Текст книги "Замок Тэсдея"

– А что такое замок Тэсдея? – поинтересовался Питер, надевая темные очки.

– Это гостиница, которую кто-то построил прямо на вершине Барчестера, – сказал Саутворт. – Еще во время расцвета в двадцатых годах. Строительство только-только закончилось, как разразился кризис, так что гостиница не успела даже открыться. Так и простояла много лет, и никто в ней не жил – бальный зал, роскошные ванны из мрамора, все приходило в негодность. Там царили дикость и запустение! Потом, где-то в 1950 году, Тэсдей Рул купил его, уплатив часть налогов за прошедший период. Власти города только обрадовались случаю вычеркнуть постройку из списка должников… Приблизительно через милю должна появиться дорога лесорубов, которая поворачивает налево, там начинается подъем в гору.

– У этой машины довольно низкая посадка, – сказал Питер. – Если на дороге слишком крупные валуны, она не сможет проехать.

– Ничего, проедем, – усмехнулся Саутворт. – Тэсдей все время расчищает ее, ему ведь часто приходится ездить по ней за покупками на своем стареньком «шевроле».

Питер нахмурился, силясь вспомнить.

– Это имя, Тэсдей Рул, кажется мне ужасно знакомым, – отозвался он.

– Он художник, – сказал Саутворт. – Художник, а еще писатель, и скульптор, и натуралист, вдобавок еще, говорят, изобретатель. С давних пор был сумасбородом. Сейчас-то ему уже около семидесяти. Говорят, он здорово гремел в Париже сразу после Второй мировой войны. Подождите, вот побываете в его замке! Там у него сотен пять портретов женщины – одной и той же. Это Эмили. Она была его моделью сорок лет назад и все это время прожила с ним. А ей теперь где-то под шестьдесят.

– Любопытно будет взглянуть, – сказал Питер. – Вы про этот поворот говорили?

В гору вела узкая дорога, скорее напоминающая тропу, но Питер обратил внимание, что кусты с обеих ее сторон регулярно подстригаются и, как и обещал Саутворт, под шинами не попадались крупные осколки скал или булыжников.

– Еще далеко? – спросил Питер, сбрасывая скорость.

– Три мили, и все время прямо вверх.

Тропа вилась по густому лесу, состоящему из старых дубов, вязов, сосен и берез. В стороне от тропы сквозь плотные заросли кустов и подлеска довольно трудно продираться, подумал Питер, особенно если приходится тащить за собой упирающуюся девушку.

– Приблизительно вот здесь их увидели молодой Майк Миллер и Молли Донахью, – сказал Саутворт.

– Как вы думаете, почему парень не сразу сообщил вам об этом? – спросил Питер, не отрывая взгляда от сложной дороги.

– Отец Молли – на диво упрямый старый осел, – покачал головой Саутворт. – Эти ребята – Майк и Молли – довольно крепко полюбили друг друга, насколько я могу судить. А Пат Донахью и слышать не хочет ни о какой свадьбе, пока Майк не встанет на ноги. Молодым трудно ждать. Вот как вам самому кажется, много ли молодых людей ждут свадьбы, чтобы только после нее заниматься любовью?

– Думаю, таких не очень много.

– То-то и оно! Это, конечно, грешно и все такое, – сказал Саутворт, – но ребят можно понять. И можно понять, когда они не решались рассказать мне про свою встречу в лесу, потому что это было бы все равно что на людях признаться в своих шурах-мурах.

– По моему собственному опыту, – с горькой усмешкой сказал Питер, – я знаю, что люди часто стремятся остаться в стороне от жестокости и насилия. Об этом сейчас везде говорят – людей избивают прямо на улицах городов среди бела дня на глазах сотен свидетелей, и ни один из них даже к телефону не подойдет, чтобы вызвать полицию. А если бы они пытались как-то вмешаться, как-то приструнить распоясавшихся бандитов, какой-нибудь психованный наркоман и тот как следует подумал бы, прежде чем выстрелить в человека.

– Майк сказал, что этот человек вооружен, – хмуро заметил Эрни.

– А зачем мы едем к вашему старому другу, к этому художнику?

– Тэсдей – это человек особый, – сказал Саутворт. – Если он не пишет портрет своей дамы, то бродит по лесу, разыскивая разные цветы. Он считается известным знатоком диких орхидей. Представляете, люди приезжают к нему издалека только для того, чтобы поговорить с ним о цветах и растениях! А еще он превосходный охотник. Их с Эмили еда в основном состоит из его охотничьих трофеев, которые он ухитряется подстрелить своим старым винчестером с четырехразовым оптическим прицелом. Он может попасть в голову сурка с расстояния в триста ярдов. Приходилось вам есть тушеное мясо сурка, мистер Стайлс?

Питер лишь пожал плечами.

– Чего Тэсдей терпеть не может, так это нарушителей границ своих владений. Ему принадлежит около тысячи акров вокруг замка. Думаю, он способен услышать треск веточки за целую милю. – Саутворт добродушно усмехнулся. – Пару лет назад сюда забрел какой-то чужак-горожанин, чтобы поохотиться на оленей. Он и слыхом не слыхивал про Тэсдея и его границы. И вдруг раздается выстрел из ружья, и его шляпа летит кувырком в траву. Затем на него коршуном налетает Тэсдей и требует, чтобы тот убирался прочь с его земли. Этот парень из города возмутился и, когда спустился с гор, зашел ко мне и подал жалобу на Тэсдея. Сказал, что старый козел пытался убить его. Ну, пришлось мне с парнем подняться в замок. Тэсдея мы застали в саду, где он возился с какими-то цветами в горшках. Он отрицал, что хотел застрелить парня. Просто специально сбил с него шляпу, чтобы напугать. «И это с сотни ярдов! – завопил парень. – Да только по чистой случайности вы не вышибли мне мозги!» Тэсдей эдак презрительно посмотрел на него, взял свой винчестер, что лежал рядом на скамье, и говорит ему: «Видите эти грабли около сарая?» А до них не меньше двухсот пятидесяти ярдов. Он прицеливается и подряд вышибает один за другим все зубья. Потом кладет ружье рядом с собой и снова поворачивается к своим цветам. «Когда я говорю, что целился в вашу шляпу, я именно в нее и целился» – так и сказал.

– Ну и характер! – усмехнулся Питер.

– Это уж точно! Я думаю, если этот парень тащит Линду по владениям Тэсдея, старик мог их услышать. Насколько я себе все представляю, Тэсдей мог даже их вспугнуть в темноте, не зная, что это был за шум. А если негодяй спрятался где-нибудь около замка, старик Тэсдей найдет их. Он выследит их даже по одной примятой веточке или по сбитой ягодке на мшанике. Так что он может здорово сэкономить нам время на поиски.

С первого взгляда на замок Тэсдея у Питера захватило дух от восторга. Он открылся им после плавного поворота почти на самой вершине горы. Много лет назад отсюда можно было видеть панораму доброй части Южного Вермонта, но деревья давно уже выросли, и строение стояло на небольшой поляне, скрытое от постороннего взгляда. Оно было грандиозным. Питер прикинул на глазок, что в трехэтажном доме множество комнат. В горах Вермонта мрамор является таким же привычным строительным материалом, как в других местностях – кирпич. Огромное здание, от фундамента до верха, было сооружено сплошь из мрамора. Затеявший его строительство сумасброд владелец добывал мрамор не дальше чем в сотне ярдов. Эта стройка в течение почти пяти лет служила основой для процветания Барчестера. Каждый работоспособный мужчина в округе находил здесь дело для своих рук. Крыша, покрытая шифером, все еще находилась в довольно приличном состоянии. Вероятно, в свое время дом окружал широкий луг, давая возможность наслаждаться замечательными видами природы, но с годами разрастающийся лес подступал все ближе и ближе. Теперь небольшая лужайка была усажена куртинами окультуренных лесных цветов, услаждая взор упоительным зрелищем буйства красок.

Когда «ягуар» мягко затормозил, Питер получил возможность бросить первый взгляд на самого Тэсдея Рула. Его внешность поражала так же, как и огромный дом, служивший сейчас как бы театральным задником. Старик, прикинул Питер, был ростом шести с половиной футов, грубо скроенным, как обломок скалы, на которой стоял, с продубленным солнечным загаром лицом, с мощными, как окорока, руками. Его кустистые черные брови почти скрывали умные и живые черные глаза, а в густой бороде темные пряди сплетались с серебряными. Его голову увенчивал берет, из-под которого виднелись волосы стального цвета, а рабочий голубой халат был испещрен пятнами красок. Видимо, он возился с какими-то растениями в глиняных горшках, когда услышал приближение «ягуара». По всему было видно, что хозяину замка не нравилось, когда его отрывали от любимого занятия. Питер огляделся в поисках его престарелой модели, но безуспешно.

– Привет, Тэсдей! – крикнул Саутворт, выбираясь из машины.

– Сейчас не время для визитов, Эрни, – сурово отрезал старик громоподобным басом.

– А оно у тебя определено? – шутливо отозвался Саутворт. – Познакомься, это Питер Стайлс, он подбросил меня сюда.

Питер выступил вперед и протянул руку. Старик пожал ее, как будто камнем придавил, своей широкой, загоревшей до черноты кистью, неожиданно оказавшейся холодной на ощупь.

– Вы печатаетесь в «Ньюсвью», – заявил Тэсдей.

– Признаюсь в своей вине, – отозвался Питер.

– Конформистский листок! – презрительно прогудел Тэсдей.

– Моего босса огорчило бы ваше мнение, – сказал Питер. – Он считает наше издание независимым и либеральным.

– Чепуха! – пробурчал старик. – Вы под башмаком у рекламодателей и вынуждены быть конформистами.

– С удовольствием обсудил бы с вами как-нибудь эту тему, – сказал Питер и взглянул на горшок с цветком. – Кажется, это «Королева Марго»?

Кустистые брови старика удивленно подскочили.

– Вы разбираетесь в орхидеях?

– Вообще-то не очень. Моя мать разводила их как комнатные цветы, – сказал Питер. – Помню, она говорила, что цветы «Королевы Марго» напоминают ей румянец смущения.

– Что ж, наверно, она права, – сказал Тэсдей. – Я здесь подготавливаю их, чтобы осенью перенести в дом.

– Тэсдей, у нас проблема, – вмешался Саутворт.

Он коротко пересказал историю похищения Линды Грант. Старик слушал с каменным лицом.

– Линда – хорошая девушка. Ужасно, что с ней случилось такое несчастье, – сказал он.

– Мы подумали, может, ты что-нибудь слышал или видел. – Саутворт с надеждой взглянул на старика.

– Поблизости никого не было, – сказал Тэсдей.

– Если они пошли этой дорогой, они могли добраться сюда рано утром, – предположил Саутворт. – Часа в четыре-пять.

– Я всю жизнь встаю в четыре утра! – Тэсдей смешно наклонил голову. – Слушайте!

Питер прислушался. Все, что он мог услышать, – это щебет множества птиц и отдаленное карканье вороны.

– Знаете, почему они подняли такой шум? – спросил старик.

– Кто? – ошеломленно спросил Саутворт.

– Птицы, олух несчастный! – гаркнул Тэсдей. – О том, что вы едете по дороге, я узнал за десять минут до вашего появления. И если бы ранним утром в лесу кто-нибудь был, я точно так же узнал бы об этом. А ваш тип, наверное, перешел на другую строну через перевал пониже. Не полный же он дурак, чтобы карабкаться на самый верх только для того, чтобы потом спускаться по другому склону.

– Если он знал дорогу, тогда, пожалуй, и мог, – сказал Саутворт. – А для чужака тащиться по твоим тропам, да еще вместе с пленницей, – это еще то испытание!

– Ну, значит, он избежал этого испытания, – решительно ответил ему Тэсдей, словно вопрос для него был закрыт. Он уставился на Питера пристальным взглядом. – Ваша мать разводила орхидеи в горшках? – спросил он.

– Да.

– Вероятно, для почвы она употребляла лыко чистоуста и древесный уголь или торфяную смесь?

– Я не вникал в подробности этой операции, – признался Питер.

– Здесь, наверху, мы используем то, что подвернется, – сказал Тэсдей. – Любую гниль, на которую натыкаемся.

– Опавшие листья, наверное, – предположил Питер.

Казалось, старик заскрипел своими крепкими желтоватыми зубами.

– Все, на что натыкаемся! – с напором повторил он, как будто это был вопрос жизни или смерти.

Но Саутворта разведение орхидей нисколько не интересовало.

– Ну, ты тут присматривайся да прислушивайся, Тэсдей, – сказал он. – Если увидишь его, не забудь, что рядом может быть Линда. – Он усмехнулся старому художнику. – Я не предупреждаю тебя, чтобы ты лучше целился. Это излишне. Я уже рассказал мистеру Стайлсу твою историю про грабли.

Старик отвел взгляд в сторону.

– Если смогу, я помогу Линде, – кивнул он. – Она добрая и хорошая девушка. Продала три моих натюрморта в своей лавке, хотя одну из обнаженных моделей не стала выставлять в витрине. Похоже, Барчестер все еще не признает существование женского тела.

– Надеюсь снова с вами увидеться, мистер Рул, – сказал Питер, когда Саутворт уже направился к «ягуару».

Старик вынул из кармана почерневшую обкуренную трубку и поднес спичку к оставшемуся в чашечке трубки табаку.

– Мир идет своим путем и оставляет меня здесь, на вершине моей горы, – сказал Тэсдей Рул. – Человеку вашего возраста нет смысла беспокоиться из-за революции, которая произошла пятьдесят лет назад.

Питер ничего не понял, уловил лишь обвинительную горечь в тоне старика.

Он двинулся к машине, ощущая, что его утреннее беспокойство переходит в острую тревогу, подталкивая его убираться прочь – вниз, в долину, а потом подальше от Барчестера.

Саутворт уже сидел в машине.

– Необыкновенный старец, – сказал Питер, оглянувшись на древнего гиганта, вновь склонившегося над цветочными горшками.

Саутворт усмехнулся:

– Даже принимая во внимание его возраст, я ни за что не стал бы связываться с ним. Говорят, когда он впервые здесь появился, то мог разогнуть подкову своими ручищами. И этими же лапами он может привязать к леске тончайший поплавок и нарисовать бабочку!

Мотор «ягуара» заурчал, и они стали спускаться по той же лесной тропе. Питер бросил последний взгляд в зеркальце заднего обзора на невероятное мраморное здание.

Они проехали ярдов пятьсот, когда откуда-то слева услышали отчетливые ружейные выстрелы.

– Стойте! – сказал Саутворт.

Питер заглушил мотор. Снова загремела раскатистая стрельба.

– Пойду посмотрю, что там такое. – Саутворт вылез из машины и расстегнул кобуру. – Вы можете ехать дальше, мистер Стайлс. Здесь очень трудная местность для ходьбы.

Еще один деликатный намек на протез Питера.

– Удачи вам, – сказал Питер.

Саутворт поспешил пересечь тропу и исчез в зарослях. В течение нескольких минут до Питера доносился треск веток под его ногами. Стрельба прекратилась. Питер вдруг заметил, что его ладони, намертво вцепившиеся в руль, взмокли от пота. Он уже едва сдерживался, чтобы не поддаться внутреннему импульсу – бежать, бежать отсюда как можно скорее.

Пятнадцатилетний опыт журналистской работы научил Питера Стайлса доверять своей интуиции. Неотвязное побуждение к побегу неизменно и определенно указывало на непосредственную опасность.

Он какое-то время неподвижно сидел за рулем машины, стараясь расслабить одеревеневшие от напряжения пальцы. Затем достал трубку и замшевый мешочек с табаком, набил трубку и сунул ее в зубы, но так и не закурил. Через несколько секунд он включил зажигание и покатил назад. Он припомнил прикосновение к ледяной ладони Тэсдея Рула. Ему слышался его густой, низкий голос: «Здесь, наверху, мы используем то, что подвернется. Любую гниль, на которую натыкаемся». Он говорил об удобрениях для своих цветов. Но только ли о них? Не пытался ли старик что-то ему сказать?

Лучшим способом получить ответ на этот вопрос было вернуться.

На тропе не хватало места, чтобы развернуть машину. В любом случае удобнее было не спеша возвратиться наверх пешком и немного осмотреться вокруг.

Питер выбрался из машины и подошел к багажнику. Открыв его, он подтянул к себе чемодан. Из-под аккуратно сложенных чистых рубашек вытянул небольшой револьвер. Сунув его в карман пиджака, захлопнул чемодан и багажник и приготовился взбираться вверх по склону, к замку. Интересно, подумал он, предупредят ли Тэсдея о его приближении птицы?

Добраться до вершины оказалось делом семи минут. Приблизившись к повороту, за которым должен открываться вид на старую гостиницу, Питер свернул с тропы и стал пробираться сквозь густой подлесок. Он продвигался вперед с величайшей осторожностью, стараясь производить как можно меньше шума. Наконец он приблизился к краю опушки и увидел перед собой дом и лужайку перед ним.

Тэсдея Рула не было – у цветочных горшков возился другой человек. Это была женщина. Густые черные волосы доходили ей до талии. На ней были синие джинсы, плотно облегающие полные бедра, ноги были босы. На темной, как орех, обнаженной верхней части ее тела виднелась только алая нагрудная повязка. Классическая женская фигура с портретов Боттичелли, широкобедрая, полногрудая, с мягкими округлостями, лишь легкая дряблость говорила о ее возрасте. «Так вот кто столько лет был излюбленной моделью Тэсдея!» – подумал Питер и в эту секунду ощутил на своем затылке прикосновение твердого и холодного предмета.

– Тебе стоило сразу смыться отсюда, отец, – произнес чей-то невозмутимый голос. – Ну-ка, живо, подними руки и положи их за голову – если хочешь ее сохранить!

Питер медленно поднял руки. В тот же миг у него ловко вытащили из кармана пистолет.

– А теперь марш вперед, на лужайку! – приказали ему.

Питер двинулся вперед, сомкнув руки за головой. Женщина у цветочных горшков наблюдала за его приближением. Ее смуглое лицо хранило остатки классической красоты. Затем появились остальные – трое молодых парней с ружьями, небрежно нацеленными на Питера. Прямо перед парадной дверью замка стояла рыжеволосая девушка в ярко-зеленой сорочке, далеко не доходящей до колен. На ее губах порхала возбужденная улыбка.

Старая женщина у горшков бросила на Питера горький взгляд.

– Идиот! – сказала она.

Глава 3

– Шагай прямо в дом! – приказал Питеру голос сзади.

Он подчинился. Давным-давно, еще во время учебы в колледже, Питер славился как отличный футбольный хавбек. Перед началом игры его охватывало сильнейшее нервное напряжение. Оно длилось до первой яростной схватки с противником, тогда он успокаивался и проводил игру в наилучшей спортивной форме. То же самое он испытывал и сейчас. Опасность приблизилась, она стала ощутимой и реальной, он вступил с ней в непосредственный контакт. Тревожное волнение, которое заставляло потеть его ладони и сковывало мышцы, исчезло. На смену ему пришли спокойная холодная ярость, сдерживаемый до поры до времени гнев и настороженность.

Он прошел мимо пожилой женщины, ощутив слабый запах пряных духов. Когда он достиг дверей, рыжеволосая девушка шагнула в сторону, уступая ему дорогу.

– Привет, красавчик! – усмехнувшись, сказала она.

Питер вошел внутрь, ощущая за своей спиной присутствие четверых вооруженных мужчин. Пересекая порог, он слегка замедлил шаги, и находящийся прямо за ним мужчина резко подтолкнул его дулом ружья.

– Не останавливайся! – приказал ему спокойный голос.

Он очутился в огромном холле, вероятно предназначавшемся для вестибюля старой гостиницы. В нем не было никакой мебели, зато все стены до самого потолка, который находился на высоте пятнадцати футов, были увешаны картинами по маслу. Девяносто процентов из них изображали обнаженную фигуру той женщины, мимо которой он только что прошел, только на полотнах она была гораздо моложе. В этих портретах не было грубой чувственности, они были прекрасны и чисты и передавали влюбленность художника в свою модель. На других картинах были изображены дети, разные животные. Почти на всех присутствовали блюда с фруктами или овощами с искусно выписанными деталями. Возможно, Тэсдей Рул несколько ограничивал себя в выборе тематики, но в живописи он, безусловно, был тонким мастером. За всю свою жизнь Питер не видел столько по-настоящему великолепных картин, собранных в одном месте, разумеется кроме музеев.

– Давай вперед, вон в ту дверь, в конце, – скомандовал все тот же голос.

Питер медленно шагал, с трудом отрывая взгляд от этой необыкновенной галереи портретов и натюрмортов. Его снова подтолкнули в спину.

Пройдя через указанную ему дверь, он оказался в огромном помещении, все стены которого были заставлены полками с книгами. В центре его располагался длинный стол, заваленный множеством предметов, которые на первый взгляд казались детскими моделями самолетов, автомобилей, грузовиков, военных танков и пулеметов. Перед огромным окном в противоположной стене стоял мольберт с неоконченной работой. Картина изображала ту же женщину, но такой, какой она была лет тридцать тому назад. Рядом с мольбертом на столике лежали палитра со свежими мазками красок и десятки тюбиков с масляными красками.

С одной стороны комнаты был устроен большой камин, около которого стояли диван и с полдюжины удобных кресел. Недалеко от мольберта была поставлена изящная кушетка в стиле Людовика XVI – очевидно, место для позирования модели. Через изголовье кушетки была переброшена пестрая кашемировая шаль. Стоящее на маленьком столике перед кушеткой овальное блюдо наполняли живописные крупные кисти дикого винограда.

– Ладно, отец, можешь опустить руки и повернуться, – произнес спокойный голос сзади.

Питер опустил руки и встретился лицом к лицу со своим противником.

Перед ним стоял человек, отдававший ему приказания, и усмехался. Мужчина-мальчик, подумал Питер. Темноволосый, с какой-то вкрадчивой внешностью, с твердым взглядом серых глаз. Винчестер семидесятой модели был нацелен прямо в грудь Питеру.

– Тебе не стоило возвращаться, – сказал парень.

Сзади него стояли еще трое молодых парней с оружием на изготовку. В них ощущалась какая-то напряженная жестокость, придававшая им всем странное сходство при внешних различиях. На взгляд Питера, все они были не старше двадцати двух – двадцати трех лет. Рыжая девушка, появившаяся вслед за ними в библиотеке, отличалась от них большей живостью, хотя в ее возбуждении сквозило что-то первобытное.

– К.К., это уже другой, – сказала она.

Темноволосый кивнул, не отводя взгляда от Питера.

– Ты заставил нас поволноваться, отец, – сказал он.

Если трое парней с оружием казались страшными в своей застывшей напряженности, в этом, которого девушка назвала «К.К.», усматривалась даже некая грациозная красота, как у балетного танцора. Он был тонким и скользким, как острое лезвие ножа. Остальные трое представляли собой типичных бандитов. К.К. был гораздо более сложным, более умным и более опасным.

– Нам нужно решить, отец, что с тобой делать, – обратился он к Питеру. – Но прежде чем мы этим займемся, считаю нужным немного просветить тебя. В одной из комнат этого дома находится девушка, искать которую ты сюда и явился. Ее сторожит один наш парень. Если ты сделаешь хоть шаг, чтобы удрать отсюда, она тут же лишится головы, а заодно и эта ненормальная дама, что позировала художнику. Попробуй только сделать три шага, и все будет кончено. Ясно?

– Ясно, – спокойно ответил Питер.

– Я позволю маэстро объяснить тебе ситуацию, потому что нам нужно следить за тем, что происходит снаружи. Лес полон охотников, которые только и ждут случая спустить курок. – Он обернулся. – Бен, отгони отсюда этот «ягуар» и спрячь его в укрытие.

Высокий блондин повернулся и вышел.

– Труди, приведи маэстро.

Девушка последовала за блондином.

– Дюк, а ты займись мамашей, пока маэстро рассказывает нашему другу-журналисту историю, которую, впрочем, тому уже никогда не придется написать.

Второй парень, жилистый, темноволосый, с типичной бледностью, которая приобретается длительным заключением, в свою очередь покинул комнату.

– А мы с тобой, Джейк, займем пост снаружи, – сказал К.К. оставшемуся гиганту с выцветшими до белизны волосами. – Не думай, отец, что мы проявляем беспечность, оставляя тебя одного. Мы сделаем то, что я тебе обещал, стоит тебе только двинуться с места. Старикан будет здесь через минуту. Ну, еще увидимся.

И бандиты вышли, оставив Питера в одиночестве.

Откуда-то изнутри донеслись аккорды гитары, сопровождаемые гнусавым пением. Стук башмаков удаляющихся бандитов по выложенному мрамором полу необычной картинной галереи усиливался капризным эхо. Питер приблизился к высокому окну, выходящему на север. С этой стороны лес подступал к самому зданию, отделенный свободным пространством всего в пятнадцать – двадцать ярдов. В этой густой темной зелени деревьев и кустарника было его спасение. Питер мог убежать и скрыться в зарослях меньше чем за полминуты, но недвусмысленная угроза бандитов останавливала его. Услышать из лесу выстрелы, положившие конец жизни Линды Грант и модели Тэсдея Рула? Нет уж! Питер не сомневался: К.К. выполнит свою угрозу. Они все оказались в руках шайки опасных безумцев.

Питер сильно вздрогнул, чуть не потеряв равновесие, когда совсем рядом раздался глухой рокочущий голос.

– Думаю, это я виноват, Стайлс, что вы попали в такую передрягу, – произнес Тэсдей Рул, бесшумно приблизившийся к Питеру в своих потрепанных домашних тапочках.

– Вы?!

– Я вообще кругом виноват, – развел руками Тэсдей.

Глядя на сокрушенного сознанием своей вины старика, Питер невольно сравнил его с когда-то мощным старым деревом, готовым рухнуть под очередным порывом сильного ветра. В темных глазах, почти скрытых нависающими бровями, затаились боль и глубокая печаль.

– Когда мы с вами разговаривали, я играл словами насчет «любой гнили, что встречается нам». Я и не рассчитывал, что вы меня поймете.

– Тогда зачем вы это сказали?

– Мне нужно было успокоить самого себя, что я сделал хоть какую-то попытку намекнуть вам на беду, – сказал старик. Обернувшись к незаконченному портрету на мольберте, он с невыразимой нежностью всматривался в него.

– Пока у нас есть время, вам лучше рассказать, что здесь происходит, – предложил Питер.

– А здесь ничего не происходит, мы все просто ждем смерти, – глухо произнес Тэсдей. – Мы с Эмили и та девушка, которую они привели из города, – Линда.

– Что-то вы слишком спокойно говорите об этом, хотя, насколько я понял, ситуация кажется вам безвыходной.

– А вы хотели, чтобы от отчаяния я рвал на себе волосы? Мое время и без того подходит к концу, Стайлс, мне ведь уже семьдесят восемь. Но Эмили! И эта несчастная девушка!

– А между тем Саутворт был совсем рядом, чтобы помочь вам.

– Вас озадачивает, почему я в тот момент прямо не сказал вам, что здесь творится, – горько усмехнулся Тэсдей. – Объясняю: один из парней по имени Джейк притаился сразу за входом, приставив револьвер к голове Эмили, а второй, Джордж, в другой комнате держал под прицелом Линду. А что случилось с Саутвортом? Вы вернулись без него.

– По дороге мы услышали стрельбу в лесу, – объяснил Питер. – Он пошел проверить, что там такое.

– Он знает, что вы собирались сюда вернуться?

– Нет. Я решил вновь подняться на гору после его ухода.

Тэсдей медленно кивнул.

– Вот почему мы еще живы, – сказал он. – А когда кто-нибудь придет искать вас?

Питер задумался.

– Может, они вообще не придут, – наконец сказал он. – Я ведь собрался уезжать, когда разнеслись слухи о пропаже Линды. Я жил в доме своего друга и был уже готов к отъезду, даже уложил вещи в «ягуар»… Кто-то взял машину Саутворта, и я предложил подвезти его сюда. Если я так и не покажусь в городке, все подумают, что я просто уехал домой.

– А когда вы не появитесь у себя дома… где вы постоянно живете?

– Там меня ждут не раньше чем через месяц, так что до этого никто не спохватится, – сказал Питер.

Тэсдей достал из кармана свою почерневшую трубку и начал набивать ее табаком.

– И Саутворт может не возвратиться сюда, – покачал он головой. – Он уверен, что я могу сам себя защитить. Забавная ситуация!

– Что же здесь все-таки произошло, мистер Рул?

– Будем называть друг друга по имени, – предложил старик. – В отличие от этих крыс.

– Ради Бога, переходите к делу, Тэсдей, – нетерпеливо потребовал Питер.

– Они пришли сюда три недели назад, – заговорил Тэсдей. – Четыре парня и эта рыжая. Вышли прямо на нас – на меня и Эмили – из лесу. Безоружные, с виду совершенно обыкновенные – просто пятеро страшно проголодавшихся молодых людей.

– По-моему, сейчас они все вооружены.

– Это мое оружие и боеприпасы, – с горечью сказал старик.

– Итак, они вышли к вам…

– Сказали, что они уклоняются от призыва в армию. Сбежали от армии, объяснили они. Думайте обо мне что хотите, Питер, но я сочувствовал им. Если бы я был в их возрасте, никакая сила в мире не заставила бы меня принимать участие в этой идиотской войне во Вьетнаме.

– А девушка?

– Они зовут ее Труди. Она просто их попутчица, которую они где-то подобрали. Она спит с каждым из них, эта маленькая бродяжка. Моя проблема в том, Питер, что я всю свою жизнь выступал против властей. Только в их возрасте мое сопротивление правительству выражалось в гораздо более мирной форме, как теперь я понимаю. Я всего-навсего сбежал в Париж, чтобы стать художником. Я читал Лоуренса и решил, что секс нельзя связывать с женитьбой, ну и все в этом духе… В этот период я восставал и против старых художников. Сейчас я такая же развалина, какими тогда были они. Я ходил на митинги протеста против тех, кто хотел подвергнуть цензуре произведения таких писателей, как Джойс и Генри Миллер. Сейчас по их книгам ставят кинофильмы. Да, я был настоящим революционером, это так. Мы с Эмили целых пятьдесят лет живем в грехе, невенчанными! Вот такое яростное нежелание примириться с принятым порядком вещей. А сейчас мы ближе и дороже друг другу, чем девять из десяти супружеских пар во всем мире. Всю жизнь мы мечтали о личной свободе и говорили себе, что не так уж важно сохранять верность друг другу. Это дело мещан и безнадежных конформистов. Но мы с Эмили никогда не изменяли друг другу. Каждый день мы напоминали себе, что нам не нужно быть верными и преданными, но никогда не хотели быть иными. Мы любили друг друга все это время, хотя убеждали себя, что любовь в конформистском обществе – это буржуазный предрассудок. Все стороны жизни вызывали в нас мятеж, Питер. Эмили восставала против притворной стыдливости. Она работала моделью. К нам в парижскую квартиру приходили друзья, и она подавала на стол совершенно нагая.

– Лучше расскажите мне о К.К. и его компании, – попросил Питер.

– О них я и рассказываю, – отозвался старик. – Они пришли сюда, потому что выступали против войны и насилия. Так они говорили. Мы приняли их. Это было похоже на старые добрые времена; юность восстала против принятого порядка вещей. Они сказали нам, что их преследуют. Конечно, я обещал помочь им. Девушка принадлежала им всем. Мы думали, они исповедуют все те же старые идеи свободы, о которых Лоуренс говорил пятьдесят лет назад. И хотя мы с Эмили уже не придерживаемся этих идей, но сказали себе, что одобряем их поведение. Ведь когда-то мы до хрипоты спорили, отстаивая эти же взгляды. Но встала проблема, чем их кормить. И я все отлично устроил. Я ездил в городок и в близлежащие деревни на своей старой машине и покупал провизию – так, чтобы никто не обратил внимание, что я закупаю продуктов больше, чем обычно. В течение нескольких дней мы прекрасно проводили время, слушая их разговоры о том, в каком паршивом мире мы живем, понемногу попивая красное вино. Однажды во время поездки за продуктами я купил батарейки для своего старого транзисторного приемника. Я подумал, что немного музыки развлечет всех. Один из ребят, Джордж, – вы еще не видели его, – все время говорил о том, как он любит народную музыку. Он жалел, что у него нет гитары, которая осталась дома.