Текст книги "Белое солнце России. Белая армия и Православие"

Выше говорилось об увлечении адмирала китайской и индийской философией. Однако не только им Колчак отдавал предпочтение. Он также внимательно читал и христианских авторов: Тертуллиана и Фому Кемпийского. К слову, последний (известный католический мыслитель) в XIX веке был весьма популярен на Афоне, но читать его книги не рекомендовал выдающийся русский подвижник и духовный писатель того же столетия святитель Игнатий (Брянчанинов). Он жестко критиковал Фому Кемпийского за его знаменитую книгу «Подражание Христу», считал, что она написана из состояния прелести[15]15
  Прелесть в православной аскетической традиции означает высокое и ложное мнение о себе и своих духовных достоинствах.


[Закрыть] и дышит утонченным сладострастием и высокоумием.

По мнению святителя Игнатия, Фома, как и другие католические подвижники, не понимал, что к духовному наслаждению способны одни святые, ему должно предшествовать покаяние и очищение от страстей. Вспомним, что адмиралу, по его собственным словам, истинную радость приносила справедливая война. Думается, чтение Фомы Кемпийского духовно дезориентировало Верховного правителя, ибо изучение его книг могло породить в душе Колчака не стремление к внутреннему очищению, а именно к духовным наслаждениям. И как офицер, как военный до мозга костей, он, вероятно, желал получить их на полях сражений. Ведь для рыцаря (как и для самурая) война была естественным состоянием, приносившим счастье и духовное удовлетворение. Кстати, для британцев, к которым Колчак испытывал большую симпатию и даже желал служить английской короне с оружием в руках, война была некоей разновидностью спорта. Однако стремление к войне (пускай и справедливой) никогда не было присуще русскому православному человеку, он всегда воспринимал ее как горе и суровую необходимость.

Помимо этого, во время своих полярных экспедиций Колчак изучал буддизм – ему импонировала суровая дисциплина, царившая в полувоенных буддийских монашеских орденах. Александру Васильевичу казалось, что это укрепляет волю. Любил адмирал и Конфуция, специально для чтения его произведений он изучил китайский язык. Адмирал даже переводил на русский язык Сунь Цзы – одного из величайших военных мыслителей VI столетия до Р.Х. и автора трактата «Искусство войны». Но чему могли научить адмирала книги буддистских авторов, индийских йогов и философов, дышащих высокоумием и утонченным сладострастием, а также и мрачным жизнеотрицающим нигилизмом?

Привлекший внимание Колчака Тертуллиан также был весьма оригинальным христианским писателем, жившим в III веке от Р.Х. Образованный, прекрасно знавший Священное Писание и греческих авторов, он отличался жесткими взглядами и в конце концов увлекся монтанизмом[16]16
  Монтанизм – раннехристианская ересь, основанная бывшим язычником Монтаном. Он и его последователи проповедовали строжайший аскетизм, доходивший до изуверства. Всю жизнь христиан они обставляли самыми строгими правилами, отрицая пользование даже самыми невинными удовольствиями и наслаждениями, такими, например, как занятие искусством и наукой. Монтанизм был признан ересью на Первом Вселенском Соборе в Никее (325 г.).


[Закрыть], отстаивая в своих сочинениях крайний аскетизм и отрицая все земные радости, призывая христиан отказаться от брака, употребления мяса. И в этом мироотрицании Тертуллиан недалеко ушел от буддистских философов, а в проповеди крайнего аскетизма – индийских мыслителей.

Надо заметить, что монтанисты вошли в историю и своими призывами к добровольному мученичеству, что было осуждено Церковью. Иными словами, для монтанистов земная жизнь была чуть ли не антиценностью. И вот что интересно, самураи – это единственное и потому уникальное в мире сословие, для которого жизнь также представляет собой антиценность. Задело ли такое миропонимание душу адмирала? Трудно сказать. Но, вспомним, про него ведь говорили: «роковой человек», в нем замечали нечто трагическое. Вряд ли адмирал был насквозь пропитан самурайским духом, все-таки он был воспитан в православной традиции. Да и мотивы у монтанистов и самураев были все же различны, однако круг интеллектуальных увлечений Колчака заставляет думать о его внутреннем настрое, отчасти созвучном самурайскому, в чем мы выше уже могли убедиться.

Словом, увлечения, наряду с китайской и индийской философией, трудами Тертуллиана и Фомы Кемпийского далеко не всегда могли принести пользу душе адмирала. Напротив, по свидетельству почти всех мемуаристов, Колчак был человеком вспыльчивым, нервным и неуравновешенным. Возможно, причина этого в отсутствии внутренней цельности, что не давало мира его душе.

Любопытно, что психологический портрет Колчака внешне довольно схож с образом императора Павла I – рыцаря на троне. Оба – люди нервные, но не злые, оба – идеалисты, наконец, оба – преданные и злодейски убитые. Как справедливо заметил белогвардейский православный историк Антон Керсновский, трагедия Павла I состоит в том, что он родился не в свое время, ибо XVIII век весьма отличался от XII, а Российская империя – от Иерусалимского королевства. Эти слова можно отнести и к Колчаку, против которого сражался не благородный иноверец Саладин, а лишенные элементарных представлений о чести, но жаждавшие власти циники-убийцы. Благородный рыцарь оказался бессилен против них.

В этой связи примечательна реакция адмирала в одном из писем на вопрос Софьи Васильевны по поводу ее статуса как супруги Верховного правителя: «Мне странно читать в твоих письмах, что ты спрашиваешь меня о представительстве и каком-то положении своем как жены Верховного правителя. Я прошу тебя уяснить, как я сам понимаю свое положение и свои задачи. Они определяются старинным рыцарским девизом короля Иоанна, павшего в битве при Креси: "Я служу"»[17]17
  Адмирал допустил неточность. «Французский, но не богемский король Иоанн II Добрый попал в плен не в битве при Креси, а у Пуатье, спустя 10 лет. В первой из этих битв французов возглавлял король Филипп VI, и он в плен не попадал». Цит. по: Плотников И.Ф. Александр Васильевич Колчак: исследователь, адмирал, Верховный правитель России. М., 2003. С. 482.


[Закрыть].

Далее Колчак пишет о своей главной цели, перефразируя Суворова: «Я начну с уничтожения большевизма, а дальше – как будет угодно Господу Богу!.. Когда Родина и ее благо потребуют, чтобы я кому-либо подчинился, я это сделаю без колебаний, ибо личных целей и стремлений у меня нет и своего положения я никогда с ним не связывал. Моя сила в полном презрении к личным целям… У меня почти нет личной жизни, пока я не кончу или не получу возможности прервать своего служения Родине». Примерно те же слова адмирал произнес во время допроса, отвечая на вопрос о своем отношении к монархии – он служил ей, потому что дал присягу.

В беседе с главноуправляющим делами Верховного правителя Г.К. Гинсом Колчак откровенно говорил о своем приказе начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. «Или они нас, – сказал адмирал, – или мы их», – и привел в пример беспощадную войну Алой и Белой Розы (любопытно, что, касаясь каких-то своих взглядов или политических решений, Колчак постоянно ссылался на прецеденты не российской, а западной истории). Не следует судить адмирала за этот приказ с позиций XXI столетия. В значительной части большевики были нелюдями, совлекшими с себя образ человеческий, они более всего были похожи на бешеных псов, вырвавшихся из загона на свободу, и Колчак видел, еще в бытность свою командующим Черноморским флотом, их демонический лик. Кроме того, из Ветхого Завета известно о жестокой расправе израильтян с язычниками, поклонявшимися в буквальном смысле слова сатане в лице Ваала, требовавшего себе человеческих жертв, прежде всего младенцев. Большевики также не гнушались убийством детей, женщин и стариков. И это было их государственной политикой. У белых же самочинные картельные действия отдельных частей против мирного населения не находили поддержки у высших властей и неизменно ими осуждались.

В ситуации бескомпромиссной борьбы с коммунистами было бы естественно ожидать провозглашения адмиралом как православным христианином (несмотря на свое увлечение Востоком, Колчак никогда не отрекался от Христа) крестового похода против советской власти, а от Патриарха Тихона – благословения Колчака, пускай и тайного, на борьбу с богоборцами. Но получил ли Верховный правитель благословение Церкви в лице ее предстоятеля? На этот счет существуют два мнения.

В православно-монархических кругах верят в то, что в январе 1919 года Патриарх благословил Верховного правителя на борьбу с красными и отправил ему письмо, призвав сражаться с коммунистами.

А.В. Колчак, 1919 г.

Прочитав письмо святителя Тихона, адмирал якобы сказал: «Я знаю, что есть меч государства, ланцет хирурга. Я чувствую, что самый сильный меч духовный, который и будет непобедимой силой в крестовом походе против чудовища насилия!» Произнес ли Колчак на самом деле такие слова? Знакомство с воспоминаниями об адмирале, его письмами и дневниками, документами, повествующими о его военной и государственной деятельности, наводят на мысль, что нет. Сама стилистика выступлений Колчака, его манера говорить были иными. Он вообще мало рассуждал о религиозном характере противостояния большевикам, они для него скорее немецкие наемники, шайка ничтожных уголовников, поэтому в борьбе с ними нужны прежде всего боеспособная армия и отлаженный государственный механизм, а не религиозная идея. Во всяком случае, об этом говорил сам адмирал в феврале 1919 года в Екатеринбурге во время встречи с общественными деятелями, духовенством и союзными офицерами. О духовном мече – ни слова.

Нужно также учитывать, что в красной столице Патриарх находился под неусыпным контролем богоборцев, державших его под домашним арестом и устраивавших время от времени ему допросы. Характер ответов святителя Тихона указывает на его стремление сохранить политический нейтралитет Церкви в братоубийственной Смуте. В своем послании от 18 марта 1918 года Патриарх обратился с призывом о прекращении Гражданской войны, а в октябре 1919 года, когда деникинские войска взяли Орел и подходили к Москве, заявил о невмешательстве священнослужителей в политическую борьбу.

Существует гипотеза, что Патриарх передал благословение Колчаку через епископа Нестора Камчатского. Однако на допросах в ЧК святитель прямо заявлял о том, что никакого благословения Колчаку с епископом Нестором он не посылал да и послать не мог, поскольку епископ Нестор покинул Москву еще в начале сентября 1918 года (Колчак станет Верховным правителем только через пару месяцев). С тех пор Патриарх его не видел.

Кроме того, ответы Патриарха на допросах в ЧК убедительно свидетельствуют о его нейтральной позиции и о том, что никакого благословения лично адмиралу и Белому движению в его лице он не давал. К слову, не получил патриаршего благословения и Деникин. Весной 1918 года известный церковный деятель князь Трубецкой посетил Патриарха перед отъездом на Белый юг. Позже он вспоминал: «Я не просил разрешения Патриарха передать его благословение войскам Добровольческой армии, и Святейшему Тихону не пришлось мне в этом отказывать, но я просил разрешения Его Святейшества передать от его имени благословение лично одному из видных участников Белого движения при условии соблюдения полной тайны. Патриарх, однако, не счел и это для себя возможным».

Таким образом, на современном этапе разговоры о тайном благословении Белого движения не имеют под собой достаточно прочных оснований ни для подтверждения, ни для опровержения.

Но каковы же были внутренние симпатии святителя Тихона, молился ли он келейно за Белое движение, просил ли Господа даровать победу Верховному правителю? Думается, что да (более подробно об этом сказано в главе «За Веру и Отечество»). Впрочем, Колчак получил, как он сам говорил на допросе, благословение омского епископа Сильвестра.

Надо заметить, что адмиралу было свойственно, как и другим лидерам Белого движения, православное отношение к власти. Он верил, что она ниспослана ему Богом и является составной частью на пути его служения Родине. В своем первом обращении от 18 ноября 1918 года Колчак называет ее крестом и заявляет, что после победы народ должен беспрепятственно избрать себе образ правления, который он пожелает, чтобы осуществить великие идеи свободы, ныне провозглашенные по всему миру. По мысли Колчака, современные государства могут развиваться только на демократических началах. Однако христианское понимание власти отнюдь не означало готовность и желание адмирала сражаться за Православие. Ни в приведенном обращении, ни в прокламации штаба Верховного правителя «К народу русскому о Верховном правителе и правительстве» о Православии ни слова. В обращении к солдатам и офицерам, опубликованном спустя пять дней после прихода адмирала к власти, фактически нет апелляции к религиозным чувствам воинов, за исключением: «Да поможет Бог Всемогущий, Которого многие из нас в годы великих испытаний забыли, выполнить свои обязательства и долг перед Родиной».

Обращает на себя внимание и апелляция Колчака к мнению народа, который сам должен избрать для себя форму правления, но при этом следовать либеральным идеям. В этом – трагическое заблуждение не только адмирала, но и русской интеллигенции в целом. Многовековая российская история показала, что нашему народу нужна узда, в противном случае свобода вырождается в бунт, бессмысленный и беспощадный. Мы всегда стремились (быть может, бессознательно) к строгой и беспощадной власти, недаром в русском сознании Иван IV остался не Кровавым или Безумным, а Грозным. Да и к памяти большевистских вождей Ленина и Сталина у некоторой части наших соотечественников и по сей день сохраняется теплое отношение. И это несмотря на то, что сейчас уже опубликовано достаточное количество документов, свидетельствующих о бесчеловечном характере их внутренней политики, особенно по отношению к Церкви.

Впрочем, Колчак высказывал и иное мнение по поводу будущего России. В беседе с генералом К.В. Сахаровым он как-то заметил, что все слои русского народа, начиная с крестьян, думают только о восстановлении монархии и призвании на престол своего народного вождя, законного царя. Только это движение и может иметь успех. В данном случае Верховный правитель оказался пророчески прав – пройдет немного времени, и народным «царем» станет Сталин, культ которого в значительной степени будет создаваться «снизу». Интересно, что, апеллируя к мнению крестьян, Колчак ничего не говорит об их патриархальном и внешне православном укладе жизни. Ведь если бы адмирал желал видеть в борьбе с коммунистами крестовый поход и придать борьбе религиозный характер, то, наверное, в своих письмах и беседах обращал бы внимание на христианское миропонимание крестьян. Но этого нет.

Архиепископ Омский Сильвестр.

С провозглашением Колчака Верховным правителем заметно ожила церковная жизнь в Сибири. По инициативе сибирских епископов в Уфе было создано Временное высшее церковное управление (ВВЦУ), которое возглавил архиепископ Омский Сильвестр[18]18
  При отступлении белых из Омска архиепископ Сильвестр остался во вверенной ему епархии. Арестован красными. После двух месяцев истязаний, 26 февраля 1920 года, не добившись «покаяния», его распяли гвоздями на полу и закололи раскаленным шомполом в сердце… Впоследствии за свою мученическую смерть был канонизирован Русской Православной Церковью как новомученик.


[Закрыть].

Верховный правитель определил местонахождение ВВЦУ в Омске – своей столице. Однако с правительством ВВЦУ контактировало не непосредственно, а через министра исповеданий. Это должно показаться странным для тех, кто считает, будто адмирал придавал серьезное значение «мечу духовному». Если это было бы так, он, скорее всего, ввел бы епископа Сильвестра в качестве министра в состав правительства, как это сделал, например, Врангель, по-настоящему стремившийся опереться на Церковь и весьма прислушивавшийся к главе военного духовенства своей армии епископу Вениамину (Федченкову).

В апреле 1919 года Омский Собор духовенства Сибири единогласно утвердил адмирала временным главой Православной Церкви на освобожденных от большевиков сибирских территориях – до тех пор, пока Москва не будет освобождена от большевиков и Святейший Патриарх Тихон сможет полноценно приступить к своим обязанностям. При этом Омский Собор постановил упоминать имя адмирала во время официальных церковных богослужений.

Таким образом, Верховный правитель России стал юридическим главой Церкви на занятой белыми территории. Сложно сказать, почему епископы признали над собой власть мирянина, пускай и облеченного властью Верховного правителя. В предреволюционные годы в психологии высших светских кругов царило нездоровое ощущение господства государства над Церковью, которое было заложено еще Петром I. В свое время царь Павел I даже провозгласил себя главою Церкви. Много размышлявший над этой проблемой митрополит Вениамин (Федченков) отмечал, что, конечно, никто и никогда из верующих, начиная с митрополитов и кончая простым деревенским мужиком, не только не признавал на деле этого главенства, но даже и в уме не верил, как веруют, например, католики в своего папу. Поэтому народные массы, в особенности православные, никак не могли быть воодушевлены тем, что во главе Церкви стоит лицо светское.

В распоряжении Колчака и поддерживавших его сибирских епископов находилось до трех с половиной тысяч православных священнослужителей, в том числе полторы тысячи представителей военного духовенства. Существует гипотеза, согласно которой по инициативе Колчака были даже сформированы отдельные боевые части, состоящие только из церковнослужителей[19]19
  Согласно канонам Православной Церкви, священнослужитель не имеет права брать в руки оружие.


[Закрыть] и верующих (включая старообрядцев), чего не было у других белогвардейских военных руководителей. Это православная дружина «Святого Креста», «333-й имени Марии Магдалины полк», «Святая Бригада», три полка «Иисуса Христа», «Богородицы» и «Николая Чудотворца».

Сомнительно серьезное отношение Колчака к этим формированиям, поскольку на государственном уровне он не пытался по-настоящему опереться на Церковь и привлечь ее к активной борьбе с большевиками. Отношения Верховного правителя с Временным высшим церковным управлением носили довольно формальный характер. Более того, далеко не все священники были на стороне Колчака, некоторые из них даже поддержали свержение власти Верховного правителя в Иркутске в декабре 1919 года.

Интересно, что после разгрома колчаковских войск руководители ВВЦУ архиепископ Сильвестр, архиепископ Симбирский Вениамин и епископ Уфимский Андрей остались в России (они были прежде всего пастырями, а не контрреволюционерами). Разумеется, большевики их тут же арестовали и обвинили в пособничестве Белому движению. Архиепископ Сильвестр вскоре погиб, а епископ Андрей и архиепископ Вениамин выступили с заявлением, в котором указали на свою неспособность к противоправительственной деятельности и отметили, что к существующей большевистской власти относятся вполне лояльно.

Адмирал был не равнодушен и к судьбе царской семьи. По его личному указанию следователем по особо важным делам Н.А. Соколовым было организовано расследование санкционированного Лениным и Свердловым злодейского убийства царской семьи.

Когда стали появляться слухи о возможности заключения перемирия между Колчаком и большевиками, адмирал счел необходимым сделать заявление. В нем он подчеркивал невозможность перемирия «между нашими войсками, защищающими существование нашей родины – России, защищающей жизнь, благополучие и верование всего русского народа (курсив мой. – И.Х.), и красноармейскими шайками изменников, погубившими свою родную страну, ограбившими все народное имущество, избивающими без жалости население, надругавшимися над верой и святыней…». При этом Колчак допускал, как он выражался, возможность боголюбивого соглашения с народами России, образовавшими свои правительства. Складывается впечатление, что адмирал так до конца и не увидел большевизации русского народа, не понял, как и другие вожди Белого движения, что народ пошел за коммунистами не столько вследствие их лозунга «грабь награбленное», а также декретов о мире и земле, нет. Вновь хотелось бы сказать, что, совлекши с себя образ Божий, народ увидел в большевиках нечто родное.

Как-то Колчак заметил Гинсу, что в тяжелой борьбе с красными опираться можно только на штыки. Он говорил о необходимости поднятия настроения в стране, но признался, что не верит ни в съезды, ни в совещания, но верит в танки и надеется только на них. О том, чтобы привлечь к борьбе духовенство, т. е. поднять меч духовный, – опять ни слова. Кстати, Гинс, вспоминая о своих беседах с Колчаком, отмечал мрачное и трагичное выражение лица адмирала. В самом деле, он исполнял свой долг, нес крест власти, как и подобает христианину, но верил ли в победу, уповал ли на Бога, обращался ли в тяжкие минуты к Господу и Его служителям за помощью, как это делал, к примеру, Врангель? Бог знает…

Отношения с «союзниками» у Верховного правителя были крайне натянутые. Колчак выступал против интервенции западных держав в Россию, считая, что она закончится оккупацией нашего Дальнего Востока.

В сущности, западные державы были заинтересованы не столько в свержении большевистской власти, сколько в эксплуатации природных ресурсов России, получении доступа к ее золотому запасу и участии белых в войне против Германии.

В конце концов, после завершения Первой мировой войны «союзники» попросту предали Колчака. Именно представитель Высшего межсоюзного командования и Главнокомандующий союзными войсками в Сибири и на Дальнем Востоке французский генерал Жанен и выдал адмирала, а потом в своих мемуарах смешал личность покойного с грязью. Собственно, из всех мемуаристов только этот француз называл Верховного правителя морфинистом. Откуда он это взял, неизвестно.

Двуличная позиция «союзников» и большевизация мужицкой Руси обрекли созданную Петром I Россию на поражение и гибель. Последними ее защитниками были белые, во главе которых, по Промыслу Божию, и оказался адмирал Колчак. 15 января чехословацкий генерал Сыровый сдал, с разрешения Жанена, Колчака эсеровскому Политцентру. За это Каппель вызвал Сырового на дуэль, но чех не принял вызова. Через некоторое время эсеры передали адмирала большевикам. Их хозяин, Ваал, жаждал новых человеческих жертв.

7 февраля 1920 года по приговору Иркутского ревкома Александр Васильевич Колчак был расстрелян без суда на берегу притока Ангары – речки Ушаковки. Его тело, как было сказано в начале главы, было спущено в прорубь. Впоследствии это породило массу домыслов. Например, в народе говорили, что весной тело достали и похоронили в соответствии с христианским обрядом. Видимо, коммунистические россказни о народной ненависти к адмиралу сильно преувеличены.

После убийства адмирала Анна Тимирева обратилась к палачам с просьбой выдать ей тело Колчака для предания земле согласно обряду Православной Церкви. Разумеется, ее просьба не была удовлетворена.

Устье Ушаковки – место гибели А.В. Колчака

Итак, Колчак проиграл, как проиграла и Белая Россия в целом. Вопрос о том, могли ли белые победить, обсуждался эмигрантами и историками бесчисленное количество раз. История не терпит сослагательного наклонения: что было, то было. Но все же…

Выше мы уже писали о том, что если бы в молодости Колчак познакомился со святоотеческими творениями, если бы весьма уважаемый адмирал и православный христианин Степан Осипович Макаров не погиб, то мировоззрение Колчака могло бы быть несколько иным: не только внешне, но и внутренне православным. Как это могло бы повлиять на политику Верховного правителя? Думается, его государственная деятельность была бы схожей с внутренней политикой генерала Михаила Константиновича Дитерихса. В правительстве Колчака он был некоторое время начальником штаба и военным министром. В 1922 году Земский Собор во Владивостоке избрал Дитерихса единоличным правителем и воеводой Земской рати. Этот генерал, глубоко верующий христианин, приступил к строительству жизни на последнем свободном клочке русской земли на христианских началах. Он видел единственный путь спасения России в восстановлении православной монархии. Земский Собор восстановил в Приамурье основные законы Российской империи. Дитерихс принял присягу в Успенском соборе Владивостока и перестроил всю гражданскую жизнь в крае: организовал Земскую думу, Совет внешних дел, Поместный совет, готовил созыв Поместного Собора. Одним из главных его политических решений стало установление основной административной единицы в Приморье – церковного прихода.

Нетрудно увидеть, что на уровне символов в своей политической деятельности Дитерихс опирался на традиционные (можно сказать, славянофильские) формы российской государственности, пытаясь говорить с народом на понятном ему языке. Многие видят в деятельности этого генерала стремление повернуть историю вспять, вернуться к отжившим формам государственности. Да и мы уже приводили слова Маклакова о том, что большевизм был близок менталитету русского народа. Все это так, если принимать во внимание население европейской России: привыкшее к крепостному и общинному рабству крестьянство, в значительной массе деградировавшее русское провинциальное дворянство[20]20
  Образ этого дворянства, получившего, согласно манифесту 1762 года, право не служить, гениально показан в произведениях Гоголя и Чехова. Ведь Собакевич и Манилов, Коробочка и Гаев – это не вымысел авторов, а отражение печальной русской действительности.


[Закрыть].

Но Колчак поднял знамя борьбы с большевизмом в Сибири и на Дальнем Востоке. Население там было иным. Оно состояло из потомков казаков и иных переселенцев, никогда не знавших крепостного права, с крестом и саблей осваивавших бескрайние просторы азиатской России. Их было немного, но они, выражаясь языком Льва Николаевича Гумилева, были настоящими пассионариями. Именно такие и делают историю[21]21
  Вспомните немногочисленные дружины викингов, державших в страхе всю средневековую Европу, или конкистадоров, небольшие отряды которых покорили огромные индейские империи.


[Закрыть].

Эти люди, быть может, и не были готовы к походу на Москву, но были вполне способны защитить свою свободу. И если бы те государственные мероприятия, которые предпринял Дитерихс в 1922 году, четырьмя годами раньше осуществил Колчак, если бы не декларативно, но по-настоящему он опирался на традиционные ценности сибиряков, на Церковь, то, возможно, исход Гражданской войны был бы иным. Но для всего этого несколько иным должно было бы быть и мировоззрение Верховного правителя: не внешне, но и внутренне православным. Но, впрочем, история действительно не терпит сослагательного наклонения…

Видел ли адмирал в своей борьбе против большевизма крестовый поход? Бог знает. Но одно можно сказать точно, жизненный путь Колчака, несмотря на все его ошибки и заблуждения, без преувеличения можно назвать христианским подвигом, ибо он исполнил заповедь о том, что нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин. 15,13). Верховный правитель отдавал всего себя служению России.

Да, Колчак был нервным и вспыльчивым, он не умел разбираться в людях, круг его чтения и интеллектуально-духовных интересов не всегда можно было назвать православным. Но об одном можно сказать со всей определенностью: свою жизнь он посвятил России. До конца.

Некоторые патриотические организации пытаются добиться реабилитации адмирала. В 1999 году этот вопрос рассматривался военным судом Забайкальского военного округа в соответствии с Законом РФ «О реабилитации жертв политических репрессий». Определением суда А.В. Колчак признан не подлежащим реабилитации. Данное определение обжаловалось в Военной коллегии Верховного Суда РФ, которая пришла к выводу об отсутствии оснований для отмены вынесенного по делу судебного решения. Последний раз в реабилитации адмирала отказала прокуратура Омской области в январе 2007 года.

Странное дело, кровавые палачи Иона Якир и Михаил Тухачевский реабилитированы, а сражавшийся за Россию в двух войнах адмирал – нет. Таковы парадоксы нашей истории. Но Бог поругаем не бывает. Кто помнит сегодня о палачах Колчака? Кому интересна судьба умершего от рака горла Блатлиндера, расстрелянного в тридцать седьмом году Чудновского или встретившего смерть в безвестности бывшего штабс-капитана Нестерова, арестовывавшего Верховного правителя? О Колчаке же снимают фильмы, пишут книги, но главное – многие верующие русские люди молятся об упокоении убиенного воина Александра, православного христианина (во всяком случае, в это очень хочется верить), всей душой любившего Россию.