Текст книги "Пираты Изумрудного моря"

Глава 11

3342 год от Возведения Первого Храма, 13 число месяца Аркат.

Стормтон, Ледесма.

Как и в прошлый вечер, и неделю и месяц назад, пираты шумной и галдящей толпой заполняли портовые таверны, держась с таким высокомерием и заносчивостью, что могли бы показаться смешными – если бы кому-нибудь из горожан пришла в голову блажь покончить свои земные счеты, смеясь.

На головах у них была пестрая коллекция всевозможных головных уборов, где драная фрисландская зюйдвестка соседствовала с хойдельской треуголкой, а эгерийская широкополая шляпа – с дорогим шелковым клетчатым платком арбоннского офицра. Обувь – от плетённых из пеньки сандалий, до ботфорт дорогой кожи – хотя многие были босиком. Широкие мешковатые штаны до колен вытертые и штопанные – как у обычных матросов, и поверх них – яркие, кричащих расцветок шелковые рубахи и множество драгоценностей на мозолистых лапищах.

Оружие в большом числе сверкало за широкими кушаками дорогой материи.

Таверна «Пьяный кашалот» была забита под завязку. В углу большая кампания матросов резалась в кости, поминутно передавая друг другу монеты. Остальная публика – портовые грузчики, матросы, рыбаки – все пили, обсуждали последние новости, пересказывали анекдоты, уделяли внимание разносчицам.

Со всех сторон доносилось приглушенное.

…А я ему прямо и сказал – извини, Молдер, ты как знаешь – я "человечиной" сроду не торговал, поэтому рабов забирай и сам грех на душу бери – а я свою долю в золоте возьму.

…Ну тут уж второй идальго взвился – Федериго, говорит – ты уже совсем ум потерял – кто ж поверить что на нашей посудине было сорок арробов в золоте?! Ты грит, воруй, да меру знай! А я так к рылу молодого кулак подношу и говорю…

…Ну побойся Элла – да какие деньги? Ну откуда у нас приятель деньги возьмутся – что и бывает, так всё девкам веселым да трактирщикам переходит. Я ж помню – капитан Реведж был не хуже нас с тобой, а помер – так похоронить не на что было…

…Вот мы всей толпой к капитану и завалились, и говорим – извини, Торм, мы тебя конечно уважаем, но в консорте с Тирдалом больше плавать не собираемся: себе дороже…

…С левого борта семнадцать досок поменяли, да еще считай бизань на дрова ушла. А с правого – ты не поверишь – плотник потом прямо сел – только полпальца не хватило чтобы насквозь днище пропороть – вот что такое Белый Риф!

– Вот слушай – встретились раз в весёлом доме флибустьер, инквизитор и сборщик податей…

Длиннорукий старый пират с татуировкой на лысой голове – арбоннский грифон несущий в когтях пушку, и с золотой серьгой в ухе, вразумлял молодого приятеля.

Э, не скажи брат – эгерийцы тебе честь по чести башку смахнут на плахе, как лорду какому. А у нас как? Посыпятся твои косточки в ров помойный ворон потешить да крыс порадовать…

– Почему это?

– А ты чего, не знаешь, что ли? Если в городе вешают, ну на рыночной площади там, или ещё где в приличном месте – то долго висеть не будешь – летом через три дня снимут, и то много, ну зимой может подольше – пока для нового постояльца место освобождать не надо.

Матрос наставительно поднял палец.

– А если на стене, или на перекрестке – или в доках – как нашего брата вольного морехода, то это надолго – пока не сорвешься. А до тех пор, виси стену украшай собой, на потеху народу честному – как чучело какое! Тьфу – и подумать то про такое – срам один…

…Боцман Гвенн Банн сильно на выпивку не налегал. Надобно было готовиться к отплытию. Если что не так, Бесстыжая по головке не погладит. Да и собственная благоверная на орехи даст. Отлучился всего на часок-другой с «Акулы» – и будет. Он же не желторотик какой и не пропойца, чтоб на выпивку налегать. Больше так, из уважения к традициям. Отвальная есть отвальная.

Однако и ему было интересно послушать рассказы о кораблях с матросами-зомби, которые видели только обреченные люди, да и то лишь в глухую полночь, о различных магических предостережениях, которые понадобятся в столь далекой от защиты духов-покровителей земле, о эгерийцах, частенько встречавшихся в Темном заливе, и о том, какую тактику лучше всего применять в подобных стычках.

Большей частью пересказывались старые легенды. Пираты пытались перещеголять друг друга рассказами о вампирах, русалках, морских подводных городах, о проклятом корабле-призраке…Как водится вспоминали светящиеся колёса что видят в глубинах морей, кракенов-архитеутисов, Старуху Конитт, старшую дочь самой Ахайды что катается на штормовых волнах и расчесывает свои космы гребнем из человеческих костей, и сыновей её «морских дедов», что на прибрежных отмелях пасут русалок, и иногда переодевшись моряками приходят в портовые кабачки пропустить стаканчик – их безошибочно распознаешь ибо расплачиваются они старинными монетами, поднятыми их подопечными с затонувших судов.

Поминали что мол в последнее время частенько замечали в разных городах Изумрудного моря самого Барона Сабади, что являлся то под видом арбоннского красавца-шевалье, перед которым не устоит даже монашка, то одноногого старого моряка с попугаем на плече и деревяшкой, украшенной резьбой и золотой инкрустацией, то нахального мускулистого нищего, пристающего к прохожим с требованием – подать ему миллион золотых – то есть во всех своих трёх земных ипостасях. Все согласились, что это не к добру.

За Сабади вспомнился сам собой и Рагир Сын Смерти – ибо многие свято верили что Барон этом пирату благоволит особо. После Туделы, сколь многие вольные добытчики готовы были глотку перегрызть ему, бросившему товарищей на расправу эгерийцам. Но тот жив и здоров, а молва уже винит погибших – де сами устроили на берегу резню со стрельбой, так что капитану и не осталось ничего как уйти с товарищами, бросив к тому же часть сокровищ.

Боцман, привычно ругнув треклятого капитана «Ибн-Хаммара», скосил глаза на стойку.

Там, уткнувшись в кружки с рисовым пивом, расположилось несколько человек.

В двух шагах от стойки, за деревянным столом с зарубками по краю, опустив на глаза шляпу, украшенную пером гуакамайи, сидела молодая женщина в эгерийском морском мундире и штанах с позументами поверх парусиновых сапог. На столе стояла бутылка лучшего рома во всем Маре-эль Смарагдос – куридийского «золотистого».

Ингерна, а это была именно она, знала, что Мамаша всегда держит на всякий случай парочку бутылок этого дорогого для обычных посетителей пойла, и поэтому не упускала случая, бывая на суше, завернуть именно к ней и опрокинуть стаканчик. Но, судя по тому, что бутылка была почти пуста, одним стаканом не обошлось.

– Хватит с тебя на сегодня! – буркнула она сама себе, соскочила со стула и направилась к стойке.

В этот момент в «Кашалоте» на радость Мамаши Тамми появился новый посетитель, и глаза Ингерны тут же уставились на него.

Но, похоже, пожелавший промочить горло пират был не тем, кого ждала Бесстыжая, ибо она сразу отвернулась и погрузилась в созерцание пустого стакана.

Гость подскочил к стойке и настойчиво постучал по ней кулаком, но не дождался обслуживания.

Тогда он заорал так, что перекрыл шум галдящей толпы.

– Мне принесут пожрать в этом заведении?! А?!

– Подождешь, – небрежно бросила хозяйка заведения – крупная старуха в яркой юбке и цветастой кофте.

Она поправила алую, по-мужски повязанную косынку на густых, с проседью, волосах и, не взглянув даже на золотой, только что упавший перед ней на стойку, этаким флагманским кораблем величественно проплыла к новому гостю.

Рыжий молодой человек изумленно уставился на старуху, спокойно подсевшую к его столику.

– Чего изволишь, красавчик? – зарокотала она басом. – У нас подают такие блюда, что люди потом возвращаются из-за семи морей, чтоб снова этакого отведать! Хочешь жаркое «Варадо де Франчо», или гуакомос, или – карфарос?

Нетерпеливый посетитель, онемев от такого обращения, подскочил к трактирщице и схватил ее за плечо, желая поставить зарвавшуюся тетку на место. Но тут слова застряли в его глотке, потому как в живот ему уперся огромный кухонный нож, выхваченный толстухой невесть откуда.

– Слыхал про Тамми, Пиратскую Мамашу? – грозно насупилась старуха. – Так это я и есть. Ну, так как, сынок, будем ссориться или дружбу заведем?

Обиженный убрался восвояси, плюхнулся на свободное место за столиком Гвенна Банна и, бурча под нос нечто непристойное, стал смирно дожидаться своей очереди.

Старуха, уловив обрывки его проклятий, устремила в глаза молодому человеку странный, мерцающий, проницательный взгляд.

– Не о своей ли матери речь ведешь? – переспросила она с обманчивой мягкостью. – А ты уверен? Ой, моряк, насквозь тебя вижу! Готова поклясться хоть святыми, хоть демонами – про родную-то мать ты ничего не знаешь!..

Тот, пристыженный, забормотал извинения.

…В дверном проеме появилась высокая сухопарая фигура и, не спеша, подошла к столику Альери.

– Наконец-то пришел! – зевнула Отважная, даже не удостоив посетителя взглядом.

– Здравствуй, Игерна, – спокойно ответил Эохайд. – Ба, да ты, как я вижу, давно уже здесь.

– Заткнись! – цыкнула на него девушка, отбивая кинжалом такт по столешнице:

– К чему ты это? – поинтересовался Счастливчик.

Игерна пожала плечами, сунула кинжал обратно за пояс и налила себе ещё кружку, чуть пригубила. В «Пьяном кашалоте» подавали отличный ром.

– Мы, между прочим, завтра отплываем вместе…

– Ну так я и пришел с ребятами отметить!

Не отводя глаз от Игерны, Эомар тоже плеснул себе в кружку рома из ее бутылки, отсалютовал девушке и опустошил емкость одним глотком.

– Что скажешь? – спросил пират.

– Что-то душновато здесь, – пробормотала Игерна, расстегнув пуговицу на рубашке.

Подумав, она расстегнула ещё одну. И ещё одну…

– Ну, это не новость, – многозначительно улыбнулся Счастливчик.

– Капитан, ну не начинай, – изрекла Игерна.

Эохайд опрокинул в горло вторую кружку и рассмеялся.

– Боцман! – рявкнула Альери.

Рядом с их столиком тут же нарисовался Гвенн Банн.

– Да, капитан?!

– Вот тут интересуются по поводу наших планов.

– А что? – уставился смуглый на Эохайда.

– Для хорошего расклада нам нужно отплыть завтра до полудня, – сообщил Счастливчик.

Боцман почесал за ухом.

– Постараемся, клянусь бородой Хамирана, если она у него есть!

– Так чего ты ещё здесь?! – рявкнула на него морячка. – Живо забирай, кого надо, и дуй на борт!

Пират, низко кланяясь обоим капитанам, поспешил ретироваться.

– Спасибо за ром! – улыбнулся собутыльник Игерны. – Я, честно говоря, сильно поиздержался во время последнего рейда. Но, думаю, с вами вместе мы компенсируем все!

Хитро прищурившись, Эомар воззрился на Альери.

– Есть дураки, которые считают, что женщина на корабле – это беда! Ну и что взять с убогих? Ну, какая беда от женщин? Особенно от таких милых девушек, как ты!

– Знаешь, дружище, – непринужденно бросила Игерна, – вообще-то я перестала быть девушкой… довольно давно… И вообще, со мной такое бывало, что тебе и в кошмарных снах привидеться не могло… Помню как-то…

Он вместо ответа щелкнул пальцами.

У их столика появилась хозяйка заведения.

– Рому ещё нам!.. Вернее, рому мне, а даме – карроманского игристого.

– Тамми, – бабахнула Игерна по столу крепким кулачком, – рому капитану Бесстыжей!

– Да, конечно, сию минуту! Господин Эомар, какая честь для нас. Сейчас принесут ваши любимые калинардас. Я велю девочкам приветить дорогого гостя… Эй, Аргелия, Розетта, обслужите капитана…

Отойдя от стола, Тамми подозвала смуглого чумазого мальчишку, что шатался меж столов, ожидая, не перепадет ли что из объедков.

– Эй, Пако!

И зашептала что-то ему на ухо.

Парнишка понятливо кивнул и метнулся за дверь.

Не то, чтобы старуха любила лезть в чужие дела – нет, обычно она предоставляла этим самым делам идти своим ходом. Но старалась о них знать. На всякий случай.

– Хосефа-а! – крикнула она на кухню. – Выйди-ка сюда! Калинардас у тебя скоро будут готовы?.. Ага, хорошо, только перец не клади… Видишь вон того моряка? Запомни на всякий случай. Он специи не любит – перец для него не класть ни в какое блюдо!

– Как, леди, даже в квесадильяс?!

Угольно-черное лицо кухарки посерело от ужаса при мысли о таком кощунстве.

– Да-да, и побыстрее! Лорды пираты будут веселиться!

А две команды уже как-то по-особому перемешались, уже началось бесконечное «А помнишь?..»

Пьяный дон Мигель Эрнандес обнимался с Жанно – канониром с «Отважного», у которого эгерийские корсары вырезали всю семью, и жаловался на несправедливый суд, лишивший его чина и дворянства. Бывший охотник за рабами Черч Сарторис, хохоча, боролся на руках с пикароном Бунгой – вторым марсовым на «Отважном», а чёрнокожий, с добродушной жемчужной улыбкой, раз за разом укладывал его руку на стол.

Вот уже вразнобой затянули песни. В одном углу – арбоннскую, про то, как старый пират умер от пьянства, отчего его друзья дали обет больше не брать в рот ни капли, но потом, открыв сундук покойного, нашли там большую бутылку рому, и рассудив, что добру пропадать не годится, выпили ее, и само собой, тут же забыли все обеты.

В другом – хойделльскую про креолку Салли, у которой тело расписано татуировкой по восточному обычаю, которая пьет ром и джин ловчее, чем любой боцман, и чьи ухажеры падают к ее ногам не от любви, а от удара ее кулака. В третьей – фризскую про сараадамского матроса, который готов выпить чарку отравы и съесть целиком сырого гиппопотама, только бы не видеть сараадамских улиц, сараадамских вербовщиков и жадных сараадамских шлюх.

– Эх, Шагор мне в печенку, жаль Хор'Таги нет, вот бы кто спел! – вздохнул Банн.

Ну я могу спеть! – вдруг заявила Игерна, расслаблено сидевшая, чуть опершись о мощный торс Эохайда.

Тут же шум чуть примолк, и откуда-то с задних рядов ей протянули гитару, инкрустированную слоновой костью и золотом, ранее, несомненно, принадлежащую какому-нибудь благородному идальго.

Игерна вдруг улыбнулась, перебирая тонкими огрубевшими пальцами струны, ругнула расстроенный инструмент.

– Давайте, парни, слушайте, это наша песня – про НАШУ судьбу, под которой мы все ходим…

А потом запела на лингва маррис.

 
Когда мне прочтут приговор
Устами судьи короля,
Когда меня страж закует в кандалы,
А главный палач свой наточит топор,
Когда ожиданье пройдет
В часах надоевшего сна,
Когда, наконец, я открою глаза
И время мое истечет.
 

Пираты невольно умолкли – ибо всякий знал что у пиратского капитана Игерны Бесстыжей чудесный голос, пока что не охрипший от того что нужно перекричать бурю или грохот орудий…

Извилист был мой путь, – подхватили припев пираты

 
Извилист был мой путь,
Но как там ни крути,
Нам жизнь не обмануть, не обмануть,
А смерть не обойти..
 

…Когда я умоюсь в последний раз, – продолжила Игерна.

 
И чару вина отхлебну,
Пришедшим за мной в лицо рассмеюсь,
С улыбкой вокруг посмотрю,
И с верою в то, что скоро умру,
Оставлю пустой каземат.
Вдохнув утренний аромат,
 
 
Извилист был мой путь,
Извилист был мой путь,
Но как там ни крути,
Нам жизнь не обмануть, не обмануть,
 

А смерть не обойти.. – ревели десятки глоток

 
И жизненный водоворот
Уйдет, не оставив следа,
Когда будет мной пройдена до конца
Дорога на эшафот…
…И время мое истечет.
 

Тенькнула отброшенная гитара, а крепкая ладошка Игерны рассекла воздух сверху вниз, изобразив последний взмах топора.

– Игерна, ты чего? – лишь спросил Эохайд.

– Так, вспомнилось…

Кстати – эта песня между прочим переделанный трубадурский гимн. Кто-то переложил старинную рыцарскую балладу, какую пели когда-то трубадуры Сарванны – пока их не сожгли на кострах.

Вот бы её про Рагира спеть! – буркнул кто-то в задних рядах.

Тут же опять заговорили о знаменитом пирате – на этот раз с чего-то вспомнили как два года назад ему достался настоящий эгерийский галеон, причём без боя. Определённо не обошлось без нечистой силы.

– Иг, ты Рагира видела когда-нибудь? – зачем-то спросил Эохайд.

– Не довелось, – хмуро передёрнула плечами Игерна. Да и хотения честно сказать особого нет…

– Так он ведь твой земляк, говорят, эгериец…

Не знаю… – Игерна насмешливо сдвинула брови. Я знаешь с земляками как-то не особо встречаюсь. Случается – граблю их: что правда то правда…

Окружающие корсары заулыбались шутке.

– Игерна, – вновь начал спустя какое – то время Счастливчик. – Скажи, а что ты думаешь делать с этими деньгами, ну с добычей.

– Не взятую добычу не делят, – буркнула она.

А потом вдруг добавила.

– Я ведь понимаю тебя… Но подумай, надо ли оно тебе? Ты ведь просто увидел меня не там и не в таком виде как надо…

– А ты бы забыла своего спасителя?! – спросил Эохайд.

– Я бы дала ему то, что он хочет, – нахмурилась она. – И все бы забыла… Но, сам понимаешь, тут другой случай.

– А если все же…

– Не сейчас, – отрезала она. – Скоро нам уже расходиться… Говорю – забудь. И вообще еще не было в мире так чтобы капитан женихался с капитаном!

(«Но всё ведь когда-то случается в первый раз», – пожал Эохайд про себя плечами)

* * *

Три с половиной года назад. Изумрудное Море. Шлюп «Отважный».

– Ну, попрощаемся на всякий случай, Банн…

Вражеский корабль был обнаружен слишком поздно, чтобы избежать стычки, но для подготовки к бою времени было вполне достаточно.

– Все – в трюм! – командовала Игерна. – Отстегни люки орудийных портов, но не раскрывай их. Держи их закрытыми на веревочных петлях, а пушки чтоб глядели прямо в крышки люков, понял? Заряди их картечью, самой мелкой, и побольше, побольше. Но чтоб ни звука, и ни одной живой души чтоб на палубе не было видно, слышишь?!

Боцман понимающе кивнул.

– Ну, Банн, миленький, не подведи, пропадем же за риэль ломанный!

Люди разбежались по местам и скоро занялись своим привычным делом.

Но главное происходило наверху, на мостике.

Капитан фрегата его величества «Акула» Жеарди хмурился, глядя на сверкающую синь океана.

У него было достаточно причин для дурного настроения.

Нет, конечно, старпом дурак, и тут ничего не поделаешь.

Но болтать о том, будто на загадочном корабле у штурвала стоит какое то привидение, – такой ерунды капитан Жеарди, конечно, не мог принимать всерьез!

– Ни одного человека на вантах. Ни одного гранатометчика, капитан… Оружейной прислуги тоже нет, и… Да, пушки откачены чуть не на середину палубы…

Это мог быть корабль, пораженный какой-нибудь повальной болезнью: чумой, рыжей или серой лихорадкой, оспой, – такие случаи нередко бывали в океане. Предоставленная самой себе в открытом море команда либо поголовно вымирала, либо в отчаянии покидала корабль и спасалась на шлюпках, чтобы опять-таки погибнуть в безбрежной водной пустыне от жары, голода и жажды – и от той же эпидемии, от которой они пытались бежать и которую неизбежно захватывали с собой в спасательную шлюпку.

Чертыхнувшись про себя в адрес вахтенного офицера, которому, очевидно, напекло в голову до галлюцинаций, капитан Жеарди ещё раз поднес к глазу подзорную трубу, и вдруг нижняя челюсть его безвольно отвисла. Мозг отказывался воспринимать то, что видели его глаза, ошалело уставившиеся на юную и стройную женскую фигуру за штурвалом корабля.

Да, да – это была, несомненно, женщина, молодая девушка, и – милосердный боже! – совершенно голая! Ласковый бриз игриво раздувал золотистые волосы, густым потоком ниспадавшие на ее обнаженные плечи. И на голове сияла золотом и алмазами роскошная корона!

По телу Жеарди под насквозь промокшим мундиром пробежал неприятный холодок. Как и всякий здравомыслящий человек, капитан, конечно, верил в привидения и духов. Он верил в кракенов, морских змеев – детей Ахайды. Допускал существование русалок, морских чертей и водяных. Ему своими глазами приходилось видеть таинственные огоньки святого Илу, синеватыми светляками мерцавшие на верхушках мачт, предупреждая моряков о приближении шторма.

Однако, несмотря на все свои страхи и суеверия, капитан Жеарди был морским офицером и помнил устав.

Ему случалось сходиться в боях и с эгерийцами на палубе коих случалось, прямо среди боя толпа монахов служила молебен о даровании победы, и с пикаронами, у которых на носу атакующих каноэ и пинасс приплясывали размалёванные колдуны. И всякий раз убеждался, что на море сверхъестественные силы помогают куда меньше чем добрый клинок и меткость канонира.

– Приказываю дать предупредительный выстрел и подготовить абордажную команду. И пусть матросы прекратят галдеж! – высокомерно добавил он. Можно подумать… Можно подумать они ни разу в жизни не слышали про привидения!

Игерна стояла на борту «Отважного», широко расставив ноги и уцепившись обеими руками за рукоятки штурвала. Под напором океанских волн огромное колесо ходило ходуном, и ей приходилось прилагать все силы, чтобы удерживать его в том положении, какое указал ей боцман.

Фрегат арбоннского королевского флота «Акула» теперь находился достаточно близко, чтобы она могла разглядеть зловещую желтую и чёрную окраску его бортов, делавшую корабль похожим на гигантскую злую осу. Ванты фрегата сверкали белизной. Он выглядел целеустремленным, решительным и ошеломляюще грозным. Все пушечные порты его были раскрыты, демонстрируя ряд мрачных чёрных отверстий, угрюмых и бездонных, как сама смерть. Синяя вода под бушпритом разбивалась в белоснежную пену, по которой военный корабль двигался медленно, уверенно и властно.

Пиратка разглядела также красные пятнышки, перемещавшиеся по палубе фрегата, и поняла, что это, очевидно, были пурпурные мундиры стрелков.

Щеки капитанши залила пунцовая краска при мысли о том, в каком виде она предстала перед многочисленными мужскими взорами. Впрочем, эта мысль, случайно мелькнув, тут же исчезла, потому что штурвал отнимал все ее внимание.

Грохнул выстрел. Альери едва инстинктивно не присела, чтоб спрятаться, но вовремя вспомнила, что она призрак, а привидениям не страшно человеческое оружие. Потому осталась стоять на ногах, до окостенения в пальцах вцепившись в штурвал, словно тот мог защитить ее ото всех напастей.

Банн знал, что после первого, предупредительного залпа «Акула» выстрелит снова, и на этот раз снаряд будет послан по кораблю. Потом высадится абордажная команда.

Насколько боцман мог судить, команда фрегата была сейчас скорее озадачена, чем встревожена, потому что они не потрудились даже натянуть противоабордажных сетей.

Наконец, раздался второй выстрел, и Игерна почувствовала, как «Отважный» вздрогнул, словно раненое живое существо. Грохнул взрыв, сверкнуло пламя, и туго скатанный кливер с шумом свалился на палубу.

– Держи руль, девочка! – хрипло прокричал ей Банн. – Держи его крепче, миленькая!

Счастье продолжало сопутствовать пиратам. Игерна на секунду отпустила штурвал, и нос фрегата с треском и скрипом ломающегося дерева врезался в борт пиратского корабля.

Абордажная команда «Акулы» повисла на вантах и реях, словно обезьяны, готовые к прыжку. «Отважный», вздрогнув от удара в левую скулу, стала разворачиваться вправо, отходя от фрегата и поворачиваясь к нему всем левым бортом, в то время как грозные орудия «Акулы» уставились прямо в открытое море.

– Огонь! – заревел квартирмейстер.

Пираты мгновенно высыпали из своих укрытий. Одновременно целый дождь разрывных гранат, оставляя за собой изогнутые, плюющиеся искрами дымные хвосты, посыпался на палубу «Акулы». Квадратные крышки пушечных люков «Отважного», вышибленные прочь огненными языками орудийных выстрелов, разлетелись, как легкие лепестки.

Тяжелый штурвал сильно дернулся в руках у Игерны и сшиб ее с ног. Она упала на крышку кормового люка. Целое море чёрных и серебряных капель вспыхнуло у нее перед глазами, застилая солнечный свет.

Не сразу она приподнялась и села, кашляя и отплевываясь. Оглядела себя и с облегчением поняла, что руки и ноги целы.

Чего нельзя было сказать об арбонце. Трупы и раненые усеивали всю палубу, паруса были порваны, забрызганы кровью, а потемневшее от стихий дерево мачты и бортов посечено картечью.

– Руль право на борт! – орал на капитаншу Бренн со шканцев. – Хамиран подери твою задницу!!

Арбоннцы суетились на палубе, что-то кричал офицерик, несколько матросов пытались удержать парус…

Но было ясно – «Акула» выиграла бой.

«Отважный», потерявший управление в тот момент, когда картечь огненным вихрем пронеслась по его палубе, развернулся носом по ветру и был напрочь лишен возможности маневра. Его защитники лишь растерянно увидели, как страшный корабль-призрак вновь надвинулся на них, с хрустом врезаясь в борт, крючья вцепились в палубу, и хриплый от возбуждения голос прокричал:

– На каждого из вас, нацелено по паре аркебуз! Рылом вниз! Бросай оружие!

Спустя пять минут фрегат был в руках корсаров-беглецов, уведших шлюп из Эгерии. А ещё через пять минут из крошечной носовой каютки вытащили пленного капитана пиратского шлюпа «Морской Бык», сброшенного взрывом бомбы в море, Эомара Эохайда по прозвищу Счастливчик. Который первым делом подошел к кутающейся в долгополый кафтан Банна Игерне и поклонился ей в пояс за спасение, выразив восхищение ее находчивостью. При этом он благоразумно умолчал, что без кафтана она ему нравится куда больше, чем одетая.

Схолия четвертая.

О ПИРАТАХ В ДАЛЬНИХ ЗЕМЛЯХ

Итак, первая волна переселенцев была без остатка поглощена мрачной сельвой и бурными морями. От них остались лишь руины городов и замков среди зарастающих джунглями полей, скорбные часовни на обширных кладбищах, да ещё самые живучие и упорные, кто сумел выжить и пустить корни в новом Мире.

Часть из них ушла на Иннис-Тор, в плодородные долины Золотого Ожерелья или в льяносы Альмадено. А оставшиеся – то и начали заселять, пустынные острова и островки Великого Изумрудного моря. Вскоре к ним присоединились беглые преступники, солдаты-дезертиры, удравшие с кораблей матросы, бродяги, авантюристы различных мастей. Были тут и потерпевшие кораблекрушение моряки, бежавшие за океан в поисках лучшей доли крестьяне, разорившиеся мелкие дворяне, ремесленники и торговцы, еретики, монахи расстриги и рабы. Они ловили рыбу и черепах, охотились на китов и базилисков, стреляли одичавших свиней и быков, обрабатывали землю, пытались перемывать отвалы на брошенных рудниках…

Но на это в Толетте и Геоанадакано не обратили внимание. В конце концов, что такое горстка голодранцев?

Разве что первое время охотники за рабами попробовали было ловить этих поселенцев, но после того, как слишком многие корабли не вернулись из подобных рейдов, а главарей «вербовочных компаний» стали находить в своих постелях с перерезанным горлом, желающих не стало.

Тем более что худо-бедно, а золото и серебро текли в сокровищницы Толетта. Оно было очень кстати. Эгерия непрерывно воевала или к войне готовилась, так что огромные заморские доходы позволяли, по крайней мере, ее государям не делать долгов… хотя бы какое-то время. Гранды и придворные могли быть довольны. Хотя и не удалось пока построить за океаном Новую Эгерию, но королевство деятельно и успешно осваивало богатства новооткрытого континента.

И по прежнему все послы при всех дворах твердили как попугаи: если и можно спорить насчет северного материка, с его горами, пустынями и холодными лесами, то Изумрудное море и Иннис-Тор всецело принадлежит Эгерии, и только ее корабли имеют право там плавать беспрепятственно. Однако иные державы не могли примириться с тем, что колоссальные богатства оседают в сундуках эгерийских торговцев и обогащают казну короля Эгерии.

«Солнце светит для меня так же, как и для других! И я хотел бы видеть тот пункт в завещании Праотца Людей, по которому Дальние Земли должны быть отданы моим братьями, королям Эгерии, а я должен быть лишен своей доли?» – не без ехидства вопрошал король Арбонны Шарло Веселый в письмах к прочим государям.

Вскоре конунг ютский Канут Стормссен, за какой-то год подмял под себя островную вольницу – всех этих кимрасских лордов, пиридианских танов, и своих соплеменников – ютских графов (они-то, собственно, и призвали его – себе на голову), и короновался железной короной Артоса – древнего владыки Хойделла. Этот человек, повелевший вписать оскорбительное прозвище, данное соседями – «Архипират» в свой провозглашаемый герольдами титул, говорил так, макая в эль рыжую бороду:

«Когда я стою на палубе своего снеккара, то не спрашиваю ни Небеса, ни Преисподнюю, куда мне плыть! Почему же я должен спрашивать какого-то там королишку?». И многие могли бы подписаться под этими словами.

По этому поводу между дворами завязалась обширная переписка. Бывало, взмыленные гонцы не успевали доставить одну грамоту, как уже приходилось скакать за другой.

И если не принимать во внимание изысканных фраз, принятых в переписке между монархами, получалось что короли и князья изрядно собачились.

Мы готовы признать права братьев наших, королей Эгерийских на все новые земли, как только нам предъявят то самое завещание прародителя нашего Омекутли, ну, в крайнем случае, его супруги Омекуатль…

Помилуйте, не издеваемся, но иначе как же можно согласиться, чтобы седьмая, а то и четвертая доля мира по подсчетам ученых мудрецов, оказалась в единоличном владении одного королевства? Тем более на северном материке живут люди, и у них есть свои короли и князья…

Да, Иннис-Тор пуст, но тем более он не может принадлежать кому-то одному, и раз у него нет хозяев, то всякий, кто приплывет туда и вонзит в девственную землю плуг и копье, получает на нее право. Ах, его открыли подданные толеттской короны? Ну это как посмотреть. Ведь легенды о землях в Океане рассказывают с незапамятных времен. Кто поручится, что кто-то из наших подданных не побывал там задолго до Вальяно и Мак-Мора? Нет доказательств? А если вдруг появятся? (Забегая вперед – такие появились, хотя пользы от этого не было никому). Кстати, ведь Бранн Мак-Мор родился на Борреби, то есть был хойделльским подданным, и от подданства этого никогда не отказывался, насколько известно. Его увезли родители в трехлетнем возрасте? Ну, так тем более он не мог от него отказаться! А Вальяно ведь был служитель Элла, то есть, строго говоря, подданным Святого Престола. Между прочим и Валисса, откуда они отплыли, – это ведь не вполне Эгерия. Это земля, где по давнему закону и коронному договору времен Альфонса Отважного государи толеттские «правят, но не царствуют», ибо старая династия пресеклась. Если валисийцам будет угодно выбрать себе нового государя, отдаст ли Эгерия ему владения за Океаном?

Знают ли братья-короли, что Святой Престол утвердил все новооткрытые земли за династией Фалькаров? А как же, знают! А ещё знают, сколько золота король Хайме потратил на то, чтобы купить титул Первосвященника и Предстоятеля своему незаконнорожденному братцу! Между прочим, заморского золота! Так когда мы сможем увидеть завещание Омекутли?

Но пока короли спорили, в новые земли повадились их незаконопослушные подданные – пираты.