Текст книги "Красная Литва. Никто не хотел умирать"

Блеск и нищета буржуазной Литвы
(Литва в 1930‑е годы и в первый год социалистических преобразований)

Жильвинас Буткус, современный литовский историк, автор книги «Окровавленная Литва», фрагмент которой публикуется в этом сборнике

«В послевоенном времени наша родина цепенела словно стоя на ветру, жутко звучало эхо струн оборвавшихся жизней. В скором времени действительно вымрут все поколения тех времен, все свидетели. Оставят эту землю и те, кто уничтожил целые семьи людей труда. После них пойдут другие поколения. Наш долг сегодня сделать все, чтоб те, чьи руки испачканы кровью, не назывались народными героями, глубоко заслуженными людьми». Этих золотых слов Виталии Сурвилайте, напечатанных в газете «Оппозиция» 2 мая 2007 г., нельзя реализовать, опираясь лишь на моральный аспект. Чтоб полностью раскрыть суть послевоенного террора, настоящие мотивы свирепствования националистов, необходимо рассмотреть классовые истоки этого явления. Предлагаем читателям ознакомительный цикл статей об истории этих событий в Литве и их причинах.

Блеск и нищета Литвы

Для правильной оценки событий в Литве во время Великой Отечественной и после нее сначала надо ознакомиться с положением Литвы до восстановления в ней советской власти.

Литва 1930‑х была небольшим краем, управляемым буржуазной диктатурой, с типично нищим большинством и богатым меньшинством. Яркое классовое размежевание, пышные апартаменты дворян и фабрикантов, нищета промышленных и сельских рабочих и 200 тыс. безработных было реальностью нашей страны. Вот как 12 января 1931 г. положение промышленных рабочих описало буржуазное издание «Лиетувос жиниос»:

«Может быть, некоторых и можно убедить в том, что в Литве действительно хорошо жить всем. Но ошибкой было бы оценивать экономическое благополучие по строящимся большим домам и полным людьми кафе, ресторанам и кинотеатрам. Правда, мы имеем такой слой населения, который не стесняется в средствах, но, посмотрев на то, каким образом эти деньги были получены, я не чувствую радости. Хотя крепостничества старого типа в Литве уже давно нет, все-таки часто можно увидеть характерные признаки современного крепостничества. Теперь место старого дворянина занимают синдикаты фабрикантов, нечеловечески эксплуатирующие рабочих и потребителей.

Чтобы доказать этот факт я возьму лишь фабрики папирос и табака. Эта промышленная отрасль в Литве хорошо развита и дает большую прибыль. Но давайте посмотрим, как в этих предприятиях оплачивается труд рабочих, особенно женщин. Работающие женщины в день получают 3 лита, а календарный месяц имеет 25 трудовых дней. Таким образом, женщина получает 75 литов. Из этих денег отчисляется в больничную кассу, всякие штрафы и, наконец, выплачивается около 70 литов. Это ещё «хорошая» зарплата. Многие женщины получают меньше 3 литов в день. Кроме этого, они работают не регулярно. Фабриканты принимают их как временных рабочих, и часто, спустя около 3 месяцев, их увольняют, чтоб не выплачивать им компенсации. От других женщин даже с самого начала, принимая на работу, берется подпись, что они, при увольнении с работы, не будут предъявлять никаких претензий по поводу компенсации.

70 литов – это сумма, с которой работающая женщина должна прокормиться, одеться и получить крышу над головой не только себе, но часто и содержать семью из 2 или 3 человек. Прожиточный минимум в ноябре 1930 г. одному взрослому человеку составлял 91,68 лита; семье из 2 человек – 153,13, и семье из 5 человек – 266,56 (Статистический бюллетень № 12 прошлого года). Статистическое бюро очень скупо подсчитало прожиточный минимум, но он значительно превышает фактическую зарплату работающей женщины. Таким критическим материальным положением рабочей женщины пользуются разные деляги, нанимая красивых девочек для некоторых «услуг», и платит им месячную зарплату. Не думайте, что это большая зарплата: она не достигает даже 50 литов в месяц, так как есть большой выбор.

Нельзя спокойно пройти и мимо санитарных условий, в которых работают люди в предприятиях. Нет даже кипяченой воды для питья работающим женщинам, а полотенца, которыми после работы женщины вытирают руки, ничем не отличаются от грязнейшей тряпки. Когда приходит городской санитарный врач осмотреть предприятие, его не пускают внутрь без разрешения владельца табачной фабрики. А пока последний даст разрешение врачу войти в фабрику, уже и чистые полотенца появятся и пр. Одна более смелая работница, чтоб доказать санитарному врачу, какие в действительности «чистые» полотенца, принесла такое полотенце показать врачу на дом. И что в итоге? Работодатель ее обвинил в краже полотенца, подал в суд и уволил. Этот случай имел место на одной известной фабрике папирос».

С началом экономического кризиса капиталистического мира зарплаты стали падать. Например, в фабрике металла И. Вайлокайтиса в 1931 г. рабочие получали 6–7 литов в день, в 1932 г. – 4–5 литов. Рабочие на лесопильнях Каунаса в 1931 г. получали 6–7 литов за день, в 1932 г. – 4–5 литов. В 1933 г. в газете коммунистического подполья «Балсас» № 3 работница фабрики носков «Унион» писала:

«Сначала здесь работали 130 рабочих, а теперь лишь 80. Других уволили… без компенсации. Теперь работаем только 3 дня в неделю. Зарабатываем от 2,50 до 4 литов в день. Значит, за неделю зарабатываем 7,50–12 литов. Но 12 литов получают только специалистки. С такой зарплатой никоим образом прожить нельзя. Нам приходится голодать, а о плате за квартиру не может быть и речи. И если не платить пару месяцев, то просто выбрасывают из квартиры… Но это ещё не все. Несмотря на очень маленькую зарплату, за каждый пустяк нас ещё наказывают денежными штрафами… Кроме этого, фабрикант просто открыто крадет трудовые часы. Если кто-то работает 6 часов, то напишет 5 или 4 часы. Если кто начинает требовать, то отвечает: «как хочешь, не хочешь – не работай».

В целом, в декабре 1931 г. рабочие мужчины в среднем получали 4,05 литов в день, в декабре 1932 г. – 3,25, в декабре 1933 г. – 2,80, в марте 1934 г. – 2,60. Рабочие женщины соответственно – 2,70, 2,10, 1,90 и 1,80 лита. Но, несмотря на экономический кризис, рабочие могли бы получать больше, если капиталисты не присваивали бы себе их деньги. Так, основываясь на данных 1939 г., советский литовский экономист К.Мешкаускас в своей книге «Tarybu Lietuvos industrializavimas» (Индустриализация Советской Литвы) подсчитал, что рабочий в буржуазной Литве, если брать 8 часов, для себя работал только 2 часа и 15 мин., а для капиталиста – 5 часов и 45 мин. Но это ещё не полная картина, так как эти подсчеты основываются на официальных данных, которые нередко не соответствовали действительности. Кандидат права З.Балевичус в своей работе «Darbininku padetis burzuazineje Lietuvoje» (Положение рабочих в буржуазной Литве) писал: «Прибыли акционерных обществ всячески скрывались. Крупнейшие акционеры создавали так называемое управление акционерного общества, которое ничего не делало, поскольку всеми делами занимался нанятый им директор, инженер и другие служащие. Но члены управления за эту «работу» назначали себе зарплаты в несколько тысяч литов в месяц. Эти «зарплаты» списывали на расходы, а не на доход». Как пример он предъявил известного деятеля Христианско-демократической партии, уже упомянутого капиталиста И.Вайлокайтиса, который весь период буржуазной Литвы имел крупную фабрику металла, кирпичную фабрику и другие предприятия, которые официально не только не приносили прибыли, но и были убыточными. Но Вайлокайтис все равно сумел построить себе модерную пятиэтажку и купить большое поместье.

Только с 1937 г. зарплата рабочих начала расти, но и это не улучшило их положения, так как цены росли ещё быстрее. В том году они были уже на 40 % больше по сравнению с 1935 г. Это длилось и в последующие годы. «Рабочим выдвигая требования поднять зарплату, фашистское правительство, испугавшись забастовок, подняло 5—15 %, лживо заявляя, что это соответствует подорожании жизни… Но подорожание составляет более 30–40 %», – писала 5 ноября 1939 г. «Тиеса».

Неудивительно, что в буржуазной Литве забастовки рабочих были постоянным явлением. Например, в 1933 г. из-за постоянного уменьшения зарплат забастовали каунасские строители (каменщики в 1931 г. получали 1,50 лита за час, а в 1932 г. – от 90 центов до 1,20 лита, штукатуры в 1932 г. получали 70–80 центов за час, в 1933 г. имели место попытки уменьшить зарплаты ещё, вследствие чего началась забастовка). С 1928 г. из-за постоянного уменьшения зарплаты ежегодно бастовали рабочие каунасской фабрики мебели «Универсал». Из-за нерегулярной выплаты жалованья летом 1931 г. забастовали ткачихи фабрики Янсона в Биржай. В январе 1932 г. по причине уменьшения зарплат, нерегулярной выплаты, плохих условий труда и невыносимого поведения в отношении работниц забастовали работницы фабрики прядения и ткачества акционерного общества «Кучинскис-Пабиединскай». Всего в период 1930–1940 гг. в Литве произошло 765 забастовок экономического характера, в которых участвовал 96 371 рабочий. В тот же период произошло 145 забастовок политического характера, в которых участвовали 48 152 рабочих. Особенно активный характер забастовочное движение имело в 1930 году и опять сильно активизировалось в 1933–1937 гг.

При всем этом, Литва была аграрным краем с неразвитой промышленностью, 76 % всех жителей жили в деревне. И здесь, в условиях избытка сельскохозяйственных рабочих, эксплуатация была просто дикой. В 1930–1931 гг. сельские рабочие получали 400–500 литов в год. Но вскоре кулаки и дворяне начали выть, что рабочие их «грабят», и уже в 1932 г. издаются «Нормативные условия найма», по которым зарплата батраков становится 350 литов в год, но можно было уменьшить до 245. Батрачкам и батракам-подросткам – 250 литов, которую можно было уменьшить до 175. Наивно было бы считать, что кулаки и дворяне этим не воспользовались.

В 1933 г. принимается новый «Закон о найме сельскохозяйственных рабочих», по которому трудовая зарплата уменьшается до: батраку – 200 литов в год, батрачке и батраку-подростку – 150. Рабочий день устанавливается от рассвета до заката. Разрешаются лишь 6 свободных дней в год и не больше, чем 2 в месяц. В мае, июне, июле и августе свободных дней нет.

Условия, в которых приходилось жить сельским рабочим, напоминали рабские. Даже и газета Союза литовских христианских рабочих «Дарбининкас» 6 марта 1934 г. писала: «По всей Литве жизнь дворянских батраков в большинстве как в пещерах. По-человечески ли это, если по гнилым подоконникам гуляет ветер, окна забиты тряпками, дым идет больше во внутрь, чем через камин, нет никакого пола, только ямы и грязь, в которой ползает грязный маленький дитя».

Анна Луиза Стронг

В 1931 г. «Балсас» № 12 писал: «Из всей Литвы приходят вести, что кулаки и дворяне все чаще и чаще отказываются платить своим рабочим оговоренные зарплаты. Рабочий должен ходить и сняв шапку просить, чтоб заработанные кровные центы кулак вернул. Одни кулаки день за день откладывают, говорит «приди завтра», ждут, пока надоест просить, другие дают несколько литов, а, если прийти просить больше, прогоняют и ещё натравливают собак. Ещё другие, с окончанием года, не желая платить зарплаты, начинают придираться за любой пустяк, например, за отказ работать после заката, увольняют и прогоняют, не заплатив при этом зарплаты. Часто бывает, что кулак пристанет из-за чего-то, изобьет своего рабочего и прогонит. А те, которые получают хоть и нищенскую зарплату, должны работать по 18 часов в день, есть худшую еду.

Батракам теперь в моде давать снятое молоко, им скармливают и мясо зарезанного больного скота. Редкий кулак со своим наемником обращается по-человечески. Чаще всего его презирает, ругает, бранит. Когда рабочий заболевает, кулак его увольняет и заставляет идти нищенствовать. Рабочие из Коваркас (Укмергский уезд) рассказывают, что в их окрестности один кулак заболевшего рабочего зимой ввалил в сани везти якобы к врачу, а в действительности, когда вывез, выбросил на лед, где тот и умер.

Все чаще кулаки нанимают рабочих только для летних работ, а зимой нанимают одного и сваливают на него все работы по дому. В самих тяжелейших месяцев зимы рабочий и его семья, не получая работы, должны терпеть голод и холод, вынуждены нищенствовать. Дворяне нанимают только тех, у которых большая и взрослая семья. Поскольку платит только одному, а работать заставляют всех.

И все-таки, несмотря не это страшное положение полевых рабочих, кулаки жалуются на снижение работоспособности батраков и рост недобросовестности. Чтоб одолеть эту «недобросовестность», кулаки в недавно произошедшем съезде Палаты сельского хозяйства решили ввести рабочие книжки, в которых они будут писать рекомендации, отзывы о работе своих рабочих. Без книжки или с плохими оценками в книжке рабочие не получат работы».

В 1931 г. в «Балсас» № 20 рабочий из поместья Симанелишкяй, принадлежавшего члену партии таутининков (партия литовского диктатора Сметоны) И. Булвичюсу, у которого работало 50 рабочих, описывает такую картину:

«Наши трудовые условия невыносимы. Начинаем работать с рассветом, и кончаем после заката. Зарплата очень маленькая. Есть получаем не лучше свиней: то же самое снятое молоко дворянин дает и нам, и своим свиньям. Здания, где мы живем, особенно те, в которых живут семьи с малыми детьми, уже много лет не ремонтированы… приходится мерзнуть и болеть всю зиму. Кроме того, уже почти полгода не получаем торфа».

В таких условиях литовские сельские рабочие, как и русские в царские времена, начали поджигать поместья. Например, то самое поместье Симанелишкяй загорелось ночью с 29 на 30 июля 1932 г. Также горели поместья Дирвонай, Вейзбунишкес и Клампучай. В 1931 г. было подожжено поместье тогдашнего министра юстиции А. Жилинскаса.

Неравенство выражалось и в общем распределении земли. 45,8 % всех хозяйств Литвы составляли мелкие хозяйства от 1 до 10 га. Они занимали 17,1 % земли. Тем временем хозяйства с 20 га и больше составляли 21,9 % всех хозяйств и занимали 53 % земли. Середняки, имевшие 10–20 га, составляли 32,3 % всех хозяйств и владели 30 % земли.

Что уж говорить о трагическом положении безработных. Об их жизни пришлось написать и «Лиетувос жиниос» 23 февраля 1933 г.:

«Однажды показать жизнь безработных мне пообещал юный парень 24 лет, также безработный.

– Зайдем сперва к нам, – предлагает.

Переходим мост и направляемся к одной покосившейся хижине. Через низкие двери проталкиваюсь в хижину с ухабистым земляным полом. Хижина низкая, с тремя маленькими окошками.

– Осторожно, господин, – смеясь предостерегает мой руководитель. – У нас везде полно клопов и других паразитов.

Оказывается, что в этой покосившейся избе живут четыре семьи. Мой руководитель с женой и младенцем, сам хозяин дома – парень 18 лет, старая женщина с двумя малыми детьми и ещё один безработный со своим ребенком, матерью, сестрой и ребенком сестры. Значит, всего одиннадцать лиц. А кровати всего три.

– А где же вы лежите? – спрашиваю.

Мой руководитель поясняет.

– В одной кровати лежу я с женой и ребенком, в другой вот мой друг с женой. В третей – моя сестра с ребенком. Хозяин устраивается у стола, а эта женщина с двумя детьми кое-как устраивается на земле.

Дальше мой проводник рассказывает, каким образом они все скопились в одной избе:

– Раньше я жил здесь только со своей женой и хозяином. Этих людей принял потому, что их выбросили из квартиры, и им не было куда деться. Мой хозяин тоже уже который месяц не получает платы за аренду квартиры. Но он сам безработный и наше положение понимает. Молчит, скрепя зубами.

Во время рассказа приходит и сам хозяин.

– Вот, посмотри, уважаемый. Ведь он только свою кепку и пиджак имеет. А все остальное одолжил. Я дал брюки, ботинки и верхнее белье. Правда?

– Да, – отвечает хозяин.

Дальше руководитель характеризует каждою семью отдельно. Начинает с хозяина:

– Он сирота, давно потерял отца и матерь. Имеет двух братишек, которые растут в приюте. Сам безработный. В первую категорию включен потому, что, когда пришла комиссия, назвал двух детей этой вдовы своими братьями. За неделю работает три дня и зарабатывает до 9 литов. Значит, в месяц получает 36 литов! Сам я являюсь безработным второй категории. В неделю имею работу четыре дни по четыре часа и получаю 5–7 литов. Значит, месяц я, жена и младенец должны прожить из 24–28 литов. Ему, – показывает на друга, – ещё хуже. Он считается безработным первой категории. Зарабатывает 37–38 литов в месяц. И с этими деньгами должны прожить шестеро.

– Вот эта женщина, – говорит, показывая на вдову с двумя детьми, – более счастлива. Она нищенствует. Зато не видит голода и чаще один-другой цент схватит. Правда, обед одному своему ребенку трех лет она получает из детского садика. Но, уважаемый, можешь посмотреть, что это за обед.

Мне влили в тарелку какого-то мутного супа, якобы щи, и кусок черного хлеба.

– Вот этим супом кормится ребенок трех лет, – поясняет дальше мой проводник.

– Мы сами не лучше кормимся и своих детей кормим, – рассказывает дальше, – картошка и хлеб – почти единственная наша пища. Иногда удается скомбинировать и мяса: дешевые остатки бекона – какое-нибудь горло, печень или кусок коровьего вымя.

– Женщины, как, уважаемый, видишь, все довольно юные. Желают где-нибудь, хоть и за малую зарплату работать, но не получают работы. Так и приходится нам тащить тяжелое ярмо жизни, перебиваться кое-как, ходить оборванцем, нищенствовать».

Забастовка занеманских крестьян и всеобщая политическая забастовка каунасских рабочих

Особое место в истории Литвы 30‑х занимает знаменитая забастовка занеманских крестьян, которая обнажила все классовое размежевание тогдашней Литвы. В этой забастовке участвовали не только сельские рабочие и малоземельные, но и хозяева средних хозяйств, которые также страдали от крупной сельской буржуазии.

Причины забастовки были разные. Одна из них – крупные хозяйства в Занеманье были сильнее, а средние хозяйства слабее, чем в остальной Литве. По этой причине последние чувствовали себя угнетенными, как и пролетариат. Кроме этого, в крупных хозяйствах занеманских кулаков и дворян (20 га и больше), которые составляли только 17,9 % всех хозяйств в Занеманском крае, наемных рабочих работало больше, чем в аналогичных хозяйствах остальной Литвы. В Алитуском уезде в одном таком хозяйстве работало в среднем 2,1 рабочего, Мариямпольском – 3,57, Шакяйском – 2,9, в уезде Вилкавишкиса – 4, Каунаском – 3,15, в то время как в остальной Литве – 2,7. Соответственно и заработная плата здесь была самая меньшая: в 1935 г. в Алитуском уезде батрак получал 149 литов в год, Мариямпольском – 185, Шакяйском – 209, в уезде Вилкавишкиса – 186, в Каунаском – 200, в то время как в остальной Литве – 230. Вместе с тем здесь росло и влияние в подполье действовавшей Компартии. Например, а уездах Вилкавишкиса, Мариямполе, Алитуса и Каунаса (без города) партия коммунистов в июне 1932 г. имела 152 члена, а в июле-августе 1935 г. уже 540. При всем этом, на волнения средних и малоземельных крестьян могли влиять и общие настроения и действия тогдашних литовских рабочих, так как в то время сильно активизировалось забастовочное движение.

Подготовка этой массовой забастовки началась в первой половине 1935 г. Инициаторами были сами крестьяне (коммунисты присоединились к забастовке уже после ее начала, стремясь придать ей больше организованности). В июле в волости Пакуонис, Приенай, Гражишкяй начались раздаваться написанные крестьянами отзывы о положении трудовых крестьян и их бесправности, крестьян призывали не продавать сельских продуктов, не платить налогов, не выполнять указаний властей, пока не будет улучшено их положение. В подготовке чувствуется влияние опыта рабочей борьбы. Например, в отзыве крестьян Гражишкяйской волости говорилось:

«Мы, литовские хозяева, видя под своими ногами темную пропасть, должны насколько возможно сами себя спасать. Но как можно себя спасать? Ведь власть имеет армию, за шагом каждого крестьянина следит полицейский, шпик или подобный ему. Нельзя посоветоваться ни через печать, ни просто так. Но все-таки есть меры, при помощи которых зарубежные крестьяне и рабочие уже себя спасали. А эта мера называется забастовкой. Значит, если рабочие фабрики договорились совсем не идти и не идут на фабрику работать. Если крестьяне, то не возят в город и совсем не продают свою продукцию, не платят налоги и не выполняют всякие повинности пока власть или кто-нибудь другой их состояния не улучшит… Поэтому и нам, крестьянам Литвы, только и остается хвататься за это давно в других местах испробованное оружие».

Начало забастовки было назначено на 20 августа 1935 г. и должно было закончиться 20 сентября. Уже 19 августа на дороге Приенай-Алитус появились первые пикеты крестьян, которые не давали ничего ввезти на базар, ничего продавать и ничего покупать.

В забастовке объединились как малоземельные и средние крестьяне, так и сельские рабочие. В отзыве «Братья литовские крестьяне и рабочие» говорилось:

«Так что, братья крестьяне и рабочие, сегодня нас уже бедность заставляет объединяться, так что один за всех, все за одного, потому что только единство – сила, в единстве мы победим, потому что правда на нашей стороне».

Забастовка получила довольно широкий размах и репрессии со стороны сметонской диктатуры не заставили себя ждать. 26 августа в Приенай состоялся 3‑тысячный митинг, на котором была выбрана делегация для переговоров с представителями власти. Незадолго требования забастовщиков были вручены начальнику уезда. Но уже в следующую ночь начались аресты членов делегации. Утром приехавшая в деревню Кунигишкяй полиция пыталась арестовать и члена делегации коммуниста П. Жвирблиса, но собравшиеся толпа из 200 крестьян не позволила этого сделать. Аресты вызвали широкое недовольство. 27 августа в деревне Шилавота собравшаяся толпа крестьян разоружила полицейского, связалась с Приенай и Мариамполе и потребовала отпустить арестованных. В долине Шалтупис собралась толпа из 300 человек, которая остановила полицию, везшую арестованных. Кровавое столкновение потребовало жертв, но арестованные были освобождены. Также столкновения с полицией, унесшие несколько крестьянских жизней, произошли в Приенай и Вейверяй. В Бутримоняй 500 крестьян и сельскохозяйственных рабочих после столкновения с полицией с красным флагом заняли почту, где обосновался местный забастовочный штаб. Их разогнала приехавшая пограничная полиция и курсанты каунасской школы полицейских. Столкновения происходили и в других местах. Начались конфликты и с кулачеством, которое чаще всего играла роль штрейкбрехеров. Первые столкновения между ними и забастовщиками произошли уже 21–22 августа около городка Ишлаужас, где пикетчики стали уничтожать продукты, перевозимые кулаками.

В конце августа первый пыл боев спал, и новая волна столкновений поднялась во второй половине сентября из-за продолжавшихся арестов. Например, 21 сентября в уезде Вилкавишкиса в волости Гражишкес полиция арестовала трех активных участников забастовки. В другой день в городке собрались 300 крестьян и сельских рабочих, которые разоружили полицейских и освободили арестованных. Полиция вызвала подкрепление и начала массовые аресты. 23 сентября 400 людей труда собирались опять ехать в город, но на окраине города их встретила полиция и открыла огонь, вследствие чего несколько крестьян были ранены, один погиб, а толпа рассеялась.

Разные столкновения с полицией и сборщиками налогов происходили ещё долго, но постепенно режиму Сметоны посредством преследований, арестов и расстрелов удалось поддавить волнения. 18 человек были казнены смертной казнью (один отравлен в газовой камере). Всего в том году «за сопротивление государственным органам и мятеж» по официальным данным в тюрьму попало 16 495 людей. Также забастовка проиграла из-за недостаточной организованности, несогласования действий в разных местах.

Как бы там ни было, это был выброс классовой борьбы, поддавить который буржуазной диктатуре удалось только временно. Например, уже 18 марта 1939 г. в бюллетене департамента госбезопасности говорилось, что «в сувалковском крае проявляются признаки нового брожения крестьян. Надо заметить, чтобы проявится такому движению в крупном масштабе, условия создаются каждый раз все благоприятнее. В последнее время деревенские трудящиеся все чаще жалуются своим экономическим положением…».

Яков Владимирович Смушкевич (генерал Дуглас)

Также огромный масштаб получила всеобщая политическая забастовка каунасских рабочих 1936 г. Все началось с того, что рабочий А. Кранаускас, придя в отчаяние, убил хозяина лесопильни и застрелился. Его похороны, происходившие 17 июня 1936 года, стали огромной политической демонстрацией с участием 30 тыс. людей, которую готовила и ею руководила Литовская Компартия. В демонстрации рабочие требовали демократических выборов в сейм, освобождения политических заключенных и т. п. Попытки полиции преградить путь демонстрантам к центру города привели к кровавому столкновению, в котором один рабочий погиб и многие были ранены. В знак протеста было решено уже на следующий день начать всеобщую городскую забастовку, и 18 июня в полдень рабочие всех каунасских фабрик, мастерских, строек, транспорта и т. д. перестали работать. Несмотря на то, что режим пытался подавить забастовку, запретил собираться на улицах, перекрыл движение на дорогах, послал в Каунас дополнительные силы полиции, а аресты начал ещё в день похорон, трудящиеся собирались на митинги в городе и в пригородах. В разных местах начались столкновения с полицией. В центре Каунаса рабочие начали возводить баррикаду, из-за чего произошло ещё одно столкновение. Во время забастовки были выдвинуты дополнительные требования: наказать виновных в расстреле участников похорон, отпустить арестованных, разрешить деятельность профсоюзов, поднять зарплаты, ввести восьмичасовой рабочий день. 20 июня забастовка была организованно закончена и режиму пришлось удовлетворить часть экономических требованный рабочих.

Но и это классовых противоречий в буржуазной Литве не устранило. Об этом свидетельствует бюллетень департамента госбезопасности 11 марта 1940 года, в котором писалось:

«Сейчас экономическое состояние рабочих сильно ухудшилось. С конца 1939 года, т. е. с того времени, когда нормы зарплат рабочих были увеличены на 5—15 %, цены многих продовольственных продуктов и топлива возросли до 30 % и все ещё растут. Подорожали и другие жизненные средства и их производство, а аренда квартир, хотя и ожидалось, не снизилось. <…> Эти явления не только вызывают озабоченность рабочих своим экономическим состоянием, но и увеличивают недовольство рабочих существующим социальным строем. <…> Это видно из заявлений рабочих в общественных собраниях в Палате труда и в их тайных совещаниях».

Но восстановление Советской власти и вступление Литвы в Советский Союз в то время было уже рядом.