Текст книги "Добровольческая армия в «Ледяном» походе"

I. От царской армии к армиям Гражданской войны

Глава 1. Генезис добровольчества

Размышляя над тем, насколько быстро в 1917 году в России противостояние общественных сил и группировок перешло из плоскости политической в плоскость военную и что привело к образованию в короткий срок сразу нескольких внутренних фронтов, почему борьба практически с первых дней приобрела самые ожесточенные формы, нельзя не признать, что одной из важнейших причин и одновременно условием возникновения гражданского конфликта явилось участие страны в мировой войне. Ведение этой войны, ход которой к тому же трудно считать для России успешным, превратилось в непосильную ношу для монархической государственности, она же стала самым тяжким наследием, доставшимся Временному правительству.

Среди множества проблем, связанных с войной, одной из сложнейших для новой власти оказалось само по себе наличие громадной армии военного времени. Даже уточнение ее численности явилось в дальнейшем непростой задачей. По подсчетам одного из крупнейших военных специалистов русской эмиграции генерала Н.Н. Головина, с начала войны по декабрь 1916 года включительно в ряды армии было призвано 14,7 млн человек (а до 1 ноября 1917 года – еще 800 тыс. человек)[32]32
  См.: Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. М.: Жуковский, 2001. С. 186.


[Закрыть] при численности кадровой армии до объявления мобилизации в 1914 году – 1423 тыс. человек[33]33
  Там же. С. 72.


[Закрыть].

Огромные изменения претерпел в годы войны и офицерский корпус. Согласно подсчетам отечественных историков, на начало войны русская армия насчитывала свыше 40 тыс. офицеров, еще около 40 тыс. было призвано по мобилизации. После начала войны военные училища перешли на сокращенный курс обучения (3–4 месяца, специальные – полгода), и их выпускники как офицеры военного времени с декабря 1914 года производились не в подпоручики, а в прапорщики. Кроме того, было открыто более 40 школ прапорщиков с таким же сроком обучения. Наконец, свыше 30 тыс. человек были произведены непосредственно из вольноопределяющихся (лиц с правами на производство по гражданскому образованию) и унтер-офицеров и солдат за боевые отличия. В общей сложности за войну было произведено в офицеры около 220 тыс. человек, то есть за три с лишним года больше, чем за всю историю русской армии до мировой войны. Накануне Февральской революции численность офицерского корпуса составляла 276 тыс. человек, что включало 13 тыс. находившихся в плену и 21–27 тыс. не вернувшихся в строй по тяжести ранений. В действующей армии по состоянию на 1 января 1917 года насчитывалось 146 тыс. офицеров и 48 тыс. чиновников, то есть не менее 70 процентов всех состоявших в строю, причем число кадровых офицеров в этой массе было ничтожно малым, так как с начала войны офицерский корпус сменился на ⅞ своего состава (в пехотных частях от 300 до 500 процентов, в кавалерии и артиллерии – от 15 до 40 процентов)[34]34
  См.: Чернавин В.В. К вопросу об офицерском составе старой русской армии к концу ее существования // Военно-исторический журнал. 1999. № 5. С. 85–86; Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов 1917–1920 гг. М., 1988. С. 24–26; Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М., 2001. С. 10; Гребенкин И.Н. Долг и выбор: Русский офицер в годы мировой войны и революции. 1914–1918 гг. М., 2015. С. 93–96.


[Закрыть].

С учетом понесенных потерь на начало 1917 года под ружьем находилось 9,45 млн человек, в том числе в действующей армии 6,9 млн[35]35
  См.: Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне. С. 186.


[Закрыть]. Следует сказать, что осуществление контроля над армией так и осталось для Временного правительства задачей в полной мере не разрешенной.

Кризис, охвативший армию с началом революции, имел глубокие объективные предпосылки, вызванные логикой общественно-политического развития страны в предшествующие десятилетия. Первая мировая война застала Россию на сложном и противоречивом этапе, когда процессы модернизации, запущенные Великими реформами второй половины XIX века, продолжались, но были еще далеки от завершения. Свойственные российскому обществу начала XX века сословное деление и социальное неравенство своеобразно отражались на жизни и взаимоотношениях внутри такого особого социального организма, каким являлись вооруженные силы империи. Преимущественно крестьянское население страны обусловило преобладание крестьян либо связанных с ними групп среди рядового состава армии и флота, который более чем на 90 % комплектовался за счет крестьян (до 60 %), рабочих и ремесленников (более 30 %). Офицерский корпус всегда включал не менее 50 % представителей привилегированных сословий[36]36
  См.: Зайончковский П.А. Самодержавие и русская армия на рубеже XIX–XX столетий, 1881–1903. М., 1973; Бескровный Л.Г. Армия и флот России в начале XX века: Очерки военного потенциала. М., 1986; Гаркавенко Д.А. Социальный состав вооруженных сил России в эпоху империализма // Революционное движение в русской армии в 1917 году. М., 1981. С. 30–45.


[Закрыть]. Столь разительные различия, естественно, разобщали офицерский корпус с солдатской массой, противопоставляя их в плане психологическом, культурном, ценностном.

Февральская революция послужила тем рубежом, за которым распад российской армии принял необратимый характер. В разгар революционных событий вооруженные силы оказались непосредственно вовлечены в бурные социально-политические процессы. Собственно успех февральско-мартовского переворота оказался возможен благодаря активной роли важнейших военных институтов (Ставка Верховного главнокомандующего) и крупных воинских контингентов (гарнизона Петрограда). Развернувшееся вслед за этим в России в самых острых и непримиримых формах противоборство политических сил, среди центральных вопросов которого стоял вопрос продолжения войны, уже не могло обойти стороной армию.

В период с марта по октябрь 1917 года именно армия стала ареной жестоких, нередко кровавых столкновений. Известие об отречении Николая II и последовавшее за ним обнародование Приказа № 1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов как на фронте, так и в тылу вызвало самую бурную реакцию со стороны солдатской массы, выразившуюся в первую очередь в многочисленных фактах насилия над офицерами. Сводки сведений о настроении в действующей армии, составлявшиеся в Особом делопроизводстве Управления генерал-квартирмейстера штаба Верховного главнокомандующего, пестрят сообщениями о подобных эксцессах. В телеграмме главнокомандующего войсками Северного фронта начальнику штаба Верховного главнокомандующего от 6 марта говорится: «Ежедневные публичные аресты генеральских и офицерских чинов, производимые при этом в оскорбительной форме, ставят командный состав армии, нередко Георгиевских кавалеров, в без-выходное положение. Аресты эти произведены в Пскове, Двинске и других городах. Вместе с арестами продолжается, особенно на железнодорожных станциях, обезоружение офицеров, в т. ч. едущих на фронт»[37]37
  Революционное движение в русской армии. 27 февраля – 24 октября 1917 г. М., 1968. С. 26–27.


[Закрыть].

Было бы неверным преувеличивать роль и влияние радикальных политических партий на солдат, особенно в первые месяцы революции. Для малограмотной (по существу неграмотной) солдатской массы фронта и тыла офицер стал «приверженцем старого режима» (то есть контрреволюционером), основным заинтересованным в продолжении войны лицом. В свете этой нехитрой логики, господствовавшей в солдатской стихии, неподчинение командирам и нарушение воинской дисциплины становилось проявлением революционной доблести.

В течение всей весны и лета продолжались самочинные расправы над командным составом, причем их жертвой мог стать как командир части, так и любой случайно попавший под руку офицер. В действующей армии и в запасных частях подобные факты исчислялись сотнями.

За развалом дисциплины не могло не последовать катастрофического падения боеспособности частей и соединений. Фронтовые донесения рисуют нам крайне неприглядную картину. «Дивизии 11-й и частью 7-й армии бежали под давлением в 5 раз слабейшего противника, отказываясь прикрывать свою артиллерию, сдаваясь в плен ротами и полками, оказывая полное неповиновение офицерам. Зарегистрированы случаи самосудов над офицерами и самоубийств офицеров, дошедших до полного отчаяния. Немногие пехотные и все кавалерийские части самоотверженно пытались спасти положение, не ожидая никакой помощи от обезумевших бегущих полков. Сообщены возмутительные факты, когда дивизия отступала перед двумя ротами, когда несколько шрапнелей заставляли полк очищать боевой участок. Были случаи, когда горсть оставшихся верными долгу защищала позицию, в то время как в ближайших резервных частях шли беспрерывные митинги, решая вопрос о поддержке, а затем эти части уходили в тыл»[38]38
  Революционное движение в русской армии. С. 213.


[Закрыть]. Безусловно, что разложение коснулось различных частей далеко не в одинаковой мере. Считалось, что войска Северного и Западного фронтов, находившихся ближе к столице и промышленным центрам страны, подверглись разложению гораздо сильнее, нежели войска Юго-Западного и Румынского фронтов; пехотные части на фронте и запасные в тылу были куда менее благополучны в сравнении с фронтовыми кавалерийскими и артиллерийскими частями. Но даже в конце 1917 года на фронте еще оставались боеспособные части, причиной чему могли быть офицеры, пользующиеся подлинным солдатским уважением, либо комитеты, которые при поддержке наиболее здоровой части солдат сумели сохранить в своих частях относительный порядок.

Подобное положение на фронте и в армии в целом самым неблагоприятным образом влияло на настроения офицерского корпуса. Офицерство, которое на третьем году войны было совершенно неоднородно как в социальном, так и в политическом отношении, в основном приветствовало Февральскую революцию или же оставалось к ней нейтральным. Однако происходящие события могли лишь оттолкнуть большинство офицеров и привести в лагерь ее противников, чему немало способствовала противоречивая позиция, а скорее всего, отсутствие четкой позиции Временного правительства, которое, с одной стороны, стремилось использовать офицеров для агитации в пользу верности союзникам, а с другой – указывало на военные круги как главного виновника затягивания войны. Чувства фронтового офицерства наиболее точно отражает дневниковая запись подпоручика А.И. Лютера: «Сидишь, как пень, и думаешь о грубости и варварстве. Не будь его, ей-богу, я бы был большевиком… Будь все сделано по-людски, я бы отдал им землю и дворянство, и образование, и чины, и ордена… Так нет же: бей его, помещика, дворянина, бей интеллигента, буржуя, пей его последние соки. И конечно, я оскорблен, унижен, истерзан, измучен»[39]39
  Лютер А. Дневник офицера // Памятники Отечества (Москва). 1992. № 25. С. 156.


[Закрыть]. К этому можно добавить, что подавляющее большинство офицеров в 1917 году не были «буржуями», не имели ни земли, ни дворянства, отчего, надо полагать, их растерянность и обида становились только больше.

В сложившейся ситуации наиболее энергичная часть генералитета, офицерства и военной общественности страны реагировала на происходящее в духе революционной обстановки, пробудившей активность самых различных социальных кругов. В короткий срок по всей стране возникает целый ряд общественных организаций, имевших целью поддержание в армии и обществе воинского духа и традиций: Военная лига, Военный союз «Личного примера», Союз георгиевских кавалеров, Союз увечных воинов, «Единение, честь родины и порядок», «Армия чести», «Союз воинского долга», «Добровольцы народной обороны» и многие другие.

В мае в Ставке был образован Главный комитет Всероссийского союза офицеров армии и флота, провозгласивший своей целью защиту профессиональных интересов офицерства. В уставе организации среди главных задач ее деятельности определялась борьба с пропагандой и противодействие выступлениям «отдельных лиц и групп, имеющих целью расстроить основу армии и флота»[40]40
  Российский государственный военно-исторический архив (далее – РГВИА). Ф. 2003. Оп. 14. Д. 1. Л. 1.


[Закрыть]. Союзу, председателем которого являлся столь авторитетный военный руководитель, как генерал от инфантерии М.В. Алексеев, удалось добиться преимущественного влияния в офицерской среде и военных учебных заведениях. Не ограничиваясь борьбой с большевистским влиянием в войсках, Союз офицеров предпринимал масштабные мероприятия по координации своей деятельности с другими военными организациями и армейским командованием. При этом Главный комитет Союза в своей работе использовал все возможности, которые открывало ему присутствие при Ставке, обращаясь при необходимости непосредственно к командующим соединениями и начальникам штабов.

Однако многие организации и кружки, возникавшие тогда в военной среде, носили конспиративный характер и создавались явно с целью их использования при установлении военной диктатуры. Одна из первых подобных организаций была основана на Юго-Западном фронте генералом А.М. Крымовым. Другой пример такой работы относится к весне 1917 года, когда в Петрограде генерал-майором бароном П.Н. Врангелем и графом А.П. Паленом была создана тайная военная организация со своим штабом, разведкой, хорошо поставленной связью, опиравшаяся на молодых офицеров армейских и гвардейских частей столичного гарнизона. Врангелю и Палену удалось распространить свое влияние на целый ряд воинских частей и военных училищ и организовать несколько офицерских дружин[41]41
  См.: Врангель П.Н. Записки (ноябрь 1916 г. – ноябрь 1920 г.) // Белое дело. Кавказская армия. М., 1995. С. 36–39.


[Закрыть]. Наиболее интересным является то обстоятельство, что деятельность Врангеля по созданию организации приходится на апрель, когда такие перспективы, как быстрый рост влияния большевиков и захват ими политической инициативы, в том числе в борьбе за армию, еще далеко не определились. Врангель дает понять, что не собирался возглавлять организацию сам, а готовил ее для известного военного лидера (по всей вероятности, Л.Г. Корнилова, командовавшего в тот период войсками Петроградского военного округа). Создается также впечатление, что, уезжая в июне на фронт, Врангель не знает, кому передать организацию, во всяком случае более о ней он не упоминает.

В поисках способов оздоровления армии командование и сторонники дисциплины и порядка обратились к идее добровольческих формирований. В годы войны фронтовая действительность нередко диктовала необходимость создания различного рода «нестандартных» подразделений: охотничьих команд, партизанских отрядов и т. п. (интересно заметить, что известные белые военачальники Б.В. Анненков, В.М. Чернецов и А.Г. Шкуро приобрели известность как партизанские командиры еще на германском фронте). Поэтому характерной для весны – лета 1917 года мерой по поддержанию боеспособности войск на фронте стало возникновение особых частей смерти, ударных и штурмовых частей из добровольцев фронта и тыла.

В мае приказом командующего 8-й армией Юго-Западного фронта генерал-лейтенанта Л.Г. Корнилова капитану М.О. Неженцеву было разрешено сформировать 1-й ударный отряд штаба 8-й армии из добровольцев-фронтовиков – государственно и патриотически настроенных офицеров, унтер-офицеров и рядовых. Так началась история одной из известнейших в дальнейшем частей белой Добровольческой армии. Отряд, переименованный вскоре в Корниловский ударный (с 1 августа Корниловский ударный полк трехбатальонного состава), показал себя одинаково стойкой и надежной воинской частью и в боях июньского наступления, и в акциях по «приведению в чувство» некоторых фронтовых частей. В результате августовского корниловского выступления полк оказался под угрозой расформирования. Командованию удалось сохранить его, включив в состав Чехословацкого корпуса и переименовав в Славянский ударный полк. К октябрю на всех фронтах было сформировано до 40 ударных батальонов из добровольцев-фронтовиков. Многие из них приняли участие в боях и могли считаться серьезной опорой командования. Однако своей основной функции – оздоровления армии личным примером – они так и не выполнили. Осенью неоднократно имели место случаи, когда командование использовало ударников для наведения порядка и в тыловых гарнизонах[42]42
  См.: РГВИА. Ф. 14993. Оп. 1. Д. 1. Л. 11 об., 16.


[Закрыть]. Результат можно считать закономерным: солдатская масса возненавидела их, примерно по тем же причинам, по которым ранее возненавидела казаков. Дело иногда доходило до кровавых эксцессов и столкновений[43]43
  См.: Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 1780. Оп. 1. Д. 38. Л. 326.


[Закрыть]. С другой стороны, в период Октябрьского переворота ударники сами уже не отличались единством в желании защищать Временное правительство. Так, личный состав Дивизиона смерти Кавказской кавалерийской дивизии в подавляющем большинстве отказался выполнить приказ и выступить на подавление большевистского выступления в Минске. Впоследствии дивизион стал ареной бурных столкновений между сторонниками Совета и Комитета спасения революции[44]44
  См.: РГВИА. Ф. 14993. Оп. 1. Д. 1. Л. 17, 17 об.


[Закрыть].

Другой инициативой, возникшей опять же на Юго-Западном фронте в мае 1917 года, стал проект формирования ударных частей из добровольцев, навербованных в тылу, автором которого можно считать капитана М.А. Муравьева. 23 мая Верховный главнокомандующий А.А. Брусилов своим приказом утвердил «План формирования революционных батальонов из волонтеров тыла»[45]45
  См.: РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 347. Л. 289.


[Закрыть] первоначально для Юго-Западного фронта. На состоявшемся 3 июня в Петрограде совместном заседании столичных организаций Военного союза «Личного примера», Союза георгиевских кавалеров и Совета Союза казачьих войск был образован Всероссийский центральный комитет по организации Добровольческой революционной армии (ВЦК ОДРА) под председательством капитана Муравьева[46]46
  См.: Кибовский А. Революцией призванные. Ударные революционные батальоны из волонтеров тыла. 1917 // Цейхгауз. 1998. 2 (8). С. 35.


[Закрыть]. 13 июня Верховный главнокомандующий утвердил новый «План формирования революционных батальонов из волонтеров тыла», который определял источники комплектования и порядок вербовки волонтеров, а также устанавливал структуру органов, ведающих формированием. Согласно «Плану…» предполагалось создание комитетов по формированию ударных революционных батальонов при штабах всех фронтов и армий. При Ставке утверждался Центральный исполнительный комитет по формированию революционных батальонов[47]47
  Ознобишин Д.В. О попытках Временного правительства России реорганизовать армию: Документы // Исторический архив. 1961. № 4. С. 91.


[Закрыть], который возглавил подполковник Генерального штаба В.К. Манакин. Однако функции двух центральных органов не были должным образом разграничены, и это не добавляло четкости в их взаимодействие.

Вербовка волонтеров проводилась из «революционной молодежи среди учащихся, рабочих, интеллигенции и вообще всех граждан России, необязанных военной службой или еще не призванных в ряды армии, возрастом не моложе 17 лет, за исключением лишенных прав по суду»[48]48
  Ознобишин Д.В. О попытках Временного правительства России реорганизовать армию: Документы // Исторический архив. 1961. № 4. С. 90.


[Закрыть], а также из запасных полков Петрограда, Москвы и прочих тыловых частей, из юнкеров военных училищ и школ прапорщиков. Офицерский состав пополнялся за счет добровольцев, находившихся в тылу и резерве.

Всего с июня по ноябрь велось формирование около 40 ударных революционных батальонов, на фронт же попали и реально участвовали в боях менее одной трети. Наиболее организованными показали себя отряды, сформированные из юнкеров. На Румынском фронте активно участвовала в боях, неся потери, ударная команда юнкеров Одесского военного училища и 1-й и 2-й Одесских школ прапорщиков[49]49
  См.: Кибовский А. Революцией призванные. С. 36.


[Закрыть]. В то же время командование, полагая эти части вполне надежными, применяло их и для выполнения заградительных функций. Так, юнкерский ударный батальон под командованием капитана К.С. Попова восстановил порядок на Проскуровском железнодорожном узле после немецкого прорыва под Тернополем, остановив бегущие войска на шоссе Гусятин – Проскуров[50]50
  Cм.: Попов К. Воспоминания кавказского гренадера. 1914–1920. М., 2007. С. 171.


[Закрыть].

В целом обстановка, царившая летом 1917 года на фронте и в тылу, не могла не наложить своего отпечатка на добровольческую кампанию, которая приобрела серьезные масштабы (к началу августа было навербовано около 40 тыс. волонтеров). Сама идея формирования добровольческих частей как опоры командования и образца для войск армии, как отрицания развала дисциплины и воинского порядка, дискредитировалась неразберихой и импровизацией в работе руководящих органов. Недостатки эти сказывались в первую очередь в отсутствии серьезного отбора добровольцев. В резолюции армейского комитета тыла Северного фронта от 23 июля 1917 года указывалось, что в ударные батальоны направлялись солдаты расформированных частей, дезертиры, солдаты маршевых рот и частей, предназначенных к отправке на позиции, а также подростки, бежавшие из дома[51]51
  См.: Чаадаева О. Добровольческое движение в 1917 г. // Пролетарская революция. 1928. № 9.С. 69.


[Закрыть]. Не оправдались и надежды на то, что волонтеры, будучи на фронте, сохранят политическую благонадежность. Например, в октябре 1-й батальон «Свобода, Равенство и Братство» Юго-Западного фронта имел в своем составе 42 большевика – одну из самых мощных ячеек РСДРП(б) в 6-м армейском корпусе[52]52
  См.: Кибовский А. Революцией призванные. С. 39.


[Закрыть].

Весьма бурную деятельность по созданию добровольческих формирований развивала такая общественная организация, как Военная лига. Благодаря тесным контактам с Главным комитетом Союза офицеров, ей удалось получить разрешение формировать свои отряды во фронтовой полосе. На заседании Главного совета лиги 29 июня было решено начать формирование на Северном фронте, как наиболее близком к столице. Тем же постановлением образовывался новый орган – Комитет по организации добровольческих рот, который возглавил член Совета капитан Л.Л. Малеванов и в который вошли представители от организаций «Единение, честь родины и порядок», «Армия чести», «Союз воинского долга», «Добровольцы народной обороны», «Организации кн. Мещерского» и ряда других. Добровольческие роты планировалось формировать и на Юго-Западном и Румынском фронтах, но уже в порядке второй очереди[53]53
  См.: ГАРФ. Ф.1780. Оп. 1. Д. 4. Л. 26–28.


[Закрыть]. Нам не удалось обнаружить данных о добровольческих подразделениях, сформированных Лигой, однако существуют свидетельства о том, что некоторые части настойчиво просили присвоить им наименование ударных частей или «частей смерти», непосредственно обращаясь в Военную лигу[54]54
  См.: Капустин М.И. Заговор генералов. М., 1960. С. 148.


[Закрыть].

Реализацией самостоятельного добровольческого про-екта занимался Союз георгиевских кавалеров. Суть его состояла в формировании войсковых соединений, напоминавших ударные батальоны, но с существенной особенностью – вступить в них могли только георгиевские кавалеры, имеющие любую георгиевскую награду. Первая Георгиевская часть возникла задолго до февральских событий. 8 июля 1916 года сформированный несколькими месяцами раньше батальон для охраны Ставки Верховного главнокомандующего был переименован в Георгиевский батальон для охраны Ставки. Отныне комплектование его должно было вестись за счет нижних чинов и офицеров – георгиевских кавалеров[55]55
  См.: Шахов А. Георгиевские части Российской Армии. 1916–1917 // Цейхгауз. 1995. № 1. С. 28.


[Закрыть].

В июне 1917 года Союз георгиевских кавалеров приступил по собственной инициативе к формированию Георгиевских подразделений, образовав так называемые исполнительные комитеты в Анкермане, Гомеле, Екатеринославе, Костроме, Киеве, Петрограде, Николаеве, Симферополе, Ржеве, Рязани и других городах[56]56
  См.: ГАРФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 79. Л. 95, 100.


[Закрыть]. По некоторым данным, георгиевцы достаточно хорошо проявили себя в боях летом 1917 года, однако и здесь в полной мере проявились быстрое разложение солдат и политическая апатия основной массы офицеров.

К августу Союз решил расширить рамки формирования своих подразделений. В резолюции конференции делегатов отделов Союза от 1 августа 1917 года говорилось о необходимости «ходатайствовать о выделении Георгиевских кавалеров в отдельные команды в крупных центральных [городах] глубокого тыла и по мере надобности пополнять ими запасные бригады Георгиевских кавалеров в четырех военных округах, находящихся на театре военных действий»[57]57
  ГАРФ. Ф. 1780. Оп. 1. Д. 77. Л. 95.


[Закрыть]. 12 августа Верховный главнокомандующий Л.Г. Корнилов подписал приказ № 800 о формировании четырех Георгиевских запасных полков в Пскове, Минске, Киеве и Одессе, то есть по одному на каждый фронт. Полки эти сводились в Георгиевскую запасную бригаду, командир которой непосредственно подчинялся Верховному главнокомандующему, и должны были использоваться только в самых крайних случаях. При вступлении в подобные части все георгиевские кавалеры были обязаны дать специальную подписку, обязуясь служить «не за страх, а за совесть», беспрекословно выполнять приказы начальников и, главное, «везде и всегда поддерживать Временное правительство впредь до установления Учредительным собранием нового образа правления»[58]58
  Там же. Л. 13–14.


[Закрыть].

Планы создания Георгиевской бригады реализовать так и не удалось. В реальности существовал лишь 1-й полк в Киеве, формированием которого энергично занимался 29-летний георгиевский кавалер полковник И.К. Кириенко, однако до октября 1917 года оно так и не было завершено.

В конце мая 1917 года при деятельном участии Союза увечных воинов в Петрограде создавались отряды добровольцев из увечных воинов. К началу июля было сформировано два таких отряда численностью около 250 человек каждый. Оба отряда Временное правительство использовало во время июльских событий в столице, а позже они приняли участие в боях на Западном и Северном фронтах[59]59
  См.: Шахов А. Георгиевские части Российской Армии. С. 30.


[Закрыть]. В соответствии с предписанием генерал-квартирмейстера штаба Петроградского военного округа от 16 июля 1917 года в Царском Селе было начато формирование Стрелкового увечных воинов полка трехбатальонного состава, командование которым было возложено на капитана Купова[60]60
  Cм.: РГВИА. Ф. 16108. Оп. 1. Д. 469. Л. 1.


[Закрыть]. Формирование этой части также не было завершено.

Весьма заметным событием в добровольческой кампании лета 1917 года стала попытка формирования женских батальонов смерти. Среди первых с подобной инициативой выступила младший унтер-офицер 28-го Полоцкого полка крестьянка Томской губернии М.Л. Бочкарева, вступившая в армию с личного разрешения Николая II в 1914 году, получившая на фронте ранения и контузии, награжденная Георгиевским крестом и тремя медалями. В конце мая Бочкарева получила от военного министра А.Ф. Керенского полномочия на формирование в Петрограде первого женского батальона смерти при единственном условии, что она сама берет на себя ответственность за «поведение и репутацию девушек»[61]61
  Бочкарева М. Яшка: моя жизнь крестьянки, офицера и изгнанницы. М., 2001. С. 215.


[Закрыть].

Инициатива Бочкаревой была подхвачена рядом женских патриотических организаций, и в первую очередь Женским военным союзом и Всероссийским женским союзом помощи Родине «Женщины за Отечество». Благодаря их усилиям формирование женских воинских отрядов велось в различных городах России: Москве, Киеве, Екатеринбурге, Саратове, Одессе, Вятке, Мариуполе, Ташкенте, Баку[62]62
  См.: РГВИА. Ф. 2000. Оп. 2. Д. 1557. Л. 20, 22, 24, 41, 41 об., 46 об., 79.


[Закрыть]. Однако деятельность этих организаций велась практически без участия военных властей. Лишь 29 июня Военным советом было утверждено представление Главного управления Генерального штаба «О сформировании войсковых частей из женщин-добровольцев». В результате было принято решение о создании трех женских батальонов (1-го Петроградского, 2-го Московского, 3-го Кубанского) и одиннадцати команд связи[63]63
  См.: Сенин А.С. Женские батальоны и военные команды в 1917 году // Вопросы истории. 1987. № 10. С. 178.


[Закрыть]. Для замещения командных должностей в женских частях в Александровском военном училище в Москве проходили ускоренную подготовку женщины-юнкера[64]64
  См.: РГВИА. Ф. 725. Оп. 54. Д. 489. Л. 4, 7, 10.


[Закрыть]. К этому моменту в Петрограде в основном закончил свою подготовку батальон Бочкаревой, официально именовавшийся 1-й женской военной командой смерти Марии Бочкаревой. Имевшая в своем составе около двухсот женщин-добровольцев[65]65
  См.: Сенин А.С. Женские батальоны… С. 180. Сама Бочкарева указывает, что ее команда насчитывала 300 бойцов. См.: Бочкарева М. Яшка: моя жизнь… С. 268.


[Закрыть] эта часть 27 июня прибыла на Западный фронт и в первых числах июля приняла участие в боевых действиях в районе Крево.

Примечательно, что, несмотря на ажиотаж, раздуваемый по поводу женских формирований в тылу, военное командование отдавало себе отчет в крайне сомнительной их ценности, в особенности на фронте. Уже 7 августа Верховный главнокомандующий Л.Г. Корнилов, ознакомившись со справкой о женских частях, наложил на нее следующую резолюцию: «Дальнейшее формирование из женщин-доброволиц частей чисто боевого назначения прекратить; части уже существующие оставить пока на фронте… воспользоваться ими для охраны дорог»[66]66
  РГВИА. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 349. Л. 29.


[Закрыть]. Настроения фронта в этот момент уже никак не благоприятствовали появлению там каких-либо добровольческих частей, и уж тем более женских. Ударницы Бочкаревой в полной мере испытали на себе враждебное отношение солдат-фронтовиков.

В сложной и запутанной обстановке 1917 года высшие военные и политические круги вели лихорадочный поиск и отбор лиц, способных занять место общенационального военного лидера. Быстрая смена Верховных главнокомандующих после февральского переворота показывает, насколько быстро менялись требования, предъявляемые либеральной властью к военным вождям. М.В. Алексеев, опытный и авторитетный военачальник, воспринимался демократическими кругами как консерватор, поставленный начальником штаба Верховного главнокомандующего по личному выбору Николая II. На смену ему приходит А.А. Брусилов – генерал с большой военной славой, отличавшийся вполне либеральными взглядами, принимавший самые энергичные меры по оздоровлению фронта и подготовке наступления. Однако июньское наступление заканчивается неудачей, и причиной тому – окончательно разложившиеся войска. За подписью А.Ф. Керенского и А.А. Брусилова появляются приказы, восстанавливающие на фронте смертную казнь и разрешающие применение оружия для поддержания дисциплины в войсках, но для проведения их в жизнь только что возглавивший правительство Керенский уже наметил другого исполнителя.

Вскоре после июльских событий Верховным главнокомандующим становится сорокасемилетний генерал от инфантерии Л.Г. Корнилов. Образ генерала Корнилова, одного из основателей Белого движения и первого командующего Добровольческой армией, особенно важен для нас, так как он наилучшим образом отражает процесс формирования военной контрреволюции в его политическом и психологическом аспектах.

Авторы, обращающиеся к личности Корнилова, военного профессионала, успешно поднявшегося по служебной лестнице исключительно благодаря своим способностям и энергии, обходят обычно молчанием его полководческие таланты, подчеркивая в первую очередь такие качества, как воля, решительность и личная отвага. Известным всей России Корнилова сделал рискованный побег из австрийского плена в 1916 году. Эта известность и начавшаяся революция способствовали его стремительной карьере. В обществе, и в первую очередь в офицерской среде, сложился образ Корнилова как патриота, героя войны, военного руководителя, способного самыми крутыми мерами навести порядок в армии и стране в целях победоносного завершения войны.

Именно с назначением Верховным главнокоманду-ющим Л.Г. Корнилова все действия военного командования по поддержанию дисциплины и боеспособности войск приобретают направление борьбы с большевистским влиянием. Корнилов видит выход из положения в ликвидации Советов и большевиков и преобразовании Временного правительства в сильную национальную власть. С этой целью, опираясь на узкий круг ближайших сподвижников, в конце августа он предпринимает отчаянную попытку военного переворота, закончившуюся провалом. События, последовавшие за неудавшейся попыткой корниловского выступления, можно полагать отправными для подробного описания обстоятельств возникновения в скором времени в Области войска Донского Добровольческой армии.

Находившийся в Петрограде в конце августа генерал М.В. Алексеев оказал А.Ф. Керенскому серьезную помощь в ликвидации корниловского выступления. Именно он написал записку командиру продвигавшегося к Петрограду 3-го конного корпуса генерал-лейтенанту А.М. Крымову, в которой заверил его в том, что обстановка в столице спокойная, и просил, оставив войска, прибыть в Петроград. Крымов, который, конечно, неслучайно был выбран Корниловым для похода на Петроград и по характеристике А.И. Деникина «уже в августе не делал себе никаких иллюзий и не боялся нравственной ответственности»[67]67
  Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 2. С. 143.


[Закрыть], принял предложение Алексеева. Трудно представить, кому еще в тех условиях, кроме, быть может, самого Корнилова, мог бы подчиниться Крымов, но Алексеев оказался именно тем человеком, к тому же в нужное время и в нужном месте. А.И. Деникин излагает версию, по которой «изъять Крымова из войск» помог хорошо знакомый Крымову полковник Самарин, и о записке Алексеева не упоминает[68]68
  См.: Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 2. С. 71.


[Закрыть]. Прибыв в Петроград 31 августа, Крымов имел встречу с Керенским, объяснения с которым имели весьма напряженный характер. В тот же день генерал Крымов покончил с собой[69]69
  В отношении самоубийства А.М. Крымова существует ряд версий, значительно различающихся в деталях. См. напр.: Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 2. С. 72; Керенский А.Ф. Русская революция. 1917. М., 2005. С. 310; Иоффе Г.З. «Белое дело». Генерал Корнилов. М., 1989. С. 140; Лукомский А.С. Воспоминания // Архив русской революции. Т. 5. Берлин, 1922. С. 122.


[Закрыть].