Текст книги "Доктор Ахтин. Бездна"

Путь из моего сознания выпали несколько недель жизни. Главное, что я жив и здоров. На мне нет одежды, кроме грязных джинсов и футболки. В следующую ночь я могу замерзнуть, но – я улыбаюсь.

Сейчас я почти сыт.

Мне тепло.

Я чувствую в себе достаточно сил, чтобы идти дальше.

Я уверен, что в ближайшее время я найду всё, что мне надо для выживания в осеннем лесу. Потому что рядом со мной Она.

Та, что за руку выведет меня к свету далеких фонарей.

4.

Мария Давидовна опоздала на работу. Она смогла уснуть только около пяти часов утра, поэтому далеко не сразу среагировала на звонок будильника. Наконец-то встав с кровати, она пошла на кухню, чтобы выпить кофе, но свернула в туалет, где её вывернуло вчерашней пищей. Затем долго собиралась, – собственно говоря, она сделала всё, чтобы позже выйти. Совершенно не хотелось идти на работу, если не сказать, что ненавистна была сама мысль о том, что надо вообще выйти из дома.

Капитан Сергеев сидел рядом с её кабинетом.

– Извините, что опоздала, – сказала Мария Давидовна с виноватой улыбкой.

– Ничего, – отмахнулся капитан, – пока вас не было, я попытался систематизировать всё, что знаю.

– Пойдемте, расскажете мне.

Мария Давидовна открыла кабинет и вошла внутрь. Усевшись за свой стол, она смотрела на капитана, который вытаскивал из портфеля папки, и думала об Ахтине: всего лишь несколько лет назад другой капитан рассказывал о происходящих в городе убийствах, а она пыталась понять, кто это может быть. Тогда она с интересом бралась за новую загадку, еще не подозревая, к чему это её приведет.

Сейчас она тоскливо и без энтузиазма ждала, когда капитан начнет.

Если Ахтин действительно мертв, то с его стороны это будет самым худшим поступком в его жизни. Она даже мысленно усмехнулась, осознав, что думала о том, что лучше живой серийный убийца, чем мертвый любимый мужчина.

– Итак, – негромким голосом сказал капитан Сергеев, – две недели назад, а, точнее, пятнадцатого сентября в Ленинском районе был убит Авдеев Александр, двадцати девяти лет. Молодой и здоровый мужик, правда, в момент убийства он был сильно пьян. Вот он на фотографии, – он подтолкнул к Марии Давидовне карточку, на которой был изображен старательно позирующий мужчина.

– Убили его ударами по голове. Орудие убийства, вот оно, – обычный красный кирпич. Били несколько раз. Расколов череп жертвы, как орех, убийца извлек мозг. Вот на фото видно пустую черепную коробку, – показал пальцем капитан на следующий снимок с места преступления.

– Никаких отпечатков пальцев, никаких следов. Мы опрашивали окружение жертвы, может, у него были враги или он кому-нибудь должен, но ничего интересного не узнали. Зацепится вообще не за что, – разочарованно резюмировал капитан, – я решил, что у меня образовался очередной глухарь. Но через неделю новое убийство, но в этот раз убийце помешали. Жертва, женщина лет сорока, поздним вечером припарковала автомобиль во дворе своего дома, вышла из машины, и он на неё напал. Забил насмерть красным кирпичом, но мозг извлечь не успел: группа подростков проходила мимо, и он убежал с места преступления, хотя молодежь даже не обратила на него внимания. Один из парней просто заметил темную фигуру, которая растворилась в темноте, а потом уже они нашли тело убитой женщины. И снова ничего, – ни следов, ни отпечатков, ни свидетелей.

– Два таких убийства, – это уже серия, – задумчиво сказала Мария Давидовна.

– Именно так мне сказал полковник, и посоветовал обратиться к вам.

Доктор Гринберг смотрела на фотографии жертв, и неожиданно для себя поняла, что впервые в жизни её мутит от вида смерти. Тошнота подкатила к горлу, и она отвела глаза. Глубоко вздохнув, она переборола минутную слабость, и сказала:

– Исходной информации очень мало, но давайте поразмышляем.

Она помолчала, словно собиралась с мыслями, хотя, на самом деле, она пыталась справиться с горечью во рту и внезапным появлением спазма в области желудка.

– Некто поздним вечером нападает на людей, используя для убийства кирпич. Красный кирпич легче, чем белый. Если бы этот некто был достаточно сильным физически, он бы использовал белый кирпич, потому что им убить легче. И череп расколоть проще. Незачем наносить несколько ударов, хватило бы и одного-двух. Таким образом, первый вывод – наш убийца физически не очень силен. Может, поэтому он напал на пьяного мужчину и на женщину, – слабый противник не может оказать достойного сопротивления.

– Судя по этой фотографии, – сказала Мария Давидовна, показав на изображение разбитой головы, – убийца наносил удары кирпичом, ломая кости черепа, затем острым предметом, скорее всего ножом, разрезал кожу на голове. Сначала наносил удары хаотично, чтобы убить, а затем прицельно в область теменных швов на черепе, чтобы открыть череп. Из этого следует, что он знает слабые места черепной коробки. Мозговая ткань извлечена почти полностью, но в этом нет ничего необычного.

– Во втором случае убийца практически добрался до мозга жертвы, но, испугавшись свидетелей, предпочел убежать. Можно предположить, – продолжала осторожно Мария Давидовна, – что убийца слаб духом, то есть он со страхом выходит в ночь, и сам боится того, что делает. Однако – все равно выходит и убивает.

– И теперь возникает вопрос – а зачем ему мозг жертвы? – задав вопрос, Мария Давидовна посмотрела на капитана.

– Зачем?

– Не знаю, – помотала головой доктор Гринберг, – могу только предполагать. Может, он коллекционер, и в своей квартире создал небольшую кунсткамеру, но это мне кажется маловероятным. Возможно, убийца держит дома какое-то животное, например, собаку, и таким образом, разнообразит меню домашнего любимца, но вы и сами понимаете, что эта версия достаточно абсурдна. Я больше склоняюсь к версии, что он сам любит лакомиться мозговой тканью.

– Как это? – спросил капитан, глаза которого расширились от удивления.

– Может быть, наш убийца – каннибал. Причем, из всех органов человека он предпочитает мозг. Естественно, это всего лишь моё предположение, основанное на скудных фактах.

Капитан Сергеев провел рукой по коротко остриженным волосам, с трудом сглотнул слюну, и спросил:

– И что мне делать?

– Искать убийцу. Физически не очень сильного мужчину и душевно слабого человека. Если мотивация убийств – каннибализм, то очень скоро он снова убьет, потому что в последнем случае он не утолил свой голод. Пока ничего больше я сказать не могу, но как только будет больше информации, я смогу лучше вам помочь.

– А почему надо искать мужчину? – уточнил капитан.

Мария Давидовна пожала плечами и спокойно ответила:

– Потому что мужчина во все времена играл определенную роль. Он был, есть и будет – охотником, добытчиком, и в данном случае, убийца выходит на охоту, чтобы добыть мясо. Кроме того, женщине неудобно использовать кирпич в качестве орудия убийства. Она бы выбрала что-то другое, что попроще, прозаичнее. Ну, и эти убийства не для женского ума – мы бы сделали всё или более изощренно и жестоко, или эмоционально и одноразово.

Мария Давидовна подняла углы рта вверх, словно спрашивая капитана, ответила ли она на его вопрос.

Капитан Сергеев кивнул. Встав со стула, он неторопливо сложил фотографии и документы в портфель. Затем посмотрел на доктора и произнес с сомнением в голосе:

– Каннибал? У нас? Не может быть.

Мария Давидовна улыбнулась.

– Где-то я читала, что мозг у млекопитающих очень вкусен. Никогда не пробовала, и надеюсь, никогда не придется, но человек – хищник по природе. Он взобрался на самый верх социальной лестницы, и сделал это в том числе и за счет того, что ничем не брезговал. Поэтому я ничуть не удивляюсь тому, что происходит. Мы, конечно, уже давно не дикари, но из любого правила бывают исключения, – как бы общественные законы не давили на наше сознание, рано или поздно любой из нас может съехать с катушек и жить древними инстинктами.

Капитан кивнул и задумчиво произнес:

– Ладно, это можно использовать, как рабочую версию, но ваши слова ни на йоту не приблизили меня к серийному убийце.

– Ну, чем могу, – развела руки Мари Давидовна.

Она смотрела вслед уходящему следователю и думала о человеке, который убивал и извлекал из тела жертв внутренние органы. Тогда она даже не пыталась выдвинуть такую версию, как каннибализм. Почему же сейчас эта мысль возникла первой в её сознании? В чем разница между Парашистаем и этим Потрошителем Черепов?

Мария Давидовна в первый раз за день улыбнулась.

И сразу поморщилась от внезапно накатившей тошноты.

5.

К вечеру снова стало холодно. Я чувствую, как дрожит тело, и продолжаю идти вперед, хотя уже сам не знаю, куда я хочу добраться.

Движение – это жизнь. Остановившись, я замерзну. Это бы и случилось со мной в зимнем лесу, если бы не Она. Поэтому я продолжаю идти, зная, что моё движение бесцельно.

Стремительно темнеет. Не знаю, как я переживу эту ночь. Я вслушиваюсь в тишину осеннего леса. Всматриваюсь в однообразные картины. Принюхиваюсь к чистому воздуху. Я верю, что у меня будет возможность выжить, надо лишь не пройти мимо. Вовремя заметить и использовать свой шанс.

Небольшой овраг. На дне большая лужа чистой воды. Я склоняюсь к живительной влаге и пью. Чувствую, как устало тело. В памяти по-прежнему ни одной здравой мысли по поводу пропавшего из моего сознания месяца. Наверное, мне надо волноваться из-за своего душевного здоровья, но – я улыбаюсь.

Выбравшись из оврага, я сразу чувствую новый запах. Замерев, я делаю несколько спокойных вдохов, и понимаю, с какой стороны веет дымом. Теперь уже неторопливо я иду туда, всматриваясь и принюхиваясь. Уже темно, и свет от костра я замечаю издалека. Он мерцает между деревьев, и это выглядит так замечательно, что я чуть не устремляюсь к нему, очертя голову. Вовремя спохватившись, я останавливаюсь перед ручейком, осторожно переступаю через него, и далее иду медленно и максимально тихо. Когда я вижу, что костер уже совсем близко, опускаюсь на колени и почти ползу. Затаившись между деревьев, я смотрю на огонь.

У костра на еловых ветках сидят двое. Теплые куртки распахнуты. На одном из них комбинезон и высокие сапоги. На другом – штаны и рубаха, на ногах крепкие ботинки. Рядом с ними рюкзаки, к одному из которых прислонено охотничье ружье. Они держат в руках кружки, которые подносят ко рту и прихлебывают горячий напиток. Чуть в стороне стоит небольшая палатка.

Они похожи на охотников, хотя тот, что в крепких ботинках, больше похож на офисного клерка, который зачем-то решил пойти в лес. Может, это мне так кажется из-за очков на носу. Может, из-за того, что он с опаской смотрит в сторону темного леса.

Мне не очень нравится эта пара, и пока не пойму – почему. Вообще-то, мне не приходится выбирать. Рядом с костром будет тепло и, возможно, я смогу утолить голод. Поэтому я встаю и иду к людям.

Быстрее среагировал тот, что в комбинезоне. Он поставил кружку на землю и схватил ружье.

– Кто там? – голос прозвучал спокойно, уверенно и без страха.

– Не стреляйте, – говорю я, медленно выходя в освещенный круг костра, – я заблудился и увидел ваш костер.

– Ты кто? – мужик и не подумал опускать ствол винтовки, наставленной на меня.

– Человек, которому нужна помощь. Можно я подойду к костру и согреюсь?

Я иду к огню, хотя никто из них не давал мне разрешения подойти ближе. Протянув руки, я чувствую живительное тепло. Я улыбаюсь, потому что знаю, – кроме улыбки, у меня нет ничего, что роднит меня с обществом теней. Упав на колени, я максимально приближаюсь к костру, и медленно согреваюсь, любуясь языками пламени, неутомимо танцующими страстный танец Богини.

Это Она привела меня сюда.

– И как давно ты блуждаешь по лесу? – спрашивает мужик в комбинезоне, и я понимаю, что лучше ему не врать – этот мужик явно хорошо знает лес и обмануть его будет очень не просто. Он видит, как я выгляжу, и легко может предположить, сколько я нахожусь в лесу. Он способен услышать неправду в моих словах.

– В конце августа я пошел за грибами, думал, наберу корзинку подосиновиков, и вернусь домой, но заблудился в лесу. Сначала думал, что скоро выберусь к людям, потом запаниковал и метался по лесу, пока не забрел в болото. Потом ничего не помню, до сегодняшнего утра, когда обнаружил себя в этом лесу, – говорю я, показывая рукой за спину.

– Ни фига себе! – говорит мужик в рубахе. Голос у него необычно тонкий и не выражает тех эмоций, которые звучат в словах. – Сейчас уже конец сентября. Целый месяц шарахался по лесу, и не сдох. Быть такого не может! Врешь ты всё!

– Как тебя зовут? – спрашивает мужик в комбинезоне.

– Михаил.

– Я – Виктор, а это Валентин, – он кивает на спутника, и наконец-то опускает ружье, – а теперь давай подробнее, где ты вошел в лес, куда шел и где заблудился, с какого момента ничего не помнишь.

Я неторопливо рассказываю о том, как из города доехал до поселка Менделеево на электричке и пошел в лес.

– Думал, пройдусь пару часов и обратно. Поэтому ничего с собой не взял, – ни куртки, ни еды, ни спичек. Набрал грибов, хотел идти обратно на станцию, и – не понял, где я нахожусь. Вроде, обычный лес, в котором я уже был много раз, а куда не пойду, нигде даже намека на человеческое жилье. Когда стало смеркаться, я испугался, корзину бросил и просто побежал.

Замолчав, я смотрю на огонь. Мне тепло.

Подняв глаза, я вижу, что они ждут продолжение.

– Ну, это, – махнув рукой, словно мне неудобно говорить об этом, я заканчиваю свое повествование, – мчался, как лось, не разбирая дороги, поэтому даже не представляю, куда я забрался. Потом под ногами сыро стало, и мне бы остановится, но я продолжал бежать, пока не понял, что уже темно, а я нахожусь посреди болота. Там я вдруг понял, что уже никогда не выберусь из леса. И неожиданно для себя успокоился. Полная луна сверху светит, достаточно хорошо всё видно вокруг, думаю, что стоять-то на месте. Всё равно умирать. Вот и пошел дальше. Бреду по пояс в грязи, каждый шаг, как последний. Вся жизнь перед глазами, словно я не жилец уже. Затем смотрю, – впереди небольшая возвышенность, холм или просто бугор. Еле как добрался до него, упал и потерял сознание. Очнулся сегодня утром. Весь день брел, незнамо куда. Сыроежки ел и ягоды рябины. Может, у вас есть еда?

Я согрелся, и голод вернулся. Виктор заметил, как я смотрю на его кружку, и протянул её мне.

Горячий крепкий чай с сахаром. Я делаю глоток живительной влаги, и довольно улыбаюсь.

– Не верю, – говорит Валентин, – тут помню, тут не помню. Херня всё это. А от Менделеево до этих мест километров триста. Темнишь что-то ты, мужик.

– Может, и не врет он, – задумчиво говорит Виктор, – здесь на Урале полно аномальных зон. Зайдешь в такое место, и счастье, если вообще жив останешься. Кстати, Валентин, мы ведь с тобой тоже заблудились.

– Да, ладно, заблудились, – отмахнулся Валентин, – просто сбились с пути. Завтра с утра настрою свой навигатор, и мы поймем, где находимся.

Виктор, недоверчиво покачав головой, ничего не сказал. Протянув рук, он взял свой рюкзак и вытащил из него консервную банку. Ловко вскрыв её ножом, он протянул мне банку с пищей и ложку:

– На, ешь.

Я беру предложенную еду, и первая ложка во рту, как взрыв наслаждения, – гречневая каша с мясом непередаваемо вкусна. На мгновение я забываю о своих спасителях, работая ложкой, как стахановец. Дно банки оказывается значительно ближе, чем я предполагал. Старательно выскребая стенки консервной банки, и ловя себя на мысли, что было бы хорошо облизать стенки банки, я бросаю быстрые взгляды на двух мужиков, сидящих у костра. Виктор, по-прежнему, спокоен и невозмутим. Он смотрит на огонь и вертит охотничий нож в руке. Валентин странно суетлив, – то смотрит на меня, то отводит глаза в сторону. Пальцы переплетены и сжаты. Скорее всего, чай в его кружке уже остыл, но он словно забыл про него.

Поставив пустую банку на землю, я протягиваю чисто вылизанную ложку Виктору и спрашиваю:

– А вы на самом деле заблудились? И действительно не знаете, где мы сейчас?

Виктор, пожав плечами, говорит:

– Странно как-то, вроде шли в правильном направлении, а потом вдруг я перестал лес узнавать. Я тут уже года три хожу, все тропки знаю, а сегодня днем оказалось, что мы идем совсем не там, где я привык ходить. И когда мы свернули не туда, никак не пойму.

– Я же говорил, что надо было сразу навигатор достать, – вклинился в разговор Валентин.

– Мы сейчас должны быть километрах в десяти от Ветлана, – словно не услышав спутника, отвечает на мой второй вопрос Виктор, – я проводник, а Валентин, мой клиент.

Кивнув, я понял, что был прав. Судя по внешнему виду, Валентин – типичный городской житель. А Виктор – охотник, привыкший жить в лесу.

Я думаю о том, что потерял не только месяц времени, но и кусок пространства, потому что от того места, где находилось болото до реки Вишера, на берегу которой находятся скалы по имени Ветлан, примерно несколько сот километров.

Я не знаю, как преодолел их. В моей памяти нет ничего, – ни того, как я добрался сюда, ни того, как жил все последние дни и недели. И только это заставляет меня задумчиво смотреть на языки пламени, словно я хочу найти там ответ на незаданный вопрос.

6.

Рабочий день почти закончился, когда раздался звонок мобильного телефона. Мария Давидовна увидела на экране имя доктора из женской консультации, улыбнулась и нажала на кнопку ответа.

– Здравствуйте, Светлана Геннадьевна.

Она слушала голос в трубке, и углы рта медленно опускались вниз.

– Какой анализ не очень хороший?

– А, понятно, мне надо к вам сейчас приехать, и вы скажете.

– Сейчас буду.

Нахмурившись, Мария Давидовна нажала на кнопку отбоя и встала со стула. Быстро переодевшись, она схватила сумку и вышла из кабинета. Всю дорогу до женской консультации она ехала и перебирала в уме те анализы, которые сдавала недавно. Какой-то из них доктору не понравился.

В кабинете у доктора она села на стул и спросила:

– Что не так, Светлана Геннадьевна?

Доктор, не говоря ни слова, протянула ей бланк анализа. Мария Давидовна смотрела на заголовок анализа – «Определение образца крови в ИФА на СПИД», стандартные графы – фамилия, имя, отчество, год рождения, адрес, шифр. Печать клинической лаборатории, где было указано, что реакция ИФА положительная. Сознание никак не хотело принимать реальность, даже когда она посмотрела на заголовок. Доктор Гринберг с непроницаемым выражением лица созерцала листок бумаги и никак не желала понимать, что видят глаза.

– Мария Давидовна, анализ, конечно, сомнительный, – услышала она далекий голос доктора, словно та находилась, как минимум, в другой комнате, как максимум, в другой галактике, – вам надо ехать в СПИД-центр, где это анализ делается, и повторно сдавать кровь.

– Я больна СПИДом? – обреченным голосом спросила Мария Давидовна, словно не слышала последних слов врача.

Светлана Геннадьевна вздохнула и снова повторила свои слова о сомнительном результате и необходимости повторной сдачи крови.

– Если есть возможность, то съездите к ним сегодня, – закончила она и протянула бланк направления в СПИД-центр, – здесь указан телефон и адрес. Давайте, Мария Давидовна, езжайте.

Взяв бланк направления, доктор Гринберг встала и вышла из кабинета, забыв попрощаться. Она шла по улице, механически переставляя ноги, и даже не пыталась думать, что делает. Свербящая в голове мысль о наличии у неё вируса иммунодефицита не давала покоя. Она не замечала встречных женщин, которые со счастливыми лицами шли в сторону женской консультации. Она не чувствовала теплых лучей осеннего солнца, которое совсем скоро на долгие месяцы перестанет греть. Она не видела, как ей вслед оборачиваются люди, потому что на её лице было написано вселенское страдание.

Опомнившись на автобусной остановке, она дождалась нужный автобус, забралась в него и поехала в СПИД-центр. Всю дорогу она, как мантру, бормотала одну единственную фразу – результат сомнительный, надо сдать кровь, результат сомнительный, надо повторно сдать кровь. И не верила этим словам доктора. Она сама врач, и прекрасно знает, что неизлечимо больному человеку лучше не говорить сразу всю правду. Она знает, что в медицине, в отличие от юриспруденции, действует презумпция виновности – любое сомнение трактуется в пользу заболевания, а не человека.

Сказать полуправду, чтобы дать надежду.

Мария Давидовна ухмыльнулась. Дать человеку надежду, чтобы он не наложил на себя руки. Всё равно умрет, но не я подтолкну его к последнему шагу.

Кстати, от СПИДа сразу не умирают. У неё есть несколько лет жизни.

Мария Давидовна стала мысленно складывать оборонительную стену в своем сознании: ребенка она выносит, профилактические лечение позволит не передать плоду вирус – она прекрасно знала, что своевременно проведенные мероприятия дают прекрасный результат. Она сможет провести со своей дочерью, – да, именно с дочкой, она уверена, что у неё родится девочка, – первые годы её жизни, а если повезет, то и первые десять лет её жизни. Она даст ей всю свою любовь, и ничто не сможет помешать прожить остаток жизни в любви и согласии с этим миром.

Из автобуса она вышла со спокойным выражением лица. Неспешным шагом Мария Давидовна дошла до Центра, – почему-то даже мысленно она не хотела добавлять приставку перед названием учреждения. Завела амбулаторную карту в регистратуре и нашла нужный кабинет.

Она посмотрела на доктора – женщина средних лет – и внезапно подумала о том, что белый халат обезличивает человека. Все врачи на одно лицо, словно их штампуют в медицинских институтах. Профессиональная непроницаемость на лице, равнодушие в глазах и спокойный голос, в котором легко можно прочитать свой диагноз. Доктор что-то начала говорить, но Мария Давидовна прервала её:

– Извините, как вас зовут?

Нахмурившись, врач подняла глаза от амбулаторной карты и посмотрела на пациентку так, словно она задала, как минимум, неприличный вопрос, как максимум, посмела приблизиться к ней на недопустимое расстояние.

– Ангелина Афанасьевна, – представилась она, – однако речь не обо мне. Давайте, Мария Давидовна, поговорим о вашем окружении. Вы же, как врач, понимаете, что вирус иммунодефицита с неба не свалится.

– Но, Ангелина Афанасьевна, у меня результат анализа сомнительный, может, я сначала сдам кровь, а потом мы с вами будем искать источник заражения?

Доктор задумчиво посмотрела на пациентку, вздохнула и, еле заметно усмехнувшись, пожала плечами. В её глазах можно было легко прочитать всё, что она думает о пациентке.

Мария Давидовна с трудом заставила себя не закричать в лицо врачихе, что она не какая-нибудь наркоманка или блядь, чтобы с ней так обращаться. Подавив в себе секундный порыв, она взяла протянутый бланк и тихим голосом спросила:

– Куда идти?

– По коридору направо, там лаборатория. Сдадите кровь и завтра, милости прошу, приезжайте снова сюда с двух до восьми вечера.

Мария Давидовна кивнула и вышла из кабинета. В лаборатории она тоскливо смотрела на медсестру в противоспидном костюме и специальных очках, которая долго и нудно готовилась взять у неё кровь из вены. Затем, прижав ватный шарик к локтевому сгибу правой руки, она сидела в коридоре Центра и смотрела прямо перед собой, пытаясь не думать о том, что упрямо лезло в голову.

Мысли об источнике заражения.

Как бы она не гнала их, они вязким варевом бурлили в сознании.

7.

– Тебе надо переодеться, – говорит Виктор и бросает мне майку и свитер, которые извлекает из рюкзака.

– Спасибо, – я с удовольствием благодарю Виктора. Впереди холодная ночь, костер все время гореть не будет, и под утро я сильно замерзну. Свитер хоть немного облегчит мне жизнь.

– Валентин, дай ему ветровку, – говорит Виктор своему спутнику, – я знаю, у тебя есть. Давай, давай, не жмоться.

Валентин недовольно морщиться, но, тем не менее, достает из недр своего большого рюкзака черную болоньевую ветровку.

– Большое спасибо, – говорю я Валентину, хотя понимаю, что он не услышит слов благодарности. Я беру протянутую одежду, прикасаясь к его руке.

И понимаю, что мне не нравится в этой паре заблудившихся путешественников.

Я увидел, зачем городской житель по имени Валентин отправился в лес. Он здесь прячется – от остальных людей, и от самого себя. Впрочем, прикосновение было настолько мимолетным, что я не уверен на сто процентов. Поэтому – я улыбаюсь. Надеюсь, у меня будет возможность лучше узнать его.

– Отлично, – говорю я от всей души, – спасибо вам, за то, что спасли меня.

– В лесу по-другому нельзя, – спокойно говорит Виктор.

– А разве человек человеку не волк? – спрашиваю я, глядя на Валентина.

– Это в городе, – отмахивается Виктор, – а здесь надо жить в согласии с собой и природой. Иначе не выжить. Сегодня мы тебе помогли, завтра ты – нам. Всё взаимосвязано. Ладно, давайте спать.

– У нас палатка на двоих, – говорит Валентин, как бы напоминая спутнику, что места на троих не хватит.

– Ничего, я здесь, у костра побуду, – говорю я, всем своим видом демонстрируя готовность провести ночь у костра.

Виктор пожимает плечами, берет ружье, и они вдвоем забираются в палатку.

От костра остались угли. Я смотрю на багровое мерцание и мысленно говорю Богине «спасибо». Это она привела их сюда, закрутив в лесу. Это она свела нас здесь, потому что они нужны мне, а я нужен им.

Виктор прав. Всё взаимосвязано и предопределено.

Я бросаю в костер несколько веток. Огонь с удовольствием принимает предложенную пищу, и разгорается. Я смотрю на языки пламени и неожиданно для себя вспоминаю Марию. В последний раз я видел её в конце июля. Издалека и всего лишь несколько мгновений. Сейчас конец сентября. Прошло два месяца. Сколько раз я думал о ней?

Совсем не часто, если не сказать, – редко.

Надеюсь, что у неё все хорошо. Только это мне и остается.

Надеяться…

Теперь, когда она так далека, я с трудом могу вспомнить образ. Может, если бы у меня был лист бумаги и карандаш, то я смог бы нарисовать. Собственно, я не помню, что со мной было в течение целого месяца, поэтому радость уже то, что я вообще помню её лицо, улыбку и счастливое выражение глаз.

Пусть даже просто в своем сознании.

Закрыв глаза, я с улыбкой погружаюсь в воспоминания. В какой-то момент мне кажется, что я снова вижу её, и, протянув руку, я хочу прикоснуться к щеке, по которой бежит одинокая слеза. Я почти касаюсь кожи, и – вздрагиваю от боли.

Отдернув руку, я открываю глаза.

Похоже, что я уснул. С удивлением взирая на почти погасшие угли, к которым тянул правую руку, я думаю о том, что неожиданно для себя провалился в сон. Подняв голову, я вижу сереющее небо, а, значит, скоро утро. Потянувшись затекшим телом, я чувствую утренний холод. Я бросаю в угли новую порцию веток и, набрав полные легкие воздуха, дую на угли.

Костер снова разгорается, давая мне тепло. Подумав, что надо вскипятить воду для чая, я беру котелок и иду за водой к ручейку, через который вчера перебирался. Повесив котелок над огнем, я снова сажусь на еловые лапы, постеленные рядом с костром.

– Доброе утро, – слышу я голос Виктора, – как спалось?

– Отлично. Костер почти погас, вот я и проснулся.

Виктор садится рядом со мной и задумчиво смотрит на огонь.

– Никак не могу понять, как это я умудрился заблудиться, – говорит он, – всю ночь ворочался, думал, так и эдак прикидывал, не иначе, леший нас за нос водил.

– Любой может в лесу заблудиться, – успокаиваю я его.

– Оно так, но я по этому маршруту уже раз сто ходил. И ни разу со мной ничего подобного не случалось. Ладно, давай чай заварим.

Виктор достает из рюкзака и протягивает мне упаковку чая. Я беру так, чтобы прикоснутся к его руке. Всего лишь мгновение я чувствую тепло его руки, но этого вполне достаточно. Есть люди настолько открытые, что понять их очень легко. Понять и узнать. Я оказался в нужном месте в нужное время. Ему нужна моя помощь, пусть даже он еще не догадывается об этом.

Виктор Шагеев. Сорок лет. Родившись и прожив в деревне первые восемнадцать лет жизни, он и не подозревал, насколько несправедлив и жесток мир людей. Когда пришло время идти в Армию, крепкого парня на призывном пункте отправили в Воздушно-Десантные Войска. После месяца учебки, он попал в Афганистан, и даже не смотря на то, что это произошло в последние месяцы перед выводом Советских войск из этой страны, Виктор успел увидеть и узнать так много, что это полностью перевернуло его представление об окружающем мире. Отдав долг Родине, он вернулся в родную деревню, но смог прожить спокойной и однообразной жизнью всего лишь полгода. Он сам не мог объяснить, почему ему не сидится на месте, но – ощущение окончания любого существования и горечь обязательной потери заставляли его стремиться избавиться от любой привязанности. Пусть даже это была его родная мать. Он был уверен, что только одиночество даст ему свободу и умиротворение. Жизнь человека – преходяща, и ему совсем не хотелось терять того, кто был, есть или станет для него родным и близким.

Виктор нигде подолгу не задерживался, скитаясь по стране. Он работал вахтовым методом на нефтяных платформах и на заводах в крупных городах. Ходил в путину на сейнере и крестьянствовал в фермерском хозяйстве в Центральной России. Добывал золото в Якутии и строил дома в Краснодарском крае. Как перекати-поле, он катился по бескрайним просторам России, даже не задумываясь, что он хочет от жизни и для чего он живет.

Когда ему перевалило за тридцать пять, Виктор приехал в город на Урале и устроился работать на крупный завод. Думая, что поживет здесь полгода, но задержался на пять.

Я знаю, в чем его проблема.

И мне хочется помочь ему.

Из палатки вылезает Валентин. Широко зевнув, он неторопливо протирает глаза и потягивается. Затем подходит к костру и садится.

– Сейчас чай заварится, и позавтракаем, – говорит Виктор, наливая кипяток в кружку с заваркой.

– Пойду, умоюсь, – кивает Валентин и уходит к ручью.

– Ты его хорошо знаешь? – спрашиваю я.

– Откуда? – удивленно глядя на меня, говорит Виктор. – Пять дней назад пришел ко мне на хутор, сказал, что хочет добраться до Ветлана, посмотреть на уральскую природу, предложил деньги. Вот и всё. Деньги мне нужны, поэтому я согласился.

Он разлил темно-коричневый напиток по кружкам, долил кипятка и показал мне на ту кружку, которую выделил для меня. Валентин вернулся с розовыми щеками и довольной улыбкой. В молчании мы выпили горячий чай и стали собираться. К этому времени сумерки сменились рассветом.

– Ну, доставай свой хваленый навигатор, – говорит Виктор.

Валентин с гордой улыбкой извлекает из кармана рюкзака прибор. Включает его и смотрит на прямоугольный экран.

– Сейчас он найдет спутники, определит наше местонахождение, а потом предложит нам направление движения. И всё – останется только идти туда, куда он скажет.