Текст книги "Звездный колокол"

– «Ты», – передразнила его Роберта. – Я чувствую… Ри, черт возьми, я не знаю. Что-то. За этими точками что-то есть.

– Что именно?

– Понятия не имею!

– Оно одно, это твое «что-то»?

– Слушай, говорю же – не знаю! – Роберта рассердилась. – Женская интуиция.

– Мне гермовской интуиции хватает, – отмахнулся Ри, коротко глянув на Ит и Скрипача, сидящих на бревне в некотором отдалении и чем-то занятых. Скрипач помахал рукой, а затем показал кулак – мол, я все слышал.

– И что? Они часто ошибаются? – прищурилась Роберта.

– Редко, в том-то и дело. Бертик, ты пойми, я тебе верю, но я не могу сообразить, в какую сторону нам сейчас надо работать… Тринадцатый, а ну положи шампур, я сказал!!!

– Не ори на меня. – Тринадцатый, ростом чуть выше колена Ри, с вызовом посмотрел на своего начальника. – Меня попросили принести. А ты!.. Ну ты и хам, Ри Нар ки Торк!..

– Извини, – примирительно улыбнулся Ри. – Просто у меня бзик насчет вас двоих и колюще-режущих предметов.

– Я знаю. – Тринадцатый поудобнее перехватил шампур.

– А кто попросил-то?

– Рыжий, они не могут сургуч с вина отковырять…

– Где Брид?

– Черт его знает, где-то шляется.

Тринадцатый ушел. Ри проводил его рассеянным взглядом, потом почесал в затылке.

– Еще одна головная боль, – пожаловался он.

– Почему? – полюбопытствовала Роберта.

– Да потому, что они тоже «что-то чувствуют», и все уши мне уже прожужжали. Ты же знаешь, насколько они сильные…

Берта кивнула.

Мотыльки – Тринадцатый и Брид – были действительно более чем сильными эмпатами. Для них весь окружающий мир был как океан вибраций, тонких потоков, каких-то течений, постоянных изменений градаций тех величин, которые невозможно даже ничем измерить. Мало того, они филигранно умели «слушать» Сеть. Они могли «снять» выход Барда, например, за сутки до самого выхода – никто, кроме Мотыльков, не умел подобного. Снять и место, в котором Бард окажется, и его физическое состояние, и еще кучу других параметров… Мотыльков, всех, которых удалось в свое время спасти, ценили на секторальных и кластерных станциях на вес золота – потому что работали они на уровне Связующих, и при этом не были привязаны к определенному Барду.

С Сэфес Мотыльки, впрочем, тоже работали очень охотно. Когда им это удавалось, конечно. Контроль Мадженты, как известно, еще малочисленнее, чем Контроль Индиго.

– А что-то конкретное они говорили? – Берта подперла щеку ладонью, прищурилась – прямо в глаза ей светило закатное солнце.

– Они просили посмотреть Москву.

– В смысле?.. А откуда они…

– Ольшанская, у тебя вопросы порой ну просто замечательные. Откуда? Вон, спроси у Брида, откуда. Оттуда. И никто, кроме них, не «ловит», что в Москве есть что-то. А они поймали. Были бы нормального размера, сами бы уже смотались, наверное. Разведчики. «Откуда», – передразнил он невесело. – Сейчас, подожди… Брид, пойди сюда! – позвал он. – Расскажи Берте все то, что рассказывал мне утром.

– А сам ты не мог? – Брид взобрался на бревно и сел рядом с ними. – Начальник, блин. Ладно. Бертик, смотри, что получается. Представь себе, что ты идешь по улице и находишься в самом ее начале. А в конце улицы упало что-то очень тяжелое. Ну очень. Железяка какая-то огромного размера.

– В смысле? – не поняла Берта.

– Ты не перебивай, ты дослушай. – Брид осуждающе покачал головой. – Она упала на землю, и… ты, не видя, что именно упало и как упало, можешь сказать, что там, в конце улицы, произошло?

– Нет, не смогу, – ответила Ольшанская. Встала с бревна, потом присела на корточки рядом с Бридом, чтобы лучше его видеть. – Скорее всего, я почувствую вибрацию и услышу звук.

– Верно, – кивнул Брид. – Но при этом ты не сможешь точно сказать, где упало это что-то, что именно упало, и…

– Я поняла, – согласилась Роберта.

– Так вот. Мы с Тринадцатым слышим эти звуки и чувствуем эти вибрации постоянно, – принялся объяснять Брид. – Но у нас нет возможности пройти всю улицу и посмотреть, что там на самом деле.

– А раньше… подожди, Брид, вы же раньше бывали у нас, и…

– А раньше этого в помине не было, – хмыкнул Брид. Развел руками. – Ну то есть что-то, может, и было, но не так. Как-то иначе. Машина была, но она не работала. А теперь работает. И мы ее слышим.

– Вот даже как. – Роберта задумалась. – У тебя нет мыслей, почему это произошло?

– Есть, – тут же отозвался Брид. – Машина заработала, потому что включатель собрали почти полностью.

– Чего? – опешила она.

– Того. Раньше у включателя не хватало деталей. Теперь почти все детали на месте, и он начал включать эту машину. – Брид соскочил с бревна. – И она стала работать. Но не в полную силу. Пока.

– Ничего не поняла, – покачала головой Ольшанская.

– А я тоже ничего не понимаю, – отозвался Брид. – По крайней мере, на данный момент – не понимаю. Но что-то железное падает постоянно, машина разогревается, и мы ничего не знаем до сих пор… Тринадцатый, куда?! Куда тебе в лес, Джесс нам запретила!..

Он бегом сорвался с места и рванул куда-то в сторону опушки.

– И что это было? – недоуменно вопросила Ольшанская.

– Игра в угадайку, – неприязненно отозвался Ри. – Вот эту чушь они мне рассказывают трое суток. По очереди. И настаивают на поездке в Москву.

– Ну давайте завтра съездим, – предложила Роберта. – Впятером. Ты, Джесс, ребята, я… А, ну и этих возьмем. Всемером, в таком случае. А Джея оставим с Криди, зачем собаку мучить?

– Твоя правда. Берта, аппаратура есть?

– Кое-что есть, но если бы твоя…

– Мою тоже возьмем. «Беты» возьмем. И вторую лодку, на одной не поместимся, они громоздкие.

Роберта задумалась, что-то прикидывая.

– Ит, вы завтра в Москву сможете? – спросила она в пространство. Знала – услышит. Для них это в большей степени игра: с какого расстояния они вообще могут брать речь на слух, она точно не знала, но сейчас и вот так, метров с двадцати – за милую душу.

– Сможем. – Ит подошел к ним. – Я только вечерком к Семену тогда загляну, отменю вылет на завтра, хорошо? А то неудобно получится. Вы что-то решили?

– Ничего мы пока что не решили. – Ри нахмурился. – Проверим точку, которая в черте города, вечером обратно.

– Не успеем, – покачал головой Ит. – В городе переночуем. Ты сам посмотришь, или у Берты, или у нас… места достаточно.

Ри покивал.

– А нас сегодня кормить будут или нет? – поинтересовался он словно бы невзначай. – Или вы все мясо отдали собаке?

– У тебя не собака, а большой белый проглот, – рассердился Ит. – Ты говорил, что ты его воспитывал. Это называется воспитание? И вообще, ты его в принципе кормишь? Он съел черт-те сколько мяса. Он съел хлеб. Он трескает сушки. Он, черт возьми, яблоко слопал, целиком, с кожурой и семечками! Кир решил поприкалываться, потому что даже он, рауф, знает, что собаки не едят яблоки, а твоя собака почему-то ест, и еще добавки просит!..

– Так, все, – Ри решительно поднялся. – Я немедленно прекращаю этот балаган. Хватит совать ему всякую дрянь! Где они? Куда вы дели мою жену и мою собаку, изверги?! Джесс!.. Джессика!..

Он решительным шагом направился куда-то в сторону костра, и вскоре оттуда донесся взрыв смеха и веселый голос Скрипача, объясняющего что-то про то, чем положено кормить женщин и собак.

– Ит, тебе уже рассказали про большую машину и падающую железку? – поинтересовалась Роберта.

– Рассказали, – покивал тот. – Только к этим откровениям не хватает переводчика. Я лично ничего не понял, – признался он. – Или… нет, не понимаю. Пытался у Тринадцатого добиться, что он имеет в виду под включателем, и едва не схлопотал шампуром в глаз. Потому что, как мне кажется, они сами не понимают.

– Думаешь?

– Они умеют говорить вполне конкретно, я их все-таки давно знаю. А сейчас не говорят. Или вот так, загадками, или вообще отмалчиваются. Не знаю… Ладно. Пошли мясо есть, а то Гревис с Джеем оставят нам только пустые шампуры.

* * *

Утром отправились в город. Маршрут на этот раз был другой. Предполагалось дойти до Московского моря, там проскочить до Обручевской набережной, а уже оттуда отправиться или пешком, или на чем-то рейсовом до Балаклавки.

– Там от Калужской близко совсем, можно или через лес проскочить, или по улице пройти, – объясняла Берта. – Ну а потом, как вариант, можно будет на лодке до дома добраться, но по каналам. Дольше получится.

– Дольше – это не то слово. – Скрипач с досадой покачал головой. – Это сначала переть до Очаковки по трем каналам, потом всю Очаковку, потом до Лужников, и только потом домой. Я эту речку ненавижу! От нее всегда несет помойкой.

– К сожалению, да, – покивала Берта. – Но других вариантов нет.

– Плохо то, что сейчас придется через Захарово пилить, – поморщился Ит. – Тоже то еще веселье…

В результате на дорогу убили почти четыре часа. Ит обратил внимание, что от местных скоростей они все-таки отвыкли, ох и отвыкли. Неспешность эта раздражала порой ужасно, особенно в первый месяц пребывания на Терре-ноль. Для того чтобы преодолеть пустяковое, в общем-то, расстояние, требовалось убить в десять раз больше времени, чем обычно.

«Но… но что-то в этом тоже было», – думал он, сидя на руле и меланхолично разглядывая берега. Дорога – хорошая штука. Дает время подумать, поразмыслить над какими-то важными вопросами, привести мысли в порядок. Вот сейчас, к примеру.

«Мне не хочется туда, – понял он. – Мне совершенно туда не хочется, и в то же время – хочется. Откуда этот парадокс, и что именно такое я чувствую? С этим местом что-то связано. Что-то неприятное. Очень неприятное. И в то же время – оно привлекательно для меня. Чем?»

– Рыжий, – тихонько позвал он. – Слушай, ты не открывал старые считки?

– Не-а, – отозвался тот. – Тебе тоже не по себе, что ли?

Ит кивнул.

– Надо, наверное, открыть и посмотреть, что было на этом месте, – предположил он. – Потому что по ощущению там что-то действительно важное.

– Не хочу, – поморщился Скрипач. – Во-первых, мы будем очень долго искать точку в архиве. Во-вторых, я не помню ни одной считки, которая шла бы меньше десяти часов. В-третьих, я сто процентов захочу запить то, что увижу, а мы с тобой решили не пить, если помнишь. И, в-четвертых, и у тебя, и у меня после этих «открытий» срывается крыша, а нам сейчас это совсем ни к чему.

– Согласен, – кивнул Ит. – Может, потом все-таки посмотрим?

– Потом – да. Но явно не сейчас. Ит, знаешь, – Скрипач пересел поближе, – я тебя помню, после того как ты, будучи тут один, наоткрывал эту дрянь. У тебя было лицо как у наркомана в ломке, и ты еле ноги таскал. Оно надо?

– Да нет, конечно. Открывал… ну да, открывал. Только я попадал по большей части на всякую ерунду, – признался Ит. – Ночевки в подвалах, вокзал, вагоны, ящики. Зима. По-моему, тут постоянно была зима, и мне все время было холодно, – он повернулся к рыжему, придерживая руль коленом. – Такой диссонанс. Тут лето, а я иду, и вижу сугробы на улицах, представляешь?

– Представляю. Ит, лодку веди, а? – попросил тот.

– Да веду я… Ну и вот. Вокруг лето, жара, а меня трясло почти постоянно, – Ит поежился. – А это место… Когда ребята сказали про Балаклавку, меня словно иголкой кольнуло.

– В смысле?

– Не знаю. Подумал – оно. Просто подумал, и все…

– Это вы о чем? – поинтересовалась Роберта.

– Да ассоциации всякие, с прошлой жизнью, – отозвался Ит. – Бертик, понимаешь, у меня эта Балаклавка не просто так… Я это чувствую. Но почему-то совершенно не хочу знать, что именно там было. Не по себе.

Берта задумалась. Неуверенно пожала плечами, нахмурилась.

– А сейчас это нам может что-то дать? – спросила она наконец.

– Не думаю, – с сомнением ответил Ит.

– А вот и может, – вдруг сказал Тринадцатый.

Оба Мотылька спали в просторной сумке на коленях у Джессики, которая тоже дремала, прислонившись плечом к плечу Ри. Тот пока что молча слушал разговор, не вмешиваясь, и было непонятно, о чем именно он думал в тот момент… и думал ли вообще. Ри отрешенно и рассеянно смотрел куда-то вдаль, и в беседу не вмешивался.

– Почему ты так считаешь? – с интересом спросила Берта.

– Принадлежность, – хмыкнул Тринадцатый. – У нас у всех тут принадлежность. К чему-то.

– То есть? – спросил Ри, продолжая смотреть в никуда.

– То есть смычки, – пояснил Тринадцатый. Из сумки высунулась тоненькая рука, пошарила в воздухе, ухватила Тринадцатого за шиворот, и потащила обратно. – Чего тебе надо?! Отвяжись, урод, не видишь, я занят!..

– Если ты чем и занят, то исключительно демагогией, – проворчал Брид. Тоже высунулся из сумки, залепил товарищу оплеуху, правда, не сильную, скорее в воспитательных целях, и сообщил: – Он, как всегда, торопится. Рано пока что говорить.

– Наговорили вы уже достаточно, – проворчал Ри, опуская глаза. – И при этом умудрились не сказать ничего. Итак?

– Итак, мы спим дальше, – решительно ответил Брид. – Поговорим на месте, дорогой начальник.

– Когда-нибудь я тебя выпорю, – пообещал Ри. – Ремнем. С пряжкой.

– За что?

– За издевательство. – Ри зевнул.

– И сама доброта посмотрела сейчас на меня большими синими глазами, – хихикнул Брид. – Ладно, ладно. Ну давай, говори, – милостиво разрешил он Тринадцатому.

– Говорю. Мы с Джесс и Рокори смотрели карту. И у нас получилось, что на этой карте есть места, которые звучат так же, как вы. Звучат, выглядят, ощущаются. Например, Ит выглядит, как часть той точки, которую мы едем сейчас смотреть. Что-то темно-красное, разбитое на несколько частей, и потом получился словно бы столб в небо и в землю, даже нет, не столб… Джесс как-то иначе сказала и увидела, но она спит, жалко… Ты, дорогой начальник, выглядишь, как снег в горах, как синяя, кобальтовая такая лавина, которая дошла до определенной точки и стала увеличиваться, но не до бесконечности… продолжать?

– Продолжай, – попросил Скрипач.

– А ты выглядишь, как что-то разноцветное, расходящееся во все стороны, не имеющее формы и границ, ты один и тебя одновременно много, очень много, и твое место совсем даже и не здесь…

– А где?

– Тунгуска, – хмыкнул Брид.

– Понял, спасибо. Еще что-то?

– О, да. Мы сами. Мы выглядим, как два серебряных прута, которые на самом деле один прут – нас вбивают в землю чем-то тяжелым, и земля рвется. Только земли очень мало. Земли мало, а вокруг много воды.

Ри молчал.

– Джессика выглядела, как пушистый световой шарик, из которого во все стороны бьют такие лучики… как стрелы. – Брид улыбнулся. – Но мы не успели посмотреть, где она на карте. Артем вошел, настройка слетела. Жалко. Потом еще посмотрим.

– Теперь по порядку, – попросил Ит. – Моя точка, по твоим словам, – это Балаклавский проспект?

– Ага. Точка Ри – это фирновое плато. Точка рыжего – Подкаменная Тунгуска. Наша точка – Змеиный остров. А точку Джессики мы не нашли.

– Вот даже как… Хорошо, давайте доберемся уже, в конце концов, и посмотрим на месте, – предложил Ри.

* * *

Аппаратуру по всем правилам расставить было невозможно, поэтому выбрали несколько узловых точек, и сняли с них по очереди показатели. Потом перебрались в лес, в тенечек, сели на маленькой полянке, и под бутерброды с газировкой стали делать анализ. Вернее, его делали Берта и Ри, а остальные, перекусив, разбрелись кто куда.

Джессика решила посмотреть на лошадей – совсем неподалеку располагался ипподром, на котором, судя по неразборчивому громкоговорителю, сейчас шли какие-то соревнования, Брид и Тринадцатый, конечно, увязались с ней; Артем и Тимур ушли в город, поискать магазин и купить еще сока или газировки, на дорожку, а Ит и Скрипач отправились к проспекту – потому что Ита тянуло туда, и то, что он при этом чувствовал, ему нравилось все меньше и меньше. Он хотел разобраться в ощущениях, но почему-то вместо понимания испытывал все большую растерянность, да еще и спина ко всему прочему стала болеть. Боль пришла сначала неожиданно, когда он с одним из датчиков переходил дорогу, чтобы отснять один из сегментов, определенных Бертой, и была в первый момент настолько сильной, что он чуть не уронил прибор. Потом она вроде бы стихла, но не до конца – вспыхивала временами, словно спину жгло огнем.

– Давай лучше посидим с ребятами, – предложил Скрипач.

– Успеем еще посидеть, – возразил Ит. – Не бойся, вполне терпимо. Пошли, поглядим еще раз. Рыжий, пожалуйста. Ну болит спина, ну подумаешь?

В результате они все-таки ушли к проспекту, и Берта с Ри остались вдвоем.

– …Это очень странно, – говорила Роберта. – Очень. Вот смотри сам – мы сняли характеристики с девяти сегментов, и каждый сегмент имеет в частотных характеристиках какие-то отличия. Видишь?

– Вижу, – кивнул Ри. – Часть вибраций сходна, часть различна. Но в то же время я ощущаю, что в этом всем есть закономерность. Странное место.

– И это не площадка, в общепринятом понимании. У площадок, как ты знаешь, общее «звучание» всегда однородное. «Ноты» регистрируются только при активации площадки, и всегда в одной и той же последовательности. А тут… – Берта замялась. – Оно делится. В пассивном состоянии, замечу. И я не вижу закономерности.

– Аккорд? – полуутвердительно спросил Ри. Задумался. – Да нет, опять лажа какая-то. Бертик, тут что-то еще. Мы снова не видим деталей.

– Не видим, – согласилась та. – Нет, Ри, это не аккорд. Аккорд был бы гармоничен…

– Согласно каким законам построения? – хмыкнул Ри. – Нашим? Бардовским? Гармоничен – в какой системе?

Берта задумалась. Почесала кончик носа.

– Если так, то, может быть… да нет, не может. Опять не может. Ри, дорогой мой, мы действительно не видим, потому что мы посмотрели только одну эту площадку, но если мы посмотрим еще…

– Вон тащатся те, кто нам посмотрит еще, – сообщил Ри. Ит и Скрипач действительно показались на тропинке, Скрипач что-то доказывал, размахивая руками, а Ит шел медленно, словно бы с трудом, и молчал, не возражая, но и не соглашаясь. – Берта, а то, что сказал Брид…

– Дома спросим, они, кажется, сейчас отвечать были не расположены, – пожала плечами Роберта. – Джесс тоже… Ри, мне показалось, или она расстроена чем-то?

– Не показалось. – Ри нахмурился. – Ей тяжело тут находиться. До того как уйти, она сказала, что Ит сильно тут пострадал когда-то, и она хочет сейчас быть подальше от его боли, чтобы вечером нормально работать.

– Ит тут вообще никогда в жизни не был, – удивленно заметила Роберта.

– Был, – мрачно сообщил Ит, подходя и садясь рядом с ними на землю. – В прошлой жизни, но был. Считку мы не открывали, не понадобилось. – Он повернулся к Ри. – В прошлой жизни мне тут сломали спину. Бертик, извини, неприятно… я знаю. В общем, это даже в памяти нашлось, как у тебя на Анлионе про твой этот треклятый замок, в котором ты черт-те сколько лет прострадал. Это то самое место, из-за которого у меня шрам на спине по сей день. – Он криво усмехнулся. – Так что мне самому связь с этим местом становится более чем очевидна. Ммм… ребят, мы тут еще надолго?

– Какое-то время придется пробыть. – Ри с сомнением посмотрел на него. – Может, вам лучше нас у лодки подождать? Как думаешь?

– Потерплю, – отмахнулся Ит. – Мне тоже интересно.

– Сильно болит? – с тревогой спросила Роберта.

– Сильно. Бертик, это фантомная боль, на самом деле болеть у меня нечему, – пояснил Ит. – Это… память. Причем даже не моя, Пятый-то умер черт-те сколько лет назад.

– Слишком сильное потрясение, видимо, – проговорил Ри словно бы про себя. – Я тоже… с этим сталкивался. На Анлионе есть несколько мест, которые для меня – табу. Место, где на меня покушались и тяжело ранили. Где погибла Джессика…

– Типун тебе на язык, – огрызнулся Скрипач.

– Не эта Джессика, а та… неважно. Ит, шел бы ты к лодке, правда.

– Перебьюсь, – успокоил тот. – Что у вас получается?

– А ничего, – хмыкнула Берта. – Данных не хватает.

– Будут вам данные, – успокоил Скрипач. – Пока мы там бродили, пришло сообщение на оба коммуникатора. Через неделю мы вас покидаем. Есть машина, ее уже отправили на плато. Налетать осталось по три часа, и – вперед, заре навстречу. На три месяца в Херсонес.

Часть вторая
Звездный колокол

Херсонес
Немного ближе к небу

Двое суток блаженного ничегонеделания.

Автопоезд из четырех пассажирских БЛЗ, «командирское» двухместное купе, мягкие полки, окошко с занавеской, и даже пластиковая вазочка с пластиковым же тюльпанчиком, прикрученная к столику – комфорт. Тюльпанчик этот здорово развеселил Скрипача, который не преминул ляпнуть, что такие вот тюльпанчики он видел на Миусском кладбище, в венках, за что тут же схлопотал от Ита увесистую затрещину – нишкни, мол, договоришься. Собранная Бертой в дорогу сумка с едой: жареная курица, бутерброды с копченой колбаской, три банки сгущенки, причем одну даже удалось сварить (ой, родная, спасибище тебе огромное!), про запас – пара банок заказной ветчины «с ключом», и три пачки индийского чая, желтых, с синим слоном. Снаряжение, которого набралось три объемных кофра, аккумуляторы для датчиков, три новых анализатора, которые Ри с Бертой сваяли «на коленке» за эту неделю, «это все не влезет в самолет, Ри, пойми!» – «А ты придумай что-нибудь, ты же умный». Оружие разобрано согласно правилам, уложено в чехлы и убрано подальше, а сверху в ящиках под койками – сумки с личными вещами, перестиранными, чистыми, и до сих пор пахнущими домом. Горячий утюг, французская лавандовая отдушка для полоскания, и Бертины духи – чуть-чуть, едва-едва…

– Благодать, – констатировал Ит, когда колонна тронулась. Он сидел на полке, подоткнув под спину подушку, и рассеянно листал газету, прихваченную на терминале. – Рыжий, мы с тобой обленились все-таки по самое не могу, ты заметил?

– Ага, – расслабленно отозвался тот. – Это тебе не в кабине за рулем…

– И я про то же. Гревис сказал, что еще и ситро разносят два раза в день. Просто так.

– Да? – удивился Скрипач. – Странно. Его, кажется, только на международных рейсах носили.

– Угу, – подтвердил Ит. Положил газету на столик, со вкусом зевнул. – Помнишь, когда мы во Францию?..

– Помню, конечно. Лафа, в общем, что говорить, – констатировал Скрипач. – Слушай… у меня мысль! Мы же с этой беготней так ни с кем и не познакомились в «Боре» толком. Надо исправлять положение. Пойдем погуляем?

– Давай попозже, – попросил Ит. – Народ небось пока что устраивается. Пока вещи разберут, пока туда, пока сюда…

– Лентяй, – упрекнул его Скрипач. – Ладно, позже так позже. Ты чего, ложиться собрался?

– Ага, – безмятежно отозвался Ит. – Ты же меня знаешь, обожаю на ходу поспать.

– Знаю, как же, – хмыкнул Скрипач. – В общем, ты пока что спи, а я пошляюсь, пожалуй.

– Угомонись, – попросил Ит.

– Не, не могу. У меня это… деятельность, и все такое.

– Шило тебе попало куда не надо, – проворчал Ит, отворачиваясь к стене. – Ладно, шляйся, раз так хочется.

Скрипач щелкнул его по макушке, и вышел из купе. Мягко прикрыл за собой дверь. Ит поудобнее вытянулся, закрыл глаза. Прислушался к ровному шуму мотора, отсюда, правда, плохо различимому; еще раз зевнул. Да, лентяй. Да, спать. Да, да, да. Да пошло оно все, наконец! Что я, поспать права не имею, что ли?

* * *

Прогулка по верхнему ярусу результатов не принесла – часть купе оказалась закрыта, а во второй части и вовсе никого не было. Скрипач прошелся до водительской кабины, немного потрепался со сменными шоферами (общие темы нашлись тут же, и рыжего быстро признали за своего), а потом отправился на нижний ярус – оттуда доносились чьи-то веселые голоса, и он справедливо рассудил, что рауф, видимо, собрались именно там. Вниз вела узкая металлическая лесенка, на которой он немного замешкался, уж больно знакомой она показалась. Присмотревшись, понял – не иначе как конверсия. Лесенки эти, как он отлично помнил, были на грузовых БЛЗ, и вот, пожалуйста, – их теперь ставят на пассажирские. И как тут мужики протискиваются, интересно? Особенно рауф. Люди, пусть даже толстые, все-таки пониже.

Компания из четверых пилотов и четверых боевиков обнаружилась в первом же купе, и, к великой радости Скрипача, в этой компании сидел Гревис, который как раз в этот момент что-то объяснял. Рыжий прислушался.

– …и если получится, переведу своих к научникам, сечешь?

– Двадцать процентов прибавка, говоришь? – с интересом спросил кто-то. Ага, это как раз летчик, один из двоих гермо, с которыми они шапочно были знакомы по «Бору».

– Именно, – подтвердил Кир. – А вот, кстати, и он. Скрипач, заходи, чего ты там?

– Я бы зашел, если место найдется.

– Да не вопрос, подвинемся…

В купе было ужасно душно, несмотря на открытое окно, и тесно – Скрипач оказался в компании девятым. Двое рауф с комфортом разлеглись на верхних полках (хотя комфорт был, конечно, относительным, полки им были коротки), а все остальные кое-как разместились внизу, причем Кир в результате сидел на столике, который был для него, по его же словам, «в самый раз как скамейка». Оба пилота-гермо сидели рядом, и на колене у одного из них лежала рука сидящего рядом светловолосого мужчины, причем второй пилот смотрел на эту руку с явным неодобрением. Однако ничего не говорил.

– А псих где? – поинтересовался Кир.

– Дрыхнет, – отмахнулся Скрипач. – Любит в дороге спать, да еще дома не выспался, до утра с аппаратурой провозился.

– Много с собой тащите?

– Порядочно, – поморщился Скрипач.

– Самолеты не резиновые, – усмехнулся тот пилот, который сидел поближе. «Ерги, – вспомнил Скрипач. – Его зовут Ерги Дъ’прае. А второго, рыжеволосого, помоложе – Кайде, и что-то этот Кайде сильно смахивает на какого-то очередного преемника незабвенного клана Ти, потому что тощий, светло-рыжий, зеленоглазый, да и разрез глаз такой… характерный. Спросить, что ли?»

– Ты не из седьмой ветви Ти, случаем? – поинтересовался Скрипач.

– Из девятой, – усмехнулся пилот. – А ты не тот модификат из научки, случаем? Соградо? Группа Соградо?

– Тот, – кивнул Скрипач. – Прибавку хочешь?

– Да не откажусь, – хмыкнул пилот.

– Подумаю, – неопределенно ответил Скрипач.

Брать этого самого Кайде ему категорически не хотелось – не из-за денег, конечно, деньги-то все равно не свои, а потому что он из Ти. Вот спасибо… Одна Орбели чего стоила, до смерти хватит «приятных ощущений», так теперь еще одного такого же вешать себе на шею? И как этого аристократа занесло в Официальную, да еще и в пилоты?

– Слушай, а тебе когда эту модификацию сделали? – с интересом спросил вдруг Ерги.

– В ранней юности, – обтекаемо ответил Скрипач.

– Охренеешь, с такой мордой жить. – Гермо, по всей видимости, не отличался особой тактичностью. – Мужиков небось тошнит…

– Детка, если ты не заметил, мы едем в одной машине, – галантно напомнил Скрипач. – А это значит, что у меня, детка, с тестами все в порядке. А это, в свою очередь, значит что?

Гермо молчал. Лицо его постепенно заливала краска, и выглядело это, надо признать, очень забавно – сначала покраснели кончики ушей, потом скулы, потом – стали розоветь щеки и кончик носа. Скрипач пообещал себе, что обязательно попробует пристыдить Ерги еще раз: чтобы в полной мере насладиться зрелищем.

– Что с личной жизнью у меня тоже все замечательно, – улыбнулся Скрипач. – Скажу тебе больше. У нас двое детей, и скоро родится внук. Муж, правда, умер – увы, от старости. Такое, знаешь ли, тоже бывает. Но с тестами порядок, и… сообразил?

Гермо несмело кивнул.

– Я просто… ну, понимаешь, как-то это непривычно, что ли, – признался он. – Меня бы на такое не хватило. Всю рожу себе перекроить, и только ради работы…

– Мы семью кормим, довольно большую. – Скрипач решил, что конфликты ни к чему, и теперь, почувствовав, что ситуация в его руках, понял, что нужно ее дожать. Причем в правильном направлении. – Сын пока что на ноги толком не встал. Жена. У дочери тоже семья, сейчас вот мелкий появится, тоже нужно помочь. Ради своих я не то что морду, я себе хоть руку отрежу, хоть ногу. Но чтобы им хорошо было.

Ерги снова кивнул и улыбнулся.

– Извини, – попросил он. – Сказал, не подумав…

– Больше думай, – процедил Кайде. С верхней полки вдруг вымахнула рука, и щелкнула Кайде по макушке.

– Ирин, прекрати! – взвился тот.

– Не выеживайся, – посоветовал голос сверху. – Много себе позволяешь. Распустился. Веди себя прилично.

«Ого, – подумал Скрипач. – Клан Ти, говорите? Вот тебе и клан Ти. Да он тут с мужем… ничего себе!»

Кир слушал этот разговор молча, сидел нога на ногу, и, прищурившись, смотрел – то на Скрипача, то на Кайде, то на Ерги. Улыбка у него в тот момент была совершенно джокондовская, почти неразличимая, но Скрипач чувствовал – Кир веселится от всей души.

– А сейчас вы с кем? – как бы невзначай поинтересовался боевик, имени которого Скрипач не знал.

– Угадай, – вдруг сказал Кир. Спокойно выдержал недоуменные взгляды, проигнорировал чей-то сдавленный смешок, потом повелительно вытянул руку и щелкнул пальцами.

«Во дает, – подумал Скрипач. – А ведь правильно. Молодец! Их действительно видели несколько раз вместе, и в номере он у них ночевал, и тренировались, и… и сейчас Кир предоставил ему, Скрипачу, великолепную возможность отвертеться от тестов еще на черт-те сколько лет. Себе он, впрочем, эту возможность тоже обеспечивает, да еще какую».

Гулять так гулять. Он подошел к Киру, тот тут же притянул его к себе, взъерошил волосы, усмехнулся.

– Вопросы? – осведомился Скрипач.

– Ну, Гревис, ты ходок, – хмыкнул кто-то.

– У кого-то еще есть что сказать про лицо? – в пространство поинтересовался Скрипач.

– Если спросят, отвечу сам, – хмыкнул Кир. – Не переживай. Они больше не будут.

– А чего не сказал-то? – недоуменно спросил Ирин с верхней полки.

– А должен был? – поднял голову Кир. – Мне кажется, это наше личное дело. Оно к работе отношения не имеет, Ирин. Или я не прав? – в голосе его появились металлические нотки. – Может быть, всему отделению позволить влезть ко мне в койку? Или пустить туда только пилотов? Тебя, Кайде? А?..

– Ну, отделение, предположим, туда не сунется, – осторожно ответил Ирин. – Потому что жить всем, конечно, еще не надоело. Но хоть нас ты мог предупредить?

– Зачем? – Кир рассмеялся. – Рыжий, как считаешь, надо было предупреждать или нет?

– Ну вот еще, – возмутился тот. – С какой, интересно, радости?

– Все все поняли? – осведомился Кир. – Или у кого-то еще остались идиотские вопросы, которые этого кого-то не касаются?

– У меня остались, – вдруг сказал Ирин. Свесился с полки, и острым, цепким взглядом окинул сначала Кира, а затем Скрипача. – Зная тебя, Гревис, и зная, насколько филигранно ты умеешь врать, я немного удивлен.

– Почему? – хмыкнул Кир.

– Потому что сейчас я наблюдаю редкий случай, когда ты не врешь. – Ирин прищурился. Широкое, скуластое лицо, как и у большинства рауф – треугольник, нос маленький, тонкий; шерсть на голове – почти белая, с легким соломенным отливом. – Я действительно удивлен, Кир, и я хотел бы знать почему?

– Что – почему? – не понял Скрипач.