Текст книги "Укрытие. Книга 2. Смена"

15

2049 год

Саванна, штат Джорджия

Дональд мчался по шоссе 17. Мигающий красный огонек на приборной панели предупреждал, что он превысил ограничение скорости. Но ему было плевать, что его может остановить полиция, что ему могут выписать штраф и это понизит рейтинг его страховки. Все это казалось тривиальным. И тот факт, что какая-то хитроумная электроника в его машине отслеживает и записывает все его действия, бледнел по сравнению с подозрением, что микромашины в его крови делают то же самое.

Взвизгнули шины – он слишком быстро ехал по спиральной рампе, выводящей с шоссе. Дональд влился в поток машин на бульваре Бервик. Свет уличных фонарей стробоскопом вспыхивал на ветровом стекле. Взглянув на колени, он некоторое время смотрел, как в ритме мелькающих над головой фонарей мерцает тисненная золотом надпись на лежащей там книге.

Правила. Правила. Правила.

Дональд успел прочесть достаточно, чтобы в нем зародились тревога и желание узнать, во что он позволил себя втянуть. Элен оказалась права, предупреждая его, а он ошибся в оценке масштаба опасности.

Свернув в свой район, Дональд вспомнил их старый разговор – она умоляла не выставлять свою кандидатуру на выборах, утверждая, что это его изменит, что не в его силах что-либо там улучшить, зато его самого это обязательно сломает.

Так насколько она оказалась права?

Дональд подъехал к дому. Машину пришлось оставить возле тротуара – дорожку занимал джип жены. Еще одна привычка, появившаяся у нее за время его отсутствия, – напоминание, что он здесь больше не живет, что настоящего дома у него нет.

Оставив сумки в багажнике, он прихватил лишь книгу и ключи. Книга и так была достаточно тяжелой.

Когда он подошел к крыльцу, автоматически зажглись лампочки. Он заметил силуэт за окном, услышал отчаянное царапанье за дверью. Элен открыла, и Карма бросилась к нему, шлепая хвостом и высунув язык. Она заметно подросла за несколько недель его отсутствия.

Дональд присел и погладил голову Кармы, позволил собаке лизнуть его в щеку.

– Хорошая девочка, – сказал он, стараясь говорить бодро. Холодная пустота в груди стала только глубже из-за возвращения домой. То, что должно было его порадовать, лишь усугубило все плохое. – Привет, милая, – улыбнулся он жене.

– Ты приехал рано.

Когда он встал, Элен обняла его. Карма села и негромко заскулила, елозя хвостом по бетону. У поцелуя Элен был вкус кофе.

– Я взял билет на ранний рейс.

Он обернулся, взглянул на темную улицу. Можно подумать, за ним кто-то следил.

– Где твои вещи?

– Утром достану. Давай, Карма. Пойдем в дом.

Он направил собаку в дом.

– У тебя все хорошо? – спросила Элен.

Дональд прошел на кухню. Положил книгу на столик и поискал в буфете стакан. Элен с тревогой смотрела, как он достает из буфета бутылку бренди.

– Дорогой, что случилось?

– Может, и ничего. Померещилось… – Он налил на три пальца бренди, взглянул на Элен и приподнял бутылку, предлагая налить и ей. Она покачала головой. – Но все-таки, – продолжил он, – может, что-то в этом есть.

Он сделал большой глоток. Пальцы другой руки так и остались на горлышке бутылки.

– Дорогой, ты как-то странно себя ведешь. Присядь. Сними пиджак.

Он кивнул и помог ей снять с него пиджак. Стянул галстук, увидел тревогу на ее лице, зная, что это отражение его тревоги.

– А как бы ты себя повела, если бы подумала, что всему может прийти конец? Что бы ты сделала?

– О чем ты? Ты про нас? А, ты о жизни… Дорогой, кто-то скончался? Расскажи, что случилось?

– Нет, не кто-то. Все. Всё на свете.

Он сунул бутылку под мышку, прихватил стакан и книгу, прошел в гостиную. Элен и Карма последовали за ним. Карма, опередив его, сразу разлеглась на кушетке. Ей было все равно, о чем он говорит, – собаку переполнял восторг из-за того, что вся стая наконец-то собралась.

– Похоже, у тебя был очень долгий день, – сказала Элен, подсказывая ему оправдание.

Дональд сел на кушетку, разместил стакан и книгу на кофейном столике. Стакан он отодвинул подальше от любопытного носа Кармы.

– Я должен тебе кое-что рассказать, – произнес он.

Элен вышла на середину комнаты, скрестив на груди руки.

– Ну, хоть какая-то перемена к лучшему, – отозвалась она и улыбнулась, давая понять, что шутит.

Дональд кивнул:

– Знаю, знаю. – Его взгляд упал на книгу. – Речь не о проекте. Неужели ты действительно думаешь, что мне нравится что-то утаивать от тебя?

Элен подошла к креслу возле кушетки и села.

– Так в чем дело?

– Мне сказали, что тебе можно сообщить о… повышении. Точнее, о задании, а не о повышении. Хотя даже не о задании, а скорее о зачислении в Национальную гвардию[11]11
  Национальная гвардия представляет собой так называемый организованный резерв Вооруженных сил США. Имеет двойное подчинение: штату и федеральное. Может быть активирована в чрезвычайных ситуациях губернатором штата для выполнения различных задач внутри страны. Служба в Национальной гвардии добровольная и совмещается с работой по основной специальности.


[Закрыть]. На всякий случай…

Элен сжала его колено.

– Успокойся, – прошептала она, нахмурившись. В ее глазах затаились смятение и тревога.

Дональд глубоко вдохнул. Он все еще был на взводе из-за воспоминаний о разговоре с сенатором и слишком быстрой езды. В течение нескольких недель после встречи с Турманом он слишком много читал ту книгу и собирал информацию по теме их разговора. И теперь не мог понять, складывается у него некая картина или же распадается.

– Насколько внимательно ты следишь за тем, что происходит в Иране? – спросил он, почесывая руку. – И в Корее?

– Видела новости в Сети, – пожала плечами Элен.

– Понятно. – Он сделал обжигающий глоток бренди, причмокнул и попытался расслабиться и насладиться оцепенением, волной прокатившимся по телу. – Они работают над тем, как свести со всеми счеты.

– Кто? Мы? Мы думаем о том, как свести с ними счеты?

– Нет-нет…

– Ты уверен, что мне можно о таком слышать?

– Нет, милая, они разрабатывают оружие, чтобы свести счеты с нами. Оружие, которое невозможно остановить и от которого невозможно защититься.

Элен подалась вперед, сцепив руки и упершись локтями в колени:

– Ты про это узнал в Вашингтоне? Секретная информация?

– Да нет, это открытые сведения, – отмахнулся он. – Слушай, ты ведь знаешь, почему мы вошли в Иран…

– Я знаю, что нам говорили о том, почему мы вошли в Иран…

– И это не была чушь, – оборвал он ее. – Ну, может, и была. Может, они тогда это еще не придумали, еще не поняли, как надо…

– Милый, успокойся.

– Хорошо.

Он снова глубоко вдохнул. Ему представилась большая гора на западе страны, исчезающая прямо в ней бетонная дорога, распахнутые мощные двери и вливающиеся в них колонны политиков со своими семьями.

– Две недели назад я встречался с сенатором. – Он уставился на имбирного цвета жидкость в стакане.

– В Бостоне?

– Да, – кивнул он. – Так вот, он хочет, чтобы нас включили в эту «аварийную бригаду»…

– Тебя и Мика.

– Нет… нас.

– Нас? – Элен прижала ладонь к груди. – В каком смысле «нас»? Тебя и меня?

– Послушай…

– И ты согласился впутать меня в одну из его…

– Дорогая, я понятия не имел, о чем идет речь. – Он поставил стакан на кофейный столик и взял книгу. – Он дал мне почитать это.

– Что это? – нахмурилась Элен.

– Нечто вроде свода инструкций по… короче, как жить потом. Я так думаю.

Элен встала и шагнула между ним и столиком. Отпихнула в сторону Карму – собака заворчала, когда ее потревожили. Жена села рядом, положила руку ему на спину. Ее встревоженные глаза блестели.

– Донни, ты пил в самолете?

– Нет. – Он отодвинулся. – Прошу тебя, просто выслушай. Это абсолютная угроза. Оружие конца света. Я почитал о его возможностях на одном сайте… Не имеет значения, у кого оно есть, важно одно: когда оно будет применено. Неужели ты не понимаешь?

– На сайте, – скептически повторила она.

– Да. Послушай. Помнишь терапию, которую проходит сенатор? Эти наноботы подобны искусственным живым существам. Представь, что кто-нибудь превратит их в вирус, которого не волнует, останется ли жить зараженный им человек. Вирус, который вообще не нуждается в нас, чтобы размножаться и распространяться. Кто знает, возможно, они уже выпущены на волю. – Он постучал себя по груди, с подозрением огляделся, глубоко вдохнул. – Они уже могут быть в каждом из нас, и маленькие таймеры в них отсчитывают время до заданного момента…

– Дорогой…

– Очень плохие люди работают над этим, пытаются этого добиться. – Он потянулся к стакану. – Мы не можем просто сидеть и позволить им нанести удар первыми. Поэтому это сделаем мы. – Бренди в стакане покрылось рябью. У Дональда дрожала рука. – Господи, я совершенно уверен, что мы это сделаем раньше, чем это смогут сделать они.

– Ты меня пугаешь, милый.

– Вот и хорошо. – Еще один обжигающий глоток. Он сжал стакан обеими руками, чтобы скрыть дрожь. – Мы и должны бояться.

– Хочешь, я позвоню доктору Мартину?

– Кому? – Он попытался отодвинуться от жены и уперся в подлокотник. – Врачу моей сестры? Этому мозгокруту?

Она серьезно кивнула.

– Слушай меня внимательно, – проговорил он, подняв палец. – Эти крохотные машины реальны. – Мысли его метались. Сейчас он начнет бормотать всякую чепуху – только бы убедить ее в том, что у него паранойя. – Послушай. Мы ведь используем их в медицине.

Элен кивнула. Она давала ему шанс. Слабый, но шанс. Но Дональд видел, что она действительно хочет кому-нибудь позвонить. Своей матери, врачу, его матери.

– Ситуация такая же, как когда мы открыли радиацию, понимаешь? Сперва мы думали, что она станет средством излечения, медицинским открытием. Рентгеновские лучи – да, но когда люди стали глотать препараты радия в качестве эликсира…

– Они убивали себя, – согласилась Элен. – Думая, что действуют себе на благо. – Кажется, она немного расслабилась. – Так тебя именно это тревожит? Что эти наноботы мутируют и обратятся против нас? Тебя все еще пугает, что ты побывал внутри той машины?

– Нет, совсем не это. Я о том, как мы сперва искали медицинские применения радиации, а кончилось это тем, что мы создали бомбу. Это то же самое. – Он сделал паузу, надеясь, что до нее дойдет. – Я начинаю думать, что мы их тоже создаем. Крохотные машины вроде тех, что используются в нанованнах и латают больным кожу и суставы. Только эти будут разрывать людей на части.

Элен никак не отреагировала. Не произнесла ни звука. Дональд понял, что его слова воспринимаются как бред сумасшедшего, что каждое из них уже или выложено в Сети, или прозвучало в сетевых аудиопрограммах, передаваемых упертыми одиночками из подвалов. Сенатор оказался прав. Перемешай правду и ложь – и их уже невозможно будет разделить или различить. Книга на кофейном столике и руководство по выживанию среди зомби будут восприняты одинаково.

– Я утверждаю, что они реальные, – продолжил он, не в силах остановиться. – Они окажутся способны размножаться. Они будут невидимы. Когда их выпустят на волю, это произойдет без предупреждения – только пыль на ветру, понимаешь? Размножаясь и размножаясь, они станут вести невидимую войну вокруг нас, пока мы не превратимся в кашу.

Элен все молчала. Он понял: она ждет, пока он договорит, а потом позвонит своей матери и спросит, что делать. И позвонит доктору Мартину, попросить у него совета.

Дональд почувствовал, как в нем пробуждается злость, и понял: что бы он ни сказал, это лишь подтвердит ее страхи, а не убедит в реальности того, чего боится он.

– Что-то еще? – прошептала Элен.

Она ждала его разрешения уйти и позвонить. Поговорить с кем-нибудь здравомыслящим.

Дональд ощутил оцепенение. Беспомощность и одиночество.

– В Атланте состоится национальный съезд. – Он провел пальцами под глазами, попытавшись изобразить это как усталость и напряжение после поездки. – Партийный съезд округа этого еще не объявлял, но Мик сказал про это перед отлетом. – Он повернулся к Элен. – Сенатор хочет, чтобы мы там были, он планирует что-то важное.

– Конечно, милый. – Она положила руку ему на бедро и посмотрела на него так, словно он был ее пациентом.

– И я собираюсь попросить у него разрешения проводить больше времени здесь. Может быть, делать часть работы дома по выходным, внимательнее следить за проектом.

– Это было бы здорово. – Она опустила другую ладонь на его руку.

– И я хочу, чтобы между нами было все хорошо. Все то время, что у нас осталось…

– Ш-ш-ш, милый, все хорошо. – Она обняла его за плечи и снова попыталась успокоить. – Я люблю тебя.

Он снова вытер глаза.

– Мы пройдем через это, – сказала она.

Дональд кивнул:

– Знаю. Мы справимся.

Собака заворчала и опустила голову на колени Элен: почувствовала какую-то напряженность. Дональд почесал ей голову. Посмотрел на жену. В его глазах блестели слезы.

– Да, мы пройдем через это, – сказал он, пытаясь успокоиться. – А все остальные?

16

2110 год

УКРЫТИЕ 1

Трою следовало показаться врачу. У него появились во рту язвочки между деснами и на внутренней поверхности щек. Он ощущал их как комочки мягкой ваты, вошедшие в плоть. Утреннюю таблетку он прятал возле левой щеки, вечернюю – возле правой. На любой из сторон она обжигала и высушивала рот горьким вкусом лекарства, но Трой терпел.

Он редко пользовался салфетками во время еды: эта скверная привычка выработалась у него давно. Из вежливости он расстилал салфетку на коленях, а закончив есть, оставлял в тарелке. Теперь он вел себя иначе. Быстро клал в рот кусочек чего-нибудь, вытирал рот, одновременно выплевывая обжигающую голубую капсулу, делал большой глоток воды и полоскал рот.

Самым трудным было не следить, наблюдает ли кто-либо за ним, когда он выплевывает лекарство. Он садился спиной к экрану, воображая, как чей-то взгляд пронзает сбоку его голову, но заставлял себя смотреть перед собой и жевать.

Он помнил, что время от времени надо пользоваться салфеткой, вытирать рот обеими руками, всегда обеими руками, проводя салфеткой по губам, вести себя последовательно. Он улыбался сидящему напротив человеку, одновременно проверяя, не выпала ли таблетка. Взгляд человека напротив устремлялся на экран за спиной Троя, на виды мира снаружи.

Трой не оборачивался и не смотрел. Его все еще тянуло на верхний этаж, он по-прежнему испытывал стремление оказаться как можно выше, сбежать из удушающей глубины укрытия, но какое-либо желание видеть то, что делается снаружи, у него пропало. Что-то в нем изменилось.

Он заметил Хэла за соседним столом – узнал по лысому, покрытому пятнышками черепу. Старик сидел к нему спиной. Трой ждал, пока тот обернется, чтобы встретиться с ним взглядом, но Хэл так и не обернулся.

Трой доел кашу и принялся за свеклу. Прошло уже достаточно времени с момента, когда он выплюнул таблетку, и он рискнул взглянуть в сторону линии раздачи. Трубки выдавали порции еды, побрякивали тарелки на подносах. Врач из офиса Виктора стоял за стеклянной перегородкой линии раздачи, скрестив на груди руки и слегка улыбаясь. Он рассматривал людей в очереди и поглядывал на столы. Зачем? За чем тут вообще следить? Трою хотелось это знать. У него накопилось десятки вопросов наподобие этого. Ответы иногда всплывали сами собой, но ускользали, если он начинал о них думать.

Свекла была мерзкой.

Он доедал ее, когда сидящий напротив встал, прихватив поднос. Вскоре его место занял другой. Трой осмотрел соседние столы. Подавляющее большинство работников сидели на противоположной относительно него стороне, чтобы видеть экран. И совсем немногие устраивались так, как Хэл и он сам. Странно, что он не замечал этого прежде.

Похоже, за последние недели ему стало легче замечать подобные закономерности, хотя другие его способности ухудшались. Он стал отрезать кусочек от напоминающего резину ломтя консервированной ветчины, скрежеща ножом по тарелке, и задумался, когда ему удастся нормально поспать. Он боялся попросить у врачей снотворное, потому что не готов был показать им десны. Они могли обнаружить, что он не принимает назначенное лекарство. А бессонница его буквально терзала. Он мог задремать на несколько минут, но глубокий сон от него ускользал. И вместо того чтобы вспоминать что-либо конкретное, он получал взамен лишь тупую боль, приступы невыносимой печали и неистребимое ощущение, что происходит что-то очень неправильное.

Он заметил, что врач наблюдает за ним. Трой посмотрел вдоль стола и увидел людей, сидящих плечом к плечу и уставившихся в экран. Совсем недавно он тоже хотел сидеть так и смотреть, загипнотизированный видом зеленых холмов на экране. А теперь его тошнило, даже когда он замечал экран краем глаза: от этого вида ему хотелось плакать.

Он поднялся, взяв поднос, но тут же встревожился, что ведет себя слишком неосторожно. Салфетка упала с коленей на пол, из нее что-то выкатилось.

Сердце Троя замерло. Наклонившись, он схватил салфетку и направился к раздаче, высматривая таблетку. Наткнулся на отодвинутый от стола стул и почувствовал, что все уставились на него.

Таблетка. Он нашел ее и подхватил салфеткой. Поднос в другой руке опасно накренился. Трой встал и постарался успокоиться. Струйка пота соскользнула с головы и пробежала по шее. Теперь его тайна известна всем.

Трой повернулся и направился к фонтанчику с питьевой водой, не смея поднять взгляд на камеры или посмотреть на врачей. Он проигрывал борьбу. Становился параноиком. А до конца этой смены осталось чуть больше месяца. Месяца, который подвергнет испытанию каждую каплю оставшейся у него воли.

Шагать спокойно и естественно под столькими взглядами было невозможно. Он поставил поднос на край фонтанчика, нажал ногой рычаг и налил себе полный стакан воды. Вот для чего он встал: ему хотелось пить. Он словно объявил этот факт вслух.

Вернувшись к столам, Трой втиснулся между двумя работниками и сел лицом к экрану. Салфетку он смял в комок, ощущая таблетку между складками, а комок зажал между бедрами. Он так и сидел, потягивая воду, лицом к экрану, подобно остальным, и ведя себя так, как от него ждали. Но взглянуть на экран он не осмелился.

17

2051 год

Вашингтон, округ Колумбия

Крупные капли дождя стучали по тенту перед рестораном «Де Анжело», как пальцы сбившегося с ритма барабанщика. Машины на улице L с шипением рассекали лужи возле тротуаров, а черный асфальт между ними отражал свет уличных фонарей. Дональд вытряхнул на ладонь две таблетки из пластикового флакончика. Два года на транквилизаторах. Два года полностью без тревог, в блаженном отупении.

Он взглянул на этикетку и подумал о Шарлотте, о необходимости приобретать таблетки по рецепту на имя сестры, потом закинул их в рот и проглотил. Ему до смерти надоел дождь, потому что он предпочитал чистоту снега. Зима снова оказалась слишком теплой.

Отойдя в сторону от людского потока, текущего через главный вход, он прижал к уху телефон и стал терпеливо слушать, пока жена побуждала Карму сходить по малой нужде.

– Может, ей сейчас не хочется, – предположил он.

Сунув флакончик в карман пальто, он прикрыл телефон ладонью, потому что дама неподалеку воевала с зонтиком, разбрызгивая воду.

Элен продолжала убеждать Карму словами, которых бедная собака не понимала. В последнее время похожая ситуация стала типичной для разговоров Дональда и Элен. У них больше не было стоящих тем для обсуждения.

– Но она еще не ходила после обеда, – настаивала Элен.

– А она не напрудила где-нибудь в доме?

– Ей уже четыре года.

Дональд забыл. С некоторых пор ему казалось, что время заперто в пузыре. Он не мог понять, что стало тому причиной – таблетки или перегрузка на работе. Теперь, когда что-то представлялось… далеким, он всегда предполагал, что причина в таблетках. Прежде это могли быть превратности жизни, что угодно. Почему-то было тяжелее иметь конкретное объяснение.

Послышались крики: на другой стороне улицы два бомжа орали друг на друга под дождем, не поделив мешок с пустыми жестянками. Закрывались новые зонтики, и новые вечерние наряды вплывали в ресторан. Этому городу полагается управлять всеми остальными, а он не в состоянии позаботиться даже о себе. Прежде такое волновало его сильнее. Он похлопал по флакончику в кармане – у него появилась такая успокаивающая привычка.

– Она все еще не хочет, – устало произнесла жена.

– Детка, извини, что я здесь, а тебе приходится заниматься всем этим. Но послушай, мне действительно надо там быть. Сегодня мы хотим внести в план последние поправки.

– А как у вас продвигаются дела? Вы уже почти закончили?

Мимо проехала цепочка такси, охотящихся на пассажиров. Толстые шины рассекали лужи со змеиным шипением. Одна из машин остановилась возле ресторана, скрипнув отсыревшими тормозами. Вышедший из нее мужчина, прикрывший голову поднятым воротником пальто, оказался Дональду незнаком. Это был не Мик.

– Что? О, все идет отлично. Да, основное уже закончено, осталось кое-что доделать. Несущие стены уже залиты бетоном, а нижние этажи…

– Я имела в виду, ты уже почти закончил работать с ней?

Он отвернулся от улицы, чтобы лучше слышать жену.

– С кем? С Анной? Да. Я ведь тебе говорил. Мы только советуемся по разным мелочам. И почти всегда по электронной почте.

– И Мик сейчас там?

– Да.

Очередное такси сбавило ход, проезжая мимо. Дональд повернулся к нему, но машина не остановилась.

– Хорошо. Ладно, не работай допоздна. Позвони мне завтра.

– Обязательно. Я люблю тебя.

– Я люблю… О! Умница! Хорошая девочка Карма…

– Я позвоню зав…

Но жена уже повесила трубку. Дональд взглянул на телефон, перед тем как убрать его в карман, вздрогнул из-за вечернего холода и влаги в воздухе. Протиснулся сквозь толпу возле двери и прошел к столику.

– Все в порядке? – спросила Анна.

Она сидела одна за столиком, накрытым на троих. Свитер с широким воротником был приспущен, обнажая плечо. Она держала уже второй бокал вина за тонкую ножку, на его ободке виднелся розовый полумесяц губной помады. Каштановые волосы были связаны в пучок, веснушки на носу почти невидимы под тонкой вуалью макияжа. Пусть такое невозможно, но выглядела она еще более привлекательно, чем когда-то в колледже.

– Да, все хорошо. – Дональд привычно крутанул большим пальцем обручальное кольцо. – Мик не звонил?

Он достал из кармана телефон, проверил текстовые сообщения. Подумал, не послать ли ему еще одно, но он и так уже отправил Мику четыре, оставшиеся без ответа.

– Нет. Он ведь должен был вылететь сегодня утром из Техаса? Может, его рейс задержали.

Дональд увидел, что его бокал, почти пустой, когда он выходил звонить, теперь снова полон. Он знал, что Элен не понравилось бы, что он сидит здесь наедине с Анной, хотя никакого продолжения не ожидалось. И никогда не будет.

– Мы всегда сможем сделать это в другой раз, – предложил он. – Мне очень не хочется решать такое без Мика.

Анна поставила бокал и стала листать меню.

– Можем хотя бы поесть, пока мы здесь. Уже поздновато искать другое заведение. Кстати говоря, логистика Мика независима от нашего проекта. Мы можем послать ему запрос на материалы и позднее.

Анна наклонилась и достала что-то из сумочки, при этом свитер опасно сполз еще ниже. Дональд быстро отвернулся, по затылку пробежала волна жара. Анна вытащила планшет и положила его на принесенную Дональдом папку. Экран засветился.

– Я считаю, что бетон в нижней трети конструкции уже затвердел. – Она развернула планшет экраном к нему. – И я хотела бы подписать акт его приемки, чтобы можно было начать возведение следующих этажей.

– Что ж, многие из этих этажей – твои, – ответил Дональд, думая о пространствах для механизмов в самом низу конструкции. – Я доверяю твоему мнению.

Он взял планшет, испытывая облегчение из-за того, что разговор не отклонялся от темы работы. И вообще он ощущал себя дураком из-за мыслей о том, что у Анны что-то иное на уме. Они уже более двух лет обменивались сообщениями по электронной почте и корректировали планы друг друга, и за все это время в их переписке не промелькнул даже намек на что-либо непристойное. И все же он предупредил себя: «Не допускай, чтобы обстановка, музыка и белые скатерти тебя одурачили».

– Есть одно изменение, внесенное в последнюю минуту, которое тебе не понравится, – сказала она. – Центральную шахту необходимо слегка изменить. Но я думаю, что мы все еще можем работать по исходному общему проекту. Это совершенно не затронет планы этажей.

Дональд пролистал знакомые файлы, пока не заметил разницу. Аварийная лестница была перемещена с боковой стены центральной шахты в ее середину. А сама шахта выглядела меньше, возможно, из-за того, что из нее убрали прежнее оборудование. Теперь возникло пустое пространство: диски превратились в бублики. Дональд поднял взгляд и увидел подходящего к ним официанта.

– Что, лифта не будет?

Он хотел убедиться, что все понял правильно. Он попросил у официанта воды и сказал, что еще не закончил смотреть меню.

Официант поклонился и ушел. Анна положила салфетку на стол и пересела на соседний стул.

– Совет заявил, что на это у них есть причины.

– Медицинский совет? – выдохнул Дональд. Его уже тошнило от их вмешательств и указаний, но борьбу с ними он проиграл. Все его возражения неизменно отвергались. – А разве их не должно больше тревожить то, что люди могут свалиться через перила и сломать шею?

Анна рассмеялась:

– Знаешь, они из другой области медицины. Они только и думают о том, какие эмоциональные переживания могут возникнуть у тех рабочих, если им придется застрять там на несколько недель. И им захотелось упростить план. Сделать его более… открытым.

– Более открытым… – Дональд хмыкнул и потянулся к своему бокалу. – И что они имеют в виду под «застрять на несколько недель»?

Анна пожала плечами:

– Это ты у нас выбранный чиновник. Полагаю, об идиотизме в правительстве ты должен знать больше меня. Я всего лишь консультант. Мне платят только за то, что я составляю схемы прокладки труб.

Она допила вино. Вернулся официант с водой для Дональда, готовый принять у них заказы. Анна приподняла бровь в знакомой манере, как бы спрашивая: «Ты решил?» Уткнувшись в меню, Дональд вспомнил, что когда-то это движение означало гораздо больше.

– Может, ты выберешь за меня? – предложил он, в конце концов сдавшись.

Анна заказала.

– Значит, теперь они хотят один-единственный лестничный колодец? – Дональд попытался представить, сколько на это уйдет бетона, но потом ему в голову пришла мысль о спиральной металлической лестнице. Прочнее и дешевле. – Но мы ведь можем оставить служебный лифт, правильно? Почему нельзя обойти это дурацкое требование и поместить его прямо в шахте?

Он показал ей схему на экране.

– Нет. Никаких лифтов. Все должно быть простым и открытым. Так они сказали.

Ему это не понравилось. Даже если сооружение никогда не будет задействовано, его следует построить так, чтобы им можно было пользоваться. Иначе какой смысл? Он видел часть списка припасов, которые будут складированы внутри. Спустить все это по лестнице – задача практически невыполнимая, если только не планируется оснащать и заполнять целые секции этажей, а потом краном устанавливать их на места. Но это уже забота Мика. И это же было одной из многих причин, из-за которых Дональд хотел сейчас видеть друга здесь.

– Знаешь, именно поэтому я не стал архитектором. – Он прокрутил на экране планы и схемы и увидел все места, где его дизайн был изменен. – Помню, на самой первой лекции нас вывели на встречу с актерами, изображавшими клиентов, и те дружно требовали или невозможного, или откровенно идиотского. Или того и другого одновременно. Вот тогда я и понял, что это не для меня.

– И занялся политикой, – рассмеялась Анна.

– Да. Хороший довод. – Дональд улыбнулся, оценив иронию. – Но ведь у твоего отца все получилось.

– Мой папочка занялся политикой, потому что не знал, чем еще заняться. Он ушел из армии, угробил слишком много денег на одно разорившееся предприятие за другим и тогда решил, что лучше уж он послужит своей стране как-то иначе.

Она пристально посмотрела на Дональда:

– Знаешь, это его наследие. – Она подалась вперед, поставила локти на стол и показала на планшет, изящно согнув палец. – Это одна из тех вещей, про которые говорят, что она никогда не будет сделана, а он ее делает.

Дональд положил наладонник на стол и откинулся на спинку.

– Мне он твердит то же самое, – сказал он. – Что этот проект – его наследие. А я ему ответил, что слишком молод, чтобы работать над лучшим проектом в своей жизни.

Анна улыбнулась. Они отпили по глотку вина. Официант поставил перед ними корзиночку с хлебом, но они к нему не притронулись.

– К вопросу о наследии и о том, что оставляешь после себя… Есть какая-то причина, почему вы с Элен решили не заводить детей? – спросила Анна.

Дональд поставил бокал. Анна приподняла бутылку, но Дональд протестующе махнул рукой.

– Ну… дело не в том, что мы их не хотим. Просто мы начали строить карьеры сразу после школы, понимаешь? И продолжаем думать…

– …Что впереди у вас вечность. Что у вас всегда будет на это время. И торопиться некуда.

– Нет, все не так…

Он провел кончиками пальцев по скатерти и ощутил под гладкой и дорогой тканью другую скатерть. Дональд предположил, что, когда они пообедают и уйдут, верхнюю скатерть сложат и унесут вместе с крошками, открыв нижнюю. Так сменяют кожу. Так сменяются поколения. Он глотнул вина. От его терпкости губы слегка онемели.

– А я думаю, что все обстоит именно так, – возразила Анна. – Каждое поколение ждет все дольше и дольше, прежде чем на это решиться. Меня мать родила почти в сорок лет, и такое становится все более обычным.

Она завела за ухо длинную прядь.

– Вероятно, мы полагаем, что можем стать первым поколением, которое попросту не умрет и будет жить вечно, – продолжила она. – Сейчас мы все рассчитываем прожить лет сто тридцать, а то и дольше, словно у нас есть такое право. И вот моя теория… – Она приблизилась. Дональду уже было неприятно от того, в каком направлении пошел разговор. – Дети были нашим наследием. Нашим шансом обмануть смерть, передать эти частицы себя дальше. Но теперь мы надеемся, что можем стать этим наследием сами.

– Ты о клонировании. Поэтому оно и противозаконно.

– Я не о клонировании… и, кстати, мы с тобой знаем, что этим занимаются как раз потому, что клонирование противозаконно. – Она пригубила вина и кивнула на семью в дальней кабинке. – Посмотри. Он для своего папочки – все.

Дональд проследил за ее взглядом, понаблюдал за ребенком и понял, что для нее это всего лишь дополнительный аргумент.

– Или как насчет моего папочки? Все эти ванны с наноботами или витаминчики из стволовых клеток, которые он принимает. Он действительно полагает, что будет жить вечно. Ты знал, что много лет назад он купил большой пакет акций одной из криофирм?

– Слышал, – рассмеялся Дональд. – И еще я слышал, что эта идея не очень-то себя оправдала. Кроме того, чем-то подобным занимаются уже столько лет…

– И все больше приближаются к результату. Требовался всего-навсего способ ремонтировать клетки, поврежденные при замораживании, а теперь это уже не настолько безумная мечта, согласись.