочешь?

– У меня есть враг, которого я не знаю, но о котором слышал. Мне предстоит путь, но не тот, на какой я надеялся. Моему миру и моим людям грозит опасность, хотя мы считали, что устранили ее. И я хочу узнать обо всем этом поточнее и получить указания, что мне делать.

– Разве мы обязаны давать вам советы? – Насмешливо посмотрев на него, Говорящая пожала плечами. – Ладно. Отправляйся в путь вместе со своими друзьями, а войско оставь позади, чтобы оно охраняло твою спину. Путь твой будет лежать к тому из членов твоей Семьи, о ком ты точно знаешь, что он будет сражаться за твое дело, ибо вас ждет битва, не похожая на те, в которых тебе довелось побывать. Твой враг сам придет к тебе в должное время, он будет намного сильнее и умнее, чем ты сейчас думаешь о нем, и если ты допустишь хотя бы малейшую оплошность, он сожрет и тебя, и весь твой мир. Время, отведенное тебе на приготовления к встрече с ним, невелико, и тебе предстоят великие труды. Но скорее всего тебя ждет поражение, даже если ты ни в чем не ошибешься.

Дугхалл утомленно вздохнул:

– Кто этот враг? Что может он сделать? К чему я должен приготовиться?

– Ты узнаешь его, когда встретишь жизнь, которая не является истинной жизнью. А когда вспомнишь, что смерть не является истинной смертью, то, быть может, сможешь победить его!

– Говори яснее, – рявкнул Дугхалл.

– Ты хочешь услышать ясный совет? Отлично. Не ломай того, чего не можешь починить.

Вновь рассмеявшись, Говорящая задрала нос так, что Дугхаллу показалось, будто она при всем ее крошечном размере смотрит на него сверху вниз. Скрестив руки на груди, она буквально сочилась презрением.

Наконец язычки пламени, удерживавшие внутри кольца изображение, погасли, фигурка исчезла, и усталость накатила на Дугхалла штормовой волной, наводнением, ураганом… встречи с Говорящими всегда требовали колоссального расхода энергии, а он и без того был утомлен. Сил едва хватило на то, чтобы распрямить спину. Дугхалл не стал призывать другого Говорящего, кто знает – услышит ли он от него или от нее более дельный совет? Он не чувствовал в себе достаточно сил, необходимых для подчинения духа собственной воле, и вовсе не хотел, чтобы сеанс гадания завершился в итоге его собственной смертью.

Почему эти создания не могут просто и прямо сказать то, что ему так необходимо знать? Дугхалл бросил яростный взгляд на зеркало, в порыве разочарования жалея, что не может разбить его. Впрочем, Говорящая на сей раздала ему конкретный совет. Не ломай того, чего не можешь починить. Сейчас этот совет как раз кстати.

Раскрыв свой дневник, он занес в него предсказания занды и то их истолкование, которое дала ему Говорящая. Дугхалл не настолько доверял своей памяти, чтобы оставлять незаписанными столь важные подробности, которые ему предстоит обдумывать в ближайшие несколько дней или даже недель.

Впрочем, он не обязан ломать голову до самого утра. Дугхалл убрал свои принадлежности и задул огонек лампы. А потом забрался в постель, укрывшись одеялом с головой. Рассвет уже недалек, и вовсе незачем приветствовать его.

Глава 15

Волки выли в горах, и их зловещая песня, казалось, наполняла собой тьму. Кейт стояла спиной к воротам Дома Галвеев, глядя на город, распростершийся внизу. Пики хребта Патмае вздымались из плоти Калимекки словно скалы посреди полноводной реки, и город казался ей, стоящей на высочайшем ил этих пиков, огненным морем, омывающим темные и грозные острова. Кейт Галвей смотрела на это сверкающее море, мечтая погрузиться в его тепло. А затем медленно повернулась к безмолвному, укрытому тьмой дому.

Она прикоснулась ладонью к гладкому белому камню ворот. В Доме Галвеев прошла большая часть ее жизни. Здесь жили когда-то все любимые ею люди. Закрыв глаза, она могла увидеть их – расхаживающих по дому, говорящих и смеющихся, спорящих друг с другом… сидящих в уютных маленьких комнатках или в просторных залах, обсуждающих, планирующих, мечтающих. Не заходя в Дом, она могла мысленно заполнить его людьми и жизнью, могла, как дурочка, заставить себя поверить в то, что картины прошлого до сих пор истинны.

Но как только она войдет в свой опустевший дом, едва лишь услышит гулкое эхо собственных шагов в залах и коридорах, память ее сдастся, уступит этой новой реальности. И ее родные окончательно умрут для нее – не в результате каких-то умозаключений и самоубеждений, нет, смерть их предстанет перед ней наглядно и очевидно. Стоя у ворот, она испытывала болезненное желание убежать, броситься назад по той же тропе, что привела ее сюда, и никогда более уже не приближаться к Дому Галвеев.

Волки взвыли опять, их скорбный вой приближался и становился все громче. Кейт принюхалась и, склонив голову набок, принялась вслушиваться.

Потом обернулась к своим спутникам – Ри, Яну и Алви:

– Идите дальше без меня. Я ненадолго задержусь здесь. Я приду… когда закончу одно дело.

Ри тоже ловил запахи:

– Они идут сюда.

Кейт кивнула. Осел, стоявший позади нее, уже начинал беспокоиться. Он переступал с ноги на ногу, дергал повод и вращал глазами. Животное то прижимало уши плотно к голове, то начинало пятиться и брыкаться.

– Ян и Алви уведут с собой осла, а я останусь с тобой, – сказал ей Ри.

Она покачала головой:

– Я бы хотела побыть одна. – Печальная улыбка появилась на ее лице. – Старый друг хочет повидать меня.

Снова раздался вой. На сей раз одинокий певец выводил протяжное басовитое соло. Она узнала его. Это был Гашта.

– Этот волк – твой друг?

Кейт кивнула, не предлагая объяснений. Она закрыла глаза, вдыхая запах старого знакомого.

– Кейт? – Ри положил руку ей на плечо.

Сбросив его ладонь, она шагнула вперед. Теперь она улавливала движение… легкие шаги зверя, идущего сквозь подлесок, шорох веток, шелест прелой листвы. Позади нее Ян и Алви торопливо уводили осла под надежную защиту стен Дома Галвеев.

Ветви разошлись в стороны, и на поляне появился огромный лохматый зверь. Кейт сделала несколько шагов вперед.

– Гашта, – прошептала она.

Огромный волк приблизился к ней, растянув рот в собачьей ухмылке, уши его стояли торчком, поднятый хвост подрагивал. Встав на задние лапы, волк лизнул Кейт в лицо. Она обняла его шею и зарылась носом в густую шерсть, вдыхая знакомый и такой успокоительный запах старого друга.

Ворота позади них закрылись, и уже изнутри донеслись отчаянные вопли осла.

– Я не чувствую в нем никакой магии, – сказал Ри.

– Это просто волк, – ответила Кейт непринужденным и ровным голосом: Гашта умел понимать интонации. – Когда-то давно я спасла ему жизнь. И он вернул мне долг в ту ночь, когда Сабиры вырезали большую часть моей семьи.

– Это… дикий зверь?

Кейт уловила удивление в голосе Ри.

– Да. Мы с ним часто охотились вместе. Когда я находилась в Трансформированном состоянии.

Кейт поскребла за ухом животного и вновь зарылась лицом в его мех. Она не видела Гашту почти два года и была восхищена тем, что он помнил ее, и – в равной мере – тем, что волк проявил заботу о ней.

Она утратила столь многое и столь многих, что встреча со старым другом казалась ей сейчас чудом.

– Пора идти, – сказал Ри. – У нас много дел.

– Я знаю, – ответила Кейт, не поворачивая головы. Она провела пальцами по шерсти волка и нащупала жесткий шрам на его левом плече. След прошлого. Ощутимое свидетельство его долга перед ней, ныне оплаченного. Ее собственные шрамы остались внутри.

Она распрямилась, и волк сел на задние лапы, припав телом к ее боку. Гашта был рослым зверем, и даже когда он сидел, голова его касалась ее грудной клетки. Зверь пыхтел, вывалив язык набок; словно большая собака, он наслаждался, полуприкрыв глаза, прикосновением ее руки, чесавшей за ушами.

– Я знаю, – повторила она еще тише и взглянула на Ри. Он был не менее прекрасен, чем волк, столь же дик и в тысячу раз более привлекателен, чем все прежде и ныне знакомые ей мужчины. В нем жило свое волшебство, в нем воплощались вещи удивительные настолько, что никогда раньше она не позволяла себе даже мечтать о таком. Ри заглянул в ее глаза, и в душе ее, охваченной холодом, затеплился огонек.

– Ри, я боюсь входить в Дом. Здесь, рядом с Гаштой, я стою и воображаю, что там внутри все осталось таким, как было. Но как только я войду туда… – Она пожала плечами и умолкла.

– Ты боишься призраков?

– Нет. – Она подошла к Ри. Волк последовал за Кейт, и когда она остановилась, тоже замер на месте. Ри протянул руку, и Кейт вложила в нее свою ладонь. – Я боюсь не призраков, я боюсь того, что призраков нет… что пустота убила их и, как только я окажусь внутри Дома, я потеряю все окончательно. Лучше иметь дело с призраками, чем с пустотой.

Погладив Кейт по голове, Ри поцеловал ее в щеку:

– Я буду рядом с тобой. Что бы там ни было, ты встретишь свое горе не в одиночестве.

Долго стояли они у ворот: женщина, волк и мужчина. Потом волк поднялся и побрел в темноту леса, в пустынное сердце ночи. Красный Охотник все гнался на небосводе за Белой Дамой, а мужчина и женщина рука об руку вошли через разверстую пасть ворот в безмолвное царство теней прошлого.

Глава 16

Дугхалл напоследок крепко прижал к груди своего сына Ренена.

– Грядут неприятности, сын, и я поручаю тебе охранять наши спины. Плати исправно солдатам, а если будут сложности, пошли весть в Дом Галвеев. Кейт, Ри и Ян уже там. Девочка и Зеркало Душ тоже с ними, поэтому я отправляюсь прямо туда.

Ренен смотрел вниз, на еще не пробудившийся лагерь в долине. Добрый из него получился мужчина: крепкий, терпеливый и надежный. Свойственной Дугхаллу порывистости в нем было немного: внимательный, решительный и солидный Ренен скорее походил на мать. Вместе со своими солдатами он прошел через междоусобные войны островитян… Живым выбрался из огня, потом выкарабкался после тяжелого ранения. В мирное время он любил посмеяться, выпить и отправиться по девкам, но – что важнее – умел молчать и умел слушать. Он привык руководствоваться собственным мнением – и если испытывал страх, то никто даже не догадывался об этом. Подчиненные восхищались им, а Дугхалл гордился.

– Буду ждать, – ответил ему Ренен. – И кто бы ни пришел сюда, ему придется иметь дело с нами, прежде чем добраться до тебя!

Дугхалл взглянул на огни стана. Костры выгорели до угольков, рдевших теперь словно полуприкрытые веками, но от того не менее внимательные глаза отдыхающих демонов… Холодок пробежал по спине Дугхалла, овладел им, сковал его сердце; он подумал, что, возможно, никогда больше не увидит Ренена, и пустота в груди его лишь подтверждала то, о чем он предпочел бы не знать.

– Доверяй только самому себе, – произнес Дугхалл, опуская ладонь на плечо Ренена и разворачивая его лицом к себе. – Верь лишь тому, что считаешь истинным, не позволяй себе напрасных надежд.

Губы Ренена сжались в тонкую линию. Встретив взгляд отца, он хлопнул его по плечу:

– Все будет в порядке, в сокровищнице вдоволь серебра, люди преданны делу. Они видели, с кем ты сражался, и не будут дезертировать.

Тревожное предчувствие покинуло Дугхалла столь же быстро, как и появилось. Он растянул губы в улыбке. Незачем сыну знать о его, быть может, напрасных опасениях.

– Если деньги закончатся, – продолжил он, – я постараюсь прислать тебе еще. В моих мыслях ты теперь будешь на одном из первых мест. Когда я уеду, сразу же приставь людей к делу, иначе боевой дух упадет до нуля.

– Деревни в этих краях бедны. Селянам нужны хорошие дороги, дома, глубокие колодцы… так что дела здесь хватит. Попутно мы заручимся добрым отношением местных жителей.

– Уверен, что оставляю войско в надежных руках, – ответил Дугхалл и обернулся к своим спутникам, ожидавшим на дороге. Янф и Джейм были верхом на конях, подаренных им Гируналле. Алариста – седоволосая, бледная и согбенная – ехала на одной из своих лошадей. Жеребец Дугхалла и еще несколько коней, вьючных и заводных, щипали траву возле дороги.

Ренен торопливо обнял Дугхалла и прошептал:

– Ты стал таким молодым, что теперь кажешься мне, пожалуй, братом. И теперь я не опасаюсь вызвать твое недовольство, как в те времена, когда я был мальчишкой, а ты приезжал навестить нас.

– Если все сложится благополучно для нас, при следующей встрече ты вновь увидишь во мне старика.

– Прежде чем годы возьмут свое, найди себе женщину и люби ее, – сказал Ренен. – Дерись, пей, танцуй, а на рассвете взгляни как-нибудь своими помолодевшими глазами на морские волны, чтобы увидеть зеленый луч, когда солнце поднимается из-за края воды.

– Постараюсь, – грустно улыбнулся Дугхалл.

– А теперь езжай, и да благословят тебя боги.

– Да благословят они также и тебя. – Дугхалл повернулся и быстро зашагал к своему коню. Вспрыгнув в седло и обернувшись, чтобы помахать рукой, он уже не увидел Ренена.

Дорога впереди исчезала под серой пеленой. Туман сгущался, окружив путников непроницаемыми для глаза стенами; поднявшееся над горами солнце то и дело пропадало, закрываемое темными тушами низких облаков. Отяжелевший от тумана воздух гасил голоса, заглушал клацанье конских копыт. Густая пелена ослепляла, так что путники замечали друг друга, лишь когда их лошади шли бок о бок. Никто не испытывал желания разговаривать, да и плотно окутавший все вокруг туман пресекал любые попытки нарушить безмолвие. Назвать этот печальный и малочисленный отряд войском, возвращающимся домой после славной победы, не решился бы никто.

До Брельста им придется ехать недели две. Там – если боги будут благосклонны к ним – они смогут попасть на корабль, отплывающий в Калимекку. А в Калимекке Дугхалл узнает, какие новые беды ожидают их, и, быть может, поймет наконец, почему ему кажется, будто сама земля обратилась против него, почему небо над головой словно насмехается над ним и почему, невзирая на заново обретенную молодость и силу, невзирая на одержанную победу, ему все кажется, что смерть стоит возле него – ближе чем когда бы то ни было.