Текст книги "Чума насилия"

Еще двадцать лет назад он выучился бесшумно передвигаться в таких зарослях, с которыми роща Бауманов не шла ни в какое сравнение. Тогда от этого искусства зависела его жизнь, хотя, кто знает, может быть, и сейчас, в это розовое утро, она зависела от него снова.

Джерико отполз на животе ярдов на тридцать к западу от березы, затем, дюйм за дюймом, стал продвигаться дальше. Он пригнулся к земле и прислушался, не раздаются ли шаги, приглушенные ковром из папоротников.

Ничего. Никого не видно. Птицы, потревоженные выстрелами, успокоились, и он не слышал ни звука. Тогда он нашарил рядом с собой плоский камень размером с блюдце и отбросил его подальше. Как только камень ударился о землю, раздались еще два выстрела один за другим.

У Джерико пересохло во рту.

Он поспешно вернулся обратно, потом отполз еще дальше. Теперь его скрывали каменная гряда и кустарник. Он сдерживал тяжелое дыхание, пытаясь хоть что-нибудь услышать. Громко гогоча, над озером пролетела стая гусей. Черти принесли этих проклятых птиц!

Сомнений не было, охотились на него. За свою жизнь Джерико не раз случалось играть в прятки с весьма опытными партнерами, причем ставкой в игре была жизнь. Видимо, и этот тип с винтовкой тоже был опытным игроком. Однако между теми играми и теперешней имелась существенная разница. Во-первых, в роще слишком мало мест, где можно спрятаться, она была не столь густой, как ему хотелось бы. А во-вторых, тогда, много лет назад, он и сам был всегда при оружии, так что добыча представляла не меньшую опасность, чем охотник. Правда, иногда от стрельбы приходилось воздерживаться, чтобы выстрелы не привлекли к нему целые толпы северокорейских солдат. В таких случаях Джерико приходилось полагаться на силу собственных рук и нож.

Сейчас у него не было ножа, но руки и опыт оставались.

Главное – добраться до дома, от которого его отделяло не больше пятисот ярдов. Если удастся попасть в дом и раздобыть хоть какое-то оружие, он сумеет оказать мистеру снайперу достойный прием. В библиотеке Бауманов он видел застекленную витрину, и его рот наполнился слюной, когда он вспомнил, что в ней находилось.

Солнце уже взошло и теперь висело над озером раскаленным шаром. Окна отражали сверкание утренних лучей, и казалось, что в доме пожар. Если идти не прячась, пятьсот ярдов можно преодолеть минуты за две. Но когда передвигаешься короткими перебежками, то и дело пригибаясь, на это уходит гораздо больше времени. Джерико взглянул на часы. Они показывали только четверть шестого. Озеро казалось безжизненным, если не считать стайки уток и редких всплесков рыбы на поверхности воды. Возле дома тоже никого не было видно.

Никого, чтобы можно было подать сигнал и попросить о помощи.

Если стрелок достаточно сообразителен, его больше не удастся провести уловками вроде трюка с брошенным камнем. Он будет выжидать до тех пор, пока не увидит перед собой цель и не будет уверен, что не промахнется. Так что им обоим стоило быть настороже.

Джерико продолжал свое нелегкое путешествие, продвигаясь дюйм за дюймом и фут за футом. В роще преобладали старые раскидистые деревья, они обеспечивали ему надежное укрытие. Но пробираться от одного дерева к другому было не так-то просто, поскольку между деревьями отсутствовала всякая растительность. Густая листва задерживала солнечный свет, и внизу царил сумрак. Джерико поблагодарил Бога за то, что тот надоумил его надеть вельветовый пиджак, мало заметный на фоне земли.

Он сжался еще сильнее и подкатился к самому берегу, чтобы заглянуть за каменистый кряж. Где-то там, за деревьями, стоит человек и обшаривает взглядом окрестности, пытаясь определить его местонахождение. Джерико приблизился к наиболее опасному отрезку пути. До ближайшего дерева оставалось ярдов двадцать совершенно открытой местности. Участок ярко освещало солнце. Дальше опять начинались деревья, и там можно было укрыться.

Джерико сознавал, что, пробираясь через шельф, превратится в прекрасную мишень для снайпера.

Он снова затаился и прислушался, не обнаружит ли себя охотник. Потом подобрался, готовясь преодолеть смертоносные двадцать ярдов. Он нырнул вперед и перекатился, стараясь не подниматься в полный рост. Острые камешки рвали одежду и царапали кожу. Кувыркаясь и ныряя, он почти уже достиг спасительного укрытия, как вдруг услышал за спиной щелчок винтовки и почувствовал жгучую боль на тыльной стороне правой ладони.

Он метнулся под сень деревьев, поднялся на ноги и прислонился спиной к гигантскому дубу. Потом взглянул на руку. Пуля только задела ее, оставив на коже царапину словно от кошачьих когтей. Он поднес руку к губам, слизнул кровь и обмотал ладонь носовым платком.

До дома оставалось ярдов двести. Он посмотрел туда и увидел человека, который только что вышел во двор. Это был Боб Уилсон. Джерико почувствовал, как к нему возвращаются силы. Он снова бросил взгляд на часы. На то, чтобы преодолеть первые двести ярдов, у него ушло больше часа. Он поднес ко рту руки и свистнул пронзительно и протяжно.

Человек на лужайке замер. Двадцать лет назад ему не раз приходилось слышать этот свист. Он обернулся и посмотрел туда, где, как знал Джерико, находились окна его спальни.

Джерико снова свистнул: короткий, длинный, короткий. Во время войны такой свист предупреждал, что поблизости снайпер. Уилсон, казалось, колебался. Он было двинулся к деревьям, потом развернулся и бросился в дом. Джерико быстро перебрался в более безопасное место под деревьями. Видимо, Боб решил удостовериться, нет ли Джерико в спальне. Через минуту он снова появился на пороге, но теперь у него в руках было ружье. «Молодец», – подумал Джерико.

Он размотал руку и, подняв носовой платок, помахал им, как флагом, надеясь, что деревья, под которыми он притаился, скрывают его от снайпера. Должно быть, Уилсон заметил платок, потому что побежал к роще, держа ружье наготове.

Джерико свистнул еще раз, подав другой сигнал – «прикрой меня». Уилсон остановился и поднял ружье к плечу. Джерико снова помахал платком и бросился вперед, петляя от дерева к дереву. Уилсон открыл огонь, и Джерико услышал, как над его головой засвистели пули.

Наконец он вырвался на открытое пространство и устремился навстречу своему другу. Он обхватил бледного Уилсона и вместе с ним упал за вечнозеленый кустарник, обрамлявший лужайку.

– Что за чертовщина? – дрожащим голосом произнес Уилсон.

Джерико счистил с одежды грязь и налипшие листья и обернулся в сторону рощи.

– Кому-то я не понравился, – ответил он и показал Уилсону раненую руку. – Это напоследок. Он стрелял в меня раз шесть или семь.

– Невероятно, – сказал Уилсон. – Я как раз пил кофе, когда услышал выстрелы. Кроме прислуги, все в доме спали. Я удивился и вышел посмотреть, в чем дело.

– Слава богу, что ты оказался таким любопытным.

– А потом я услышал наши старые сигналы и сначала подумал, что ты решил поразвлечься. Но выстрелы были настоящими. Боже милосердный, что все это значит?

Джерико не сводил пристального взгляда с рощи, но ему не удалось уловить никакого движения между деревьями. Было кое-что, о чем ему не хотелось рассказывать Уилсону. История с ночным визитом Лиз Бауман Уилсона не касается.

– Ты слышал, как кто-то кричал ночью?

Уилсон покачал головой:

– Ты же знаешь, что я сплю как бревно, стоит мне только пропустить рюмочку. Видно, вчера я перестарался. А кто кричал?

– Бауман сказал, что его жену мучили кошмары. Я вышел в холл, когда услышал крики, а он уже стоял там и улыбался. Потом я не смог заснуть, решил одеться и выйти, чтобы полюбоваться рассветом. Тут кто-то и начал в меня палить. А где ты взял ружье, Роберт?

– В витрине для оружия в библиотеке.

– Пойдем посмотрим, на месте ли остальные. – Джерико снова обернулся к роще. – Уверен, что стреляли из двадцать второго калибра, значит, теперь мы слишком далеко, чтобы он мог нас достать. Пошли.

Они направились через лужайку и вошли в дом. Оказавшись в безопасности, Джерико с облегчением вздохнул. Библиотека находилась в дальнем от вестибюля конце дома. Джерико бросил взгляд на лестницу. Прикрывая его, Боб Уилсон выстрелил из своего ружья раз двенадцать в непосредственной близости от дома, но, казалось, стрельба никого не побеспокоила. «Должно быть, стрельба здесь обычное дело», – решил он.

– Ты уверен, что этот тип стрелял именно в тебя, Джонни? Я имею в виду, может быть, он ранил тебя случайно?

– В последний раз я путал фантазии с реальностью в двухлетнем возрасте, – ответил Джерико.

Дверца шкафа для оружия была открыта. Не хватало только одного ружья – того, что взял Боб Уилсон.

В дверях библиотеки появился улыбающийся Алекс Бауман:

– Вы можете нарваться на неприятности, если будете стрелять уток в это время года, Уилсон.

– Вы даже не представляете, насколько вы правы, Бауман, – ответил Джерико, – потому что уткой на этот раз был я, и теперь мне хочется свернуть кому-нибудь шею.

Глава 2

В углу шкафа с оружием висел автомат. Это было современное оружие, такое же, какое применялось в ходе войны во Вьетнаме. Джерико снял его со стены и проверил, заряжен ли он.

– Я предпочел бы, чтобы вы его не брали, – сказал Бауман.

В одном конце шкафа лежали коробки с патронами. Джерико взял сколько надо и набил карманы своего вельветового пиджака. Не обращая внимания на Баумана, он вышел в холл. Уилсон и Бауман последовали за ним.

По лестнице спускался полусонный Бауман-младший.

– Что случилось? – спросил он. – Мне показалось, я слышал, как Нельсон стреляет белок в роще.

– Конечно! Так и было, – ответил Бауман-старший.

– Если этот ваш Нельсон способен принять меня за белку, то ему место в сумасшедшем доме, и я буду рад препроводить его туда лично. – Джерико покосился на мальчика. – Тебе лучше побыть дома, сынок. Снаружи может оказаться слишком жарко.

Он вышел на лужайку в сопровождении Боба Уилсона и Баумана. Солнце утратило утренний цвет, и теперь жарило вовсю. Джерико поднес руку ко рту и лизнул ее. Он чувствовал, что мальчик стоит у него за спиной на ступеньках террасы.

– Ваш приятель давно сбежал, когда увидел, какая против него выступила армия, – сказал Уилсон.

– Но следы-то остались, – возразил Джерико.

Солнечные лучи пробились сквозь листву и осветили цветы и мох. Птицы вели себя спокойно. Джерико без труда нашел березу и осмотрел пулевые отверстия в ее коре. Он показал, как именно стоял, когда в него начали стрелять, чтобы Бауман и Уилсон могли убедиться, что он ничего не выдумал.

Поскольку пули не обладают способностью поворачивать на лету, Джерико вычислил, откуда они были выпущены, и медленно двинулся туда, стараясь идти по прямой и время от времени укрываясь за деревьями. Пройдя ярдов тридцать, он остановился и опустился на колени. На примятой куртинке голубых цветочков лежали две стреляных гильзы. Он поднял их и подбросил на ладони.

– Он действительно хотел тебя убить, – сказал Боб Уилсон, – иначе бы он их здесь не оставил.

Джерико поднялся на ноги не сразу. Сощурив голубые глаза, он внимательно осмотрел землю и, по-прежнему стоя на коленях, обратился к Бобу:

– Ты прав, Боб. Теперь он уже далеко. Давай вернемся в дом, я умираю от голода.

– Я поговорю с Нельсоном, – вмешался Бауман. – Если он действительно ходил охотиться на белок, я с него шкуру спущу.

– Верю, что вы на это способны, – ответил Джерико.

На террасе возле столовой столпились, кажется, все обитатели дома, наблюдая, как из рощи возвращаются Джерико, Уилсон и Бауман. Очевидно, Томми Бауман рассказал о происшествии.

Таня быстрыми шагами вышла им навстречу. Остальные остались на террасе.

– Джон, вы не пострадали? – спросила она.

Ее рука осталась лежать на его рукаве. Он заметил, что ей хватило времени тщательно подкрасить глаза.

– Только зацепило. – Он показал ей руку.

– Какой безумец это сделал?

– Мы думаем, что это Нельсон решил поохотиться на белок, – сказал Бауман, подходя к ним.

Таня перевела взгляд на Джерико, как бы предлагая подтвердить эти слова.

– Может быть, ему захотелось проверить, быстро ли я бегаю, – откликнулся Джерико. – Но в случайность я не верю. – Он обернулся к Бауману. – Если вы убеждены, что это был ваш приятель Нельсон, давайте разыщем его.

– Я позвоню ему из дома, – пообещал Бауман. – Он живет около конюшни.

– Лучше сходим туда, – возразил Джерико и коснулся ледяной Таниной руки. – Благодарю вас за внимание.

Он окинул взглядом террасу. Позади передней шеренги, в которую входили Трейл, Мартин Ломекс, оба Прентиса, отец и сын, и рыжеволосая Джуди, стояла Лиз Бауман. На ней были сапоги и брюки для верховой езды, белая блузка и куртка. Она курила сигарету и стряхивала пепел в ладонь. Казалось, ее отсутствующий взгляд устремлен поверх голов на рощу.

– Тем не менее всем не мешает позавтракать, – решил Бауман. – Мы с Джерико сами сходим к Нельсону.

Он сел в красный «мерседес» рядом с Джерико, и они покатили по обсаженной березами и елями тенистой дороге, которая вела к конюшням.

– Вы сказали, что не верите в случайность, – произнес Бауман, затягиваясь сигаретой.

– Я убежден, что это не было случайностью, – ответил Джерико. – Кому-то пришло в голову вышибить из меня мозги. К счастью, мне частенько приходилось играть в прятки в лесу, и я не новичок в этой игре.

– У меня такое впечатление, что раньше вы не были знакомы ни с кем, кроме Уилсона.

– Совершенно верно. Но Боб вышел из дома как раз в тот момент, когда снайпер стрелял в меня со спины. Так что это был не он.

– Какие у вас предположения?

Джерико искоса взглянул на своего хозяина:

– А у вас?

– Никаких. Потому я и уверен, что все разъяснится, когда мы поговорим с Нельсоном. Считаю, что виной всему его непростительная беспечность.

Они нашли Нельсона во дворе конюшни, он проверял подпругу на одной из рыжих лошадей. Нельсон оказался темноволосым мускулистым мужчиной лет тридцати с небольшим. Наблюдая за его движениями, исполненными грации, сродни изяществу животного, Джерико подумал, что такой избыток жизненных сил должен привлекать женщин. Лиз Бауман не нужно было далеко ходить, чтобы найти своего «настоящего мужчину».

– Миссис Бауман хочет, чтобы я привел лошадь к дому? – спросил Нельсон.

У него был низкий грубоватый голос, звучавший подчеркнуто услужливо. Джерико понимал, что Нельсон станет доказывать свою непричастность, как только узнает, в чем его обвиняют. Он взглянул на ноги Нельсона, обутые в начищенные до блеска сапоги для верховой езды. Они выглядели так, словно Нельсон только что надел их. К тому же передвигаться в такой обуви неслышно было невозможно.

Джерико остался сидеть за рулем, а Бауман вышел из машины. Фальшивая белозубая улыбка по-прежнему не сходила с его лица.

– Вы слышали, Нельсон, как кто-то недавно стрелял в роще?

– Стрелял?

– Стрелял и зацепил мистера Джерико, который прогуливался у озера. Вы ходили сегодня на белок?

– Сегодня у меня не было на это времени, мистер Бауман, – ответил Нельсон. – Мне нужно было вычистить лошадей, вымыть их с мылом и обтереть.

– Стреляли из винтовки двадцать второго калибра, – сказал Джерико и показал след от пули на своей руке.

Нельсон облизнул губы. Он сощурил темные глаза и бросил быстрый взгляд на Баумана, который продолжал улыбаться. Они обменялись взглядами.

– У кого есть двадцать второй калибр? – спросил Джерико. – Если мы узнаем, то сузим границы поисков. В доме таких винтовок нет.

– Множество местных детей шастает по лесу, – ответил Нельсон. – Они не признают никаких частных владений, никакие надписи вроде «Вход воспрещен» для них не указ, а забором мы не огорожены.

– А зачем бы местным детям понадобилось целиться в меня?

– Если бы вам удалось понять, чем руководствуются в своих поступках современные дети, вас можно было бы считать гением, – вмешался Бауман. – Это просто маленькие дикари.

– Стреляли несколько раз, – продолжал Джерико, обращаясь к Нельсону. – Довольно странно, что вы ничего не слышали.

– Я был в сарае, и у меня работало радио, – ответил Нельсон, не сводя с него прищуренных глаз.

Несколько секунд Джерико молчал.

– Видимо, так все и было, – наконец сказал он.

Ему почудилось, что Бауман и Нельсон с облегчением вздохнули.

– Мне привести лошадь миссис Бауман к дому? – спросил Нельсон.

– Лучше подожди, там только что сели за стол. Она сама придет, когда освободится.

Нельсон похлопал золотистого коня по лоснящейся шее:

– Сожалею, что ничем не удалось вам помочь, мистер Джерико. Черт бы побрал этих сорванцов!

– Дети тому виной или белки, но каждый держит свою жизнь в собственных руках, – сухо отозвался Джерико.

Бауман сел в машину, и они пустились в обратный путь.

– Возможно, Нельсон прав, – сказал Бауман. – Это деревенские ребятишки. – Он покосился на Джерико. Тот не отрывал глаз от дороги. – Лиз ужасно расстроилась, когда я ей рассказал, что вас побеспокоили ее крики.

– Жаль, что вы все-таки решили ее смутить. – Джерико остановил машину и повернулся к Бауману. – Вам не удастся купить меня на уловку с детьми. Кто-то хладнокровно пытался меня убить, и я не успокоюсь, пока не выясню, кто именно.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – ответил Бауман. – Слава богу, что вы отделались царапиной.

– Но в следующий раз я подставлю спину!

Он снова включил мотор, и остаток дороги они проделали в молчании. Заглушив мотор, Джерико положил в карман ключи, но остался сидеть на своем месте.

– Есть последняя возможность во всем разобраться, – сказал он Бауману.

– Я не понимаю, – ответил Бауман, не переставая улыбаться.

– Мне кажется, вы знаете, кто стрелял и зачем ему это понадобилось.

– Глупости! Я не стал бы скрывать от вас, старина, если бы мне это было известно.

Завтрак в семействе Бауманов был сервирован в стиле викторианской Англии. На сервировочном столике стояла жаровня, чтобы подогревать кушанья, резное блюдо с холодной ветчиной и рядом с ним острый как бритва нож. Стоял огромный, как в гостинице, тостер, в плетеных корзиночках лежали румяные английские булочки; кроме того, подали грейпфруты, разрезанные на половинки, салат из свежих фруктов в широкой и низкой салатнице, апельсиновый и томатный сок, коктейль из моллюсков с соусом «табаско», вустерширский острый соус и бутылку импортной водки. Словом, были предусмотрены все средства для борьбы с возможным похмельем. На одном из подогретых блюд лежали ломтики мяса, обжаренного в сметане, на другом – жареные почки, на третьем – яйца и сосиски. На электрических подогревателях стояли два громадных кофейника.

Перед Лиз Бауман, сидевшей во главе длинного стола, стоял стакан, в содержимом которого Джерико угадал «Кровавую Мэри». Она курила. Остальные, за исключением Боба Уилсона, наполнили свои тарелки и приступили к завтраку. Когда Джерико с Бауманом вошли в столовую, все замерли. Боб Уилсон поднялся им навстречу.

– Проверили? – спросил он у Джерико.

– Да, – ответил Джерико. – Ни черта он не видел и ни черта не слышал.

– Это был Нельсон? – поинтересовался Томми Бауман.

На его тарелке громоздилась гора сосисок, яиц и оладий. Рядом с прибором стоял высокий стакан молока.

– По-видимому, нет, – ответил Бауман. Он подошел к столу и взял бутылку с водкой. – Скорее всего, это был кто-то из деревенских сорванцов или приятели из вашей коммуны, Дэвид.

Его неживая улыбка нацелилась на младшего Прентиса.

Юный Прентис вскинул голову. До сих пор он сидел с отсутствующим видом и, казалось, ничего не слышал. Рыжая Джуди хихикнула.

– Сколько можно обвинять их во всем, что происходит в этом чертовом городишке? – воскликнул он, и его глаза воинственно сверкнули.

– Дэвид! Выбирай выражения! – вмешался Уайли Прентис, весь облик которого говорил о жесточайшем похмелье.

– Черт! – снова выругался Дэвид. Джуди снова захихикала.

– Что представляет собой эта ваша коммуна? – поинтересовался Джерико.

Он тоже подошел к столу и налил себе стакан апельсинового сока.

– Кучка хиппи, живущая в старом поместье Уолтура, – объяснил Боб Уилсон. – Практически неуправляемое племя. Секс, травка и прочее.

– Вы их не понимаете, старина, – возразил Дэвид.

– А что тут понимать? – вмешался Бауман. Он налил себе полную рюмку водки и выпил. – Просто банда длинноволосых извращенцев.

Дэвид вскочил так порывисто, что его стул опрокинулся.

– Кто бы говорил об извращенцах! – воскликнул он и выбежал из комнаты.

У старшего Прентиса задергались губы.

– Я должен извиниться за Дэвида, Лиз, – обратился он к хозяйке.

Бауман налил себе еще водки, потом обошел вокруг стола, поднял упавший стул и сел на место Дэвида рядом с рыжей девицей.

– Что такое с Дэвидом? – поинтересовался он, усиленно улыбаясь. – Как вы можете на него полагаться, киска?

Джуди наградила Баумана кокетливой улыбкой.

– В наше время ни на кого нельзя рассчитывать, старина, так недолго и проиграть, – ответила она.

Эрик Трейл, чей завтрак состоял лишь из чашки кофе с сигаретой, искоса взглянул на Джуди, и в его темных глазах мелькнули озабоченность и подозрение. Он проследил за тем, как рука Баумана как бы невзначай легла на оголенное бедро девушки, причем она вроде бы не заметила этого. Этот жест выглядел как привычная ласка между супругами, давно состоящими в браке. Трейл облизнул губы.

– Не так-то легко поверить в этот самый культ любви, который они исповедуют, – заметил он. – Все началось в Голливуде, когда с Шарон Тейт случилась эта история. А потом там были и другие ритуальные убийства. – Он пожал плечами. – Чертовски неприятно, когда на тебя ополчаются собственные дети.

– А у вас есть дети, как вы полагаете? – поинтересовался Мартин Ломекс, сардонически улыбаясь.

Трейл даже не обернулся.

– Я настоятельно и от всей души прошу вас, Ломекс, оставить меня в покое, – сказал он. – Мое первое побуждение при виде вас – разорвать вас на части, кусок за куском.

– Ну-ну! – рассмеялся Ломекс. – Вы же национальный герой Америки.

Джерико грохнул кулаком по столу с такой силой, что китайский фарфор и стекло зазвенели.

– Осмелюсь напомнить, что полчаса назад кто-то пытался меня убить. – Его низкий голос дрожал от ярости. – Неужели мы так и будем продолжать беседы о погоде или о сексуальных отношениях молодого поколения? Или вы считаете, с меня довольно и того, что я вообще остался жив?

– Вероятно, вам стоит обратиться в полицию, – посоветовал Уайли Прентис. – В конце концов, это вряд ли может быть кто-то из нас.

– Вряд ли?

Прентис пожал покатыми плечами:

– Ну да, я не думаю, чтобы кто-нибудь из присутствующих…

– По всей видимости, именно так я и должен считать, – ответил Джерико.

– А почему нет? Ведь никто из нас даже не был с вами знаком до вчерашнего вечера, кроме Уилсона, разумеется.

– Это был не Уилсон, – сказал Джерико. – Это единственный человек, о котором я могу с уверенностью сказать, что в меня стрелял не он.

– Что за очаровательная религия – вера в дружбу, – отозвался Ломекс.

– Сегодня утром я ни во что не верю, – ответил Джерико. – Но так уж случилось, что я видел Боба в тот момент, когда снайпер вел по мне стрельбу, так что моя убежденность основывается на фактах, причем это единственный факт, который мне известен, кроме того, я знаю только, что снайпер пользовался двадцать вторым калибром. У кого есть такое оружие?

Томми Бауман обвел присутствующих взглядом, подняв глаза над грудой еды на тарелке.

– У меня, сэр, – ответил он.

Все взгляды обратились на мальчика.

– Где твое ружье, Томми? – спросил Джерико.

– В моей комнате, сэр. Вы хотите взглянуть на него?

– Да, я хочу на него взглянуть.

Мальчик поднялся со стула. Лиз Бауман встала одновременно с ним. Впервые за последние двадцать четыре часа она обнаружила, что все-таки слышит, о чем идет разговор за столом.

– Я пойду с ним, – заявила она.

Мальчик возглавил процессию, двинувшуюся по винтовой лестнице на второй этаж. За мальчиком следовала его мать, а Джерико замыкал шествие.

Опасность была неотъемлемой частью того образа жизни, который вел Джерико в течение долгих лет. Так было на передовой во время службы в Корее, когда он рисковал собой каждый день и каждую минуту. С тех пор он взял себе за правило протестовать против любого насилия. Именно этой идеей были пронизаны его картины, что было сделано, по мнению Дэвида Прентиса, чересчур прямолинейно. Именно эта идея и заставила его совершить крестовый поход по всему миру, побывать в тех уголках земли, где творилось зло, – в Конго, на Ближнем Востоке, во Вьетнаме, Нигерии. Он видел беспорядки в крупных городах, когда ненависть вырывается из районов гетто, как пар из кипящего котла. Находиться в этих местах было опасно, но никогда угроза не была адресована ему персонально. Там, в Корее, он был врагом. Пули, грозившие ему смертью, не предназначались лично ему, и на бомбах, что запросто могли разнести его в клочья, тоже никто не писал его имя.

То, что случилось утром в роще, имело совсем другой смысл. Мишенью выбрали именно его. Возможно, Джерико не так потрясло бы ощущение совершенного над ним насилия, если бы он знал за что. Он никогда не стыдился чувства страха и всегда говорил, что испытывать страх нормально, когда находишься в опасности. Некоторых людей страх парализует. У Джерико страх обострял все чувства и мобилизовывал тело и ум. Испытывая страх, Джерико чувствовал себя участником соревнования, причем мастером высокого класса. Когда напряжение достигало предела, он знал, что может положиться на свои чувства, свои инстинкты, на быстроту своей реакции, и они действительно редко подводили его. Поднимаясь по лестнице вслед за мальчиком и его матерью, он был совершенно уверен в том, что кто-то следил за ним, когда на рассвете он выходил из дома. Кто-то прокрался за ним следом, чтобы стереть с лица земли.

Комната Томми Баумана была типичной для любого мальчика. Тут находились книги, его собственный магнитофон, радио и переносной телевизор, письменный стол, загроможденный разной мелочью, и наполовину собранная дорогая модель самолета. Стены украшали школьные рисунки и пара репродукций известных картин – автопортрет Ван Гога и «Женщина» Ренуара, теплая и манящая.

Винтовка висела на стене на своем месте.

Мальчик указал на нее, и Джерико подошел поближе, но не притронулся к ней. Отполированная ложа блестела, а спусковой механизм покрывал толстый слой смазки. Винтовка хранилась в таком же превосходном состоянии, как и ружья в библиотеке.

– Ты хорошо следишь за ней, – сказал Джерико мальчику.

– Это первое, что я усвоил, когда ее получил. – ответил Томми. – Мой отец отлично разбирается в оружии.

– Можно мне снять ее оттуда?

– Конечно.

Лицо мальчика светилось горделивой радостью собственника.

Лиз Бауман отошла к окну и с обычным отсутствующим видом устремила свой взгляд вдаль.

– Мама познакомилась с отцом во время сафари в Африке. – сказал Томми. – Они и меня обещали взять с собой, когда я научусь стрелять из большого ружья.

Джерико снял со стены винтовку, переломил ствол и осмотрел его изнутри. Ствол был девственно чист.

– Ты чистишь ружье каждый день? – спросил Джерико, вешая винтовку на место.

– Да, сэр, каждое утро перед завтраком, такой у меня порядок.

– И сегодня?

– Да, сэр.

Казалось, мальчик не понял истинной подоплеки вопроса. По-видимому, ему было приятно похвастаться, что он сделал все как следует.

– Что тебя разбудило утром, Томми?

– Выстрелы, сэр, – ответил мальчик. – Мне показалось, что стреляют прямо у меня под окном. Я встал и подошел к окну, чтобы посмотреть. Там был мистер Уилсон, он стрелял в сторону рощи. Потом я услышал уток и решил, что в них-то он и стреляет.

– А потом?

– Ну, потом я подумал, что раз уж я проснулся, то нужно вставать. Тогда я почистил винтовку. Я всегда это делаю перед тем, как умыться и спуститься завтракать. У меня руки после этого всегда в масле. Потом я услышал громкие голоса внизу и решил умыться поскорее. Потом оделся и спустился как раз в тот момент, когда вы с отцом и мистером Уилсоном выходили из папиного кабинета.

– А до этого ты не выходил из своей комнаты? До того, как стал чистить винтовку?

– Нет, сэр.

– Когда ты в последний раз пользовался ею, Томми? Я имею в виду, когда ты из нее стрелял?

– Пару дней назад, сэр. Я стрелял по мишени, тренировался.

Джерико заставил себя улыбнуться.

– И как у тебя получилось?

– Хорошо, правда, сэр. Я выбил три мишени из пяти и набрал девяносто восемь очков.

– Я тоже неплохо стреляю, – сказал Джерико. – Как-нибудь мы могли бы устроить соревнование.

– Здорово! Это было бы потрясающе, сэр.

Джерико вынул из кармана трубку и начал ее набивать:

– Сегодня утром ты не заметил чего-нибудь необычного в своей винтовке?

– Необычного, сэр?

– Например, как будто из нее стреляли и повесили на место, не почистив.

Глаза у мальчика стали размером с блюдце.

– Вы думаете, кто-то мог взять мою винтовку, чтобы… чтобы стрелять в вас, сэр?

– В меня стреляли из такой же. – Джерико поднес к трубке зажигалку.

– Но, сэр, я знал бы, что из нее стреляли. Конечно, если бы ее почистили и принесли в комнату, когда я еще спал… ну, тогда я мог и не заметить.

– Если винтовка была на месте, когда ты слышал выстрелы мистера Уилсона, тогда снайпер стрелял не из нее. Потому что в тот момент он был еще в роще.

У мальчика вырвался вздох облегчения:

– Очень рад, что это так, сэр.

Лиз Бауман внезапно повернулась к ним:

– Вряд ли я поеду кататься сегодня, Томми. Так что если ты хочешь размять Рейнджера…

– Вот здорово! А можно?

– Можно ли… – автоматически повторила она за ним.

– Так можно, мам?

– Беги, – ответила она.

Мальчик вприпрыжку подбежал к двери, помахал Джерико и скрылся. Лиз Бауман прикурила сигарету и снова отвернулась к окну. Джерико склонился над письменным столом, посасывая трубку.

– Насчет того, что случилось ночью, – сказала Лиз, продолжая смотреть в окно. Она явно хотела, чтобы он что-нибудь сказал. Он предпочел промолчать. – Не знаю, что на меня нашло, – медленно, с трудом продолжала она. – Вообще-то я не имею обыкновения посещать спальни наших гостей среди ночи.

– Я этого и не думал.

– Должно быть, это было нелепым безрассудством, и теперь мне очень стыдно.

– Это мне следует стыдиться, – ответил Джерико. – Вы нуждались в помощи и подумали, что сможете таким образом купить ее. Мне не следовало вас отпускать, не выяснив, что случилось.

Сигарета выпала из ее пальцев на деревянный пол, но она не обратила на это никакого внимания. Джерико подошел и поднял сигарету, потом выбросил ее в окно на каменную террасу. Он взял женщину за плечи, развернул лицом к себе и снова увидел в ее глазах страх.

– Чего вы на самом деле от меня хотели, Лиз?

Она сделала движение, пытаясь освободиться, но он крепко держал ее.

– Я не подумала, – ответила она. – Вы ничего… ничего не можете для меня сделать. Мне показалось, что можете, всего на мгновение, но это потому, что я не подумала как следует.