Текст книги "Я – есть Я. «Я-концепция»: творческие, философские, литературно-философские, логико-философские контексты (Книга 2)"

В своих трудах я много раз обращался к проблеме психологии восприятия людьми феномена смерти, его неотвратимости, а потому я сейчас не боюсь наступления своего увядания и кончины. Однако, как человеку, который жил по большей части для детей, во мне вселился страх будущего наших детей и внуков. Трудно отогнать мрачную картину даже ближайшего будущего. Все чаще начинаю прислушиваться к ученым-футурологам, а по их прогнозам ничего позитивного будущее просто не несет. Кинокартины, поставленные по сценариям, написанных на основе футурологических прогнозов ничего хорошего – насилие, войны, хаос, голод, разруха. Все это вызывает в людях настоящий футурошок. Они забыв о настоящей жизни, готовятся на черный день завтрашнего – строят бомбоубежища, делают заготовку на много лет впрок. Вот-так человек перестает жить, а начинает просто существовать, чтобы выжить. Такое ощущение у меня было всегда. У меня в жизни не было условий, чтобы хорошо жить сегодня, не говоря уже о том, что как-то позаботится о жизни впрок. Я не копил денег на черный день не из-за какого-либо надуманного принципа или убеждения, просто у меня не было такой возможности в жизни. Тема бедности, лишений мне знакома не понаслышке. Как и все честные люди жил от зарплаты до зарплаты.

Все помнят известную кинокартину «Бриллиантовая рука», когда один из героев фильма произносит проклятье – «Что бы ты вечно жил на одну зарплату!». Все понимают, что вечная нехватка денег – это чуть ли не главная причина депрессии, тоски для большинства людей. Для меня казалось, что проблема вечной нехватки денег надуманная и касается, главным образом, тех людей, которые привыкли жить на широкую ногу. Не скрою, я, как говорится в народе, никогда не располагал лишним рублем, жил в материальном плане в стесненных условиях, как говорится в народе растягивая жизнь «от зарплаты до зарплаты». Но решал эту проблему, как мне казалось, просто, наивно – безвыходно умерив свои потребности, ограничив до нижних пределов свои притязания на достаток. Такой тактики «затягивания пояса» я придерживался, как мне кажется, всю свою взрослую жизнь. Помнится, когда возникала острая нужда в деньгах на какие-то торжества, события, я ощущал мелкую дрожь по всему телу, в душу заселялась бесприютная тоска, а в мозгу лихорадочно проносились лишь тягостные мысли – как выйти из положения?

Боялся, как бы не оказаться в долгу у кого-либо. Это сегодня, считают, что «умный должен жить достойно», а иначе зачем ему мозги? А как быть если твои мозги «заточены» не на деньги, богатство, достаток? А если у тебя есть еще совесть и ты не умеешь кривить душой? Если у тебя нет изворотливости и понимание тонких механизмов выгоды для себя? Мое окружение знает, что я равнодушен к материальным благам. Кто знает, возможно это было вызвано моим сокровенным стремлением отомстить судьбе за то, что она не наградила меня умением крутится в жизни и приспосабливаться к обстоятельствам. Возможно, это было тайным средством, спасающим от унижений своей материальной несостоятельности, стремлением к признанию в обход того, что можно было бы достигнуть состоятельности.

Считается, что продуктивные мозги, умение хорошо и добросовестно мыслить, с одной стороны, подарок судьбы, природный счастливый дар ученого человека, а с другой – его проклятие. Об этом свидетельствует судьба многих гениев и талантливых ученых, жизнь у большинства которых была наполнена моральными страданиями, непониманием и завистью людей, одиночеством, а иногда и уходом в мир вымыслов. Именно у гениальных и талантливых ученых, их разум, способность к абстрактному и планетарному мышлению, страсть к познанию и совершенствованию – самое большое несчастье и проклятие в их жизни. Обыкновенный человек без комплекса неполноценности живет своей безмятежной жизнью, довольствуясь обычными потребностями, не абсолютизируя ни какую-либо цель, ни какое-либо желанное будущее, тогда как человек-максималист, страдающий этим комплексом, наоборот, начинает все абсолютизировать – стиль жизни, свое будущее, стратегию совершенствования. Вот-так у последнего они со временем перейдут в привычку, затем в потребность, а позже перерастут в перманентное недовольство своею жизнью, потерю ее смысла.

Таким образом, талант, продуктивные мозги, способность эффективно мыслить – это тяжкая ноша, вынести которую способен далеко не каждый ученый люд. Их удел особый образ жизни и творчества – замкнутость в себя, в одиночное творчество. Отсюда, специфика разных судеб ярко «индивидуализированных ученых» – ученых-одиночек, ученых-отшельников, ученых-фрилансеров.

Уже будучи доктором наук я однажды услышал об уникальном исследователе – Самате Кадырове – величайшем кыргызском ученом, создавшим квантовую теорию гравитации. Вы только представьте себе, малоизвестный ученый-одиночка, оспаривал теорию относительности А. Эйнштейна (1879—1955), создав квантовую космологию «Теория Единого поля». Этот человек является уникумом и гением своего времени, так как смог обогатить теорию самого Ньютона. Мне хотелось бы акцентировать внимание на тот факт, что много раз ученые с мировым именем пытались оспорить кадыровскую теорию. В свое время к этому приложил руку и наш академик А.А.Акаев, инициировав создание Центра по защите теории А. Эйнштейна. Что ни говори, но тысячу раз прав наш истинный патриот и патриарх кыргызского народа Дооронбек Садырбаев, когда говорил о том, что «главный враг кыргызов – это сами кыргызы». Так-вот, С. Кадыров – самый настоящий ученый-одиночка, который один, среди непонимания, зависти, интриг, игнорирования, он продолжал изучать такие кардинальные научные категории, как пространство и время, небесная механика, космология, микромир, абсолютность и относительность процессов во Вселенной, теории света и тяготения, все больше вникая в тайны мироздания, в его фундаментальные законы. И что было дальше? Под разным предлогом на всемирное обсуждение его теорию не допустили, так сказать, спустили на тормозах. Как же, какой-то малоизвестный физик-теоретик, кандидат наук, претендует на мировое открытие? – посчитали отдельные чиновники-властолюбцы от науки. В этом, конечно же, сыграла свою зловещую роль тот самый Центр и плеяда подконтрольных ученых.

Кадыров С. не стал защищать даже докторскую диссертацию. Зачем ему – гению еще писать диссертацию. И если бы и написал, нашлись бы оппоненты, которые перечеркнули бы его результаты. Вся история его личной жизни показывает, что вокруг него строились невероятные козни, интриги. Но, какие выдающиеся теоретические концепции он успел выдвинуть. Поговаривали, что они могли быть выдвинуты на соискание Нобелевской премии. Ведь его теория Единого поля дает человечеству великолепный шанс не только выжить, но взаимосовершенствоваться с природой. Жаль, Кадырову не повезло с научной школой. Он был ученым-одиночкой. Трудно сказать, перешли ли его талант и гениальность к детям, внукам.

Неужели, такие ученые, как он начисто лишены каких-либо амбиций, тщеславия? – задавался я, убеждая самого себя – «Ведь так не бывает». Сама эволюция поставила во главу угла развития – борьбу – постоянную конкуренцию за первенство. А получается, что такие ученые, как он, напрочь лишены амбиций, абсолютно равнодушны к первенству, нигде не светятся, публикуются редко, а в их портфеле, между тем, не одно научное открытие, не одна сформированная новая теория, выдвижение не одних новых концепций, гипотез. Феномен таких ученых заключается в том, что они являются ученым-творцами, которые создают свой мир, свою систему, «свое» время, «свое» пространство. В совокупности они работают на предельно эффективный и уникальный результат. Такой ученый, как правило, отличный аналитик, обладает энциклопедическим знанием в своей области, обладает богатым воображением, универсален и прозорлив. Согласен с тем, что в реальности такие ученые, как правило, бывают тщеславными, горделивыми, кичливыми. Вон сколько таких в Академии наук. Однажды, один из правдорубов от науки, академик А. Ибраимов публично и иронично заявил: «Да не уж-то некоторые академики уверены, что избраны по достоинству!».

Зная научную, в том числе академическую среду изнутри, могу сказать, что в любом научном сообществе, включая Академию наук, самым сложным является налаживание именно научного консенсуса Оказалось, что невозможно адекватно объяснить ни процесс открытия ни установление научных закономерностей, ни процесс их обоснования и принятия, не обращаясь к дихотомии «субъект №1 – субъект №2». Таким образом, объективная оценка научного труда всегда, в какой-то мере, содержит субъективные элементы. К современной оценке продуктивности и эффективности ученого как исследователя я отношусь с должным пониманием. К сожалению, до сих пор более приемлемого способа публикационной активности и научной эффективности ученого, чем индекс цитирования пока не изобрели. Между тем, собственно индекс цитирования, индекс Хирша, касающейся массива естественных наук в той или иной мере развита, тогда как индекс цитирования массива гуманитарных наук, литературы и искусства, вообще не развита. С другой стороны, мировые системы научной информации, занимающейся вопросами идентификации публикаций ученых, практически трансформировались, превратив процесс регистрации и публикации в коммерческие проекты. Отсюда, стоит ли уповать на общепринятую индексационную практику? А такой массив публикации, как полноценная монография вообще не учитывается.

Все говорят, что ушло в прошлое романтический образ время ученого-одиночки. А мне кажется, феномен ученых-одиночек по-прежнему актуален. Есть такое понятие фрилансер. Если говорить простым языком, это специалист, который работает вне офиса, «вольный художник», который выполняет свои должностные обязанности, не будучи зачисленным в штат какой-либо организации. Проще говоря, специалист, отпущенный на «вольные хлеба»? В обществе существует стереотип – ученых-фрилансеров не бывает. Однако, сейчас в мире разворачивается мировой рынок труда в направлении фрилансерской работы на основе проекта. Распознавая себя в качестве свободного исследователя, ученый-фрилансер не только будете работать в выбранной научной области с огромными возможностями развития и роста собственного рынка научной продукции. Сейчас идет сращение науки и бизнеса. Бизнесу нужны мозги, а науке – деньги, создается этакий симбиоз ученых и бизнесменов. Ученый-фрилансер – это профессиональный ученый, работающий на себя, на свое развитие без посредника. Он может организовать частную научную инфраструктуру и выступить в виде работодателя. Этот коллектив сам ищет себе заказы и сам их выполняет. Такие миллиардеры, как Илона Маска, Марк Цукенберг, тратят триллионы долларов на создание современной научно-технологической инфраструктуры и на выполнение глобальных научных проектов. Результаты окупаются. Их ракеты, спутники, роботы, уже летают в космосе.

Еще в девяностые годы прошлого столетия, я со своими учениками создали ОсОО «Лаборатория медико-биологических наук «Trans-Time» (1994), задачей, которого было коллаборация отдельных фрагментов комплексных клинико-лабораторных, инструментальных, морфофизиологических исследований, а если поступал соответствующий заказа, то и научное обобщение полученных данных на уровне диссертации. В рамках такой задачи данная частная лаборатория интеллектуально «протезировала» десятки диссертационных исследований в стране. Помнится в те годы не без нашей помощи защищались от трех до десяти докторских и кандидатских диссертаций. В те и в последующие годы я лично, как мне кажется, основательно подпортил свою репутацию честного ученого, так как многие коллеги из-за непонимания сути фрилансерской нашей деятельности посчитали, что мы пишем диссертации за деньги. Если это было бы так, то сейчас я был бы миллионером и купался бы в роскоши.

Надо признать тот факт, что многие люди, считающими себя учеными таковыми, к сожалению, в реальности не являются. Более того, некоторых не следует допускать к науке на пушечный выстрел. Написать грамотно сообщения, доклады, статьи, не говоря уже о монографии и диссертации, не каждый может. Вот в этих случаях на помощь должны приходить ученые-фрилансеры. Что же здесь предосудительного? А как обстоит дело с такими учеными в гуманитарной науке? В наш век появилось понятие дигитальные гуманитарии. За последнее десятилетие это научное направление стало настолько междисциплинарным, что попытки очертить его контуры, кажутся невероятными. Математические методы, программирование оказывают неоценимую помощь в интерпретации, контекстуализации и публикации результатов конкретных объектов изучения гуманитарных направлений – текстов, картин, музыки, культуры в целом. В этой сфере появляется все больше многопрофильных «фрилансеров умственного труда», которые не связаны долгосрочными договорами с научными учебными заведениями, участвуют в нескольких проектах и работают в нескольких направлениях. Есть и конкретные примеры. В частности, по моей инициативе в Национальной академии наук создан Виртуальный Институт Человека. Его задача создать творческое научное сообщество, размещенная на интернет-пространстве. В рамках этого конкретные ученые в виртуальном поле выступают в качестве учеными-популяризаторами, менеджерами, одновременно продвигая ценности и методы гуманитарных наук, в целях формирования и развития современной научно-мировоззренческой культуры индивида. Однако для функционирования этой системы требуется масса заинтересованных, увлеченных, результативных ученых-одиночек, которыми и будет руководить цифровой гуманитарий.

На мой взгляд, цифровой гуманитарий должен обладать передовыми навыками лидерства, сетевого взаимодействия, командообразования и коммуникации. Статус цифровых гуманитариев определяется уже не относительно фиксированным названием, а конкретными, как правило краткосрочными, функциональными ролями, которые могут трансформироваться в новые состояния по мере развития проектов или их замены. Интернет-технологии вполне отвечают таким задачам. Вот, к примеру, ученые-фрилансеры в рамках деятельности Виртуального Института Человека должны быть готовы не только решать конкретные задачи, но и проводить самостоятельные исследования в интересующей их сфере. Я согласен с тем, что большинство ученых, в особенности гуманитариев, не верят, что у них есть все навыки, которые им нужно начать как фрилансер. Один является хорошим администратором в области науки, а у второй является хорошим исследователем-аналитиком. Почему бы им не объединится и создать свою офлайн или онлайн инфраструктуру и начать свою деятельность на «вольных хлебах»? Сейчас ученые-фрилансеры у нас предпочитают работать в тени, в сером секторе науки, готовя научные статьи, доклады, сообщения, монографии и диссертации. В этой связи, стоит вопрос о легализации их, привлечения их к решению крупных научных программ и проектов.

Будучи начальником отдела Национальной аттестационной комиссии Кыргызской Республики, я не раз поднимал вопрос о природе и возможностях фрилансерской деятельности в стране. К примеру, что касается деятельности ученых-фрилансеров, пишущих диссертации. Насколько это приемлемо, справедливо? Я считаю так: если соискатель разбирается в предмете исследования, по которому нужно написать диссертационную работу, то нет проблем. Такой ученый напишет работу самостоятельно, как это и прописано в «Положении о подготовке и защите диссертации». Он может воспользоваться образцами, пусть даже с сайтов бесплатных рефератов, дописать от себя текст и переделать под требования диссертационного совета. Но не каждый сможет написать и оформить. Вот в этот момент и приходит на помощь ученые-фрилансеры. Предосудительно здесь нет, так как в работе они сохраняют не только смысл фраз и параграфов, но и специфику, терминологию, так как они ученые-профессионалы.

За границей уже привыкли к услугам ученых-фрилансеров в этой сфере. Ну, если смысл и содержание изменяемого текста останутся прежними, термины и концептуальные слова, которые важны для понимая содержания работы, будут сохранены без изменений, то почему бы нет. Ведь диссертацию написать не каждый сможет. Все понимают, не так-то просто обобщить полученные данные, не нарушая законов логики, грамматики мысли, сформулировать гипотезу, составить научные выводы, исключить противоречия в тексте, в комментариях. В этом аспекте, после написания «эскиза», его следует отдать на проверку экспертам, руководителю. А проще обратиться к соответствующему ученому-фрилансеру. Таково мое мнение. В этой связи, вполне закономерен вопрос: было ли в моей жизни так называемый «конструктивный дискомфорт»? Это способность делать непринятые вещи для достижения своих целей. «Да, были! Скажем, когда я и моя команда писали диссертации за других соискателей. Нам, конечно же, было неприятно, этого делать. Нам было искренне не комфортно брать за это деньги. Я, как научный руководитель, действовал в этом дискомфорте исходя, в том числе и из того, что мои сотрудники при этом наращивают свои «мыслительные» мышцы, нарабатывают опыт.

Я убежден, что фрилансерская деятельность необходима, в особенности при выполнении именно диссертационных исследований. Разумеется, мы понимали, что диссертация – это индивидуальная научная работа, но а что делать, когда интересную, актуальную и перспективную научную тему продвигают не совсем подготовленные исследователи, для которых не только трудно собрать научный материал, но и, что важнее всего, обобщить и обнародовать результаты своих исследований. В этом аспекте, одним из способов справится с ситуацией, понять, что у вас нет выбора, как обратится к соответствующим специалистам, которые могут обобщить итоги исследований и надлежащим образом оформить научную новизну и практическую ценность диссертационного исследования.

Сформировав «привычку» добиваться своего, ученый-фрилансер не будет полагаться на чувства и эмоции, что так это делать «не стоит». Такой ученый не будет сидеть и ждать появления мотивации, готовности, опыта. В ущерб себя и своего здоровья, вопреки усталости, трудностей, непонимания и осуждения окружающих, ученый-фрилансер будет трудится, как во благо диссертанта и науки, так и во благо себя. Разумеется, найдутся такие, которые не будут соглашаться с такой политикой. А когда на кону стоит раскрутка интересной, актуальной научной темы, идеи, гипотезы, теории?

Мы все знаем и понимаем, что в мире есть выдающиеся ученые, имена которых по разным причинам остались безызвестными. Возможно, они не создали видные научные концепции, а своими работами и выступлениями лишь не позволяли зацементировать науку в уже существующей концептуальной парадигме. Возможно, масштаб научных достижений таких ученых неизвестен в виду того, что они не вычитывались в научных кругах, так как штурмовали не общепринятые научные высоты. Возможно, они были более чем осведомлены в вопросах философии науки и совершенно нетривиально воспринимали механизм развития научного знания, адекватно современным парадигмам и постулатам. Возможно, они совершенно нетрадиционно понимали роль и значимость практического аспекта, формализации и научной полемики.

Возможно, такой ученый вкладывал свои интеллектуальный потенциал в теорию, истинности которой ему никто не гарантирует заранее, творя не только в концептуальном, но и в более глубоком – онтологическом – смысле. Возможно, это самобытный ученый, девиз которого заключается в том, что, если ученый – это творец, то почему бы ему не уметь создать свой мир, почему бы преодоление хаоса своей собственной системой. Возможно, «странность» жизни таких ученых следует рассматривать не как личностно-психологическую особенность, а как попытку предельно логичного проведения тезиса об ученом-творце. Возможно, такие ученые смогли создать и «свое» время, и «свое» пространство, где не действовали законы номенклатурной науки.

Предметика и идеология мира ученых-одиночек создавалась величинами, которые он выбирал сам. «Свое время», «свое пространство», «свое измерение», наконец. Звучит вызывающе. О таких ученых говорят «наука была его жизнью». Однако, такие ученые всегда были в курсе того, что мало кто склонялись последовать его примеру, его стилю поведения. Такой ученый определяет «эпоху» победившей научную специализацию. Он универсален, энциклопедичен, прозорлив, а также позволить себе обсуждать научные и философские понятия на фундаментальном, смысловом уровне. Вглядываясь на таких ученых, возможно, мы не найдем той константы, которая входит в «уравнение» ученого как такового. Скорее, мы увидим только уникальность.

Сама попытка соотнести с помощью феномена таких ученых разные типы науки, ученого и научного творчества, несомненно, интересна, поучительна, уникальна. Его жизнь и творчество не похожа на общепринятый стандарт, в частности, создание научной школы. У него может и не быть этой самой школы, учеников. Хотя, академик К.И.Скрябин (1878—1972) категоричен: «Ученый без учеников, ученый-одиночка представляет собой, с моей точки зрения, жалкое и, я бы сказал, уродливое явление, ибо смысл жизни ученого должен заключаться не только в разработке новых теоретических ценностей, но и в создании достойной смены, способной шире и глубже развивать, совершенствовать идеи своих учителей и закреплять их в практике. Настоящий ученый не должен бояться того, что отдельные, наиболее талантливые ученики откроют новые явления природы, разработают новые методы и рядом своих научных достижений превзойдут своего учителя Такими учениками надо гордиться, так как без этого не может иметь место никакой прогресс ни в науке, ни в технике, ни в искусстве, ни в литературе».

Многие, конечно, рассматривают ученых-одиночек в нашей стране чуть-ли сумасшедшими. Возможно, такой ученый более тщеславен, более горделив, как и положено одиночке. Видимо таких ученых интересовала истина, а не правильность оформления ссылок и сносок, в чём видят «научность» текста многие современные учёные. Читая их труды можно увидеть, что понять его гораздо легче, чем современных ученых, которые пишут к нему комментарии и составляют библиографии. Такие ученые являются философами по природе, которые имели дар о сложном говорить просто, тогда как современные ученые, напротив, стремятся о сложном говорить ещё сложнее. Ученый-одиночка платит за это тем, что его никогда не сочтут настоящим ученым. Но есть закономерность, настоящая истина откроется для ученого, который должен находиться в определённом состоянии, тождественном истине, которая всегда нравственна.

«Чтобы понять мудреца, нужен другой мудрец» – говорится в народе. Поймите, что такой ученый-одиночка или отшельник не какой-нибудь психопат, он просто не особо любит суеты, людей, общество. Его главным хобби, смыслом жизни и попутно способом не сойти с ума от одиночества является занятие наукой, философией, писательством. Что касается учеников, то я для них просто был наставником без наставлений – никакой морализации, только искренний интерес к людям, с которыми работает, старание по активной включенности своих подопечных в обсуждение научных проблем, кропотливая экспериментальная работа с написанными диссертаций, предоставление им возможности побыть рядом со мною до определенного уровня. А потом? Потом лишь слежение за «полетом птенцов» с далека. Меня утешало то, что я в какой-то период жизни своих учеников был для них тем самым «вдохновляющим руководством». Имея разный по объему научный багаж и опыт, но общее ощущение счастливого «руководства / ученичества», пересекалась в научном пространстве не так уж и часто. Таким образом, вряд ли я могу заявить, что являюсь соавтором дальнейшей жизненной и образовательной траектории своих учеников.

Разумеется, свое жизнеописание или иначе говоря описание жизненных событий и фактов, закристаллизовавшихся в своей памяти впечатлений, дается не так просто. Многое забылось, выветрилось из памяти. Я ранее ни с кем не делился своим жизнеописанием, своим горьким опытом познания мира и самого себя. Мой нигилизм препятствовал вникать, тем более перенимать чужой горький опыт жизни и творчества, а потому, естественно, многие вещи осознавал с опозданием. Хотя нужно сказать, вопреки ожиданию, мое позднее взросление меня не раскрепощало, а еще больше замыкало меня самого в себя. Появившейся еще в детстве моя отвлеченность и болезненная сосредоточенность со временем лишь укреплялись, усиливались. Вечно отстраненный, молчаливый, мрачный, я наверняка выглядел странным в любой среде – в среде одноклассников, затем однокурсников, коллективах, в которых мне пришлось работать. Даже в среде родственников, я оставался немногословным, чуточку чужим, нелюдимым.

Я не любил и не стремился встречаться с однокурсниками. Меня не было среди них ни на десятилетие и двадцатилетие со дня окончания мединститута. Однако, отозвался на их приглашение отметить наше тридцатилетие, а позже сорокалетие, считая, что к этой дате уже достиг чего-то, чем можно было гордится. К этому времени я был уже дважды доктором наук и членом-корреспондентом Национальной академии наук Кыргызской Республики. За общим столом в ресторане встретились, поговорили, по вспоминали. Было приятно, но встреча спустя тридцать-сорок лет не создавало иллюзии искренней дружбы, хотя давало ощущение какой-то близости с кем-то похожим на меня хотя бы внутренним складом. Естественно, многие сокурсники, с которыми мне не приходилось общаться, оставались для меня бесстрастными и почти чужими. В последующие годы я перестал отвечать на приглашения нашего курса о встрече. Через несколько лет они утихомирились, только осторожно поглядывали на меня со стороны. До сих пор у меня с ними ровное, серое отношение. Друзьями похвастать я не могу, приятельство на расстоянии с моими одноклассниками, однокурсниками, коллегами по бывшей работе вполне устраивали меня. Близкие отношения – не мое, и даже ближайшие родственники только подтверждали во мне эту мысль.

Было время, когда я работал на два научных фронта – хирургической и философской. Со временем интерес мой к хирургической теме уже угасал, однако защищаться на доктора наук я планировал именно с ней. Среди хирургической профессуры нет-да-нет встречаются те, кто не практикуется и, возможно, вообще не практиковался как врач-хирург. На сей счет, есть в хирургическом сословие понятие «не оперирующий» хирург, как правило, ушедший в науку, организацию, педагогику. К счастью, я к ним не отношусь, так как всегда оперировал, выхаживал больных. Ну, а с другой стороны, представьте себе заведующего кафедрой хирургии для усовершенствования хирургов, который сам не способен оперировать и демонстрировать это умение в целях преподать урок, научить умению, привит навыки, поделится личным опытом с врачами-слушателями. Поэтому, категорически не согласен с теми, кто утверждает, что я кабинетный ученый, который от неумения оперировать, засел на долго за философские рассуждения. Да, второй фронт, которым я горел, был философский. Я довольно глубоко погрузился в философскую тему. Перед глазами моими словно калейдоскоп сменялись события. Теперь, по прошествии многих лет, я знаю, что в тот момент, возможно, допустил непоправимую ошибку, забросив хирургическую тему.

Описывая набирающий обороты научный свой путь, не могу я не возвращаться к странной своей жизни. Вот так, в скачущей шахматной манере добрались мы до следующего важного периода моей жизни – защита кандидатской диссертации. А после защиты докторской диссертации (1995), я получил большую свободу действий. Согласовав индивидуальный план продолжения исследований в области хирургии и патологической физиологии, я несколько месяцев занимался чистой абстрактной философией хирургии, не думая о «применимости на практике» различных теорий и концепций, затрагивающих хирургические проблемы современности. Как раз в это время судьба всей хирургии, как науки и объекта практической работы была на грани. Сострадание, терпимость, самоотдача теряла свою привлекательность Хирургия становилась все более заточенной на деньги, прибыль. Далее у меня пошло, как мне казалось, совсем не так, как ожидал я.

Припоминаю, что процесс приобщения к философии был дерганный, с провалами и внезапными рывками, а развязка напротив произошла неестественно быстро. Я был так занят, что практически совсем не запомнил его. Какие-то всполохи, вехи, которыми отмечал я поворот колеса моей жизни. Я замахнулся на сохранение человекоразмерности хирургии, то есть сразу же на что-то крупное, неисследованное. Каждая задача уже в области философской науки была для меня океаном неведомой глубины, поэтому решил я для начала сосредоточиться на чем-то одном. Я пожертвовал неявной логикой, отложив ее на будущее, и зарылся в тему морали и этики будущей хирургии. Упорно работая над текстами, я исследовал вариации развития хирургии будущего. Не хотелось бы здесь снова погрузить читателя в специфику, скажу только, что предложил я ряд мезотеорий основных разделов современной хирургии. Это касалось процесса распознавания патологии, его качественной и количественной оценки, выработка стратегии коррекционного процесса патологии, а также прогнозирования исходов. Формальную процедуру подготовки к защите второй докторской диссертации уже по философии описывать я не стану. Как и положено, я опубликовал статьи, съездил на несколько конференций с докладом. Это забавнейшая обязательная часть работы соискателя, состоящая в накручивании счетчика статей и докладов. Только одна из конференций, третья что ли по счету, в Алматы, вызвала действительно оживленную дискуссию по моей теме.

В рамках рассуждений вокруг творческого контекста «Я-концепции» хочу заметить, что в настоящее время процесс дальнейшего расщепления наук лишь ускоряется. В этом аспекте, здание Науки постепенно превращается в своего рода Вавилонскую башню, которая не может в итоге не обрушиться. Те ученые и политики, которые раньше других и наиболее остро ощутили эту проблему, стали искать пути ее решения. Причем, главным решением стало создание в различных странах Академий наук, как своего рода сообщества творческих, элитарных ученых. В этом аспекте, одной из приоритетных задач этого учреждения является сбор в единую исследовательскую структуру наиболее крупных и авторитетных ученых, призванных не только развивать отдельные отрасли фундаментальной науки, но и производить своего рода совместную творческую сшивку непрерывно создаваемой всё более специализированными науками научной интеллектуальной ткани в единое мировоззренческое полотно. И в итоге – нащупывать, прозревать и формулировать те главные вопросы, которые задают науке новое время.