Текст книги "Основной аргумент контрразведки"

Джентльмен удачи по специальности «щипач»

В середине 1950-х во дворах около Тишинского рынка можно было встретить отдыхавшего после очередной отсидки знаменитого карманника Витю Малину, ученика легендарного Васьки Бриллианта, иконы криминального мира Советского Союза.

Собирал Витя вокруг себя окрестную ребятню и бесплатно показывал и объяснял разные фокусы. Ловкость рук – никакого мошенничества. Очаровав пацанов, Витя предлагал им повторить кое-что из своих фокусов. И внимательно следил, как и что делают мальчишки. Был в ватаге той Александр Поречный, по прозвищу Алик Непорочный, – маленький, конопатый, азартный, рожденный неизвестным отцом. Отсюда и прозвище – малый, мол, появился от непорочного зачатия.

Вот у Алика и карты появлялись нужные, и пятак исчезал на глазах у изумленной публики. Витя Малина похвалил Непорочного и увел с собой. Так Александр Поречный стал карманником.

…До встречи с Малиной Алик как-то недооценивал ремесло карманных воров. Оказалось – зря. Щипачи – это не «отморозки» – накачанные, коротко остриженные амбалы, которым природа-мать более одной извилины не выделила и которые по большому счету способны лишь на вульгарный разбой. А думать начинают, если вообще начинают, после того, как человека жизни лишат. Оно и понятно: куда как просто расшибить в щепу дверь и вломиться с пистолетом в квартиру, «где деньги лежат», ведь, сила есть – ума не надо.

Совсем иной породы, иной закваски карманники. Щипачи на Руси всегда считались высшей кастой преступного мира. Артисты, виртуозы. Они себя даже сравнивают с пианистами и скрипачами. Держат тонус, следят за собой. Говорят, три дня не «поиграешь», не поупражняешься, только тебе будут заметны огрехи в исполнении, через неделю – заметят профессионалы, братья по ремеслу, а уж через месяц – можешь и провалить «выступление», то есть быть схваченным за руку.

Преступный мир всегда преклонялся перед железной самодисциплиной щипачей. Еще бы: спиртным не злоупотребляют, спят всласть, по утрам – зарядка, словом, блюдут режим. А это – ох, как непросто при жизни воровской! За два часа до выхода «на работу» ничего не едят и не пьют, даже чая, – как пограничники перед выступлением в наряд по охране госграницы. Это насилие над собой заставляет с полной отдачей работать все «бортовые системы» человеческого организма: обостряется зрение, слух, обоняние. Реакция становится молниеносной.

Карманников сравнивают не только с заступающими в наряд погранцами, но и с каскадерами. Чего ради, спрашивается, каскадер, перекореженный в десятке неудачно выполненных трюков, отдающий себе отчет, что каждый очередной финт может стать последним, все равно прыгает на полном ходу с поезда, с крыши десятиэтажного дома?! Каскадер обычно отвечает: «Это мой образ жизни, я не могу без риска, жизнь без опасностей и соперничества с ними кажется пресной».

То же самое может сказать о себе и классический карманник.

Московская воровская сессия

Апофеозом щипаческого периода жизни Непорочного стало лето 1957-го, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Все подозреваемые в неблагонадежности личности в преддверии фестиваля были выдворены за 101 километр. Алик остался один. Вот тогда-то его талант и засверкал бриллиантовыми гранями!

По Москве ходили толпы «бесхозных» иностранцев. Каждый вечер Алик приволакивал домой швейцарские часы, фотоаппараты, брелоки, сигареты. Что-то раздаривал, что-то продавал по дешевке дворовым корешам. Бумажники с разноцветными банкнотами придерживал до возвращения из ссылки крутых «деловых» – валютчиков.

Однажды на ВДНХ Алик встретил иностранца, который выгодно отличался от разномастной и горластой толпы нищебродов – участников фестиваля.

Во-первых, белый. Во-вторых, возраст – ему за сорок. В-третьих, дорогой «прикид» (костюм) и «колесики» (туфли) в идеальном состоянии говорили о его неиссякаемой кредитоспособности.

Непорочный заточенным серебряным полтинником «Сеятель», зажатым между указательным и средним пальцами правой руки, подрезал задний карман иностранца.

Эх, знать бы Алику, что «упакованный фраер» не только его вожделенная «тема», но и объект круглосуточных бдений «топтунов» из Службы наружного наблюдения КГБ!

Инородец – разведчик, «сидевший под корягой», то есть действовавший под прикрытием секретаря посольства одной уважаемой западноевропейской страны, только-только «в одно касание» получил от своего агента экспонированные микрофотопленки, которые поместил в бумажник. Он-то и стал добычей щипача-виртуоза Непорочного.

Не успел Алик и пары шагов от жертвы отмерить, как был взят под белы руцы и на оперативной «Волге» доставлен в секретную Лубянскую тюрьму, в народе известную как «нутрянка». Вскоре туда доставили и «пострадавшего» во вспоротых портках.

Для кого-то непорочный, а кому – «смотрящий»

Допрос, более походивший на «вербовку в лоб», проводил серьезный дядя в погонах майора гэбэ. Свою партию он исполнил в стремительном темпе. Не тратя времени на увертюру, показал Непорочному фотографии, где тот был запечатлен рядом с жертвой в привычном для щипача ракурсе.

Дядя в погонах пояснил, что отсутствие судимостей у Алика – это не его заслуга, а недоработка работников МВД, которую его «контора» – Лубянка – легко исправит.

Непорочный попытался разжалобить визави слезливым признанием, что, дескать, бес попутал, он в первый раз и больше ни-ни, да и, вообще, надо бы его отпустить…

Чин, посмеиваясь в усы, заявил, что Лубянка – не богоугодное заведение, и фото о «фокусах» Непорочного на ВДНХ вмиг окажется на столе начальника МУРа, если он не окажет помощь самой гуманной в мире дружине, чьи воины известны своими чистыми руками, горячими сердцами и холодными головами.

Непорочный понял: торг неуместен и спешно заверил дядю в погонах, что готов выполнить любое его поручение.

Действительно, и на очной ставке с «иноземным фраером» в тюрьме, и на судебном процессе Алик, следуя отработанной майором линии поведения, полностью изобличил супостата, дав показания, что именно из его кармана «случайно» извлек шпионские материалы.

Иностранец, ввиду его дипломатической неприкосновенности, после суда был объявлен persona non grata и выслан из Союза.

…Непорочного после суда не отпустили. И дело не в отсутствии у него дипломатического иммунитета. Дело в другом: если соль профессии официанта в чаевых, журналиста – в поиске сенсаций, то соль профессии гэбэшника – в вербовках. Завершив одну, он готовит следующую, чтобы приобщить к своему промыслу еще одного тайного помощника. И чем больше их будет, тем лучше, ибо закрома родной «конторы» должны беспрестанно пополняться агентами-новобранцами.

Их много. Их сорок сороков. Среди них люди разных национальностей, возрастов, профессий, вероисповеданий, сексуальной ориентации. Они – ударная сила «конторы».

Особо почитаемыми являются кадровые офицеры из противоборствующих спецслужб, на профессиональном жаргоне – «кроты», а также дипломаты, ученые, журналисты, писатели, артисты – как наши, так и иностранные. Разумеется, речь идет не только о мужчинах, но и о женщинах.

Ремесло Непорочного в перечень упомянутых профессий не входило, но нет правил без исключений – почему бы не завербовать щипача-виртуоза? Этот малолетка совсем не промах и когда-нибудь окажет «конторе» услугу – вон ведь какую пламенную речугу о происках гадов-империалистов на процессе толкнул!

В общем, перед тем, как отпустить Непорочного на все четыре стороны, майор выложил перед ним бланк с машинописным текстом:

Подписка о сотрудничестве

Я, Поречный Александр Иванович, добровольно обязуюсь оказывать органам госбезопасности Союза ССР всемерную помощь в их борьбе с происками империалистических разведок.

Клянусь хранить в тайне все сведения, ставшие мне известными в ходе сотрудничества.

Для конспирации избираю псевдоним Смотрящий.

Подпись ____

Число _____

…Когда Алик заверил подписку, майор проинструктировал новоявленного секретного сотрудника – сексота – о правилах конспирации и о способах связи. Инструктаж завершил напутствием:

– И последнее на сегодня… Хотя дело наше правое – мы не только чистим авгиевы конюшни Союза, но и не пускаем туда конокрадов, с одним из которых ты имел несчастье познакомиться, – нам, тем не менее, приходится лавировать между епитимьей и анафемой. Посему запомни наш девиз: «никогда не думай о себе плохо!»

– А сколько, гражданин майор, – у осмелевшего Непорочного прорезался голос, – вы будете мне платить?

Гэбэшник вперил испепеляющий взгляд в зрачки сидевшего через стол юнца и процедил сквозь усы:

– Что, хочешь кусочек ветчины извлечь из свинства, в которое угодил? Не выйдет. Спасибо скажи, что тебе срок не впаяли!

На том и расстались.

…Так в октябре 1957 года майор гэбэ правовым актом (подпиской о сотрудничестве) узаконил претензию Непорочного на двойную жизнь, которая станет нормой его последующего бытия.

Напутствие кагэбэшника, изобиловавшее непонятными для Алика словами, было тотчас им забыто. Но девиз он затвердил намертво и повторял всякий раз, творя дела свои противоправные.

Органам госбезопасности ни разу не удалось использовать щипаческий талант агента «Смотрящий» в своих оперативных мероприятиях, поэтому со временем его передали в систему МВД.

Любовь во всём виновата…

После своего совершеннолетия Алик сгинул – чтобы переждать трудные времена, переквалифицировался в инструкторы: открыл курсы молодых бойцов «карманного фронта». В числе своих учеников заприметил одну красавицу дивчину по имени Дарья, глаз с нее не спускал. Чтоб пыль ей уркаганской жизни в глаза пустить, снова «пошел на дело» – за деньгами на подарки для Дарьи. Тут-то его муромцы и взяли с поличным.

…Слава о похождениях Непорочного впереди него бежала – не успел еще в Бутырке оказаться, а ему уже там почетный прием блатные организовали. Ковровых дорожек и пионеров с барабанами только не было при встрече.

Через некоторое время короновали Алика, стал он вором в законе по кличке «Злотник». Всего-то два дня и носил корону.

«Малява» (записка) пришла с воли: ссучился «Злотник», продался ментам, воровской Орден променял на возможность выйти быстрее на волю к Дарье.

Вслед за обрядом посвящения в высшее преступное сословие последовал другой. «Опустили» Алика – отобрали титул вора в законе – там же, в Бутырке. Отторгли, значит, за измену. И стал он с тех пор «прошляком», то есть раскоронованным вором-законником.

Оказался вскоре Непорочный на воле, с лицом черным и высохшим. Правая рука у него плохо гнулась: специально отбили в милиции. Некоторое время о нём ничего не было известно – на карантин сел. А потом вновь стал верховодить на «курсах молодых щипачей». А те, кто знал о том, что его завербовал МУР и изгнан он с позором из воровского сообщества, – уже или в мир иной отошли, или безвылазно на зонах да по тюрьмам.

Так что молодая блатная поросль, которую он с успехом натаскивал, не ведала, что Алик находится под муровской опекой.

Кража во имя государственной безопасности

Непорочному хватило минуты, чтобы усвоить, какая роль отводится ему в предстоящем спектакле на Центральном рынке.

– Только вот, неувязочка выходит, гражданин опер-упал-намоченный, – обратился он к Николаю Ионову, почувствовав в нём старшего. – Где гарантии, что в околотке, узнав, что я – Непорочный, будут вести со мной такие же задушевные беседы? В менты принимают не по интеллекту, а по анализам! Разговор у них с такими, как я, простой – «аналиТЫческий», так тебе наТЫкают «демократизатором» в ребра и в харю, а потом – в козлятник на трое суток без права переписки с ООН и ЮНЕСКО о правах человека…

– Ты цену себе не набивай, будто беременная кенгуру, – оборвал его Кондрашов, у которого Алик состоял на связи, – сказали же тебе, что даже в журнале происшествий регистрировать не будут. Товарищ, – капитан выбросил руку в сторону улыбающегося Ионова, – обо всём уже подумал. А под видом сознательных граждан, что на рынке повяжут тебя, будут выступать ихние… то есть наши люди…

Ты, помнится, рассказывал мне про лохов, которым взрезал карманы, доставал оттуда какую-нибудь муть и принародно возвращал ее владельцу, дескать, «держи, раззява, не у себя в деревне – в столице ухо надо держать востро». Тогда ты не боялся и гарантий ни у кого не требовал, а теперь? Что изменилось теперь?

Алик проигнорировал вопрос. Сложив губы трубочкой, он сосредоточенно пускал кольца табачного дыма в потолок.

– Ну, что ж, – Ионов пошел ва-банк, – если наш друг сомневается, настаивать не будем… Я генералу так и доложу… Кстати, Алексей Федорович, – взгляд в сторону капитана, – какое вознаграждение вы платите за риск?

– Когда как, Николай Григорьевич, – Кондрашов принял подачу Ионова, – иногда даже в случае инвалидности пособие выплачиваем…

– Ну, до инвалидности, я уверен, дело не дойдет…

Психологический прессинг Ионова с использованием так чтимых Аликом категорий: «наш друг», «генерал» и «вознаграждение» дал результаты. Непорочный, малый понятливый, тут же загасил сигарету.

– Нет, я что? Мне бы вот только рабочую руку не сломали… А остальное – разыграем как по нотам!

Миссия выполнена

Алик Непорочный слово сдержал.

На машине «наружки» его подвезли к рынку, показали мать Пеньковского, появившуюся у прилавков с овощами и фруктами. Заточенным серебряным полтинником, зажатым между указательным и средним пальцами правой руки, Алик взрезал ее хозяйственную сумку. Не успел он, злоумышленник, достать вожделенный кошелек и связку ключей, как на него навалились сознательные граждане, случайно оказавшиеся в тот час на Центральном рынке.

Бутерброд с икрой, как известно, падает икрой на пол – мимо рынка как раз проезжал милицейский наряд на «уазике». Всех: тетю Клаву, карманника, сознательных граждан погрузили в машину и отправили в отделение. Тут и началось! Допросы, протоколы, очные ставки…

Потом приказ: «Следственный эксперимент!» И снова повезли всех на рынок, где расставили пострадавшую, посягателя и свидетелей по местам и попросили вспомнить, кто что делал, о чем думал и прочее. И так беспрерывно пять часов. А как же – профессионалы работают основательно.

– Ничего себе, сходила за клубничкой для внучки, – сжимая связку ключей и кошелек в руке, молвила тетя Клава при выходе из отделения. – Чтоб вам всем ни дна, ни покрышки!

…Алексей Киселев и Николай Ионов основательно покопались в рабочем столе Пеньковского, добыв убедительную доказательную базу его преступного промысла. Был обнаружен вызвавший восхищение профессионалов арсенал шпионских аксессуаров: три минифотокамеры «Минокс» – любимый прибор всех шпионов тех и последующих времен, позволяющий делать до 50 снимков без перезарядки; диктофоны; шифртаблицы; инструкции по связи и, конечно, несколько нераспечатанных пачек банкнот по 10 тысяч рублей каждая.

Всё обнаруженное, но до поры оставленное нетронутым на своих местах, свидетельствовало, что полковник предавался шпионскому промыслу с маниакальной неистовостью.

Приговор

Через две недели после обыска опера́, дежурившие у перископа, стали свидетелями, как Пеньковский рассматривает поддельный советский общегражданский паспорт. Об этом немедленно было доложено генералу Грибанову.

Опасаясь, что объект намерен привести в действие план перехода на нелегальное положение, председатель КГБ СССР Владимир Семичастный согласовал вопрос с Никитой Хрущёвым, и 22 октября 1962 года Пеньковского арестовали.

Проведенным расследованием было установлено, что через предателя англо-американские разведслужбы заполучили важнейшую стратегическую информацию о военном потенциале СССР и, в частности, о наших ракетно-ядерных силах. Причем именно в разгар Карибского кризиса, когда военное противостояние между СССР и США достигло своего апогея и возникла реальная угроза начала Третьей мировой войны.

Кроме того, выяснили, что в течение 18 месяцев преступной деятельности Пеньковский изготовил и передал американцам и англичанам более 5 тысяч фотоснимков с секретной информацией военного, политического и экономического характера. А спецслужбы Западной Европы получили от своих коллег из США списки с десятками имен сотрудников КГБ и ГРУ, работавших за рубежом легально и нелегально.

Суд, проходивший в Москве 3–11 мая 1963 года под председательством генерал-лейтенанта юстиции В.В. Борисоглебского, признал Пеньковского виновным в измене Родине и шпионаже и приговорил к высшей мере наказания (расстрелу) без права на отсрочку и обжалование.

Приговор приведен в исполнение 18 мая 1963 года в Бутырской тюрьме.

Глава шестая. Провал шпионского рейда

Операция «ПЛАНЕР» – уничтожение самолета-шпиона U-2

С легкой головы первого секретаря ЦК КПСС Председателя Совета Министров СССР Никиты Хрущёва до сих пор бытует мнение, что 1 мая 1960 года в районе Свердловска американский самолет-шпион U-2, ведомый Фрэнсисом Гари Пауэрсом, был сбит ракетой. Питая огульную неприязнь к авиации, Хрущёв утверждал: «При наличии ракет авиация нам не нужна вовсе. А если и нужна, то лишь для парадов и почетных эскортов».

Эту заведомо провальную идею внедрял в массы и его зять, главный редактор газеты «Известия» Алексей Аджубей. Вначале 1960-х все масс-медиа страны равнялись на него, глашатая идей своего тестя, и в угоду сиюминутной политической конъюнктуре абсолютизировали роль ракетных войск ПВО, культивируя теорию превосходства ракет над самолетами.

Да, советские ракеты – лучшие в мире. Но истина дороже! Ссылаясь на свидетельства главных фигурантов операции, – американского пилота и того, кто ему «подрезал крылья», сегодня ее – истину – восстановим.

Ставка на самолеты

Не успела закончиться Вторая мировая война, а Соединенные Штаты уже готовили новую. Против СССР и его союзников по социалистическому блоку. Но тут выяснилось, что политическое руководство США испытывает жестокий дефицит в информации о положении дел в экономической и военной отраслях СССР, ЧССР и ПНР. Восполнить этот пробел можно было лишь с помощью шпионских акций.

С назначением главой Центрального разведывательного управления энергичного Аллена Даллеса деятельность этого ведомства резко возросла. Даллес решил не повторять ошибок своих коллег из Сикрет Интеллидженс Сервис (спецслужба Великобритании) и отказался направлять лазутчиков наземным путем, сделав ставку на заброску агентов-диверсантов в СССР по воздуху.

Готовили их в американском шпионском центре в городе Имменштадт (ФРГ), затем самолеты ВВС США доставляли и сбрасывали их на парашютах.

Помимо убийств партийных и общественных деятелей, агенты-диверсанты должны были добывать сведения о воинских частях и промышленных зонах; создавать «ячейки недовольных» для подготовки массовых беспорядков; распространять слухи, дискредитирующие органы власти; красть документы из госучреждений; по сигналу из центра взрывать промышленные объекты и железные дороги.

Недолго музыка играла, недолго Даллес ликовал: в 1951–1954 годах в СССР были обезврежены 30 диверсантов-парашютистов; в ЧССР – 18; в ПНР – 7.

И тогда ЦРУ, отказавшись от засылки в нашу страну парашютистов, сделало ставку на технические способы добывания информации о военно-промышленном потенциале СССР. Особое значение приобрела разработка новых летательных аппаратов и модернизация оборудования для аэрофотосъемки.

Под руководством главного конструктора корпорации «Локхид» Кларенса Джонсона приступили к созданию самолета для ведения фото– и электронной разведки исключительно над территорией Советского Союза. Чтобы скрыть его истинное назначение, ему дали несекретное наименование U-2, означавшее «Utility-2» (вспомогательный), а в документах американского разведсообщества он имел код «Idealist» (идеалист).

Наиболее ярым приверженцем идеи использования U-2 в разведакциях против СССР был президент США Дуайт Дэвид Эйзенхауэр. Он считал, что советский ядерный потенциал угрожает США и может однажды привести к повторению Пёрл Харбора, но с гораздо более трагичными последствиями.

…U-2 – гибрид одноместного истребителя и планера с турбовинтовым двигателем, установленным в задней части фюзеляжа. Его длина 14,6 м, размах крыльев – 29 м, их площадь – 62 кв. м. Титановый корпус покрыт специальной эмалью, которая препятствует обнаружению радарами.

Машины первого поколения имели максимальную скорость 688 км/час; дальность полета без дозаправки около 7000 км; практический потолок – 20,4 км. На этой высоте потребление горючего минимально ввиду разреженности воздуха и слабого его сопротивления.

Аэрофотосъемка проводилась камерой с 945-мм объективом, способной делать 4000 парных снимков полосы территории шириной в 200 км и длиной в 480 км.

По заключению специалистов, история мировой аэронавтики еще не знала столь совершенного пилотируемого самолета-шпиона.