Текст книги "Свидание с несостоявшимся"

Рассыпанные стихи

 
Бутылка на полу.
И водка вся разлита.
Обои рваные.
Наружу кирпичи.
Дверь в коридор.
Она закрыта.
На два замка.
Валяются ключи.
Старик лежит.
Наколка у запястья —
Потерянной любви
Застывшие штрихи.
И фото на стене —
Cтоп-кадр счастья.
Листочки на полу —
Рассыпаны стихи.
 

Первые строки

 
Наполнена память звездным мерцаньем —
Чарующий свет сквозь большое окно,
Слова вырывались первым признаньем…
Мгновенье назад? Или очень давно?
 
 
…На подоконнике мальчик худющий
Чувства свои поверяет луне,
Мороз за окном – неприкаянный, злющий,
Рисует дыханьем его на стекле…
 
 
И вот как подарок той самой ночи,
Где первые строки рождались в тиши,
Средь ямбом, хореев и многоточий
Всегда есть частичка той детской души.
 

Колыбельная

 
Темнотою окутал нас вечер,
Вот и звезды на небе зажглись.
Доброй ночи, мой ангел. До встречи!
Облака уж тебя заждались.
 
 
В сон прекрасный на них унесешься,
Сказку добрую там ты найдешь,
А когда ранним утром вернешься,
Ты мне чудо с собой принесешь.
 
 
Белоснежный кораблик спустился,
Не волнуйся – я подожду.
В моем детстве такой же мне снился,
Забирайся – я подсажу.
 

Крушение мира

 
Ударил свет внезапно, как секира,
Обрушился лавиною – прозреньем,
Лишь миг один – и вот крушенье мира:
Он сам закрыл дорогу во спасенье.
 
 
Не дали здесь ни скидки, ни уступки —
Пред ним итог его бесславной битвы:
Весы точнейшие – на них его поступки,
Среди которых ни одной молитвы.
 
 
Он верил в силу пастырского слова,
Платил так щедро Богу отступные,
Но грех, прощенный и свершенный снова,
Прощают только пастыри земные.
 

Этажерка

 
Кровать, табуретка и этажерка,
Вместо стола облезлая дверка,
Водка паленая – самая малость,
На опохмелье, по счастью, осталось.
А книга его, что так долго писалась,
Под этажеркой. Чтоб не шаталась.
 

Радужный мост

 
Сырая глина липнет, вяжет ноги,
Встал на прикол изношенный паром,
Желанный берег, где возвел чертоги,
Скрывается за ливневым дождем.
 
 
Каскады грома, словно Божья милость,
Прогнали прочь царей и палачей,
За ними вслед спасение явилось —
Дитя дождя и солнечных лучей.
 
 
Дорогой грязной шел и очень длинной,
Тяжелый путь, а выбор странно прост:
Одежду прочь, измазанную глиной —
Нагой и босый я всхожу на мост.
 

«Твоим убежищем я стану…»

 
Твоим убежищем я стану,
Когда измучает вина,
А если сам я вдруг устану,
Ты воскресишь меня. Одна.
 
 
Тебя я нежностью укрою,
Пытаясь спрятать от беды,
Так океанскою волною
С песка смываются следы.
 
 
И неизбывная тревога
Сбежит с нечаянной слезой.
Я испрошу тебе у Бога
Благословенье и покой.
 

Беглец

 
Усталый путник шел куда-то —
Искал покоя в тишине,
Сбежав от грозовых раскатов,
Он брел, вручив себя судьбе.
 
 
Густая тьма его настигла.
Бежать! Куда? Сплошная мгла
Гробницу черную воздвигла,
Чтоб здесь оставить навсегда.
 
 
Вдруг лучик света! Вот он рядом!
Собой как шпагой ранит ночь,
Но будто опоенный ядом,
Бежит беглец не к свету. Прочь.
 
 
А лучик тонкий – тьмой незваный,
Кричит, бежит ему вослед,
Пока не рухнул бездыханный:
Угас тот свет. Беглец ослеп.
 

«Со мною скуп он на слова…»

 
Со мною скуп он на слова,
Дает ответ без промедленья,
Ему так нравится игра
В признания и откровенья.
 
 
Со мной не спорит никогда,
На смех всегда ответит смехом,
И лишь глухая тишина
Встает меж нами. Мной и эхом.
 

Метель

 
Метель сердилась —
Так мела!
Следы укрыла —
Замела.
Когда ж утихла —
Замерла.
Пропали чувства —
Вымела.
 

«Меня Мадерой угостили —…»

 
Меня Мадерой угостили —
Горька немного и хмельна,
Как будто перец растворили
В бочонке старого вина.
 
 
И как в магическом кристалле,
Когда напился допьяна,
Увидел – горечь не в бокале:
Горчила старая вина.
 

Бесконечность

 
Расставшись с жизнью безмятежной,
В пространство руку погружаю,
И с затаенною надеждой
Понятных знаков ожидаю.
 
 
А время обратилось в вечность,
И в миг, когда я в ней теряюсь,
Меня коснулась бесконечность
И забрала. Не возвращаюсь!
 

«Он мне пророчит долгую разлуку —…»

 
Он мне пророчит долгую разлуку —
Мы с ним одни среди камней…
Прохладный лепесток ласкает руку
По воле ветра… или по своей…
 
 
Я с трепетом смотрю на небеса,
Страшась увидеть то, что долго прятал.
Как глупо.
Высохла давно слеза,
Которой я себя тогда оплакал.
 

«Когда устал я от распутства…»

 
Когда устал я от распутства,
Внезапно спала пелена,
И вместо сладостного чувства
Лишь вкус прокисшего вина.
 
 
Стремительно преображенье —
Цветенье обратилось в тлен.
Я вопрошаю отраженье:
Чем вспомнит мир меня?
Ничем…
 

Внимая нотам тишины

 
Беззвучно ровное дыханье,
Сокрыта тенью нагота —
Природы лучшее созданье
Открыло райские врата.
 
 
Лишь лунным светом укрываясь,
Внимая нотам тишины,
Рука скользит, слегка касаясь,
Твоей божественной спины.
 
 
В ответ – озноб и ожиданье,
Открылись губы, в рай маня.
Ты спишь, но страстное желанье
Уже не спит. Зовет меня.
 

Бесстыжая

 
Стоял я рядом с молодой ольхою,
Просил ее чуть-чуть угомониться:
Ну, сколько можно новою красою —
Сережками перед рекой хвалиться.
 
 
Она же – неразумная мотовка,
Листву стряхнув, чему-то улыбалась,
Бесстыжая, прекрасная плутовка
В одних серьгах пред нами красовалась.
 

«Все дни так безнадежно побледнели…»

 
Все дни так безнадежно побледнели,
Часы застыли ровно у полудня,
Как краски на поблекшей акварели
Все воскресенья обернулись в будни.
 
 
А память нестерпимой пыткой
Меня назад всё время возвращала,
Где по утрам ты заспанной улыбкой
Все будни в воскресенья превращала.
 

Приют

 
Уснувший клен ронял багрянец в воду,
Полета миг – и вот они плыли.
Бродяга-ветер им давал свободу —
Он превращал листочки в корабли.
 
 
Армада туч приплыла ниоткуда —
Тюремщики божественных светил.
Я зачерпнул рукой воды из пруда,
И лучик солнца в капле приютил.
 

«Ниспослана мне с неба благодать…»

 
Ниспослана мне с неба благодать:
Мои фантазии. Они неукротимы!
Им хочется все время создавать
Всё новые и новые картины.
 
 
И холст готов, и краски есть любые,
И кисти просят поскорей начать.
Я бы и рад. Но руки как немые —
Мне Бог не дал таланта рисовать.
 

Бабочка

 
Клубок дорог, как ниточек сплетенье,
Одна из них в полете завершилась —
Отчаявшись, но веруя в спасенье,
Мне бабочка на руку опустилась.
 
 
Вот так причудой странной в одночасье
Свою судьбу она с моей связала.
Но почему меня, мое запястье
Своим приютом бабочка избрáла?
 

Выбор

 
Лодчонку утлую выносит на стремнину,
Сломались весла, высока волна,
Пройти порог или нырнуть в пучину
Дают на выбор Бог и сатана.
 
 
А после ждут, как ты в изнеможенье,
Себе исход по сердцу изберешь.
Для сатаны вот будет удивленье,
Когда, смеясь, ты мимо проплывешь.
 

«Я был пропитан декадентством…»

 
Я был пропитан декадентством,
Но незаметно стал другим,
И что казалось совершенством
Уже не кажется таким.
Не мáнит больше куртуазность,
В ходу домашнее вино,
Лишь неизменна благодарность
Бодлеру, Малларме, Рембо…
 

Брезгливость

 
Я с детства слышу про мою спесивость,
Мне прочую приписывали чушь,
Но то была обычная брезгливость,
Которой я нисколько не стыжусь.
 
 
Хотя я постарел, остепенился,
На новый мир по-старому смотрю,
И кое в чем совсем не изменился:
Подонков рядом также не терплю.
 

Теснина

 
Теснина давит, как могила —
Не двинуться в объятьях зла,
И разорвать его не в силах —
Зажаты мы внутри узла.
 
 
Опять осмеяна Кассандра —
Открыли дверь пред палачом,
И ждем с надеждой Александра,
Чтоб узел разрубил мечом.
 

Небосвод

 
Все думают: я так брожу,
А я ищу. Не нахожу.
 
 
Возможно, вовсе не найду,
Зато на гору я взойду.
 
 
Коснусь рукою небосвод,
Он здесь так рядом,
Вот он. Вот!
 

Крамольная мысль

 
Эхо доносится сверху и снизу,
Ухает в окна, стучит по карнизу.
Крамольная мысль, страшась, убегает,
«Я не вернусь», – она обещает.
 
 
Я ей не поверил – она, как девица,
Чуть погуляет и возвратится.
 

Дети «любви»

 
Пропущено имя – место пустое,
Коротенький прочерк пролег на века,
Душа никогда не познает покоя —
Несешь ты клеймо чьего-то греха.
 
 
Прячешь ты тщетно печати изъяна,
Скрываешь ущербную гордость истца.
Прочерк всего лишь?
Огромная рана!
Она кровоточит.
Всю жизнь.
До конца.
 

Несть бо власть, аще не от Бога

 
Легла проклятьем страшная черта,
Усыпан ложью камень у порога,
Забыв, чем дьявол искушал Христа,
Они твердят, что власть всегда от Бога.
 
 
Рим погибал – в величии, в грехах,
Там Павел молвил людям пред исходом:
«Познайте истину и помните в веках:
Не есть то власть, что вам дана не Богом!»
 

«Порвать так трудно было паутину…»

 
Порвать так трудно было паутину,
Израненный я вырвался из лжи,
С трудом зажег промокшую лучину.
Куда идти? Границы да межи.
 
 
Ищу давно забытую тропинку —
Призвал себе на помощь небеса.
И тут мне в руку положили льдинку,
Разжал ее, а там лежит… слеза.
 

«Струится пот, и вдрызг разбиты ноги…»

 
Струится пот, и вдрызг разбиты ноги.
Я в тенетах. Я скован на кругу.
Но помню я те вольные дороги —
По ним, порвав оковы, я сбегу.
 
 
Найду я путь по знакам и приметам,
Поверю чувства трепетной ночи,
В грехе покаюсь я перед рассветом,
Завидев солнца первые лучи.
 
 
Я поклонюсь и зною, и ненастью,
И окроплюсь ниспосланной грозой.
Благословенный слабостью и властью,
Я, наконец, вернусь к себе домой.
 

Ноктюрн

 
Блуждал бессмысленно по тропам бытия,
Но ночь явилась для меня спасеньем —
Я воскресился музыкой дождя,
Ноктюрн сыгравшего в лесу осеннем.
 
 
С большим трудом стер пелену я с глаз —
И тут познал, что там за ней скрывалось:
Смог разглядеть, взобравшись на Парнас,
Как ночь рассвету страстно отдавалась.
 

Нужно ли…

 
Зачем рисовать на утреннем облаке,
А потом наблюдать, как тают картины?
Не слышать призыва ни в зове, ни в отклике,
Глядя с тоской на клин журавлиный?
 
 
Стоит ли вечно стремиться к вершине?
Нежность свою на другого излить?
Нужно ли тратить влагу в пустыне,
Которую Бог не хотел напоить?
 

Вальс

 
Так много лет и впечатлений,
Но думы все равно о вас,
И ноты разных ощущений
Всегда играют этот вальс.
 
 
Остался чужд я модной «сальсе»,
Вся жизнь – один и тот же сон:
Как мы кружимся с вами в вальсе
Под мой старинный патефон.
 

Скульптура

 
Цветок в власах и легкую улыбку
Прикрыла белоснежная вуаль —
О, это волшебство! Я вижу сквозь накидку

Взгляд, неподвижно устремленный вдаль.
 
 
В ее глазах безбрежная усталость,
И тут я вдруг услышал тихий стон —
Увидел я, иль просто показалось,
Что ожил белый мраморный бутон.
 

Поздняя осень

 
Последний лист земли коснулся,
Вот и закончилась игра.
Простившись с ним, клен покачнулся:
«Пора пришла. Пришла. Пора».
Не повернуть уж время вспять,
Опять придется засыпать.
 

Залог грядущих наслаждений

 
Мы эту ночь друг в друге пропадали,
Стыд потеряв в распущенной косе,
В траву нагие на заре упали,
Чтоб охладиться в утренней росе…
 
 
Я пробудился от прикосновений —
Лицо щекочет полевой цветок,
И, как залог грядущих наслаждений,
Ласкает тело шелковый платок.
 

Капельки абсента

 
Я часто слышу этот звук,
От других сокрытый —
 Меня манит тот дивный луг,
И грех, тогда испитый…
 
 
Там, где бредет старик босой,
С песней заунывной,
Я угощал тебя росой
С горчинкою полынной.
 
 
А где к реке крутой откос,
Цветы ты собирала,
И ленту из своих волос
В букет гвоздик вплетала.
 
 
Каким же сладостным грехом
Друг друга мы поили,
Сбегая ото всех тайком,
На луг, где мы любили…
 
 
Давно не носишь ты косы,
Пропала где-то лента,
А вместо утренней росы
Лишь капельки абсента.
 

Бокал забвеньем наполняю

 
Так незаметно опустел графин —
Бокал забвеньем снова наполняю,
Кладу дрова замерзшие в камин,
Но нет, не забываю. Вспоминаю…
 
 
Неразгоревшийся огонь угас,
Сыграв две ноты на сырых поленьях,
Я записать успел лишь пару фраз,
Пред тем, как снова утонуть в виденьях.
 

Укрылся в лесу я под ивой плакучей

 
Притворившись испуганным темною тучей,
Укрылся в лесу я под ивой плакучей,
И с ней поделился мечтою запретной —
Всегда ускользающей, самой заветной.
Мечтой – никому не открытою прежде,
Хранившейся долго в тайной надежде.
Внимала мне ива, ветвями ласкала
И тихо слова утешенья шептала.
 

Дверь

 
Дорога временем разбита,
И вех так много на пути.
Пришел к двери – она закрыта,
И мне ее не обойти.
 
 
Вся паутиной перевита,
Висят на гвоздике ключи,
Я знаю что за ней сокрыто,
Вот и боюсь туда зайти.
 

«Хочу признаться по секрету вам…»

 
Хочу признаться по секрету вам:
Я только что проплыл по небесам
В построенной из облаков гондоле.
 
 
Свободою упившись в дрыбадан,
Я предавался грезам и мечтам,
Разбросанным вокруг на звездном поле.
 
 
Дивились люди, глядя на луну —
 Она им слишком яркою казалась.
А в этот миг в чарующем пруду
Она со мной и звездами купалась.
 

«Ко мне опять немилостива ночь…»

 
Ко мне опять немилостива ночь,
Опять меня казнит воспоминаньем,
Я гнал их прочь, пытаясь превозмочь,
И вот вернул нечаянным свиданьем.
 
 
Случайной встречей унесен назад
Туда где вехи стерлись, затерялись,
Я помню только тихий листопад,
Когда с тобой навечно расставались.
 

Канун новогодний

 
Канун новогодний. Я в лес свой иду —
По счастью сюда топоры не успели,
И вешаю праздничную звезду
На ветвь прекрасной заснеженной ели.
 
 
А поутру долго стою у окна,
Гадая: привиделось или приснилось?
Но точно я знаю, что в полночь она
С подругами праздновала и веселилась.
 

28 декабря 1925

 
Поэта слог был свеж и меток —
Хотел бежать, задрав штаны,
На страшный пляс марионеток
Под управленьем сатаны.
 
 
Но вот прозрел – завыла буря,
Не пережил он декабря —
Не каждому поэту пуля,
Ему сгодилась и петля.
 

Vip-трактир

 
Попал случайно на веселый пир:
Вино рекой – всем хочется напиться,
Улыбки наполняют vip-трактир,
В котором все надеются забыться.
 
 
Внезапно в горле застревает ком,
Упали маски – страх на потных лицах,
Зеркальный шар застыл под потолком —
Сломался. Больше не кружится.
 

Пою я славу

 
О как их много! Как они привычны
К лукавству, унижению  и лжи.
Они спесивы, алчны, безразличны:
Средь них вельможи, стражи и пажи.
 
 
Служить готовы каждому злодею,
Их легионы – невозможно счесть,
Для них обычна фраза: «Честь имею!»,
Но неизвестно, что такое честь.
 
 
Враждебны им любой талант и гений,
Свободный разум им грозит бедой,
Вот отчего уж много поколений
Они их рвут и гонят всей ордой.
 
 
За то, что гений смеет быть звездою,
Служить стране блуждающей во мгле,
Сражаться так отчаянно со тьмою,
Всегда воюя в явном меньшинстве.
 
 
Не победить их, возводя остроги —
За подвиг сей им низко поклонюсь.
Пою я славу гениям немногим,
Прославившим навеки Русь!
 

«Пришел я в храм, ища в поступках смысла…»

 
Пришел я в храм, ища в поступках смысла,
Людей немного – все пред образáми.
Услышал голос: «Это не молитва,
Когда душа не пóлита слезами.
 
 
Они юродивы, но не блаженны,
Молитва искренна, но так убога,
Стоят они коленопреклоненны —
И слезно побираются у Бога.
 
 
Все не дают, а только просят манны,
Склоняя головы под грустным взглядом,
И не любовь ведет их в Божьи храмы,
А только ужас перед вечным адом».
 

«Привычные смешались краски…»

 
Привычные смешались краски:
Синь неба, зло и доброта.
Здесь всё подобно страшной сказке,
Где перевернуты цвета.
 
 
Явь поглотило наважденье —
Всё захватила кутерьма.
Мир превратился в отраженье,
А, может быть, сошел с ума.
 

Упрек

 
Вчера я незнакомца встретил,
И взор поймал, а в нем упрек.
Я взгляд тот в памяти отметил,
Но знаком этим пренебрег.
 
 
Я, как детеныш несмышленый,
Не сразу смог тогда понять:
То был мой ангел утомленный —
Он так устал меня спасать.
 

Обманный путь

 
Я брел во тьме. Без мыслей, без эмоций,
Не замечая, что промок, да и продрог.
Я плыл в пространстве без руля и лоций,
Искал пристанище. Найти никак не мог.
 
 
Внезапный страх – колючий, беспричинный,
И холод мертвенный шипит змеей у ног.
Я рвусь вперед, но путь обманный, длинный
Привел опять к началу всех дорог.
 

Облака

 
Я долго ждал и, наконец, решился
Взлететь к манящим, чистым облакам.
Полета миг… и я о твердь разбился —
Слезами кровь пролилась по щекам.
 
 
Своей мечты тюремщик и заложник,
Не знал того, что строю на песке —
Те облака талантливый художник
Нарисовал на синем потолке.
 

Последний вздох

 
В глазах, уже смотревших в мир иной,
Застыли слезы и заледенели.
Он поражен был жуткой тишиной,
И тем, что двери в рай скрипели.
 
 
Впервые в смерти свой услышал плач,
Поняв уже с последним вздохом:
Он сам судья, и сам себе палач.
И сам засеял рай чертополохом.
 

Сопрано

 
Осенний парк.
И дождь холодный.
Бутылка водки.
Треснутый стакан.
Женщина.
Одета в старомодный,
Заношенный до дырок кардиган.
 
 
Поет.
Так неожиданно.
Так странно.
Чудесный голос льется как река.
Такого необычного сопрано
Не слышал этот мир во все века.
 
 
На самой верхней ноте замолчала,
С улыбкой.
Тихой.
Умерла река.
А боль жила.
Внутри нее кричала.
Таясь от всех в истоке ручейка.
 

Спящий странник

 
Зима как будто вышла из загула,
Решила вспомнить про свои дела,
В рог ледяной тихонечко подула,
И быстро снегом землю замела.
 
 
А спящий странник вдруг вскричал тревожно,
В тот миг, когда сумел он осознать:
Укрыть теплом почти всегда не поздно,
Но иногда ты можешь опоздать.
 

Сушь

 
Проклятущая это пора:
Ветра нет и такая жара,
Так и льется рекой чушь,
А в награду звучит туш.
 
 
Затянувшаяся игра,
Не искусство, а мишура,
Коллекция кукольных душ:
Опилки и вата.
Сушь!
 

Видение

 
Видение: я в центре храма,
Теснит меня огромная толпа,
Кружится голова от фимиама,
И взгляда скорбного Христа.
 
 
А в нем вопрос витает над толпою:
«Кто верит мне и в данный мной Завет?
Останьтесь те, кто следует за мною,
Кто не страшится Богу дать ответ».
 
 
Услышан глас, и смолкло песнопенье,
Сгустилась мгла средь солнечного дня.
И тут явилось страшное прозренье:
Храм опустел. И не было меня.
 

Дорога в ад

 
Ты был мечтателен и одарен талантом,
Витал все время в светлых облаках,
Себя считал героем и атлантом,
Держать готовым землю на руках.
 
 
Мечты ушли, остались сожаленья —
В смятении ты посмотрел назад,
И понял истину: благие побужденья
Без их свершения – дорога в ад.
 

Не собирай сокровищ на земле

 
Как сильно он кичился и гордился,
Как мудр он был и прочих презирал,
При случае над нищетой глумился,
И ввысь взбираясь, слабых не прощал.
 
 
Но день пришел. Он приговор услышал,
Фетиш поблекший спрятался во мгле.
Забыл «мудрец», а может, не расслышал:
«Не собирай сокровищ на земле».
 

Лицедей

 
Стекает грим.
Изношенный парик.
Фальшивым камнем замостил дорожку.
Он лицедей.
Лысеющий старик.
Так много жизней прожил.
Понарошку.
Пригорки все объехал.
Стороной.
Прощал себе пороки.
И изъяны.
Засеял поле пышной трынь-травой,
И глупо ждет, что расцветут тюльпаны.
 

«Внутри хохочет, внешне озабочен…»

 
Внутри хохочет, внешне озабочен,
В глазах веселье, а в сердцах тоска:
Дом на песке построенный не прочен,
Но также худ, что слеплен из песка.
 
 
Изгнали стыд, открыли дверь беде —
Под маской ангельской глумятся черти.
Мы создаем проклятый мир себе,
Где всё фальшиво, кроме зла и смерти.
 

«Слеза течет по дряблой коже —…»

 
Слеза течет по дряблой коже —
Источник в разуме хмельном.
Всю жизнь мечтал о месте в ложе,
А просидел на откидном.
 
 
Осталась чистою бумага —
Вся жизнь – всего десяток фраз.
Он ожидал, что будет сага,
А получился лишь рассказ.
 

Воскрешение

 
Очнулся – ужас: всё застыло,
Звенит и душит пустота,
Закован холодом – могила?
И крик без звуков – немота?
 
 
Рванулся – боль: примерзла кожа,
Кровь обожгла, открыв врата.
Смог оторвать себя от ложа,
Уйти от скорбного креста.
 

Лиловый свет

 
Моля о чуде воскресенья,
Услышал тихий вздох в ответ,
И позабыв про все сомненья,
Нырнул из мглы в лиловый свет.
 
 
И захлебнулся от восторга,
Смыв груз нелепейших сует.
В лиловом свете нету торга:
Согрей! И будешь сам согрет.
 

Зов

 
Весенний лес.
Намокнув под дождем,
Устроилась в ветвях нагого клена —
О том, как будет им тепло вдвоем,
Мечтает одинокая ворона.
 
 
Вот-вот он каркнет, позовет с земли,
Раздастся зов прекрасней всех гармоний,
Волшебный голос скажет о любви —
И не беда, что голос тот вороний.
 

«Я так хотел увидеть торжество…»

 
Я так хотел увидеть торжество.
Переборол себя. Не полетел.
И вот опять я встретил Рождество,
Как никогда бы встретить не хотел.
 
 
Опять сменял я скрипку на фагот,
Гирлянды ламп – на жухлую листву.
О, Господи! Ну почему из года в год
Скучаю. По себе. По волшебству.
 

Вернисаж

 
Нежданно, нечаянно было свиданье —
На одной из картин я себя узнаю,
И погружаюсь в воспоминанье,
Хочу искупаться, но сразу тону…
 
 
В том давнем обмане, как в океане
Черное небо тоскует без звезд,
Я с грустью танцую в старинном фонтане
Одинокий. И мокрый от собственных слез.
 

Неудавшийся побег

 
Я пытался себя превозмочь,
Побежал от себя прочь,
И за чувство ужасной беды
Принял запах сухой лебеды.
 
 
Но не смог далеко убежать —
Не под силу себя разорвать.
От себя можно только уйти,
Не найдя своего пути.
 

Первое объятье

 
Он умирал. Последние мгновенья.
Почти уснули сердце и сознанье,
Предсмертный дар былого вдохновенья
Застыл в устах, уж скованном молчаньем:
«Я помню твой волнительный румянец,
Цветущий ландыш на воздушном платье,
И медленный, в безмолвье полном танец —
То было наше первое объятье»…
 

Монах

 
Мольбы и просьбы о прощенье,
Слова признания в грехах,
А рядом в полном отрешенье
Стоит у образов монах.
 
 
Лампадка тускло освещает
Его застывшие глаза,
И тихо по щеке стекает
Как кровь горячая слеза.
 
 
Молчит. Не слышно покаянья.
Безмолвно плача и скорбя,
За несвершенные деянья
Молит прощенья у себя.
 

Скульптура в музее

 
Старик, укрылся теплым пледом,
Закончив праздничный обед,
Решил вздремнуть под ясным небом,
И спит вот так уж сотню лет.
 
 
Возможно, сон прекрасный снится,
Событий дивных череда.
А может, попросту боится
На этот мир открыть глаза.