Текст книги "Пробуждение"

Ужгород,
Закарпатская область, Украина
21 марта 2012

Комнату внезапно наполнили мотивы румбы. Мобильный телефон поерзал на столешнице, остановился, снова зажужжал виброзвонком. В утренней поволоке замигал цветной дисплей.

Антон оторвался от изучения рукописи и поднял мобильник к лицу. Склонился, близоруко прищурился, разбирая номер звонящего. Боком свалился на подлокотник кресла и прижал телефон к уху.

– Тебе не совестно звонить в полшестого утра? – спросил он грозно.

– Полшестого? – ужаснулся слегка нетрезвый голос. – Да ладно!

– Порядочные люди еще спят, – заметил Антон, – а мудаки вызванивают.

– Сам такой, – хмуро буркнули в ответ. – Подумать только: я звонил уважаемому ученому, а трубку поднял настоящий хам. Нет бы – обрадоваться старому приятелю.

– Привет, Олежка. Давай на миг представим, что я твоему звонку очень рад. Так лучше?

– Вроде того, – согласился звонящий. – Но мудака я тебе еще припомню. И другие обиды тоже, профессор недо…

– Слушай, – коротко гавкнул Антон, – ты чего хотел? Давай быстрее говори – я занят.

– Как дела? – поинтересовались деликатно.

Олег Матвиенко был старым другом детства. Программист, трудоголик, зануда и великий охотник до тайн, как сам себя характеризовал. Работал системным администратором в государственной конторе, обслуживал несколько правительственных серверов в Администрации Президента Украины. Трудился исключительно в темное время суток, днем перманентно спал или пьянствовал с приятелями. Почти не имел любовных связей, признаваясь в единственной и на всю жизнь любви к компьютеру. Кроме асусов, айбиэмов и элджишек любил кого-нибудь достать по телефону, например – Антона. Мог позвонить в три часа пополуночи и пожаловаться, что «упал второй сервер, не знаю, что делать». Возражения в плане «я историк, а не хакер» его не волновали. Главное – моральная поддержка, твердил он.

– Ты звонишь мне с утра пораньше, чтобы спросить, как дела? – фальшиво удивился Антон. Он привык к неожиданным звонкам Матвиенко и воспринимал их как должное. Настоящий друг ведь – один, можно и потерпеть. – Или у тебя опять какой-то там роутер-ресивер полетел?

– Фу, глупости городишь, – ответил Олег таким тоном, будто поморщился. – Не бывает роутеров-ресиверов. Бывают…

– Повторяю, я занят, – оборвал его Антон. – Если у тебя проблемы – можешь мне поплакаться в жилетку чуть позже. Если просто так позвонил – отвали. Мне сейчас своих хватает.

– Малая достает? – участливо справился Матвиенко.

– Вопрос глупый и неверный. Я ведь тебе говорил вчера, что малышку оставил у Юлькиной матери. А сам я сейчас в Ужгороде. Наконец смог вырваться и проведать могилу отца.

– В Ужгороде? – после некоторой паузы поинтересовался Олег. – В доме у Игоря Васильевича?

– А то ты не знаешь, – буркнул Антон. Держа трубку около уха, поднял со стола блокнот и продолжил его изучать. Уже прошло немало времени, но исследование не продвинулось и на шаг. – Так чего ты хотел?

В нем крепчала мысль: выбросить записи к такой-то матери и забыть о глупых загадках. Дома ждало пятилетнее солнышко – Светлана. Настолько любимая, что не видеть дочку даже несколько дней Антону было больно. В душе Антона еще побаливал детский шрам: он отлично знал, что такое жить в неполной семье и недополучать родительского внимания. Антон призадумался. Часть его сознания упорно пыталась вспомнить остров Пасхи, другая часть прислушивалась к звонящему другу.

– Я как раз по поводу твоего отца и звоню, – сообщил Матвиенко.

В трубке послышалось бульканье – вероятно, Олег приканчивал бутылку пива.

– Утренняя свежесть? – спросил Аркудов, посмеиваясь.

Он помнил, что перед сном (а ложился Матвиенко примерно в десять утра) друг предпочитает «лизнуть немного пива».

– Она самая. Забугорная – «Хольштын», – подтвердил Олег. – А ты что, даже не удивился?

– С чего бы это?

– Я говорил о твоем отце, – напомнил программист.

– Ну?

– Какой ты непробиваемый, – вздохнул Матвиенко. – Я-то думал, ты удивишься.

– Слушай, – рявкнул Антон, у которого с похмелья раскалывалась голова, и разговаривать не хотелось. – Говори уже, чего надо!

– Ты Вальку Филатова знаешь?

– Это который Сумасшедший Астроном, поборник идеи летающих тарелочек? Отчего ж не знать. Ты же вроде нас и познакомил.

В динамике зашипело от глубокого вдоха.

– Давно его видел? – спросил Олег. В голосе, даже искаженном помехами мобильной сети, чувствовалось напряжение.

– Иногда переписываемся. Он интересуется древней историей. Просил у меня некоторые фотографии глиняных табличек из Шумера. О фараонах египетских несколько раз болтали. Об Унасе, кажется. А что?

– Тут, понимаешь, какое дело… – пробормотал Матвиенко, видимо, не зная, с чего начать. – Пропал Валька. Возможно, его убили… И в этом, кажись, виноват твой отец.

Антон расхохотался. Даже прихлопнул рукой по столу.

– Ну, ты завернул. Мой старик если в чем и виноват, так в нелегальном вывозе нескольких статуэток да десятка глиняных табличек из древних развалин. А ты его обвиняешь в каком-то исчезновении. Куда твой Валька мог пропасть? Разве что запил. А ты мне – убили… Как же, как же. Мой бедный покойный старик замешан в его исчезновении. Неужели вернулся с того света, до смерти споил твоего Валентина и обратно вернулся на небо?

– Поражаюсь твоему умению из трех предложений собеседника вывести целую теорему, – отозвался Олег. – Не выслушал до конца, а все туда же – предположения строить.

Антон пристыженно умолк.

– Тут такое дело, – довольным тоном начал Матвиенко. – Год назад наш Mad_Asto получил от твоего отца какие-то документы – еще хвастал, что владеет информацией о том, что якобы в раскопках на Старр-Карре обнаружены обломки НЛО…

– Саккаре, – машинально поправил ученый.

– Ни один ли фиг? Стар-Карра, Саккара… У него даже вещдок имелся: стальной прут двухсантиметрового диаметра и длиной в шесть сантиметров – тоже папа твой прислал. Сказал, что этой хреновине более одиннадцати тысяч лет!

Аркудов-младший едва сдержался, чтобы не засмеяться вновь. «Вот уж действительно, – подумал он, – две родственные души нашли друг друга. Мой сумасшедший отец и придурок, снимающий тарелки на камеру мобильного. Представляю, как они этот прут обсуждали, переписываясь в Сети. Кстати, а почему это я не вижу папиного компьютера? Должен ведь он был на какой-нибудь машинке работать».

– В общем, – продолжил Олег, – Валька эти документы хотел выложить в Сеть. А потом запил и забыл о них.

– Разумное решение, – согласился Антон, широко улыбаясь. – Запить и забыть – вот решение всех проблем. Валентин показал себя с лучшей стороны. Мой бедный папа, светлая ему память, вероятно, очень расстроился. Ай-ай, окаменелую ветку, похожую на ржавый болтик от НЛО, не покажут на самом известном уфологическом блоге.

– Да погоди! – повысил тон Матвиенко. – Дай договорить, а потом стебись себе, покуда не треснешь.

– Ну?

– Недавно Валька хакнул один из госсерверов…

– Поздравляю.

– Ты можешь заткнуться наконец?!

– Молчу.

– Так вот, Валик залез в какой-то особо засекреченный комп. Государственный. Но не такой, как у меня, а необычный – органовский.

– Чуть не оргазмовский, – не стерпел Антон.

– Вот умный ты мужик, – вздохнул Олег, – но совершенно невоспитанный. Дипломов масса, а юмор дебильный. Плохо тебя отец воспитал.

– Уж принимай как есть, – пожал плечами Аркудов, забывая, что разговаривает по телефону.

– Так ты будешь слушать?

– Буду. Но учти, у меня уже появилась версия о пропаже твоего дружка. Если он взломал правительственную машину – тут его и закрыли или кокнули. Времена такие… И не надо на известного археолога валить. Тем более что папа уже больше года лежит в сырой земле, упокой, Господи, его душу.

– Я сейчас трубку брошу, – заявил Олег. Притих, ожидая реакции Антона. Но Аркудов молчал, продолжая рассматривать отцовский дневник. – Рассказывать дальше?

– Угу, – кивнул Антон. – Я тебя внимательно слушаю.

– Короче, на том компе Валик нашел совершенно убийственную информацию. Но вот что самое главное: позаимствованные у эсбэшников данные как братья-близнецы сошлись с предоставленной твоим отцом информацией. Валик, понятное дело, обалдел и тут же выложил все эти милые бумажки-фотки в Интернет. Но блог его не работал – заблокировали. Он, конечно, сразу мне позвонил. Мол, так и так, житуха пахнет керосином. Кажется, меня спецслужба какая-то заметила. Собираюсь удирать из города. Ну я спрашиваю: а что так? Он и отвечает: Сеть в доме вырублена, свет пропал, даже в мобильном помехи странные. И вдруг исчез – «абонент недоступен». Я хмыкнул и к пиву вернулся. А через два дня мне его кореш, Сашка Бобрюк, по секрету шепнул, что Валика вроде как убили…

– Вроде как? – переспросил Антон.

Смеяться уже не хотелось.

– Ну, – замялся Олег, – точно неизвестно. Брешут, что видели, как Валька из окна выпрыгнул. А через минуту «Скорая» приехала. Увезли. И квартира опечатана. Так что…

– А кто говорит? – полюбопытствовал Антон.

Он внезапно понял, что не успокоится, пока не расшифрует отцовские записи. Хотя бы потому, что к делу прибавилась еще одна загадка. Пусть еще более странная и, возможно, глупая, но, без сомнений, относящаяся к маленькому расследованию Аркудова.

– Понятия не имею. Мне Сашка рассказал. Он сам не видел – в Америке живет. Но ему трагедию в деталях расписали по Фейсбуку.

– Это что такое?

– Социальная сеть вроде наших славянских Вконтакте и Одноклассников, только проще намного, – забугорники у нас идею сперли и у себя там внедрили. Представляешь? На несколько лет быстрее наших! И теперь говорят, что это мы у них, а не наоборот, идеи воруем…

– Знаешь что? – решил Аркудов. – Давай ты мне эту историю дома расскажешь? Я послезавтра вернусь в Киев – можешь вечерком зайти. Пива попьем, с малой поиграешь. Ты ведь давно уже Светку на плечах не таскал, а она все спрашивает.

– Погоди! – воскликнул Матвиенко, чувствуя желание Антона нажать на «отбой». – Перед тем как исчезнуть, Валька говорил, что теперь и тебе грозит опасность.

– Чего? – удивился Антон. – Мне? Опасность? Да вы, господа хакеры, там совершенно от пива с катушек слетели. Один ужрался и из окна выпал, а другой…

Динамик телефона отозвался короткими гудками. За окном шелестели деревья. Вспорхнула стайка голубей.

– Идиоты, – пробормотал Антон. – Еще и обижаются.

Он бросил мобильный на стол и склонился над дневником. Ключ по-прежнему не находился. Кроме того, в мыслях теперь проносились эпизоды из услышанного. «Странное совпадение, – думал Аркудов. – Сначала в отцовских записях предупреждение об опасности, а теперь и это. Чертовщина какая-то… И снова Саккара выплыла. Да и Валик же вот пирамидой Унаса интересовался… Ну-ка, ну-ка, глянем, что там такое…»

Он подошел к полке и снял оттуда пухлый том «Египетской мифологии». Открыл раздел, посвященный Древнему Царству и, в частности, Пятой династии и ее последнему фараону Унасу.

Ага, вот. «Кровь раненых воинов выпивалась, и считалось, что пьющему передается их ловкость и боевые навыки. Точно так же царь Унас пирует после смерти, поедая «духов», которые были известны в Гелиополе как «матери и отцы», тела людей и богов. Он проглатывает их души и тайные имена, содержащиеся в их сердцах, печени и внутренностях, в результате чего становится великим и всемогущим. Его сходство с европейскими гигантами-людоедами просто поразительно…»

И ниже подчеркнутые отцом строки из надписей на стене пирамиды Унаса:

 
Мощью своей защищенный от духов,
Унас приступает к трапезе —
Он ест людей; он угощается плотью богов,
Этот властитель, принимающий дары: он заставляет
Каждого склонить голову, низко согнувшись…
Души богов теперь в его великой душе;
Его дух получил их; он получает
Пищу в количестве большем, чем боги —
Его огонь объял их кости, и вот! Их души
Стали душою Унаса; их тени там, где их формы…
 

Ну, и что нам дает это предание о боге-царе-каннибале? Жутковатую, конечно, картинку нарисовали древние, но что из того? И все-таки при чем тут его доклад о песиголовцах? И кто такие эти тринадцать между Берингом и Енисеем? Голова просто пухнет. Вот-вот взорвется…

Трель электрического звонка-соловья оказалась такой неожиданной, что Антон вскинулся с места. Больно ударился коленями о край стола, выругался. Удивленно посмотрел на приоткрытую дверь коридора.

Квартира уже год пустовала. Соседи, знакомые, дальние родственники – все знали: Игорь Васильевич скончался, и теперь здесь никто не живет. Получив квартиру в наследство, Антон первым делом оплатил коммунальные услуги, рассчитался за свет, воду и отопление. Прийти сюда не мог никто.

И все же пришел. Причем не средь бела дня, а едва рассвело.

– Без двадцати семь, – прикинул Аркудов, посматривая на часы. – Кто-то явно желает, чтобы ему Боженька дал.

Дверной «колокольчик» еще несколько раз заявил о себе. Затем невидимый гость крепко нажал на пуговицу звонка, и трель полилась без передышки.

– Назойливый, – отметил сын археолога.

В душе оставался неприятный осадок – после чтения дневника и сообщения Олега. Что, если над головой действительно повисла загадочная опасность? Антон неспешно прошел по коридору, приблизился к двери. Осторожно заглянул в глазок и содрогнулся.

На лестничной площадке стоял крепко сбитый мужчина в военной форме; даже погоны разглядеть удалось – полковник. Позади военного торчали двое амбалов-рядовых в бронежилетах и с автоматами наперевес. Лица всех троих изображали хмурое недовольство.

Сосновый Бор,
Ленинградская область, Россия
13 июля 2012

Вечер медленно перетекал в ночь. Бой почти стих. Перестали сыпаться с неба мины и ракеты, лишь редкие очереди или отдельные пули впивались в полуразрушенные стены или уносились куда-то вдаль.

В тылу противника тоже успокоилось. Скорее всего, это свидетельствовало о перевесе в пользу вражеских сил. В противном случае неизвестные давно бы зачищали пространство перед станцией, а то и уже присоединились к ее немногочисленному гарнизону.

Техника потеряна, большинство людей – тоже. Ветров был последним, кому удалось добраться до заветной щели в воротах. Остальные остались на поле боя или успели разбежаться – если повезло.

Из всего тяжелого оружия уцелел лишь один «Утес» и АГС, но к последнему была одна лента. Хорошо хоть имелись цинки с патронами. Не так много, но на какое-то время должно хватить. А после, может, уже и стрелять станет некому.

Рыжий, войдя на территорию станции и крича «все чисто», изрядно покривил душой. На самом деле за воротами чисто не было. Ни в военной терминологии, ни в любом другом понимании.

Внутренний двор выглядел кошмарным местом. Настолько страшным, что даже нашумевшие фильмы ужасов 2012 года – «Резня в Антверпене» и «Кровавый ливень» – по сравнению с ним считались бы легкими триллерами.

Фасад ЛАЭС покрывали глубокие вмятины и трещины. Из внушительных пробоин в бетоне выглядывали оплавленные агрегаты компьютеров, обломки мебели и груды битого стекла. Но устрашало не это. В гнетущей тишине, под легкой поволокой дыма, расстилавшегося после обстрела, лежали исковерканные тела. Весь обслуживающий персонал электростанции. Или – предположительно весь. Инженеры, рабочие, охранники. Пятьдесят четыре трупа. Съежившиеся, с широко раскрытыми от ужаса глазами, свернувшиеся калачиком, прижимая одеревенелые руки к груди. Кровь заливала дворик широкими черными пятнами. Струилась за решетки ливнестоков. Осколки костей, комочки вырванных пулями легких, мозговая жидкость. Жуткое панно работы неизвестного садиста.

– Все мертвы, – констатировал один из солдат. – Расстреляли…

– Кто?! Подонки ё…

Ругань полковника осталась без ответа.

Работники ЛАЭС были цинично убиты во дворе электростанции. Словно их собрали здесь, выстроили в ряд и расстреляли с близкой дистанции: у некоторых на одежде виднелись пятна копоти – стреляли явно в упор. Большинство убитых покоились на бетонной площадке перед крыльцом. Двое лежали на лестнице, еще один – у входной двери. Выглядело так, будто они убегали. Но пули оказались быстрее. Причем ударили не со спины, а изнутри коридоров ЛАЭС.

– Всем приготовиться! – рявкнул полковник. – В коробке – враг! Не дай вам бог, сосунки, нарваться на выстрел – собственным руками удавлю!

Солдаты, растерянно взирающие на убитых, встрепенулись. В отличие от бойцов Орлова, спецназовцы, кроме разве что Молодого, уже участвовали в войне – на Камчатке, в степях Казахстана и в бою под Магаданом. Они прошли сквозь боль утрат, не единожды хоронили товарищей. Но никому еще не приходилось видеть такую страшную картину.

– Безоружных, бля… – пробормотал кто-то.

– Наверняка расправу учинили, когда началась канонада, – предположил внешне спокойный майор Свистюк. – Пока мы прохлаждались в гробах и тазиках, а репортеры трепали языками, этих бедняг вели на заклание. Мы даже и не услышали…

– Сука, кто?.. – повторил полковник, вытирая со лба несуществующий пот. – Впрочем, странный вопрос…

Офицеры ранее успели посовещаться и сошлись на мысли, что за атакой на ЛАЭС-1-2 стоят террористы из «Зеленого дома». Этому мнению весьма способствовал «запрещенный» журналист – единственный из присутствующих репортеров, кто был в состоянии говорить. Он добрых десять минут распинался о том, что «в мире больше не найдется настолько сумасшедших, способных позариться на атомную террористическую акцию». Даже обосновал свою теорию тем, что «внушительное оружие нападавших может быть куплено только за деньги нескольких американо-швейцарских банков, которые стоят за всем этим, чтобы удержать доллар на мировом рынке…». «Каким образом военная мощь террористов просочилась через границы и вплотную подобралась к стратегически важным точкам России», репортер объяснить не смог. «Но когда узнаю – обязательно скажу…»

Орлов повернулся к Свистюку:

– Ну что, майор? Ты у нас спецназ, тебе и карты в руки.

– Понял, товарищ полковник.

Выглядел Батя неважно, в лице – ни кровинки, однако крепился, как мог. Не та ситуация, чтобы командиру выходить из строя. Держаться – до конца. Каким бы он ни был.

– Найди этих ублюдков! – все же пояснил Орлов. – Пока нас в спины не перестреляли или чего хуже не натворили! Найди! Я пока тут обороной займусь.

– Рагузов, ко мне! – крикнул Свистюк.

Слегка пригибаясь под весом приведенной в боевое действие винтовки, подбежал боец.

– Следишь за окнами! Рыжий где?

– Тут я…

– Лезешь вон туда. – Майор указал на металлическую винтовую лестницу, которая начиналась у самой земли, рядом с левым углом ЛАЭС, и тянулась до самой крыши. – И не смей геройствовать! Когда займешь позицию – просигналишь, чтобы этот, – повел бровью на снайпера, – поднимался следом. Если все чисто – спускайся. А если нет… – вздохнул, понимая, что на крыше может затаиться противник…

Впрочем, тогда уже были разные варианты.

Подумалось, может, послать Ветрова, но старший лейтенант обессиленно сидел у стены и курил, явно даже не понимая толком, что делает. Рядом с Романом лежал гранатомет.

Ладно. Пусть немного переведет дух. Без того вернулся каким-то чудом.

Впрочем, курили, пользуясь временным затишьем, многие. И пехотинцы, и спецназовцы, и журналисты. Люди нуждались хоть в какой-то разрядке, а что успокаивает лучше табачного дыма?

– Мне одному за ним идти? – спросил Рагузов, когда пятнистая голова спецназовца уже мелькнула за перилами лестницы. – Или взять еще Степашина?

– Возьми, – недолго подумав, согласился майор. – Но чтобы не сразу. Прикрывайте друг друга.

Рагузов кивнул и побежал к засевшему рядом с воротами снайперу. Передал приказ и залег под стеной, прицелившись в сторону электростанции.

– Я вам еще пулемет дам, – пообещал полковник, прикидывая, насколько хороша позиция на крыше; туда бы «Утес»… если все в порядке будет. Пожаловался: – Хреново без связи. Ничего не понять.

– Может, я первым полезу? – предложил Свистюк, хотя его боец уже проделал половину пути. – Меня не жалко. Я старый пердун.

– А задницы твоим сынкам кто потом подтирать будет? – блеснул глазами Орлов. – Ты мне тут – на этом свете пока нужен.

– Дело твое, – уклончиво ответил майор.

Он неотрывно следил за маленькой фигуркой спецназовца, карабкавшегося по лестнице. Молчал, как и все остальные. Облегченно вздохнул, когда Рыжий выбрался на крышу, исчез, а через какое-то время появился над кромкой и помахал рукой.

– Крышка пустая.

– Двигай внутрь. И тоже давай там… без геройства, – Орлов заметно ожил.

Крыша пустовала, и это значило, что враг не успел занять выгодную позицию. Или – не смог. Вряд ли их тут было много. Иначе встретили бы пробирающихся сюда бойцов шквальным огнем, да положили между оградой и корпусом станции. Скорее всего, неведомый противник спрятался внутри ЛАЭС. Или подбирался к залам реакторов, в чем полковник почти не сомневался.

– Есть без геройства! – Майор повернулся, взмахнул рукой, призывая своих бойцов: – По одному, с прикрытием! Работаем тихо.

Спецназовцы двинулись вперед. Окружили крыльцо, притаились у стеклянной двери электростанции. Осторожно приоткрыли ее, выждали какое-то время. Затем в коридор стремительно ринулся Ветров. За ним исчезли турок, Сенька Бой и чуть позже спустившийся Рыжий.

И откуда только силы взялись? Словно и не выдержали только что долгое и трудное сражение.

Майор присел у дверного косяка, посматривая внутрь. Услышав возглас Ветрова, который держал под прицелом весь коридор, поднялся и шагнул вперед. В двери оглянулся.

– Слухай[4]4
  Слухай– слушай (укр.).


[Закрыть], Орлов…

– Попрощаться решил, спецназ? – хмыкнул полковник. – Тогда до свиданья. Зачистите помещение и захватите зал управления. Тогда появится шанс, что станцию не взорвут.

– Ты не понял, – покачал головой Свистюк. – Свое задание я прекрасно помню. И прощаться с тобой не буду. Мы еще выпьем, старый ты алкаш.

Орлов проигнорировал вопиющее нарушение субординации на глазах у подчиненных. Свистюк был его давним другом и боевым товарищем; друзья обращают внимание на количество звездочек только в случае, когда необходимо подчиняться приказам. Потому полковник лишь вопросительно поднял брови.

– Я тут прикинул в уме… Стреляли с трех точек. – Майор обвел взглядом расстрелянные тела. – Один стоял у ворот, другой – на правом краю построения. А третий вот здесь – где я. Эффективно сработали, раз всех положили. Причем работали только тремя автоматами.

Слова Свистюка оборвались, неслышимые за грохотом снайперских винтовок – стрелки заметили врага.

– Вали уже, следопыт! – крикнул полковник. – Раз их всего трое – легкая у тебя сейчас работа. Чтобы мне ушей принес. Свежих! И желательно, чтобы один с языком остался. Понял?

Майор кивнул и скрылся за дверью.

– Эй, орлики! – уже кричал своим бойцам Орлов. – «Утес» на крышу тащите! Сверху видать лучше будет! Да быстрее, если жизнь дорога! Боровцев! Сколько у тебя осталось людей?

Лейтенант, весь перепачканный, совсем молодой, привычно вытянулся.

– Пятеро со мной. Все с автоматами. Двое – легко ранены, но остались в строю.

– Пятеро… – крякнул полковник. Пять уцелевших от взвода бойцов – это даже не поражение. Это настоящая трагедия для командира. – Пулемета нет?

Взводный вздохнул.

– Ладно. Возьми вон у Иванова. Вместе с пулеметчиком. Задача – обогнуть здание и прикрыть его с тыла. Не идиоты же они, все время переть в лоб! Действуй! Удачи, лейтенант!

Орлов вздохнул и втайне от всех перекрестился. Сейчас хлебнуть бы грамм двести, да только нельзя. И почему-то в памяти вдруг всплыла знакомая с детства строка. «Это есть наш последний и решительный…»

Даже на первый взгляд было ясно, что при массированной атаке противника горстка бойцов не продержится и часа. Оставалось надеяться, что власти заметят пальбу в окрестностях большого города и прибудет подмога. И что у противника уже тоже нет сил – проредили его изрядно, а еще и нападение с тыла должно было повлечь немалые потери. Не зря же стрельба настолько вялая.

– Неужели никто хотя бы не вызвал полицию? – прошептал полковник, посматривая на затянутое дымами ночное небо. – Должны же слышать стрельбу! Где помощь, бля?!

Махнул в сердцах рукой. Рыкнул что-то нелестное сидящим у стены журналистам. Засел напротив ворот, плечом к плечу со своими бойцами.

Густые щупальца дыма стелились над ЛАЭС. Объятая пламенем земля исходила седым курчавым паром. У стен кто-то кашлял, задыхаясь от ядовитого смрада. Не понять, надсаживается ли там вражеский боец или умирает раненый свой.

Враг не двигался. Изредка кто-то лениво постреливал, скорее напоминая о себе, чем целясь по снайперам на крыше электростанции. Ракетные установки и минометы больше не плевались смертью. Казалось, вместе с ночью на землю опустилась апатия. Все заснуло, окунувшись в холодные объятия смерти и боли.

Так плохо было разве что в Первую чеченскую, когда демократические политики преступно бросали солдат на убой, дабы скрыть собственные преступления. Но там шла война, и вокруг был Кавказ, а здесь – можно сказать, окрестности второго по значимости из российских городов. По идее, как раз здесь власть должна стремиться защитить себя.

Но и армия стала намного слабее, чем была даже в эпоху развала. Без тыловых служб, почти без штабов… В этих условиях, даже если в Питере уже знают о нападении, пока смогут организовать новую колонну, наметят маршруты движения, подберут все нужное, в самом лучшем случае уже наступит утро. То самое, до которого еще надо дожить.

Довольно скоро из здания ЛАЭС появился Свистюк и с заметной гордостью доложил, что можно перебазироваться на первый этаж.

– На первом чисто. Хлопцы занимаются вторым, – сказал он. – Тоннели к энергоблокам контролируем.

Теперь практически весь отряд срочно перебрался под защиту стен. Организовали некое подобие круговой обороны – насколько хватало людей. Солдаты выволокли из комнат в коридор тяжелые, еще советские, столы. Соорудили баррикаду перед дверью в комплекс. Двое с автоматами засели по обе ее стороны. Остальных бойцов старательно распределили так, чтобы по возможности перекрывать все подходы к зданию.

В одной из комнат организовали подобие штаба напополам с лазаретом. Здесь положили раненых, рядом беспомощно хлопотали журналисты, сетуя на отсутствие бинтов и медикаментов. Тут же расположился полковник, уселся рядом с бесполезной рацией. Задумчиво уставился в окно, поблагодарил провидение за то, что эту сторону здания прикрывает высокая внешняя стена.

Расставленные на крыше снайперы то и дело давали о себе знать сухими щелчками – звуки выстрелов крупнокалиберных винтовок были слышны даже здесь, за многослойным пирогом из бетона и железа. Изредка в работу включался крупнокалиберный пулемет. Давал короткую очередь и сразу умолкал. Патронов к «Утесу» было немного, и следовало по возможности приберечь их до возможного приступа.

Периметр вокруг ЛАЭС простреливался почти полностью. Территория внизу – голое пространство, усыпанное телами, – раскинулась перед прицелами снайперских винтовок как на ладони. Единственное «глухое» место, куда не могла добраться пуля, располагалось у последних ворот. Там нависала стена, а вход защищали бронированные створки. Противник было попробовал штурмовать – короткими перебежками двинулся мимо развороченных грузовиков. Но после неспешного методичного гавканья двух В-94 и басовитого пулеметного лая отступили, оставив восемь тел в маскировочных комбинезонах.

Больше не лезли, засев где-то под стенами внешнего двора.

Орлов постоянно выглядывал из окна. Не замечал в звездном небе вертолетов и грязно ругался.

Но какие, к чертям собачьим, могут быть вертолеты? Откуда?

– Продержимся до утра, – с деланой надеждой в голосе успокаивал солдат. – Главное, чтобы сюда не ворвались до рассвета. Не ссыте, сынки! Помощь уже на подходе. Только бы внутрь не прорвались…

Связист, который знал, что связь блокирована и подмогу вызвать не удалось, лишь горестно качал головой. Нервно положил ладонь на автомат – успокаивался. Остальные бойцы отворачивались.

Через десять минут после заявления полковника в здании послышались первые выстрелы. Нервы у некоторых не выдержали. Связист дернулся и непроизвольно нажал на спусковую скобу АКМа. Автомат коротко крякнул, и пара пуль вонзились в пол. Людмила Батурина завизжала, остекленевшими глазами вытаращившись на круглые дырки в полу, и выбежала из комнаты.

– Стой, идиотка! – закричал Орлов, бросаясь за ней. – Убьют!

Мужик с автоматом засел на полтора пролета выше. Изредка можно было увидеть кусок запятнанного кровью халата. За выкрашенными в синий цвет металлическими перилами мелькали потертые летние сандалии. Мужик расхаживал туда-сюда – от двери, за которой находился зал управления энергоблоком, до выступа стены, примыкавшей к лестнице. Высовывал руку над перилами и давал короткую очередь, отгоняя спецназовцев.

– Гнида! – выругался Сенька Бой, уже в который раз отрываясь от прицела. – Юркий подонок! Спрятался на самом верху – никак его не снять. Мешают перекрытия. Да и угол для стрельбы никакой.

– Ты же всегда считался стрелком! – напомнил Сеньке Рыжий.

– Так не в таких же условиях! Если бы обзор чуть лучше…

– Да мишень в рост и неподвижную… – дополнил его товарищ.

Сенька скорчил недовольную мину и отвечать не стал. Снова уткнулся в прицел. Привычно ругнулся, когда за перилами на миг показались и исчезли черные мужские штаны. Враг надежно «окопался» у зала управления реактором и позицию сдавать не желал. Равно как и подставляться под выстрел.

«Обойти паршивца и дать ему с тыла», как выразился майор Свистюк, было невозможно. Проектанты, словно предвидя осаду обновленной ЛАЭС-1-2, сделали к ее сердцу только один проход. Главный коридор, разветвляющийся тоннелями на четыре направления – к реакторам, заканчивался широкой лестничной клеткой. Второй этаж занимали служебные помещения, сейчас пустые. Далее лестница вела к третьему и четвертому этажам, выходы из которых располагались в шахматном порядке: одна площадка по диагонали нависала над второй. Сюда, на пятачок перед коридором третьего этажа, и добралась группа майора Свистюка. И тут же застряла, наткнувшись на автоматную очередь.

– Может, гранату ему швырнуть? – вслух подумал Ветров.

Он сидел на полу, прижавшись спиной к стене, и нервно дымил сигаретой. Сказывалась контузия, и каждое чересчур резкое движение отдавалось в голове дополнительной болью.

– Отставить гранаты! – хрипло скомандовали с дальнего конца коридора.

К бойцам, пригибаясь и поглядывая на лестничную клетку, приблизился майор Свистюк. Он шел тяжело, с явным трудом, повязка на боку побурела от крови. Но майор сохранял на лице свирепое выражение: знаю, мол, что серьезно ранен, но сил моих хватит, чтобы отвесить пинков каждому, кто ослушается приказа.

Позади едва плелся Молодой, все еще бледный после контузии. На фоне старавшегося казаться бравым майора турок выглядел эдаким болезненным гоблином – темнокожий, с ядовито-желтыми и белесыми пятнами на физиономии.