Текст книги "Мировая художественная культура: Древний Восток. Египет. Месопотамия. Палестина"

Вот я пред тобою! Тебе принадлежит жизнь, и да поступит твое величество, как оно пожелает!

И было приказано ввести детей царя. И его величество сказал супруге царя:

– Посмотри, Синухет вернулся в обличье азиата, прирожденного бедуина.

Она испустила пронзительный крик, а дети царя закричали все вместе. И они сказали пред его величеством:

– Это, конечно, не он, о государь, мой господин.

И его величество сказал:

– Это, конечно, он.

А они (дети царя) принесли с собою свои ожерелья – менит, свои трещотки, свои систры. И они протянули их его величеству.

– (Простри) твои руки к прекрасной, о царь, пребывающий вечно, к украшению владычицы неба.

Да ниспошлет Золото жизнь твоему носу! Да соединится с тобою владычица звезд.

Да плывет корона Верхнего Египта к северу.

Да плывет корона Нижнего Египта к югу, сливаясь воедино по твоему речению.

Да будет урей на твоем темени,

И да рассеются пред тобою злонамеренные (?) люди.

Да будет милостив к тебе Ре, владыка Обеих земель!

Хвала тебе, так же как и владычице вселенной!

Отврати свой рог, отложи свою стрелу!

Дай воздух тому, кто задыхается!

Пожалуй нам наш дорогой подарок – этого шейха, «сына Мехит», лучника, рожденного в Египте. Он совершил бегство из боязни перед тобою, он покинул страну из страха перед тобою. Не должно омрачаться лицо того, кто узрел твое лицо; не должен бояться глаз, которые взглянули на тебя!

И его величество сказал:

– Пусть он не боится, пусть он не изнывает от страха: он будет семером среди сановников, он будет введен в круг придворных. Ступайте вы в утренние покои (?), чтобы прислуживать (?) ему.

Синухет в доме царевича

И вот я вышел из помещения, причем дети царя поддерживали меня под руки, и мы пошли затем к великим двойным вратам. Я был водворен в дом царского сына, великолепно убранный; там было прохладное помещение, были изображения божеств горизонта; там были дорогие вещи из сокровищницы: одежды из царского полотна, а также мирра и первосортное масло (для) царя и сановников, которых он любит, – в каждой комнате. Каждый прислужник выполнял свою работу. Годы были сброшены с моих плеч: я был побрит, мои волосы были подстрижены. Бремя было отдано пустыне, одежды – тем, кто кочует среди песков. Я был облачен в тонкое полотно, умащен первосортным маслом, положен спать в постель; я предоставил песок тем, кто обитает среди песков, деревянное масло тому, кто натирается им.

Эпилог

Мне был пожалован загородный дом, принадлежавший (прежде) одному сановнику. Много искусных мастеров восстанавливали его; все деревья в его саду были посажены заново.

Мне приносили кушанья из дворца три, четыре раза в день – сверх того, что давали дети царя, – ни на миг не переставая.

Для меня была воздвигнута пирамида из камня среди пирамид. Начальник каменотесов пирамиды принимал землю для нее; начальник живописцев расписывал; скульпторы вырезали; начальники работ, состоявшие при некрополе, наблюдали за (всем) этим. Позаботились о том, чтобы все принадлежности, обычно помещаемые в склепе, были там.

Для меня были назначены заупокойные жрецы. Для меня было установлено заупокойное владение (?) с полями перед (моим) пристанищем, как это обычно делается для первого семера. Моя статуя была покрыта золотом, ее передник был из светлого золота. Это его величество повелел сделать ее! Нет простого человека, для которого было бы сделано что-либо подобное!

И я был в милости у царя, пока не пришел день смерти.

Сказал достойный «спутник»: «Да будет спокойно сердце твое, первый среди нас, ибо вот достигли мы царского подворья, подан на берег деревянный молот[13]13
  Деревянный молот – употребляется на парусных судах для работы с такелажем.


[Закрыть], вбит в землю причальный кол, носовой канат брошен на сушу. Звучит благодарность и хвала богу, и каждый обнимает своего товарища. Люди наши вернулись невредимы, нет потерь в отряде нашем. Мы достигли рубежей страны Уауат[14]14
  Страна Уауат – находилась в Северной Нубии.


[Закрыть] и миновали остров Сенмут[15]15
  Остров Сенмут – находится на Ниле; современный Бигэ, немного южнее Асуана.


[Закрыть]. И вот вернулись с миром. Прибыли в страну нашу. Послушай меня, первый среди нас, – я ничего не прибавлю лишнего: сверши омовение и возлей воду на пальцы твои. И, когда спросят тебя, отвечай. Говоря с царем, владей собою, отвечай как подобает, не запинайся, ибо спасение человека – в устах его, ибо слово пробуждает снисхождение. Поступай, однако ж, по желанию сердца твоего, ибо утомительно уговаривать тебя. Поведаю тебе лучше, как случилось и со мною подобное. Отправился я в рудники царя. Спустился я к морю, и вот – судно: сто двадцать локтей в длину и сорок в ширину и сто двадцать отборных моряков из Египта. Озирают ли они небо, озирают ли землю – сердце их неустрашимее, чем у льва. И возвещают они бурю до прихода ее и грозу до наступления ее. И вот грянула буря, когда мы были в море, и не успели мы достигнуть суши, плывя под парусами. И вот ветер все крепче, и волны высотою в восемь локтей. И вот рухнула мачта в волну, и судно погибло, и никто из моряков не уцелел. Я один был выброшен на остров волнами моря.

Я провел три дня в одиночестве, и лишь сердце мое было другом моим. Я лежал в зарослях деревьев, в объятиях тени. После поднялся я на ноги, чтобы поискать, что положу в рот свой. И вот нашел я фиги, и виноград, и всякие прекрасные овощи, и плоды сикомора, и огурцы, словно выращенные человеком, и рыбу, и птицу. И нет такого яства, которого бы там не было. И вот насытился я и положил на землю то, что осталось в руках моих. Вырезал я коловорот, добыл огонь и принес огненную жертву богам. Тут услыхал голос грома. Подумал я, что это волны моря. Деревья трещали, земля дрожала.

Когда же раскрыл я лицо[16]16
  Т.е. перестал бояться. Закрытое лицо – проявление страха.


[Закрыть] свое, то увидел, что это змей приближается ко мне. Длина его – тридцать локтей. Борода его – больше двух локтей. Чешуя его – из золота, брови его – из лазурита, тело его изогнуто кверху. Он разверз уста свои предо мной, я же лежал, распростершись ниц. Сказал он мне: «Кто принес тебя сюда, кто принес тебя, малыш? Кто принес тебя? Если замедлишь назвать мне его, то гляди, изведаешь превращенье в золу, исчезнешь, и никто тебя не увидит».

Отвечал я ему: «Вот, ты говоришь со мной, а я не понимаю. Ниц распростерт я перед тобой». И я обмер от страха. Тогда забрал он меня в пасть свою, и отнес в жилище свое, и положил на землю, невредимого, ибо я был цел и члены мои не оторваны от туловища. И отвел он уста свои, я же простерся на чреве ниц перед ним.

Сказал он мне: «Кто принес тебя сюда, кто принес тебя, малыш? Кто принес тебя на этот остров средь моря, берега которого – волны?»

Отвечал я ему, сложив почтительно руки; сказал я ему так: «Я отправился в рудники посланцем царя на судне длиною сто двадцать локтей и шириною – сорок, со ста двадцатью отборными моряками из Египта. Озирают ли они небо, озирают ли землю, сердца их неустрашимее, чем у льва. Возвещают они бурю до прихода ее и грозу до наступления ее. Один отважнее другого сердцем и сильнее руками, и не было недостойного среди них. И вот грянула буря, когда мы были в море, и не успели мы достигнуть земли, плывя под парусами. И вот ветер все крепче, и волны высотою в восемь локтей. И вот мачта рухнула в волну, и судно погибло, и не уцелел ни один, кроме меня. И вот я близ тебя. Я был выброшен на этот остров волнами моря».

Сказал он мне: «Не бойся, не бойся, малыш, не закрывай от страха лица своего здесь, предо мною. Вот бог даровал тебе жизнь, он принес тебя на этот остров ка[17]17
  По египетским представлениям, все на свете – одушевленные и неодушевленные предметы – имеет своего двойника – ка, полностью похожего на оригинал и иногда видимого. Здесь не ясно, чей именно «двойник» имеется в виду.


[Закрыть]. Нет такого, чего бы на нем не было, и он полон всяким добром. Вот ты проведешь, месяц за месяцом, четыре месяца на этом острове, пока не придет из царского подворья судно, и люди на нем – твои знакомцы. С ними ты вернешься в царское подворье и умрешь в городе своем. Как радуется повествующий о былых горестях, ибо страдание миновало! Вот я поведаю тебе о происшедшем на этом острове. Я жил здесь с моими братьями и детьми, нас было семьдесят пять змеев с детьми и братьями моими, не считая малой дочери, которую я добыл себе молитвой. И вот упала звезда и попалила их. Это случилось, когда меня не было – не было меня среди них. Я чуть было не умер, когда нашел их всех в одной груде спаленных тел. Если ты силен, владей сердцем своим, ибо ты еще обнимешь детей своих, и поцелуешь жену свою, и увидишь дом свой, – это прекраснее всего. Ты достигнешь царского подворья и будешь там среди подобных тебе».

Я простерся ниц и коснулся челом земли, говоря ему так: «Я поведаю о могуществе твоем царю – пусть узнает о величии твоем. Моею заботою царь пришлет тебе благовония – иби, хекену, нуденб, хесант и храмовый ладан, которым умилостивляют всех богов. Я поведаю ему о происшедшем здесь, и, узрев мощь твою, воздадут тебе хвалу пред лицом Совета страны[18]18
  Совет страны – царский совет.


[Закрыть]. Я принесу тебе в огненную жертву быков. Я принесу тебе в жертву птиц. Моими заботами доставят тебе суда, груженные лучшим, что рождает Египет, – словно как богу, любящему людей, в стране далекой, безвестной человеку».

Тогда посмеялся он надо мною, ибо сказал я пустое. Сказал он мне: «Ты не богат миррою[19]19
  Мирра – камедистая смола из многих африканских и аравийских растений, использовалась в основном как умащение.


[Закрыть], не родился ты хозяином ладана. Я же владыка Пунта[20]20
  Мифическая страна вечного счастья, которую представляли себе на месте нынешнего Сомали.


[Закрыть], и вся мирра его – моя. Ты говорил о хекену – обилен хекену этот остров. И вот ты расстанешься с этим местом – и никогда не увидишь его снова, ибо превратится оно в воду».

Судно, о котором заранее известил меня он, прибыло. Я взобрался на высокое дерево и узнал знакомцев своих по царскому подворью и пошел доложить змею. И увидел я, что ему уже ведомо все.

И сказал он мне: «Прощай, прощай, малыш, в доме твоем да узришь ты детей твоих и да прославишь имя мое в городе твоем – вот и все, чего я хочу от тебя».

Распростерся я ниц перед ним, сложив почтительно руки.

Он даровал мне груз мирры, иби, хекену, нуденба, хесанта, даровал черни для глаз, хвосты жираф, большую груду ладана, слоновьи клыки, охотничьих собак, обезьян и всякое прекрасное добро. Погрузил я все на судно и распростерся ниц, чтобы воздать ему хвалу.

Тогда сказал он мне: «Вот достигнешь ты царского подворья через два месяца. Обнимешь ты детей своих и помолодеешь в царском подворье и там же будешь погребен». Тогда спустился я к берегу, туда, где стояло судно, и окликнул людей, которые были на нем. И воздал я хвалу владыке этого острова, и моряки на судне – также. И двинулись мы на север, к подворью царя. Достигли мы царского подворья через два месяца, как предсказал змей. Тогда я предстал перед царем и принес ему дары, которые доставил с того острова.

И тогда царь воздал мне хвалу перед Советом страны, и удостоен я был звания «спутник царя», и вознагражден подначальными людьми. Вот как я причалил счастливо к земле, после того как испытал все, что довелось испытать. И вот ты видишь меня. Слушал же меня, ибо хорошо внимать людям».

Сказал он мне: «Не хитри, друг! Кто дает воду птице на заре, перед тем как зарезать ее поутру?» [Колофон: ] Доведено сие от начала до конца – как было найдено написанным в писании писца, искусного пальцами своими, сына Амени, Аменаа, – да будет он жив, невредим и здрав![21]21
  По-видимому, текст, написанный Аменаа и не дошедший до нас, и был оригиналом сказки, и, быть может, Аменаа был ее автором. Аменаа был, очевидно, высокопоставленным человеком, на это указывают слова, сопровождающие его имя, – «да будет он жив, невредим и здрав!».


[Закрыть]

Раздел II
Мифология и культура древней месопотамии

Шумерская мифология

Энлиль был наиболее важным божеством шумерского пантеона, «отцом богов», «царем неба и земли», «царем всех стран». Согласно мифу «Энлиль и сотворение мотыги», он был богом, который отделил небо от земли, взрастил из земли «семя полей», произвел на свет «все полезное», изобрел для возделывания земли и для строительных работ мотыгу и даровал ее «черноголовым» (т. е. шумерам или, возможно, человечеству в целом). Энлиль, как гласит миф «Лето и Зима», был богом, который сотворил все деревья и злаки, установил изобилие и процветание в «Стране» и назначил Зиму «земледельцем богов», ведающим животворной водой и всем, что произрастает на земле. Боги, даже и наиболее важные среди них, усердно стараются получить благословение Энлиля. Один из мифов повествует о том, как бог воды Энки, после того как он воздвиг свой морской дом в Эриду, посетил Энлиля в Ниппуре, дабы обрести его одобрение и благословение. Когда бог луны Нанна-Син, бог-покровитель Ура, захотел обеспечить благополучие и процветание своей области, он отправился в Ниппур на корабле, нагруженном дарами, и обрел таким способом щедрое благословение Энлиля.

Но хотя Энлиль и глава шумерского пантеона, его власть никоим образом не является неограниченной и абсолютной. В одном из более «человечных» и изящных шумерских мифов говорится об изгнании Энлиля в Подземное царство и рассказывается следующее.

Когда люди еще не были сотворены и город Ниппур был населен одними только богами, «его юношей» был Энлиль, «его юной девой» была богиня Нинлиль и «его старухой» была мать Нинлиль богиня Нунбаршегуну. Однажды эта последняя, решив, очевидно, устроить брак Нинлиль и Энлиля, так наставляла свою дочь:

 
«В чистом потоке, женщина, вымойся
                                                      в чистом потоке,
Нинлиль, ступай вдоль берега Нунбирду,
Огненноокий, владыка, огненноокий,
Великая гора, отец Энлиль, огненноокий,
                                                               тебя увидит
Пастырь… судящий судьбы, огненноокий,
                                                              тебя увидит,
Тотчас тебя обнимет, тебя поцелует».
 

Нинлиль радостно следует наставлениям своей матери:

 
В чистом потоке вымылась женщина,
                                                       в чистом потоке,
Нинлиль идет вдоль берега Нунбирду,
Огненноокий, владыка, огненноокий,
Великая гора, отец Энлиль, огненноокий,
Пастырь… судящий судьбы, огненноокий,
                                                                  ее увидел.
Владыка о любви говорит ей, она не согласна,
Энлиль о любви говорит ей, она не согласна:
«Мое лоно мало, не знает соитья,
Мои губы малы, поцелуев не знают…»
 

Тогда Энлиль призывает своего визиря Нуску и рассказывает ему о своей страсти к прекрасной Нинлиль. Нуску приводит ладью, и Энлиль во время плавания по реке силой овладевает Нинлиль, и она зачинает бога луны Сина. Боги приходят в ужас от этого безнравственного поступка и, хотя Энлиль их царь, хватают его и изгоняют в Подземное царство. Соответствующее место поэмы, одно из немногих, проливающих некоторый косвенный свет на организацию пантеона и его функционирование, гласит:

 
Энлиль прогуливается в Киуре,
Когда Энлиль прогуливается в Киуре,
Великие боги, их пятьдесят,
Боги судеб, семеро их,
Хватают Энлиля в Киуре, (говоря):
«Энлиль, грешник, из города изыди,
Нунамнир, грешник, из города изыди!»
 

Итак, Энлиль в соответствии с судьбой, начертанной ему богами, отправляется в шумерскую преисподнюю. Но Нинлиль, которая теперь носит ребенка, отказывается остаться в городе и следует за Энлилем в его вынужденное путешествие в Подземное царство. Это беспокоит Энлиля, ибо его дитя Син, которому была предназначена власть над крупнейшим из светил, луной, будет вынужден обитать в темной и мрачной преисподней вместо небес. Дабы избегнуть этого, он, видимо, придумывает довольно сложный план. На своем пути из Ниппура в преисподнюю Энлиль встречает трех индивидуумов (несомненно, младшие божества): привратника у городских ворот Ниппура, «человека реки Подземного царства» и перевозчика, шумерского Харона, который перевозит мертвых в преисподнюю. Энлиль поочередно принимает облик каждого из них – первый известный пример божественных метаморфоз – и зачинает с Нинлиль трех богов Подземного царства. Эти боги предназначены стать выкупом за их старшего брата Сина, который таким образом получает возможность вознестись на небеса.

Существует также миф об Энки и Нинхурсаг, рассказывающий о сотворении человека «из глины, что над бездной». Повествование начинается с рассказа о тех затруднениях, которые испытывали боги в добывании себе пищи, особенно, как и следовало ожидать, после появления на свет женских божеств. Боги жалуются на свою участь, но Энки, бог воды, который в качестве шумерского бога мудрости должен был бы прийти им на помощь, почивает в глубине вод и не может их услышать. По этой причине его мать, Первоначальное море, «матерь, породившая всех богов», сообщает Энки о жалобах богов, говоря:

 
«О мой сын, поднимись с ложа… мудрое сделай,
Сотвори богам слуг, да порождают себе
                                                          подобных (?)».
 

Энки обдумывает задачу, призывает на помощь «целый сонм» добрых и благородных «творцов» и говорит своей матери Намму, Первоначальному морю:

 
«О мать, создание, что ты назвала,
                                                          существует,
Придай ему образ (?) богов;
Смешай сердце глины, что над бездной,
Добрые и благородные творцы сгустят глину,
Ты же, ты сотвори члены;
Нинмах потрудится больше тебя,
Богини (рождения) помогут тебе в работе;
О мать, начертай его судьбу,
Нинмах придаст ему форму богов,
Это – человек…»
 

Теперь поэма от сотворения человека как такового обращается к сотворению некоторых несовершенных человеческих типов с очевидной целью объяснить существование этих отклоняющихся от нормы творений. Поэма рассказывает о пире, устроенном Энки для богов, несомненно дабы отпраздновать сотворение человека. На этом празднестве Энки и Нинмах выпивают много вина и становятся чересчур деятельными. Нинмах берет немного глины, что над бездной, и создает шесть разновидностей людей, отклоняющихся от нормы, а Энки начертывает их судьбу и дает им хлеба для еды.

Когда Нинмах сотворила эти шесть типов людей, Энки решает и сам заняться творением. Способ, каким он это делает, неясен, но, как бы там ни было, созданное существо оказывается неудавшимся. Теперь Энки озабочен тем, чтобы Нинмах помогла этому несчастному созданию, и потому обращается к ней так:

 
«Тому, кого руки твои сотворили, я начертал судьбу.
Дал ему хлеб для еды;
Начертай судьбу тому, кого руки мои
                                                               сотворили,
Дай ему хлеб для еды».
 

Нинмах пытается помочь существу, но все напрасно. Нинмах говорит с ним, но оно не может ответить. Она дает ему хлеб для еды, но оно не тянется за ним. Оно не может ни сидеть, ни стоять, ни согнуть колени. После долгой, но пока еще непонятной беседы между Энки и Нин-мах богиня проклинает Энки за это больное, бессильное существо, сотворенное им, и Энки, кажется, воспринимает проклятие как должное.

Немало шумерских мифов группируется вокруг честолюбивой, энергичной и требовательной богини любви Инанны – аккадской Иштар – и ее супруга, бога-пастуха Думузи – библейского Таммуза. Две версии мифа рассказывают о сватовстве Думузи к богине. Согласно одной из них, он состязается из-за ее любви с богом-земледельцем Энкимду и добивается успеха лишь после долгого и ожесточенного спора и угроз прибегнуть к силе. Согласно другой версии, Думузи, видимо, был немедленно и с готовностью принят Инанной в качестве возлюбленного и супруга. Но он и не воображал, что этот брак с Инанной приведет его к погибели и что его в буквальном смысле слова утащат в ад. Об этом рассказывается в одном из наиболее хорошо сохранившихся шумерских мифов, именуемом «Сошествие Инанны в Подземное царство». Этот миф был опубликован и исследовался трижды в течение последних двадцати пяти лет, но его надо рассматривать снова в свете нескольких неизвестных до сих пор табличек и фрагментов. Миф рассказывает следующее.

Инанна, «царица небес», честолюбивая богиня любви и войны, ставшая женой сватавшегося к ней пастуха Думузи, решает спуститься в Подземное царство, дабы сделаться его владычицей и таким образом, вероятно, воскресить мертвых. Для этого она собирает надлежащие божественные законы и, украсив себя царскими одеждами и драгоценностями, готова вступить в «страну без возврата».

Царицей Подземного царства является ее старшая сестра и злейший враг Эрешкигаль, шумерская богиня смерти и мрака. Не без оснований опасаясь, как бы сестра в своем царстве не предала ее смерти, Инанна наставляет своего визиря Ниншубура, который всегда готов к ее услугам; если через три дня она не возвратится, он должен начать оплакивать ее гибель в собрании всех богов. Затем он должен пойти в Ниппур, город Энлиля, главного бога шумерского пантеона, и умолять его спасти ее и не дать ей быть умерщвленной в Подземном царстве. Если Энлиль откажется, Ниншубур должен идти в Ур, город бога луны Нанны, и повторить свои мольбы. Если Нанна тоже откажется, он должен пойти в Эриду, город бога мудрости Энки, который «знает пищу жизни», «знает воду жизни» и, несомненно, придет ей на помощь.

Затем Инанна спускается в Подземное царство и приближается к лазуритовому храму Эрешкигаль. У ворот ее встречает главный привратник, который желает знать, кто она такая и зачем пришла. Инанна выдумывает ложную причину для своего визита, и привратник согласно указаниям своей госпожи проводит ее через семь ворот Подземного царства. При проходе через каждые из этих ворот с нее, несмотря на ее протесты, снимают по частям одежды и украшения. Наконец ее проводят через последние ворота и, совершенно обнаженную, ставят на колени перед Эрешкигаль и Ануннаками, семью ужасными судьями Подземного царства. Они бросают на Инанну свои смертоносные взгляды, и Инанна превращается в труп, который затем подвешивают на колышек, вбитый в стену.

Прошло три дня и три ночи. На четвертый день Ниншубур, видя, что его госпожа не возвращается, начинает свой обход богов, как она ему велела. И Энлиль, и Нанна, как и предполагала богиня, отказывают в помощи. Но Энки придумывает план возвращения ее к жизни. Энки создает два бесполых существа, кургарру и калатурру, вверяет им «пищу жизни» и «воду жизни» и велит отправиться в Подземное царство, где Эрешкигаль, «мать-родильница», лежит в муках «из-за своих детей», ничем не прикрытая, и непрерывно стенает: «О мои внутренности, о мое тело!» Они же, кургарру и калатурру, должны сочувственно вторить ее крику и добавлять: «От моих внутренностей к твоим внутренностям, от моего тела к твоему телу». Им тогда предложат в качестве подарков воду рек и зерно полей, но, предупреждает Энки, они не должны их принимать. Вместо этого они должны сказать: «Дай нам тело, висящее на гвозде», а затем посыпать его «пищей жизни» и окропить «водой жизни», которые он им дал, и воскресить тем самым Инанну. Кургарру и калатурру точно исполняют указания Энки, и Инанна возвращается к жизни.

Но, хотя Инанна снова жива, ее беды далеко еще не кончились, ибо существует нерушимый закон «Страны без возврата»: тот, кто вошел в ее ворота, не может возвратиться в наземный мир, если только не представит себе замену. Действие этого закона распространяется и на Инанну. Ей и в самом деле дозволено подняться на землю, но только в сопровождении толпы безжалостных демонов, которые должны возвратить ее в преисподнюю, если она не сможет представить другое божество, которое займет ее место. Окруженная этими отвратительными стражами, Инанна прежде всего посещает два шумерских города – Умму и Бад-тибиру. Боги-покровители этих городов, Шара и Латарак, при виде этих посланцев Подземного царства приходят в ужас, облачаются в рубище и ползают перед Инанной в пыли. Инанна, видимо, удовлетворена их смирением, и, когда демоны грозят утащить их в Подземное царство, она сдерживает демонов и тем спасает жизнь двум богам.

Продолжая свое путешествие, Инанна и демоны прибывают в Куллаб, район шумерского города-государства Урук. Царем этого города является бог-пастух Думузи, который, вместо того чтобы оплакивать сошествие своей супруги в Подземное царство, где она подверглась мучениям и смерти, «надел прекрасные одежды, воссел на высоком троне», т. е. праздновал и радовался. Разгневанная Инанна окидывает его «взглядом смерти» и передает в руки ревностных и беспощадных демонов, дабы те унесли его в Подземное царство. Думузи бледнеет от ужаса и плачет. Он воздевает руки к небесам и взывает к богу солнца Уту, который является братом Инанны и, следовательно, свояком Думузи. Думузи просит Уту помочь ему избегнуть когтей демонов, превратив его руки в руки змеи и ноги – в ноги змеи.

Миф начинается строками, в которых автор задает общий меланхолический тон своему повествованию. Думузи, пастырь Урука, ощущает ужасное предчувствие надвигающейся смерти и поэтому уходит на равнину с глазами, полными слез, и с горькой жалобой:

 
Его сердце исполнено слез, он идет на равнину,
Сердце пастыря исполнено слез, он идет
                                                               на равнину,
Сердце Думузи исполнено слез, он идет
                                                               на равнину,
Он повесил свирель себе на шею, дал волю
                                                                      жалобе:
«Начинай жалобу, начинай жалобу,
                                  о равнина, начинай жалобу!
О равнина, начинай жалобу, начинай
                                                              причитанье!
Среди раков речных начинай жалобу!
Средь лягушек речных начинай жалобу!
Да воскликнет моя мать слова (жалобы),
Да воскликнет моя мать, моя Сиртур,
                                                          слова жалобы,
Да воскликнет моя мать, у которой нет пяти
                                          хлебов, слова (жалобы),
Да воскликнет моя мать, у которой нет
                             десяти хлебов, слова (жалобы).
В день, когда я умру, будет некому печься о ней,
На равнину, как моя мать, да прольют глаза
                                                                 мои слезы,
На равнину, как моя сестричка, да прольют
                                                    глаза мои слезы».
 

Думузи, продолжает поэт, ложится затем спать и видит вещий, предрекающий беду сон:

 
Средь ростков он улегся, средь ростков он улегся,
Пастырь среди ростков улегся,
Когда пастырь средь ростков улегся, он сон
                                                                      увидел.
Он поднялся – то сон, задрожал – то виденье!
Он глаза протер, он охвачен страхом.
 

Теперь к смятенному Думузи приводят его сестру Гештинанну, божественную поэтессу, певицу и толковательницу снов, и Думузи рассказывает ей о своем зловещем видении:

 
«Мой сон, о сестра, мой сон, вот суть
                                                               моего сна:
Тростники вздымались вокруг меня,
                 тростники прорастали вокруг меня,
Одинокий камыш надо мной склонился,
Из двойных камышей один от меня забрали,
В чаще деревья высокие (?) грозно высились
                                                            надо мною.
На мое священное сердце вода пролита,
От моей маслобойки священной подставка (?)
                                                                 исчезла,
Священная чаша с гвоздя своего упала,
Исчез мой пастырский посох,
Сова схватила…
Сокол ягненка схватил когтями,
Мои козлы в пыли влачат лазуритовые
                                                                  бороды,
Мои овцы землю скребут, подогнув ноги,
Маслобойка опрокинута, молоко не налито,
Чаша опрокинута, Думузи нет среди живых,
                                 отдан стан на волю ветра».
 

Гештинанну глубоко взволновал сон, приснившийся ее брату:

 
«О брат мой, недобр сон, что ты мне поведал!
Думузи, недобр сон, что ты мне поведал!
Тростники вздымались вокруг тебя,
Тростники прорастали вокруг тебя —
Злодеи восстанут, чтоб напасть на тебя,
Одинокий камыш над тобой склонился —
Мать, что тебя родила, головою поникнет,
Из двойных камышей один от тебя забрали —
Я и ты – один из нас будет забран…»
 

Так истолковывает Гештинанна, деталь за деталью, мрачное и зловещее сновидение своего брата и заканчивает предупреждением, что галла, демоны Подземного царства, приближаются к нему и что он должен немедленно скрыться.

Думузи соглашается с этим и просит свою сестру не выдавать его убежище демонам:

 
«Сестра, я скроюсь в траве, не выдай
                                                            мое убежище!
Я скроюсь средь мелких растений, не выдай
                                                            мое убежище!
Я скроюсь средь крупных растений, не выдай
                                                            мое убежище!
Я скроюсь в каналах Араллу, не выдай
                                                         мое убежище!»
 

Гештинанна отвечает ему:

 
«Если я выдам твое убежище, да растерзают
                                                         меня твои псы,
Черные псы, твои псы «пастушества»,
Дикие псы, твои псы «владычества»,
                              да растерзают меня твои псы».
 

Итак, демоны галла, жестокие существа, которые являются и начинают искать Думузи, но не могут его найти. Они хватают его сестру Гештинанну и пытаются подкупить ее, чтобы узнать его убежище, но Гештинанна остается верной своему слову. Однако Думузи возвращается в город, вероятно, из страха, что демоны убьют его сестру. Здесь галла хватают его, подвергают жестокому избиению, крепко связывают по рукам и ногам и собираются утащить в Подземное царство. Тогда Думузи обращается к Уту, богу солнца, брату его жены, Инанны, покровительницы города Урука, с мольбой превратить его в газель, дабы он мог убежать от демонов и унести свою «душу» в некое место (пока еще не идентифицированное), или, как говорит сам

 
Не едят пищи, не знают питья,
Муки, что посыпана, не вкушают,
Не пьют возлиянной воды,
Не принимают даров приятных,
Супруг не обнимают с лаской,
Детей любезных не целуют…
 

Думузи:

 
«Уту, ты брат моей жены, я муж твоей сестры,
Я тот, кто приносит пищу в Эанну,
Брачные дары в Урук приносил я,
Я целовал святые уста,
Ласкал святое лоно Инанны —
Преврати мои руки в руки газели,
Преврати мои ноги в ноги газели,
Да избегну я моих демонов галла,
Да унесу свою душу в …»
 

Бог солнца внял мольбе Думузи. Как говорит поэт:

 
«Уту принял как дар его слезы,
Как милосердец явил милосердье,
Превратил его руки в руки газели,
Превратил его ноги в ноги газели,
Он избег своих демонов галла,
Унес свою душу в …»
 

Все было напрасно. Преследователи вновь хватают его и вновь подвергают избиению и пыткам. Поэтому Думузи вновь обращается к богу солнца Уту с мольбой превратить его в газель. Но на этот раз он намерен унести свою душу в дом богини, известной как «Белили, мудрая старая госпожа». Уту исполняет его просьбу, и Думузи является в дом Белили, взывая:

 
«Белили, я не просто человек, я – муж богини,
Возлиянной воды дозволь испить мне,
Посыпанной муки дозволь поесть мне».
 

Но едва только она дозволила ему вкусить пищи и питья, в третий раз появляются демоны и опять бьют и мучают Думузи. Уту вновь превращает его в газель, и Думузи бежит в пастушеский стан своей сестры Гештинанны. Но все тщетно, пять демонов галла входят в стан, бьют Думузи по щеке гвоздем и палками, и Думузи умирает. Процитируем печальные строки, завершающие поэму: