Текст книги "Бастард: Сын короля Ричарда"

Несмотря на договоренность переигрывать ничью, ничья тем не менее упрямо преследовала их, и если по каждому отдельному кругу перевес был очевиден, то в целом фортуна качала головой, склоняясь то к одному, то к другому. Бросив десятый круг, они переглянулись, потом уточнили у зрителей и выяснили, что могли поделить количество очков приблизительно пополам. Некоторые самые рьяные игроки, считающие себя знатоками костей, принимали во внимание не только фактический перевес, но и количественный, по очкам. Для этого нужна хорошая память и внимание, а оба игрока были уже изрядно пьяны.

– Что будем делать? – спросил Дик.

– Давай последний круг, и он будет решающим. – Эдвин, разгоряченный пивом и азартом, грохнул кружкой о стол. – Идет?

– Идет! – Ричард протянул лейстерцу руку, которую тот охотно пожал. – Играем. Кидай первый.

– Восемь и двенадцать! – Эдвин ликующе рассмеялся и махнул трактирщику. – Тащи пива, хозяин. Выпью за свою новую рабыню.

– Второй еще не кинул – что ты разорался? – укоряюще одернул один из зрителей, седоголовый старик с острым глазом опытного игрока. – Ты же не два дубеля выкинул. Дай товарищу бросить.

– Спасибо, старик. – Дик раскачал кружку с костями на ладони и опрокинул.

Костяные кубики, слабо подскакивая, раскатились по столешнице. Одна из костей замерла на ребре, и Ричард, глядя на нее, мысленно подул. Кость словно кто толкнул, она немедленно развернулась и легла шестеркой.

– Девять и двенадцать, – известил молодой воин, глядя прямо на Эдвина. – Я забираю твой доспех. И коня.

Тот, впрочем, не долго огорчался.

– Ну, ничего, – и, почесав затылок, махнул рукой. – Я себе еще лучший доспех выиграю! – Встал и, пошатываясь, повернулся к трактирщику. – Хозяин, я у тебя ночую. Где мой уголок?

Ричард помог выпивохе добраться до соломы в углу, уложил – тот захрапел, еще не успев коснуться головой земли, – прибрал кости, засунул их в стаканчик, стаканчик – в кошелек Эдвина и поднялся в свою комнатку.

Серпиана уже погасила лучину, бадью вынесли, только на полу остались темные пятна от выплеснувшейся через край бадейки воды. Новое платье девушки-змеи лежало на сундуке, а сверху – прежнее одеяние, уже слегка починенное. Дик стащил сапоги, куртку и рубашку, потом, подумав, скинул шоссы и забрался под одеяло.

Его рука нашла под одеялом ее тело, теплую шелковистую кожу – Серпиана легла спать совершенно обнаженной. Не просыпаясь, она изогнулась под его прикосновениями, да так, что Ричарда пробил жар. Он коснулся ее груди, чувствуя, как в его жилах играет кровь, требуя утоления жажды, что сжигала его уже месяц, а если учесть, что таких красавиц он еще никогда не укладывал в свою постель, – то всю жизнь. Девушка что-то замурлыкала во сне, но ее мурлыканье немного напоминало шипение. Это нисколько не охладило его пыл, напротив, показалось особенно возбуждающим. Он притянул ее к себе и слегка куснул за ухо.

– Просыпайся, – шепнул он одним дыханием. – Или мне тебя прямо так, сонную брать?

– Как хочешь, – прошептала она в ответ, видимо не собираясь открывать глаза.

В эту ночь он понял, что змеи, а в особенности девушки-змеи, – очень хорошая штука. Как оказалось, Серпиану можно было изгибать как угодно, она нисколько не спорила и не жаловалась, что ей неудобно или больно. Прежде Дик никогда не «завязывал» своих партнерш столь замысловатыми «узлами» – не решался. Куда там изогнуть особым образом деревенскую бабу – не позволит. Знатные же дамы, проводящие жизнь у очага за вышиванием и лишь изредка катающиеся верхом, не слишком-то гибки. Податливость тела новой подруги была Ричарду очень приятна.

– Подремли еще немного, – шепнул он ей на ухо. – Выйдем до света. Я тут у одного парня выиграл доспех и коня, как бы он не взялся, проспавшись, оспаривать выигрыш.

– Разве это будет правильно? – прошептала она. – Разве ты нечестно выиграл?

– Все честно, но люди бывают разные. Вдруг захочет оспорить зачем вводить человека в искушение? – То, что со своей стороны он играл на нее, Дик говорить не стал. Незачем ей знать. – Спи.

ГЛАВА 4

Турнир, разумеется, проходил не в самом городе – нигде в Лондоне не было места для подобных мероприятий. Трибуны сколотили за городом, поодаль от каменных стен, на зеленой лужайке. Главная трибуна была расположена на холме, по ветру бились роскошные шелковые полотнища, украшающие ее. По сторонам большого балкона, на котором должны усесться король и самые знатные лорды и леди королевства, вкопали два флагштока. Впрочем, на них еще не развевалось ни одного флага. Флаги должны были быть подняты тогда, когда король прибудет на поле. По сторонам от почетной трибуны были развернуты другие – без навесов, с обычными скамьями, убранными самой простой материей, предназначенные для самых разных гостей. Дальше же тянулись шатры, поставленные теми, кто собирался участвовать в поединках. Арена была отгорожена незатейливой оградой – толстые (бревна, упирающиеся на вкопанные торчком обрубки, – но весьма надежной. Даже ограда была украшена цветными флажками… и шлемами тех, кто собирался участвовать в боях. Ричард вздохнул. Он был недостаточно родовит, чтоб представить свой шлем – символ своего благородного имени. Даже рыцарское звание еще не отягощало его. Так что сразиться с кем-либо он мог только в свободное время и по уговору или в общей схватке, которая обычно предпринималась на второй день.

Арену уже давно окружали те, кто хотел взглянуть на бои. Простолюдины стягивались к месту турнира загодя, устраивались лагерьками вокруг выбранного распорядителями празднеств поля и ждали. Они занимали удобные зрительские места поближе к арене, хотя понимали, что пришедшие в последний день младшие отпрыски мелких дворянских семей, которые с натяжкой могли назваться дворянами, но зато являлись обладателями доспехов и оружия, оттеснят их. Они, претендующие на участие пусть даже в общем бою, все-таки могли себе позволить вольности, да и просто имели в руках силу, достаточную, чтоб расталкивать крестьян и простых горожан.

Ричард не стал бы никого расталкивать, но предпочитал вести себя так, чтоб его пропускали. И его пропускали – меч на поясе, кольчуга и боевой конь в поводу убеждали, что лучше с ним не связываться, Серпиану, которой он успел прикупить приличный наряд в одной из городских лавок, Дик тянул за собой за руку.

– Как выглядят ваши турниры? – поинтересовалась девушка.

– Ты все увидишь.

Молодой воин обошел заполненное народом поле и пробрался поближе к шатрам – здесь толпилось меньше зевак, и можно было без труда провести лошадь, особенно если поработать горлом. Меж шатров он не имел права находиться, как никому не известный воин, но надеялся, что доспехи и конь будут достаточным аргументом, чтоб вклиниться в строй. Кроме того, молодой король был известен своей склонностью к романам о рыцарях Круглого стола и о короле Артуре (правитель, конечно, никогда не читал, но слушать баллады любил), так что, пожалуй, хотя бы только по этой причине незнакомого вооруженного молодого человека могут пустить на турнир – ведь это так похоже на баллады!

Да, если бы не эта досадная ссора с графом Йоркским, он мог бы выступать сейчас в его свите. Ричард улыбнулся, подумав о том, в какую лужу сел супруг его бывшей любовницы. Он вспомнил Альенор, потом взглянул на Серпиану. Нет, его трофей, привезенный из другого мира, несомненно лучше, чем чванная знатная дама.

– Эй, парень, что жмешься к шатрам? – Один из охранников махнул Дику рукой. – Тебе здесь не место.

– Почему же? Разве турнир не для всех, кто относится к знати? – задорно ответил Ричард.

Охранник подошел поближе. Кстати, судя по его кольчуге и уверенному виду, это был не простой солдат и даже не сержант, а, скорее всего, оруженосец какого-нибудь барона или графа. Одет он был просто, но фибула, которая, видимо, предназначалась для всех случаев жизни за неимением другой, выглядела очень внушительно и несла несомненно геральдический знак. Он оценивающе оглядел Дика, его коня, его спутницу и вьюки, вмещающие что-то знакомое глазу воина, тяжелое и время от времени погромыхивающее.

– Доспехи есть? Конь, я вижу, вполне приличный.

– Есть доспехи.

– Ну ладно, заводи его сюда, к кормушке. Хочешь участвовать в общей драке?

– Понятное дело.

– Как тебя зовут? Откуда ты?

Ричард назвал имя своего отчима и место своего рождения. Оруженосец развел руками:

– Что ж, думаю, граф не будет возражать.

– Что за граф?

– Бёгли. А тебе не все равно?

– Не все. К Йорку я бы не пошел.

– Устрой своего коня здесь. Это твоя девушка? Она может передохнуть вот в той палатке. Это наша палатка, но пока там никого нет.

Дик повел Серпиану к маленькому белому шатру, растянутому на шестах и ничем не крашенному в отличие от собственных палаток графов и баронов, туда же отнес все вещи. Она оглядывалась, и ее взгляд он истолковал как испуганный.

– Не надо бояться, – сказал он негромко. – Я буду с тобой.

– Я не боюсь. Я хочу посмотреть на схватку.

– Скоро уже начнется. Дожидаются только короля.

Вдалеке загудела труба, и, не отпуская руку Серпианы, Ричард кинулся к ограде арены. Об этом мгновении он тайно мечтал всю жизнь, теперь прилип к поперечному бревну и жадно смотрел на кавалькаду, несущуюся со стороны Лондона. Можно было не сомневаться, что скачущий впереди мужчина в алом – это король Ричард. С такого расстояния трудно было рассмотреть его, только коня оценить на всем его скаку – хороший конь, кстати, больше чем на ладонь выше остальных и, конечно, очень резвый. Дик вытянул шею, рассматривая правителя и его свиту.

И то и другое было роскошно – яркие шелка, бархат, вышивки и отделанные золотом ремни, драгоценности, которых на мужчинах было едва ли не больше, чем на женщинах, разноцветные попоны и султаны страусовых перьев на лошадях, пестрые туники и султаны страусовых перьев на шлемах рыцарей. Зрелище было великолепное, но Дик, как ни гранно, не испытывал ни малейшей зависти к тем, кто мог позволить себе разукраситься так пышно смотреть на них, конечно, приятно, но к вооружению и амуниции незаконный сын короля всегда относился сугубо функционально. А попробуй в бою сражаться с врагом, имея на себе кучу украшений, дорогих цветных тряпок и целый пук огромных перьев! Те, кто все это на себя навьючивал, явно никогда не бывали в настоящем сражении. Июль в этом oгоду был не слишком жарким, но даже в обычной суконной курке было жарко, как в мехах. Что уж ждать от бархата и парчи?

Кавалькада замедлила размашистую рысь своих коней, лишь когда влетела в пределы арены. Король поднял коня на дыбы у самой трибуны, и дамы, уже успевшие заполнить боковые помосты, принялись рукоплескать и восторженно приветствовать его. Ричард, сын покойного Генриха, был высок и виден и, конечно, не мог не нравиться женщинам. Разумеется, золотой венец на голове добавлял ему привлекательности в глазах представительниц прекрасной половины человечества. Как говаривали шутники, дамы всегда верны престолу и готовы исполнить любое приказание правителя. Сейчас, так похожие на сборище ярких птиц, они являлись неплохим украшением турнирного поля. Должно быть, среди них есть и Альенор, подумал Дик. Конечно, есть, вон флажок графа Йоркского, раз он здесь, значит, и графиня тоже присутствует. Интересно, как скоро она окажется в постели короля? Молодой воин тихонько фыркнул.

Оруженосец схватил повод королевского скакуна, и Ричард I соскочил с коня. Трубы ревели так, что уши закладывало, по крайней мере у тех, кто стоял близко к трубачам, дамы пытались заглушить их рев своими восклицаниями – словом, короля приветствовал тот самый шум, который он больше всего любил. На флагштоки торопливо подняли знамена – одно английское, другое личное королевское. Все, кто сидел, встали, дожидаясь, пока правитель неспешно поднимется на трибуну, пока подойдет к трону, пока сядет. Шатры были расположены довольно далеко от королевского места, но Дик обладал прекрасным острым зрением. Короля он рассматривал с болезненной внимательностью.

Ричарду не так давно исполнилось тридцать два года, он был еще молод. Впервые в жизни Дик попытался вычесть из возраста короля свой собственный возраст, морща лоб, вспомнил, что ребенок находится в материнской утробе больше девяти месяцев и для круглого счета добавил еще год. Получалось, что королю было тринадцать лет, когда он взял на свое ложе мать Дика. Молодой воин уставился на носки своих сапог. Среди его современников взгляд на права короля был совсем иной, чем столетия спустя, и вряд ли то, что Ричард сделал с Алисой из Уолсмера, можно было назвать изнасилованием. Королю было разрешено то, чего нельзя другим, да и сама женщина отнеслась к случившемуся спокойно, с фаталистским равнодушием. Может быть, именно потому Дик не испытывал к Ричарду никакой ненависти – только вполне законный интерес. Он вглядывался в короля, которого почти уже не видел, – развевающиеся знамена постоянно норовили закрыть трибуну от его глаз – и пытался на его лице отыскать свои черты.

Но с такого расстояния сделать это было практически невозможно, и, едва слышно вздохнув, Дик отвернулся. Он умел ждать.

А через несколько минут распорядитель торжеств объявил о начале турнира. Оруженосцы кинулись к выставленным на всеобщее обозрение шлемам и понесли их своих господам. Серпиана с восхищением смотрела вслед уносимым шлемам. Большинство их было изукрашено самым причудливым образом – и драгоценностями, и золотом, и узорами, иногда гребнями, иногда фигурками дракона или вставшего на дыбы единорога, иногда даже целыми скульптурными группами. Разумеется, не было недостатка и в пуках перьев, и в целых охапках крашеного конского волоса – для любителей. Посмотреть было на что. Особенно практичный человек мог попытаться подсчитать,, во что обошлось все это великолепие. Собственно, как раз здесь, на турнире, крестьяне при желании могли полюбоваться всеми своими податями. А на королевском – еще и налогами.

Ваши воины на самом деле сильны, если могут воевать с такими башнями на голове, – сказала Серпиана Дику.

– Не думаю, – отмахнулся он.

Рыцари, нацепив шлемы, разрядившись в цветные наряды, роскошь которых была поистине умопомрачительна, продефилировали по арене перед королевской трибуной и – чего скрывать – перед дамами, которые ахали, рукоплескали, а некоторые ловко выдергивали шнуровку из рукавов и, сдергивая их, бросали понравившимся рыцарям. Иногда и не трудились вытаскивать шнуры, просто обрывали. Что ж, показать себя хотели не только мужчины, но и женщины.

Развернув коней, графы и герцоги еще разок проскакали по арене, бароны поспешали за ними. Следом настало время поединков, была установлена очередность, и пары разъехались в разные стороны. Чтоб дать возможность всем рыцарям сразиться со всеми, не хватило бы и месяца, если каждой паре на время отдавать всю арену. Потому, если ради экономии времени затевался только поединок на мечах или палицах – без копий, на поле устраивались сражения разом трех-четырех, а то и пяти пар. Состязание на копьях, конечно, требовало простора, но, очевидно, граф или герцог может позволить себе больше, чем бедный, незнатный и никому не известный рыцарь. Разумеется, если поразмяться выходили родовитые дворяне и, тем более, сам король, никто им не мешал.

Да, надо признать, что грохоту рыцари устраивали предостаточно. В особенности когда копья или палицы сталкивались со щитами, или один из сражающихся грузно падал на землю, шума получалось много. Потом, вяло шевеля руками и ногами, закованными в металл, поваленный на землю и, естественно, оглушенный ударом пытался подняться, самостоятельно встать на ноги. Некоторым это удавалось, других, как малых детей, ставили вертикально подоспевшие оруженосцы. И тогда схватка продолжалась на мечах. С реальным боем, конечно, турнир имел мало общего, в битвах рыцари использовались как тяжелая конница: налетая на врага единым строем, они сметали его с пути, не слишком заботясь о том, чтоб знать или видеть, куда бить, – за меч в битве они зачастую даже не брались, обходясь копьем. Вернее будет сказать, битвы за рыцарей выигрывали их кони, без разбора топтавшие пехоту.

Впрочем, и на турнире от коня зависело многое, Нести на себе тяжеленного всадника, наряженного в кипы бархата и парчи, да к тому же еще в железе – это не на альпийском лугу резвиться. Не зря во Франции специально для рыцарей так старательно выводили породу булонских тяжеловозов, способных тащить на себе больше, чем другие лошади. Конь, разгоняясь по арене, должен был выдержать столкновение и устоять. С другой стороны, в том случае, если наездник летел на землю, это получалось легче.

Серпиана некоторое время смотрела на рыцарей, с грохотом сталкивающихся, а потом недоуменно посмотрела на спутника:

– И в чем тут смысл?

– То есть?

– Ты сказал, здесь турнир. Турнир – это состязания воинов. А здесь два мужика, затолканные в железные шкуры и железные горшки, пытаются сбить друг друга с коней. В чем же смысл?

– Тот, кто сильнее и умелей, удерживается в седле, тот, кто слабее, – падает.

– Так надо навьючить на себя побольше железа, – оживилась девушка, – разогнаться, и тогда противник, который весит меньше, непременно вылетит из седла.

– Во-первых, тот, кто более опытен, сумеет отразить копье щитом. Кроме того, после схватки верхом бой продолжается на земле, на мечах.

– Можно слезть с коня, разбежаться и забодать противника шлемом. – Серпиана окончательно развеселилась. – Если тот, кто разбежится, будет весить больше, чем второй, то…

– Ну, хватит, это же все весьма серьезно. – Ричард старательно пытался сохранить сосредоточенное выражение лица.

– Как насчет того, чтобы продемонстрировать даме все преимущества наших турниров? – спросил подошедший поближе оруженосец графа Бёгли, разрешивший Дику поучаствовать тоже. Он выглядел оживленным и веселым. – Не хочешь размяться?

– Хочу. Но как?

– Сейчас арену займут знатные лорды, а потом будет перерыв. Я уже договорился на это время, но мой противник вынужден везти своего господина во дворец – его сильно помяло. Не хочешь?

Дик кивнул, но, заметив, что поединок на копьях перешел в схватку на мечах, а значит, зрелище затягивается, решил еще немного посмотреть.

На арене как раз схватились Бальдер Йоркский и Роберт Уинчестерский. Дик со злорадным удовольствием смотрел, как Роберт – рослый, широкоплечий, затянутый в золоченую красивую кольчугу с коваными наплечниками и нагрудником, – предварительно спешившись, колотил Йорка по шлему, превращая в лепешку украшающий его гребень, а совершенно оглушенный Бальдер был не в состоянии оказать ему сопротивление. Его супруга, конечно, тоже была здесь, Дик разглядел ее на почетной трибуне, щеголяющую роскошным платьем и уже флиртующую с кем-то. На Альенор, которую совсем недавно называл «своей» Альенор, он посмотрел с отстраненным интересом и оценивающе, как на женщину, которую мог бы получить, если бы захотел. Но зачем? С очень сложным чувством Дик следил за тем, как супруга графа Йоркского, кроме всего прочего, пытается обратить на себя внимание короля – против этого не мог бы возражать даже ее муж. Впрочем, судя по цветущему виду, и за Дика ей почти не попало, похоже, Бальдер придерживался того мнения, что роль женщины в измене ничтожна. Не странно было ему привыкнуть так считать, если уж он не пришиб супругу в самый первый раз.

Но, похоже, графине с королем ничего не светило – правитель был слишком поглощен созерцанием происходящего на арене. Роберт Уинчестерский как раз покончил с Йорком и в виде поощрения получил право внеочередной схватки с кем-нибудь из знати по своему выбору. Он выбрал Роберта Лестера, графа Ланкастера. Они – оба опытные драчуны – на полном скаку сшибались аж трижды, и только в четвертый раз Уинчестер поддел Лестера на копье и швырнул на землю. На том весело задребезжали наплечники и латные накладки, когда он по инерции еще несколько раз перекувырнулся на траве. Разумеется, великолепный страусовый султан на его шлеме приказал долго жить. То ли не сильно ушибся, то ли слишком обиделся за попорченное пушистое украшение, но граф Ланкастер очень бойко поднялся на ноги (дамы аханьем и рукоплесканиями отметили этот его подвиг) и, выдрав меч из ножен, кинулся на Уинчестера. Дик оценивающе оглядел обоих и решил, что бой можно и посмотреть – предугадать, кто именно победит, невозможно. Равные шансы. Оба Роберта смотрелись достойно. Лестер подскочил к Уинчестеру и хорошенько огрел его по голове мечом, тот не остался в долгу, и завязалась великолепная драка, в которой от поединка, демонстрирующего высокое боевое искусство обеих сторон, не осталось ничего. Граф Ланкастер был изрядно ушиблен, его противник – серьезно оглушен, поскольку один из ударов копьем он отразил так неудачно, что наконечник все же задел шлем. Должно быть, теперь у него сильно звенело в ушах.

Серпиана какое-то время критически наблюдала за боем двух неуклюжих из-за тяжелых доспехов мужчин, а потом ткнула пальцем в сторону Лестера:

– По-моему, он побеждает. Нет?

Дик тоже уже склонялся к такому выводу и, нагнувшись к спутнице, чтоб говорить на ухо, ответил:

– Ярость – великое дело.

– По поводу чего ярость? Из-за того, что вышибли из седла? – Девушка покосилась на цветные, колеблемые ветром перья, украшающие траву, и вспомнила о той сочной мясистой птичке, которую съела в последний раз, змеей прокользнув в кусты. – Или ему жалко той ерунды, что была у него на гребне?

– Все может быть. Знаешь, страусовые перья стоят довольно дорого.

– Такая мелочь дорого стоит? – развеселилась Серпиана. Непроизвольно облизнулась. – Зачем тогда их носить на боевых доспехах? Если нужны перья, можно из петуха нащипать и нацепить…

Дик расхохотался:

– Ну, предложи это нашим рыцарям.

Звон в ушах да и усталость явно давали о себе знать, уже дважды Лестер повергал Уинчестера на траву, но неудачно, и тому удавалось подняться. В третий раз Роберт встал с помощью шустрого оруженосца, вынырнувшего откуда-то из-за его спины. У изрядно измотанного Уинчестера, похоже, поубавилось боевого пыла. В конце концов противник повалил его совсем рядом от себя, широким предостерегающим взмахом меча отогнал кинувшегося было оруженосца и предложил сдаваться. Уинчестер запросил пощады, и только тогда его оруженосец был допущен к господину. Поверженного графа поставили вертикально и повели к шатрам.

К тому моменту Дик уже успел облачиться в доспех. Поединок, пожалуй, совершенно перестал его интересовать с того момента, как Роберт Уинчестерский справился с Бальдером Йоркским. Тогда же он перебрался к шатрам, Серпиана же, которая опасалась оставаться в незнакомом месте в одиночестве, последовала за ним. Впрочем, стоя у шатров, она видела все, что происходило на арене, да еще имела возможность помочь спутнику одеться. Она держала его наплечники (тяжелее этой части доспеха бы, только нагрудник, но даже его девушка подняла без особых усилий – все-таки она была не совсем человеком) и краем глаза с удовольствием следила за тем, как Лестер колотил Уинчестера. Ей очень хотелось рассказать спутнику о тех турнирах, которые видела она, тех, в которых сама приняла участие и о тех, в которых мог бы поучаствовать он, но не решалась отвлечь мужчину, готовящегося к бою.

Но и законы местных турниров показались ей занимательными. По правилам противники бились, пока один не сбросит другого на землю или не сломает его копье, далее мог последовать пеший поединок, либо воины расходились, чтоб помериться силами с кем-нибудь еще. Полагалось наносить удары только по торсу, выше пояса, – по груди, плечам, шлему либо по щиту, изготовленному так, чтоб наилучшим образом отбивать прямой удар. Кроме доспеха и шлема воин был еще защищен сравнительной легкостью турнирного оружия и, конечно, собственным искусством.

Как только стало ясно, что Лестер закончил развлекаться, оруженосец, чье имя – Джордж Элдли – Дик невесть когда успел узнать (Серпиана, которая, казалось, не отходила от него ни на шаг, услышала это имя только тогда, когда молодой воин к нему за чем-то обратился), сделал знак выезжать на арену, и корнуоллец последовал за ним, взвешивая в руке турнирную палицу. Поскольку времени на то, чтоб сшибиться в схватке на копьях, им не дали, оставались палицы и мечи, но и в таком бою можно получить уйму удовольствия. Палица показалась молодому корнуоллцу слишком легкой – вряд ли больше двух фунтов, – и он с сомнением покачал укрытой шлемом головой.

Большая часть публики спускалась с трибун, чтоб слегка размяться, – безвестные оруженосцы не могли рассчитывать на то, что зрелище их схватки заинтересует многих. Ни Дика, ни Джорджа это не смутило ни на минуту, тем более что приятели Элдли, сгрудившиеся на одной из длинных скамей трибуны, громкими криками подбадривали своего друга и торопливо давали ему советы, как лучше всего прибить незнакомца. Джордж молча скалил зубы.

Они не стали тратить драгоценные минуты на то, чтоб разъехаться, снова съехаться, – миновали внутренний круг ограды и сразу же сцепились. Элдли размахивал палицей с уверенностью опытного турнирного бойца и пятками то подгонял коня, то пытался завернуть его. Конь, и сам опытный не меньше, чем хозяин, маневрировал уверенно и нисколько не пугался скрежета и шума, раздающегося над его головой, только слегка присаживался на задние ноги и опускал голову.

Своим конем Дик был доволен куда меньше. Да это и понятно. Чтоб подготовить хорошего боевого коня, нужно время, еще более важным является тесное знакомство хозяина и его скакуна. А коня Дик выиграл всего-то денек назад. С лошадьми, как и с собаками, он умел ладить с детства, но они оба должны были освоиться друг с другом, узнать привычки и склонности. Если бы был выбор, Дик не стал бы выезжать на арену на этом коне. Но фигурировать в бою в качестве безлошадного слуги?… Нет, увольте.

Предыдущий конь Дика умел отзываться на движения колен и пяток хозяина (если тот и надевал шпоры, то непременно без шипов – не хватало еще искалечить животное), этим пришлось управлять с помощью повода, а значит, не оставалось свободной руки. Но Дик и не думал сдаваться. Он отмахивался от Джорджа палицей и осваивался с конем, поворачивал его то так, то эдак, заставляя то попятиться назад, то прыгнуть вперед. Скакун хорошо слушался повода и скоро успокоился, свыкся с непривычной манерой нового хозяина. Этого-то и ждал Дик. Он ударил коня пятками по бокам – от неожиданности тот встал на дыбы – и сверху обрушил на противника сильный удар.

Джордж Элдли неплохо владел палицей, надо отдать ему должное, но от такой атаки несколько опешил. Закрылся палицей, совершенно для того не предназначенной, позабыв, что в подобной ситуации лучше подставлять щит (молодой Ричард знал, что делал, и ударил неудобно для себя, но зато с той стороны, где щита не было). Оружие было легкое, специально для того, чтоб не причинить большого вреда, но тем не менее выверенного удара со всего размаха оказалось достаточно, чтоб выбить палицу из руки Элдли. Не тратя ни мгновения, Дик добавил – на этот раз по шлему противника, еще и еще раз. Элдли попытался заслониться щитом, неловко задел им своего коня, тот скакнул в сторону и сбросил Джорджа.

Дик соскочил вслед за ним, радуясь, что теперь ход боя можно доверить собственным ногам, а не лошади, с которой еще предстоит должным образом познакомиться и которая может взбрыкнуть буквально в любую минуту. Отпустил повод и встал над Элдли, ожидая, пока тот приведет себя в порядок.

– Пеший бой? – предложил с улыбкой молодой Ричард. Джордж коротко кивнул, выдернул меч из ножен, и дал Дику знак начинать.

Дик не взял с собой на арену трофейный клинок с золотой полосой по долу – он помнил, что старый друид сказал о неожиданностях, которые могли подстерегать молодого воина, завладевшего этим оружием, – потому ограничился старым. Конечно, и старый клинок был хорош для турнира, где главное – как следует повалять противника по траве. Потому и атаки, которые он предпринимал против Джорджа, были мало похожи на освоенные Диком для боя. Бить надо было осторожно и не в уязвимые места, хотя соблазн часто был велик: похоже, Элдли испытывал некоторую нужду в деньгах – наручи его были староваты, они не защищали руку полностью. Дик старался этого не замечать.

Они рубились в течение нескольких минут, все ускоряя темп. Оба двигались в доспехах свободно, казалось, нисколько не уставали, хотя жара, несмотря на пасмурную погоду, стояла тягостная, и скоро большинство тех, кто уже собирался уходить с трибун, немного подзадержались. Даже король, который как раз обсуждал со своим сенешалем важное дело, одновременно утоляя жажду вином из большого кубка, заинтересованно обернулся. Схватки он любил, особенно такие, в которых видно было мастерство сражающихся. Леди Альенор, сперва поглядывавшая на бывшего любовника снисходительно, – все-таки его одеяние и доспехи были далеки от совершенства и на фоне остальных смотрелись убого, – заметив, что на него смотрят одобряюще, приосанилась.

Джорджа знали многие, он служил при графе Бёгли и успел прослыть большим забиякой, драчуном и неплохим мечником. Граф не настаивал на его посвящении в рыцари только потому, что считал его еще слишком молодым для этой чести. Но король, также отметивший бойкого оруженосца, кроме того, весьма учтивого, ловкого на охоте и в схватке, собирался провести обряд посвящения в первое же удобное время. Его поединок с достойным противником, еще не носящим рыцарских шпор, привлек внимание Ричарда. Жестом он велел подать закуску и оделить всех сидящих в почетной ложе вином – угощаться приятней всего, конечно, под хорошее зрелище.

Дик рубился с Джорджем самозабвенно, впервые за долгое время от души наслаждаясь этим процессом. Он мог быть уверен, что никто не налетит на него сзади, не воткнет в спину ни кинжала, ни стрелы. То парируя, то уворачиваясь от ударов Элдли, он не мог не оценить, насколько хорош его противник. Но это только добавляло удовольствия – что толку махать мечом, имея дело с каким-нибудь мальчишкой, только вчера узнавшим, где у меча рукоять? Но даже самый лучший мечник делает ошибки, и цель его противника – не упустить свой шанс. Дик был внимателен, собственно, если б это оказалось не так, его бы уже не было в живых. Поймав оружие Джорджа на какой-то атаке в крестовину своего клинка, Дик рванул на себя и вбок.

– Элдли не выпустил меч, но был вынужден пробежаться за ним. Дик подставил ему ногу, и Джордж полетел на землю. Он был не новичок, знал, что делать, если тебя сбили, и, перекатившись, полоснул клинком почти вровень с землей – Дик едва успел перепрыгнуть через летящую над травой стальную полосу. Миг – и Джордж уже был на ногах: в отличие от всех этих графов и баронов он мог сделать это без помощи оруженосцев. Перехватив меч поудобней, он ринулся на противника, словно намеревался ударить его всерьез. Дик легко увернулся.