Текст книги "Дорогая, успокойся, я – безработный!"

Борьба за место в доме

Этот процесс следует назвать более точно, например, борьба за свободное место в доме. Все выглядело очень смешно, если бы не являлось серьезной проблемой. Места в квартире Олега и его жены всегда катастрофически не хватало. Какая сложная несуразная фраза, что-то с ней не так. Не находите?

– Ты себе даже не представляешь, опять пытались убираться в квартире.

– И как прошло данное мероприятие? Как всегда, с переменным успехом?

– Нет, сначала я думал, что мы победим. Жена заявила, что готова пойти на этот подвиг. Очевидно, что я понял ее не так, как она подразумевала, и сделал со своей стороны все не так. Точнее, все, что смог. Вывернул шкаф наизнанку, забил на свое место в нем заднюю крышку, которая уже давно вывалилась к задней стенке, и вытер всю пыль. Некоторое время я чувствовал себя Гераклом, который совершил свой очередной подвиг, о чем он успел поведать народу. Я поведать ничего не успел. Вернулась супруга, и первая ее реакция была сбежать куда-то подальше из дому, пока груда вещей не исчезнет каким-нибудь сказочным образом.

– Каким образом?

– Например, сама по себе не съест себя. А что, задал соответствующую программу, вещи вспомнили, что когда-то не являлись вещами, и все, вещей нет.

– Все так было серьезно.

– Как всегда, да. Серьезно, и дальше некуда. Обычно раз в год мы вытряхиваем весь шмурдяк на пол, перебираем его и аккуратно складываем обратно. То, что удалось выложить в угол, обычно уходило на нужды Армии Спасения.

– Не ври мне. У нас до сих пор нет такой организации.

– У вас нет, у нас она точно есть. Вышел на улицу, огляделся, поймал первого попавшегося, кто способен все это забрать. Вручил все ему, и вот он, спасенный из целой армии.

– Короче, несколько часов пришлось потратить на перекладку и примерку. Дети такие минуты просто ненавидят, они уже прекрасно знают, чем все для них может обернуться.

– Дети тут при чем?

– Обычно им приходится мерить старые вещи, из которых они давно выросли, или одежду их родителей, о которой как-то все забыли на полстолетия. В смысле отложили в сундуки с надеждой, что это может кому-то пригодиться.

– Что пригодиться, а как же мода?

– Мода имеет цикличность возвращаться через определенный период времени, тогда бабушкины вещи вызывают дикий восторг у нового поколения.

– Точнее всего, у вас был такой бабушкин сундук.

– Нет. Сундука, слава богу, не было. Были закрома родины, полные старой одеждой и обувью. Все это периодически следовало перебирать в надежде, что наступил момент, и что-то явно уже не пригодится в будущем.

– Короче, борьба за свободное пространство продолжалась.

Ноябрь

Ноябрь начался и длился незаметно. Олег поменял какие-то свои специальные документы, дождался их обработки, получил на руки и был практически готов к труду и обороне. С работой что-то уже определилось. Рабочие места еще были. Олег ходил на собеседование, и думал, что скоро уйдет в рейс. Но, оказывается, что думать, это одно, а как оно на самом деле выйдет, это совершенно другое. Знаете, осень не самое лучшее время для поисков работы. На зиму, когда все лужи замерзают, специалисты не торопятся уйти в отпуск. Они предпочитают сидеть на своих судах, выполнять плановые задания. Их, правда, «уходят», но это другая сторона медали. Олег понял, что запопал, отвечать на вопросы жены становилось все труднее и труднее, его основной вариант пока был призрачен и зыбок. Да, он хотел устроиться в ремонт. На это случай стал вести телефонные переговоры с нужным агентством. Там пока было не все ясно. Параллельно он искал и другие варианты. Другие компании тоже искали для себя специалистов. Он связывался с отделами кадров, ходил на различные собеседования. Его обнадеживали, давали понять, что в нем нуждаются. Он даже сделал медицинскую комиссию, и это был его следующий неверный шаг. С этого дня, когда комиссия оказалась у него на руках, его мучения только увеличились.

– Зачем ты поторопился, прошел медицинскую комиссию?

– Меня практически брали. Нужно было иметь все документы на руках.

– Почему тебя не взяли?

– Очевидно, что взяли кого-то другого.

– Вечно у нас так, кого-то берут, а ты с медицинской комиссией сидеть на берегу остаёшься.

– Но кто знал, что фраза, мол, ждите, мы перезвоним, не имеет никакого значения.

– Ты когда родился?

– В прошлом веке, а что?

– Уже давно пора понять, что если говорят: перезвоним, это ничего не значит, просто можно уходить, забыть этот номер и все.

– Но они же звонили и документы спрашивали, подтверждение.

– У них работа такая. Они бумаги перекладывают с места на место. А потом берут того, кого захотят.

– Не факт. Кажется, они никого вообще не взяли.

– А что с ремонтом?

– Это несколько месяцев в ремонте, оплата, правда, там мизерная. Жить на судне. Это трудно. И там, наверное, не всегда топят. Потом в рейс могут взять или вообще не возьмут.

– А там, где ты раньше работал? У рыбаков?

– Там следовало оставаться и всегда работать. Теперь поезд ушел. Они берут сразу на целый год, две путины, но следует идти с понижением, один рейс так, лишь только потом по специальности.

– Ты согласился?

– Нет, посадка в апреле месяце. Так я могу свой пароход дождаться. Просто сиди в отпуске с таким же успехом.

– Полгода в отпуске? Скажи, у кого из наших знакомых есть такой длинный отпуск? На что сидеть в отпуске? Его, что, тебе оплачивают?

– Нет. Его мне не оплачивают. Это, можно сказать, за свой счет отпуск.

– Ничего не понимаю. Зачем ты ушел в отпуск?

– Мне прислали замену.

– Не уходил бы, дальше работал бы месяц. Ведь у тебя месяц медицинской комиссии был.

– Висит мочало, начинай все с начала. Мне прислали замену, и тот человек прибыл из Москвы, на полгода согласился работать.

– Но это ведь твое место работы, от тебя все зависело?

– От меня там, увы, ничего не зависело. Теперь все зависит от хозяина компании.

– Что ты теперь будешь делать?

– Обещали позвонить, если будет подходящее место.

– Когда позвонят?

– Жду.

– Сколько будешь ждать?

– Не знаю, завтра куда-нибудь позвоню, схожу, узнаю.

Жена бессильно закатила глаза. Понять ее не сложно, но исправить сложившееся положение трудно.

Зима

Ночь. Он открыл глаза. Очевидно, что затекла рука. Пошевельнул ею, и только когда кровообращение пришло в норму, прошло мучительное покалывание, ему стало легче. Но что это было? Может быть, пес?

Собака лежала в ногах и нервно подрагивала своими лапами, во сне ее преследовали очередные враги, и очевидно, что теперь ей просто некуда было убежать. С некоторых пор животное перебралось на его постель.

Нет, все выглядит не так, это когда он в рейсе, пес спит с его стороны.

Ночью они часто проветривали квартиру, можно было отметить, что пол был не самое теплое место. Вот пес выжидал, когда все улягутся, и тихо пробирался на диван. Со временем подвинул хозяина, лег в самом центре постели, одеялом теперь точно не укрыться. Пес разбудить его не мог. Вспомнил, где-то сработал зуммер мобильного телефона. Не его телефона. Свой телефон он теперь просто выключает на ночь. Не то чтобы никто ему не позвонит, просто следовало оградить сон остальных родных домашних.

Слышно было, как где-то на улице нудно подвывает ветер. Кругом стояла тьма, а из-за шторы в комнату лился спокойный свет от городских фонарей. Представляете, когда-то он сам повлиял на этот факт, чтобы во дворах стало светлей. Добился своими письмами, на которые ему отвечали из разных инстанций. Городские власти не бездействуют, они не любят тех, кто им вот так просто пишет. С советского периода так повелось, что на письмо нужно отреагировать. Как? Не важно, как.

Главное, чтобы потом было написано. Что написано? Что меры приняли, жалобу, или, что там было на самом деле, на неё вовремя отреагировали. Помогли, проверили, просигналили остальным, те уже что-то сделали, помогли, отреагировали и проверили. Так и сделали когда-то во дворе освещение. Стало светлей и в квартире, огромный уличный плафон развернут в сторону городской магистрали, откуда по идее в школу идут ученики, которых привозят городские автобусы. Но свет – пустяки. Это не проблема, к этому уже все привыкли.

В голову лезли всякие мысли. Это было нелегко. Думать, что ты уже «пройденный этап» и не имеешь будущего. Тревожный звонок посреди ночи. Итак, она подняла трубку своего мобильного телефона и вышла в кухню. Это почти рядом, за аркой перекрытия. Он даже мог что-то расслышать. Разговор был почти шёпотом, но громким шёпотом. С некоторых пор она разговаривала очень громко.

Как она его просила? Какая разница. Он решил не вмешиваться, выбор всегда за ней. Она временно прекратила говорить, ушла в ванную комнату, оттуда ему уже ничего не было слышно. Итак, тот третий, как настоящий самец, кобель. Успел везде наследить, и в его семейной жизни тоже. Конечно, скажет кто-то: сам виноват. Нельзя оставлять семью так надолго. Но это излишки его профессии и результат скандалов, которые произошли за последние несколько лет. Результат постоянного отсутствия денег, на которые он пошел почти сознательно. Честно сказать, в последний период времени у него были невысокие заработки. Ему казалось, что этого должно было хватить. Но денег никогда не бывает достаточно. Экономить невозможно. Траты, они всегда очевидны.

Раньше он никогда не задумывался, что его брак может быть недолгим. Как-то верил в то, что он вытянул счастливый билет, что нашел свою половинку. Но если на жизнь посмотреть реально, то можно было давно заметить, что счастливых браков просто не бывает. Правда, есть счастливые люди, которые, наверное, правильно живут. И они в браке счастливы, а он, оказывается, нет. Впрочем, сначала все было прекрасно. Она красивая, высокая, с чувством юмора, который ему нравился. Он, правда, был чуть ниже ее ростом, но этот факт старался не признавать. Зачем, ведь все и так было хорошо. Планы, надежды, любовь. Все совместное. Все это переживали вместе. Для него лично это был настоящий рывок в жизни, толчок ко всему, что имело какое-то значение. Тогда и приоритеты все изменились. Он давно решил остаться в этом большом городе, а тут все так удачно сложилось.

Нет, он очень долго был рад. Тянул лямку, боролся с трудностями, и все это считал, что делал во благо своей семьи, но, нет, оказалось– нет.

Как-то все повернулось вспять и пошло иначе, не так, как он хотел и желал.

Вот она вернулась в постель, тихо легла на свою половину.

– Ну, и кто это был?

– Никто.

Она ответила коротко и отвернулась. С некоторых пор это стало обычным явлением: отворачиваться друг от друга.

Декабрь

Этот месяц не должен был ничем отличаться от предыдущего, но все-таки чем-то он мог запомниться. Леха, как и прежде, искал себе квартиру. Ему было скучно одному этим заниматься. Скучно и лень самому вести хозяйство. Оказалось, что многие вещи для него были в новинку. Он совершенно не мог ничего приготовить на кухне сам, или мог, но просто этого не делал.

Обычно они встречались возле Лехиного подъезда и шли в сторону супермаркета за продуктами. Так было и в тот день. Олег прикинул, что следует иметь в холодильнике и составил себе список нужных продуктов. Его рекомендации направили Леху на покупку продуктов для его холодильника. В снимаемой им квартире имелся большой холодильник, который тоже следовало завалить чем-то съестным.

Короче, это был день покупок. Набрали много. Всего по два полных пакета, истратили уйму денег. В мире все почему-то зависело от цен на энергоносители. И стоимость бензина, и цены на сахар зависели от внешнего рынка, словно нефть наша страна сама покупает, а свекла вообще у нас не растет, и приходится приобретать кубинский тростниковый сахар. Эти и другие «непонятки» диктуют цены на мясо, на все что угодно. Скидок нет, и не может быть, потому что все бонусы – это лишь маркетинговый прием, привлечь клиентов. Строятся гигантские супермаркеты, остальные магазины разоряются, но цены те же самые, от них никуда не денешься. Короче, продуктовая корзина приобретена, деньги истрачены. Они разошлись по своим делам, но теперь возле дома Олега. И место это было выбрано неслучайно, сопки и витиеватые пешеходные дорожки вели к дому Олега. Леха дальше пошел сам. Это скоро прекратится, когда он определится с квартирой. Ему придется или продлить аренду жилья, где он тогда находился, или взять ссуду в банке, чтобы купить квартиру. Скоро все изменится, и они перестанут вместе ходить в магазин. Олег это знал, и каждый раз выход за продуктами был для него очередной возможностью просто пообщаться с приятелем. Вечером они выехали загород, в небольшой спальный район, чтобы посмотреть два варианта предлагаемых квартир.

Дочь

Дочь вернулась раньше обычного времени. В тот день она выезжала на своей машине. В такую погоду это был единственный вариант добраться до своего университета, не замерзнув в пути. Конечно, городской транспорт почти никогда не подводил, автобусы всегда двигались по маршруту долго и уверенно, но в салоне было зябко, на остановке холодно, постоянный ветер плюс настоящий мороз. Заметили? По России каждый год что-то происходило, то крайне тепло, то слишком холодно.

Они столкнулись в тесной прихожей. Она принесла свою зачетку, показала отметку за последний, очень трудный экзамен. Олег прищурился, что-то прочел, ничего не понял, посмотрел на запись, которая была внесена в изучаемую специальность дочери, опять ничего не понял. Мир давно перевернулся. Теперь существует ряд различных профессий, о которых он раньше ничего не знал и очень долго о них не слышал. Но следовало смотреть совершенно не на это. Графа с зачетами. Там стояли росписи преподавателей.

Теперь ему следовало что-то сделать. Что именно? Это ему не понятно. Он сухо поздравил ребенка с ее явным успехом. Потом про себя отметил, что сам никогда свою зачетную книжку никому с гордостью не показывал. Память услужливо унесла его в далекое прошлое. Дело было не в уровне его успеваемости, нет, просто он учился вдали от родных и близких. Зачетку некому было показать, лишь приятелям, которые жили в том же общежитии, в том кубрике, что и он сам. Казалось, им показывать было незачем. На торжественную присягу никто из родных не приехал. У других курсантов пришли и родители, и друзья. Просто знакомые. Посетителей тогда было много, особенно приезжих из близкорасположенных мест, как с Украины и Белоруссии. Это сегодня он понимает, что если бы попросил, мать приехала бы к нему на торжество. Нашла бы недостающие деньги на билет и обязательно успела. Просто он не видел в этом ничего полезного на тот момент. Нет, это даже не то слово, с пользой тут никак не сравнишь. Матери было нелегко, и помочь им в этом вопросе тоже было некому. Потом, как думал он сам, было поздно, и она не успела бы прилететь. Зачем куда-то приезжать, тратить немалые по тем временам деньги? Он сам потом обязательно приедет в отпуск. Курсантам мореходных училищ тогда советское государство давало льготы на приобретение железнодорожных билетов, почти приравнивало их к военнослужащим и другим лицам льготных категорий. С самолетом все было иначе. Самолет следовало оплатить полностью, но аэрофлот того стоил, экономил пассажирам много времени, сил, быстро преодолевая огромные пространства и расстояния.

Итак, зачем следовало тогда лететь? Возможно, отдохнуть. Мама сама не смогла бы выбраться так далеко. Что еще? Посмотреть вместе город.

Этот другой, тогда пока советской республики. Именно так. Вот о чем он тогда подумал. О чем сейчас вспомнил. Еще они смогли бы вместе погулять по старым улицам города его прошлого. Не погуляли. И он не смог показать свою зачетку матери. Даже если там нечем было гордиться, все равно он не показал, не протянул ей. Кажется, – пришла в голову очередная мысль, – он мог привезти этот документ с собой в отпуск. Очевидно, что так оно и было, он же возил тогда с собой приписное свидетельство из военкомата, справку-выписку для ЖЭКа, паспорт или курсантский билет и зачетную книжку, если не сдавал ее на хранение в учебную часть. Но показывал ли он тогда свои отметки, этого он точно не помнит. Зато запомнилось, что в армию он ушел с несколькими задолженностями, которые потом пришлось все-таки исправлять.

Дочерью ему стоит гордиться. Но имелся некий страх. Какой страх? Ну, не сглазить, чем-то не испортить. Это зыбкое некое равновесие, которое уже имеется в их отношениях. Он своих детей любит не за их отметки, которые с каждым годом им даются с большим упорством и трудом. Он их любит, вот и все. Возможно, что именно они своим появлением изменили его в лучшую сторону. Все его видимые придирки – это наносное, как защитная реакция, как ненужная корочка. Очевидно, в эти моменты где-то в нем просыпается его дед Арсений.

Кто это? Один древний и ворчливый старик. Но это только со слов родственников и знакомых. Очевидно, что всем всегда от него доставалась. Всем, но не ему. Внуку, наоборот, любовь этого человека была очевидна. В его сморщенных крепких руках всегда находилось достаточно тепла, чтобы погладить мальчика по его стриженой голове и спросить о чем-то, о своем. Внуку нравилось в деде все– и приторный запах махорки, и седые волосы, простая рубашка, пропитанная потом. Небольшой дом был свой, как тогда говорили– частный. Небогатое хозяйство, небольшой сад с высокими фруктовыми деревьями, крохотный огород с цветами и овощами. Из птиц в сарае всегда были куры, из домашнего скота поросенок и кролики. Другие односельчане держали баранов, гусей, индюков, редко кто мог позволить себе корову. Что-то было в то время такое, когда иметь скотину было невыгодно и даже боязно. Налог? Вряд ли. Стоимость? Кажется, что его отец тогда спокойно мог купить любую корову. Просто она не была так нужна.

Конечно, нужно было свежее молоко, своя сметана, масло, но содержать корову было не так просто. Вполне возможно было купить все свежее у соседей. Помнится, что рано утром, засветло, пастух выводил стадо, громко щелкая своим кнутом, животные нетерпеливо мычали, потом все стихало. Пастись обычно уводил куда-то далеко. Азиатские южные голые степи были не самые лучшие как пастбища, но свободной земли там было много. Возвращались обычно уже в темноте. Опять стоял гул, ор, мычание. Стадо рвалось на ночлег. Хозяйки загоняли скотину и запирали за собой накрепко ворота, калитки. Коров тогда было не мало, но почему-то не у всех. Почему? Нехватка кормов? Очевидно, что с кормами проблем не было. Где-то их покупали, но содержание крупного животного всегда требовало много сена. Его нужно было заготавливать впрок, на всю зиму. Поэтому сарай, чердак и обычные постройки превратились бы в сеновал. Это много ручной работы, которую выполнять было некому.

Дед Арсений умер рано. От него остались лишь фотографии, воспоминания его вдовы, Олеговой бабушки, и других его дальних родственников. Память оставалась о нем. Кто-то вместе с дедом трудился на Нижнетагильском заводе во время войны, кто-то потом жил рядом с ними. Соседи, дети этих соседей, друзья двух дочерей и взрослого сына. Друзья внуков и просто школьные приятели. Тогда многочисленность знакомых и родственников никого не удивляла. Некоторые семьи имели по десять детей, и это было некой нормой. Кстати, Олег у матери был один.

Итак, в семье много ворчать не следовало, все видели в этом проявлении отголосок характера деда Арсения. Еще срабатывала некая невольная проекция с него самого на его детей. Это было почти автоматическое, никому не нужное сравнение. Нет, он уже не брюзжал, не вздыхал.

Зачем, лишний раз напрягаться? Он привык, но где-то про себя отметил данное сравнение, порой не в свою пользу, но дети были уже не такие, как в его детстве, и тоже не набирали положенных очков. Очевидно, что шла борьба за влияние. Но он прекрасно знал, что тут победивших в такой борьбе просто не будет, дети вырастут и покинут «родовое гнездо». А будут ли они дальше мыть после себя посуду, выполнять влажную уборку в своей комнате? Это окажется не так важно. Были бы живы и здоровы, как говорил кто-то из общих знакомых и, возможно, оставался прав.

Очевидно, что ему самому не хватает человеческого тепла, простой поддержки. Бывало сын пройдет мимо, случайно уткнется носом в его плечо и ненавязчиво обнимет. Помнится, они всегда пытались бороться, толкаться. Сейчас он может заметить, как все-таки это бывало редко.

Дружеские потасовки прекратились, когда сын вымахал выше отца. Теперь у папаши обязательно что-то болело, он не мог быстро реагировать на выпады, как это бывало раньше. Зная, что теперь обязательно проиграет, он просто уходил от игры.

Как-то очень давно, стоя на автобусной остановке, они затеяли такую потасовку. Со стороны это выглядело как детская силовая игра. Отец внезапно уходил от столкновения, когда сын хотел врезаться в него всем своим корпусом. Олег спокойно манипулировал ребенком, используя свой рост и ловкость. Создавая условные рычаги, он отдергивал сына, поворачивая его в нужном ему направлении. Это было не совсем просто, иногда отец с видимой легкостью уходил в сторону, часто разворачивался, не давал сыну даже возможности себя ухватить, короче, не сдавался. Потом, когда увидел, что на остановке все внимательно смотрят за их игрой, немного устыдился. Среди остальных была группа северных корейцев. Они наблюдали с явным одобрением.

Пришлось прекратить это шоу, он не любил такого внимания к себе. Перемирие вылилось в тесные объятия.

Что касается дочери? Ее Олег маленькой какое-то время носил на плечах. В тот период они ездили на дачу. Туда следовало добираться на электропоезде, потом долго идти пешком. Дорога обратно часто изматывала, он брал ребенка на загривок и нес столько, сколько это было нужно. Девочка быстро росла, и этот период закончился. Теперь очевидно дружеских объятий просто не дождешься. Почему они тогда не купили машину? До сих пор непонятно.