Текст книги "Золотые тротуары (сборник)"

– Пожалуйста, не болтай про нашу историю с девкой. Про цепи и прочее, а книгу «Это я, Эдичка» для тебя возьму от одной знакомой, позвони завтра, хорошо?

Glamour
Или слава и падение кутюрье Клода Монтана

Давным-давно, когда на дворе стоял 83-й год прошлого столетия и молодость кипела горячей кровью в моих жилах, я, кажется, хотя могу и ошибаться, познакомился с этой чуть чудноватой девушкой в начале мая или июня. Та прилетела тогда совсем недавно из Нью-Йорка, юная и длинноногая, с поэтическим именем Валис Кеннеди, хотя подождите чуть-чуть, начну сначала о том, как все получилось. Итак, вот моя история.

Пришел я одним вечером на вернисаж знакомого французского скульптора. Бойкий пацан из глубинки Нормандии, хитрый головастик, брюки клеш, задурит пафосной болтовней любого салонного интеллектуала. Хотя работы скорее слабые, скульптуры животных в человеческий рост, стряпанье из папье-маше, по его словам, трехмерные картины – последнее направление мирового искусства. Народу собралось мало, пять-шесть человек, все вечные завсегдатаи халявы, как их называют здесь – pick assets. На длинном столе по пластиковым тарелочкам бутербродики, вино, свежие цветочки, и среди прочего она в длинном платье и золотом колье. Я подошел и в свойственной мне, нахалу, манере начал делать ей комплименты. Английский выучил еще в молодости среди канадской шантрапы города Торонто. Реакция той была однозначной – девушка медленно отвернулась, прислонив бокал толстыми губами к стенке, мне стало неудобно за провал, и, поправив поля соломенной шляпы, я переключился на угощения галереи.

В то же самое время я проживал на птичьих правах у художника Валентина Воробьева, известного среди художников выпивохи и скандалиста на бульваре Распай. Мастерская с покатистым потолком из трех малюсеньких шамбер де бон (комнаток). Мы были совершенно разные по характеру. Бывало, ссорились, и он, пользуясь правами хозяина, угрожал выкинуть меня с картинами на улицу, но, наверное, боялся, что подожгу его хату, и ворчал терпеливо. Этим же летом я остался в пустом Париже. Валентин уехал на юг Франции, приказав сторожить его картины. Адская погода, каждый день палило жарой солнце, под крышей мансарды ателье было душно, в открытые окна шел потоком горячий воздух. Иногда я отрывался от творческой работы, залезал на дно ванны и обливался прохладной водой, потом, полуголый, брался за карандаш и продолжал рисовать. Лишь однажды, проходя по Rue de Grenelle, увидел в витрине бутика девушку из галереи. Она крепила куски изрезанного картона к стене, где стоял одетый в лоснившуюся кожу манекен. Я постучал по стеклу пальцем, она оглянулась, широко улыбаясь, и сделала комический жест, стряхивая пот со лба. И на следующий день мы встретились возле того бутика и уже разговорились.

– Ага, вы свободный художник, русский? Живете в районе – чудесно, соседи. Знаете, такой красивый город, летом, единственно, все закрыто. Тут даже хлеба негде купить, – сказала она.

Далее выяснилось, что работает арт-дизайнером, сейчас закончила оформлять эту витрину. Трудно описать, что она из себя представляла, но выглядела замечательно. Бросалось в глаза нагромождение объектов. «Нравится?» – я ответил «да» и посмотрел выше, над входом бутика были жирно выведены буквы: «Claude Montana». Имя модельера мало что говорило, просто название, и все. К тому же девушка меня больше интересовала, чем бутик одежды. Закрывшись ладонью от солнца, она кокетничала, расстегнув пуговицы белой рубашки с глубоким декольте. Разговор затянулся до момента появления толстой женщины с плетеной корзиной, из-под салфетки торчали куриная ножка и горлышко бутылки красного вина. Ситуация поменялась холодком.

– Рада знакомству, мистер Игорь! Шеф зовет на обед. До свидания, – отойдя от меня, смущенно произнесла она, смотря на тетку.

Я растерялся, но успел все-таки спросить о главном: могли бы мы встретиться этим же вечером в кафе Deux Magots?

– Идея хорошая, мистер Игорь, постараюсь прий ти, – сказала она и исчезла за дверью.

Конечно, просто так ничего не бывает. Меня обманули. Просидев над чашкой кофе в пустом ожидании до полуночи, разочарованный, я вышел на бульвар, над которым сквозь листву платанов виднелась луна. Спустя пару лет меня пригласили на ужин. В те времена модный клуб под странным названием Bains Douche, по-русски – обычная баня, хотя декор оставался прежним – кафельные, выложенные плитками стены, ржавые медные краники, когда-то там мылись рабочие из Ле-Аля (Les Halles), а нынче самое крутое место в Париже. Пройти с улицы вовнутрь простому смертному было за пределом мечты, зоркий глаз мадам Марлин определял степень значимости человека и решал его судьбу – быть среди знаменитостей мирового шоу-бизнеса или нет?

Сижу в компании жены швейцарского банкира, напротив нас за столиками тоже гиганты бизнеса. Господин Аннели (владелец «Фиата»), окруженный топ-моделями. Ужин уже подходил к концу, и тут я заметил облокотившуюся на бар ту самую девушку из бутика, она разговаривала с молодым экстравагантным парнем, одетым в черный кожаный костюм. Моя приятельница шепнула мне:

– Обрати внимание, там, у стойки, стоит фэшн-дизайнер Клод Монтана.

– Кто такой? – кося под наивного дурачка, спросил я, зная давно этот модной бренд.

– Звезда! Его носит весь Голливуд, особенно сексуальные певички типа Мадонны.

К нашему столу подсел сведущий Марсель, управляющий важной частью в Bains, дискотекой в подвале:

– Сегодня ночью у нас будет бесплатный концерт Принса, чистый рок-н-ролл. Советую послушать, большой талант, современный Моцарт.

Когда спустились в темный зал со слабо освещенным подобием сцены, то народ потихоньку собирался. Опять подошел Марсель и повел нас знакомиться с диск-жокеем. Худенький мальчик крутил виртуозно пластинки, протянул мне руку и крикнул дружеское приветствие сквозь занавес музыки. Звали его Дэвид Гетта, возле него крутилась миниатюрная мулатка. Отвлекалась на секунду, подняла голову:

– Кати.

– Подруга диск-жокея, – пояснил Марсель и прибавил: – Смешная и смышленая, работает наверху в раздевалке.

Концерт начался поздно, Принс выдавал сольные номера под аплодисменты беснующейся публики, струны гитары звучали феерически. Сыграл и последний радиохит «Purple Rain». В перерыве я отошел в туалет и столкнулся на выходе с девушкой Клода Монтана, пользуясь моментом, торопливо поговорил о следующем свидании и записал ее имя, номер телефона, точный адрес гостиницы, где та проживала, и вернулся в хорошем настроении к подруге. Не прошло и недели, как мы встретились у метро «Распай». Я вымок от ноябрьского дождя и дрожал от холода.

– Извини, мистер Игорь, за опоздание, задержалась у клиента, – сказала она жалостным голосом.

Конечно, мне удалось улыбнуться. Щелкая зубами, мы перешли через бульвар и зашли в угловое кафе. Куда деваться без парижских кафе? Жизнь крутится вокруг этих заведений с утра до ночи, для некоторых спасение от одиночества и скуки. Сели за дальний столик, почти касаясь друг друга, и я начал флиртовать, нагло положил руку на ее колени, что длилось секунды, и тут же был одернут с отговоркой, что сердце девушки принадлежит только одному и единственному. Сразу можно догадаться кому. Конкретно да, Клоду Монтана, тот хоть и гомосексуал, но настоящий джентльмен. Откровение поразило меня, и шаловливые пальчики я тут же засунул обратно глубоко в карман пиджака. Фиаско слегка смутило, но оправился и предложил дружить, надеясь на лучшее. Прежде чем расстаться, она написала свой адрес гостиницы и даже попросила заходить почаще. Я, пользуясь ее добротой, навещал обычно утром.

В тесном номере был только красивый вид из окна на серые волнистые крыши и Эйфелеву башню, остальное – убитая временем меблировка. Валис уходила к консьержу за кипятком, и мы пили чай, сидя на подоконнике с круассанами и сладкими плюшками. Со мной всегда находилась папка с бумагой, и в настроении я рисовал с натуры голубей и дарил рисунок, она прикрепляла его кнопкой к бледным обоям, закрывая очередную дырку в стене. Кроме того, я получал пригласительные на разные мероприятия, коктейли и званые приемы под предлогом показать свои расписанные краской ноны (вьетнамские конусные шляпы). Шляпы были не мои, а одного дружка из русских художников. Он продавал ноны по дешевке на площади культурного центра Бабура вместе с наивными картинками. Вскоре я напросился к Клоду Монтана. Валис организовала встречу, я тщательно подготовил костюм, начистил ботинки гуталином до блеска и взял около пяти нон в коробке.

Ателье и офис находились в старом особняке, с порога была видна деловая суматоха – телефоны звонили, прерывая голоса, мелькали пижонистые мальчики, посередине зала группа полуголых манекенщиц, на них надевали одежду. Там же сновал планетарная звезда моды с букетом булавок, около него толпились молоденькие ассистентки, внимательно слушая каждое слово мэтра. Я терпеливо ждал, когда он отвлечется, подойдет ко мне и посмотрит быстро еще пахнувшие масляной краской шляпки. «Слишком артистические», – вынес приговор и посоветовал обратиться к другому более эксцентричному дизайнеру. При этом заинтересовался ценой моих произведений. Выбрал пару и отдал мне сразу деньги. Я потом узнал, что они висели долго в коридоре офиса, далее след работ потерялся навсегда. Утром следующего дня пью кофе с Валис на террасе кафе и строю планы открыть бутик современных головных уборов, расписанных разными художниками, на что она серьезно ответила:

– Мистер Игорь, вы сошли с ума, какие шляпки? Пишите картины и выставляйтесь! Тратить силы на моду слишком дорогое занятие.

С Клодом Монтана я постоянно пересекался то тут, то там, иногда, просто гуляя по улице, встречались, обменивались приветствиями.

Один раз, ближе к лету, Валис взяла меня с собой на пати. Это был, кажется, день рождения ее друга по работе. Взяли такси от гостиницы и при ехали в 16-й район. По дороге я пытался выудить побольше о месте, куда мы едем. Она поправила бархатное платье, закрыла плотно коленки, таинственным голосом сказала, что вечеринку устраивает наследник богатого дяди, буржуазный пережиток старой Франции, и то, что будет много шикарных дам, большой выбор для бедных художников. Войдя в двери, я увидел и вправду народ под гребенку. Женское общество сияло ожерельями из бриллиантов. Подошел гарсон и предложил бокал шампанского. Я покинул Валис и прошелся по комнатам, разглядывая декор и картины. В библиотеке встретил лежащего на диване Клода Монтана, рядом почти на его ковбойских сапогах сидели трое молоденьких красавчиков. Перейдя в следующую, заметил скучающую миловидную толстушку и пристроился к ней, начал разговор с шутки, она довольно захихикала, ломая кусок пирога, мы сдвинулись ближе, мой язык развязался и понесся пропеллером. Та оказалась журналисткой желтой бульварной прессы, было о чем поговорить.

Ну, естественно, затронули тему моды, она, пронырливая, склонная к сплетням, поведала про Клода, что тот выскочка и вся его заслуга в том, что выбился в люди благодаря своему сексуальному достоинству. Красавец с угла бульвара Сен-Жермен, где снимал влиятельных клиентов, да, правда, таких было много, одни занялись бизнесом, другие – модой.

– Ни фига себе, Клод занимался мужской проституцией? – удивлено спросил я.

– Да что тут особенного? Сейчас он знаменитость. Просила дать мне интервью – отказал, говорит, что интересуют серьезные журналы с глянцевой обложкой. Ну а вы чем занимаетесь?

– Русский художник с Сен-Жермен. Ага, приятно познакомиться.

Когда она запьянела, повела меня за руку в дальний конец квартиры, за шторами скрывалась маленькая комнатушка, освещенная настольной синей лампой. Мы легли на просторную кушетку, журналистка положила подушку под голову, и, как бывает в таких случаях, к нам зашла Валис. Обрадовалась, что я тут, положила перед нами кофейную тарелку, наполненную белым порошком:

– Угощайтесь, друзья. Чистый колумбийский кок, могу дать соломинку понюхать. – И подала пример, подхватив ноздрей порцию наркотика.

Потом к ней присоединилась толстушка, окончательно вырубилась, закатив кверху очи, уже полностью отключилась от меня и остального окружающего мира, засопела и крепко заснула. Пробовать эту гадость, конечно, я не стал, вышел из комнаты и провел остаток вечера у буфета в компании шальной молодежи.

После этого случая наши встречи с Валис потихоньку отошли на второй план, и если виделись, то редко. Вид у нее изменился. Из богемной девочки росла озабоченная деловая леди, сухая и рациональная. К себе больше не звала на чай, порой избегая сказать «здравствуй» или «привет». В парижском микрокосмосе шел слух, что она стала наркоманкой, и приучил ее к этому Клод. И вот новость, читаю в разделе светской хроники популярного журнала Парижа, большое событие – свадьба месяца. Дочь миллионера вышла замуж за известного кутюрье. В середине круга гостей выделялась белым пятном блистательная, совсем гламурная пара обнявшихся супругов Монтана. Заголовок гласил: «Вот и сбылась мечта американской девочки». Я же подумал, что, наверное, ее отец раскошелился по полной программе и вложил бешеные деньги в рискованное дело. Новая жизнь изменила вновь Валис, она обосновалась под известным именем, переехала в дорогие апартаменты на улицу Лилль и с тех пор исчезла. Но как коварно и обманчиво счастье, и оно длилась коротко. В конце 90-х под Новый год она вышла голой из дверей балкона, поднялась на перила и прыгнула вниз с пятого этажа. Нашли разбитое тело лишь к утру, вызвали полицию и констатировали факт мгновенной смерти. Причина – наркотическое средство и смесь алкоголя. Похоронили ее дома на кладбище в Американском штате Канзас. Для семьи она была единственной дочкой. Бедная Валис Монтана, пухом ей земля. Про Клода давно забыли, тот потерял имидж, и прибыльный бизнес накрылся под тяжестью долгов.

Совсем недавно, в августе 14-го года, я брел после обеда по авеню Опера, от жары плавился асфальт под ногами, со спины текли ручейки липкого пота. Завернув за угол, решил сократить путь через площадь перед театром Комеди Франсез. Проходя мимо террасы кафе, увидел странную фигуру мужика, сидящего наклонив голову, одетого в кожаную куртку, в нем приметил что-то знакомое. Я остановился, теряясь в догадках, это Клод или мне кажется. Пока решал кто, тот встряхнул желтой прядью волос, поднял изрешеченное лицо, но с легко узнаваемыми чертами былого известного и легендарного кутюрье. Глаза были пустые. Блуждающим взглядом нашел меня и улыбнулся:

– Привет, Пикассо, куда пропал, дружок? – И тяжело закашлял.

Я для приличия пожелал ему удачи и отошел в глубоком недоумении. Такое может сделать разве что ужасное падение личности, талант под откос, разве что былая слава горит еще, догорая свечой.

Добавлю еще маленькую деталь к моей истории. Летя на самолете с пересадкой в варшавском аэропорту, зашел купить дешевый сувенир в duty free. Магазин имел и парфюмерный отдел, куда я и заглянул. Тут была масса фирменных изделий от мировых брендов. Побрызгал себя Коко Шанель для сущего удовольствия, как на верхней полке увидел среди прочих вещей, словно чудо, бутылку со знакомым названием, серебром по черному стеклу выведено жирно и вызывающе «Montana», взял ее, вспоминая былые события, и направился на кассу…

Чертов узел Франсуа-Мари Банье
Рассказ о любовнике мадам Бетанкур, владелицы компании L’Oréal

Сверхних балконов Османского дома падала, плавно кружась, синяя бумажка. Я остановился, наблюдая за ней с тротуара. Листок рискованно проскользнул между паутиной проводов, потом вывернулся, сделав сальто, и плавно приземлился около моих ног. Наклонившись, я увидел перед собой банкноту в сто евро. Поднял, повертел с обеих сторон – настоящая! – и улыбнулся серому небу с благодарностью.

Сколько фонарей на бульваре Сен-Жермен, столько же и историй про Париж, с его тайнами, интригами и покрытыми мраком событиями. Одна из таких историй о человеке, про которого если вы что-то и слышали, то только крупицы правды. Хотя шумихи было много. Все началось с частного вопроса и вдруг закрутилось, завертелось, последовали суды и процессы, зазвучали громкие имена. В прессе были пролиты ведра чернил и сломаны сотни перьев, поскольку скандал коснулся высшего уровня политики, затронув даже нашего эксцентричного президента Николя Саркози.

Звали виновника, с которого началось буря, Франсуа-Мари Банье. Простой фотограф, чуть больше любителя, но это не важно. Он был любовником старенькой вдовы с громким именем Бетанкур, владелицы крупной косметической компании L’Oréal и, пользуясь добротой дамы сердца, хитростью выудил астрономическую сумму (больше одного миллиарда евро) из недр ее банка. Впрочем, завистники преуменьшают, кроме денег там были и произведения искусства. Да, есть о чем помечтать, друзья! Такое можно увидеть лишь в фильмах Голливуда – современная Золушка в мужском варианте. Представьте, какой пропадает сюжет!

Про Банье много интересного знал его напарник по цеху – некий Майк, всегда вежливый, с тонким юмором парижанина, крепкий невысокий мужчина. Среди завсегдатаев Сен-Жермен он слыл своим парнем, разве что пенсионного возраста.

Угол Бульвара и улицы Рене пользовался особой, кислой славой. Там когда-то размещалось знаменитое кафе под названием «Royal St. Germain». Его клиентами в основном были педерасты всех мастей. В те далекие времена там можно было встретить актера Жана Маре с эксцентриком Кокто, худощавого Ива Сен-Лорана и еще не известного всему миру Клода Монтана. Когда кафе закрыли, на его месте появился ресторан «Drugstore», популярный среди золотой молодежи. Посетителями зала на первом этаже стали совсем другие люди, а над столиками повисли гигантские носы модных киноактеров 70– 80-х годов. Сегодня на этом месте располагается огромный магазин «Armani», а от бывших завсегдатаев кафе остались единицы, может быть, два или три. Но есть еще один, последний из старой гвардии голубых. Он по-прежнему крутится вечерами на том углу, ожидая своих поклонников сумасшедшего секса. Всегда одетый в коричневую замшевую куртку Майк. Ходили слухи, что он очень обеспеченный человек, а то, что еще «работает», так только ради своего удовольствия. Я был знаком с ним. Мы иногда пересекались и обменивались информацией, хотя его деятельность меня особенно не интересовала.

Про то, что Майк дружил с героем скандальной хроники Банье, я узнал за чашкой кофе случайно от знакомого художника Алана.

– Игорь, понимаешь, они начинали карьеру вместе. На одной стороне тротуара. Давно. Очень давно. Только сейчас один выбился «в люди», а второй еще «пашет».

То, что рассказал мой друг, подтвердили потом и другие, а сейчас мы только обсуждали соблазн получения гигантских денег. Редчайший случай, чтобы альфонс достиг таких высот. К нам, подтащив стул, присоединился Профессор – местный аферист и сводник. Вытащив из папки фотографии юных созданий, начал показывать под столом голые попки. Его присутствие оживило нашу беседу и, конечно, добавило еще больше жару.

– Куда девались гомики? Без них район стал пустым. Одни замученные туристы, – заворчал Алан и после паузы добавил: – Мне бы такую мадам! Сразу бы бросил писать картины и без сожаления раздал бы их случайным прохожим! И баста! Все к чертовой матери! Купил бы соломенную хижину под платанами на уединенном острове Средиземного моря.

Идея нам понравилась, и мы громко засмеялись. Тотчас к нам подобрался, лавирующий между клиентами гарсон и с наивностью новенького спросил:

– Чего веселитесь? Брать что-нибудь будете все-таки, ребята?

Пришлось раскошелиться…

Как-то странно, но со стороны прессы к Майку было ноль внимания. Журналисты не клянчили у него сенсационного интервью, телевизионщики обходили его дом стороной, а ведь он мог открыть любопытные факты из жизни своего знаменитого друга. Как-то гуляя, я зашел в сырный магазин, где работала продавщицей моя подруга Жоси, и, пользуясь отсутствием клиентов, мы развеяли зимнюю тоску базарными сплетнями. Конечно, вспомнили про героя дня – альфонса Банье и его кореша Майка. Та скупая информация, которой располагала публика, исходила из газет, а они писали больше о мадам Бетанкур и ее сумасбродстве. Раскидывать за любовь астрономические суммы всяким встречным! Разве не чокнутая? Жоси, хоть и скромная девушка, но чуть с хитринкой, подсказала мне оригинальную мысль:

– Раз ты уже знаешь Майка, подружись с ним как следует. Пригласи к себе в мастерскую, покажи картины, подари заодно и рисунок. Войди в доверие. В общем, выуди информацию об альфонсе. Пользуйся прямым источником. Слушай и запоминай, с чем это едят, а потом, может, когда-нибудь пригодится.

Совет подруги я принял. Поблагодарил.

– Да мне и самому любопытно войти в контакт с ним. Такие персонажи скоро исчезнут с поверхности земли. Потом ищи такой материал для книги, – ответил ей, беря приготовленный для меня, завернутый в жесткую бумагу кусочек вонючего сыра.

После, чуть позднее, мне подвернулся тот самый случай, и, вероятно, это произошло вечером в четверг.

Я шел по улице Seine в сторону мастерской, когда заметил, что в малюсенькой галерее столпился, галдя, народ. Обычный вернисаж. Можно зайти посмотреть на творения, заодно съесть что-нибудь сладкое. Повезет – можно познакомиться с очередной городской сумасшедшей. Хозяйка места, милая седоволосая бабушка, от нечего делать на старости лет балуется красками. Возомнила себя прогрессивным художником. Приобрела помещение и начала выставлять свои же картинки, на вкус мелкого буржуа – пухленькие гномики с шарами гуляют по верхушкам деревьев – или ее любимое: верблюды танцуют на льду. Внутри было жарко и душно, подхватив бутерброд с подноса, я вернулся на тротуар. Тут среди праздной публики шептался Профессор со смуглым парнем. Оба держали пластиковые бокалы. Дешевая шипучка.

Я присоединился к группе, где обсуждали мартовский эффект и где франтовски одетый господин доказывал почти научное мнение: с наступающим теплом парижанки меняют тяжелые доспехи на воздушные платья. Обнажают мраморные ножки, и делают это специально, чтобы «зажечь» больное воображение пацанов, что вызывает психические расстройства.

– Ну да, скажи еще депрессию, – послышался за моей спиной спорящий голос.

Обернувшись, увидел выбритое лицо Майка.

Он смотрелся эффектно: расстегнутая белая рубашка из-под длинного плаща. Смахивал на бесшабашного бойца организации Аль Капоне.

– Что за шум, джентльмены? Да, все о том же! Члены, письки, трусики! Кричите на всю улицу, а тут, между прочим, и дети, – начал он.

Мы смутились. Профессор, пьянея, теряя разум, выдал дурацкий номер, заявив, что он давно лесбиян, и сам же засмеялся над шуткой. Попытался дернуть за нос своего соседа, тот молча отпихнул его. Назревал конфликт.

– Дураки, – сказал Майк раздраженно и пошел медленно вдоль улицы, засунув руки в карманы.

Я догнал его через несколько метров. Ему это было явно приятно.

– Как ты, художник, связался с такими придурками? Этого лысого (Профессора), зарежу свинью! Настоящий развратник. – Он поправил галстук и продолжил: – Зашел к старой знакомой, той, у которой был на вернисаже. Тоже печальное явление. Бывшая красавица, прежде довольно успешная. Call girl. Теперь на пенсии занимается искусством. Так, из солидарности, покупаю ее мазню. Весь туалет увешан. Кому-то это нравится. Вкусы разные у людей, понимаешь, месье художник?

Смеркалось, серой пеленою зажглись витрины, чувствовался пронизывающий колючий ветер. Весенняя погода обманчивая. По пути мы сделали паузу у галереи, где когда-то выставлялись мои работы. Это была «Down Town». Из всех самая удачливая для меня. К сожалению, сейчас они продают мебель современного дизайна.

– А сейчас как с продажами? Проблемы? Могу помочь, – намекая, проговорил Майк. Он знал историю района, его тайны, закоулки и интриги. – Вот здесь находилась прачечная месье Адольфа. Его так прозвали за усики. А тут мясная лавка. А вот здесь была «whisky à go go», где от овердозы скончался американский певец Jim Morrison, знаешь такого? The Doors. Это потом артисты, художники понаезжали. Со всего света. В большинстве меломаны, бывали и гении.

Обойдя зигзагом переулки, мы подошли к довольно разбитой, красного цвета тачке.

Он вытащил ключ, открыл дверь:

– Подожди, пожалуйста, мне надо принять медикаменты. – И залез внутрь через окошко.

Я, заметив, как он высыпал на открытку линию белого порошка и провел носом, сделал вывод – героином заряжается, а такой приятный собеседник. Когда он вышел из машины, видя, что мелко дрожу от холода, позвал погреться. Куда? Конечно, в кафе «Le Palette». Если обычные смертные посещают любые, то гении там уже праздновали сдачу экзаменов. Студенты, стуча по барабану, пели песни, звенели колокольчиками бокалы. Нас окрикнул Франсуа, заросший гарсон. Провел в зал и дал столик в центре под зеркалом. Привилегия для особо уважаемых клиентов, а мой знакомый пользовался особенным вниманием у патрона, который явно заискивал перед ним, угощая за свой счет напитками. Когда мы допивали чай, Майк расслабился, и я задал вопрос насчет скандальной эпопеи его друга Банье. К сожалению, шумные студенты заглушали слова. Приходилось повторяться, хотя он сразу догадывался, о чем идет речь. Погасил сигарету о край пепельницы и произнес:

– Про эту тему как-нибудь в другой раз.

Зазвенел мобильник. Он стал рыться в плаще, найдя его, внимательно приложил к уху, записал чей-то адрес. Спешно встал, сказав:

– Пока, мой дорогой. Отдыхай. Выбери на ужин горячее блюдо. Фазан с картофельным пюре тебе верно понравится. И остальное…. Про счет забудь. Все заплачено. – И покинул, торопясь, кафе.

Я еще долго рассматривал потемневшую от толстой пыли «палитру», висевшую над баром, догадываясь о ее происхождении. Выпившие студенты, вой дя во вкус декадентства, начали раздеваться догола, кидая в потолок пиджаки и ботинки. До этого спокойная брюнетка встала на стул, закрутила над головами своим бюстгальтером, но подвернулся гарсон, которому его напялили. Она прыгала, кривляясь под хохот и свист пацанов, потом неуклюже упала на пол. Охая, поднявшись, полезла обниматься с каждым по очереди. Школьный балаган замучил меня; облитый пивом, зевая от дыма, я поплелся домой сквозь разбушевавшуюся стихию бардака.

Поднимаясь по лестнице, встретил группу жильцов. Моя соседка держала белый лист. Очередная жалоба в полицию на настоящий притон, как они сформулировали, наркоманов, убийц, проституток у нас в подвале под романтической вывеской «Клуб четырех ветров». Все очень, конечно, преувеличенно. Кроме моей, отсутствовала подпись еще и соседа-графа. Занимались этим делом периодически. Точно раз в полгода. И очередная петиция, пуская пузыри, оседала в недрах бюрократии навсегда.

Утром по радио журналисты снова месили мадам Бетанкур. Дочка подала на нее в суд, объявляя, что та просто чокнулась. Про имя альфонса – сплошная тишина. Мне было так занятно, что я отложил кисточку в сторону. Прослушав информацию, я решил сходить этим же вечером к точке, где, как обычно, ожидает секс-клиентов пенсионер Майк. Чтобы все было натурально, вытащил несколько каталогов со своими выставками. Этого мне показалось мало, нашел афишу последней выставки. Пусть будет подарком. На ужин прикончил тарелку резиновых макарон с сосисками, запив сладким чаем. Спустился на улицу. Небо было еще ясным, голубоватым. Блестела вымытая до блеска луна, отражаясь в верхних окнах. Дойдя до угла Бульвара, где обосновался магазин «Armani», прошелся вперед-назад, выискивая среди прохожих моего друга. Его привычное нахождение – площадка, примерно несколько метров в оба конца, но сейчас она была без него. Потоптался и направился к Алану – художнику. К живой газете Сен-Жермен. Вокруг него уже собрались члены его клуба. Тут обычно у каждого имелись свои причуды: куда встать у решетки? Словно тротуар был помечен невидимой границей. Кто пытался нарушить правило, того исключали. Просто грубили так, что нарушитель обижался и исчезал. А сейчас я отозвал Алана от пацанов и спросил о том, куда девался Майк и есть ли новости от него.

– Ах, вот, о чем речь! – воскликнул Алан и тихим голосом объяснил проблему: – Он вообще редко приходит сюда. Стал староват для этого дела. Номер телефона – тайна. Скажу – убьет, а вот после обеда, five o’clock, найдешь наверняка его в баре гостиницы «Ritz». У богатых свои привычки. Месье Игорь, об информации молчок! Мол, случайно зашел, понял?! – закончил он.

Мне этого было достаточно. Дальше послушал любовные байки истинных фантазеров, как корейская миллионерша покинула большой бизнес, улетела в Париж и теперь спит с Виторио (вечно безработным) у него в студии. Подарила машину, а у того прав нет. Одним словом, Сен-Жермен.

Напротив метро «Мобион» высветился циферблат столбовых часов. И он тоже врал ровно на полчаса. «Плохая точка для свиданий» – так я подумал, переходя через перекресток. Месье Ги, высокого негра, встретил около дверей его дискотеки. Увидев меня, тот хотел быстро исчезнуть, но пропустил момент, остановился. Этот тип довольно сносно говорил по-русски. В 80-е учился в Московском университете. И у меня к нему были своего рода претензии.

– Добрый вечер, Ги. Давай поговорим, а то мы опять поругаемся, – начал я. Дело в том, что моя мастерская находится прямо над его ночным клубом. Грохот музыки заставляет меня вскакивать с постели по ночам. Конечно, всякого рода прошения мало меняли положение, и мы договорились, что тот будет мне платить наличными раз в неделю. Обычная практика среди злачных заведений. Отдавал он деньги по крохам, оставаясь всегда в долгу. – Ну как шоу-бизнес? – спросил я его.

– Одни убытки. Народ перестал совсем танцевать. Скупердяи. Дохнут перед телевизорами, – ответил он вяло. – Заходи после двух часов и получишь долг за прошлую неделю, больше нету, хоть застрели! Договорились?

– А за эту когда? Опять обманешь! – пристал я к нему напористо, давя на психику хитреца.

– Поверь, последние отдаю, – ответил он. – Или ты желаешь моей смерти? – Потом нервно кинул мне: – Пока! – И исчез за дверью.

Деньги мне были нужны позарез, и дальнейший спор стал бы бесполезным. Иногда это единственное, на что могу рассчитывать.

В мастерской было привычно холодно. Завернувшись пледом, взял кисть и при слабом свете стал дописывать картину. Запах разбавителя приятно щекотал ноздри. Звуки музыки, звучавшей по радио, слились с работой. Рыбы на картине ожили, завиляв хвостами… Отставил мольберт в начале третьего, освежил лицо холодной водой и спустился в подвал дискотеки. Там шел дым коромыслом. Под каменными сводами вертелся зеркальный круг, пахло алкоголем. Клиентура заведения – в большинстве бедные рабочие. Много черных из пригорода. Ги я нашел стоящим у бара. Он общался с высокой брюнеткой. Заметив мое присутствие, подтащил меня за руку к себе: