Текст книги "Твой последний шазам"

Глава 4
Никита

Папа считает, что в восемнадцать все хотят изменить мир.

Но это он по себе судит. Мне, например, такое в голову не приходило. Пытаться изменить мир – смешно. Тысячелетиями он такой, какой есть: равнодушный, злой и несправедливый. Всемирная история – сплошные войны, революции, перевороты и казни.

Многие люди пытались сделать его лучше, но все они закончили весьма плачевно.

Еще в четвертом классе я услышал про смерть Архимеда и больше ничему не удивлялся. Во время захвата Сиракуз римляне убили его просто так, мимоходом, как собаку, попавшуюся под ноги. Для них он был обычный бессмысленный старик, рисовавший на песке странные чертежи.

Архимед – крошечная жизнь одного великого человека, а сколько было не великих?

Даже большая победа, повернувшая ход исторических событий, мир не меняет. Он не становится другим, в нем не появляются новые ценности или задачи, он точно так же продолжает вариться в бесконечном людском противостоянии, жажде власти, денег, погоне за удовольствиями.

Недавно я наткнулся на статью о рабстве в наше время: все то же самое, что и в античности, только в сто раз хуже. И это не какие-то отдаленные регионы в Азии или отсталые африканские племена. Все кипит на виду – в центре цивилизации, что, собственно, понятно, иначе бы и бизнеса не было. Человеческие жизни в обмен на сытный ужин в ресторане. Хорошую машину. Пляжный отдых. Маникюр.

Дятел, любитель всевозможных теорий заговоров, вечно выискивал что-нибудь этакое и зачитывал за столом во время ужина.

Все электронные и радиотехнические устройства способны следить за своими владельцами: в них неоднократно обнаруживали скрытые микрофоны и камеры.

Производители автомобилей и всякой техники умышленно понижают надежность деталей, чтобы они ломались сразу после окончания гарантийного срока.

Фармкомпании сами придумывают эпидемии и разрабатывают вирусы, чтобы заработать на продаже вакцины.

Терроризм спонсируется отдельной категорией элиты страны, чтобы заставить население ненавидеть того, кого им выгодно.

Забивать голову заговорами мне было не очень-то интересно, но, когда, вещая о мировой элите, Дятел рассказал, что сеть супермаркетов «Metro» принадлежит одному из самых богатых людей Европы – Отто Байсхайму, служившему в элитном подразделении СС и пользовавшемуся личным покровительством Гитлера, я окончательно убедился в том, что мир – это вечный Готэм [4]4
  Готэм – вымышленный мрачный мегаполис, в котором происходит действие историй о Бэтмене.


[Закрыть] и меняться он не намерен.

Однако от экзистенциального ужаса перед будущим меня довольно легко спас Трифонов.

– Ты в «Сталкера» играл? А в «Метро»? Кругом разруха, мор, выслеживающие тебя злобные твари, зомбаки и прочие монстры, а ты центральный чувак, и у тебя миссия: достать вакцину. Не сидеть и сопли гонять, а реально биться и выживать. Просто считай, что постапокалипсис – это то, что сейчас. Я, например, давно так живу.

Если бы мне сказал это кто-то другой, я бы вряд ли послушал, но Трифонов реально так жил. Он всегда был «наготове», как заряженный пистолет. Почти никому не доверял и ни во что, кроме самого себя, не верил. Ходил, как про`клятый, в свой зал и при любом раскладе бил первым. Особенно когда дело касалось других.

Раз шли по узкой асфальтированной дорожке к метро, болтали. Леха, как обычно, в телефоне на ходу зависал. И навстречу нам мужики с большими баулами. Деревенские такие мужики в сторону вокзала направлялись. С первыми двумя мы нормально разошлись, а третий жирномордый пер как танк, так что Леха в него прямиком и влетел. Не то чтобы сильно, просто плечом хорошенько задел и дальше пошел, а мужик как толкнет его в спину! Телефон из Лехиных рук вылетел и шлепнулся на асфальт. Леха первым делом к мобиле кинулся, а Тифон, недолго думая, схватил мужика за рукав и сразу кулаком в щекастую морду. Мужик этого явно не ожидал и, пока скидывал свою сумку, получил еще раз. Хорошо, что друзья его оказались неагрессивные, да еще и на автобус опаздывали. Трифонова еле оттащили. Пришлось нам с Лехой его держать, пока они не уйдут.

Но когда к самому Тифону прицепился обдолбанный сорокалетний тип в косухе, даже не разозлился. Мы тогда в кино пошли на «Мстителей», сидели на улице, сеанс ждали. А этот чудак сначала издалека на нас смотрел, потом подвалил и говорит: «Повырывали бы вам зубы плоскогубцами, как прадедам вашим, вы бы по-другому заговорили». Мы такие «что?», а он поворачивается к Тифону и давай прямо на него: «Вас, нациков, нужно еще в детстве вырезать. Вы как паразиты, как зараза, как тараканы! Сколько ни трави, все равно из всех щелей лезете…» Трифонов обалдел. На него никто в открытую не кидался. Он такой: «Отвали», а тип еще сильнее попер, мол, ты гад и мразь, а потом как толкнет обеими руками в грудь. Понятно было, что не в себе и специально лезет, но Тифон его трогать не стал. Просто послал куда подальше и отошел в сторону.

Дело, вероятно, было в камуфляжных штанах, бритых висках и татухе на шее, которые не имели никакого отношения ни к идеологии, ни к политическим взглядам. Тифон вообще был ни за кого и называл это свободой.

Пронзительно-жизнерадостный звонок в дверь резко оборвал всколыхнувшиеся после разговора с мамой размышления.

Я сообщил ей, что хочу поехать на подработку, а она завела, что нас собираются использовать в качестве дешевой рабочей силы и потом наверняка кинут с оплатой, а могут вообще отнять паспорта, и тогда мы будем работать на этих людей пожизненно. И что лучше бы я устроился в «Макдональдс» или хотя бы собирать тележки в «Ашане». Я сказал, что там тоже дешевая рабочая сила используется, а она ответила: «Зато официально», и мы стали спорить. В итоге мама выдала две совершенно противоречивые фразы: «Делай что хочешь» и «Пусть бабушка решает». Что по факту означало ее разрешение, но не одобрение.

Как я и ожидал, вернулись бабушка с Дятлом. Посвежевшие и загорелые. Почти целый месяц они провели в Кисловодске в санатории – лечили Дятла минеральными водами.

Со щенячьим восторгом он тут же кинулся мне на шею, обхватил и со всей дури сдавил так, что я захрипел. От него пахло печеньем и поездом. Отдых явно пошел ему на пользу. Узкие ребра покрылись небольшим слоем жира, худосочное лицо едва заметно округлилось, щеки порозовели. Коротко остриженные перед отъездом кудряшки отросли и вились сильнее обычного.

Бабушка радостно расхохоталась:

– Что? Соскучились, мальчики?

От ее приторного умиления передернуло. Я решительно отпихнул Дятла.

– А представляешь, мы видели нетопырей? – тут же сообщил он. – Такие они страшные и пищат страшно. Ты же знаешь, кто это? Летучая мышь. Нам рассказывали, что обыкновенные синицы могут их сожрать. Представляешь? По весне, после зимней спячки, когда те еще не проснулись. Синицы прилетают голодные и начинают клевать мышей. Я вот думаю, почему медведей тогда так никто не склевывает?

Я уже успел немного подзабыть, какой он доставучий. Уютное, размеренное одиночество было безжалостно нарушено.

– Ваня, прекрати, – бабушка поморщилась и протянула мне сумки. – Отнеси на кухню.

Я живо подхватил их. Мне предстояло продержаться всего полдня. Быть покладистым и услужливым, как Дятел, он же Ваня Соломин. Строить из себя «хорошего мальчика» и во всем соглашаться с бабушкой. Ничего не должно было помешать предстоящему отъезду, а бабушка была человеком настроения.

Пока она мылась, я терпеливо выслушивал рассказы Дятла о том, как он купался в источниках, как ходил в горы и как познакомился с девяностолетним генералом КГБ, но потом, переодевшись, бабушка заступила на свой домашний пост – и понеслось.

– А это еще что такое? – Потрясенно закричала она на всю квартиру. – Никита! Иди сейчас же сюда.

Я понятия не имел, в чем уже успел провиниться, но подхватился сразу, чтобы не дай бог не разгорелся пожар.

– Что это такое? – Она достала из сумки, привезенной от бабушки Гали, лоток с рыбой и сунула мне под нос.

По всей кухне распространилась страшная вонь.

– Рыба, – подражая Дятлу, я непонимающе захлопал глазами, хотя отлично понимал, в чем дело: я совсем забыл про этот лоток, и два дня на жаре сделали свое дело.

– Почему ты не убрал ее в холодильник?

– Я думал…

– Чем это ты, интересно, думал? – Бабушка прошествовала к туалету и демонстративно выбросила рыбу в унитаз. – А твоя мама еще говорит, что ты взрослый. Вот как так можно, Никита? Ты знаешь, сколько сейчас такая рыба в магазине стоит? И с сентября цены еще вырастут. А зарплаты, между прочим, не растут. Только курс доллара. Ты вообще понимаешь, что доллар растет?

По ее собственному мнению, она запросто могла быть министром финансов, здравоохранения, образования, культуры и ряда других областей, причем одновременно.

– Почему ты это не съел? Чем ты тут вообще питался?

– Прости, бабушка, жара. Есть совсем не хотелось.

Это было почти правдой, потому мы с Трифоновым два дня ходили в «Мак» и KFC.

– А знаешь, тебе баба Галя маринованные огурцы прислала и помидоры, – обрадованно вспомнил я и спешно вытащил из-под стола рюкзак с банками.

– Надо же! – бабушка всплеснула руками. – Галина просто золото.

Она мигом забыла о протухшей рыбе и стала счастливо суетиться вокруг этих банок.

И пока она была такая довольная, я решил поговорить насчет поездки.

– Если что, ты на меня суп не вари, – начал я издалека, как бы между делом.

– Не выдумывай. Я куриный бульон сделаю. Он и в жару хорошо идет.

– Нет, я просто уеду завтра. На несколько дней.

– Куда это? – она на секунду замерла.

– С ребятами на подработку.

– Что еще за подработка такая?

– Ремонтировать пионерский лагерь. Им работники нужны, а мигрантам не доверяют. Сказали, за три недели можно сто тысяч заработать.

– Пионерский лагерь – это хорошо, – одобрила бабушка. – Раньше такие замечательные лагеря были. Дима каждый год ездил. А мигрантам правильно не доверяют, сегодня они здесь, а завтра – ищи-свищи.

– Вот именно, – с чувством сказал я, надеясь, что разговор можно считать состоявшимся, поскольку бабушку в известность я поставил, и с ее стороны никаких возражений не встретил.

Однако мои надежды моментально рассеялись, потому что на кухне возник Дятел, который как обычно все слышал.

– А далеко это?

– В Подмосковье где-то, – обтекаемо ответил я, сигнализируя взглядом, чтобы не лез.

– А с кем ты поедешь?

– С ребятами, – произнес я с еще большим нажимом.

Но Дятел намеков наглухо не понимал.

– С Андреем и Лешей?

– Да!

Зная, что бабушка скептически относится к моей дружбе с Трифоновым и Криворотовым, я бы предпочел лишний раз об этом не болтать.

– Здорово, – завистливо протянул Дятел. – Весело, наверное.

– Какое весело? Там знаешь, как пахать нужно будет? Руками работать. Это тебе не в источнике плескаться.

– Все равно классно, – тяжело и протяжно вздохнул он. – Я бы тоже руками поработал.

В его детских глазах светилась мольба.

– Ладно, – я взглянул на часы в телефоне и торопливо встал. – Пойду. Семь часов уже. Я одному человеку помочь обещал.

– Никит, – Дятел шагнул навстречу. – А можно я с вами поеду?

От его простецкой наглости я чуть не заорал. Чувствовал, к чему идет, но надеялся, что успею соскочить.

– Нет, извини, Вань, это не я решаю, – сказал я как можно спокойнее, чтобы бабушка вдруг не заподозрила, что я «проявляю агрессию». – Там все места уже заняты.

– Жаль, – он снова вздохнул. – Я бы вам помог.

Я тут же представил, как бы он нам помог, и у меня чуть приступ истерического смеха не случился.

– Да, жаль. Очень.

Хотел еще попугать его, что там ужасные условия: комары, клещи, мошкара, да и весьма небезопасно, поскольку придется лазить по полуразрушенным строениям, но вовремя одумался. Услышав такое, бабушка меня точно никуда бы не отпустила. Когда Дятел был маленький, его укусил клещ, и из-за этого у него теперь иногда случались приступы эпилепсии.

– Куда же поставить банки? – задумчиво пробубнила бабушка себе под нос, ей было совершенно не до нашего разговора. – Может, на балкон?

– Никит, а поговори с Андреем Трифоновым, чтобы меня тоже взять? – с неожиданной стыдливостью пролепетал Дятел, пропуская бабушкин вопрос мимо ушей.

– Это не он решает. Его самого позвали, и там всех уже записали, всем распределили места и питание. Лишние люди не предусмотрены. Сказали четверо. И больше никак.

Про питание придумалось на ходу, а прозвучало так, словно я в этот лагерь отдыхать собирался.

– Эх, жаль, – новый трагичный вздох.

– Вы меня слышали вообще или нет? – закричала бабушка мне на ухо. – Нужно банки на балкон отнести.

– Там же завал, – сказал Дятел.

– Вот вы его и разберите. Давно пора.

– А чего разбирать? Просто на помойку все выкинуть, – опрометчиво ляпнул он.

– На помойку?! – Бабушка метнула в него убийственный взгляд. Счастье, что не я это ляпнул. – Как тебе не стыдно, Ваня? Родители горбатятся, зарабатывают, стараются жизнь вам приличную обеспечить, а вы ничего не цените.

– Но там мои лыжи с пятого класса. Они маленькие, и крепление сломано.

– Детям твоим достанутся. Мы не миллионеры!

– А чугунная мясорубка? – не унимался Дятел. – Она кому достанется?

– Это раритет. Через сто лет она дороже автомобиля стоить будет.

– Ну а магнитола? Она не работает, и ее уже никогда не починишь.

Дурацкий Дятел. Бабушка взвилась окончательно:

– Совести у вас нет! Память о дедушке – на помойку. Значит, так, сейчас оба идете и приводите балкон в порядок. Что-то лишнее можно на антресоли убрать.

На антресолях места не было, это я знал точно, но промолчал и снова взглянул на часы. Семь пятнадцать. До дома этой Тони минут двадцать быстрым шагом, на другую сторону шоссе. Я обещал прийти к восьми.

– Мне нужно будет уйти, – осторожно сказал я. – Но через час я вернусь и все сделаю.

Бабушка рассерженно обернулась:

– Через час? Никита! Я тебя знаю. Ты не придешь через час!

– Честно, приду. Мне очень нужно. Я обещал человеку помочь.

– А я, значит, не человек? Мне помогать не нужно?

– Я приду и все сделаю.

Бабушка уставилась на меня немигающим взглядом.

– Почему я не удивлена? Мы с Ваней только приехали, устали, всю ночь в поезде тряслись, а у тебя одни гулянки на уме.

– Клянусь. Я сбегаю очень быстро, а потом приду и разберу балкон. Могу один. А Ваня пусть отдыхает.

– Мне совершенно несложно, – вклинился услужливый Дятел.

– Один ты будешь разбирать его неделю, – сказала бабушка так, словно Дятел был главной рабочей силой.

Если она что-то вбила себе в голову, то переубедить ее не смог бы даже президент.

Я вскочил и решительно направился в большую комнату. Если поспешить, можно было попытаться успеть. Ну приду не к восьми, а к девяти, ничего страшного не случится. Не такое позднее время, и Тонина мама никуда не денется.

Распахнув балконную дверь, я оглядел завалы, и энтузиазма заметно поубавилось. Я принялся быстро затаскивать в комнату то, что лежало с краю.

Однако бабушка была уже тут как тут.

– Ну что ты творишь? Лишь бы от меня отделаться? Я поняла. Ладно, уходи на все четыре стороны. Но тогда завтра ты никуда не едешь, и у тебя будет достаточно времени разобрать балкон как следует.

Ситуация сложилась тупиковая. Не пустить меня она, конечно, не могла, но если я уеду, не получив ее «благословения», то гарантированно произойдет грандиозный семейный скандал, который потом еще полгода расхлебывать.

Сначала я собрался написать Тоне, что не приду. Понимал, что это подстава и что в ее глазах я окажусь ослом, но делать было нечего. Уже почти отправил сообщение, но тут в голову пришла неплохая идея, и я позвонил Трифонову:

– Слышь, Тиф, ты бы не мог сходить к этой Тоне и поговорить с ее мамой?

– К какой еще Тоне?

– Ну помнишь, та красноволосая, вчера подходила, просила отпросить ее у мамы, типа парень ей нужен.

– А ты чего?

– Темные силы не пускают.

– Бабка?

– Она. Если сейчас уйду, завтра с поездкой облом будет.

– Я тебе дам облом. Все уже на мази. Где я четвертого человека до завтра найду?

– Нет-нет, я поеду, – заверил я. – Но только хорошо бы этот вопрос уладить, а то получится, что я ее продинамил.

– Это я понял. Но серьезно, ты правда считаешь, что хоть одна мама со мной отпустит свою дочь?

Я задумался. Вид у него и правда был не самый благонадежный.

– Ты просто сходи, ну не отпустит, значит, не отпустит. Это уже не наша проблема. Главное – по-честному.

Тема «по-честному» всегда его цепляла. Во вселенной Тифона честность являлась основной системой координат.

– О! Я придумал, – вдруг оживился он. – Короче, давай ее адрес.

– А что ты придумал?

– Потом узнаешь.

– Но что мне ей сказать?

– Ничего не говори пока. Я тебе позже позвоню.

С чистой совестью я отправился на помощь Дятлу, и под неусыпным бабушкиным руководством в следующие три часа мы старательно перекладывали древний хлам справа налево и даже уговорили ее кое-что выкинуть. Набили два больших голубых мусорных пакета и потащили на помоечные контейнеры возле соседнего дома.

На улице посвежело, и после духоты квартиры наши взмокшие лица приятно обдувал вечерний ветерок.

– Ты не обижайся, – сказал я Дятлу, когда мы вышли из подъезда, потому что видел, как он расстроился из-за лагеря и моего отказа. – Если бы мог, я бы тебя обязательно взял.

От тяжести бьющего по ногам мешка его немного пошатывало. Я протянул руку, чтобы помочь, но он резко отдернул мешок, из-за чего его занесло в сторону и он чуть не опрокинулся через газонное ограждение. Я поймал его за локоть.

– Ты даже не захотел попробовать, – с упреком сказал он.

– Потому что я знаю. Мы говорили про это. Чем больше людей, тем меньше каждый из нас заработает. А Трифонов очень хочет заработать. Ему мотоцикл новый нужен.

– Понятно, – Дятел печально кивнул.

Вообще-то он редко обижался.

– Думаешь, мне нравится все лето проводить с бабушкой? Думаешь, это легко? Ваня, не сутулься, Ваня, не щурься, вылези из телефона, причешись, отряхнись… Я, может, тоже хотел бы с ребятами хоть куда-нибудь… Все равно куда. Просто чтобы сам по себе.

Подобное я слышал от него впервые. Они с бабушкой всегда прекрасно ладили. Бабушка опекала его из-за болезни, а он никогда не сопротивлялся.

– Ну давай в следующий раз мы рванем с тобой куда-нибудь вместе. Хочешь, на море поедем?

В эту минуту я готов был пообещать ему золотые горы. Дятел, хоть порой и невероятно злил, но за год совместного проживания в одной комнате я успел привязаться к нему, а признание насчет бабушки очень подкупило.

– Правда? – он тут же встрепенулся. – Можно следующим летом поехать, да?

– Конечно. Сдадим сессию и поедем.

– Точно! Классная идея.

Мы дружно размахнулись и закинули мешки в мусорные контейнеры. Послышались звон бутылок и глухой скрежет.

Дятел по-детски рассмеялся и заметно повеселел.

К нашему возвращению бабушка успела приготовить ужин. Но только мы уселись за стол, как позвонил Трифонов, и я вышел в коридор.

– Короче, капец, – сразу начал он. – Криворотов никуда не едет.

– Как не едет? Почему?

– По кочану!

– Вы поругались?

– Поругались? Да я бы его урыл. Обещает сам туда потом подъехать, но верится слабо.

– А мы?

– Мы – едем. Только если не успеем все сделать, нам не заплатят.

Я тотчас вспомнил мамины слова насчет дешевой рабочей силы.

– Слушай, Тиф, а что, если нам Соломина с собой взять? Он весь вечер просится с нами.

– Соломина? – Трифонов фыркнул. – Он же и кирпич не поднимет.

– Хоть какая-то помощь.

– Ладно, давай Соломина.

– Ну тогда отлично. А что с Тоней? Получилось с ее мамой поговорить?

– Про это лучше не напоминай, – неожиданно зло прошипел он. – Кругом идиоты одни. Она, ты, Криворотов, ну и я тоже – придурок.

Глава 5
Тоня

Я не знала, как все должно быть на самом деле и как это происходит у других, но, судя по всякой восторженной мути, поднимаемой вокруг этой темы, подозревала, что совсем не так.

Мы никогда не были по-настоящему расслаблены и свободны.

Ни сидя полночи возле моего подъезда и пытаясь надышаться необъяснимым, будоражащим до озноба волнением.

Ни в торговом центре, где умирали со смеху, мерея вещи, которые никто из нас не носит.

Ни после аттракционов в Парке Горького, когда, снизойдя до Колеса обозрения, я уже не в силах была остановиться и мы перекатались на всем подряд.

И уж точно не было никакой свободы ни в наших поцелуях, ни в закрытых глазах, ни в прикосновениях или нервном переплетении пальцев.

Однажды я наткнулась в Интернете на картинку, где собаки, сидя перед захлопнувшейся за хозяином дверью, горестно воют: «Он больше никогда не вернется», – и показала ее Амелину.

– Это ты, когда спрашиваешь, напишу ли я тебе завтра.

– Точно, – засмеялся он. – Я же не знаю, когда ты перестанешь мне писать.

Прощаясь и расходясь в разные стороны, мы всегда оглядывались одновременно. Из-за чего он возвращался, и мы снова прощались.

Мы могли долго стоять, обнявшись, и не разговаривать. Просто слушать музыку и быть вместе. Раз, пережидая дождь, проторчали на автобусной остановке полтора часа, не произнеся ни слова и не заметив, что он закончился.

Все вроде бы было хорошо, однако во всех этих, так оглушительно обрушившихся на наши головы чувствах постоянно присутствовало нечто тревожное и беспокойное. Словно мы находимся в комнате свиданий по разные стороны решетки и где-то за спиной громко тикают невидимые часы, со злобной методичностью отмеряя отпущенное нам время.

Никиту я ждала к восьми и потихоньку собирала рюкзак, решив, что даже если с родителями договориться не получится, то все равно уеду. Папа вечно шутил, что упрямство – мое второе имя, но я предпочитала называть его настойчивостью.

На роль своего фиктивного сопровождающего я выбрала Никиту, потому что он казался мне спокойным и самым что ни на есть «приличным парнем». Симпатичный, темно-русый, аккуратно стриженный, с ясным, понимающим взглядом и скромной улыбкой. Шмотки на нем были модные, но без выпендрежа, а разговаривал он охотно и, вместе с тем, сдержанно. Обычный ровный парень, без отпечатка излишней правильности или самодовольства, таких все любят и принимают за «своего».

В его глазах читались разум и рассудительность, да и сложен он был вполне неплохо, что для моей мамы, отдающей предпочтение физически крепким ребятам, являлось несомненным плюсом.

Я отправила ему сообщение днем, часа в три, спросила, не передумал ли. Он заверил, что все в силе, и перед тем, как поедет ко мне, заранее позвонит.

Но заранее никто не позвонил и не написал. Просто в двадцать пятнадцать по квартире прокатился резкий, требовательный звонок, как всегда звонят чужие, и я со всех ног побежала открывать.

Мама, совсем недавно вернувшаяся с работы, в растерянности вышла в коридор:

– Кто бы это мог быть?

Не раздумывая, я распахнула дверь и застыла в немом изумлении.

На пороге стоял незнакомый парень в яркой голубой тенниске и с длинным шрамом поперек левой щеки.

– Приветик, – сказал он, широко улыбаясь. – Помнишь меня?

– Кто там? – мама тут же нарисовалась за спиной. – Тоня, это к тебе?

Но я и сама не знала. Парень нашелся раньше.

– Добрый вечер, – не переставая улыбаться, вежливо поздоровался он. – Тоня просила подойти сегодня к восьми.

– Да, мам, – я все еще пребывала в легком недоумении, лицо его казалось смутно знакомым. – Это… Это…

– Алексей, – тут же представился он, вынимая руки из карманов узких, укороченных по щиколотку светло-голубых джинсов.

– Очень приятно, – откликнулась мама и, мгновенно отсканировав его с ног до головы, ушла к себе в комнату.

– Короче, Никитос не смог, у него там какие-то траблы. Так что я за него. Что нужно сказать твоей маме? – спешно заговорил парень полушепотом.

– Для начала нужна достоверная версия, откуда я тебя знаю. – Я изучающе его оглядела. Лицо смазливое, фигура спортивная, взгляд нахальный.

– Ты что, меня не помнишь? – с наигранной обидой он поджал губы. – Я, например, тебя хорошо запомнил. Правда, по волосам в основном. Сейчас все в синий красятся, а у тебя красные. Прям, огонь.

– На загадки времени нет. Мы встречались?

– Не, ну если бы мы встречались, ты бы уж точно меня не забыла, – понизив голос, многозначительно произнес он и сразу рассмеялся: – В больнице тебя видел, когда ты к своему суициднику ходила. Я же Леха, друг Тифона. Странно, что ты меня не запомнила.

Когда я ездила к Амелину в больницу, я вообще мало кого запомнила. Только Никиту, потому что как-то раз мы оба приехали туда раньше времени и проторчали в больничном холле не меньше часа.

– Отлично, – это была замечательная, абсолютно правдивая версия. – Я просто скажу маме, что ты едешь со мной к Амелину, и ты это подтвердишь. Вот и все.

– Окей, – запросто согласился Леха. – А Амелин это кто?

– Тот самый мой друг из больницы.

– А-а-а. Суицидник, так бы сразу и сказала.

– Вообще-то его зовут Костя.

– Мне, если честно, вообще пофиг, хоть Игнат.

– Какой еще Игнат?

– Откуда мне знать? Говорю же, без разницы.

– Ты готов?

– Я как пионер – всегда готов, – Леха расправил плечи, растянул свою белозубую улыбочку еще шире и прямо-таки засиял весь, будто первоклашка на школьном утреннике.

– Ма-а-а-м, – позвала я. – Подойди. Дело важное.

Мама, успев переодеться в светло-серый домашний костюм, появилась через минуту.

– Я слушаю.

– Мам, мы с Лешей завтра к Косте в деревню поедем, хорошо?

– Что? – переспросила она, хлопая накрашенными ресницами, будто не расслышала.

– Говорю, что мы с Лешей завтра в деревню поедем. К Косте.

– Туда и обратно, – зачем-то вставил Леха. – Давно не виделись. Повидаться охота.

Последнее он, пожалуй, зря добавил, потому что мама сразу же насторожилась и, легонько отстранив меня, распахнула дверь шире.

– Да вы проходите, Алексей. Не стесняйтесь, Тоня никогда не может людей нормально принять.

– Что вы, спасибо, конечно, но я так… На пять минут забежал, – Леха сделал шаг назад.

– Да, – подхватила я. – Леше идти нужно.

– Пройдите, пожалуйста, – в голосе мамы послышалась твердая настойчивость. – Буквально на пару слов.

Нехотя переступив порог, Леха присел и принялся расшнуровывать полукеды, а когда мама направилась в гостиную и жестом позвала нас следовать за ней, бросил на меня недоуменно-вопросительный взгляд. Но объяснить я ему ничего не могла, потому что сама не понимала, что она задумала.

Сдвинув ворох неглаженного белья в сторону, мама усадила нас на большой диван, а сама села в кресло напротив. Сложила руки на коленях и выпрямила спину.

Даже в домашнем костюме она выглядела, как на офисных переговорах.

– Итак, Алексей, как я понимаю, вы знакомый Тони?

– Ага, – Леха кивнул. – Мы в больнице познакомились, когда этот…

Он метнул в мою сторону обеспокоенный взгляд.

– В общем, в больнице. Я к своему другу приходил, она к своему…

– И теперь вы собираетесь поехать вместе завтра за город? Двести километров от Москвы? Пять часов на электричке. Пять туда и пять обратно?

Определенно мама взяла эти цифры с потолка, но возразить я ничего не успела.

– Ну да, – запросто согласился Леха. – Почему бы и нет? Тоня сказала, что вы ее одну не отпускаете, вот и попросила меня… ее сопроводить. А мне несложно. Все равно делать нечего.

– Да? – мама недоверчиво прищурилась. – Это хорошо, а то я уж было подумала, что Тоня привела вас сюда для вида. Лишь бы я ее отпустила.

– Нет, что вы! – Леха очень достоверно вытаращил глаза.

– Рада, что я ошиблась, – мама откинулась на спинку кресла и переместила руки на подлокотники. – Значит, вы, Алексей, клянетесь мне доставить Тоню обратно домой в целости и сохранности?

– Я? Э… – Леха заерзал. – Ну типа.

– Так вы клянетесь? – Она разве что не добавила «под присягой».

– Мам, – не выдержала я. – Ну ты чего?

Мамино лицо сделалось непроницаемым.

– А то, что я в первый раз вижу человека и, отпуская тебя с ним, должна быть уверена, что у него исключительно серьезные намерения.

– Какие еще намерения? – Леха аж подскочил на диване.

– Самые благородные.

– Ну это само собой.

– Вот и хорошо, тогда я, конечно, не возражаю, чтобы вы поехали навестить Костю и передали ему мои соболезнования.

Мы с Лехой одновременно выдохнули.

– Только вот еще, – мама достала из глубокого, напоминающего муфту кармана телефон. – Дайте мне, пожалуйста, ваш номер. Вдруг Тоня свой потеряет, или аккумулятор разрядится. У нее постоянно такое.

Лехина шикарная улыбка, которая все это время еще как-то держалась, медленно сползла. Его, несомненно, нужно было спасать, однако жертвовать поездкой к Амелину ради душевного комфорта этого парня я не собиралась.

Немного помявшись, он все же продиктовал номер. Я бы на его месте назвала какой-нибудь левый, что он похоже и сделал, потому что, когда мама стала на него звонить, ничего не произошло.

– Странно, – сказала она очень ровным тоном. – Гудка нет. Давайте-ка лучше вы мне позвоните.

Так что ему ничего не оставалось, как достать свой мобильник и набрать ее номер.

– Ну вот, – она удовлетворенно кивнула, – будем считать, что сделка состоялась.

Теперь я понимала, почему по количеству заключенных договоров мама всегда обгоняла папу.

Однако на этом экзекуция не закончилось: в довершение ко всему, она взяла и сфотографировала Леху на телефон.

– А это еще зачем? – чуть ли не закричал он.

– На номер ваш поставлю. У меня почти на всех контактах фотографии стоят.

И пока она еще чего-нибудь не надумала, мы быстро выскочили в коридор. В полнейшей тишине Леха обулся, и я выскользнула за ним на лестничную клетку.

– Прости, что так получилось. Обычно она у меня не такая, не знаю, что на нее нашло. Прикалывалась, наверное.

– Нехилые такие приколы, – Леха больше не выглядел обаяшкой. Во всех его манерах с самого начала сквозила наезжалисто-нагловатая пацанская нота, и теперь она зазвучала по полной: – И нафига я вообще Тифона послушал? Блин, что это вообще было?

– Извини, – сказала я. – Давай, если вдруг тебе потом тоже понадобится какая-то помощь, я тебе тоже помогу?

– Нет уж, как-нибудь сам справлюсь, – недовольно фыркнул он, доставая из кармана пачку сигарет.

Мне было очень стыдно, что так вышло.

– Тогда еще раз огромное спасибо, что выручил. Это правда вопрос жизни и смерти.

– Так, где и когда встречаемся? – Леха раздраженно помял пачку пальцами.

Глаза у него были синющие и бесстыдные.

– В смысле?

– В прямом, блин, смысле! Знаешь, какая это подстава с твоей стороны?! Нам с парнями завтра в лагерь ехать. И я это все замутил.

– Я уже извинилась.

Когда кто-то начинал на меня давить, то эффект всегда получался обратный.

– Да плевать мне на извинения твои. Когда и куда приходить?

Его недовольный голос было слышно, наверное, с первого этажа.

– Ты на полном серьезе ехать со мной собираешься? – Такое предположение меня насмешило.

Но Леха вовсе не шутил.

– А что мне еще делать? Мама твоя меня сфоткала. Теперь, случись что, кто будет крайний? Правильно – Криворотов.

– Это еще кто?