Текст книги "Командующее Я"

Оговаривать условия дарения…

Способы обучения, знание природы и потребностей обучающихся и многое другое, чем обладают суфии, а также то, что становится доступным через них, они сами называют «дарами». Таким образом, все это «дается в дар» человеку для его пользы.

Испрашивая руководства или обучения, люди в известном смысле просят даров. Но, как и в случае с более материальными подарками, они не могут оговаривать природу получаемого дара, его размер и время вручения.

«Дары» не просто даются, они могут быть даны только в контексте структуры, которая определяет этот особый вид дарения.

Сама концепция дарования способности, а также принятия и использования этого дара очень полезна для понимания следующих моментов: нельзя торговаться с тем, кто дарит; человек не оценит подаренной вещи, пока ему не покажут, в чем ее ценность или как ею можно пользоваться; никто, как правило, не подает заявку на получение подарка.

Муравьи

В.: «Во имя суфизма» многие люди во всем мире читают лекции, ведут группы и зачисляют в ученики. Как можно узнать, суфии они или нет? Основываясь на том, что я знаю о некоторых из них, уверен, что большинство – не суфии…

О.: Вот выдержка из прессы:

«Американский Сумасшедший муравей появился в Британии. Это насекомое, правильное название которого “Длинноногий Муравей“, впервые было обнаружено в Великобритании, в Престонской психиатрической больнице».

Это что, намеренно? Что, Сумасшедшие муравьи выползли из аэробуса и направились прямиком в психиатрическую больницу? Я бы сказал, что они случайно оказались около больницы и поселились в ней, поскольку им что-то – возможно, центральное отопление – очень понравилось.

Подобным образом люди, которые думают, что в суфийском Пути есть нечто, соответствующее их идеям, «приспосабливают» учение к себе. Записавшись в ученики, они обосновываются на Пути и так далее.

Как можно узнать суфия, спрашиваете вы, и затем сами отвечаете. Вы уверены, что большинство из них – не суфии. Как вы это узнали? Используя здравый смысл. В подобных «приспособленцах» всегда есть что-то странное и неприемлемое, но, возможно, придется потратить некоторое время, чтобы заметить это. Тут действует простое правило: используйте здравый смысл, пока «муравьи» его не сожрали.

Истинные и ложные учителя…

С тех пор как во всем мире появилось столько людей, провозгласивших себя духовными учителями, многие из тех, кто желает следовать им, – а равно и те, кто их опровергает, – тратят уйму времени на выяснение, настоящие это учителя или нет.

Замечательно скорее то, что в большинстве случаев самозванных учителей легко распознать, применяя обычный рациональный подход, имеющий определенную ценность даже для искателя истины.

Один человек подошел на базарной площади к торговцу, расхваливавшему «самый восхитительный, уникальнейший мед в мире». Покупатель спросил:

«Если это такой замечательный мед, почему же ты продаешь его?»

Торговец медом ответил:

«Будь уверен, я бы не продавал, если бы в него не попала мышь!»

Конечно, кто-то может привести аргумент, что, какова бы ни была искренность искателя, в духовной области трудно заметить, не случилось ли с веществом учения чего-то подобного. Но если бы этот искатель только заставил себя взглянуть на мед, где дохлая мышь плавает на поверхности, то начал бы учиться, как распознавать реальность. Те, кто умеет устраивать проверку фальшивому золоту, в конце концов найдут настоящее. Есть, конечно, и те, кто начинает с другой стороны, кто может проверять золото, не будучи введенным в заблуждение подделками, но это, к сожалению, люди иного сорта.

В поисках учителя

В.: Правда ли, что на суфийском Пути абсолютно необходим учитель?

О.: Да. Абсолютно необходим для практических целей.

В.: Как следует искать учителя?

О.: Подготавливая себя к поиску, знакомясь с материалами, которые учитель предоставляет для первоначального изучения. Затем человек приходит к учителю и спрашивает, нельзя ли стать его учеником.

В.: Но разве не это люди всегда и делают?

О.: Совсем не это. Люди редко задаются вопросом, взяли ли они на себя труд усвоить то, чем учитель уже, возможно, обеспечил их. Вместо этого они предпочитают искать учителя и возлагать на него всю ответственность за свое обучение. Эта позиция отрезает их от учебы, поскольку сводится к предположению, основанному на тщеславии. Предварительное ознакомление с материалами предназначено для того, чтобы помочь уменьшить подобное тщеславие.

В.: Просто искать учителя – где конкретно здесь проявляется тщеславие?

О.: Оно заключается в предположении, что я могу и должен обучаться непосредственно у учителя, не сделав необходимого предварительного шага к тому, чтобы ознакомиться с работой учителя для подготовительного уровня.

Как отличить

В.: Как отличить истинного суфия от человека, который только претендует на подобную принадлежность?

О.: У католиков есть анекдот о некоем джентльмене с Филиппин, который, будучи представлен папе римскому, спросил его: «Вы католик? Я тоже!»

Человек, рассказавший мне эту историю, объяснил, что тот, кто думает и говорит подобным образом, не может быть католиком.

Что же касается суфиев, будьте уверены: те, кто называет себя «суфиями», никоим образом ими не являются. Суфии распознаются другими суфиями.

Однако существует способность воспринимать истину и ложь. Для желающих учиться этого достаточно. Данная способность не развивается: она, так сказать, встроена. Ее может скрывать покров лицемерия и предвзятости, следовательно, необходимо прежде всего заняться именно этими качествами, стремясь освободиться от них.

Есть известный английский анекдот о шестерых посетителях, ожидающих в Букингемском дворце приема королевы. Трое из них были белыми, один – желтым, а также присутствовали черный и мулат.

Появляется конюший88
  Конюший – придворное звание в Англии. – Прим. перев.


[Закрыть] и говорит:

«Прошу высоких гостей проследовать за мной».

Три англичанина встают и направляются к двери. Однако придворный останавливает их:

«Нет, я имел в виду тех джентльменов – Его Высочество, Его Преосвященство и Его Превосходительство…»

Желтый, негр и мулат дружно выходят из комнаты.

Англичане переглядываются, и наконец один из них произносит:

«А интересно, все-таки чья это страна?»

Имитаторы

Те люди (и мужчины, и женщины), которые заявляют, что «распространяют мои учения», а сами делают все неправильно, создают мне огромные трудности. Как-то, в отчаянии, я пригласил к себе пару злостных вредителей, мужчину и женщину, и сказал им, что они лишь потакают себе и вводят в заблуждение других. Я протестовал против того, что они эксплуатируют людей, наобум объединяют учеников, «обучают», ничего в этом не понимая, используют несоответствующие материалы для несоответствующих людей и т.п.

Они внимательно выслушали все, что я им сказал, – ну а затем стали действовать точно так же, как и прежде, но с одним-единственным отличием.

Отличие заключалось в том, что теперь они объявляли себя «получившими персональные инструкции от Идриса Шаха»!

Теперь он понимает…

В дни моей юности я был озадачен поведением одного суфия, который, подобно многим другим, был бизнесменом. Одному человеку, желавшему стать его учеником (он был моим знакомым), было предложено пожертвовать весьма солидную сумму денег для личного бизнеса учителя. Соискатель был немало удивлен этим требованием. Он был приучен верить в то, что духовные люди бескорыстно жертвуют собой во имя своей работы, и слова: «Эти деньги возместят убытки, которые бизнес учителя потерпит из-за траты драгоценного времени на твое обучение», его просто потрясли. Ему было сказано, что он ничего не получит, ни одного урока, до тех пор, пока не заплатит деньги.

Когда мы сидели на ступеньках суфийского центра, богатый, но озадаченный ученик обратился ко мне с болью в голосе.

«Не знаю, доверяю ли я ему, – сказал он, – поэтому не понимаю, зачем меня поставили перед необходимостью выбора, зачем мне ломать голову над тем, должен ли я давать ему деньги?»

Я согласился. Я подумал, что, если цель – просто заставить ученика платить, почему бы не выбрать какую-нибудь благотворительную организацию, не связанную с этим суфием, и не направить пожертвование туда. Мы решили, что подобный подход к делу, даже со стороны такого человека, каким мы считали нашего мастера, вызовет нехорошие мысли у кого угодно…

«Больше того, – сказал мой друг, – интересно, понимает ли учитель, что его репутация находится сейчас в моих руках. Святой, божий человек, ученый и все прочее – так он, возможно, выглядит со стороны. Но как он будет выглядеть для мира, если я, пусть и не просветленный, но, безусловно, честный человек, объявлю во всеуслышание, что этот духовный наставник не соглашается учить, пока ему не дадут денег?»

«Совершенно верно, – подумал я, – никогда не следует вверять свою репутацию кому бы то ни было». Я встал и ушел и никогда больше не возвращался в обитель этого суфия, стараясь держаться от него в стороне.

Прошло пять лет, я находился в другой стране и очень много работал, выполняя трудное задание. Иногда я целыми днями не покидал моей маленькой комнаты над торговыми рядами в Дамаске. Иногда – и это был как раз такой день – я чувствовал, что мне просто необходимо выйти, увидеть других людей и сменить обстановку.

И вот я встал из-за моего маленького письменного стола и спустился вниз, где кипел многолюдный базар, чтобы побродить среди людей, толпящихся у магазинов.

Не успев выйти на улицу и все еще стоя в дверном проеме, я вдруг увидел моего богатого друга. Он был в одеянии странствующего дервиша: в конической шапке, залатанном плаще и с ниткой четок в руках. Я взял его под руку и повел в кофейню, за столик, где мы могли поговорить.

Я сразу же спросил его, решился ли он в конце концов дать деньги суфию. Мой товарищ вздохнул, и то, что он затем поведал, я назвал бы важнейшими словами, какие мне когда-либо доводилось услышать в жизни.

«В конце концов, – начал он, – я дал ему деньги, потому что решил, что это, должно быть, некоего рода тест. Неделю спустя учитель меня вызвал, вернул деньги и прогнал прочь. Отсылая меня, он сказал: “Ты пытался испытать меня, одновременно льстя себе предположением, что я испытываю тебя“.

Снова и снова я возвращался на его собрания. Я ел за его столом и слушал его лекции, однако уверен, что не получал от него ничего ценного». – Тут рассказчик перестал говорить, и дрожь пробежала по его телу.

«А потом?» – спросил я.

«Потом, вскоре после этого, мастер умер. И я подумал: “Он стал для меня недосягаем“». После этих слов мой знакомый опять замолчал, и я был вынужден напомнить ему о своем присутствии.

«Брат, расскажи мне, – попросил я, – чем это все закончилось?»

«На следующий день после смерти мастера, – продолжил он, – когда я сидел погруженный в созерцание, он появился передо мной как в видении. Его рука была протянута ко мне, но я не мог до нее дотронуться. Он нахмурился, и я почувствовал одновременно страх и любовь. Затем он обратился ко мне.

“Мой дорогой друг, – сказал он, – твоим богом были деньги, не сам Бог. Алчность породила сомнение, и я не мог учить тебя, пока в тебе были эти качества – алчность и сомнение”.

“Но вы сыграли на моем сомнении и увеличили его”, – воскликнул я.

“Я предъявил твоему вниманию качества, лишающие тебя способности. Я не усилил их, а лишь заставил явиться тебе. Это дало тебе шанс, осуждая меня, оценить и себя. – Тут учитель замолчал, после чего показал мне, что все время читал мои мысли. – Ты думал, что моя репутация всецело находится в твоих руках. Но почему ты торжествовал, обладая тем, чем обладает и любой другой? Разве ты не знаешь, что всякий невежда может совершенно безопасно для себя поносить любого суфия и ему поверит каждый испуганный, подозрительный и алчный человек. Разве ты не знаешь, что собака видит врага в каждой тени, и даже в тени своего хозяина, приносящего ей еду?”

Я упал на колени и умолял его помочь мне.

“Ты сам себе не помогаешь и тем не менее просишь о помощи!, – сказал он. – Я смогу вернуться только тогда, когда у меня опять появится возможность помочь тебе”».

Со слезами на глазах мой друг, странствующий дервиш, вскочил со своего стула, и я бросился за ним, но он тут же растворился в пятничной вечерней толпе.

Это было тридцать лет тому назад, и с тех пор я его не встречал. Однако сегодня я получил весточку от него. Вот она: «Сначала я был невежествен, затем я выучил урок умом и чувствами и думал, что это был духовный урок. А теперь, наконец, я понял. Духовность – это понимание, а не воображение. Хвала Господу Всех Миров».

Повар

Давайте представим себе, что жизнь – это путешествие, и посмотрим, как люди воображают ход тех или иных событий. То здесь, то там мы сможем обнаружить некоторое вмешательство, которое словно бы нарушает заданный курс. Конечно, однажды изменив направление, судьба как будто бы возвращается в колею и развивается вполне линейно до тех пор, пока другое вмешательство не нарушит сложившийся образец. Забыв о всякой предусмотрительности, люди начинают этот процесс заново, предполагая, что жизнь будет продолжаться, как прежде, – в линейном режиме…

Лучшей иллюстрацией того, что происходит на самом деле и что, как воображают люди, будет происходить, оказывается история. Мы можем рассказать здесь такую историю, и она даст нам возможность разглядеть, как все происходит в действительности.

Однажды караван богатых и преисполненных важностью купцов отправился в длительное и опасное путешествие из Сирии – на юг, в Мекку. Вскоре после того как процессия тронулась в путь, какой-то самоуверенный на вид старец, верхом на осле и с двумя гружеными мулами в связке, попросил разрешения присоединиться к каравану.

Предводитель каравана начал обсуждать такую возможность, и, по крайней мере, некоторые из купцов высказали свои возражения против незнакомца. Он не выглядел процветающим; у него были не верблюды, а мулы и осел. Кроме того, он не выглядел достаточно крепким, чтобы носить оружие, и это был аргумент не в его пользу, поскольку пустыня кишела разбойниками…

Более того, он признался, что по профессии он всего лишь повар, правда шеф-повар, но все-таки – повар. Он настаивал, что, поскольку он «находится под защитой», его участие будет только во благо. В конце концов, чтобы не терять времени, купцы оставили свои возражения и повару было позволено присоединиться к каравану.

Когда караван вступил в дикую и бесплодную область пустыни, его окружили разбойники. Они были хорошо организованы, и, спутав ноги верблюдам, впихнули купцов в загон для скота, окруженный колючей изгородью, а сами, обступив своего предводителя, стали обсуждать, как будут делить добычу.

Отдавшись этому занятию, спустя несколько минут они вдруг заметили, что проглядели кого-то из пленников. Повар, каким-то образом оказавшийся вне загона, раскладывал на земле длинный кусок ткани, который он достал из седельной сумки. Затем на глазах у разбойников он стал вытаскивать из сумки один за другим пироги весьма аппетитного вида и класть их на скатерть.

«Чем это ты занимаешься, – взревел главарь. – До тебя все еще не дошло, что ты пленник?»

«Пленник или нет, но люди должны есть, а я повар», – ответил человек и продолжал раскладывать еду.

Привлеченные соблазнительной картиной, бандиты отпихнули его и столпились вокруг скатерти. Они сели и жадно сожрали все, что там было.

Не прошло и получаса, как бандиты, опьяненные каким-то снадобьем, добавленным в еду, погрузились в глубокий сон…

Повар открыл колючую изгородь и выпустил пленников. Разбойники были переданы в руки властей, и, таким образом, караван был спасен человеком, который, казалось, наименее подходил для этого.

Сегодня вечером я рассказал эту историю потому, что кто-то показал мне набросок статьи о нас, где выражается удивление, что такое сборище, как мы, может быть вовлечено во что-то существенное.

Некоторые из присутствующих здесь послали мне различные вопросы, например такие:

«Могут ли в жизни, за пределами плана, доступного нашему видению, происходить некие события?»

«Может ли невидимый аспект событий влиять на их последующее развитие?»

«Сдерживает ли нас неспособность видеть реальность?»

«На некоторых стадиях кажется, что нашу цель невозможно достичь. Так ли это?»

Как мне представляется, приведенная история отвечает на каждый из этих вопросов, да и на многие другие тоже…

Деятельность значительная и незначительная

В.: Если значимость великих суфиев – прежних и нынешних мастеров – столь велика, если они решают задачи космического масштаба, то почему так часто их можно застать за столь нехитрыми занятиями, как обучение малозначимых учеников или преподавание совершенно элементарных учений?

О.: Непонимание этого момента объясняется отсутствием полного знания о функциях реальных суфиев. Наличие способности и функций подразумевает использование их соответствующим образом и в соответствующее время, но не произвольно. Так, имея доступ к электрическому свету, возможно, вы включите его, чтобы почитать тривиальную книгу, а может быть, чтобы написать работу, которая получит Нобелевскую премию. Но если вы просто включите свет, потому что у вас есть такая возможность или чтобы осветить им работу, получившую приз, вы покажетесь, и на самом деле будете – смешным. Знание и функция означают, что суфий знает, что он может сделать; может сделать то, что, как он знает, он может; и делает то, что может. Тот, кто свысока смотрит на деятельность, которую принято считать незначительной, или из смирения ограничил себя выполнением простых вещей, является имитатором. Он может приносить некую пользу, но далеко не так, как люди, знающие, к чему приведут их действия.

Индийский учитель

Я очень удивился тому, что вы как-то рассказали здесь об отношении к учителю в индуизме. Оказывается, концепция обучающей персоны, которую мы, на Западе, знаем как очень древнюю идею, предположительно берущую начало с незапамятных времен, на самом деле возникла не в Индии или в той форме индуизма, какую мы знаем сейчас. Согласно записям, которые я вел на вашей лекции, вы сказали, что: «Индуистский учитель – фигура, пользующаяся в Индии огромным влиянием, а в последнее время, олицетворяя духовное руководство, покорила и западные умы. Подобный учитель обладает такой притягательностью не потому, что в нем воплощается истинная последовательная передача знания, а потому, что он – вторичное проявление суфизма. Короче говоря, этот театральный вариант, потворствующий в человеке грубой жажде руководства, неотразим в силу своего суфийского, дервишского содержания. Индуизм и его имитаторы на Западе, таким образом, обхаживают живого представителя непрерывной цепи передачи. Тут нет ничего от древнего индуизма, поскольку в его учениях не существовало концепции непрерывной миссии передачи, а присутствовала лишь простая теория о квазибожественном в человеке».

Исследуя этот вопрос, что вы и попросили сделать, я обнаружил, что здесь и в самом деле царит путаница. Действительно, в Средние века индуизм воспринял эту суфийскую концепцию, в результате чего мы имеем отнюдь не последовательное продолжение индуистского учения, базирующегося на наставничестве, а некую смесь. Большинству индийцев и индологов этот фактор известен лишь очень смутно, но его тем не менее отметили некоторые люди.

Результат моего исследования наилучшим образом выражен в отрывке, который я нашел в работе «Влияние ислама на индийскую культуру» доктора Тара Чанда99
  Тара Чанд. Влияние ислама на индийскую культуру. 1954, стр. 114. – Прим. автора.


[Закрыть], авторитетного индуистского специалиста по индийской культуре. Позвольте мне процитировать этот фрагмент в качестве квинтэссенции моего исследования:

«Можно, конечно, настаивать, что почтение к учителю является древнеиндийской идеей… От ученика требовалось уважать своего гуру больше, чем родного отца, платить ему абсолютным послушанием во время ученичества и всю жизнь почитать его. Учитель даже сравнивается с Богом. Однако древняя идея почтительного отношения к наставнику весьма отличается от преданности духовному руководителю – человеку и одновременно божеству, являющемуся звеном в иерархической цепи наставников… Данная суфийская концепция божественного наставника была включена в индуизм в Средние века… она распространилась по всей Индии».

Чьи животные?

В.: Почему суфии столь много внимания уделяют чужим порокам и своим добродетелям?

О.: На самом деле суфии не делают этого; так кажется только тем, кто с пристрастием относится к данной теме.

Насреддиновская история о животных иллюстрирует подобный склад мышления.

Зверинец

Мулла Насреддин пришел к психотерапевту, который стал тестировать его, показывая карточки с различными символами. Сначала это были три точки.

«Что они означают?» – спросил доктор.

«Трех волков», – ответил мулла.

«А эти два тире?»

«Двух слонов».

«А что вы скажете об этих помещенных рядом точках и тире?»

«Это – стадо ослов и пони».

«Боюсь, – сказал доктор мулле, – что вы одержимы животными, и нам придется этим заняться…»

«Займитесь сначала собой, – сказал мулла, – поскольку все эти создания из вашего зверинца!»