Текст книги "Екатерина Михайловна. Рассказы о блаженной старице"

Известняковые вериги

После революции Екатерина Михайловна вернулась в Сапожок, где весной 1918 года вспыхнуло крестьянское восстание против власти большевиков. Восстания происходили по всей России, в том числе и в нескольких уездах Рязанской губернии. Как и повсюду, восстание в Сапожковском уезде вспыхнуло во время деятельности продотрядов, которые, руководствуясь декретами советской власти о введении продовольственной диктатуры, изымали у крестьян часть зерна и отправляли в промышленные центры. Изъятие хлеба вызвало его недостаток в Сапожке, что привело к голодному бунту.

Вид на Успенский собор города Сапожка с речки Машки. Фото начала ХХ в.

Соборная улица города Сапожка в начале ХХ в.

Сапожковское восстание подавили быстро. Крестьяне были не организованы и практически не вооружены. С кольями и вилами против винтовок и пулемётов не повоюешь… После подавления восстания в Сапожковском уезде и во всей России стали проводить массовые репрессии как против крестьян, так и против «деклассированных элементов» – дворян, помещиков и интеллигенции.

Приехавшая в это время в Сапожок Екатерина Хлуденёва, как представитель интеллигенции, вынуждена была скрываться, меняя местожительство. По приезде она навестила свою, к тому времени замужнюю, подругу Евгению Калинину (по мужу – Чинякову). Некоторое время пожила у неё, но, не желая стеснять молодую семью, поселилась у Стахановых. Потом жила то у Никитиных, то у священника Аверкина, то у священника Александра Зорина. Отец Александр принимал в своём доме гонимых монахов и монахинь из закрытых монастырей. Власти не раз пытались запугать батюшку. Приходили с обыском, допрашивали, били. Когда же был выдан ордер на его арест, то нашлись во власти люди, которые передали эту информацию верующим, и те предупредили отца Александра. Батюшка покинул Сапожок и тайно проживал у знакомых в Моршанске. И только в годы войны, после прекращения гонений на Церковь, он смог вернуться в Сапожок и с 1944 года до 1957 года служил настоятелем Крестовоздвиженского храма.

Екатерина Михайловна предчувствовала тяжёлую судьбу отца Александра Зорина. В послереволюционные годы, боясь нанести ему вред своим присутствием, старица ушла жить к другим. Так и стала переходить из дома в дом. По воспоминаниям Тамары Николаевны Цукановой, её бабушка Анна Андреевна, как-то встретив на улице Екатерину Михайловну, спросила:

– Вы где сейчас живёте? Я вам блинов хочу принести.

Монахиня Серафима (Михеева)

– Вы не найдёте меня, Анна Андреевна – ответила ей старица, – я сегодня на Воздвиженской слободе ночую, а завтра – невесть где…

По воспоминаниям Цукановой, проживая в разных домах, Екатерина Хлуденёва порой спала в сенях, не раздеваясь. Это она делала для того, чтобы не подвести хозяев и незаметно уйти через заднюю дверь, если придут милиционеры. Екатерина Михайловна опасалась, что из-за неё могут пострадать другие люди.

Пятницкая церковь

В 1920 году одного из сапожковских священников перевели в село Путятино. Вскоре он заболел тифом и умер. Следом за ним умерла от тифа и его жена, оставив круглыми сиротами десять детей. Екатерина Михайловна уехала в Путятино, жила вместе с сиротами и воспитывала их. Затем определила кого в фабрично-заводское училище, кого в детдом, кого в семьи добрых людей. Через год она вернулась в Сапожок. Несколько лет жила в Табачной слободе. Часто ходила в Пятницкую церковь, при которой жили монахини из закрытых в округе монастырей. При этой же церкви жила в то время и девушка из села Александровка Надежда Михеева, ставшая впоследствии монахиней Серафимой. Матушка Серафима о том времени вспоминала: «Тогда рядом с Пятницкой церковью был большой дом с подвальным помещением. В этом доме жили монахини из Николо-Бавыкинского монастыря и из других. Они и в храме служили, и читали Псалтирь по усопшим, и много работали, чтобы содержать себя. Стегали одеяла, вязали, пряли, шили, вышивали. Я жила вместе с ними и научилась у них кроить, шить и узоры вышивать. Всё было по мне – и церковная служба, и работа, и обучение грамоте. Читать меня научила Екатерина Михайловна. По Псалтири, по первому псалму «Блажен муж…». Помню, сижу, читаю, волнуюсь, сбиваюсь, а она мне говорит:

– Надюша, не волнуйся. Ты будешь хорошая чтица и певица. Будешь Апостол читать и на клиросе петь.

Это предсказание потом сбылось полностью. А в те годы я даже и не помышляла об этом».

Бывая на службах в Пятницком храме, Екатерина Михайловна приметила молящегося там мальчика-сироту Ваню Клюшникова. Взяла над ним опеку, стала помогать. По её совету он принял сан диакона, а потом, спустя много лет, его рукоположили во священника.

Екатерина Михайловна часто приходила в Пятницкую монашескую общинку. Во время трапезы читала вслух жития святых. В эти годы молиться в Пятницкую церковь ходил юродивый Николай Калмыков. Он имел дар прозорливости, мог предсказывать людям будущее, также имел евангельскую любовь ко Христу и к людям, ради которой отказался от богатства и стал нищим. Когда приходил в Пятницкую общинку, всегда беседовал с Екатериной Михайловной, которая почитала его как Божьего угодника и говорила:

– Николай – человек непростой, Богом посланный…

Вместе с «пятницкими» монахинями и Екатериной Михайловной Николай Калмыков молился, читал псалмы, пел акафисты.

Устоявшуюся, исполненную духовных и физических трудов монашескую жизнь порушили в 1931 году, когда закрыли Пятницкую церковь и разогнали всех живших при ней монахинь, а многих впоследствии арестовали и отправили в ссылки. Когда же богоборцы начали разрушать Пятницкий храм, прихожане пытались его отстоять, но силы были неравными. На глазах прихожан, среди которых была и Екатерина Михайловна, два трактора превратили церковь в груду камней. Женщины плакали, голосили, кто-то сдавленно проклинал безбожников, а Екатерина Михайловна с побледневшим, застывшим лицом сказала:

– Господи, прости их. Не ведают они, что творят…

В годы гонений кроткая и чистая душа Екатерины Михайловны не замутилась, а, наоборот, ещё более просветилась Божественной благодатью. Постоянно молясь о верующих и их гонителях, старица укрепилась духом и приняла решение помогать людям, передавать нуждающимся свои знания и свой опыт, а главное – делиться с ними своей верой, возгревать в душах людей любовь к Богу и надежду на Него. Мария Иванова говорила:

– В те годы Екатерина Михайловна стала посещать больницы. Придёт и читает больным вслух Евангелие, да такие места, в которых пишется о страданиях Христа. Так она больных утешала. «Бог терпел и нам велел», – говорила она. А после этого расспрашивала, кто и чем болеет. Давала советы, как надо лечиться…

Известно, что советы сапожковской старицы были действенными, ведь она обладала медицинскими познаниями, которые получила на Бестужевских курсах. Кроме того, с детства знала рецепты лечения травами. В послереволюционное лихолетье, когда не было элементарных лекарств, подвижница своими рецептами помогала излечиться многим больным. Порой сама готовила лечебные настои, отвары, мази.

В то же время Екатерина Хлуденёва стала ходить в семьи, где были трудновоспитуемые дети, обучала их и воспитывала. Татьяна Петрова в газете «Сапожковские вести» от 23 ноября 2013 года писала: «Какие россыпи драгоценных знаний щедро раскидывала она пред строптивыми воспитанниками! (Многие из них стали впоследствии не просто порядочными, но и известными людьми.)

Вместе с Екатериной Михайловной они исходили всю округу Сапожка и окрестных деревень с целью изучения флоры и фауны. Одновременно вели важные для осознания жизни разговоры, читали и заучивали стихи…»

По воспоминаниям Александры Васильевны Чиняковой, Екатерина Хлуденёва часто водила своих воспитанников на прогулки в лес или на речку.

– Пойдёт со своими подопечными гулять, – рассказывала Александра Васильевна, – а в это время беседует с ними, объясняя тот или иной предмет. А потом вместе зайдут к нам, чтобы решать математические задачи. Плату за репетиторство не брала.

Об этом времени вспоминала и Татьяна Никаноровна Губарева: «Познакомилась я с Екатериной Михайловной, когда была еще совсем девчонкой. А Екатерина Михайловна проживала тогда в тех домах, где требовалась её помощь в воспитании и обучении трудных ребятишек. Жили мы в Заржавенской слободе, за водой мне приходилось ходить на речку. А Екатерина Михайловна жила неподалёку и занималась с соседским мальчиком Колей. Я часто видела их возле речки, когда ходила за водой. Екатерина Михайловна была всегда с книгой и что-то объясняла мальчишке. Я кланялась ей, говорила: «Здравствуйте». Екатерина Михайловна однажды спросила меня, как зовут, и навсегда запомнила моё имя. Даже когда через несколько лет я пришла к ней уже в Березники, она вспомнила меня и назвала Танечкой».

Одевалась Екатерина Михайловна просто и опрятно. Носила белую блузку, чёрную крепдешиновую юбку и белый платочек. В руках у неё постоянно была сумка. Однажды, войдя в дом, где встречалась со своими воспитанниками, она оставила эту сумку в сенях. Любопытные мальчишки открыли её. Каково же было их удивление, когда они увидели, что сумка набита известняковыми камнями…

Иногда Екатерина носила камни в корзине. Анна Сергеевна Стольникова рассказывала: «Моё знакомство с Екатериной Хлуденёвой состоялось в 1938 году, когда она готовила мою двоюродную сестру к осенним экзаменам по русскому языку. Было лето. Мы играли на лугу, когда из дома вышла Екатерина Михайловна, высокая, стройная, в белой блузке и длинной чёрной юбке. Она поставила плетёную корзинку на землю, потому что её позвала моя тётя. Мы с подругой подхватили её корзинку и медленно пошли дальше. На улице было ветрено. Ветер смахнул с корзинки белую тряпочку, и мы увидели в ней камни известняка. Тут она нас строго окликнула и сказала, что без разрешения даже помогать нельзя, что это её ноша и она сама её понесёт. Мы с подругой были очень удивлены: зачем надо таскать камни в корзинке?».

На самом деле ноша из камней для Екатерины Михайловны была чем-то вроде вериг. «Верига» в переводе со старославянского означает «цепь». Подвижники веры для усмирения плоти и подавления страстей кроме цепей носили и другие виды вериг. У кого-то была железная шапка (спрятанная под настоящей), у кого-то железные подошвы. К веригам относились тяжёлые медные иконы, которые были на цепях и надевались на шею. Известно, что веригами великого князя Олега Рязанского была кольчуга, которую он носил под рубашкой. Подвижники веры носили вериги тайно, пряча под одеждой, а их вес был порой больше десяти килограммов. Так и Екатерина Михайловна, подражая Божьим угодникам, носила в сумке или в корзинке «известняковые вериги», то есть камни известняка.

Старица была аскетична во всём, ибо искала прежде всего Царствия Божия и правды Его (см. Мф. 6, 31–34). Потому даже плату за репетиторство не брала, хотя порой учила детей, у которых были состоятельные родители. Так, в конце 1930-х годов она обучала сына своего благодетеля Павла Петровича Стаханова, который к тому времени работал главным врачом сапожковской больницы и судебно-медицинским экспертом Сапожковского района. Его первая жена, Евгения Алексеевна, воспитывавшая Екатерину Михайловну вместе со своими дочерями Ольгой и Натальей, к тому времени скончалась. Валентина Н. рассказывала: «Когда первая жена Стаханова умерла, он женился на другой женщине. У них родился сын Игорь. А когда он подрос, то вторая жена Павла Петровича туберкулёзом заболела, а потом и умерла. Игорю в то время два годика было, и его воспитанием, а потом и образованием занялась Екатерина Хлуденёва».

Отметим, что впоследствии Игорь Стаханов стал доктором физико-математических наук, профессором, заведовал кафедрой высшей и прикладной математики в Московском университете имени М.В. Ломоносова и за достигнутые успехи всю жизнь был благодарен сапожковской старице.

Екатерина Михайловна помогала даже авторитетным Сапожковским учителям в воспитании учащихся. Потом её воспитанники уходили в армию. Она писала им и их командирам. Когда ребята возвращались, то первым делом спешили к Екатерине Михайловне и на протяжении всей своей жизни старались следовать её житейским советам и духовным наставлениям.

Интересные воспоминания о своей переписке с сапожковской старицей оставил иеромонах Сергий (Шестимиров). Когда он с ней познакомился (будучи еще светским человеком), она его спросила, будет ли он писать ей письма из армии. «Я ответил, что буду, – вспоминал отец Сергий. – Она пошла в дом и принесла письмо, присланное ей одним из её знакомых.

– Вот мой адрес, – сказала она и дала этот конверт мне.

Когда я ушёл в армию, то стал ей писать. Когда вернулся, решил повидаться с ней. Она спросила:

– Где собираешься работать? Куда ты собираешься поехать?

– Поеду в город Жуковский к сестре.

Тогда она тихо произнесла:

– Не советую. Оставайся здесь. Ты здесь пользовался авторитетом, а там неизвестно, что будет. И вот ещё что. Однажды был такой случай. Поехал один молодой человек к сестре, а у той муж был пьяница. И сестра не знала, кому угодить: мужу или брату.

Когда я приехал к сестре, то увидел, что всё происходит именно так, как рассказывала Екатерина Михайловна, и ушёл от них в общежитие. А наша переписка продолжалась. Однажды она прислала мне открыточку, и один из товарищей спросил:

– Что, это невеста тебе прислала письмо?

А я отмахнулся:

– Да нет, это старуха.

С тех пор Екатерина Михайловна прекратила мне писать. Я ей послал два письма, а ответа не получил. Тогда я понял, что обидел старицу своим необдуманным словом, и когда поехал в отпуск, решил повидаться с ней. Она встретила меня и сказала:

– Зачем ты ко мне пришёл?

– Повидаться, – ответил я.

– Ну и что ты увидел? Старуху?

Мне стало очень стыдно. Екатерина Михайловна, видя это, стала разговаривать со мной ласковее. Наши отношения наладились, я снова стал часто к ней приезжать и советоваться».

Часть 2
Записочки профессорам

Дорога слёз

В то время, когда Екатерина Михайловна помогала лечить больных и занималась воспитанием и обучением трудных детей, представители официальной власти считали Екатерину Михайловну тунеядкой. Социальный работник, бывшая заведующая Сапожковского райсобеса Бычкова Мария Ивановна писала, что «властям было непонятно, почему толпы народа не к ним идут за советом и помощью, а к Екатерине Михайловне, почему у неё такой большой авторитет». Не понимали представители власти, что Хлудёнева занималась не социальной деятельностью, а духовной. Не понимали они, что вера в Божию помощь может творить чудеса. И именно благодаря этой непоколебимой вере сапожковская старица могла помогать людям своими молитвами несравненно больше, чем социальные работники, хотя она их деятельность считала нужной и полезной. Власти же относились к Екатерине Михайловне враждебно. Потому подвижница вынуждена была менять место жительства. Жила то у Герасимовых, то у Карауловых на улице Садовой, то где-то ещё. Посещала своего благодетеля Павла Стаханова и врача Фёдора Фёдоровича Вишневского, происходившего из рода знаменитых врачей Вишневских. (Представитель этой династии, Александр Васильевич, был создателем мази Вишневского, которая и поныне используется для лечения ран, ожогов, кожных язв и нагноений.)

Проживала ли Екатерина Михайловна у Стахановых или Вишневских, неизвестно, однако дружила с ними, а те, в свою очередь, относились к ней с большим уважением. Вообще к профессии врача старица относилась с особым почтением, предрекала некоторым из своих посетителей, что у них в семье будут врачи.

С другой стороны, Екатерина Михайловна не всем советовала стать врачом. Так, однажды, после окончания Сапожковской средней школы, пришла к ней Татьяна Губарева и сказала:

– Мне хочется стать медсестрой. Поступать ли мне в Рязанское медучилище?

– Нет, Таня, – ответила ей Екатерина Михайловна, – эта специальность не для тебя. Ты крови боишься. Нельзя тебе на медсестру учиться. Лучше стань бухгалтером.

Губарева была очень удивлена. Старица видела её впервые и не могла знать, что она боится крови. Послушалась Татьяна совета Екатерины Хлуденёвой, выучилась на бухгалтера и впоследствии была очень довольна своей работой.

В конце 1930-х годов Екатерина Михайловна жила в Табачной слободе у Анны Лукьяновны Строковой. Однажды к ней пришла женщина из села Березники – Прасковья Ивановна. Её муж не вернулся с финской войны, а вскоре умерли и два сына. От тяжких испытаний Прасковья временами теряла рассудок. Екатерина Михайловна решила перейти жить к ней. На уговоры Анны Лукьяновны она ответила:

– Ты проживёшь и без меня, а Прасковье я нужна.

Расставались они тяжело. Строкова долго ждала, думала, вернётся. Нет, не вернулась. Но Екатерина Михайловна до самой смерти не забывала свою хозяйку. При случае всегда передавала Анне Лукьяновне гостинцы.

В село Березники к больной женщине Прасковье Екатерина Михайловна переехала в конце 1930-х годов. Жизнь с Прасковьей была бы для обыкновенного человека крайне тяжела. Дело в том, что у неё иногда проявлялись обострения болезни и она вела себя буйно. Но для Екатерины Михайловны это был подвиг проявления любви к ближнему, терпения его болезней. Жили они в ветхой, покосившейся, стоявшей на многочисленных подпорках маленькой избушке, крытой соломой, в которой даже печки не было. Тепло поддерживали керосинкой, на ней же готовили и еду. Но тепла было мало, и потому зимой, в морозы, на стенах порой образовывался иней. Избушка была настолько разваленной, что вот-вот могла упасть, поэтому снаружи подпиралась жердями и кольями. Да и внутри готовый рухнуть потолок был на подпорках. Освещалось жилище Прасковьи лампадами. Здесь, как суровый аскет, сапожковская старица прожила двадцать четыре года.

Избушка Прасковьи Ивановны

Подруга юности Евгения Калинина не раз настойчиво приглашала Екатерину Хлуденёву к себе, зная, в каких жутких условиях она жила. Но та отказывалась. Она чувствовала, что Сам Господь призвал её на служение людям. В утлую мазанку к старице шёл и шёл народ – за помощью, за советом, за сочувствием. Дорогу в Березники люди прозвали «дорогой слёз». Вот что писал о том времени бывший редактор газеты «Сапожковские вести» Алексей Андреевич Стольников: «Нашему поколению пришлось жить в период сильнейших политических, экономических, социальных потрясений.

Алексей Андреевич Стольников

Они открывали широкую дорогу для действий такого опасного для жизни человека врага, как стрессовое состояние, которое губит людей пострашнее ураганов, землетрясений, рака. И наше счастье, что среди нас жила Екатерина Михайловна Хлуденёва. Самая умная женщина, которую довелось мне встретить в жизни. Великая подвижница. В монастыре хотя бы есть на кого опереться <…> Екатерина Михайловна же одна вывела свой корабль в штормовую погоду, чтобы подбирать всех страждущих и оказывать им помощь.

Всё своё горе, все свои страдания несли люди к Екатерине Михайловне. Возвращались, словно тяжкий груз сбросили: утешенные, просветлённые. Она обладала редким даром – умением слушать, сопереживать <…> У неё был исцеляющий голос. Спокойный, ровный. Снимал напряжение, ободрял. Она владела им, как талантливый музыкант владеет своим инструментом».

По словам Алексея Андреевича, доверие у людей к Екатерине Михайловне было безграничным. «Матери не всегда полностью откроются, а перед ней тайн не было», – говорил он.

Екатерина Михайловна была настоящей христианкой-подвижницей. Не получала ни зарплаты, ни пенсии, не держала подсобного хозяйства – огорода, скота. Жила как птицы небесные, которые «не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а Отец ваш Небесный кормит их» (Мф. 6, 26). Господь посылал сапожковской старице всё необходимое. Посетители приносили для неё еду, соседи приходили мыть полы и стирать.

«В период разгула атеизма, – отмечал Стольников, – вера Екатерины Михайловны для власть имущих была вызовом. Но она никогда и никому не навязывала своих взглядов, обладала удивительной терпимостью к иным точкам зрения. К ней шли верующие и неверующие. Люди разных возрастов и профессий. Они были для неё словно дети, которым бабушка ненавязчиво растолковывала истины. Подрастут – поймут. <…> Нам, сапожковцам, выпало большое счастье долгое время общаться с Екатериной Михайловной».

Действительно, это было большим счастьем, особенно в годы Великой Отечественной войны. Счастье общаться со старицей, имеющей от Бога дар утешения, прозорливости и молитв. А обращались к ней самые разные люди: от простых крестьян и рабочих до известных врачей, преподавателей и даже государственных служащих. Многие старались исполнять её советы и потом всю жизнь были ей благодарны.

Люди из окрестных деревень настолько тянулись к Екатерине Михайловне, что порой шли к ней после работы прямо с колхозных полей. Раба Божия Анна говорила: «Екатерину Михайловну я знала с детства. Это были тяжёлые годы войны. Отец и брат – на фронте. В каждом доме – горе. И вот с обычными человеческими бедами шли к ней прямо с колхозной работы наши матери. Всех она принимала, никому не отказывала, несмотря на свою усталость. Со всеми беседовала, утешала. Отвечала приходящим на их вопросы, давала конкретные советы, как поступить в той или иной ситуации. Молилась и благословляла». Интересное воспоминание о том времени оставила жена Алексея Стольникова Анна Сергеевна: «Это было летом 1942 года. Шла война. Не было вестей от многих мужчин, ушедших на фронт. Однажды после работы в колхозе моя подруга сказала мне, что её мать и тётя Даша Меркулова пойдут сейчас к Екатерине Михайловне в Березники.

– Хочешь с нами? – спросила меня подруга.

– Конечно, хочу, – ответила я. Мне очень хотелось увидеть Екатерину Хлуденёву, ведь о ней в то время ходили легенды…

Анна Сергеевна Стольникова

И вот мы по дороге в Березники. Тётя Даша идет очень недовольная. Она устала, наработавшись дома и в колхозе, а мать подруги, тётя Люба, в колхозе не работала, и муж её не работал, был на пенсии. Вот тётя Даша, обращаясь к тёте Любе, и говорит:

– И куда ты меня тащишь? Сама отлежалась, а я еле иду. Вот сейчас придём, а Екатерина Михайловна, что? Даст, что ли, мне письма с фронта от мужа и сыновей? Чего она о них знает?

Когда мы пришли, у Екатерины Михайловны было много народа, но она всех потеснила и стала нас усаживать в саду, под черёмухой – кого на пенёчек, кого на скамейку, а тётю Дашу посадила на очень неудобную для сидения большую ветку от черемухи. Она с трудом на неё села, как-то приспособилась. И тут Екатерина Михайловна сказала ей:

Дорога в Березники

– И зачем ты, Даша, ко мне пришла? Ты ведь устала. И что я знаю? Что я тебе, письма, что ли, от твоих мужчин дам?

Нам даже страшно стало – ведь она слово в слово повторила то, что по дороге говорила тётя Даша. Та упала перед Екатериной Михайловной на колени, начала плакать и просить прощения. Екатерина Михайловна подняла её с колен, усадила на скамейку, стала всех нас угощать яблоками, вишнями. Прасковья Ивановна принесла чай. Тётя Даша успокоилась, и Екатерина Михайловна сказала ей, что поминать сыновей и мужа она должна как живых, молиться за них усердно.

– Сейчас идёт война, – говорила она, – многих убивают на ней. Но что поделать? Кто-то должен нас защищать, ведь испокон веков наши деды и прадеды защищали нашу землю.

Ушли мы от неё, когда на дворе была уже полночь…»

Ольга Степановна Авелкина рассказывала случай, когда в военные годы Екатерина Михайловна проявила юродство. «Однажды во время войны моя мама пошла к ней со своей подругой Василисой, – вспоминала Ольга Степановна, – узнать о судьбе мужа, моего отца, от которого с фронта не было никаких известий. Екатерина Михайловна сказала, что не все же погибнут на войне, многие возвратятся. Потом вдруг заволновалась и стала восклицать:

– Воды! Принесите воды, а то беда будет!

Стала черпать из ведра кружкой воду и разбрызгивать её. По возвращении женщины узнали, что их дети разожгли костёр и чуть не подожгли дом. На помощь прибежали соседи и погасили огонь».

В то время сапожковская старица переписывалась со многими фронтовиками. В своих письмах она вселяла в солдат непоколебимую веру в победу. Писала, что молится о них, о победе. А к ней по «дороге слёз» всё шли и шли люди из Сапожка, да и со всей округи. Шли жёны и родные солдат, пропавших без вести, и женщины, долго не получавшие писем с фронта. Она утешала их, некоторым говорила, что найдутся их мужья, другим советовала молиться об упокоении.

Сергей Сарычев вспоминал, как одна учительница рассказывала ему, что во время войны, обходя учеников деревни Брезники, она зашла к Екатерине Михайловне. Побеседовав с этой учительницей, старица дала ей адрес – полевую почту солдата, воюющего на войне, и сказала:

– Это твой жених.

Но учительница не стала ему писать, а потом и вовсе потеряла адрес. Но вот однажды, после того, как война окончилась, она случайно выглянула в окно и увидела, что мимо её дома идёт солдат. Она подумала: «Вот мой жених». А когда познакомилась с ним, оказалось, что это именно тот солдат, адрес которого давала учительнице Екатерина Михайловна. За этого солдата учительница благополучно вышла замуж.

Высокая образованность Екатерины Михайловны и её необычайные духовные дары притягивали к ней всё больше и больше людей и не только из Сапожка и его окрестностей, но и из других городов и сёл. «Приезжали, приходили к ней отовсюду, – писал Алексей Стольников. – Она была рада и академику, и неграмотной женщине. Всем старалась помочь словом и делом. Кроме того, к ней со всей страны шёл целый поток писем. Она прочитывала уйму писем и на все отвечала».

Те, кто посещал Екатерину Михайловну, запомнили, что половина мазанки была от пола до потолка заполнена письмами и посылками с разных концов России. А ещё запомнили черёмуху, под которой она в тёплые дни принимала посетителей. Когда черёмуха расцветала, старица подводила к ней кого-нибудь и говорила:

– Посмотри, какая красота. Рай на земле…

Старица любила черёмуху и всегда с нетерпением ждала, когда она распустит свои цветочки. «Скоро у нас зацветёт черёмуха, – писала она в одном из писем своему духовному чаду Дмитрию. – Хорошо кругом. Если будут силы, приходите под цветущую черёмуху». Встречи со старицей в Березниках под раскидистой черёмухой Алексей Стольников называл «нектаром души».

В 1943 году к Екатерине Михайловне приехала бывшая послушница монашеской общинки при сапожковской Пятницкой церкви Надежда Михеева. Как уже было сказано, в 1931 году её и сестёр арестовали. Надежда была судима и двенадцать лет отбыла в лагерях. Когда приехала в Березники, Екатерина Михайловна очень обрадовалась встрече с ней. Стала радушно угощать Надежду. Сама нарезала ей булочку, намазывала маслом и мёдом. Подавала и приговаривала:

– Ешь, Надюшка, ешь, тебе ещё долго придётся путешествовать, целых сорок лет.

Так она предсказала Надежде Михеевой странничество. Монахиня Серафима говорила: «Как и сказала Екатерина Михайловна, я путешествовала сорок лет. Милостью Божьей, заступничеством Пресвятой Богородицы и по молитвам Екатерины Михайловны я никогда не испытывала нужды. Всегда была сыта, одета, пребывала в труде и молитве. Где бы ни была, я никогда не забывала Екатерину Михайловну». «От Екатерины Михайловны исходили тепло, уют, доброта, любовь, – вспоминала Евдокия Николина. – Обременённые нуждами, заботами, болезнями и печалями, посетители уходили от неё с душевным покоем.

Екатерина Михайловна Хлуденёва

Все силы она отдавала на то, чтобы не было разводов, абортов, выпивок. Настоятельно советовала вести трезвый образ жизни. Её советы и наставления были рассчитаны не на один день. Она была тонким психологом, обладала необыкновенным даром предвидеть судьбу человека.

Не было такого уголка, где бы её не знали. К ней ехали, шли пешком. Круглыми сутками, в любое время дня и ночи двери её дома для всех были открыты. Сколько надо было терпения, сил, здоровья для общения с таким большим количеством людей! Этому можно было только удивляться. Для всех она находила слова утешения, всем оказывала помощь в их просьбах.

Для меня лично она очень многое сделала. Помогла мне получить образование, привила любовь к чтению. Помогла создать семью и не оставляла без внимания наши с мужем семейные отношения. Также помогала и другим».

Еще перед войной к Екатерине Михайловне пришла жить Анастасия Ефимовна Рослякова. Вот что о ней рассказывала Валентина Александровна Калмыкова: «Из разговоров с Анастасией я узнала, что родилась она 6 октября 1911 года в многодетной семье. Семья жила настолько бедно, что мать очень рано решила выдать её замуж. Настя со слезами на глазах умоляла маму не делать этого, но эти мольбы не были услышаны. Вскоре муж загулял, стал ходить к другой женщине. Настя очень переживала, муж стал бить её, и, не выдержав этого, Настя ушла из дома куда глаза глядят. Стала ходить молиться в разные храмы, жить у разных людей – кто приютит, пока не попала к Екатерине Михайловне. Она утешила её и пригласила жить к себе.

Сама Настя рассказывала, что у неё было некое указание от Божией Матери, чтобы она замуж больше не выходила, а посвятила жизнь служению Богу и людям».

«Я хорошо знала Настю, – вспоминала Клавдия Семёновна Тучина. – Часто бывала у неё и Екатерины Михайловны. Однажды разговорились мы с Настей, и она немного рассказала о себе. Родилась в селе Курган. Рано вышла замуж, а муж загулял. В то время это было большим позором для женщины, мол, не умеет она мужа любить… От переживаний Настя стала искать утешения в молитвах и богослужениях. Паломничала по монастырям храмам. Странствуя, Настя для духовного утешения посещала Екатерину Михайловну, а потом стала жить с ней. Как и Екатерина Михайловна, Настя была прозорливой. И чудеса по её молитвам случались. Но, чтобы скрыть свои духовные дары, она притворялась психически больной. Порой бывала грубой, ругалась, вела себя ненормально. А на самом деле – юродствовала. Они с Екатериной были очень разные по происхождению, образованию и характеру, но близкие, родственные по духу люди, Божьи избранницы».