Текст книги "Белое солнце России. Белая армия и Православие"

Деникин

Из крови, грязи, нищеты духовной и физической встанет русский народ в силе и в разуме.

А.И. Деникин

…Толпа напирала, но крепкие добродушные парни в камуфляже сдерживали ее и оттесняли назад, к стене. Теснота тем не менее не привела к эксцессам, любопытство не поглотило молитвенный настрой собравшихся 3 октября 2005 года в Большом соборе Донского монастыря людей. Мне повезло, я оказался в первых рядах и видел четыре гроба: философа Ивана Ильина, его супруги, Антона Деникина и Ксении Васильевны Чиж – жены генерала. Гроб с прахом Деникина можно было легко отличить от всех остальных – он покрыт национальным флагом России, за которую Антон Иванович и сражался в трех кровавых войнах и которой посвятил свою нелегкую жизнь.

– Упокой, Господи души усопших раб Твоих, – раздавались под сводами собора слова панихиды…

А я вспоминал читанные-перечитанные воспоминания Деникина «Путь русского офицера», многотомные «Очерки русской смуты», перед глазами проплывали картины из его детства, учебы в юнкерском училище, Академии генштаба, Русско-японской, Первой мировой, Гражданской войн, эмиграции…

Все это когда-то казалось какой-то абстракцией, никак не связанной с моей жизнью, вызывало не более чем академический интерес, но не трогало душу. И вот далекое прошлое буквально врывается в мою жизнь. Панихида заканчивается. Гроб, покрытый российским флагом, проносят мимо меня. Я успеваю дотронуться до него рукой, прикоснуться к Истории. На память приходят слова блаженного Августина о том, что нет прошлого, будущего и настоящего, но существует настоящее настоящего, настоящее прошлого и настоящее будущего. И еще вспоминаются слова одного моего знакомого поэта: «История – это не время, история – это я». Воистину, это так. В двух шагах от меня проходит дочь Антона Ивановича Марина Антоновна. Она уйдет из земной жизни спустя месяц. Я оглядываюсь по сторонам. Такое ощущение, что две России – Белая и Советская – соприкоснулись и даже слились на похоронах генерала. Элегантные дамы с лицами, которые я встречал разве что на пожелтевших страницах дореволюционных книг, казаки, интеллигенты, внешним обликом так напоминающие героев актера Олега Янковского из фильмов застойных времен. И весьма точными кажутся слова недавно ушедшего от нас Патриарха Алексия II, произнесенные им в стенах Донского монастыря после освящения закладного камня мемориала-часовни. Святейший выразил надежду, что перезахоронение праха генерала Деникина и философа Ивана Ильина станет первым шагом к восстановлению единства русского народа и Русской Православной Церкви. Примечательно, что этот день, по словам Алексия II, стал восстановлением единства русского Православия. Ведь на перезахоронении присутствовал и глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Лавр (ныне покойный). Что же, слова Патриарха сбылись: Церковь воссоединилась, а с прахом подлинных русских героев (Деникин, без сомнения, из их числа) возвращается к нам и старая христианская Россия, сохраненная белогвардейцами в Рассеянии.

Церемония перезахоронения праха генерала А.И. Деникина и философа И.А. Ильина. Москва, Донской монастырь, 3 октября 2005 г.

Процессия (не хочется называть ее траурной, скорее – торжественная) выходит на улицу. Осень в том году выдалась особенно теплой, не стал исключением и третий день октября. Мы идем к некрополю под звуки военных маршей и здравиц из оперы Глинки «Славься». Затем звучит гимн России, раздаются залпы салюта, останки предают земле. Над могилами – деревянные кресты, рядом – венки, присланные от Президента России Владимира Путина и Правительства Москвы.

Церемония прощания закончилась, люди прикладываются к крестам на могилах. Меня же не оставляло ощущение, что душа генерала здесь, рядом с нами. Тихим, теплым и солнечным октябрьским днем он вернулся на Родину. Навсегда.

Тогда же, почти шестьдесят лет назад, его смерть отозвалась в зарубежной Белой России щемящей болью – ушел последний из тех, кто в числе первых поднял знамя борьбы с кровавым сатанинским большевизмом. Общую скорбь в то время наиболее емко выразил близкий друг генерала Иван Шмелев[22]22
  Прах Ивана Шмелева был перезахоронен в том же Донском монастыре в 2000 году.


[Закрыть].

Едва сдерживая рыдания, он произнес 12 августа 1947 года: «Великая и чреватая страница Русской Истории закончена: скончался генерал Деникин. Не только – Русской Истории. Генерал Деникин, его служба связаны с Историей вообще, как связана Россия с миром».

В каждой фразе великого писателя слышны потрясение и горечь утраты. Боль от потери тогда испытали многие еще остававшиеся в живых ветераны Белого движения – те, с кем бок о бок Деникин сражался в Ледяном походе; те, кто видел его – спокойного и всегда рассудительного – в передовых цепях добровольцев под огнем противника, или же те, кто помнил генерала уже в эмиграции сосредоточенно молящимся в храме…

Нельзя назвать эмоциональным преувеличением слова Шмелева о всемирном значении личности Деникина. В самом деле, его самоотверженная и бескомпромиссная борьба против большевизма не позволила Ленину и Бронштейну бросить Красную армию в кровавый поход на Запад, тем самым европейская цивилизация была спасена.

Деникин никогда не кланялся пулям и вошел в историю контрреволюции как истинный рыцарь без страха и упрека. И потому слова Шмелева – не высокая патетика, а отражение жизненного пути одного из лучших сынов России. Сердце генерала перестало биться 7 августа 1947 года. Его последними словами, обращенными к жене, были: «Жаль, не увижу, как Россия спасется!»

Говорят, когда вскрывали останки в Америке, то, к удивлению многих, тело Деникина оказалось нетленным. Один мой друг на это заметил: «Видно, Господу было угодно, чтобы его прах упокоился на Русской земле». Что ж, справедливость восторжествовала спустя многие десятилетия. Иначе и быть не могло, ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу (Мк. 4, 22). И потоки лжи, вылитые в свое время на честное имя этого православного генерала, как, впрочем, и других лидеров Белого движения, рассеялись, как утренний туман…

Надо сказать, что писать об этом человеке по-своему просто и легко. Ведь Деникин сам честно и откровенно, с присущей ему солдатской прямотой рассказал о своем жизненном пути в многотомных «Очерках русской смуты» и книге воспоминаний «Путь русского офицера». В его судьбе отражен образ типичного русского офицера, никогда не забывавшего Бога, беззаветно преданного Родине, своим трудом добившегося чинов и отличий.

В числе первых Деникин поднял знамя борьбы против большевизма, и именно ему Белое движение обязано своей жизнью на Юге России. 13 апреля 1918 года под Екатеринодаром погиб Главнокомандующий Добровольческой армией генерал Лавр Корнилов. Белым не удалось взять город, их фронтальные атаки не принесли успеха, но обернулись страшными потерями. Смерть Корнилова деморализовала тогда многих, казалось, что еще немного – и Белое движение умрет, едва успев родиться. Необходим был человек, способный вывести из-под удара немногочисленные полки, потрясенные гибелью любимого командарма. Им и оказался Деникин. Сам Корнилов видел в своем заместителе того, кто способен спасти армию.

…Генерал Марков кинул папаху на стул и устало, не снимая сапог, повалился на скрипящий диван, прикрыл глаза – он не спал уже двое суток и заснул прямо на Военном совете, с которого только что и вернулся. Слабый свет от керосинки едва освещал его бледно-зеленое от усталости лицо. Офицеры с измученными и давно не бритыми лицами с тревогой смотрели на своего командира. Всегда энергичный и не терявший присутствия духа под самым жестоким огнем противника, сейчас он выглядел подавленным. Через минуту Марков открыл глаза, в них уже не было привычной уверенности, он как-то безнадежно махнул рукой и произнес:

– Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар, Екатеринодара не возьмем, а если и возьмем, то погибнем.

А в это время в белом фермерском здании – штабе Добровольческой армии – остались двое: генералы Корнилов и Деникин – Главнокомандующий и его заместитель. Корнилов, как и Марков, выглядел подавленным, перед его глазами все еще стояло лицо убитого несколько часов назад полковника Митрофана Неженцева – личного друга. Стройный и тонкий, в изорванной штыками черкеске, с тускло сверкающим на груди Георгиевским крестом. Русский офицер, убитый русскими солдатами. А сквозь покрытое свинцовыми тучами серое небо, тяжелым покрывалом нависшее над Екатеринодаром, можно было видеть кровавую пасть Ваала, омерзительный оскал его желтых зубов и обезьянью усмешку. Ненавистная ему Россия сходила с ума, срубая с церквей кресты и вскрывая мощи святых, русские люди самозабвенно и с диким остервенением убивали друг друга, а потом глумились над трупами поверженных врагов (впрочем, больше, чем белые, глумились красные – ведь именно они и были слугами Ваала).

Корнилов вспомнил, как перекрестил еще не остывшее тело Неженцева и поцеловал его в лоб. С тех пор никто не видел улыбки на лице Главнокомандующего. Было ощущение, что он ждет и желает смерти. Во всяком случае, на предложение перенести штаб в какое-нибудь другое здание отговаривался неопределенно:

– После, после…

А красные уже пристрелялись, изрыв воронками все вокруг фермы…

Сумрак накрыл станицу Ольгинскую, где размещался штаб Добровольческой армии. Несколько минут генералы сидели в тишине, погруженные в свои мысли, было слышно, как Корнилов барабанит пальцем по столу – характерный жест Главнокомандующего. Наконец Деникин спросил:

– Лавр Георгиевич, почему вы так непреклонны в намерении штурмовать Екатеринодар?

– Нет другого выхода, Антон Иванович. Если не возьмем город, то мне останется пустить себе пулю в лоб.

Деникин и не ожидал другого ответа, ему тоже казалось, что Корнилов не просто ждет – ищет смерти. Нужно было найти какие-то слова, чтобы переломить его настроение. Как всегда, спокойно и не торопясь, он произнес:

– Этого вы не можете сделать, ведь тогда остались бы брошенными тысячи жизней. Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию. Ведь в случае неудачи штурма отступить нам едва ли удастся.

Корнилов пристально посмотрел на Деникина и быстро ответил:

– Вы выведете…

Деникин резко встал, начал возражать, что с гибелью Главнокомандующего армия будет обречена на гибель, но тут вошел адъютант Корнилова, и разговор пришлось прекратить.

На следующий день Корнилов был убит – красные пристрелялись-таки по белому зданию фермы, и снаряд попал в нее в тот момент, когда в доме находился Главнокомандующий. Армию – этот тяжкий крест – принял Деникин. (По материалам книги А.И. Деникина «Поход и смерть генерала Корнилова».)

Слова Корнилова оказались пророческими: искусно маневрируя, новый командарм сделал практически невозможное – он вывел, с несомненной помощью Божией, добровольцев из окружения. Под его руководством белые освободили Северный Кавказ, спасли находившийся на грани крушения Донской фронт (уставшие от войны и распропагандированные большевиками казаки не хотели сражаться).

Наконец весной 1919 года южнорусские войска развернули наступление на Москву. В октябре добровольцы заняли Орел, до столицы оставалось не более 300 километров. Однако сил для последнего и решающего удара у белых уже не хватило. Большевики, используя бесчеловечные методы террора, мобилизовали в Красную армию всех способных носить оружие, в том числе бывших царских генералов и офицеров. Именно они, а не Буденный с Ворошиловым, и принесли коммунистам победу. В марте 1920 года немногочисленные белые полки эвакуировались из Новороссийска в Крым. Последним на корабль – это был миноносец «Капитан Сакен» – взошел Деникин. Впрочем, отплыв от берега, Главнокомандующий приказал… вернуться. На пристани подчеркнуто стройно выстроилась какая-то воинская часть, люди с мольбой взирали на отходившие корабли. Деникин приказал взять на борт как можно больше людей. И только после этого миноносец отплыл в сторону Крыма, прихватив на буксир еще и переполненную баржу.

Спустя годы генерал вспоминал об этом эпизоде как о каком-то будничном, само собой разумеющемся событии, не сознавая, что совершил подвиг. Другими глазами все это увидел один из офицеров спасенной части. Описывая весь драматизм и подлинную трагедию, разыгравшуюся в дни новороссийской эвакуации, он вспоминал, что «Капитан Сакен» появился неожиданно, когда люди потеряли всякую надежду на спасение. Не успевшие эвакуироваться добровольцы понимали, что пощады от красных им не будет, на пристани можно было слышать сухой треск выстрелов – это некоторые офицеры в отчаянии покончили с собой. Но помощь пришла, и Главнокомандующий сдержал данное им ранее обещание – ушел из Новороссийска последним.

По перекидным доскам один за другим добровольцы вступали на корабль. Погрузка прошла благополучно. На палубе столпилась вся команда судна. Когда описывающий эти события офицер сам вступил на палубу миноносца, то очутился лицом к лицу с пожилым, небольшого роста генералом, приветствовавшим входящих: «Я вытянулся во фронт и так же, как и другие, выразил ему свою благодарность за спасение. Но как я тогда был далек от мысли, что передо мною – сам Главнокомандующий, генерал Деникин!» (Цит. по книге: Карпов Н.Д. Трагедия Белого Юга. 1920 год.)

В том же месяце Деникин вопреки желанию добровольческих офицеров передал командование Врангелю и навсегда покинул Россию. Ему предстояло прожить еще 27 лет и умереть далеко от Родины – в США.

Не секрет, что Добровольческая армия не мыслила своей борьбы с большевизмом как крестовый поход. О причинах этого мы поговорим ниже. Нам важно другое – насколько сам Деникин был православным христианином. Общавшийся с ним на протяжении 14 лет Иван Шмелев называл генерала человеком любви «во Христе», православным, глубоко религиозным. По словам писателя, «православность» вела его – вождя, солдата, государственника, политика. Для Шмелева генерал Деникин-христианин был чистым в жизни и в деле – в борьбе с врагами России, веры, чести, правды. Как «бедный рыцарь», он принял российский щит, на котором начертал все в трех знаках: Б.Р.С. – Бог, Россия, Свобода. Эту «троицу», этот свой символ веры он пронес через всю жизнь и остался верен ему до конца. Нет оснований не доверять Шмелеву, хорошо знавшему генерала. Для нас же важно понять, что сформировало в Деникине православное миропонимание. Это тем более интересно на фоне религиозного индифферентизма, поразившего все слои российского общества, когда многие ходили в церковь, что называется, по обычаю и в силу традиции.

Психологи свидетельствуют об определяющем влиянии на становление личности семейной атмосферы, утверждая, что именно в детстве закладываются в человеке основы его будущего мировоззрения.

16 декабря 1872 года в деревне Шпеталь Дольный, в пригороде Влоцлавска Варшавской губернии в семье русского офицера Ивана Ефимовича Деникина и польской дворянки Елизаветы Федоровны Вржесинской родился сын Антон. Его появление на свет было отмечено сухим и казенным языком: «Сим с приложением церковной печати свидетельствую, что в метрической книге Ловичской приходской Предтеченской церкви за 1872 год акт крещения младенца Антония, сына отставного майора Ивана Ефимовича Деникина, православного исповедания, и законной жены его, Елисаветы Федоровой, римско-католического исповедания, записан так: в счете родившегося мужеска пола № 33-й, время рождения: тысяча восемьсот семьдесят второго года, декабря четвертого дня. Время крещения: того же года и месяца декабря двадцать пятого дня. На подлинном подписал: настоятель Ловичской приходской Предтеченской церкви священник Веньямин Скворцов» (Цит. по книге: Ипполитов Г.М. Деникин). Счастливые родители и не догадывались, что их сыну уготована удивительная и трагическая судьба. Впрочем, удивительная судьба выпала и на долю отца будущего генерала – Ивана Ефимовича, о котором стоит рассказать подробнее.

Он родился в 1807 году в семье крепостных крестьян Саратовской губернии и в двадцать семь лет был сдан помещиком в рекруты. Для многих тогда служба в армии становилась трагедией. Она отрывала от патриархального уклада жизни, человек нередко терял связь с близкими, не мог завести семью. Однако с Иваном Ефимовичем все было иначе. Он оказался прирожденным солдатом и, видимо, не тяготился службой. Ему довелось участвовать в Венгерском походе 1849 года, Крымской войне, сражаться против польских повстанцев в 1863 году. Еще ранее, в 1856 году, Иван Деникин успешно сдал экзамены на офицерский чин. В 1869 году в чине майора он вышел в отставку. Спустя два года Иван Ефимович – к тому времени ему исполнилось шестьдесят четыре – женился на Елизавете Федоровне Вржесинской, происходившей из семьи обедневших польских дворян-католиков. В 1872 году у «молодых» родился сын Антон.

Отец будущего генерала был человеком глубоко верующим, никогда не пропускал церковных служб и с детства водил сына в храм. К отроческим годам Антон уже был вполне церковным человеком. Он с удовольствием прислуживал в алтаре, звонил в колокол, пел на клиросе и даже впоследствии читал Шестопсалмие и Апостола. Порой будущий генерал посещал с Елизаветой Федоровной костел. Однако двигало мальчиком не столько религиозное чувство и желание поближе узнать католичество, а скорее простое любопытство и желание угодить матери. Спустя годы Антон Иванович признавался, что в убогой полковой церквушке для него все было родным и близким, а вот торжественное богослужение в помпезном костеле он воспринимал только как интересное зрелище, никак не затрагивавшее душу. Знакомство с католичеством, впрочем, продолжалось недолго. Когда мальчику было девять лет, его мать вернулась из костела чрезвычайно расстроенная и с заплаканными глазами. Отец долго допытывался – в чем дело, но она не желала ничего объяснять, наконец сказала: ксендз на исповеди не дал ей разрешение грехов и не допустил к причастию, потребовав, чтобы Елизавета Федоровна впредь воспитывала своего сына в католичестве и польскости. Иван Ефимович, не имевший ничего против поляков, к латинству симпатий не проявлял, хотя и мирился с редкими походами сына в костел. Наглость же ксендза, доведшего любимую жену до слез, вывела старого солдата из себя. К тому же своего сына он воспитывал в православном духе и отнюдь не желал видеть в нем католика, тем более тайного.

Крепко выругавшись, Иван Ефимович отправился к ксендзу. Можно только догадываться, что высказал ему старый офицер. Кончилось же все тем, что насмерть перепуганный священник упрашивал Ивана Ефимовича пощадить его. Разумеется, ксендз был великодушно прощен, и эта тема в семье больше не поднималась. Однако она имела некоторые последствия в жизни маленького Антона. Потрясенный случившимся, он перестал ходить в костел. Мать, по-видимому, и не настаивала на этом.

Патриархальный уклад домашней жизни, темные лики икон в красном углу, мерцающий огонек домашней лампадки, не спеша молящийся отец… Первая исповедь и возложенная на голову холодная епитрахиль, чтение Шестопсалмия в полумраке полковой церквушки перед качающимся пламенем свечи, светлая радость пасхальных служб, запах свежей хвои на Рождество, срезанные березовые ветки с едва увядшими зелеными листочками, запах только-только скошенной травы на Троицу…

Все эти детские впечатления стали фундаментом веры будущего генерала. И его не смогли разрушить никакие испытания. А еще перед Антоном был пример отца. В нем нетрудно узнать легендарного капитана Тушина из «Войны и мира». Для таких людей честность, преданность Родине и Государю, готовность умереть за них – неотъемлемая часть их бытия. В повседневной жизни они были незаметны, никогда не жаловались на нужду и не роптали, но именно такие люди строили империю, на их плечах она держалась. Когда их не стало – не стало и патриархальной России, лица людей которой мы можем видеть теперь только разве что на пожелтевших от времени фотографиях. Разница между капитаном Тушиным и майором Деникиным состояла только в том, что последний в простоте сердца верил в Бога, а герой «Войны и мира», как и сам граф Толстой, сомневался.

Иван Ефимович никогда не жаловался на жизнь, хотя в материальном плане она была нелегкой. Он получал пенсию в размере 36 рублей в месяц, которой редко хватало до конца месяца, приходилось занимать у соседей. С детства Антон, в отличие от Ленина и Бронштейна (как, впрочем, и других революционеров, Розалии Демон, например, происходившей из богатой купеческой семьи), знал, что такое бедность. Однако все трудности, выпадавшие на долю семьи, Иван Ефимович принимал с подлинно христианским смирением, видя в них Промысел Божий. Отец будущего генерала воспитал сына подлинно русским, православным человеком, и нелегкие условия жизни в этом только помогали ему – во все времена нашей истории нужда была неотъемлемой частью крестьянского быта. При этом Иван Ефимович никогда не занимался морализаторством, поучениями и наставлениями. Он просто жил как христианин – честно, с внутренним неприятием всякой человеческой неправды. Этого было вполне достаточно, чтобы и его сын вырос православным человеком. А еще будущий генерал на всю жизнь запомнил рассказы отца о прошлом. Старый майор говорил неторопливо и спокойно, даже когда вспоминал николаевскую эпоху. Особенно потрясли мальчика повествования о «прогоне сквозь строй». Иван Ефимович рассказывал об этом без злобы и осуждения, неизменно заканчивая свою речь словами: «Да, строго было в наше время, не то что ныне!» Пожалуй, отцовский пример и стал основой мировоззрения Антона Ивановича.

Не стоит забывать, что понятия «русский» и «православный» в сущности своей неразделимы. Известный культуролог Федор Степун как-то верно заметил, что русскость есть качество духовности. Еще раньше Достоевский выразился более определенно: русский – значит православный. Поэтому, в строгом смысле слова, Россию нельзя называть большевистской, ибо там, где разрушают храмы, ее быть попросту не может.

Живое участие маленького Антона в обрядах и Таинствах Церкви, особенно в большие праздники – на Рождество и Пасху, – вносило яркий контраст в материально тяжелую будничную жизнь семьи. До того как мальчику исполнилось шесть лет, Деникины жили в деревне. Когда же Антону настало время идти в школу, пришлось перебираться в город Влоцлавск.

Как же жила семья русского офицера в отставке? Каковы были ее, так сказать, старорежимные привилегии? На пятерых, включая деда будущего генерала по материнской линии и няньку, Деникины снимали квартиру, состоявшую из двух комнат, одна из которых была парадной, другая – для гостей, плюс кухня и небольшой чулан. Вот и все, что мог себе позволить отставной майор императорской армии. Его образ жизни в бытовом плане весьма отличался от безбедного существования революционеров, мечтавших в уютных парижских кафе об «освобождении» России, которую они, впрочем, всегда презирали. Это неудивительно, для их хозяина Ваала на просторах великорусской равнины было слишком много храмов.

Спустя десятилетия Антон Иванович без всякой горечи и злобы вспоминал о бытовом неустройстве как о чем-то провиденциальном. Честная, лишенная лукавства жизнь отца, твердая вера в Промысел Божий заложили в детской душе Антона бескомпромиссность характера и умение до конца отстаивать свои убеждения. Об этом свидетельствует случай, произошедший с мальчиком в четвертом классе. Как-то раз инспектор Влоцлавского училища Мазюкевич предложил детям написать сочинение на слова поэта:

 
Куда как упорен в труде человек,
Чего он не сможет, лишь было б терпенье,
Да разум, да воля, да Божье хотенье.
 

– Под последней фразой, – объяснил детям инспектор, – поэт разумел удачу.

Деникин же свое сочинение закончил словами: «…И, конечно, Божье хотенье. Не "удача", как судят иные, а именно "Божье хотенье". Недаром русская пословица учит: "Без Бога – ни до порога"».

За эту «дерзость» Мазюкевич поставил будущему генералу тройку.

Таким образом, христианское мировоззрение с непременным упованием на волю Божию и аскетизм, запечатленные в детском сознании Антона примером отца, стали руководящими установками в жизни будущего генерала, которые он пронес до конца дней.

Любопытно, что тяжелое материальное положение и очевидная социальная несправедливость толкали многих выходцев из семей русской разночинной интеллигенции, в том числе и представителей духовного сословия, на революционный путь борьбы с самодержавием. Деникин же счастливо избежал этого соблазна во многом потому, что Иван Ефимович воспитывал сына в духе мистического отношения к личности царя как помазанника Божия. Однажды старый майор даже взял мальчика для встречи на вокзале императора Александра II Освободителя – его поезд на десять минут остановился во Влоцлавске.

Для Антона сама смерть отца явилась примером христианского мужества и непоколебимой веры. Всегда здоровый и крепкий, в последние годы Иван Ефимович стал жаловаться на боли в желудке, оказалось – рак.

Незадолго до смерти он уже практически не вставал с постели. Чувствуя приближение вечности, Иван Ефимович напутствовал сына:

– Скоро я умру. Оставляю тебя, милый мой, и мать твою в нужде. Но ты не печалься – Бог не оставит вас, будь только честным человеком и береги мать, а все остальное само придет. Пожил я довольно. За все благодарю Творца, только вот жалко, что не дождался твоих офицерских погон…

Шли дни Великого поста. Превозмогая боль, отец часто молился вслух:

– Господи, пошли умереть вместе с Тобою…

Молитва была услышана. В Страстную пятницу Антон отправился в церковь на вынос плащаницы и пел, по обыкновению, на клиросе. К нему подошел знакомый мальчик и произнес:

– Иди домой, тебя мать требует.

Антон побежал домой, но уже не застал отца живым. Исполнилось его желание – умереть в Страстную пятницу. На надгробии старого майора были высечены слова, отразившие его жизненный путь и свидетельствующие о несомненной цельности личности Ивана Ефимовича: «В простоте души своей он боялся Бога, любил людей и не помнил зла». Лучше и не скажешь…

Антону было почти тринадцать, когда он стал старшим мужчиной в семье. Отныне все важные решения мать принимала, только посоветовавшись с сыном. При этом Деникин, вступив в юношеский возраст, не избежал столь свойственных этому периоду жизни религиозных колебаний, носящих, впрочем, для человека, получившего в детстве хорошее церковное воспитание, преходящий характер. Отражением юношеских сомнений стали стихи – весьма пессимистические по своему содержанию, – которые будущий генерал начал писать лет в тринадцать-четырнадцать:

 
Зачем мне жить дано
Без крова, без привета.
Нет, лучше умереть —
Ведь песня моя спета.
 

После того как Антон окончил шесть классов в Влоцлавске, семья переехала в Лович. Здесь юноша поступил в реальное училище на механико-техническое отделение. Учился он неплохо, но вот сомнения относительно вопросов веры ему приходилось разрешать самому.

По закону Божию Деникин получил «отлично». Однако впечатление будущего генерала от уровня полученных знаний было невысоким. Да и сам предмет, несмотря на высокую оценку, он знал неважно. Его преподаватель, старый священник отец Елисей, сам не тверд был в богопознании, а ловичский законоучитель, когда к нему решился обратиться как-то раз товарищ Антона, вместо ответа поставил ему двойку в четверти и обещал «срезать» на выпускном экзамене.

В шестнадцать-семнадцать лет Деникина интересовали религиозные вопросы. И если отец воспитал в будущем генерале душу и сердце, то познавать Бога разумом ему пришлось самому. Вместе со сверстниками – такими же колеблющимися юношами – Антон читал и обсуждал литературные новинки, интересовался четвертым измерением и новейшими изобретениями техники.

Но больше всего, страстнее всего их волновал вопрос религиозный – о бытии Бога. Деникин пережил бессонные ночи, подлинные душевные муки, страстные споры, увлеченно читал Библию наряду с Ренаном (отрицал Божественную природу Христа) и другой модной тогда литературой.

На склоне лет генерал вспоминал, что прошел все стадии колебаний и сомнений и в одну ночь (в 7 классе), буквально в одну ночь, пришел к окончательному и бесповоротному решению: «Человек – существо трех измерений – не в состоянии осознать высшие законы бытия и творения. Отметаю звериную психологию Ветхого Завета, но всецело приемлю христианство и Православие».

Словно гора свалилась с плеч молодого человека. Нетрудно заметить, что некоторый парадокс в приведенных рассуждениях Деникина заключается в том, что отсутствие в его сознании исповедального вопроса должно было автоматически снимать вопрос о бытии Бога, ибо кажется странным исповедовать Православие, сомневаясь в существовании Господа. Впрочем, и по сей день в России Православие для многих представляет собой не путь к вечности с Богом, а часть национальной самоидентификации.

В то же время нет оснований говорить о разрыве Деникина в юношеские годы с религией – во время учебы в ловичском училище он пел в ученическом церковном хоре.

Поручик А.И. Деникин, 1895 г.

В 1890 году Антон поступил на военную службу вольноопределяющимся стрелкового полка, в том же году начал учебу в Киевском пехотном юнкерском училище. После – служба в артиллерийской бригаде и учеба в Академии генерального штаба.

На петербургском – академическом – периоде жизни будущего генерала следует остановиться более подробно. Именно там началось его общение с петербургской интеллигенцией, в значительной массе своей безбожной и отравленной ядом марксистских идей, навеянных в ее головы Ваалом. Однажды две знакомые курсистки попросили молодого офицера спрятать у себя три чемодана с некоей литературой. Деникин не возражал, но поставил условие – он лично все прочитает. Так произошло знакомство будущего вождя российской контрреволюции с подпольными изданиями. Вся эта «литература», носившая ярко выраженный антигосударственный характер, вызвала у Деникина внутреннее неприятие, во многом обусловленное отрицательным отношением социалистов к армии, что наиболее возмущало будущего генерала, писавшего: «Какую участь старалась подготовить России "революционная демократия" перед лицом надвигавшейся, вооруженной до зубов пангерманской и паназиатской (японской) экспансии?» Разумеется, молодой офицер не выдал юных «революционерок», возможно, потому, что вспомнил рассказы отца.

Это произошло накануне польского восстания 1863 года: Иван Деникин – тогда офицер пограничной стражи – узнал, что в имении знакомого ему поляка собираются заговорщики. Взяв с собой пограничников, Деникин отправился к господскому дому. Однако в помещение вошел один и, увидев смутившихся поляков, произнес: