Текст книги "Мировая художественная культура: Древний Восток. Египет. Месопотамия. Палестина"

(едва слышно)

 
Кто здесь взывает к Богу?
 

Каин

 
Убийца твой.
 

Авель

 
Пусть Бог ему отпустит.
Брат, не забудь о Селле; у нее
Брат – только ты.
 

(Умирает)

Каин

 
А у меня нет брата!..
Но он глядит! Так он не мертв? Ведь смерть
Подобна сну, а сон смыкает очи…
Вот и уста открыты – значит, дышат?
Но нет, они не дышат!.. Сердце, сердце,
Послушаю, не бьется ль сердце?.. Нет!
Так где же я? Во сне иль наяву,
В каком-то страшном мире? Все кружится
В глазах моих… А это что? Роса?
(Касается рукой лба, потом смотрит на нее.)
Нет, не роса! Нет, это кровь – кровь брата,
И эта кровь – мной пролита! – На что же
Мне жизнь теперь, когда я отнял жизнь,
Исторгнул дух из столь родной мне плоти?
Но он не мертв! Смерть разве есть молчанье?
Нет, встанет он, – я буду ждать, я буду
Стеречь его. Ведь жизнь не столь ничтожна,
Чтоб так легко угаснуть. И давно ли
Он говорил?.. Скажу ему… Но что?
Брат!.. Нет, не так – он мне не отзовется
На этот зов: брат не убил бы брата…
И все-таки… И все-таки – хоть слово!
Хоть только звук из милых уст, чтоб я
Мог выносить звук собственного слова!
 

 
На скале приморской мшистой,
Там, где берег грозно дик,
Богоматери Пречистой
Чудотворный зрится лик;
С той крутой скалы на воды
Матерь Божия глядит
И пловца от непогоды
Угрожающей хранит.
 
 
Каждый вечер, лишь молебный
На скале раздастся звон,
Глас ответственный хвалебный
Восстает со всех сторон;
Пахарь пеньем освящает
Дня и всех трудов конец,
И на палубе читает
«Ave Maria» пловец.
 
 
Благодатного Успенья
Светлый праздник наступил;
Все окрестные селенья
Звон призывный огласил;
Солнце радостно и ярко,
Бездна вод светла до дна,
И природа, мнится, жаркой
Вся молитвою полна.
 
 
Все пути кипят толпами,
Все блестит вблизи, вдали;
 
 
У́бралися вымпелами
Челноки и корабли;
И, в один слиявшись крестный
Богомольно-шумный ход,
Вьется лестницей небесной
По святой скале народ.
 
 
Сзади, в грубых власяницах,
Слезы тяжкие в очах,
Бледный пост на мрачных лицах,
На главе зола и прах,
Идут грешные в молчанье;
Им с другими не вступить
В храм святой; им в покаянье
Перед храмом слезы лить.
 
 
И от всех других далеко
Мертвецом бредет один:
Щеки впалы; тускло око;
Полон мрачный лоб морщин;
Из железа пояс ржавый
Тело чахлое гнетет,
И, к ноге прильнув кровавой,
Злая цепь ее грызет.
 
 
Брата некогда убил он;
Изломав проклятый меч,
Сталь убийства обратил он
В пояс; латы скинул с плеч,
И в оковах, как колодник,
Бродит он с тех пор и ждет,
Что какой-нибудь угодник
Чудом цепь с него сорвет.
 
 
Бродит он, бездомный странник,
Бродит много, много лет;
Но прощения посланник
Им не встречен; чуда нет.
Смутен день, бессонны ночи,
Скорбь с людьми и без людей,
Вид небес пугает очи,
Жизнь страшна, конец страшней.
 
 
Вот, как бы дорогой терний,
Тяжко к храму всходит он;
В храме все молчат, вечерний
Внемля благовеста звон.
Стал он в страхе пред дверями:
Девы лик сквозь фимиам
Блещет, обданный лучами
Дня, сходящего к водам.
 
 
И окрест благоговенья
Распростерлась тишина:
Мнится, таинством Успенья
Вся земля еще полна,
И на облаке сияет
Возлетевшей Девы след,
И она благословляет,
Исчезая, здешний свет.
 
 
Все пошли назад толпами;
Но преступник не спешит
Им вослед, перед дверями,
Бледен ликом, он стоит:
Цепи все еще вкруг тела,
Ими сжатого, лежат,
А душа уж улетела
В град свободы, в Божий град.
 

О потопе

Настало время, когда начали люди размножаться на земле и дочери родились у них. Увидели мужи дочерей их красивых и взяли себе в жены тех, которых избрали. И сказал Господь Бог: «Не будет пребывать дух мой в людях этих вовеки, потому что греховны они. Путь проживут они 120 лет, исполины». Увидел же Господь Бог, что умножилось зло от людей на земле, и сказал Бог: «Да истреблю человека на земле, его же я создал; от человека до скота и от гадов и до птиц небесных».

Ной же обрел благодать у Господа Бога. Ной, праведный в роде своем, угодил Богу. Увидел Бог, что земля осквернена людьми и осквернили все живущие путь свой на земле. И сказал Господь Бог Ною: «Настало время каждого человека погубить на земле, преисполнилась неправда их предо мною. Сооруди себе ковчег на Аравитских горах, – и, показав ему древо четвероугольное, повелел делать ковчег в длину 300 локтей, в ширину 50 локтей, в высоту 30 локтей. – И полаты сотворишь в нем отдельные». Тогда были люди могучие, великаны: их 300 локтей, а наших 3000, их 50, а наших 1000, их 30 локтей, а наших 900. Египтяне сажень локтем называют. «И оконца сделай в ковчеге и просмоли его снаружи и внутри горною смолою, двери же в ковчеге сверху сделай, а по бокам жилье в два и в три яруса сооруди». Ной же по приказанию Ангела начал строить ковчег и спускался с горы за пищей раз в три месяца в дом свой.

Дьявол же, испокон века ненавидящий род человеческий, приблизился к жене Ноя и сказал ей: «Узнай, куда ходит муж твой». Она же отказалась: «Упрям муж мой, и не смогу выпытать у него». И сказал Дьявол ей: «Есть трава над рекою, вьется около дерева. Ты же возьми цвет травы той и заквась с мукою, и напои мужа своего, и расскажет тебе все». Она же сделала так по наущению дьявола.

Ной же сошел с горы пищи ради и приказал: «Жена, дай мне пить, возжаждал я от работы своей». Она же дала ему чашу. Ной же, выпив, сказал: «Это хмель рванец, умному на веселье, на свадьбу, на кумовство и на братство, и на все добрые дела, а глупому на драку, на вражду и на всякое злое дело». И, испив три чаши, веселился с женою Ной. Она же начала по наущению дьявола ласкаться к мужу своему и спросила: «Поведай мне, господин, куда ходишь?» Он же ответил ей: «Послал Господь Ангела своего ко мне и сказал мне: «Хочу потопить всю землю», и повелел мне построить ковчег и войти в него мне и тебе, и сыновьям нашим, и женам их».

И сказала жена дьяволу, куда ходит Ной. Дьявол же, придя, разломал постройку Ноя. И утром Ной, взойдя на гору, увидел ковчег, разбитый в прах. И плакал Ной 40 дней, и явился ему Ангел Господень и указал ему дерево негниющее, по имени кедр, и сказал: «Из этого дерева строй ковчег». И построил Ной ковчег за 30 лет.

Случилось это в 600-е лето жизни Ноя, во второй месяц года, в апреле, в 27 день. Пришел потоп на землю, открыл Господь Бог 12 окон морских и разверзлись хляби небесные, и шел дождь 40 дней и 40 ночей. Ной же ударил в било, и вошли к Ною в ковчег сыновья его Сим, Хам и Афет и жены сыновей его. Услышав зов тот, вошли к Ною в ковчег по паре от скотов и от зверей чистых и от зверей нечистых, по паре от птиц чистых и от птиц нечистых, и от гадов вошли в ковчег, чтобы прокормиться с Ноем в ковчеге.

Дьявол же, не хотя добра роду человеческому, но замыслив погубить его, приблизился к жене Ноя и сказал ей: «Не входи в ковчег без моего слова». И тогда жена Ноя по наущению дьявола не пошла в ковчег. Уже все собрались к Ною в ковчег, жена же Ноя не шла в ковчег. Ной же начал звать в ковчег: «Иди, окаянная, в ковчег, иди, обманщица!» Она же стояла, горюя о родных своих и ожидая слова дьявола. И сказал ей Ной: «Иди, дьявол, в ковчег!» Она же пошла в ковчег, и дьявол с нею же вошел в ковчег.

Тогда окаянный дьявол, желая погубить весь род человеческий, превратился в мышь и начал грызть дно ковчега. Ной же помолился Богу, и пришел в ковчег лютый зверь и чихнул, и из ноздрей его выскочили кот и кошка и удавили мышь ту. Повелением Божиим не сбылись козни дьявола, и с тех пор начали водиться коты.

И повелел Господь воде нести ковчег на горы Аравитские, на то место, где создан был. Ковчег же носился на водах выше гор высоких на 15 локтей. И утонули все живущие. И плавал ковчег 150 дней, и сидел Ной в ковчеге 7 месяцев 27 дней на горах Аравитских. Вода же убывала до 10-го месяца. В 11-й месяц, в 1-й день иссякла вода с лица земли. И открыл Ной кровлю ковчега, и оконце отворил, и послал ворона, чтобы узнать, отступила ли вода от лица земли. И, полетав, ворон набросился на тела мертвых и не возвратился к Ною в ковчег.

Ной же послал голубя посмотреть, убавилась ли вода. Голубь же, не найдя опоры ногам своим, полетал и возвратился к Ною в ковчег, ибо стояла вода по всему лицу земли. Ной же простер руку свою и принял голубя, и внес его в ковчег. И еще, подождав 7 дней, второй раз послал голубя. Голубь же, полетав, возвратился вечером к Ною в ковчег и принес в клюве своем ветвь масличную. И понял Ной, что отступила вода от лица земли. И, подождав еще 7 дней, послал голубя, и не возвратился голубь к Ною в ковчег, потому что сошла вода с лица земли. Ной же благословил птицу голубя, да будет чист и мудрейший среди всех птиц. Птицу ворона же проклял, причислил к нечистым птицам.

Было Ною 601-е лето жизни его, первого месяца в 1-й день ушла вода от лица земли. И открыл Ной крышу ковчега, когда сошла вода с лица земли. Продолжался потоп на земле 20 месяцев, во второй же месяц, называемый октябрь, обсохла земля. И сказал Господь Бог Ною: «Выйди ты из ковчега, и жена твоя, и сыновья твои, и жены сыновей твоих с тобою, и весь род твой, и все звери и скоты, и птицы, и все гады, пресмыкающиеся по земле. Да плодитесь и размножайтесь, и умножайтесь на земле, и наполните землю».

 
Когда ковчег был кончен и наполнен
И я, царь Касисадра, Ксисутрос,
Зарыл в Сиппаре хартии закона,
Раздался с неба голос: «На закате
На землю хлынет ливень. Затвори
В ковчеге дверь». И вот настало время
Войти в ковчег. Со страхом ждал я ночи,
И в страхе затворил я дверь ковчега
И в страхе поручил свою судьбу
Бусуркургалу, кормчему. А утром
Поднялся вихрь – и тучи охватили
Из края в край всю землю. Роману
Гремел среди небес. Нэбб и Сарру
Согласно надвигались по долинам
И по горам. Нергал дал волю ветру.
Нинип наполнил реки, и несли
Смерть и погибель Гении. До неба
Достигли воды. Свет потух во мраке,
И брат не видел брата. Сами боги
К вершинам Анну в страхе поднялись
И на престолах плакали, и с ними
Истара горько плакала. Шесть дней
И семь ночей свирепствовали в мире
Вихрь, ураган и ветер – наконец,
С рассветом дня, смирились. Воды пали.
И ливень стих. Я плакал о погибших,
Носясь по воле волн, – и предо мною,
Как бревна, трупы плавали. Я плакал,
Открыв окно и увидавши солнце.
 

На восходе солнца Сим, первенец Ноя, сидел на бревне возле самой воды и разглядывал крупную жемчужину, подрагивающую на его ладони. Он раздумывал, сделать из нее украшение для Лии или просто отдать отцу? А может, подарить ее Динке? Динка оценит.

Жемчужину эту он нашел еще вчера, проходя утром вдоль полосы морского мусора, оставленного отливом. Она лежала в песочной ямке между гниющими черными водорослями, обломками тростника и пустыми раковинами, и, если бы не блеснувший на ее боку отсвет восходящего солнца, Сим мог ее и не заметить, пройти мимо этой чудесной маленькой игрушки природы.

Длинная волна беззвучно приблизилась к самым его ногам, замерла на миг и тихо откатилась, оставив на берегу тонкий кружевной след, такой же длинный, как она сама.

Небо над головой Сима, похожее на внутреннюю сферу исполинской жемчужины, уже потеряло свои бледно-розовые краски, и на востоке сквозь перламутр небес бледно-желтым пятном светило солнце.

Отец как-то говорил, что после потопа солнце начнет светить людям прямо с открытого неба, а не сквозь небесную водяную толщу. Сами небеса тогда станут голубыми, а не серыми, как сейчас, а солнце будет огненного цвета. Жаль только, говорил отец, что тогда уже никто, кроме орлов, не отважится смотреть на него прямым взглядом – людям придется беречь глаза. От благодатного светила, дарующего тепло и свет, и вдруг беречься? Это казалось странным, даже нелепым, но так говорил отец, а ему сказал Создатель.

Ной еще добавил, что не только дневное небо, но и ночное станет другим: кроме одинокой луны по ночам на небе будут видны и другие светила, называемые «звездами», и этих «звезд» на небе появится неисчислимое множество. А сама луна будет видна так четко, что можно будет разглядеть ее края, сейчас едва угадываемые в тумане. А еще на ней станут различимы лунные долины и горы. Вообразить такое чудо совершенно невозможно, остается только ждать! А ждать осталось совсем недолго, всего сто дней. Слушая с увлечением рассказы отца о будущем небосводе, и вообще о земле после потопа, часто хотелось воскликнуть: «Такого просто не может быть!», но в семье Ноя знали: именно так все и будет, потому что так говорит отец, а ему это еще раньше рассказал Творец.

Серая гладь моря тоже переливалась жемчугом, отражая низкий купол неба, подсвеченный солнцем с той стороны небесной водяной тверди. Сим долго просидел на своем бревне, погрузившись в раздумья: море все это время постепенно отступало, и теперь даже самые резвые и озорные волны уже не касались его босых ног, а отходили с каждой откатной волной все дальше и дальше – отлив продолжался.

Стояла глубокая и теплая тишина, оттеняемая лишь едва слышным шелестом оседавших на сушу и на воду капель небесной влаги, глазу почти неразличимых, но постоянных и обильных. Как же премудро было устроено Творцом, что влага, испаряясь с поверхности рек и морей, собиралась на небе плотным слоем и разглаживалась воздушными потоками, распределяясь по всему небосводу и только после этого равномерно осыпалась на землю. А иначе как бы всем растениям земли досталось влаги поровну? У одних, растущих возле водоемов, ее было бы в преизбытке, а другим и вовсе не хватило бы.

Так, размышляя о том, о сем, Сим все смотрел и смотрел на жемчужину, похожую на яйцо какой-то неизвестной, не учтенной в Списке птицы.

Вот и наш земной мир похож на яйцо-жемчужину, думал он. Мы находимся внутри него, под скорлупой неба, и живем на поверхности плотного желтка – самой земли; а воздух, в котором мы существуем, похож на мутноватый питательный белок. Яйцо наше огромно, внутри его живут тьмы растений, животных и многие-многие тысячи людей, но мир за пределами нашего яйца еще огромней. Там есть и другие планеты, пригодные для жизни, но Господь избрал для людей одну только вот эту планету, называемую Землей. Скоро уже скорлупа расколется, и человечество вылупится из яйца. Все будет новое. И люди будут дивиться этому новому и привыкать к нему. Если вылупятся живыми… Отец говорит, а ему сказал Творец, что человечество опасно больно и не выживет в новом мире, если не успеет покаяться и измениться в этом. Человек должен вернуться в свое естественное состояние. И не только люди больны, но и животные, и растения, и вода – весь земной мир болен из-за непослушания человека Богу! И чтобы омыть, очистить землю, понадобится потоп. А спасутся немногие. Из животных и растений для новой жизни пригодны только те, на которые указал Творец. Вот для этого отбора и существует Список.

Зато из людей спастись в Ковчеге могут все, кто только пожелает, сколько бы их ни было. Лишним не будет ни один человек! Но войти в Ковчег можно только через покаяние: тот, кто не признает себя больным, излечиться не может. Так говорит отец, а ему сказал Творец.

Каждый вечер Ной восходит на особое возвышенное место неподалеку от берега и говорит проповедь людям, призывая их подумать о своих грехах и предлагая всем покаявшимся место в Ковчеге. Но каяться пока еще никто не захотел. Даже те, кто помогает им строить Ковчег, не вняли проповеди Ноя! Никто за все сто двадцать лет… А к холму последние годы уже никто не приходит: ни для того, чтобы послушать проповедь Ноя, ни даже чтобы посмеяться над ним. Но еще оставалась Динка…

Сим встал, перешагнул бревно и сел спиной к морю и Ковчегу, а лицом к прибрежным дюнам и утесам. На самой крупной из каменных громад возвышался Динкин «Ковчег». Нет, вовсе не в насмешку она дала такое название своей гостинице, и братья зря на нее обижаются! Просто жизнь научила ее быстро соображать там, где она видела выгоду. А в те годы, когда она строила свою гостиницу на утесе – вон том, с плоской вершиной и пологим спуском в сторону города, люди целыми толпами приходили и приезжали на побережье специально для того, чтобы послушать Ноя. Вот она и назвала свою гостиницу «Ковчегом» и не прогадала: из всех гостиниц побережья туристы предпочитали именно эту, а привлекало их как раз ее название. «Это лучшая моя реклама!» – говорила Динка. Она еще выстроила на крыше павильон-ресторан, очертаниями сходный с настоящим Ковчегом. Деревянные «борта» из досок достигали уровня столиков, а выше шли ряды красных тисовых столбов, которые Динка нахально выдавала за гоферовые. На столбах-колоннах лежал навес из прозрачного пластика, покрытого папоротниковыми листьями. На крыше задерживалась влага, огромные папоротниковые вайи начинали гнить, их приходилось часто менять, чтобы в павильоне-ресторане всегда был уютный зеленый свет. Но у хитрой хозяйки «Ковчега» все было предусмотрено: папоротниковая роща росла как раз за скалой, и Динкины работники нещадно ее обдирали. Посетителям нравился и зеленоватый свет на крыше, и то, что они могли, сидя за столиками, наблюдать за строительством Ковчега на берегу. Впрочем, все это он знал со слов Динки, а сам он на скалу никогда не поднимался, хотя она и приглашала, и уговаривала, и заманивала… <…>

Из дневника Дины

* * *

А двери в Ковчег были теперь закрыты из-за странного и необъяснимого происшествия, которое я наблюдала своими глазами, но пока не знаю, как объяснить. Надеюсь, мне потом Симка все растолкует.

Это было на рассвете, примерно неделю назад. Я вышла на крышу, как обычно делаю перед началом рабочего дня, подошла к перилам и остановилась в изумлении.

По тропе, ведущей к Ковчегу, через дюны двигалась бесконечная вереница животных. Шли они парами, самец и самка, насколько я могла издали разглядеть, шагали неспешно и мирно: пара тигров, а за нею изящная чета антилоп, пара носорогов и следом пара верблюдов, какие-то вовсе неизвестные мне экзотические звери – медведи с белой шерстью, длинноногие ходячие птицы с крохотными крылышками, явно не предназначенными для полета. Но были и совсем обыкновенные домашние животные: конь и кобыла, буйвол с буйволицей, кошачья пара, собачья… Какие-то совсем мелкие тварюшки суетливо бежали под ногами крупных животных, и те их бережно переступали.

Звери подходили к широко распахнутым дверям и скрывались в Ковчеге. А последней шла семья слонов. Совсем маленький и, кажется, чуть ли не слепой слоненок шел, держась хоботком за материнский хвост. Наверное, он родился в пути, буквально только что, потому что все остальные звери шли парами, без детенышей. Поэтому слоны и шли последними. Серые громадины подошли к Ковчегу и остановились, будто в нерешительности. Но старый Ной шлепнул слоненка по задику, и тот, выпустив материнский хвост, резво протопал в Ковчег, а родители степенно последовали за ним.

Вот после этого двери в Ковчег и затворились.

* * *

Звери вели себя смирно и даже кротко. Они послушно проходили парами на то место, которое им показывали люди, ложились на соломенные подстилки и тут же засыпали.

– Я думаю, что они большей частью так и будут спать, – сказал Ной, – так что особых забот у нас с ними не будет.

– Но ведь Творец велел тебе запасти для них корм! – возразила Ноэма.

– Ну, значит, время от времени они будут просыпаться, чтобы поесть.

– И значит, будет у нас работа, – сказала Ноэма.

– Ага. Особенно через некоторое время после того, как звери поедят! – усмехнулся Иафет. – Отче, я придумал, как сделать лоток для сбрасывания навоза сквозь стену. Вот, взгляни, я сделал чертеж. Если ты одобришь, я еще успею его сделать.

– За оставшиеся три дня?

– Три дня – достаточный срок, отче. Я все успею.

– Ну, давай посмотрим, что ты там изобрел, умница наш!

* * *

Сим сидел под окном и смотрел в сгущавшийся над ним туман. Окно выходило в море, и «Ковчег» на скале отсюда виден не был, но оттуда доносился грохот музыки.

– Уже завтра… Переживаешь? – тихо спросила Лия, подходя к нему и беря его за руку. – Может, тебе сходить к Дине и еще раз поговорить с нею?

– Бесполезно ее уговаривать. Она должна сама решить.

– Как обидно! Сто лет отец звал людей в Ковчег, а пришли…

– А пришли одни скоты, – закончил за нее Сим. – Люди оказались строптивей и упрямей бессловесных тварей.

– Как жаль…

– Ужасно жаль, милая!

Из дневника Дины

А вода все льет и льет с неба…

Когда Ной сказал мне, что скоро с неба будет лить какой-то «дождь», я ему не то чтобы совсем не поверила, но просто пропустила мимо ушей. А вот теперь вода льется тесными струями, как всегда, проливалась накопившаяся вода на листьях, если, проходя по саду, вдруг неосторожно задеть дерево плечом. Причем этот самый «дождь» льется по всему берегу, по всему свету, льется даже на воду моря… И похоже, что никого это не пугает, кроме меня.

Страшно мне почему-то, даже очень страшно, если по совести… Хотя надо бы радоваться, ведь сегодня тот самый пресловутый «день потопа» – а потопа-то и нет! Завтра, завтра все разъяснится, и жизнь снова войдет в нормальную колею. Может быть, завтра и «дождь» кончится, и отворятся двери Ковчега, и все животные разбегутся по своим убежищам, а я спущусь на берег к Симке, упру руки в боки и спрошу: «Ну, что ты теперь скажешь, братец Сим?»

А Ною я ничего не скажу, потому что мне и сейчас уже очень жаль старика…

Но это завтра. А сейчас надо взять себя в руки и идти наверх, в ресторан. Там сегодня не протолкнуться. Людей дождь совершенно не пугает, они воспринимают его как новое оригинальное развлечение. Нефилимы через рефаимов так всем и объяснили: ничего сверхъестественного, обычное явление природы, только пока еще мало изученное.

Все, хватить ныть, работать надо! Потом допишу…

* * *

Все понимали уже, что вот-вот вода поднимется еще немного, и Ковчег тронется с отмели и поплывет. Но все еще на что-то надеялись, и поэтому на нижнем этаже, у дверей Ковчега даже ночью горела лампа и рядом с нею сидел кто-нибудь из семьи. А днем все то и дело спускались вниз, будто бы проверить, как спят животные, на самом же деле – прислушиваясь, не постучит ли кто в двери Ковчега?

И вот наступил последний день, а за ним и последний вечер. Ковчег уже заметно подрагивал и покачивался под ударами волн. Уже открылись подземные источники вод и в море закручивались буруны, а вода прибывала прямо на глазах, и вросший в тяжелый песок Ковчег понемногу готовился сняться с отмели.

– Уже пора задраивать двери, иначе через порог может набраться вода, – сказал Ной.

Иафет сидел возле клетки со спящими львами на чурбаке, опустив голову на руки. Молчал как всегда.

Хам рыдал, прислонившись к стене.

Женщины плакали, хотя ни сил, ни слез у них, казалось бы, уже не осталось.

– Господи, если уж суждено Дине погибнуть, сделай так, чтобы смерть ее была быстрой и легкой! – тихо, так что слышала только Лия, молился стоявший рядом с нею Сим.

– Все, дорогие мои, пора! – громко сказал Ной. – Готовьтесь. Паклю и смолу приготовили?

– Да, все готово, – сдавленным голосом сказал Сим.

Иафет еще раз проверил все засовы, взял длинный жгут пакли, обмакнул его в смолу, приставил к боковой дверной щели над петлями и стал ловко и умело заталкивать паклю ножом.

И тут в дверь раздался чей-то робкий и быстрый стук. Иафет замер, не веря своим ушам.

– Отче! Там кто-то стучится! – закричал Иафет и отодвинул подальше от двери ведрко со смолой.

Лица у всех просветлели, глаза засияли надеждой.

– Это Дина, это наверняка наша Диночка! – воскликнула Ноэма, сжимая руки под подбородком.

Сим бросился к двери и приоткрыл ее на ширину в локоть.

На самом краю сходней перед дверью стоял на задних лапах совершенно мокрый дрожащий заяц. Передние его лапы беспомощно свисали перед грудью, с них капала вода, окрашенная кровью. Уши он опустил вниз и умоляюще глядел на всех большими косыми глазами.

– Ну, входи же скорей, милый! – сказала Ноэма и сняла с плеч покрывало, готовясь обсушить беднягу. – Ну-ну, не дрожи так! Ты ведь успел, теперь тебе уже нечего бояться, малыш…

– Интересно, и куда мы потом будем девать лишних зайцев? – растроганно проворчал Ной, утирая глаза.

Иафет подошел к дверям Ковчега, снова затворил их и заложил засов.

* * *

«Ковчег» сиял. В ресторане бесновалась музыка, а клиенты выскочили из-под навеса и неистово дергались под проливным дождем: это было так непривычно, так весело – танцевать под льющимися с неба струями холодной воды! Женщины визжали, мужчины громко и бесстрашно хохотали – они чувствовали себя крутыми храбрецами.

Дина, в вечернем платье и нарядном плаще поверх него, с одной длинной черной перчаткой на правой руке, тоже вышла из ресторана, подошла к самому краю крыши, облокотилась на тонкую железную ограду и глядела вниз, на берег. Любопытно, а что сейчас творится там у них? Но Ковчег стоял недвижный, темный и молчаливый. Если в нем и горел свет, так ведь единственное окно его выходило в сторону моря!

Потом Дина увидела полоску света внизу, в том месте, где были сходни и двери над ними. Полоска мелькнула на миг и исчезла, но в ее свете Дина успела заметить, как дрогнул массивный темный борт Ковчега и сходни тяжело упали в воду.

А еще Дина заметила, что вокруг стало светлее. Подняв голову, она увидела, что темная, почти черная сейчас водяная небесная твердь местами рвется и расползается темными клочьями, а между ними появляются провалы в темно-синее глубокое пространство, и в нем, в глубине, появляются далекие-далекие огни. Множество огоньков, крупных как жуки-светлячки и совсем мелких, будто крупинки жемчужной пыли. А в самом большом разрыве между черных клочьев тверди сиял огромный белый диск. «Неужели это те самые Луна и Звезды, о которых говорил Сим?» – восхищенно подумала Дина. И это была ее последняя спокойная мысль, потому что в ту же секунду за ее спиной погас свет и перила под ее рукой тряхнуло. Темное теперь здание «Ковчега» пошатнулось вместе со скалой и стало рушиться вниз… Последнее, что она еще успела увидеть в лунном свете, была высокая длинная волна с пенистым гребнем, обрушившаяся на берег. Отступая, она подхватила Ковчег, развернула его светящимся квадратом окна к берегу и понесла в открытое море.

– Плывите! – успела она прошептать, теряя сознание и одновременно падая вниз через ограду. Еще какое-то мгновение ее закрытые глаза видели сияющий квадратик окна, потом и он померк. Музыка еще продолжала грохотать за спиной, но для нее все уже было кончено.