Текст книги "Чума насилия"

– А ваш муж знает, что ночью вы приходили в мою комнату?

Ее глаза расширились и потемнели, и страх в них сменился ужасом.

– Нет! Нет!

– Но крик, который я слышал, не был следствием ночного кошмара.

– Алекс рассказал мне, что я…

– Кто-то кричал от боли. Это был не кошмар. Это муж расправился с вами?

– Нет!

– Значит, вы ушли из моей комнаты и сразу легли спать?

– Да.

– Я вам не верю. Вы были слишком взвинчены, чтобы уснуть, как только положите голову на подушку. А крик раздался сразу после того, как вы от меня ушли.

На глазах у Лиз показались слезы и покатились по щекам.

– Так что или муж издевался над вами или это был кто-нибудь другой.

Ей удалось справиться с волнением.

– Это был крик боли, – продолжал он.

Она отрицательно покачала головой:

– Порой боль доставляет наслаждение. Причем весьма сильное наслаждение.

– Значит, схватка между вами и мужем была любовной?

– Нет!

– Тогда кто же кричал?

На секунду ему показалось, что она готова довериться ему, но было уже поздно. Дверь отворилась, и в комнату вошел Алекс Бауман. В руке он держал стакан с водкой, в котором плавали кусочки льда. Он увидел, что большие ладони Джерико лежат на плечах Лиз, и его неизменная улыбка сделалась еще шире.

– Винтовка Томми уже подверглась осмотру, так что я ее возьму, – сказал он, но даже не взглянул на ружье. Его сузившиеся глаза не отрывались от измученного лица жены.

Джерико повел себя вызывающе. Он так и не снял руки с ее плеч. Мягко развернул женщину и подтолкнул к окну так, чтобы она не стояла лицом к Бауману.

– Вы хорошо обучили вашего сына обращению с оружием, – сказал Джерико.

– Но это была не его винтовка.

– Очевидно, нет. Ее ствол чист, как свисток.

– Для меня большое облегчение узнать об этом. У нас это единственное ружье двадцать второго калибра. Так что все прояснилось.

– Каким образом?

Бауман пожал плечами:

– Должно быть, это был кто-то посторонний, как мы и решили с самого начала. Деревенские дети или эти самые хиппи из общины.

– В доме гостит восемь человек, считая меня: мисс Жаркова, Боб Уилсон, оба Прентиса, девушка по имени Джуди, Трейл и Ломекс. Вы можете поручиться, что ни один из них не привез оружие с собой?

– Вы хотите, чтобы я обыскал багаж своих гостей? – поинтересовался Бауман.

– Я ни черта от вас не хочу, Бауман. Я просто пытаюсь понять, в чем дело. Кстати, не потрудитесь ли вы объяснить, что за крик я слышал сегодня ночью, только скажите правду.

Бауман взглянул на жену:

– Я уже говорил вам, что Лиз…

– Я вам не верю, – прервал его Джерико.

– Лиз отрицала, что это правда? – Бауман уставился на ее спину, и плечи Лиз опустились. – Ради всего святого, Лиз, прекрати рыдать.

– Как она могла отрицать, если вы сказали, что она спала, да к тому же много выпила перед этим?

Улыбка Баумана сделалась буквально лучезарной.

– Ну, раз вам уже все известно, то признаю, что она и в самом деле не спала и не была пьяна. Ведь как раз перед этим она вышла от вас, не так ли?

Джерико почувствовал, как на шее запульсировала вена:

– Стало быть, вы знаете об этом.

– Конечно, старина, я об этом знаю. Это я послал ее к вам. – Он отхлебнул из стакана. – Можете считать мой поступок одной из причуд нашего дома. Мне нравится, когда я могу предложить своим гостям только самое лучшее. Конечно, Лиз уже не та, что раньше, но, думаю, вы согласитесь, что и теперь ее можно назвать весьма лакомым кусочком.

Джерико шагнул вперед:

– Хотелось бы отблагодарить вас за такое великодушие.

Его правая рука, сжатая в кулак, взметнулась в воздух и врезалась в голову Баумана. Стакан отлетел в сторону, а Баумана отбросило назад и впечатало в стену. Он съехал на пол и замер, откинув голову под нелепым углом. Улыбка наконец сошла с его лица, а глаза закатились под лоб.

Джерико подошел к Лиз и взял ее за руку.

– Давайте уйдем отсюда, – сказал он, – так далеко, как вам захочется.

Она двигалась с трудом, тяжело опираясь на его руку.

– Вы ударили его, – прошептала она.

– Не мешало бы добавить, – ответил Джерико.

Глава 3

Они вышли в коридор, и Джерико закрыл за собой дверь комнаты. Лиз из последних сил боролась с подступающими рыданиями.

– Может быть, вас проводить в вашу комнату? Или она у вас с ним общая?

– Нужно послать кого-нибудь к нему, – ответила она.

– Он скоро придет в себя, – холодно ответил Джерико. – Наверное, в его интересах, чтобы об этом происшествии знало как можно меньше народу.

Она остановилась и посмотрела ему в лицо, сощурившись, как будто желая сдержать слезы.

– Вы не знаете его, – сказала она. – Он становится неуправляемым, когда злится. Он придет за вами, Джерико. И может даже попытаться вас убить.

– Ну, это не в первый раз.

– Вы думаете, в роще был Алекс?

– Может быть. Впрочем, я этого не знаю. Кроме того, мне неизвестна причина. Теперь я сам подсказал ему мотив. Но…

Лиз протянула свои загорелые руки к лацканам его пиджака.

– То, что он сказал – неправда, – произнесла она почти с яростью, – он не посылал меня к вам. Ему нравятся подобные сексуальные фантазии. Я пришла сама, клянусь вам.

– Зачем он так сказал?

– Он скорее умрет, чем признает, что что-то случилось без его ведома. Должно быть, он видел, как я выходила из вашей комнаты, и не мог допустить, чтобы вы подумали, будто он был не в курсе. Вот потому он и выдумал эту чудовищную историю.

Джерико почувствовал, что смертельно устал от всего этого.

– Черт с ним, – сказал он, – я собираюсь уехать отсюда, Лиз. Если хотите, я отвезу вас куда-нибудь – в какой-нибудь другой город, где живут ваши друзья, или в Нью-Йорк. Вам нельзя оставаться, иначе он сорвет злость на вас.

– Я не могу уехать. – Она медленно отвернулась.

– Почему?

– Из-за Томми. Алекс ни перед чем не остановится. Бог знает, что он может ему наговорить. Может сказать, что застал нас в постели и вы ударили его. Начнет рассуждать о своей бесценной чести. Выставит нас с вами последними мерзавцами. А я ни на минуту не могу допустить, чтобы Томми поверил в это. Уезжайте, Джерико. Лучше, чтобы вас здесь не было, когда разразится скандал.

– Я что, должен бежать?

– Это самое лучшее, что вы можете сделать, чтобы помочь мне.

Джерико сощурил глаза:

– Я намереваюсь известить полицию о своем утреннем приключении. Если мой приятель-стрелок все-таки попадется, я хочу, чтобы полиции были известны все факты, причем именно от меня, а не от кого-нибудь другого, кто, возможно, захочет что-нибудь утаить. Сейчас я ухожу, Лиз, но я еще вернусь. Если он посмеет вас обидеть, обещаю вам, что я заставлю его пожалеть, что он вообще появился на свет.

– Прошу вас, Джерико, идите, пока он не пришел в себя и не начался скандал.

Он легонько похлопал ее по плечу:

– Я еще вернусь.

Он не сомневался, что она смотрела ему вслед, пока он спускался по лестнице. Возможно, для того, чтобы сразу вернуться в комнату Томми и оказать помощь Алексу. В конце концов, он был ее мужем и отцом ее ребенка. Так что если кто-то и мог помешать ему впасть в неистовство, то это могла быть только она. Нельзя было допустить, чтобы Алекс потерял лицо в присутствии посторонних людей. Тогда он неминуемо обрушил бы на нее свою ярость.

Джерико остановился в дверях столовой. Остальные гости, казалось, ожидали его появления.

– Я собираюсь в город, чтобы побеседовать с полицией, – объявил он.

– С винтовкой Томми все в порядке? – спросил Прентис.

Джерико не ответил на его вопрос.

– У меня вышло недоразумение с Бауманом, – продолжал он. – Сейчас он в комнате Томми. Думаю, кто-нибудь должен к нему подняться. Я еще вернусь.

– Господи! – воскликнул Боб Уилсон и устремился к лестнице.

Джерико не сомневался, что его друга прежде всего волнует судьба фонда.

– Я вернусь, – повторил Джерико.

Он уже вышел на террасу и на полпути к «мерседесу» услышал за спиной голос Тани Жарковой.

– Можно мне с вами, Джонни?

– Вы рискуете пропустить самое интересное, – с улыбкой ответил он.

– Ну пожалуйста!

– Я не возражаю.

Выехав на дорогу, он искоса взглянул на нее. Платье простого покроя из белой блестящей ткани красиво облегало ее фигуру. Она нахмурила брови, как ребенок, который пытается сосредоточиться. На него она не смотрела.

– Вы повздорили из-за Лиз?

– Почему вы так решили?

Несколько секунд она молчала.

– Я знала, что так и будет.

– Правда?

Она по-прежнему не поворачивалась к нему.

– Вплоть до сегодняшнего утра я и не подозревала, что могу так безумно ревновать, Джонни.

– И к кому же вы ревнуете?

– К Лиз.

– Вы положили глаз на Баумана?

– На вас.

Он обернулся к ней, и машина вильнула на дороге.

– Я этого не заслуживаю.

– Обнаружить передо мной свое нетерпение означает проиграть, – рассмеялась она. – Вы не поверите, Джонни, но когда я ложилась спать, меня переполняло нетерпение.

– Я был бы рад в это поверить.

– Тогда поверьте. Впрочем, не об этом речь.

– Конечно, об этом.

Она покачала головой:

– Когда мы расстались и я пошла спать, то думала о том, как чудесно прошел вечер и какой вы славный парень. Я уже говорила, как приятно проводить время с мужчиной, который не думает все время только о сексе. Кроме того, я обнаружила, что не могу уснуть. Вы не делали мне никаких предложений, и оказалось, что именно поэтому мне захотелось их получить. Очень захотелось. Я долго, до бесконечности боролась с собой. И в конце концов подумала, что было бы здорово просто взять и прийти к вам, не тратя времени на светские беседы и ухаживания. Мне захотелось просто прийти к вам, просто быть с вами и наслаждаться этим, потому что мы оба этого хотели. Не лгать, ничего не обещать друг другу. Но я не решалась, потому что боялась, что вы могли принять меня за одну из этих шлюх. Спустя какое-то время мне удалось убедить себя, что вам такое решение должно казаться единственно правильным для нас обоих. Мы оба к этому стремились с тех самых пор, как ездили тогда есть моллюсков. – Она снова рассмеялась, но с оттенком сарказма. – Так что Таня впервые в жизни решила сыграть роль агрессора. Я надела свою самую красивую ночную рубашку, открыла дверь и… увидела, как Лиз Бауман входит в вашу комнату, вся загорелая, в прозрачных одеждах. Я вернулась к себе и расплакалась от унижения.

Джерико не сводил с дороги спокойного, уверенного взгляда:

– Если вы не спали в это время, то должны были слышать, как вскоре раздался душераздирающий вопль.

– Я слышала.

– Как вы думаете, кто это кричал?

Она снова рассмеялась, и снова в ее смехе были слышны нотки горечи.

– Я решила, что это Лиз. Мне пришло в голову, что Бауман застиг ее, когда она шла обратно, и расправился с ней.

– А ваша комната далеко от спальни Бауманов?

– В другом конце коридора.

– Тогда вы не можете быть уверены, что это была Лиз.

– Если сложить два и два…

– Чаще всего получается пять.

– А кто еще это мог быть, Джонни? Других женщин в доме нет, если не считать рыжую шлюшку, что привез с собой Дэвид.

Они подъехали к городу, на окраине которого располагались владения Бауманов. Джерико вспомнил, что полицейские казармы он видел в другом конце города.

– Вы хорошо провели время? – Голос Тани прозвучал напряженно.

– У вас всегда была склонность к мазохизму?

– До вчерашнего вечера я вообще была другим человеком. Впрочем, уроки, которые мы получаем от жизни, всегда бывают болезненными. Наверное, я должна поблагодарить вас за то, что вы преподали мне такой урок.

– Только одной вещи вы не научились, и именно той, которой научиться стоило.

– Какой же?

– Доверять своим инстинктам.

– Как бы там ни было, – ответила она с горечью, – не думаю, что было бы очень приятно стать вторым вашим посетителем за ночь.

– Почему вы так со мной разговариваете?

Она поерзала, как будто ей было неудобно сидеть.

– Потому что сегодня с утра я вас ненавижу! Потому что мне захотелось наказать вас, рассказав вам о том, чего вы лишились. Потому что – помоги мне Господь! – я поняла, что схожу с ума от ревности, и мне захотелось услышать от вас, что никакого удовольствия вы не получили и что вы не могли обо мне забыть.

– Я действительно не получил никакого удовольствия, – ответил он без всякого выражения.

– Джонни!

– Лиз – наша хозяйка. Она просто подумала, что мне может понадобиться еще одно одеяло.

– Негодяй! Ночью можно было задохнуться!

– Она зашла, чтобы передать, что мне звонили.

– Хорошо! Я это заслужила. Наверное, вам уже хочется выставить меня из машины. Я поймаю такси, чтобы вернуться обратно.

Он подъехал к местному магазинчику, остановился и, потянувшись мимо Тани, открыл дверцу пассажирского сиденья. Она стояла возле машины и смотрела на него, высоко подняв темноволосую головку, чтобы скрыть неуверенность, – красивая и стройная…

– Вы думаете, я буду пересказывать кому-нибудь то, что вы мне сейчас рассказали?

– Возможно, вы поделитесь этим с Лиз и посмеетесь вместе – в следующий раз.

Он захлопнул дверцу:

– Вы не понимаете очевидного: если первого раза не было, неверно говорить о следующем.

Он включил передачу и уехал. Она стояла, напряженно выпрямившись, и смотрела, как удаляется красная машина.

Полицейская казарма представляла собой сооружение из блекло-красного кирпича, стоящее в самом конце главной улицы. Перед ним на лужайке росло несколько вечнозеленых кустов, высаженных без особого замысла. На верхушке высокого белого флагштока лениво трепыхался американский флаг. Справа на стоянке виднелись две черно-белые полицейские машины и еще две, ничем не примечательные, кроме маленькой надписи «Полиция штата», помещенной на лобовом стекле. Обе как раз отъезжали со стоянки, и для Джерико освободилось место, чтобы припарковаться.

Офицер, сидевший за столом напротив входной двери, окинул Джерико официальным взглядом, исполненным холодного безразличия.

– Я хотел бы поговорить с дежурным офицером, – сказал Джерико.

Выражение лица у человека за столом нисколько не изменилось, однако Джерико понял, что его рыжая борода возбудила в нем какие-то подозрения.

– По какому поводу? – поинтересовался полицейский.

– Я – гость Алекса Баумана. Меня зовут Джон Джерико.

– Вы здесь находитесь в связи с деятельностью фонда?

– Да.

Видимо, такой ответ вполне убедительно объяснил полицейскому наличие бороды. Имя Баумана тоже произвело необходимое впечатление.

– Лейтенант Фарроу – первая дверь направо по коридору.

Лейтенант Фарроу сидел за столом. Он как раз положил телефонную трубку, когда Джерико вошел в его кабинет. Очевидно, человек за столом успел его предупредить.

– Доброе утро, мистер Джерико, – поздоровался он. – Что с вами случилось?

Джерико сел в кресло. Фарроу оказался загорелым блондином со стрижкой «ежик». Глаза у него были такого редкого холодно-голубого цвета, какого Джерико почти никогда не приходилось видеть. Джерико подумал, что лейтенант напоминает профессионального атлета, гибкого и пружинистого.

Джерико вынул из кармана трубку и начал ее набивать.

– Я вхожу в состав группы людей, участвующих в благотворительном вечере фонда, который состоится сегодня, – объяснил он. – Остановился я в доме Алекса Баумана.

Фарроу мельком взглянул на лежавший перед ним лист бумаги.

– У меня имеются кое-какие сведения о вас, мистер Джерико. Вы художник. О вас говорят, что вы умеете находиться там, где происходят какие-то неприятности.

– Где вы это раздобыли?

Фарроу усмехнулся:

– Представьте себе, я видел рисунки, которые вы сделали во время беспорядков в Детройте. Выставка проходила в галерее фонда пару лет назад. Это было чертовски здорово.

– Благодарю вас.

– Потом еще в «Таймс» вышла о вас заметка, где говорилось, что вы служили в Корее. Это поразило меня, потому что я тоже служил там лет через десять после вас. А здесь у меня список всех больших шишек, которые будут сегодня на приеме. Некоторые из них – весьма сомнительные личности. Но охранять мы должны всех.

– По-вашему, я тоже сомнительная личность, лейтенант?

Фарроу расплылся в улыбке:

– Пожалуй. Я понимаю, что вы – один из тех, кто выступает против войны. К концу дня этот городок наводнят приезжие, мистер Джерико. А в наше время неприятности могут начаться при скоплении людей любого рода. Это как эпидемия. Так чем я могу вам помочь?

На мгновение Джерико был близок к тому, чтобы изменить свое решение. Его насторожило что-то в этом Фарроу с его ледяным взглядом; показалось, что он может вовлечь его в такие события, о которых потом придется пожалеть. Но момент был упущен.

– Кто-то покушался на меня сегодня на рассвете, – сказал Джерико.

Ни о предыдущем вечере, ни о странном ночном визите Лиз Бауман он не упомянул, начав свой рассказ с того момента, когда он вышел пройтись и неожиданно кто-то стал стрелять в него. Он описал, какие действия предпринял сам, и из чего заключил, что все это происшествие не было случайностью.

Фарроу выслушал его. На его челюстях напряглись желваки. Джерико заметил, что он может подолгу смотреть не моргая.

– Вы отлично сумели выпутаться, – заметил Фарроу. – Правда, если бы за вами шел я, вам не удалось бы уйти.

По его лицу снова скользнула усмешка.

– Этот тип тоже был близок к цели, – ответил Джерико и протянул руку, чтобы показать царапину от пули.

Фарроу присвистнул:

– Как же вам удалось увернуться? Ведь эта роща так вылизана, что там просто негде спрятаться.

– Благодаря тому человеку, из-за которого я вообще приехал сюда, – а именно Бобу Уилсону, моему другу. Вы знаете его?

– Конечно.

– Он был в моем отряде в Корее, где спас мне жизнь. Я его должник.

– Будь я проклят! Никогда бы не подумал, что Боб Уилсон служил в войсках. Я не встречал его имени в списке Легиона ветеранов. Я считал, что он вращается в артистических кругах.

– Он был лихим воякой. И сегодня утром он, похоже, снова спас меня от смерти.

Джерико рассказал о внезапном появлении Боба, о том, как он подал ему условный сигнал свистом, и о том, как Боб прикрывал его огнем, чтобы дать возможность добежать до дома.

– Так кто же это ненавидит вас до такой степени, что пытался вас убрать? – поинтересовался Фарроу.

Джерико пожал плечами и достал из кармана гильзы, которые и положил на стол перед Фарроу.

– Двадцать второй калибр. В доме только одно ружье этого калибра, и принадлежит оно сыну Баумана Томми. По всей видимости, стреляли не из него. Мальчик чистит свою винтовку каждое утро. Сегодня утром он тоже ее чистил и говорит, что не заметил никаких признаков того, что ее кто-то брал. Мальчик проснулся от выстрелов Боба Уилсона. Он говорит, что винтовка была на месте. Снайпер в это время находился в роще.

Фарроу взял гильзы и подкинул их на ладони. Потом проделал это еще раз.

– Таким образом, получается, что это не мог быть кто-то из тех, кто остановился в доме, – заключил он и искоса взглянул на лежавший перед ним листок. – А там остановились вы, актер Трейл, режиссер Ломекс и русская танцовщица.

– Русская танцовщица на самом деле из Бруклина, – пояснил Джерико.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, что она не русская, если вы собираетесь приплести сюда коммунистическую угрозу.

– А вы ладите с красными?

– Да боже сохрани, лейтенант.

– Я просто поинтересовался. Вы ведь много чего порассказали о войне во Вьетнаме.

– Я пришел к вам, чтобы заявить о попытке совершить преступление, а не для того, чтобы вести дискуссии о моих взглядах на войну во Вьетнаме. Кстати, вы кое-что упустили насчет гостей.

– Правда?

– Среди них есть еще адвокат Баумана, человек по имени Уайли Прентис.

– У Прентиса есть собственный дом здесь, в городе.

– Возможно, но сегодня он ночевал в доме Баумана. Кроме того, там находится его сын Дэвид и подружка Дэвида, которую зовут Джуди. Фамилии я не знаю.

Фарроу облизнул губы.

– Маленькая шлюшка.

Джерико внезапно захотелось убраться подальше из этого места. Он больше не желал иметь никаких дел с Фарроу. Но было уже поздно.

– Тут есть над чем подумать, – произнес Фарроу. – У нас есть кое-какие проблемы в этом городишке, мистер Джерико. Неподалеку отсюда обосновалась небольшая шайка хиппи, они живут на Северном склоне. И Дэйв Прентис с этой самой Джуди частенько проводят там время.

– Никогда бы не подумал, что Бауман-Ридж может показаться идеальным местом жительства для подобных людей.

– И вы снова удивитесь, узнав, что это местечко принадлежит одному сквалыге, Джейсону Уолтуру. Ему под девяносто, но ему нравятся молоденькие. Наверное, ему доставляет удовольствие смотреть, как вокруг него слоняются эти девчонки, – полуодетые, а может, и совсем раздетые.

– Он живет с детьми?

– Какое там. Он где-то в доме для престарелых.

– Так, значит, он не любуется голыми девицами, которые толпятся вокруг него?

– Только в мечтах. Он предоставил свои владения этим ненормальным, у которых на уме только секс и наркотики. Мы пытались найти какой-нибудь законный способ выставить их из города, но это дом и земля Уолтура. К тому же в соседнем городе живет его молодой адвокат, который приезжает повеселиться с ребятами каждый раз, как только мы подумаем, что нашли на них управу.

– И какие же неприятности они вам причиняют?

– Со стороны закона – пока никаких. Но они спускаются в город за покупками – босые, длинноволосые, увешанные бусами, грязные. Мы как-то взяли парочку девиц за неподобающий внешний вид, но нам не удалось привлечь их к ответственности. Возможно, ваша информация будет нам полезна, мистер Джерико.

– Каким образом?

– Слишком много шума поднялось из-за вашего фонда. Богатые люди не склонны распространяться о том, на что они тратят свои деньги. Кое-кто считает, что они должны жертвовать их на детей, негров и еще бог знает на что. Поэтому вполне вероятно, что в Бауман-Ридж начнутся неприятности.

– Не вижу никакой связи, – заметил Джерико.

– Если у них есть винтовка двадцать второго калибра, мы их зацапаем.

Джерико поднялся:

– Вы их просто ненавидите, правда, Фарроу?

– Вы чертовски правы, я их ненавижу, – ответил полицейский. – Возьмите любую газету или включите телевизор. Они пытаются захватить наши школы и колледжи, поджигают здания, издеваются над правосудием, плюют на полицию, называют нас оскорбительными прозвищами. А либеральные доброхоты обвиняют нас во всех грехах, дескать, не будьте слишком жесткими с сопляками, у нас не полицейское государство. Ладно, если только у них там найдется оружие двадцать второго калибра, мы избавимся от этого крысиного гнезда. – Фарроу схватился за телефон: – Эд? Четыре машины и семь человек. Поедем к Уолтуру. – Он положил трубку. – Не желаете поехать с нами и поразвлечься, Джерико? В конце концов, ведь убить-то они собирались именно вас.

– У вас нет никаких оснований, чтобы говорить об их причастности к этому происшествию. Десять против одного, что это был кто-то из дома Бауманов.

– Вы ошибаетесь, – ответил Фарроу.

Джерико вышел к своей машине. Он наблюдал, как из казармы выходили полицейские и рассаживались по машинам. На всех были шлемы. Фарроу сел за руль одной из машин без опознавательных знаков. Он проехал вперед и остановился рядом с Джерико.

– Это около трех миль от города. Хотите с нами?

– Я поеду следом, – ответил Джерико.

Он шепотом выругался. Ему и раньше приходилось видеть, как развиваются подобные события. Стоило сразу насторожиться, когда Алекс Бауман за завтраком начал обвинять во всем ребят из коммуны. Нападение на Джерико подлило масла в огонь местных распрей и предрассудков.

Он пришел к Фарроу в надежде на серьезное профессиональное расследование. Вместо этого его втянули в бессмысленную стычку между двумя противоборствующими сторонами, ни одна из которых, по-видимому, не имела никакого отношения к тому, что произошло на рассвете в роще.

Джерико поехал по главной улице города вслед за полицейскими машинами. Фарроу мчался во главе процессии, как летучая мышь, указывающая дорогу из преисподней. Скорость должна была продемонстрировать его власть и силу. Горе бездомной собаке или нагруженной сумками домашней хозяйке, которая оказалась бы на его пути. Его ждало угощение, которым были длинноволосые парни из усадьбы Уолтура.

Имение Уолтура на Северном склоне располагалось высоко над городом. Отсюда открывался вид на город, на озеро и на дом Баумана. Лет пятьдесят назад усадьба, наверное, была местной достопримечательностью. Теперь подъездная дорога заросла травой, а лужайки превратились в сенокосные луга. Дом, выстроенный в колониальном стиле, облез и выглядел полуразрушенным. Водосточные желоба проржавели, и вода текла прямо на доски. Краска шелушилась, а большая часть оконных рам была сломана. Дом имел нежилой вид. Полицейские машины с включенными сиренами въехали во двор, и Джерико заметил, как из дома выбежало человек десять молодых людей.

Они выглядели именно так, как Джерико и ожидал: с длинными волосами, в причудливых одеяниях, довольно неряшливые. Справа он увидел несколько обнаженных фигур, которые выбирались из старого бассейна и бежали к дому. Сквозь шум, производимый машинами, слышались крики испуга.

Из машин вываливались полицейские, на ляжке у каждого была кобура с оружием. На пороге дома появилась фигура с длинными волосами и густой бородой. Джерико догадался, что за всей этой растительностью скрывалось лицо юноши лет двадцати.

– Что вам нужно, Фарроу? – прокричал бородатый.

Фарроу проигнорировал вопрос. Он повернулся к своим людям.

– Выведите всех на улицу и обыщите дом сверху донизу, – приказал он.

– У вас есть ордер? – спросил бородатый.

– Я в нем не нуждаюсь, ублюдок, – отозвался Фарроу. – Вы все арестованы по подозрению в попытке совершения убийства и за хранение наркотиков.

– Для этого вам нужно предъявить ордер!

Двое полицейских схватили бородача и грубо оттащили его прочь. Остальные ворвались в дом. Бородатому удалось освободиться, и теперь он с дюжиной своих единомышленников ринулся в дом вслед за полицейскими. Отовсюду неслись крики. В доме закричала женщина, вслед за этим ее вытолкнули на порог, она споткнулась и упала. Из одежды на ней были только джинсы.

Джерико сидел в своей машине. Вдруг кто-то схватил его за руку и сжал словно тисками. Он обернулся и увидел мертвенно-белое лицо Дэвида Прентиса.

– Вы негодяй! – сказал Дэвид. – Это вы привели их сюда!

– Простите, Дэвид. Это произошло не по моей инициативе.

Молодой человек с размаху ударил Джерико в челюсть. Сидящий за рулем Джерико не мог прикрыться от удара, но ему удалось открыть дверцу и выбраться наружу. Во рту чувствовался вкус крови. Дэвид снова кинулся к нему. На этот раз Джерико не стал церемониться и крепко обхватил Дэвида, прижав ему руки к бокам. Дэвид понял, что столкнулся с силой, которую ему не одолеть.

– Теперь выслушайте меня! – заорал Джерико, пытаясь перекричать шум и вопли.

Он посмотрел молодому человеку в глаза и увидел в них слезы ярости.

– Вы поверили Бауману!

– Я не поверил ему, Дэвид. Я не знаю, какие отношения с полицией у ваших друзей, но Фарроу ухватился за возможность расправиться с ними, когда я рассказал ему об инциденте со стрельбой.

– Сволочь!

– Я слышал, что у ваших ребят есть адвокат, так позвоните ему.

– Здесь нет телефона.

– Тогда съездите.

Молодой человек обернулся: дорога была перегорожена полицейскими машинами, последним стоял «мерседес».

– Возьмите мою машину.

– Вы дадите мне свою машину?

– Почему бы и нет?

– А вдруг я не верну?

– Тогда я сверну вам шею, – доброжелательным тоном пояснил Джерико.

Дэвид бросил на него недоверчивый взгляд. Джерико отошел в сторону, оставив дверцу машины открытой. Молодой человек взглянул в сторону дома. В дверях стоял полицейский в сверкающем на солнце голубом шлеме и вышвыривал из дома юношей и девушек, нанося им удары дубинкой. Джерико заметил, что лицо у одной из девушек в крови.

– Господи! – воскликнул Дэвид. Он прыгнул в машину и через мгновение уже мчался по заросшей дороге вниз с горы. Его отъезда, по-видимому, никто не заметил.

Джерико медленно двинулся к дому. По крикам, доносившимся изнутри, было ясно, что ни о каком обыске не могло быть и речи. Возможно, потому, что члены коммуны не давали его провести; возможно, также и потому, что Фарроу решил дать выход своей ненависти, прикрывшись этим предлогом для обыкновенной физической расправы. Джерико ощутил, как его охватывает холодная ярость. Во всем этом не было никакого смысла. Как и в его утреннем приключении. Как и в ночном визите Лиз Бауман. Где же, бога ради, найти хоть каплю здравого смысла?

Молодые люди начали выбегать из дома. Джерико заметил, что в основном это были девушки. Некоторые смеялись. Многие истерически рыдали. Они столпились вокруг бородатого юноши, который первым попытался оказать полицейским сопротивление. Тоненькая струйка крови сбегала из угла его рта и исчезала в темной бороде. Он подал знак, чтобы все замолчали.

– Смерть ублюдкам! – закричал один из юношей. – Смерть им!

– Слушайте! Слушайте! – воззвал бородач. – План «А»! Вы слышите меня? План «А»!

Джерико подошел поближе, и один из молодых людей заметил его:

– Это он их привел! Вот этот тип привел их!

Молодые люди обернулись, и Джерико почувствовал, что еще никогда на него не смотрело с ненавистью столько глаз. Он медленно приблизился, как человек, который подходит к стае диких собак. Нельзя выдать свой страх, иначе тебя разорвут на куски.

– Меня зовут Джерико, – сообщил он, останавливаясь перед ними. – Я художник. Здесь, в Бауман-Ридж, я впервые. Я приехал сюда в связи с делами фонда.

– Джон Джерико, – произнес кто-то, и по толпе пронесся ропот.

– Я не приводил сюда полицию, – продолжал Джерико, – однако в известном смысле они здесь из-за меня.

– Свинья! – взвизгнула заплаканная девушка.

– Полегче, – вмешался бородач. – Так что вы хотели сказать, Джерико?

– Дэвид Прентис поехал за вашим адвокатом, я одолжил ему свою машину. Позвольте мне объяснить, что здесь понадобилось копам.

– Им понадобился повод, – ответила девушка.

– Они ищут винтовку двадцать второго калибра. Если у вас такой нет, то все в порядке. Дайте им в этом убедиться, и они уедут.

Послышался чей-то истерический хохот.

– Неужели вы сами позволили бы им вторгаться в ваши владения без сопротивления, Джерико? – поинтересовался бородатый. – Вы же знаете, что они не найдут оружие. Зато они найдут многое другое, на что не имеют никакого права, но очень на это рассчитывают. – Он глубоко вздохнул. – Мы живем здесь, никого не трогая, а они хотят без всякой причины разрушить нашу жизнь. Они ненавидят нас за наше единственное преступление, которое состоит только в том, что мы не хотим жить по их законам. Никакие адвокаты не смогут нам помочь, если мы не поможем себе сами.

За спиной послышалось громкое «да, да, да!», потом кто-то крикнул:

– Расскажите ему, в чем дело, Конрад!

Шум в доме усилился. Джерико обнаружил, что ему нравятся люди, которые столпились вокруг него. Они были еще совсем детьми, и в то же время детьми они не были. Конрад оказался несколько старше, чем Джерико подумал сначала, – лет под тридцать. У него были совершенно необыкновенные глаза – огромные, черные, завораживающие.