Текст книги "Убей меня своей любовью"

Убей меня своей любовью
Игги Йоутсен

© Игги Йоутсен, 2024

ISBN 978-5-0056-9767-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается моему лучшему другу Нику Траппу (Nick Trapp, Великобритания), ставшим моим первым читателем, и двум подругам из Литвы Годе Юскениене (Goda Juškėnienė) и Янине Лескиниене (Janina Lesnickiene), благодаря которым я полюбил страну действия событий этого произведения

Выражается огромная благодарность Сигаловой Виктории Алексеевне за финансовую поддержку для осуществления корректуры и Сигаловой Юлии Владимировне за корректуру.

Часть I

Эмилиус

1. Особенный

Когда с детства говорят, что ты особенный, поневоле начинаешь в это верить. Особенно свойственны подобные реплики любящим родителям, которые говорят их любимым отпрыскам. Безусловно, родной ребёнок всегда будет уникальным. Недаром говорят, что любовь слепа. Со мной же всё обстояло «еще хуже». Я считался особенным, даже когда не совершал ничего выдающегося. Меня хвалили, лелеяли и боготворили с самого рождения. С утра до вечера я слышал слова поддержки и одобрения. Если что-то не получалось или выходило из рук вон плохо, мне без конца и края повторяли: «Ты сможешь, надо только постараться, ты ведь умный и находчивый, всегда найдёшь выход». Я настолько был окрылён «сверхподдержкой» родителей, отчего действительно уверовал, что мне всё подвластно. Конечно, позже жизнь преподала «моему величеству» много поучительных уроков. Я осознал, что в этом мире никому не нужен; что большинству людей плевать на меня и вообще никакой я не особенный, а вполне обычный человек со своими тараканами в голове. Кто бы мог подумать, что много лет спустя, когда я уже давно смирился с сущностью обычного человека, неожиданная способность проснулась во мне. Я всегда знал, что в нашей семье существует какая-то тайна, которая из поколения в поколение передавалась от родителей детям. И мне говорили, что однажды наступит день, когда я стану ее хранителем, а потом передам обретенное знание собственному ребёнку. Я сгорал от любопытства, но мне повторяли, что «всему своё время». Жизнь шла положенным чередом, но секрет мне так и не раскрывали. «Наверное, обманули, нет никакой «семейной тайны», – думал я, пока совсем про нее не забыл. Интрига раскрылась сама по себе одним июньским дождливым вечером. Как всегда, в пятницу мы с друзьями собрались поиграть в «мафию» в одном из антикафе Каунаса. Это игра мне очень нравилась из-за азартности и непредсказуемости. В ней, как и в жизни, ты никогда не знаешь, кто скрывается за маской равнодушия и безразличия. Мои друзья – люди простые, все с высшим образованием и достойными профессиями. Мне приятно проводить с ними время и общаться на самые разные темы, но речь сейчас не об этом, а об игре. Всё шло гладко, весело и непринужденно. Мы много смеялись, пили алкоголь и обменивались шутками, иногда непристойного содержания. И вот после очередного анекдота я нечаянно раскрыл свою карту и даже не заметил этого, в результате чего меня беспощадно «убили». Конечно, я посчитал случившееся несправедливостью и жутко расстроился. Расстроился так сильно, что, подскочив из-за стола, воскликнул в сердцах: «Да чтоб гром грохнул кого-нибудь по башке!». Я не знаю, почему выкрикнул именно эту фразу, не имевшую никакого смысла, но сразу после сказанного действительно грянул гром да с таким шумом, что стёкла вылетели из окон по всей округе, и свет мгновенно погас. Испуганные возгласы послышались со всех сторон, а когда какое-то время спустя электричество вновь вернуло нас в цивилизацию, мы были шокированы представшей перед нашими глазами картиной. В углу у входа в кафе лежал мужчина с пробитым черепом, из которого вытекала жидкость сероватого цвета, как будто кто-то тяжелым предметом нанес ему сильный удар по голове.

2. Эма

Несколько дней спустя я брёл по улице, погруженный в собственные мысли, и не замечал никого и ничего вокруг. Что-то мне подсказывало: тот случай в кафе вовсе не случайность и не совпадение, как могло показаться на первый взгляд. Все произошло по моей вине, хотя внешне выглядело совсем не так. Несмотря на подавленное психологическое состояние, физически я чувствовал себя прекрасно. Какая-то неведомая сила сжигающим потоком разливалась по телу. Я ощущал её каждой клеткой организма. Действие этой силы не оказывало расслабляющего эффекта, а, напротив, приводило в еще более тревожное состояние. Душевные метания не давали мне покоя. Я чувствовал себя словно загнанный в клетку дикий зверь и не знал, что делать и как принять новую «сущность» в новом внутреннем «облике». Не осталось никаких сомнений в том, что я изменился. Любые изменения в себе мы всегда принимаем в последнюю очередь: лишь после того, как их признают все, кто знает нас. Мои друзья поняли это, и им понадобилось одно мгновение. Эмилиус! Эмилиус! Эмилиус! Как такое вообще могло произойти? Не в этом ли заключалась особенность, о которой родители говорили все моё детство? Во мне что-то менялось и менялось с ужасающей скоростью, которую нельзя остановить и направить вспять. Но я не нуждался в переменах. Они портили всё: привычный распорядок жизни, повседневные привычки…

– Эмилиус! Эмилиус! Постой же! – знакомый женский голос с силой ворвался в рой мыслей, которые заглушали все звуки окружающего мира, и «разбудил» меня. Я обернулся и увидел, как навстречу быстрым шагом, почти бегом, приближалась Эма (одна из моих лучших друзей). Она тяжело дышала, видно, что в попытке меня нагнать ей пришлось долго бежать. Её длинные огненно-рыжие волосы развивались на сильном ветру, а распахнутый плащ, как крылья за спиной, придавал вид ангела, спустившегося с небес на землю. В этой хрупкой девушке всё могло бы считаться идеальным: фигура, лицо, характер, но жизнь её отнюдь не показалась бы завидной. Она, как и я, потеряла в юном возрасте родителей, раннее замужество не принесло счастья, о котором она так мечтала. После нескольких месяцев брака у мужа открыли серьезную форму лейкемии, которая оказалась неизлечимой. Дни его были сочтены. Но вдруг неожиданно и на радость всех, а особенно Эмы, в один прекрасный день он резко пошел на поправку. К сожалению, длилось счастье недолго, через полгода болезнь вернулась и приняла настолько беспощадную и жестокую форму, что убила свою жертву за несколько недель. Несколько месяцев понадобилось Эме, чтобы выйти из депрессии и влиться в русло повседневной жизни. Самое удивительное, что она справилась с горем одна, без поддержки близких друзей. На такое способен только по-настоящему сильный духом и телом человек. Хотя наступали моменты, когда всем казалось, что она готова наложить на себя руки из-за невосполнимой утраты, но все же девушка сумела противостоять несчастью. Поэтому я смотрел на неё с большим уважением и нескончаемым восхищением. Наша дружба хоть и считалась крепкой, но всё же казалось, что Эма не подпускала меня к себе достаточно близко, сохраняя дистанцию. Её действия как бы говорили: «Когда я буду готова». Я не настаивал, хоть и не понимал, что она имела в виду.

– Как ты? – спросила она.

– Хочу знать, что со мной, чёрт побери, вообще, творится? – выпалил я, опять не зная почему. Я смотрел ей прямо в глаза, и они словно побуждали меня открыться и не бояться последствий.

– Всему свое время, – ответила Эма, подойдя ко мне вплотную. Несмотря на порывистый ветер, я чувствовал её горячее дыхание и аромат духов.

– Ты всё знала? Но как? – я поразился открытию.

– Я просто ждала, когда наступит твоя пора. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

Она обвила руки вокруг моей шеи. Казалось, вот-вот мы сольемся в едином поцелуе, но то оказался лишь дружеский жест. Мы никогда не давали друг другу повода для интимной близости, хоть я и хотел всегда чего-то большего.

– Сейчас не думай ни о чём. Забудь то, что угнетает тебя. Иди домой и выспись, как следует, а завтра мы встретимся, и ты уже полностью созреешь для нового этапа жизни. Как прежде, больше никогда не будет.

Чмокнув меня в щечку, она отошла на шаг, и я заметил, как зеленым огоньком сверкнули ее глаза. Может, мне привиделось. Тогда я находился в замешательстве. Тем не менее слова Эмы подействовали успокаивающе: мысли перестали путаться в голове; тревожность и беспокойство отступили; энергия, которая с кровью по венам распространилась по моему телу, действовала лишь с умиротворяющим эффектом. Меня внезапно стало клонить в сон, и я побрел домой, не помня, как мы попрощались.

3. Тайна

Как я очутился в своём старом доме, где провёл всё детство и часть юности, не имел ни малейшего понятия. Но в том, что оказался именно там, не было никаких сомнений. Я узнал родовое поместье по интерьеру. Картины многочисленных художников самых разных эпох, направлений и течений украшали стены всех помещений: даже висели вдоль коридора и лестницы, ведущей на второй этаж. Полы, покрытые персидскими и узбекскими коврами ярких цветов, напоминали лужайки и поляны в разгар лета. Их соткали вручную, поэтому мне категорически запрещалось бегать по дому в обуви: только босиком или в тапочках. Шторы из нежного шёлка разных цветов покрывали оконные пространства от потолка до плинтусов, едва позволяя солнечному свету пробиться внутрь. В целом, всё тут говорило о том, что проживали в этих стенах обеспеченные, но не знавшие слова «дизайн» хозяева, так как обстановка казалась богатой, но безвкусной. Поначалу мне почудилось, что половина дома будто и вовсе отсутствовала. Лишь позже до меня дошло: я видел только то, что наиболее прочно закрепилось в памяти. Другими словами, я оказался в своих воспоминаниях, а не в реальности, потому что семейный очаг канул в лету вместе с моими родителями. После их бесследного исчезновения при странных и невыясненных обстоятельствах, дом сгорел дотла вместе с имуществом на миллионы литов. Интуиция подсказывала, что я очутился здесь не по чистой случайности. Что-то или кто-то намеренно привёл меня сюда. Я шёл на зов, звучал он одновременно и в моей голове, и извне; то были не слова, а совсем иное, непонятное ощущение, которое невозможно объяснить – только пережить. Из широкой прихожей я вошёл в гостиную, заставленную китайскими фарфоровыми вазами, статуэтками из серебра и бронзы, раритетными книгами, обставленную так тесно, что яблоку не нашлось бы места для падения. Пока я озирался по сторонам, рассматривая знакомые предметы, двери, ведущие в рабочий кабинет отца, распахнулись сами по себе, и перед моим взором прорисовались два силуэта, окутанные лучами яркого солнца. Войдя в комнату, я узнал в них пропавших без вести родителей. Детское чувство неизмеримой радости внезапно нахлынуло на меня при их виде. Я бросился к родителям навстречу, осознавая, что очутился в теле вовсе не взрослого, почти тридцатилетнего мужчины, а двенадцатилетнего подростка. Я возвратился в тот возраст, когда видел их в последний раз. Сейчас отец и мать явились передо мной и выглядели живее всех живых, словно никуда и не пропадали. Если то был сон, хотел бы я, чтобы он длился вечно. Отец, как всегда, предстал в излюбленном строгом классическом костюме (каким я его больше всего и запомнил), с зачесанными назад черными, как уголь, волосами и пронзительными, как летняя южная ночь, глазами. Он держался строго, сдержанно и внешне мало проявлял эмоции, хотя я знал, что в глубине души он сильно переживал, просто по характеру своему не умел показывать этого. Так его воспитали, поэтому он лишь пожал мне руку и слегка приобнял, похлопывая по плечу, как любил делать раньше. Мать же, напротив, не скрывала чувств: она долго обнимала, целовала, поглаживала меня, прижимая крепко к груди, и не желала выпускать из тёплых и нежных объятий. Слёзы, не переставая, текли из ее больших голубых глаз, русые волосы небрежно рассыпались по плечам, дорогой парфюм опьянял меня неземным ароматом. Наконец, мы неохотно освободились из объятий и чуть-чуть отстранились, чтобы лучше друг друга разглядеть. Какое-то время родители смотрели на меня взглядами, наполненными любовью и грустью, понимая все страдания и лишения, что я пережил, потеряв их в самый сложный период жизни.

– Мы знаем, о чём ты думаешь, сын, – начал первым отец, – но прошу, не вини нас и не кори себя в случившемся. Сам понимаешь, чему быть, того не миновать. Чему суждено случиться, того невозможно избежать.

– Я просто хочу знать правду, – ответил я с оттенком подросткового протеста в голосе. – Правду о том, что случилось с вами. Правду о том, кем или чем я становлюсь или уже стал. И не связано ли происходящее с семейной тайной, которую вы мне так и не раскрыли?

В тот момент я не был взрослым человеком. Став подростком, я, соответственно, вёл себя как подросток: переполненный эмоциями и чувствами негодования и боли, еле-еле сдерживался, чтобы не разреветься.

– Мы потомственные Бернаусы, – вступила в разговор мать, приблизившись и взяв меня за руки. Это всегда действовало успокаивающе: она знала, как обуздать мой бурный нрав, – что можно перевести с древнего магического языка (который тебе придется выучить) как «колдун, волшебник, маг, чародей». В этом есть как положительные, так и отрицательные стороны. Сила, который ты уже обладаешь, делает тебя богом среди людей. Ты способен вершить судьбы мира, видеть мгновения будущего, управлять всеми стихиями, но плата за это слишком высока: никто из Бернаусов не доживает до старости. Каждому из них суждено умереть в молодом возрасте. Длительность жизни зависит от времени приобретения силы. Чем раньше овладеваешь ею, тем меньше лет отпущено на жизнь.

Воцарилось минутное молчание. Мне понадобилось немного времени, чтобы осознать услышанную информацию. Я просто не верил ушам.

– Но если я этого не хочу, могу ли отказаться, отречься от своей сущности? – наконец я прервал безмолвье.

– Не борись против того, кто ты есть от природы, но сопротивляйся тому, кем тебя хотят сделать искусственным путём. Тебе дан этот дар по наследству, так воспользуйся им. Что касается смерти, то умирать придётся всем рано или поздно, – отец не изменил своей излюбленной манере казаться строгим родителем, хоть я и догадывался, какая внутренняя борьба кипела в нём.

– Понимаешь, Эмилиус, Бернаусы, то есть мы, не обладаем магической силой с рождения. Она приходит к нам со временем, годы спустя. Если это происходит – значит, мы готовы её принять, хоть и не без доли смятения и сомнения. Отречься от дара нельзя, но можно отказаться в пользу другого Бернауса только при одном условии: если предчувствуешь или уверен, что в ближайшее время погибнешь. Большинство из нас так и не узнает час кончины, так как смерть объявляется всегда нежданно, не отправляя предупредительных писем, и она всегда трагическая, – я видел, как нелегко матери давалось открывать эту страшную тайну, но другого выхода не предвиделось. Она освободила мои руки и вернулась к отцу.

– У тебя будет собственный наставник. Обычно им становится тот, с кем ты уже знаком и кто освоил силу раньше тебя. Бернаусы очень тесно связаны друг с другом на интуитивном уровне, поэтому выбирают в друзья и партнеры только людей своего круга и не пускают в него чужих, – решила успокоить меня мать, подсластив горькую правду оптимистической концовкой.

– Впрочем, ты с ним, вернее с ней, уже много лет знаком, – подмигнул мне, улыбаясь, отец. Эма, – беззвучно произнёс я. Родители понимающе переглянулись, словно прочли мою мысль, но ничего не ответили. Внезапно их образы стали быстро тускнеть и исчезать. Их четкие фигуры начали превращаться в еле различимые силуэты. Неведомая энергия словно схватила меня и потянула назад во мрак.

– Увижу ли я вас снова? – кричал я отцу и матери.

– Мы выполнили свою миссию и теперь, сын, тебе жить за нас, – их голоса зазвучали в унисон в моей голове.

– Реальны вы или лишь плод моего воображения? – я всё больше отдалялся от них, а они всё больше превращались в расплывчатое бледное пятно.

– Мы реальны, но вместе с тем и нет. Зная, что с нами может случиться всё что угодно, мы создали заклинание в виде иллюзии, которое ты должен будешь увидеть, когда откроешь в себе способности. Теперь оно теряет силу, так как исполнило предназначение. Прощай, сын! Будь сильным, и не говори «нет», когда настанет момент сказать «да», – их голоса слились воедино, поэтому я не смог отличить один от другого, будто ими говорило одно некое существо, а вовсе не разнополые люди. Последняя фраза осталась полной загадкой. Тьма затянула меня в воронку, и через мгновение я проснулся.

4. Новый «Я»

Я понимал, что произошедшее являлось не просто заклинанием, а своего рода инициацией, которую необходимо пройти перед вступлением в круг избранных, чтобы, наконец, занять законное место в нашем мире. Хотя ответов на многочисленные вопросы я так и не получил, но что-то подсказывало: тайное станет явным, когда наступит подходящая пора, а пока мне надо изучить себя заново. Я чётко осознал, что новые способности могли не только облегчить жизнь и принести много незабываемых приключений, но и осложнить ее, учитывая мой несдержанный нрав. Будучи по натуре вспыльчивым и заносчивым, я довольно быстро отходил от обид. Порой говорил, что думал или, наоборот, говорил, не думая, поэтому нажил немало недругов. Конечно же, я не считал себя агрессивным, но над сдержанностью следовало поработать. Обладать такой силой и быть нервным – опасная комбинация, которая могла бы привести к весьма плачевным результатам. Не составляло труда предположить, откуда всё это шло. Внезапная потеря родителей и резкое изменение образа жизни наложили психологический отпечаток на мою формирующуюся личность. Из статуса божества я опустился до уровня ничтожества. За это «благодарю» детский дом, воспитание в котором не дало никаких уроков жизни, даже, напротив, больше искалечило, понизило самооценку и собственную значимость, которую так бережно оберегали мои близкие. Пять лет, проведенные в том образовательно-воспитательном учреждении, сделали меня несдержанным, нервным, чересчур обидчивым, однако мстительным я не стал. Сдружиться со мной было сложно, найти общий язык – нелегко, а заставить подчиняться (особенно во время столкновений с несправедливостью) – вообще нереально. Я предпочитал одиночество, лишь бы никто не лез в душу. Быть обязанным кому-то дружбой – выше моих сил. Я строго придерживался этого правила до тех пор, пока не познакомился с Эмой. В ней я нашёл родственную душу, о которой так долго мечтал и уже перестал верить, что обрету. Даже самую сильную личность одиночество обязательно сломит, и несомненно появится «голод» по дружеской поддержке и общению. Так произошло и со мной: знакомство с Эмой изменило всё. Несмотря на возраст (Эма была младше меня на пару лет), у нас нашлось много общего: при загадочных обстоятельствах оба потеряли родителей; оба считались нелюдимыми и одиночками по жизни. Даже характерами походили друг на друга. Не это ли называется совпадением? Мне тогда исполнилось 15 лет, и уже 3 года как находился я в злополучном детском доме. Никогда не забуду тот день, когда увидел Эму впервые. Тогда «к власти пришел» солнечный жаркий июльский вечер, что считалось редкостью для тех краёв, учитывая повышенный влажный климат. Поэтому все, конечно, проводили время на улице. Каждый занимался своим делом. Я уже точно не припомню, что конкретно делал в тот момент, как вдруг по территории детдома со скоростью света пронесся слух, что привезли новеньких. И, конечно, все ребята, включая меня, снедаемые любопытством, ринулись к главным воротам, через которые проехал микроавтобус и последовал к зданию администрации. Дверцы распахнулись и первой вышла Эма, затмевая красотой остальных, на которых я больше не обращал никакого внимания. Высокая, стройная, рыжеволосая, с веснушчатым лицом и ярко-зелёными глазами. Эта девушка свела с ума всех мальчишек. Не заметить её было нельзя. Её грация привлекала к себе восхищенные взгляды парней. Девчонки смотрели на Эму с завистью. Она равнодушно и безучастно оглянулась по сторонам, пока ее глаза не остановились на мне. Между нами словно сверкнула молния и оставила лёгкий след контакта, который мы уже никогда не теряли, хоть лично и познакомились лишь спустя месяц после приезда Эмы. Все дело в моей стеснительности или гордости, а, может, вредности, или всего вместе взятого. Случилось знакомство при любопытных обстоятельствах. Однажды нас назначили дежурными по огороду (по счастливой случайности её зачислили в мою группу), в обязанности входили прополка и поливка грядок. Я полностью сосредоточился на окучивании моркови, как вдруг крик Эмы вывел меня из задумчивости и концентрации на работе. Передо мной предстала необычная сцена: хрупкая девушка мужественно боролась с поливным шлангом, из которого на всю катушку лилась мощная струя воды. Зрелище было настолько цепляющим взгляд, что невозможно было не начать смеяться. Шланг под напором воды то и дело выскакивал из рук Эмы, заливая всё вокруг, в том числе и бедняжку. Вместо того чтобы бросить его и повернуть кран, она мужественно и с упорством продолжала с ним сражаться, пытаясь усмирить «пылкость» шланга. Я не сдержался и захохотал во весь голос. Эма такой наглости от меня не ожидала: вместо помощи получила осмеяние. Негодование придало ей сил, что позволило девушке удержать скачущий во все стороны шланг, подскочить ко мне и направить всю струю в мою сторону. От напора меня повалило с ног и откинуло на пару метров. Разозленный, я, не чувствуя боли, подбежал к ней, вырвал из рук шланг и стал обливать Эму с ног до головы. Смеясь и поливая друг друга водой, мы не заметили, как один из воспитателей перекрыл воду и обругал нас последними словами, из которых «свиньи» и «мрази» считались бы самыми вежливыми и приличными. Тем не менее этот эпизод стал точкой отсчета нашей крепкой дружбы. Хотя Эма испытывала ко мне чисто товарищеские чувства, я влюбился в неё по уши. Ее встреча и бурный роман с Каюсом, который, как потом выяснилось, не являлся Бернаусом, отдалил нас немного друг от друга, но мы все же не прерывали контакт насовсем, потому что оказались тесно связаны магической нитью, свойственной только Бернаусам. Однажды найдя родственную душу, мы не можем уже её потерять. Эма оказалась именно таким человеком – самым близким из всех. Её боль становилась моей болью, её радость – моей радостью. Мы не могли и не хотели нарушать тот сложившийся порядок вещей, существовавшей в нашем роду, о котором мне еще много предстоит узнать. Все эти воспоминания и привидевшаяся иллюзия с силой сдавливали мои пульсирующие виски. Глаза горели пламенем и словно приготовились в любой момент вылезти из орбит. Вообще, я находился в таком состоянии, будто гулял и кутил всю неделю напролёт без сна и пищи и вот уже несколько дней не мог отойти от похмелья. Я еле заставил себя подняться с кровати, надеясь, что контрастный душ приведёт меня в норму. Проковыляв в ванную комнату и подойдя к раковине, я начал ополаскивать лицо ледяной водой, струящейся из крана. Включился свет (спасибо автоматизированной системе), и взгляд упал на отражение в зеркале над умывальником. То, что я увидел, шокировало и напугало меня до глубины души. Из брюнета я превратился в блондина, только волосы стали белее снега, кожа приобрела прозрачный оттенок (я даже видел отчётливо мышцы лица), а глаза пылали красным огнем в буквальном смысле этого слова. Я словно превратился в монстра из комиксов. От гнева и разочарования я со всей силой ударил кулаком об угол раковины, забыв про свою магическую силу, которая невидимой волной выплеснулась из меня, разбив умывальник вдребезги, а вместе с ним чуть ли не половину ванной комнаты. Разбитое зеркало, потрескавшиеся стены и пол как будто пали жертвами землетрясения, с потолка посыпалась известка. Я закрыл глаза, чтобы постараться забыться, как внезапно в эту же самую минуту кто-то настойчиво и непрерывно принялся стучаться в двери квартиры, игнорируя звонок.