Текст книги "Свидание с несостоявшимся"
Автор книги: Игорь Мальков (Мор)
Жанр: Поэзия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Белый танец
Мир тонет в море чувств и страсти,
А он один – стареющий отшельник,
Живет давно у робости во власти,
Ее несчастный и послушный пленник.
Безропотно свой век он провожает —
Сошел давно уж молодости глянец,
А он всё ждет, и всё еще мечтает
О приглашении на «белый» танец.
«Всегда играл он на победу…»
Всегда играл он на победу,
Был горд и не смотрел назад,
Он думал, что шагает к небу,
А сам скользил ко входу в ад.
У врат уж ждал судья бесстрастный,
С улыбкой скорбной мудреца.
Ему присвоил орден красный,
Но не героя. Подлеца.
«Недомытая, перевластная…»
Недомытая, перевластная,
Бесподобная и опасная,
Безграничная, безучастная,
Голосистая и безгласная,
Недоласканная, несчастная,
Недостойная и прекрасная,
Покорная и несогласная,
Восхитительная и ужасная…
Вдоль и вширь она пересказанная,
Столько слов, а всё недосказанная.
Всплески
Белле Ахмадулиной«Я радуюсь нежности раннего снега…»
Слеза прощальная скатилась,
Легла печатью на уста,
Последняя строка излилась,
Туда где Бог… и высота…
«В вуали тайна и мечта —…»
Я радуюсь нежности раннего снега,
Он новой надеждой зовет и манит.
Мне вовсе не страшно, что лестница в небо
Рассохлась немного и громко скрипит.
«Бывает жертвенна, а часто и слепа…»
В вуали тайна и мечта —
Благословенны наважденья.
Спасает мир не красота,
Его спасают заблужденья.
В. В. Верещагин
Бывает жертвенна, а часто и слепа,
Подвластны ей крестьянка и вельможа.
Кого винить, что так она скупа?
Любовь всегда на нас похожа.
Междометия
Чужбина, черная пучина,
Корабль скрывается в волнах.
Последняя его картина
Осталась лишь в его глазах.
Весенний снег
Ненужный слог – ни правил, ни пропорций,
Они как пасынки глаголов и наречий,
Но сколько тайн и искренних эмоций
Внутри таких коротких междометий.
«В фальшивом восторге мы ищем услады…»
То, что казалось бесконечным
Лежит дырявым покрывалом,
Напоминая: Всё не вечно,
В большом, и даже самом малом.
«В момент триумфа помни: мир жесток…»
В фальшивом восторге мы ищем услады,
Прозренье так поздно приходит порой:
В льстивых речах нет и толика правды,
Она в шепоточке живет. За спиной.
«Мы не хотели прятать вольнодумства…»
В момент триумфа помни: мир жесток,
Дурак и гений – каждый станет трупом,
Когда-то славный лавровый венок,
В конце концов, почит в кастрюле с супом.
Прощеное воскресенье
Мы не хотели прятать вольнодумства,
Взывали к людям в полной тишине.
О нас напишут в хрониках безумства.
Лишь только там? А может, и нигде.
«Бессмысленно просить удачи у судьбы…»
Дарил я многим свой сарказм и смех,
Греха большого в том не чувствовал, не видел.
Теперь прошу прощения у тех,
Кого когда-то я нечаянно обидел.
«Красное вино на скатерти пятнится…»
Бессмысленно просить удачи у судьбы,
На просьбы слезные она не отвечает.
Ни причитания не тронут, ни мольбы —
Она отважных только привечает.
«Такое вряд ли предначертано судьбою —…»
Красное вино на скатерти пятнится,
Ему так суждено – разлиться, не испиться.
Не знаю, отчего мне это часто снится,
Особенно тогда, когда совсем не спится.
«Ну, надо же так сказкой заразиться —…»
Такое вряд ли предначертано судьбою —
Он видел матери глаза перед собою,
А боль вместилась в краткий парафраз:
Он в них не видел материнских глаз.
«Искривленные лица не плод наваждений…»
Ну, надо же так сказкой заразиться —
Пошел он к речке рано поутру,
Но не сумел там молока напиться,
Увязнув на кисельном берегу.
«Жестокой правды обретенье —…»
Искривленные лица не плод наваждений,
Звериный оскал невозможно запрятать.
Мой взгляд убегает от их отражений.
Я в комнате смеха, а хочется плакать.
«Цена чрезмерного терпенья —…»
Жестокой правды обретенье —
Причина боли, страшных ран.
Ложь иногда бывает во спасенье,
Но тяжкий грех – бессовестный обман.
«Нет Бога в ханжестве и лицемерии…»
Цена чрезмерного терпенья —
Свобода достиженья дна.
Но это глубина паденья,
А не познаний глубина.
Нет Бога в ханжестве и лицемерии,
Гнусность и ложь – чем их измерить?
Свет есть и в вере, есть и в безверии,
Но полная тьма, когда не во что верить.
О женщине и от ее лица…
Я зла
Я зла на красоту,
Что быстро ускользнула.
Я зла на молодость,
За то, что отреклась.
На страсть я зла,
Что снова обманула.
И на тебя,
Кем глупо увлеклась.
Я зла на время —
Тает без возврата.
И на себя,
За то, что завралась.
Но что поделать?
Я не виновата,
Что женщиной
Когда-то родилась.
Покорно кару принимаю
Покорно кару принимаю —
Бессмыслицу дежурных фраз.
И снова я тебя прощаю,
Уже не счесть который раз.
Лишь болью сердце укоряет,
Да обожжет стыдом порой.
Тебя не я, мой страх прощает —
Уж лучше ты. Чем быть одной.
Ягода волчья
Смиренна.
Безропотна.
Прячет желанье.
Так долго тянулось ее ожиданье.
Но вот дождалась —
Как будто проснулась.
Она встрепенулась.
Рука потянулась…
И только улыбка.
Смущенная.
Молча.
Когда угостили ягодой волчьей.
Ни звука.
Ни слова.
И ни слезы.
Лишь капелька крови сбегает с губы.
Бирюзовая мечта
Находкою совсем случайной
Стал тот подарок давний твой.
Ты говорил: он обручальный
Кулончик с синей бирюзой.
Но оказался он прощальный,
И, возвращаясь в дом пустой,
Вздыхаю с горестной печалью
Над бирюзовою мечтой.
Букетик цветов полевых с земляникой
Сумерки…
Облачно…
Встреча случайная.
Лица друг друга тьмою сокрытые.
Привиделась мне улыбка печальная
И наслажденья когда-то испитые.
Ночь…
Я купаюсь в робком объятье,
В ласке пронзительно нежной и тихой…
Рассвет…
Никого…
А на сброшенном платье
Букетик цветов полевых с земляникой.
Письмо
Улыбка мужа освещалась
Фонарным светом сквозь окно,
Она робела и смущалась,
Закончив странное письмо:
«…Уж так давно тебя не стало,
Но я не буду упрекать.
Кому-то и пригоршни мало,
А мне и капля – благодать.
Прости меня, что огрубела,
За резкость и за частый мат,
За то, что постареть посмела…
Люблю! Как двадцать лет назад».
Неприкаянность
Она полнолунием сердце наполнила,
Выгнать хотела страх и никчемность,
Но отчего-то дорогу вспомнила
Туда, где забыла свою обреченность.
И там без остатка в реке растворилась,
С нею растаяли бунт и отчаянность,
А вместо нее в воде отразилась
Легкая тень – ее неприкаянность.
«Полуночье, полубденье…»
Полуночье, полубденье,
Слова и мысли невпопад,
Прикосновенья, наслажденье,
Не видя, просто наугад.
Звенит в ушах от ожиданья,
Звучат желанья в унисон,
И я шепчу слова признанья,
Боясь поверить в этот сон.
Безрассудство
Я этой ночью впала в безрассудство!
Воспоминаний больше мне не жаль,
Нет слов таких, чтоб описать безумство,
И убраны весы, чтоб взвешивать печаль.
Заброшена тетрадь, где все мои обиды,
Твой нежный взгляд мне слезы иссушил.
Я больше не пойду на панихиды —
Несчастный мир во мне уже почил.
Совпадение
Случайный взгляд, ненастный вечер,
Ни ожиданий, ни сомнений,
Шальная ночь, одна лишь встреча,
И совпаденье настроений.
С тех пор, как только засыпаю,
Я погружаюсь в мир видений,
И без оглядки убегаю
В то совпаденье наслаждений.
Бесповоротно
Я бессловесна – в горле ком,
Вам не понять как мне обидно,
Не будет больно вам потом
За то, что в этот миг не стыдно.
Вы так унизили себя,
Бессмысленно и беззаботно.
Вы вновь теряете меня,
На это раз бесповоротно.
Странно ли это?
Льдинка внезапно становится жгуча,
Так часто в улыбке таится укор,
Странно ли это, что черная туча
Дарит земле белоснежный ковер?
К чему мне объятия, что удушают?
Признания с привкусом боли и лжи?
И слезы, что чувства мои иссушают,
Меня оставляя в кричащей тиши?
Где чувства и мысли по-прежнему ранят,
Даруя дорогу. Одну. В никуда.
В стужу надежды не крепнут, а таят,
И сердце чуть бьется в объятиях льда.
Тени благословляя
Шляпа с большими полями
Из нежного, тонкого фетра,
Меня награждает ролями,
Изменчивыми от ветра.
Я ей от тебя укрываюсь,
Обманывая и лукавя,
И горестно улыбаюсь,
Тени благословляя.
Ограбленная
Краска яркая растушевана —
Словно кровь водою разбавлена,
Ох, как долго же я не целована,
Не обманута я, а ограблена.
Виновато во всём пробуждение,
Наваждения прочь ускользнувшие.
Вдруг остывшее восхищение
Обернулось в ничто. В равнодушие.
Слишком
Слишком тепло —
Превращается в пекло.
Слишком прохладно —
В лютый мороз.
Слишком не ярко —
То попросту блекло.
Нежен излишне —
Это из грез.
О, как ты мог?
Ты был таким?
Нельзя так измениться!
С улыбкой ждать, что буду я молить,
И не дождавшись, холодно проститься,
Хотя душою был готов простить.
О, как ты мог отдать на растерзанье
Мою любовь докучливой молве?
Её я тоже вставлю в поминанье,
Когда молиться буду о тебе.
Я вышла в утро
Рассыпанный в ногах фиалковый букет,
Дым сигаретный в щели уплывает,
В окно стучится ласковый рассвет,
Какого наяву и не бывает.
В лачуге этой – маленьком дворце,
Я снова ожила и отогрелась.
Я вышла в утро, села на крыльце
И тут же, как ребенок, разревелась.
Ах, если б знала
Не помогли мольбы и ворожба —
Ушли года, и не начать сначала.
Как я могла? Как я была глупа!
Когда себе трусливо изменяла.
Пропасть боялась в сладостном чаду,
Гнала я думы, грезить и не смела,
Страсть прятала, как платьице в шкафу,
И дождалась – всё моль изъела.
Достоинств ложных верная раба,
Лекарством мнимым боль я заглушала.
И как расплата – тщетная мольба.
Всё безнадежно. Пусто. Я устала.
Ах, если б знала я тогда,
Ах, если б знала…
Не услышала вновь
Зеркало старое. В нем отраженье —
Растерянный взгляд застыл на стекле,
Чувства растаяли, как наважденье,
Во фразах сухих, в коротком письме.
Ангел печальный ее утешает,
Но она его слов не услышала вновь:
«Чувство, что вместе со страстью стихает,
Это влюбленность, а не любовь.
Она вознесется или растает,
Оставив тебя с надеждой пустой —
Страсть, если любишь, не убегает,
Она изменяется вместе с тобой.
Любовь не живет среди ссор и раздора,
Не в ангельской власти ее подарить —
Влюбленность дается всем без разбора,
Любовь же придется тебе заслужить».
Твои глаза
Ты был творцом и зеркалом моим,
Я нежностью твоею изменялась.
И каждый раз всё виделось иным,
Когда в глазах твоих я отражалась…
Гляжусь теперь в иные зеркала,
Я в них другая – словно подменили.
И не понять: себе ли я лгала?
Или глаза твои мне просто льстили?
Хотела бы поверить
Хотела бы поверить… не могу,
Пытаюсь, но мешает что-то,
Возможно это ветка на снегу,
Иль снова ложь, что ждет за поворотом.
Я помню все шипы подаренных мне роз,
И с каждой раной чуточку мятежней,
Я больше не растаю словно воск,
И никогда уже не буду прежней.
Так страшно мне
В глазах твоих укрылись тени,
Слова готовятся вот-вот сорваться,
Ты убегаешь от сомнений,
И хочешь в чем-то мне признаться.
Так страшно мне! Я обнажаю плечи —
Хочу прогнать раздор и пустоту,
Молю судьбу, чтобы на этот вечер
Она тебе послала немоту.
Я вслед за ней пошлю тебе забвенье,
Твое смятенье прогоню я прочь,
И мы отсрочим наше пораженье,
Совсем чуть-чуть. На эту ночь.
Себя всё больше забываю
Влюбилась я и пропадаю —
Собою быть перестаю.
Себя всё больше забываю,
А вспомнив вдруг, не узнаю.
Мои черты почти исчезли,
Я откажусь и отрекусь…
Кого любить ты будешь, если
В тебе совсем я растворюсь?
В дождливый вечер
Я с первой каплей зажигаю свечи,
И наполняю смыслом мир пустой:
Уж столько лет в дождливый вечер
Мое свидание с тобой.
Я рада непогоде серой,
Благословляю каждый дождь
Живу давно лишь этой верой:
Я позову. И ты придешь.
Кого винить
Так быстро всё погасло и остыло,
Как будто ливень пламя загасил,
Но всё не так. Всё по-другому было —
Осенний дождик только моросил.
Грешили смело. Вроде бы, невинно,
Не видели, что вот она – беда.
Родились чувства сами. Беспричинно.
И вдруг от нас сбежали в никуда.
Так сумрачно теперь. И так уныло.
В глазах твоих не нежность – пустота.
Кого винить за то, что всё постыло
И в сердце вновь вселилась маета?
Паутинка
Я незаметною пылинкой
В тебя с дыханьем проникала,
Воздушной, нежной паутинкой
Твое я сердце пеленала.
Но оказалась та непрочной —
Уж слишком быстро разорвáлась:
Я недостаточно порочной,
Излишне робкой оказалась.
Я всё врала
Цветочек вянет в волосах.
Я поняла. Не отпирайся.
Ты видишь слезы на щеках?
Так это дождь. Не обольщайся…
И вот одна я на крыльце
С сухою веточкой мимозы.
А капли на моем лице?
Я всё врала. То были слезы.
Распутница
Другая я! Себя не узнаю.
Одна лишь ночь
И всё переменилось.
Впервые в жизни насладилась.
С тобой в постели…
Нет! С тобой в раю!
А эти непристойные слова —
Они не оскорбляют, а ласкают,
Зовут, и больше возбуждают.
Кричат: Ты больше не одна!
Зачем бороться с естеством?
Бежать от чуда,
Вожделенья,
От ласк твоих,
Прикосновенья…
Дрожу и жду всем существом.
Уж утро, я ни капли не устала,
Всё так же восторгаюсь,
Отдаюсь.
О, что со мной?
Я смело сознаюсь:
Сегодня я распутницею стала.
У гадалки
Опять одна. И снова не заснула,
Пошла к цыганке про судьбу узнать.
В мои глаза гадалка лишь взглянула,
Не стала даже карты доставать:
«Мне ведомо, что так тебя изводит,
Сама себе ты порча и напасть,
Любовь так беспричинно не уходит,
Внезапно затухает только страсть.
Ты выбирала легкие дороги,
Все злые ветры дом твой обошли,
Он стал похож на царские чертоги,
Но никогда в нем не было любви».
Непоправимый грех
Опять пришел ко мне ты в воскресенье,
Когда и солнце даже не взошло,
И на коленях молишь о прощенье,
А в чем вина? Забыла уж давно.
Непоправимый грех я совершила,
Под черным крепом спрятав зеркала.
Любимый, я тебя простила,
Еще в тот день, когда я умерла.
Каприз
Мой лифт скользит всё время вниз,
В пространстве этом душно. Задыхаюсь.
Я превратилась в собственный каприз,
И вот с тех пор живою притворяюсь.
Всё время жду – когда же мой этаж,
Остановиться даже не пытаюсь.
И хоть бы кто пришел в бюро пропаж,
Чтобы узнать в каком я лифте маюсь.
Хочу спастись
На чистый снег упала нагишом,
Дурманит холод ласковым наркозом,
Скрываюсь от тебя за витражом,
Искусно нарисованным морозом.
Хочу спастись в оставшемся тепле,
Надеюсь, что окно твое оттает.
Но тщетно всё. Дыханье на стекле,
Едва коснувшись, сразу замерзает.
Наслажденье
Дорожки прежние мне не изгладить,
И не закрыть в чулане на запор.
Прошу я добрую подругу память,
Забыть их все, что были до сих пор.
Откликнулась – теперь их вижу смутно,
Я перестала ждать и увядать.
Какое наслажденье: каждым утром
Мужской рубашкой тело прикрывать.
Каюсь
Гордиться этим не пристало,
Но я чертовски так устала
Ночами дуться на луну.
Сегодня я счастливой встала,
И каюсь. Я его украла.
Но не надейтесь. Не верну!
Ну, вот и всё…
Ну, вот и всё. Случилось.
Разрыдалась.
Внутри так больно что-то надломилось.
Твоя игрушка умерла.
Сломалась.
А ты надеялся, что просто притворилась.
Четверостишия
«Прикрылась маскою холодной…»«В ту ночь с тобой я так робела…»
Прикрылась маскою холодной,
Хочу кричать, но всё молчу.
Мне надоело быть свободной.
Возьми меня! Я в плен хочу!
«Пройду я рядом не узнанной —…»
В ту ночь с тобой я так робела,
Так счастлива была постичь:
Любовь – когда не только тело,
Не страшно душу обнажить.
«Ты рядом, а голос – издалека…»
Пройду я рядом не узнанной —
Отражением тайной мечты,
Что за счастье гулять разнузданной —
Свободною быть от узды.
«Я в этот раз тебя не упустила…»
Ты рядом, а голос – издалека,
В словах еле слышно звучит утешенье,
Ко мне прикоснулась родная рука,
Но какое чужое прикосновенье.
«Меня считаешь слишком откровенной…»
Я в этот раз тебя не упустила,
Завоевала. Покорила.
Вьюном вокруг тебя обвилась.
И не надейся. Не приснилась!
«С собою в ночь я заберу хандру…»
Меня считаешь слишком откровенной,
За это упрекаешь вновь и вновь,
Но, милый, нет причины во вселенной,
Чтоб обижаться на мою любовь.
«Той ночью мир был только в нашей власти…»
С собою в ночь я заберу хандру,
Последний раз взглянув на отраженье.
Потом усну и, словно бы, умру,
Опять с надеждою на воскрешенье.
«Всегда боялась слабой показаться…»
Той ночью мир был только в нашей власти,
Просила: Боже, нас благослови!
Мы не попали в плен обычной страсти,
А присягали жертвенной любви.
«Сплетенье чувств – нежнейшее объятье…»
Всегда боялась слабой показаться,
Не знала, что гордыня – западня.
Теперь ей негде больше согреваться,
Как только у каминного огня.
Adieu, chèri!
Сплетенье чувств – нежнейшее объятье,
К ногам упавшее не платье, а заклятье,
Так упоительно мгновенье наслажденья…
Рисунок дивный моего воображенья.
«Так незаметно оба мы остыли —…»
Он прошептал в минуту расставанья:
«Adieu, chèri! Не плач и не скучай».
Она подумала, что это «до свиданья»,
А оказалось, он сказал «прощай».
«Как хочется поплакаться в жилетку…»
Так незаметно оба мы остыли —
Остатки чувств уходят, не маня.
Я думала, тебя мне подменили,
А оказалось – изменилась я.
Как хочется поплакаться в жилетку,
Разбить посуду, глупость совершить,
Напиться и твою же сигаретку
О твой любимый галстук затушить.
Без политеса
Здесь неприятные слова,
Но это вовсе не хула.
То размышления о нас
Без политеса и прикрас.
Ты где, гражданин?
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ.
М. Ю. Лермонтов1841 г.
Сбирается с силами русский народ
И учится быть гражданином.
Н. А. Некрасов1873 г.
Другие века, но всё тот же народ,
Что лжет и себе и друг другу,
Мы истошно орем: «Россия, вперед!»
Но бежим, как всегда, по кругу.
Всё также забыты, всё также бедны,
Всё также горды господином.
Нищ человек богатейшей страны,
Что так и не стал гражданином.
Правда ли мы скифы
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!
Александр Блок
В своих глазах добры мы и красивы,
Заботливые матери, отцы.
На самом деле – злобны и брехливы,
И лаем чаще, чем цепные псы.
Для нас обычны пофигизм и свинство,
Несносно жить без порки и оков.
И лишь тогда меж нас царит единство,
Когда мы в окружении врагов.
Свои мы сами создавали мифы,
В них благородны мы. Богатыри!
Не знаю – правда ли мы скифы,
Но, зачастую – точно дикари.
Силиконовая красота
Им в силикон добавлена гордыня,
Натянуто, ушито – не вздохнуть,
Достойное коровы дойной вымя —
Иным сменило и мозги, и грудь.
Провидец Шварц в раю не веселится —
Он знал, что Борджиа не будет одинок:
Для тех, кто задницы перетащил на лица,
Пощечина – что ласковый шлепок.
Не Господом, хирургом сотворенный,
Их образ весь фальшивый и чужой —
Как будет страшен этот мир, спасенный
Такою вот, простите, «красотой».
Путы
Ретивый конь на волю и не рвется,
Он знает – резво бегать не придется:
Лихие ноги прочно держат путы,
Когда тобою правят лилипуты.
В соседних стойлах ропот на невзгоды,
Пеняют, что устали от свободы,
Ругают то, что сроду и не знали:
Знавали вольницу, а воли не видали.
Желтый мир
Желтые сердца и мысли,
Желтые тела и кружева,
Желтый свет вокруг струится
И от него кружится голова.
Желтые мечты и чувства
Лезут в душу, сводят нас с ума,
И санитары с желтыми глазами
Нас запирают в желтые дома.
А если, всё же, цвет другой родится,
Они кричат: «Смотрите! Психопат!
Ему положено лечиться»!
И возвращают в желтый ад.
«Потоки лжи, посулы и химеры…»
Потоки лжи, посулы и химеры,
Фальшивых истин стройный перезвон.
Укоренились нравы и манеры:
Похабство, хамство и блатной жаргон.
К чему талант – в ходу бабло и связи,
Бесстыдство – вот мораль и ипостась.
Когда из грязи происходят князи,
Они всегда с собою тащат грязь.
Колокольни все заняты
Сердце бьется – колотится
От обиды глубокой,
Наплевать на всё хочется
С колокольни высокой.
Да никак не получится,
Колокольни уж заняты —
Все торопятся ссучиться
Или просто беспамятны.
Прокрустово ложе
Забыв слова Христа о лицемерах,
Привыкли бить поклоны напоказ.
Не видим, что запутались в химерах
Среди сетей пустопорожних фраз.
Не праведник, а грешник нам дороже,
Лишь бы елей цедил из лживых уст.
Знать не хотим, что каверзное ложе
Нам смастерил затейливый Прокруст.
Пассажир
Всю жизнь держал зашторенным окно —
Вручил судьбу он в руки машиниста,
«Всё будет так, как сверху суждено» —
Твердил себе молитву фаталиста.
Внезапно голос громкий прозвучал —
Пора настала выйти из вагона.
И только тут наш пассажир узнал:
Его экспресс не покидал перрона.
Реплики
«На злато они обменяли вериги…»«Сиянье золотого цвета…»
На злато они обменяли вериги,
Кельи на виллы. И Бог в них молчит.
Кто может быть ниже монаха-расстриги?
Пожалуй, лишь только монах-сибарит.
«Зло гуляет и резвится…»
Сиянье золотого цвета,
Смешенье гордости и слез.
Такая славная карета,
И как же жаль, что без колес.
«Как шулер «ящик» нас разводит…»
Зло гуляет и резвится,
Потешается, глумится,
А слепцу-народу мнится,
Что с добром он веселится.
«Бездонной мерой ложь отмерили…»
Как шулер «ящик» нас разводит,
Рецепт один для всех – лапша.
Бесстыдства столько – зубы сводит
И матом лается душа.
«Так много лжи в строках и между строк…»
Бездонной мерой ложь отмерили,
В грязь затоптали чистое зерно.
А что же в душах мы посеяли,
Чтоб столько мерзости взошло?
«Плотные шоры – дорога предсказана…»
Так много лжи в строках и между строк,
Но люди верят, к своему несчастью —
В отечестве моем всегда лишь тот пророк,
Кто облечен не совестью, а властью.
«Мы забываем, как звучит гармония…»
Плотные шоры – дорога предсказана,
Гады-соседи – вот наша забота.
Ехать не можем – телега не смазана:
Весь деготь ушел на чужие ворота.
Мы забываем, как звучит гармония,
Увлечены потоком недомыслия,
Не видим, что за ширмой многословия,
От нас скрывают пустоту безмыслия.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.