Текст книги "Битая карта"

2
Первые проблески

Всем известно, что некоторые члены парламента страдают недержанием брюк. Но Грегор Джек среди таковых не числился. Не говоря уже о том, что во время предвыборной кампании и на многих общественных мероприятиях он вообще избегал появляться в брюках, предпочитая им килт. В Лондоне он без обид воспринимал шутки и старые колкости парировал старыми штампами.

– Скажите нам, Грегор, что надевают под килт?

– Ничего. Абсолютно ничего. Но уверяю вас, там все в полном порядке, так сказать, в полной боевой готовности.

Грегор Джек не был членом Шотландской национальной партии, хотя в молодости и заигрывал с ней. В Лейбористскую он вступил, но вышел по причинам, которых так никогда и не объяснил. Не был он и либеральным демократом. Не вошел и во фракцию такой редкой разновидности, как шотландские тори. Грегор Джек был кандидатом независимым. Именно в этом качестве он избирался в Эдинбурге от Северного и Южного Эска. В первый раз он попал в парламент в 1985 году в результате свободных выборов, одержав «в меру» неожиданную победу. Вообще, слово «умеренность» часто возникало рядом с именем Джека. Как и «честность», «законопослушание» и «порядочность».

Все это Джон Ребус помнил по старым газетам, журналам и радиоинтервью. Но ведь не могло же не быть в этом человеке какого-то изъяна, какой-нибудь трещинки в его сияющих доспехах. Похоже, операция «Косарь» как раз и выявила такой изъян. Ребус просмотрел субботние газеты в поисках разоблачений. Ничего не нашел. Странно. Журналисты ночью, казалось, были настроены довольно решительно. Операция закончилась около половины второго… Времени оставалось вагон, чтобы успеть дать информацию в утренний номер. Разве что репортеры были не из местных. Хотя нет, наверняка все местные. Эдинбургские. Правда, лиц он не узнал. Неужели Уотсону хватило духу вызвать лондонских газетчиков? Ребус улыбнулся. Если не духа, то брюха у него явно хватало – жена об этом заботилась. Трехразовое питание – три блюда на завтрак, три на обед и три на ужин.

– Кормишь тело – кормишь дух, – любил повторять Уотсон. Что-то в этом роде. Но с духом была проблема: хоть Уотсон и почитал Библию, дух от него все чаще исходил алкогольный. Розовые пятна на щеках и двойном подбородке, а к этому немилосердный запах мятных леденцов… Теперь, входя в начальственный кабинет, Лодердейл непременно принюхивался, словно пес. Только вынюхивал он не следы, а повышение по службе.

Прощай, Фермер, здравствуй, Фарт[5]5
  Fart (англ.) – пердун.


[Закрыть].

Видимо, Лодердейлу так или иначе было не избежать этого прозвища. Возникло оно по ассоциации. Сначала превратился в Форт-Лодердейл[6]6
  Район в Шотландии, где когда-то существовал римский форт.


[Закрыть], а от Форта до Фарта один шаг. Да и прозвище было вполне подходящее, потому что, где бы ни появлялся старший инспектор Лодердейл, после него в воздухе висел дурной запах. Взять хотя бы дело об украденных книгах. Стоило Лодердейлу войти в кабинет, как Ребус понял, что придется срочно открывать окна.

– Джон, я хочу, чтобы ты вплотную занялся этим делом. Профессор Костелло – человек уважаемый, международная знаменитость в своей области…

– И что?

– И, – Лодердейл сделал вид, будто следующая фраза для него ничего не значит, – он близкий друг старшего суперинтенданта Уотсона.

– О!

– У нас что, неделя моносложных слов?

– Моносложных? – Ребус нахмурился. – Прошу прощения, сэр, придется мне спросить у сержанта Холмса, что это значит.

– Не валяй дурака…

– Я и не валяю, сэр, честно. Сержант Холмс не чета мне, он учился в университете. Э-э… целых семестра два. Он лучше меня сумеет координировать работу полицейских в этом крайне деликатном деле.

Лодердейл разглядывал сидевшего перед ним Ребуса целую вечность, по крайней мере Ребусу так показалось. Боже, неужели этот тип и в самом деле настолько глуп? Неужели нынче никто не понимает иронию?

– Слушай, – сказал наконец Лодердейл, – мне нужен кто-нибудь чуток постарше, чем новоиспеченный сержант. Дай бог нам всем здоровья и долгих лет, инспектор, но у тебя как раз и есть этот самый чуток.

– Вы мне льстите, сэр.

Папка с глухим стуком упала на стол Ребуса. Старший инспектор молча вышел, а Ребус немедля встал со стула и направился к окну, но окно заклинило. Делать было нечего. Ребус со вздохом вернулся к столу и сел. Открыл папку.

Это была обычная кража. Джеймс Алоизий Костелло был профессором богословия в Эдинбургском университете. Кто-то унес из его кабинета несколько редких книг. Бесценных, если верить профессору, хотя цена у них все-таки была, если верить букинистам и аукционерам. Список украденных книг выглядел несколько эклектично: раннее издание «Трактата о предопределении» Нокса, два первых издания Вальтера Скотта, «Мудрость ангельская» Сведенборга, одно из первых изданий «Тристрама Шенди» с автографом автора и несколько книг Монтеня и Вольтера.

Ребусу все это ничего не говорило, пока он не увидел оценку этих изданий, сделанную одним из аукционных домов на Джордж-стрит. И тут у него возник новый вопрос: что вообще эти книги делали в незапертом кабинете? Как они там оказались?

– Я сам их принес, – беззаботно ответил профессор Костелло. – Чтобы их читали, чтобы ими восхищались. Зачем они нужны, если держать их под замком – в сейфе или в библиотечном стенде?

– Кто-нибудь еще о них знал? То есть знал ли их настоящую ценность?

Профессор пожал плечами:

– Я полагал, инспектор, что вокруг друзья.

Голос у него был как торфяная труха, зато глаза сверкали, как хрусталь. Образование он получил в Дублине, но потом жил «затворником», как он сам выразился, в Кембридже, Оксфорде, Сент-Эндрюсе[7]7
  Город на берегу Северного моря, где находится старейший в Шотландии университет, основанный в начале XV в. Встречается вариант перевода – Сент-Андрус.


[Закрыть] и теперь в Эдинбурге. И всю жизнь собирал книги. Те, что остались в кабинете – по-прежнему не запертые, – стоили не меньше, чем украденные, если не больше.

– Говорят, молния не попадает в одно место дважды, – успокоил он Ребуса.

– Молния, может, и не попадает, а воры – вполне себе могут. Не могли бы вы хоть кабинет запирать, когда уходите, сэр? Если уж других мер принять не хотите.

Профессор пожал плечами. «Это что, стоицизм?» – спрашивал себя Ребус. Он немного нервничал, сидя в этом кабинете на Баклю-плейс. С одной стороны, он и сам был в некотором роде христианином и хотел кое-что обсудить с таким мудрецом. Мудрецом? Ну, наверное, его мудрость не была всеобъемлющей и он не ведал, как работают дверные замки и человеческие мозги, но он был по-своему мудр. С другой стороны, Ребус нервничал, потому что он и себя считал человеком неглупым, а сложись жизнь иначе, мог бы стать еще умнее. Он никогда не учился в университете и не стремился к этому. Он думал о том, каким бы он стал, если бы учился…

Профессор смотрел из окна на улицу. По одну сторону Баклю-плейс стоял ряд аккуратных домиков, принадлежавших различным факультетам университета. Профессор называл эту часть Ботаническим заливом. А через дорогу высились невзрачные современные каменные мавзолеи главного университетского комплекса. Если эта часть тоже входила в акваторию Ботанического залива, то Ребус руками и ногами был за развитие транспортного сообщения.

Он оставил профессора его музам и мыслям. Случайной ли была эта кража? Или же вор знал, что делал, и спланировал операцию? Наверняка среди коллекционеров есть бессовестные типы, которые заплатят, не задавая вопросов, за одно из первых изданий «Тристрама Шенди». Если имена прочих авторов были Ребусу лишь смутно знакомы, то эту книжку он знал. Издание в мягкой обложке, сам купил на барахолке в парке Медоуз за десять пенсов. Может, предложить ее профессору?..

Вот так началось для инспектора Ребуса дело об украденных книгах. Собственно, кое-какое расследование уже проводилось, о чем свидетельствовали протоколы, но ничто не мешало пройти той же дорожкой еще раз. Аукционеры, книготорговцы, частные коллекционеры… Со всеми нужно переговорить. И все это ради невероятной дружбы между старшим суперинтендантом полиции и профессором богословия. Пустая трата времени – чего уж тут говорить. Книги пропали в прошлый вторник. Сейчас суббота, и теперь-то они, несомненно, лежат под замком, где-нибудь в темном и тайном уголке.

Ну и способ провести субботу! Будь у него свободный день, он провел бы его в свое удовольствие… Возможно, именно по этой причине Ребус и не отказался от дела: он собирал книги. Нет, это сильно сказано. Он покупал книги. Покупал больше, чем мог прочесть, если нравилась обложка или название. Иногда покупал потому, что слышал хвалебный отзыв об ее авторе. Нет, если разобраться, хорошо, что он связан заданием, иначе разорился бы в два счета.

Впрочем, о книгах он сейчас не думал. Его мысли были заняты лишь членом парламента. Был ли Грегор Джек женат? Ребус полагал, что да. Кажется, несколько лет назад состоялась свадьба, большой прием, важные гости… Ну, женатые мужчины для проституток – лакомый кусочек. Проглотят, и крошек не останется. Жаль, подумал Ребус. Он всегда с уважением относился к Джеку, – вероятно, как теперь до него это дошло, просто купился на тот образ, который Джек продавал публике. Но вот теперь выяснилось, что образ был неполный, не так ли? Джек был выходцем из рабочего класса, он все ногти себе переломал, карабкаясь наверх, и стал хорошим членом парламента. Северный и Южный Эск не самые легкие территории, там и шахтерские городки, и респектабельные пригороды. Джек, казалось, с легкостью находил общий язык со всеми. Ему удалось перенести уродливую новую дорогу подальше от мест обитания своих зажиточных избирателей, но, помимо этого, он сражался за то, чтобы в его избирательном округе появились высокотехнологичные производства, чтобы переподготовить шахтеров для работы на новых предприятиях.

Слишком благостная картинка. Так не бывает. Не бывает – и все тут…

Книжные магазины. Нужно думать о магазинах. Проверить имело смысл только те, что не работали на этой неделе, а таких не много. Но походить придется… вот это как раз можно было бы поручить кому-нибудь помоложе. Хотя он потом все равно думал бы, что нужно самому перепроверить. Нет. Это себе дороже.

На Баклю-стрит самым странным образом уживались захудалые лавчонки, торгующие подержанными вещами, и модные вегетарианские кафе, отпускающие еду навынос. Студенческий район. Это было недалеко от места, где жил Ребус, но он редко сюда наведывался. Только по делам. Исключительно по делам.

Так, вот что ему надо. «Книги Сьюи». Ему повезло – магазинчик работал. Несмотря на весеннее яркое солнце, через стекло ничего разглядеть не удалось. Магазинчик был крохотный, с унылой витриной, где были выставлены старые книги в твердом переплете, преимущественно на шотландскую тематику. В центре лежал громадный черный кот, который задумчиво – чтобы не сказать недоброжелательно – посматривал на Ребуса. Витрину давно не мыли. Разобрать названия книг можно было, лишь прижав нос к стеклу, чему мешал старый черный велосипед, оставленный кем-то у входа. Ребус открыл дверь. Внутри магазин выглядел так же убого, как и снаружи. У порога лежал волосяной коврик. Ребус сделал себе заметку на память: перед выходом на улицу вытереть ноги…

Полки – некоторые застекленные – были заставлены книгами, а запах стоял такой, какой стоит в домах у престарелых родственников, на чердаках и в ящиках школьных столов. В проходах было не протиснуться. Как следует замахнуться и то места нет… У него за спиной послышался стук, и он подумал, что уронил книгу с полки, но, повернувшись, увидел кота. Кот обогнул Ребуса, направляясь к столу в задней части помещения. Над столом покачивалась голая лампа.

– Ищете что-нибудь определенное?

Она сидела за столом, почти полностью скрытая грудой книг. В одной руке она держала карандаш, которым проставляла цену на форзацах. С расстояния все это напоминало сцену из романа Диккенса. Вблизи выглядело иначе. Ей не было и двадцати, крашенные хной волосы торчали во все стороны. Глаза за круглыми дымчатыми стеклами очков тоже были круглые и темные, в каждом ухе блестело по три сережки, а еще одна красовалась в крыле левой ноздри. Ребус не сомневался, что у нее есть бледнолицый бойфренд с длинными дредами и манерной собачкой-левреткой, которую он водит на обрывке бельевой веревки.

– Я ищу хозяина магазина, – сказал он.

– Его сейчас нет. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Ребус пожал плечами, глядя на кота. Тот бесшумно запрыгнул на стол, потерся о книги. Девушка подставила карандаш, и кот почесался о него подбородком.

– Инспектор Ребус, – сказал Ребус. – Ищу похищенные книги. Я подумал, может быть, кто-то пытался продать их вам.

– У вас есть список?

Ребус кивнул. Он вытащил из кармана лист бумаги и протянул девушке.

– Можете оставить себе, – сказал он. – На всякий случай.

Пробежав глазами список, она вытянула губы:

– Не думаю, что это было бы Рональду по карману, даже если бы и хотелось.

– Рональд – это директор?

– Да. Откуда их украли?

– Да тут, с соседней улицы – с Баклю-плейс.

– Ну тогда их вряд ли понесли бы в ближайший магазин. Вы так не думаете?

Ребус улыбнулся.

– Логично, – сказал он. – Но я обязан проверить.

– Ну что ж, буду иметь в виду, – сказала она, складывая лист. Она сунула бумажку в ящик стола, а Ребус протянул руку и погладил кота. Кошачья лапа метнулась молнией, царапнула запястье Ребуса. Он отдернул руку, дыхание перехватило.

– Ах ты господи! – расстроилась девушка. – Распутин не любит чужих.

– Я уже понял, – сказал Ребус, разглядывая запястье со следами когтей – три полосы длиной в дюйм. Они уже набухали кровью, и капли проступали сквозь кожу. – Черт, – сказал он и приложился губами к царапинам.

Он сердито посмотрел на кота. Кот тоже недружелюбно поглядывал на него, потом спрыгнул со стола и исчез.

– Как он вас, не сильно?

– Не очень. Такого нужно на цепи держать.

Она улыбнулась:

– Вы что-нибудь знаете о вчерашнем рейде?

Ребус моргнул, продолжая высасывать кровь из царапины.

– Каком рейде?

– Я слышала, что полиция наехала на бордель.

– Правда?

– И что там поймали члена парламента Грегора Джека.

– Правда?

Она снова улыбнулась. «У слухов длинные ноги, – уже не в первый раз подумал Ребус. – Будто живем не в городе, а в паршивой деревушке».

– Просто я подумала, может, вам что-то об этом известно, – сказала она. – Ну, то есть правда ли это. То есть… – Она вздохнула. – Бедный, бедный Разорёха.

Теперь Ребус нахмурился.

– Это прозвище, – объяснила она. – Разорёха. Так его Рональд называет.

– Значит, ваш босс знаком с мистером Джеком?

– Да. Они вместе в школе учились. Разорёхе принадлежит половина всего этого. – Она обвела рукой помещение с таким видом, будто владела каким-нибудь крупным универмагом на Принсес-стрит, и сразу поняла, что не произвела на полицейского большого впечатления. – Главный бизнес делается за кулисами, – сказала девушка с вызовом. – Главные покупки и продажи. Кому-то может показаться, что это ерунда, но такой бизнес – настоящий золотой прииск.

Ребус кивнул.

– Вообще-то, – проговорил он, – раз уж вы сами об этом сказали, ваша лавка и впрямь смахивает на прииск – отвалы, завалы… – Теперь запястье у него жгло как крапивой. Чертов котяра. – Хорошо, имейте в виду эти книги, ладно?

Она не ответила – видать, обиделась. Она уже взяла со стола карандаш и снова принялась за книги. Ребус мысленно послал ее подальше, пошел к двери и шумно отер подошвы о коврик, прежде чем выйти на улицу. Кот уже вернулся на витрину в окне и теперь вылизывал себе хвост.

«И тебя туда же, приятель», – буркнул Ребус. Ох и не любил же он всех этих домашних любимцев!

* * *

У доктора Пейшенс Эйткен были домашние любимцы. Очень много любимцев. Крохотные тропические рыбки… ручной еж, который жил в конце сада… два волнистых попугайчика в клетке в гостиной… и, да, кот. Приблудный котяра, который, к облегчению Ребуса, бо`льшую часть времени по-прежнему предпочитал бродяжничать. Окрас у него был пестрый, и звали его Душка.

Душке Ребус нравился.

– Забавно, – сказала Пейшенс, – но кошки, похоже, всегда неравнодушны к тем, кто их не любит, кто старается от них держаться подальше и у кого на них аллергия. Не спрашивай почему.

Пока она говорила это, Душка путешествовал по плечам Ребуса. Тот рявкнул и стряхнул с себя кота, который приземлился на все четыре лапы.

– Терпение, Джон.

Да, она права. Если он потеряет терпение, то может потерять и Пейшенс[8]8
  В оригинале игра слов, основанная на том, что имя Пейшенс (Patience) означает «терпение».


[Закрыть]. Так что он старался. Старался. Может быть, именно потому он и попытался погладить Распутина. Надо же придумать – Распутин! Ну почему домашних любимцев называют либо Душка-Красавец-Крошка-Пятнышко, либо Распутин-Вельзевул-Клык-Нирвана-Бодхисаттва? Спросите у их хозяев.

Ребус сидел в «Резерфорде» за маленькой кружкой пива и смотрел телевизор – результаты футбольных матчей, когда вдруг вспомнил, что вечером его ждут на ужин в новом доме Брайана Холмса и Нелл Стэплтон. Он застонал. Потом вспомнил, что единственный чистый костюм висит в квартире у Пейшенс Эйткен. Это был тревожный сигнал. Он что, переселился к Пейшенс? В последнее время он, похоже, и правда проводит у нее черт знает сколько времени. Ну да, она ему нравится, хоть и относится к нему, как к одной из своих зверушек. И квартира ее ему нравится. Ему даже нравилось, что она в подвале.

Ну, не совсем в подвале. В некоторых районах когда-то этот этаж, может быть, и называли «квартирой в цокольном этаже», но на Оксфорд-террас, благоустроенной Оксфорд-террас, стокбриджской Оксфорд-террас, это называлось «квартира с садом». При ней и правда был клочок земли – узенький равнобедренный треугольник палисадника. Но Ребусу нравилась сама квартира. Она была похожа на убежище, на «штабную землянку» в детском лагере. Стоя у окна в одной из двух спален, можно было разглядывать ноги прохожих. Люди редко смотрят себе под ноги. Ребусу, чья квартира в Марчмонте располагалась на третьем этаже, нравился такой вид из окна. Если другие в его возрасте стремились переехать жить за город в собственные дома, то у Ребуса счастливые мурашки по коже бежали, когда он с улицы спускался, а не поднимался к входной двери. Ему чудилась в этом не только новизна, но нечто обратное привычному ходу вещей, принципиальная перемена – казалось, жизнь обещает ему поворот к лучшему.

Сама Пейшенс тоже была полна обещаний. Она хотела, чтобы он перевез к ней вещи и чувствовал себя здесь «как дома». И она дала ему ключ. Вот почему, когда он допил пиво и убедил машину совершить пятиминутную поездку, он смог попасть в ее квартиру. Его костюм, недавно почищенный, лежал на кровати в гостевой спальне. Вместе с Душкой. Вернее, Душка лежал на костюме, точил когти и терся спиной, оставляя линючую шерсть.Скидывая кота, Ребус держал в уме Распутина. Он взял костюм, отнес его в ванную и, прежде чем пустить воду, запер за собой дверь.

* * *

Избирательный округ Северного и Южного Эска довольно велик по площади, но не по численности населения. Впрочем, население постепенно увеличивалось. Новые кварталы вырастали плотными гроздьями на окраинах шахтерских деревень и поселков. Да, район менялся. Появились новые дороги, даже новые железнодорожные станции. Поселились новые люди, которые запускали здесь свой бизнес. Но Брайан Холмс и Нелл Стэплтон решили купить старый типовой домик в центре одной из самых крошечных деревенек – в Эсквелле. Вообще-то, Эсквелл практически стал частью Эдинбурга. Город тоже рос, расширялся. Он поглощал деревни, вбирал в себя все новые и новые пригороды. Не люди переезжали в Эдинбург – город наезжал на них…

Но к тому времени, когда Ребус добрался до Эсквелла, у него пропало настроение размышлять о деревенской жизни. Машина завелась с трудом. Она у него всегда заводилась с трудом. Но в костюме и рубашке с галстуком под капотом копаться не очень удобно. Когда-нибудь, в один прекрасный выходной день, он наконец разберет этот двигатель. Непременно разберет. А потом сдастся и вызовет техпомощь.

Дом он нашел без труда – в Эсквелле была одна главная улица и всего пять боковых. Ребус прошел по садовой тропинке и остановился на крыльце с бутылкой вина в руке. Свободной рукой он постучал в дверь. Она открылась почти сразу же.

– Опаздываете, – сказал Брайан Холмс.

– Это прерогатива старшего по званию. Мне позволительно опаздывать.

Холмс провел его в холл.

– Я же сказал – без формальностей.

Ребус сперва озадачился, а потом понял, что речь идет о его костюме. Только теперь он заметил, что сам Холмс стоит в рубашке с расстегнутым воротом, в джинсах и мокасинах на босу ногу.

– Вот как, – сказал Ребус.

– Ничего, я сейчас поднимусь наверх и переоденусь.

– Нет, если из-за меня, то не надо. Это твой дом, Брайан. Одевайся, как тебе нравится.

Холмс кивнул, и у него на лице вдруг появилось довольное выражение. Ребус попал в точку: это его дом. Вернее, его ипотека… половина ипотеки.

– Прошу, – сказал он, показывая на дверь в конце холла.

– Я, пожалуй, сначала поднялся бы наверх, – сказал Ребус, передавая бутылку Холмсу. Он продемонстрировал свои руки. Даже Холмс не мог не заметить следов масла и грязи.

– Проблемы с машиной, – кивнул он. – Ванная справа от лестницы.

– Ясно.

– А что это за жуткие царапины? Я бы обратился к врачу. – Судя по мрачному тону Холмса, он не исключал, что некий доктор причастен к царапинам Ребуса.

– Кот, – сказал Ребус. – Кот, у которого осталось восемь жизней.

В ванной наверху он вел себя как стеснительный подросток. Вымыв руки, он сначала сполоснул раковину, на которой остались грязные подтеки, потом соскреб грязь с мыла, после чего ему снова пришлось сполоснуть раковину. Полотенце висело над ванной, но, когда он начал вытирать руки, обнаружилось, что это не полотенце, а ножной коврик. Настоящее полотенце висело на крючке у двери. «Расслабься, Джон», – сказал он себе. Но сказать легко, а сделать не очень. Светское общение всегда было его слабым местом.

Он высунул голову из-за двери и посмотрел вниз.

– Спускайтесь, спускайтесь.

Холмс протянул ему стакан виски.

– За вас. Будьте здоровы.

– Ты тоже.

Они выпили, и Ребусу сразу стало лучше.

– Дом покажу попозже, – сказал Холмс. – Располагайтесь.

Ребус сел и огляделся.

– Настоящий дом Холмса на холмах, – прокомментировал он. В воздухе витали приятные запахи, а из кухни – которая, похоже, находилась за другой дверью гостиной, – доносилось позвякивание и побрякивание. Гостиная представляла собой почти правильный куб. В одном углу стоял стол, накрытый на три персоны, в другом – кресло, в третьем – телевизор, а в четвертом – торшер.

– Очень мило, – одобрил Ребус.

Холмс сидел у стены на двухместном диване. За головой у него было приличных размеров окно, выходившее в садик. Холмс скромно пожал плечами:

– Нас устраивает.

– Не сомневаюсь.

В комнату вошла Нелл Стэплтон. Здесь она казалась еще выше и внушительнее, чем всегда, – просто Алиса, проглотившая пирожок «съешь меня». Нелл вытерла руки о кухонное полотенце и улыбнулась Ребусу:

– Привет.

Ребус поднялся, она чмокнула его в щеку.

– Привет, Нелл.

Она подошла к Холмсу, взяла его стакан. На лбу у нее блестели капельки пота, одета она тоже была по-домашнему. Глотнув виски, Нелл шумно выдохнула и вернула стакан Холмсу.

– Буду готова через пять минут, – сообщила она. – Жаль, что ваша подруга-доктор не смогла приехать, Джон.

Он развел руками:

– У нее уже была назначена встреча. Ужин с коллегами. Я очень рад, что у меня появилась уважительная причина с ней туда не идти.

Она улыбнулась ему слишком уж дежурной улыбкой.

– Ну, – сказала она, – я вас оставляю, мальчики, поговорите о своем.

Нелл вышла, и в комнате сразу стало пусто. Черт, что он такое ляпнул? Рассказывая Пейшенс Эйткен о Нелл, он не мог найти подходящих слов. Все было не то. Властная, строптивая, бойкая, сметливая, крупная, яркая – просто семь гномов в одной упаковке. Она явно не соответствовала расхожему представлению об университетских библиотекарях. Брайана Холмса это, очевидно, вполне устраивало. Разглядывая остатки виски на дне стакана, Холмс улыбался. Потом он встал, чтобы долить виски, – Ребус от добавки отказался, – и вернулся с папкой.

– Вот, – сказал он.

Ребус взял папку:

– Что это?

– Посмотрите.

В основном это были газетные вырезки, журнальные статьи, пресс-релизы… все про члена парламента Грегора Джека.

– Зачем это?..

Холмс пожал плечами:

– Природное любопытство. Когда я понял, что перееду в его избирательный округ, то решил узнать о нем побольше.

– Газеты, похоже, помалкивают о вчерашней ночи.

– Может быть, им так порекомендовали. – Голос Холмса звучал скептически. – А может, выжидают благоприятного момента. – Не успев сесть, он снова поднялся. – Пойду посмотрю, не нужно ли помочь Нелл.

Он вышел, и Ребус волей-неволей принялся за чтение. В папке не было ничего такого, что было бы ему неизвестно. Выходец из рабочей семьи. Общеобразовательная школа в Файфе, потом Эдинбургский университет. Степень по экономике и бухгалтерскому учету. Аудитор. Женился на Элизабет Ферри. Познакомились в университете. Она – дочь бизнесмена сэра Хью Ферри. Единственная дочь, единственный ребенок. Отец души в ней не чаял, ни в чем ей не отказывал, потому что – как говорили – она напоминала ему жену, умершую двадцать три года назад. Последняя «подруга» сэра Хью, бывшая модель, была в два раза моложе его. Может быть, она тоже напоминала ему жену…

Вообще-то, забавно. Элизабет Джек была женщина привлекательная, даже красивая. Но о ней мало что было известно. С каких это пор хитроумные политики перестали использовать красивых жен для умножения своего политического капитала? Может быть, она хотела жить собственной жизнью. Ездить зимой на горнолыжные курорты, летом на море, а не таскаться за своим благоверным на торжественные открытия заводов, званые чаепития и прочие подобные мероприятия, в которых участвуют члены парламента.

Ребус теперь вспомнил, что` ему нравилось в Грегоре Джеке. В их начальной биографии обнаруживалось много общего. Как и Ребус, Джек родился в Файфе и окончил такую же общеобразовательную школу. Только в те времена школа была не общеобразовательная, а начальная и средняя. Таким образом, и Ребус, и Грегор Джек окончили среднюю школу. Школа Ребуса находилась в Кауденбите, а Джека – в Керколди. В общем-то, совсем рядом.

Вроде бы единственное пятно на репутации Джека – это история с выбором места для завода электроники. Ходили слухи, что его тесть нажал на какие-то тайные пружины… Во всяком случае, скандал быстро замяли. Никаких доказательств не было, и кто-то кому-то пригрозил судебным иском за клевету. Сколько же лет Джеку? Ребус разглядывал недавнюю фотографию в газете. На снимке он выглядел моложе, чем в жизни. Ну да на фотографиях в СМИ люди всегда выглядят моложе. Сколько ему – тридцать семь? Тридцать восемь? Вроде того. Красивая жена, куча денег.

И тут его вдруг накрывают во время полицейского рейда – в постели проститутки. Ребус покачал головой. Да, мир жесток. Потом он улыбнулся: так сукину сыну и надо, нечего бегать от жены.

Холмс вернулся. Кивнул, показывая на папку:

– Ну, чудеса, да и только, правда?

Ребус пожал плечами:

– Да не то чтобы, Брайан. Не то чтобы.

– Ну, допивайте виски, и садимся за стол. Мое начальство говорит, сейчас будут подавать ужин.

* * *

Ужин был хорош. Ребус поднял три тоста: один за счастье хозяев, один – за их новый дом, и еще один – за служебный рост Холмса. К этому времени они уже допивали вторую бутылку вина и доедали главное блюдо – ростбиф. После был подан сыр, а потом, после сыра, кранахан[9]9
  Традиционный шотландский десерт; представляет собой смесь взбитых сливок, виски, меда, малины, обжаренных овсяных хлопьев.


[Закрыть]. А после всего этого – кофе с «Лафройгом»[10]10
  «Лафройг» – название марки односолодового шотландского виски.


[Закрыть] и дремота в кресле и на диване для всех желающих. Ребусу не понадобилось много времени, чтобы расслабиться, – об этом позаботился алкоголь. Но расслабление было какое-то нервное – ему казалось, что он много всего наговорил, и по большей части всякую ерунду.

Поговорили, конечно, на профессиональные темы, и Нелл не возражала, потому что ей все было интересно. И алкогольные привычки Фермера Уотсона («Может быть, он вообще не пьет. Может, он просто любит мятные конфетки».) И амбиции старшего инспектора Лодердейла. И рейд в бордель тоже. Ей было очень интересно, что за удовольствие может получать человек, когда его лупцуют плеткой или одевают в подгузники, и в чем прелесть секса с аквалангисткой.

– Попробуй, и узнаешь, – вставил свое слово Брайан Холмс. И получил за это подушкой по голове.

К четверти двенадцатого Ребус твердо знал две вещи: во-первых, он слишком пьян, чтобы садиться за руль, а во-вторых, даже если бы он мог ехать (сам или в качестве пассажира), то не знал бы куда: на Оксфорд-террас или к себе в Марчмонт? Где он теперь живет? Он представил себе, что останавливает машину на Лотиан-роуд между двумя этими домами – там и засыпает. Решение за него приняла Нелл.

– Постель в свободной комнате готова. Нужно же, чтобы кто-нибудь ее обновил. Тогда мы по праву сможем называть ее гостевой комнатой. Почему бы вам не стать первым?

Он не стал противиться ее спокойной уверенности, пожал плечами и принял предложение. Вскоре она сама отправилась спать. Холмс включил телевизор, но не нашел там ничего достойного, а потому они стали слушать музыку.

– Джаза у меня нет, – сказал он, зная вкусы Ребуса. – Как насчет этого?..

Он поставил «Сержанта Пеппера». Ребус кивнул:

– Если у меня нет под рукой «Роллинг стоунз», я ставлю второе по качеству.

Они поспорили о поп-музыке шестидесятых, потом немного поговорили о футболе, а потом – подольше – опять о делах служебных.

– Сколько, по-вашему, еще понадобится времени доктору Курту?

Холмс имел в виду одного из патологоанатомов, к услугам которого часто прибегала полиция. Он проводил экспертизу тела, выловленного в Уотер-оф-Лит сразу за мостом Дин-Бридж. Покончила ли утопленница с собой, погибла в результате несчастного случая или ее убили? Они надеялись, что экспертиза доктора Курта подскажет, в каком направлении вести розыски.

Ребус пожал плечами:

– Иногда на исследования уходят недели. Но, насколько мне известно, заключение скоро будет готово. Может быть, через день-два.

– И что же он там напишет?

– Бог его знает.

Они оба улыбнулись. Курт славился своим арсеналом дурных шуток и неуместным легкомыслием.

– Думаю, нас ждут новые каламбуры. Вроде: утопленницу нашли у берега, но она себя не уберегла.

Ребус хохотнул:

– Неплохо.

Четверть часа они провели, вспоминая перлы доктора Курта, а потом разговор перешел к политике. Ребус признался, что за свою взрослую жизнь голосовал всего три раза.

– Один раз за лейбористов, один – за шотландских националистов, один раз – за тори.

Холмсу это показалось смешным. Он спросил про хронологический порядок этих голосований, но Ребус не мог вспомнить. Это тоже показалось смешным.

– Может, в следующий раз попробуете голосовать за кого-нибудь независимого?