Текст книги "Я – есть Я. «Я-концепция»: творческие, философские, литературно-философские, логико-философские контексты (Книга 2)"

Я – есть Я
«Я-концепция»: творческие, философские, литературно-философские, логико-философские контексты (Книга 2)
И. А. Ашимов

«Если вы чувствуете, что больше нет сил быть в тени, если хотите идти вперёд к своим целям, то пора разобраться со своей застенчивостью. Получилось у меня – получится и у вас».

Ф. Зимбардо

© И. А. Ашимов, 2024

ISBN 978-5-0064-3868-2 (т. 2)

ISBN 978-5-0064-3853-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

«Я-концепция» – это система моих представлений о самом себе, это образ собственного «Я», это установка к самому себе. Что касается моего «Я» как самого себя. В своей книге «Я – это Я» составив первую версию «Я-концепции», вдруг увидел себя и свой панорамный портрет, который ввергло меня в уныние. Однако, лично мне именно такой опыт был просто необходим – это было единственное средство, чтобы я пришел к пониманию самого себя, а то я всегда осознавал, что потерялся в этом мире или, наоборот, еще не нашел самого себя. И это на протяжении долгих лет жизни. Да, мой путь не был выстлан лепестками роз, и никто надо мной не порхал, но я доволен тем, как сложилась моя судьба, и у меня есть причина гордится своими достижениями. Всему этому способствовало не что иное, как комплекс неполноценности.

В книге «Я – есть Я» представлен первый опыт обобщения творческих, философских, литературно-философских и логико-философских контекстов «Я-концепции». Между тем, это ние что иное как опыт всесторонней научной «верификации» моего комплекса неполноценности. В книге «Апокалипсис смысла» – сборник работ западных философов ХХ-ХХI веков философ Э.-М. Чоран в своей статье «Портрет цивилизованного человека» пишет: «…Комплекс неполноценности дает возможность своему хозяину взглянуть на мир по-новому, немного опечалится, тосковать, разочароваться в своих же творческих произведениях, дойти до печального откровения и открытия. И что в результате? Видимость берет верх над сущностью, суета над покоем. Следуя своей извращенной натуры она заставляет человека добиваться „лучшего“, вопреки логики о том, что невозможно безнаказанно „совершенствоваться“ все больше и больше. Человек, опьяненный успехами, в полной мере познавший хвалу, славу возомнить себя Наполеоном…».

Такому человеку хочется развеять по ветру собственное «Я». Он приступает к формированию союбственой «Я-концепции», а между тем, это путь к быстрому прозрению и разочарованию, когда избыток или перегруженность успехами, заслугами, званиями лимитирует движение вперед. В данной книге я попытался обобщить опыт анализа и синтеза творческих, философских, литературно-философских, логико-философских контекстов «Я-концепции». В книге идет обрисовка моей личной попытки перескочить через свою тень. Получилось, как писал Э.-М. Чоран: «…Человек понял сущность своего комплекса неполноценности, которому, с одной стороны, не благодарен, ибо он заставлял его строить и верить в иллюзии, барахтаться и метаться по жизни, совершать ошибки и вести себя алогично, и в конце концов заставил его уткнуться носом в крах и разочарование, а с другой – благодарен ему за то, что преподал человеку настоящий урок жизни, толкал его вперед, дал возможность ему проявить себя, достичь тех высот, о которых он и не мечтал, и в конце концов заставил уткнуться носом в состоянии самодостаточности, покоя и умиротворения…».

Данная работа выполнена в Вирутальном Институте Человека (ВИЧ) при Национальной академии наук Кыргызской Республики (НАН КР). Печатается по решению веб-редакционного совета ВИЧ. Рецензентом является Тогусаков О. А. – доктор философских наук, академик НАН КР. Книга рассчитана на студентов, магистрантов, аспирантов, научных работников, а также психологов, социолого, философов, интересующихся вопросами теории познания, социологии и философии науки, медицины, научного мировоззрения, мировоззренческой культуры.

Ашимов И. А.

Глава 1

Попытка перепрыгнуть через свою тень

На рубеже ХХ-ХХI вв. сам того не ожидая внедрился в идейное поле профессии хирурга. Шло время, и мои счеты с нынешним, довольно плачевном состоянием хирургии, лишь возрастали. В особенности на переломе веков, когда начался стихийный произвол во всей медицине, здравоохранении. Естественно, мне больше всего хотелось разбираться в возникших недоразумениях в сфере хирургии. Когда я думал о перекосах в идейных основах современной хирургии, меня охватывал ужас. Вот тогда то я и решил осмыслить философско-методологическую базу хирургии. Пробовал, блуждал, ошибался, но продолжал поиск. У профессора хирургии могли быть и другие интересы, увлечения, но нет же, ему захотелось, как это оказывается потом наивным побуждением – попытаться «вернуть» хирургию в свою нравственно-профессиональную рамку.

Нужно отметить, что мой учитель по хирургии, академик М.М.Мамакеев всегда считал мой интерес к философским вопросам плюсом: в смысле того, что я легко писал, был эмоционально вовлечен в проблему, стремился «дообразоваться». Его отличало умение «встроить» новых лиц не только в коллектив, но и в разные научные круги. В итоге личностной ориентации тематики и содержания будущей диссертации для каждого выстраивался свой научный путь (своя траектория) и появился свой вариант поддержки, в которой всегда присутствовало доверие к возможностям. Мне предоставлялась возможность выбора своего пути и своей научно-исследовательской линии. При этом у него, безусловно, было неосознанное психологическое состояние, базирующееся на трезвой оценки моего потенциала, моей предрасположенности к определенной активности в познании философских проблем хирургии. Как мне кажется, именно осмысление этого во многом не только определила мою готовность к последующему действию, но и во многом обусловило мою активность в разработке идейных вопросов хирургии.

Итак, завершив без чьей-либо помощи докторскую диссертацию по философии в один из дней, я осмелился зайти к нему. – «Мамбет Мамакеевич! Я, наконец, написал докторскую диссертацию по философии. Вот она», – сказал я, положив ему на стол увесистую рукопись. – «Ай, молодец!» – воскликнул он, – чем тебе помочь? – «Нужно переговорить с академиком А.Ч.Какеевым, чтобы он дал согласие быть научным консультантом», – сказал я. – «Собирайся! Поедем к нему вместе», – решительно сказал он. Спустя полчаса мы были уже в приемной ректора Кыргызского государственного университета. Академик А. Ч.Какеев, глубоко почитавший Мамбета Мамакеевича, тут же дал согласие, даже не посмотрев саму диссертацию. Спустя три месяца я уже защищал диссертацию в стенах Института философии Национальной академии наук Кыргызской Республики.

Только сейчас понимаю, что процесс написания моих двух (первая – по хирургии и патофизиологии, вторая – по философии) докторских диссертаций были под их постоянным контролем и заботой. М. Хайдеггер (1889—1976) описал «заботу» как онтологически-экзистенциальную характеристику человека, через которую тот осуществляет бытие в окружающем мире и со-бытие с другими. Именно такая философская трактовка соответствовала жизненной позиции моих учителей – академиков М.М.Мамакеева, А.Ч.Какеева. Обращаясь в прошлое, можно заметить, что, вступая в науку и медленно продвигаясь в новом для себя поле, я получал от научных руководителей самые разные виды поддержки, главным образом, жизненного характера. Имея разный по объему научный багаж и опыт, но общее ощущение счастливого «ученичества», пересекаясь в научно-практическом пространстве, мы – их ученики и последователи понимаем, что настроены на одну волну. Меня всегда окрылял позитивный настрой на работу и понимание того, что продолжаем жить в едином поле «научно-нравственных» ценностей, умело созданном моими научными патронами, соавторами моей жизненной т научно-образовательной траектории. Несмотря на слегка гротесковый характер диссертационного исследования, мне удалось все-таки охарактеризовать целевой стержень современной хирургии, составить некий «социально-психологический портрет» современного хирурга т прогнозную картину хирургии будущего.

Уверен, что моя работа не была похожа на результат традиционной для того периода игры – смещения акцентов и ударений. По мнению моего официального оппонента по моей докторской диссертации «Анализ и синтез философско-методологического основания хирургии рубежа ХХ и ХХI веков» (2001) – доктора философских наук, профессора М.Т.Артыкбаева, я смог интерпретировать суть хирургии – «хирургия как сфера человеческой деятельности, направленное на эффективное изменение человеческого организма или иначе хирургии – это упорядоченная система знаний о позитивной эффективной изменении человеческого организма». По итогам защиты диссертации и обобщения соответствующих трудов, я написал объемную монографию «Диалог с самим собой» (2001). Прочитывая ее, я вновь и вновь осознавал, что так и не смог, оказывается, выйти за пределы собственного переживания, мыслей, рецептов разрешения многочисленных проблем. Вдруг увидел, что, оказывается, нескольких десятков страниц вполне было достаточно, чтобы выложить в книгу все, что было необходимо опубликовать и довести до сознания хирургического сословия. В те годы я остро чувствовал, что все будет разрушено, никаких нравственных заповедей в хирургии, никаких рамок и пределов допустимости, лишь деньги, деньги еще раз деньги. Что будет с хирургией, с ее идеалами, нормами «дальше в будущем» только маячило на границе сознания. Было такое ощущение, что в хирургии ничего святого не останется.

В жизни и практике в тот период кризиса повсеместно, на первый план, начали выступать бойкие и деловые хирурги, профессиональный уровень которых был достаточно сомнительным. Они самостоятельно устанавливали предельные размеры своего «гонорара» за операции, благодаря, чего в обществе постепенно начала складываться мнение о том, что, «чем больше размер оплаты хирургической услуги, тем выше гарантия их качества». Будучи уже профессором, видел, как поток хирургических больных к таким дельцам от хирургии стал больше, чем к профессорам от хирургии, которые, безусловно, были более опытными и результативными, однако, им не хватало предприимчивости, деловой хватки и навыки толкаться локтями, пробивая свои интересы профессионального, научно-методического и жизненно-бытового плана. Вот-так рейтинг настоящих специалистов, но совестливых, нравственно устойчивых, стал падать.

Поверив в закон, логику, факты, сосредоточившись на них, я с тревогой и раздражением обнаружил, что наука, в которую я верю, противоречива. Она опирается на факты, стоит на законах, а движется и развивается средствами, противоречащими ее сути. Не разумными шагами, а скачками, догадками и разгадками – средствами, которые вовсе из иной области! Однажды, я понял, что опираться лишь на классическую науку будет недостаточно. Интуитивно почувствовал преимущества ряда принципов неклассической научной рациональности. Постепенно погружаясь в проблему рационального объяснения мироздания, обнаружил, что многие необъяснимые вещи может объяснить лишь постнеклассическая наука. Ощущал противоречие: занимаюсь вроде бы делами логики и разума, а продвигаюсь к истине путем непонятных скачков и догадок. Приняв этот стиль науки, как свой, я пришел к странным выводам. Я был интуитивен насквозь, но при этом старался запретить себе интуицию. Я видел, что современная классическая наука сильна и строга, она высший продукт окружающего нас мира, в целом враждебного и хаотичного – и вытаскивает из хаоса нить закономерности, которая пусть запутана, но непрерывна. Постнеклассическая наука предполагает более свободный и рациональный путь к истине. То есть движение не от факта к факту, верить интуиции, интуитивным догадкам, а также проверки на перекрестках других наук, использования идейного их багажа. В этом аспекте, период 2001—2004 годов были для меня переломными.

Вспоминается такой случай. В 2004 году в честь очередного дня рождения нашего академика Мамакеева М. М. наша лаборатория организовала научный симпозиум «Неонеклассическая наука – наука ХХI века». Столичное хирургическое сословие собралось в актовом зале Национального хирургического центра. Предполагалось, что симпозиум откроет член-корр. М.М.Мамытов – наш ведущий нейрохирург, руководитель соответствующей кафедры медакадемии, поздравит именинника с днем рождения, а затем будут заслушаны шесть программных доклада, касающихся всех аспектов неонеклассической науки, а потом уже приветствия и поздравления виновника торжества будут продолжены, в том числе в неофициальной обстановке, то есть на банкете. Для меня был исключительно важным научная часть симпозиума. Мне хотелось, чтобы наша профессура, ученые, творческая молодежь вникла бы в суть этой новой научной рациональности, которая пока в нашей стране, к сожалению, еще не прижилась. Вся отечественная наука шла традиционным путем под эгидой все той же классической науки. А между тем, времена изменились, изменилась сама система взглядов на науку, ее философско-методологические основания, появились новые научные принципы, не подвластные ни классической, ни неклассической науки. Да и в зале многие были настроены все-таки познать основные идеи и принципы неонеклассической научной рациональности.

Однако, председатель симпозиума, член-корр. М.М.Мамытов, нисколько не скрывая свой скепсис и иронию, с недоумением повертел в руках программу научного форума, специально коверкая слова прочитал тему, посмотрел в зал и выпалил: «Странное название! Странная наука! Вряд ли наша сегодняшняя аудитория поймет инициаторов и докладчиков. Так, что предлагаю продолжить приветствия и поздравления нашего шефа!». Раздалась овация и все пошли на запланированный банкет. Что это было? Откровенный игнор, шапкозакидательство? Конечно же наш «главный мозговед» всегда преуспевал в этом деле, а также, как ни странно, в нумерологии (!). А мы – наш коллектив остались в зале оплеванными, растерянными. Такова была неудачная попытка обратить внимание ученых на новую научную рациональность. Однако, я, как инициатор этого симпозиума продолжал и далее активно популяризировать основные принципы и идеологию неонеклассической науки. Уверен в том, что и наша отечественная наука, его организаторы и вдохновители, постепенно поймут и примут эту рациональность, ибо, это веление времени.

На II-Конгрессе хирургов Кыргызстана (Бишкек, 1995), принимая во внимание результаты моих исследований в области анализа и синтеза философско-методологических оснований хирургии рубежа ХХ-ХХI вв., в какой-то мере очерчивающих рамки профессиональной деятельности хирургов, а также мою обрисовку портрета современного хирурга, меня избрали «Хранителем хирургических традиций». Мною было предпринято много усилий по сохранению благородных традиций в хирургии. Однако, обстоятельства и время сыграли свою негативную роль. Особенно неприятно было видеть, заявку все большего числа хирургов о себе как о выдающемся профессионале, что в собственных глазах оправдывает вымогание денег за проведенное или планируемое лечение. Кардинально изменились взаимоотношения хирургов и больных – удовлетворение личных профессиональных амбиций за счет пациентов. Желание хирурга выделиться, продемонстрировать свою неординарность, талант не должны быть реализованы за счет жизни и здоровья пациентов.

С каждым годом увеличивается число крайне сложных рискованных оперативных вмешательств с замалчиванием неудач. А ведь именно жизнь каждого больного должна быть предметом переживаний хирурга и определять его профессиональную состоятельность. Этот вопрос имеет существенное значение в рамках проблемы конкуренции специалистов в медицине и в хирургии – конкуренции за приоритет той или иной операции, престиж, занятие должности и, во многом, за больного. Любая конкуренция создает существенные предпосылки для прогресса, улучшения качества работы, развития хирургии в том или ином хирургическом центре лишь при условии цивилизованного морально-этического отношения хирургов друг к другу и к своей профессии. А на деле ложные амбиции, нежелание огласки кажущейся профессиональной слабости, конкретные конъюнктурные особенности взаимоотношения хирургов, желание продемонстрировать несостоятельность коллеги с целью его дискредитации.

Мне, конечно же было, непросто констатировать в то время необратимое изменение самой сути хирургии и хирургов самих. Любой предвзятый читатель или наблюдатель знает мое усердие в качестве хранителя хирургических традиций, мое стремление связать хирургическое сословие страны особой моралью. Однако, все заканчивалось в той или иной мере трагично лично для меня. Подняв научную работу на новый уровень, выстроив стратегию развития нашего центра в будущее, наметив основные направления деятельности структурных подразделений, подготовив множество остепененных хирургических кадров по разным причинам и обстоятельствам, я был постепенно «выжать» за пределы круга лиц, принимающих решения. Когда-то в молодости, именно здесь я впервые осознал себя хирургом, понял, что значит хирургия для меня. Лишь позже все, что касается моей любви к хирургии я описывал в своих философских произведениях. «Философия хирургии – это хирургия, выраженная в мыслях» – таков был общий пафос моих произведений по философии медицины. Я же, будучи разочарованным и находясь в таком же настроении, как и мои ученики, принял предложение заняться экспертной деятельности на посту Начальника экспертного отдела Национальной аттестационной комиссии Кыргызской Республики.

Созидание – странная вещь. Чтобы создать порядок, организованную систему, придать новую форму и смысл содержанию работы иногда нужны особые условия. Между тем, это и есть новая ступень, новое качество, – рассуждал я, осмысливая свое будущее уже вне Национального хирургического центра. В те минуты почему-то мне вспомнились слова Олега Роя (1998): «Следуя по дороге жизни, нужно научиться без сожаления оставлять позади все то, что затрудняет твой путь вперед: плохие воспоминания и старые обиды, прошлые ошибки и былые разочарования, а главное – людей, доказавших своими словами и поступками, что вам с ними больше не по пути…». В жизни мне не раз вспоминалось на своем пути афоризм: «Остановись, путник, и оглянись: не слишком ли далеко ты ушел? Не осталось ли сзади то, что ищешь впереди?». Еще и еще раз приглядывался к стилю своего научного творчества. Мы проживаем свою жизнь, трудимся, совершенствуемся, чего-то достигаем, получаем признания, но, в то же время, забываем, что для этого нужны, прежде всего, взрастить и накопить в себе нравственность, увлеченность, трудолюбие. В чем мы виноваты? В рвении во имя науки? В полной нашей самоотдачи ради науки? – задавался я. Иногда мне казалось, что моя отвлеченность и замкнутость не были следствием ощущения какой-либо ущербности или неуверенности в себя, а была замкнутостью исключительно занятого ученого.

Да! У меня был свой мир – глубокий, неведомый, интересный. Почему-то вспомнился мой научный руководитель по кандидатской диссертации профессор В.Г.Харченко. Уже признанный ученый, но мягкий, бесконфликтный человек, самый, что ни есть глубокий конформист, которому все равно, что происходит вокруг, что о нем говорят. Помниться, институтское сообщество недоумевали в отношения абсолютного его равнодушия к званиям, поощрениям, наградам. А ведь наши отечественные профессора были глубоко убеждены в том, что любой трудовой и научный успех обязательно должен быть отмечен «красными флажками» государственного внимания и почета. За моей спиной говорили, что и я по стать своему научному патрону. Я понял и другую истину. Любой коллектив ученых всегда разнороден и найти единомышленников в некоторых вопросах исследований практически бывает невозможным, и тогда ученому остается уповать исключительно на свои силы и возможности. Так, видимо, формируется психология ученого-одиночки. Я видел таких ученых в «большой науке», когда я работал в Национальной академии наук Кыргызской Республики в период 2008—2021 годов. Меня всегда интересовал вопрос: что толкает таких ученых отрешится от всего мира, стать ученым-отшельником? Я понял, что для ученых-одиночек кроме науки ничего не существует. По сути, такой ученый живет одной наукой. Я видел не одного ученого-одиночки, который, когда о чем-то рассказывает мягким, но отчетливым голосом, немигающими глазами смотрит на тебя, но ты знаешь и понимаешь, что он не видит тебя, что он смотрит сквозь тебя, что в мыслях своих он не здесь, не тут, а где-то далеко-далеко.

Много лет тому назад при просмотре фильма «Франкенштейн», я запомнил закадровые вступительные слово о том, что «страсть к познанию является причиной горя и несчастий». Жизнь и практика показывает, действительно, страсть и познание – это взрывоопасная смесь. Шли годы. В 1995—2005 года моя научная школа еще что-то делали, экспериментировали, проводили семинары. Но ощущение было такое, что что-то главное уже пропало. Осмысливая те года, я сейчас думаю, было замечательно то, что даже на таком маленьком месте и на таком, сугубо прикладном научно-лечебно-учебном учреждении, каковым был Национальный хирургический центр, пересеклись разные интеллектуальные линии – хирургия, физиология, методология, социология, философия. Возможно, многим наблюдателям со стороны было забавно смотреть на то, как в этом центре, параллельно хирургическим работам разрабатывается фактически инициативная в своей основе отечественная социология и философия медицины.

В 1999—2000 годах я напросился и прошел стажировку по философии в Институте философии Национальной академии наук Кыргызской Республики. По итогам работ в направлении «Философия медицины» в 2001 году мною была защищена вторая моя докторская диссертация «Анализ и синтез философско-методологического основания хирургии рубежа ХХ и ХХI веков». Нужно отметить, что такая работа была выполнена в рамках СНГ впервые. В том же году вышла моя книга «Диалог с самим собой» (2001), обобщающая исследования в сфере онтологии и теории познания. Связь хирургии и философии выглядела, конечно, экзотично. Однако плотность и концентрация содержательных контактов отразились и на судьбе самой Проблемной лаборатории клинической и экспериментальной хирургии. Мною была предпринята попытка отмежевать «хирургию» и «философию», создав внутри лаборатории «Общество биоэтических исследований имени Ибн Сино», в порядке различения двух институциональных форм – «производство» и «клуб». В клинике («производство») хирурги выполняют свои функции, а рядом отдельно выстраивается клубное пространство, в котором ученые разных профилей вступают друг с другом в научное общение. Разумеется, это сугубо искусственно созданное научное соседство. Но иной модели для мобилизации человеческих и научных ресурсов по раздвиганию границ познания в медицинской науке у меня не было. После моего ухода оно прекратило свое существование. Между тем, попытка создавать какие-то искусственные площадки для развертывания гуманитарных исследований, наряду с естественно-научными мною предпринималось и позже. В частности, когда я занимал должность Главного ученого секретаря, а затем Председателя отделения химико-технологических, медико-биологических и аграрных наук Национальной академии наук Кыргызской Республики. Это касается создание Виртуального Института Человека и научная коммуникация на базе двух авторских научно-познавательных веб-сайта: www. Cassanra-Reflekshn.ru (2012—2017); www.Internet-Instytut-Cheloveka.ru. (2021). Возможно, многим казалось странным, что я до сих пор отчитывался по своей научной деятельности сразу в двух отраслевых отделения – естественных и гуманитарных наук.

С высоты прожитых лет, могу сказать, что, к сожалению, несмотря на все наши попытки разбросать идеи физиологического направления хирургии повсюду, создавая событийные места мысли, выступая открывателем новых, интеллектуальных территорий, наши мысли и идеи так и не прижились в тех учреждениях, где мне пришлось трудится: Национальном хирургическом центре, Национальной аттестационной комиссии Кыргызской Республики, Национальной академии наук Кыргызской Республики. В таких крупных учреждениях национального значения наиболее востребованными личностными качествами работников является не только умение, но и скорость решения сложных профессиональных и социальных задач, а следовательно, они должны обладать не только критическим мышлением, ответственностью, а также, безусловно, компетентностью и навыками координации, обладать в какой-то степени дипломатичностью и когнитивной гибкостью. А ведь в таких специфических сферах деятельности – хирургия, физиология, философия, педагогика, писательство нужны разные уровни и элементы, так называемых «твердых» и «мягких».

Таким образом, миссионера из меня не получилось. Но от этой идеи я не отказался. Понимая, что миссионеры живут в дороге, пытался воплощать своей жизнью принцип личностной навигации: проторить новые пути посредством постоянного подключения себя к рамке мышления и блуждание по другим учреждениям в поисках живых мыслящих собеседников. Глядя на весь свой путь сверху, вижу, что всегда, на всех этапах, обычно не отдавая себе в этом отчета, я искал равновесия, внутреннего спокойствия, уверенности. Но в отличие от других, я оказывается насиловал свой интеллект, чтобы быть цельным и свободным. Возможно, такой способ достижения самодостаточности и верно, но с точки зрения оптимологии, явно нецелесообразно. Так или иначе, в своей траектории жизни и работы я вижу внутреннюю закономерность – явное движение в сторону большего равновесия и цельности личности, пусть с ошибками, отклонениями, блужданиями, скачками из крайности в крайность. Возможно потому, итоги и результаты моей жизнедеятельности, на мой личный взгляд, не столь уж очевидны и не столь уж высоки. А с другой стороны, кто как думает, но моя сложность – это моя проблема, в конце концов. Как мне поступить, столкнувшись с завуалированным намеком на мою, скажем, несоответствие той или иной специальности – хирургии ли, физиологии ли, философии ли, писательстве ли, выражающимся в насмешливом, слегка озабоченном «Да, ну! В самом деле?» и поднятой брови, намекающем на сомнение. Мой комплекс неполноценности пытается затащить меня в козни и интриги, тогда как мой комплекс превосходства говорить: «Подними правую руку. Затем резко опусти ее и скажи с глубоким выходом – «Да, пошли вы все…».

Действительно, внутреннюю борьбу за равновесие и цельность у меня была непростой. Сначала грузом детской застенчивости и комплекса недостаточности, а затем постоянным внушениями себе самому о том, что тебе то или это не дано, которая постепенно переросла в глубокое сомнение и страх. Тот самый комплекс неполноценности, который когда-то помогло выжить и встать на ноги, потом стало мешать, тормозить мое же развитие. Но тот же комплекс неполноценности, потому уже трансформированный в комплекс превосходства, постепенно освободил, хотя и не полностью, меня от неуверенности и излишней закрытости. Можно ли говорить о союзе вышеприведенных комплексов или же о комбинированной их диктатуре надо мною? В этом аспекте, я до сих пор сомневаюсь в том, что являюсь ли человеком творческим или же мое творчество – это не столько призвание и потребность, сколько подходящий для меня способ уйти от растерянности, неуверенности, страха в поиске своего равновесия и цельности. Джим Керри (2012) высказал такой афоризм: «Если вы уходите и вас никто не зовёт обратно – вы идете в верном направлении».

Само по себе интересным является уяснение связи жизни и мысли философа, с одной стороны, и места его обитания, с другой. Речь идёт о прецедентах создания автобиографии места через автобиографию философа. «Для философа нет большей угрозы, чем биография, любая, и его собственная в первую очередь. Реальный философ, начав философствовать, отбрасывает и свою, и чью бы то ни было биографию. Биография нейтрализует самые интересные точки в мышлении», – писал А.М.Пятигорский (1929—2009). «Ты являешься в мир вообще, как никто, как вещь среди вещей. Тебе ещё предстоит создать то, чего не было, приподняться, что, собственно, и есть дополнительный смысл феномена мысли: мысль как зрение, умозрение, видение», – писал М.К.Мамардашвили (1930—1990). Получается следующее: смотреть, прозревать, подмечать, мыслить, размышлять, выстраиваясь в долгую вертикаль, ища себе место, подыскивая, подстраивая его под себя. Я долгое время работал в Национальном хирургическом центре, потому не имел никакого отношения к академической философии. Между тем, я долгое время пытался выстроить свою концепцию методологии науки, опираясь на достижения клинической и экспериментальной хирургии рубежа ХХ-ХХI вв., стремясь построить логику и эпистемологию на конкретном материале.

Собрать молодых исследователей, как единое сообщество с концептуальным ядром единомышленников и последователей физиологического направления в хирургии. Помнится, первичный коллектив создан, начались семинары, как особая «организационная ячейка», как место мысли. Сейчас я с удовлетворением вспоминаю эти семинары. Остались сборники научных работ, доклады, статьи, то есть в виде диссеминации наших идей и концепций не только в области хирургии, физиологии, методологии, но и социологии и философии медицины. Методология, а также философия через нее, как живое мыследействие, а не академическая дисциплина, медленно и робко укоренялась в Национальном хирургическом центре. Постепенно, это место загоралась новым светом – светом уже не медицинской, а философской мысли. Хотя первые попытки мыслить на новом уровне у сотрудников были неуклюжими и робкими. Это было необычным явлением для самого коллектива, который всегда выступал убежденными сторонниками анатомического направления в хирургии. И вот на такой тонкой событийной линии выстраивается весьма хрупкая духовная эстафета, которая в любой момент могла в одночасье прерваться. К сожалению, такое случилось, когда «всю науку» в данном центре передали в ведении новоявленного доктора наук, далекого от науки, вообще. Я же в знак глухого протеста принял приглашение занять должность проректора по научно-учебной работе Кыргызского государственного медицинского института переподготовки и повышения квалификации, хотя знал и понимал, что это не мое. Точно также я некогда уже уходил из центра на должность начальника медико-биологических, химических, ветеринарных, сельскохозяйственных наук Национальной аттестационной комиссии Кыргызской Республики. По сути, они были для меня площадками, чтобы переждать, сделать паузу, одуматься, осмыслить ситуацию и вновь ринутся в новое направление. Однако, каждый раз возвращаясь в клинику, мне думалось, что это весна, а оказывалось, что это оттепель, когда вновь мои устремления маялись в темноте. Я понимаю, что такие решения были результатами неадекватности моей логики здравому смыслу.