Текст книги "Учиться как учиться. Психология и духовность на суфийском пути"

На чем основан интерес

Один человек захотел узнать, почему со мной так трудно увидеться. Кроме того, он выразил желание придать гласности мои «духовные достижения».

Я расскажу вам и о том, и о другом.

Увидеться со мной не легко и не трудно, дело тут скорее в арифметике. Те же проблемы возникли бы у любого другого человека.

Возьмем для расчета восьмичасовой рабочий день и семидневную неделю: если бы я стал уделять одному человеку по часу, ежедневно проводя с людьми одночасовые беседы, не занимаясь ничем другим, то за год я мог бы увидеть не более трех тысяч человек, причем каждого – лишь один раз.

Однако желание «повидать меня» выражает от трех до десяти раз большее число людей. А если каждый год я увижусь с одним человеком дважды, то смогу поговорить примерно с полутора тысячами людей.

Хотя повод всегда представляется важным, замечу, что крайняя необходимость встречи у очень многих таинственным образом пропадает во время каникул и летних отпусков…

Притом, обратите внимание, если бы я, пренебрегая всем остальным на свете, проводил по часу с каждым посетителем, этот расклад мог бы стать решением проблемы. Я сделался бы таким скучным, измотанным и бесполезным, что желание меня видеть возникало бы у людей все реже и реже, и, таким образом, я в конце концов вернул бы себе свободу.

Но поскольку я не желаю проходить все это, почему бы мне не вести себя в том же духе, что и сейчас, и не оставаться в моем нынешнем положении?

Тем более что немало предложений поступает от других людей, которым доставляет наслаждение быть окруженными толпами и ордами почитателей, впитывающих их мудрость с утра до ночи.

Меня уже критиковали за подобные речи. Но, как бы то ни было, такие люди всегда вызывают неудовлетворенность у большинства своих последователей, и те вскоре переключаются на следующего гуру. Как раз это я и имею в виду: если бы я вел себя подобным образом, я бы добился того же результата, то есть людям изрядно надоело бы наблюдать меня в позе великого гуру.

Ни мои склонности, ни мое воспитание не позволили бы мне стать одним из подобных культовых учителей.

Таким образом, «прием посетителей» можно отнести к разряду социально-психологической деятельности, уже отмеченной социологами, но не принимаемой во внимание людьми, склонными к оккультизму: за исключением того случая, когда эти люди путают упомянутый феномен с «духовной деятельностью», к которой он, разумеется, не имеет никакого отношения.

По моему собственному опыту, вполне подтверждающему опыт традиционных суфийских авторов, люди, склонные сбиваться в рой, всегда оправдываются, называя это «духовной деятельностью». Им либо самим приходится давать рациональные объяснения своей деятельности, либо они находят для этой роли близких им по природе людей – любителей лести, которые, похоже, обладают еще одной характерной чертой: не могут подолгу оставаться одни.

В юности учитель сказал мне: «Если бы скопление было путем к просветлению, все песчинки стали бы святыми, стаи птиц разлетелись бы и каждая сделалась бы духовным учителем, функцию просветленных выполняли бы бараны. А собираться вокруг вещей и людей, считающихся странными, ценными или возбуждающими (что очевидно характеризует наименее просветленных существ), было бы свойственно не сборищу зевак, а скорее собранию избранных…»

Друзья шейха Абу-Исхака

Что касается «духовных достижений», то это напоминает мне слова, обращенные шейхом Абу-Исхаком с Зеленого Острова, возле Альхесираса в Испании, к Ибн ал-Араби и записанные в работе последнего «Durrat al-Fakhira», XII век:

«Я делю людей на два типа. Во‐первых, есть тот, кто хорошего обо мне мнения и отзывается обо мне хорошо. Он – друг. И есть тот, кто плохо обо мне говорит, – он-то и рассказывает о моем “духовном состоянии”».

Мыслить категориями спроса и предложения

Вопрос: Когда люди, интересующиеся духовными вещами, задают вопросы, по сути своей, «коммерческие», то кто в этом виноват, сами люди или системы? Как соотносится диапазон людей, задающих вам вопросы, с кругом заинтересованных личностей, которые обращаются к другим учителям, работающим в духовной сфере?

Ответ: Здесь в одном вопросе, по сути, содержится несколько. Во‐первых, люди приучены мыслить в грубых терминах спроса и предложения. Это объясняется культурным и социальным взглядом на вещи, поэтому трудно винить людей и системы, в то что к ним обращаются с коммерческими вопросами.

Во‐вторых, если бы вы прочитали опубликованную литературу, написанную людьми, работающими в духовной сфере, с точки зрения анализа спроса и предложения, вы были бы удивлены, обнаружив, что ни спрашивающий, ни духовный человек, по-видимому, не осознают, что они вовлечены во взаимоотношения «коммерческого» типа.

В‐третьих, люди таких профессий, как врачи и юристы, говорят, что их клиенты задают им аналогичные вопросы в терминах спроса и предложения, так что им приходится иметь дело с тем же раздражением и субъективностью, о которых я говорил. Настоящие учителя на Востоке так хорошо это понимали, что даже появилась шутка: «Такой-то шел к учителю для беседы, но все, что он получил, – просветление!»

Вопрос: Можно ли в таком случае сказать, что ваши книги призваны «заполнить» пробелы в существующих моделях поведения людей, обращающихся к суфизму?

Ответ: В целом все они написаны с этой целью, и поскольку мы просили заинтересованных людей читать их внимательно, у читателей сложился правильный взгляд на вещи, который в противном случае мог бы открыться и развиваться только в условиях монастыря.

Вопрос: Помимо ваших книг какими еще видами деятельности вы занимаетесь?

Ответ: Самыми разными. Но эти виды деятельности, традиционные для суфиев, ограниченные люди не признают духовными. Коснуться их и пережить можно лишь после того, как вам «пропишут» дозу книг, соответствующих вашим нуждам. Поэтому иные виды деятельности, о которых вы спрашиваете, трудно описать, называя их или просто рассказывая о них.

Знание как действие

Некоторые люди подходят к духовным проблемам с позиций торговли; есть и такие, кто ищет готовые модели поведения (примером чему служит ваш второй вопрос о деятельности). Подобные подходы, по-моему, вызваны желанием действия. В этой связи следует обратить внимание на то, что сказал Ибрахим Газур-и-Илахи о знании и действии: не может быть действия без знания.

Он подчеркивает: «Люди спорят о том, что должно предшествовать: знание или действие. Но это одно и то же. [Стоящее] действие – это знание в действии. Правильное действие исходит из правильного знания. Правильное знание обретается через учителя».

Книга, приводящая в ярость

История, случившаяся с «Книгой книги», служит ярким примером действенной функции, которую может выполнять вроде бы и не книга, но все же произведение в форме книги, перебрасывающее мост в литературу. В данном случае я опубликовал короткий рассказ – один на всю книгу (все остальные страницы были пустыми). Этот рассказ повествует о том, как люди разочаровываются в письменных источниках и как они могут узнать из них то, что есть, и то, чего нет в написанном. Критики негодовали из-за того, что история оказалась очень короткой, – предполагалось, что книга должна быть достаточно длинной. Они пришли в ярость, еще не успев дочитать до конца эту книгу, где описывалось их поведение и показывалась его неадекватность. Таким образом, мы – и многие другие люди – получили свидетельство об определенном складе ума литераторов и буквально мыслящих людей, в чем они никогда не признались бы, если бы им предъявили подобное обвинение. Мы, однако, заставили их раскрыться. Итак, книга, как мы видим, может быть использована для создания определенной ситуации.

Действие рассказов и историй

Вопрос: Вы опубликовали несколько сотен сказок и историй, по большей части из Ближнего Востока, где описаны ситуации, раскрывающие силу и слабости людей. Почему вы берете этот материал из других культур, вместо того, чтобы представить его в современных терминах, и еще я хотел бы знать, как он воздействует на западный мир, если только это не просто реклама и продвижение «Восточной мудрости»?

Ответ: На Востоке подобный материал хорошо разработан как средство обучения; поэтому нет смысла улучшать или заменять то, что проверено и действенно. Теперь взгляните на это с другой стороны: люди на Востоке обычно не пытаются изобрести радио только потому, что оно импортировано с Запада, где его изобрели.

Действие нашего материала в Западном мире уже широко описано западными людьми, которые говорят, что находят его полезным, и по этому вопросу я должен отослать вас к ним.

Другая причина, почему мы не используем западный материал, состоит в том, что до недавнего времени у нас не было, что называется, продукта отечественного производства, то есть достаточного количества подобного материала из западных источников, который можно было бы заново использовать.

Даже если бы мы могли его собрать, устойчивое пренебрежение к назидательным историям помешало бы принять их на соответствующем уровне. Только указав на использование данной литературы, ее жизненность и долговечность в определенных культурах, убедившихся в том, что она им полезна, мы можем побудить людей из других мест искать аналогичный местный продукт и – более того – использовать его для собственной пользы.

Нам пришлось вновь поднять вопрос о возможной ценности сказок, рассказов, шуток и историй вопреки установившемуся на Западе мнению, что такой материал имеет лишь развлекательную ценность. В результате на Западе возникло нечто вроде технологической инфраструктуры, или элементарная грамотность, в этой области.

Но не следует полагать просто потому, что вы живете и учитесь на Западе, (а) что этот материал предназначен только для Запада (ведь он также необычайно популярен на Востоке); или (б) что людям на Востоке не приходится заново переживать подобный процесс возвращения и ознакомления, позволяющий им вернуть неразвлекательное содержание этих произведений в их собственные культуры.

На самом деле на Востоке, как и на Западе, многие люди не способны приспособиться к восстановлению дополнительных и обучающих аспектов этого материала. Справедливости ради следует сказать, что если на Западе, в общем, у людей лишь недавно появились время, энергия, гибкость и своего рода любопытство, необходимые для изучения подобной литературы в том духе, как она была задумана ее первоначальными создателями, то на Востоке – тоже в общем – склонны забывать контекст, глубину, содержание и структуру, сохранившиеся в ее традиционной подаче.

И в том, и в другом сообществе есть люди, которые начинают по-новому понимать эти материалы, и немало тех, кто из соображений личной безопасности и приверженности к чрезмерно упрощенным идеологиям остаются незаинтересованными или враждебными.

Далее стоит отметить, что западная религия и западные предания насквозь пропитаны историями и сказками Востока. Многие из них, согласно суфиям, когда-то несли в себе глубокий смысл, но в наше время воспринимаются буквально или только как аналогии. Сказки и истории – чуть ли не единственный феномен культуры, который, как было обнаружено, является достоянием всех народов мира, не принадлежа, строго говоря, никому из них.

Оппозиция к Араби

Ибн ал-Араби преподавал свое учение через любовную лирику, что вызвало крайне враждебную реакцию. Подобное отношение людей было обусловлено не реальностью их фантазий, а неспособностью понять его способ проекции реальности. Но критики были твердо убеждены, что их предположения о нем и его работе отражают истинное положение вещей, очевидные факты. Он, со своей стороны, все же сумел продолжить их обучение, составив комментарий, который удовлетворил их и заставил почитать его как великого мистика. Но поскольку их понимание не было достигнуто в результате внутреннего, личного восприятия, им не удалось реально воспользоваться этим материалом в его внутреннем аспекте. Они лишь получили интеллектуальное и эмоциональное удовлетворение от объяснений. Их понимание Араби свелось к обретенной уверенности, что его идеи не противоречат их собственным укоренившимся убеждениям.

Подобный склад ума, лежащий в основе поверхностных оценок, обрекает на скудоумие и лишает возможности понимания тех, кто ищет лишь объяснений, а не восприятий.

Рассказы о чудесном

Вопрос: Являются ли «чудесные» истории о деяниях суфиев подлинными описаниями в буквальном смысле слова, или они предназначены для того, чтобы иллюстрировать модели реальных жизненных ситуаций; призваны ли они делать людей доверчивыми, или их цель – научить «мыслить по-новому»?

Ответ: Ответ аналогичен ответу на вопрос типа: «Является ли морковь желтой, или она предназначена для того, чтобы давать пищу, или чтобы размножаться, или чтобы сочинять о ней рассказы?» Дело в том, что при правильных условиях все эти факторы могут быть верными в соответствии с тем, как их используют.

Вы можете воспользоваться сказками дервишей, чтобы произвести впечатление на людей, если люди любят впечатляться, или если этот обман вам выгоден, и многие рассказчики руководствуются именно этой целью.

Кроме того, и те, кто упорно ищут впечатлений, и те, кто цинично к ним относятся, не поймут истинного назначения сказок. И еще один аспект: подобные истории почти всегда содержат в себе модели и непосредственные ценности, выраженные в виде аналогий; они могут снова и снова повторяться в реальных событиях, и, когда они циклически повторяются, это делает их верными буквально.

Вопрос: Не могли бы вы назвать рассказ, основанный на реальном происшествии и вместе с тем ставший преданием, в котором содержится подобная действующая модель?

Король и дровосек

Ответ: Вот один, хорошо известный среди афганцев рассказ. Описанные в нем события связывают в наши дни с Ахмадом Шахом, первым королем современного Афганистана.

Ахмад Шах получил корону из рук всеми почитаемого дервиша. С тех пор, стремясь улучшить свое правление, он часто надевал мантию дервиша и в этом обличии являлся к своим подданным.

Однажды, переодевшись, он посетил дровосека, жившего в лесной хижине.

– Что бы ты делал, если бы не мог продавать свои дрова? – спросил он.

– Достопочтенный дервиш, – сказал дровосек, – я уповал бы на Бога и что-нибудь нашел бы.

На следующий день король объявил, что ни один дровосек не будет допущен в город, и спустя день или два снова посетил этого человека, приняв обличие дервиша.

– Как ты живешь теперь, когда король стал так странно относиться к дровосекам? – спросил он.

– Что ж, теперь я делаю кожаные ремни и продаю их хозяевам торговых рядов. Уповаю на Бога, и на еду мне хватает.

Король покинул его и спустя некоторое время издал указ, запрещающий продавать в лавках изделия из кожи.

Когда Ахмад Шах снова посетил своего бедного дровосека – изготовителя кожаных ремней, он сказал:

– Как идут твои дела теперь, когда Судьба, кажется, преследует тебя и пресекла твое новое дело?

– Господин, – сказал тот, – уповаю на Бога и работаю носильщиком на базаре. Все хорошо, и на еду мне хватает.

Тогда по приказу Ахмада Шаха все носильщики были призваны в дворцовую гвардию без жалованья и даже без места для ночлега.

Той же ночью король в дервишском плаще пошел навестить своего друга и, зайдя к нему в хижину, увидел, что тот ест и при этом мастерит что-то из дерева.

– Чем ты занимаешься? – спросил король.

– Меня забрали в королевскую гвардию, но не дали пищи и ночлега, – ответил тот, – поэтому я заложил меч, который мне вручили, купил еды и вот делаю поддельный меч, пока не узнаю, что меня ждет дальше.

Король вернулся во дворец.

На следующее утро командир гвардии вызвал дровосека и приказал ему обезглавить узника. Они вместе отправились к месту казни, где, по обычаю, его ждал король. Дровосек не узнал монарха в короне и королевской мантии, но, сказав: «Уповаю на Бога», – вытащил деревянный меч и, приготовившись к удару, застыл в ожидании команды. Тут узник вскричал:

– Во имя Бога, пусть этот меч откажется рубить – ибо я невиновен!

Дровосек уронил меч на землю. После нового расследования обвиняемый, в конце концов, был признан невиновным. Ахмад Шах был так этим потрясен, что сделал дровосека великим визирем. С тех пор Афганские короли всегда ставили перед своим именем «Al Mutawakkil ala Allah» – «Тот, кто уповает на бога».

Эмоциональная жажда

Люди, питающие интерес к сверхъестественному, либо будут «поглощать» сказки о чудесах, чтобы утолить эмоциональную жажду, либо позволят им действовать в качестве альтернативных способов мышления, чтобы развить сокровенную часть ума, которая говорит: стереотипные реакции сковывают.

Эмоциональные реакции, как и автоматические рефлексы, – составная часть вторичного «я» и как таковые не имеют отношения к восприятию истины.

Сирри аль-Сакати, умерший в 867 году христианской эры, сказал: «Истинная мудрость – это непривязанность к себе и преданность Истине».

Эффективная деятельность в противовес непрерывной

Непрерывная деятельность, ярлыки, навязанное чувство собственной важности или прогресса, достижение на поверхностном плане незначительных целей – все это часто становится плотью и кровью многих человеческих систем, от которых ожидают значительно больше того, что они могут дать.

Поскольку эти системы удовлетворяют социальные нужды, дают людям какое-то занятие и снимают напряжение, считается, что они предназначены не именно для этого, а для каких-то более высоких целей.

С другой стороны, система обучения и изучения, где отсутствует непрерывность, не используется метод кнута и пряника, но применяется принцип: работать с теми, с кем возможно, когда и где возможно, потому что именно в этом состоит суфийский путь, такая учеба кажется детям автоматизма чем-то малообещающим, менее интересным, менее притягательным.

Она и в самом деле была бы не столь важной и не столь интересной, если бы существовала альтернатива. Иначе говоря, все это было бы так, если бы прозрение, самопознание, реализация, просветление, высшее сознание и т. п. достигались механически. Тогда не было бы нужды в суфийской системе: она была бы неуместной и неэффективной.

Но данные структуры не альтернативны. Лишь осознав это, люди могут приблизиться к суфийскому обучению и извлечь из него пользу. Пока же этого не произошло, они всегда жаждут следующего:

• либо дождаться, когда им раскроют стройную систему, если они выдержат суфийскую путаницу;

• либо самим выстроить систему из того, что, они невольно принимают за хаос суфийского учения;

• либо переметнуться к чему-то другому, что напоминает им суфийскую школу и предлагает при этом привлекательные для них стимулы.

Это не новая проблема, но о ней постоянно надо напоминать. Если мы ее усвоили, мы можем начать реальное обучение без смирительной рубашки и шор поверхностной деятельности.

Как же это делается, с чего начать?

Для начала нужно укоренить эту мысль в сознании, по крайней мере столь же прочно, что и противоборствующие с ней домыслы, которые выдают себя за действительность; мы начинаем, убедившись, что впитали это утверждение, а не просто жадно его проглотили и просим следующую порцию привлекательных новинок.

Люди как демоны

Вспомните, что сказал Руми, и вы увидите, как люди сковывают себя желаниями, а они (желания) далеко не то же самое, что потенциальные возможности человека:

 
Люди что демоны, и страсти – их цепь,
Тревоги и страхи ее составляют,
Тащит она их в цеха и поля.
Не считайте свободными эти создания:
Тянет их цепь в борьбу и погоню,
Тянет их в море и недра земли.
 

Способность приходит прежде мнения

Вопрос: Одни люди говорят, что могут учиться по книгам, другие – что в книгах нет ничего стоящего, третьи – что они еще не нашли нужных книг. Что вы об этом думаете?

Ответ: Лучшее, что тут можно сделать, – повторить старую историю, рассказанную одним суфием. Он поведал, как одно время искал книги, но не мог их найти, потом нашел книги и решил, что в них есть все; потом пришел к выводу, что в них нет ничего дельного. В конце концов, пройдя через все эти стадии – а это именно стадии, – он понял, какие же книги были нужны ему и что на самом деле они могли ему дать.

Ошибочной была его позиция принимать или отвергать книги, прежде чем он сумел как следует изучить этот вопрос. Он составлял мнения, не развив в полной мере свои обычные способности, и искал то, из чего был не в состоянии извлечь пользу.

Нужно было начать со здравого смысла.

Говоря о людях, полагающихся на письменное слово, Руми сравнивает их с ослами, груженными книгами. Почему люди всегда хотят знать, полезно ли изучение книг, не спросив себя, а могут ли они извлечь из них пользу?

Когда меня впервые учили этому, мне привели следующее высказывание, чтобы, вспоминая его, я бы вновь понял всю мелочность дискуссий о книгах – излюбленного занятия во многих кругах: «Преждевременная самостоятельность – дочь самомнения».

Если вы запишете этот вопрос и взглянете на него, вы, как я думаю (и надеюсь), тотчас увидите, что вопрос не об учении суфиев, а о книгах. Задающий его сосредоточен на самой идее книг, а не на идеях, которые содержатся в книгах.