Текст книги "Футбол без цензуры. Автобиография в записи Игоря Рабинера"

Прозвище в команде у него было – Барези. Меня-то до поры все от фамилии называли – Евсеем, Евсом. А потом я волосы длинные отрастил, и тренер Грозный прозвал меня Батюшкой.

Основа «Спартака» не была каким-то недостижимым миром, на который мы, дублеры, смотрели снизу вверх, задрав голову. Что хорошо, в команде основа и дубль жили на базе вместе. Это сейчас два состава могут встретиться в лучшем случае в самолете, когда на игру выездную летят. А тогда тренировочный процесс у дублеров был такой же, и это помогало потом легче влиться в основу. Ну а когда были перерывы на матчи сборных, тогда и вовсе тренировались все вместе.

Поэтому не стоит удивляться, что столько народу из дубля середины 90-х попало в основу. Процесс адаптации для нас был очень мягким. Да и вел я себя аккуратно – обязательно спрашивал, куда можно сесть в автобусе или раздевалке, или просто заходил последним, когда все уже рассядутся.

Дедовщины особой не было – ну, разве что молодые всегда носили мячи. Егор Титов, как только за основу стал играть, мячи сразу носить перестал. А мне-то чего, жалко, что ли? Мы с Артемом Безродным, который совсем еще юным был, их обычно и таскали. И не только мячи, разные вещи – сумки с формой, доктору и массажисту помогали.

Безродный талантом обладал, недаром он в 2000 году несколько мячей в Лиге чемпионов забил. Но человеком он всегда был довольно странным. Вообще никого не слушал: как решил – так и буду. Как в игровом плане, так и в житейском. Со старшими всегда пререкаться любил. Ну вот и пропал быстро, хотя имел все шансы заиграть на очень высоком уровне.

А я попал в первую команду и поставил себе цель: только бы отсюда уже не выпасть. И ни дня больше в дубле не провел. А то ведь кто-то здорово играл в основе, а потом опять оказывался в дубле – или вообще в другие команды поскромнее уходил. Например, два моих приятеля – Андрюха Коновалов и Саня Липко. Саня – тот вообще после 1996-го ушел, Андрей – годом позже. Хотя он в 1996-м в золотом матче голевой пас Илье Цымбаларю отдал.

Мы с Липко и Коноваловым подружились в дубле, когда я летом 1994-го, скрываясь от армии, по совету Романцева десять дней на базе жил. Делать было нечего – мы в Санины «Жигули» садились и ездили по Тарасовке. Липко – краснодарский пацан, балагур, рот у него не закрывался. Жалко, быстро из «Спартака» ушел…

Больше ни у кого из нас, молодых, тогда машины не было. Права-то я только в 1995-м получил. Хотя как получил – Рамиз Мамедов мне их сделал за 500 долларов. Полгода ждал! У него завязки были в каком-то городе – то ли Рязани, то ли Тамбове. Сказал, что может сделать, – и я согласился.

А машину свою первую я как раз у Липко купил – «семерку» кремового цвета. Ей на тот момент лет десять было. Как-то она на Кутузовском возле дома Цымбаларя заглохла – ну он прямо там и решил ее мне продать. Мой брат приехал, что-то там поделал – и все, завелась. А обошлась она мне в тысячу долларов за все про все.

Ездил я на ней довольно долго. До 98-го года точно. Потом отдал ее брату, а себе купил 99-ю модель «Жигулей». А вскоре мне дико повезло. 17 августа 1998 года в полдень я продал машину за шесть тысяч долларов. А тут – дефолт! И рубль понесся вниз с такой дикой скоростью, что в три часа дня я за эти деньги мог купить себе уже три такие машины.

Потом у Хлестова третью модель «БМВ» купил, которую он еще в 94-м году на ВДНХ приобрел. А когда однажды я решил ее продать – выяснилось, что это невозможно. Это была какая-то машина-гибрид, чуть ли не из двух разных собранная! Так что отдал я ее Димону обратно, а он уже кому-то толкнул.

* * *

Прошли мои первые сборы с основой «Спартака». Показал я себя на них, видимо, хорошо – раз сначала на третий сбор взяли (в чем уверенности никакой не было), а потом…

Первый же матч в сезоне нас ждал убойный – четвертьфинал Лиги чемпионов с французским «Нантом». Ведь предыдущей осенью опытный состав с Черчесовым, Онопко и компанией шесть побед в шести матчах группового турнира Лиги одержал. Чемпион Англии «Блэкберн» два раза прибили – и в гостях, и дома! В «Лужниках» их так возили, что два игрока соперника, Ле Со и Бэтти, прямо на поле между собой подрались.

Вот, с одной стороны, очень жалко, что такой классный состав у нас на весну не сохранился. А с другой, останься все они в команде – я бы и мечтать не мог, чтобы с «Нантом» сыграть. Да вообще в дубле продолжал бы сидеть. А так…

Не то чтобы был уверен, что выйду на поле стадиона «Божуар», но понимал: скорее всего. Потому что в товарищеских матчах меня наигрывали в основе. Романцеву и Ярцеву уже было ясно по тренировкам, кто выйдет на поле. Если в квадраты четыре на четыре выходят, например, четыре защитника и четыре хава, значит, составы задней и средней линий известны. Я там работал постоянно. Вот впереди нельзя было знать заранее, кого они поставят.

На установке Ярцев объявил: «Евсеев – слева, Мамедов – справа, по центру Никифоров и Липко». И тут я понял, что моя первая официальная игра за основу «Спартака» будет в четвертьфинале Лиги чемпионов!

Нет, в штаны не наложил. Но волнение и переживания, конечно, были – сильнее, наверное, не нервничал никогда – разве что перед золотым матчем с «Аланией». Но перед «Нантом», наверное, все-таки сильнее. Не ударить в грязь лицом. Ничего не «привезти». Да и просто – не перегореть. Все-таки 30 тысяч на трибунах – я при таком количестве народу в жизни еще не выходил.

Ни Ярцев, ни Романцев ничего мне отдельно перед игрой не говорили. Не помню уже, летал ли на игру Олег Иванович, а на сборах накануне точно был. Но никаких отдельных бесед не было. Не хотели лишний раз дергать, наверное.

Я и сам понимал: главное – не допускать ошибок. И старался играть проще: отобрал – отдал, отобрал – отдал. Так и освоился. Да, моментов мы в первом матче не создавали и проиграли – 0:2. Плохо, конечно, но, по крайней мере, голевых ошибок не сделал и другие проблемы из-за меня тоже не возникали.

Зато ошибся в ответном матче с тем же «Нантом». При счете 2:0 в нашу пользу мы с Липко вместе пошли на верховой мяч, помешали друг другу, не попали – и получили голевую контратаку…

В том матче на «Локомотиве» Ярцев неожиданно для всех, в том числе и для французов, поставил Никифорова опорным полузащитником. Мы это уже на тренировках поняли, что так произойдет, хотя сам Юра сначала был этой позицией недоволен и много спорил.

Но Ярцев знал, как здорово, мощно и точно Ника бил – пушка у него просто сумасшедшая была. И переставил его в центр поля, сказав как можно чаще подключаться к атакам и не стесняться бить издали.

И к концу первого тайма Никифоров забил два мяча! Один – как раз мощным ударом, другой – головой после углового. И по итогам двух матчей уже было равенство.

Во втором тайме я первый раз в жизни столкнулся с большой судейской несправедливостью. При счете 2:0 швейцарский судья Мументалер не назначил стопроцентный пенальти в ворота французов. Мы в тот момент играли с таким куражом, что при 3:0 они никогда в жизни бы не отскочили! И мы вышли бы в полуфинал Лиги чемпионов…

Я четко видел, что Кешу, Валеру Кечинова, сбили, сзади в него въехали. Как мог судья этого не разглядеть – до сих пор не понимаю. А потом как раз и случилась наша с Липко ошибка, и Уэдек один мяч отыграл. И закончилось все ничьей 2:2 и нашим вылетом.

Кто мог подумать, что ни один российский клуб с того момента и до сих пор до полуфинала Лиги чемпионов не доберется.

Впрочем, не думаю, что нас тогда убивали. Это была просто одна ошибка. А вот в ответном матче «Локомотива» против «Монако» в 1/8 финала весной 2004-го их была целая серия. Но с худшим «убийством» в жизни, наглым и неприкрытым, я столкнулся, когда играл за «Торпедо» в Екатеринбурге. Занимался им известный специалист по этому делу Юрий Ключников. Работал он «качественно», если переехал из Ростова в Москву жить…

А после ответного матча с «Нантом» разочарование было такое, что я думал: все пропало, все закончено. С игрой за основу можно попрощаться, сейчас на мне поставят крест.

Ждал резкой критики за тот гол, был готов ко всему вплоть до отправки обратно в дубль. Но ничего не случилось. Всё как и прежде, спокойная обстановка, все тренируются и готовятся к следующему матчу.

Через три дня играли дома с новороссийским «Черноморцем», и мои опасения начали сбываться: в составе себя не нашел. Но, видимо, тренеры просто дали переварить случившееся. Потому что в следующем туре я вновь вышел на поле.

Причем с кем – со «Спартаком-Аланией», действующим чемпионом России! И мы своей молодой командой не просто выиграли, а разгромили владикавказцев – 4:1, а я прилично сыграл. И даже голевую передачу отдал.

* * *

Это было 30 марта, а 1 мая, то есть через месяц, в полуфинале Кубка России с очень сильным тогда «Ротором» у меня случилась большая радость. Первый гол во взрослой карьере!

У этого гола была своя предыстория, как раз связанная с тем самым разгромом «Спартака-Алании» в чемпионате. В том матче мы разыгрывали штрафной, Цымбаларь отдал пас мне, я откатил мяч назад под удар Никифорову, и он сравнял счет.

А тут, с «Ротором», уже он мне выкатил. До сих пор помню его слова: «Это тебе за «Аланию»!»

А ведь он был уже очень опытным игроком и летом уехал за границу. А я-то кто? 20-летний пацан, только в состав попавший. С момента того моего паса больше месяца прошло. И вдруг Никифоров мне говорит, что должок возвращает. У меня все это в голове с трудом укладывалось. И радость дикая была – не где-нибудь, а в полуфинале Кубка забил!

Кстати, перед ответным матчем во Владикавказе мы с Сергеем Горлуковичем, моим соседом по номеру, опоздали на установку. Я перепутал время и сказал ему – спи спокойно. Когда спустился в зал, увидел, что дверь приоткрыта, все Ярцева слушают. Тут же помчался наверх Горлуковича трясти.

Под шумок узнали, что в составе, и пошли чаек пить как ни в чем не бывало. Думали, Ярцев просто не заметил нашего отсутствия, но уже потом, после игры, он все высказал. Мол, неужели вы думаете, что я ничего не вижу?

Но он не стал устраивать из этого скандал. Хотя соперник сравнял счет в добавленное время и настроение было поганым – победа прямо из рук уплыла. После такого могло по-всякому повернуться – но, к нашему счастью, не повернулось. Дед-то, Горлукович, ладно, он в своей жизни и не такое повидал, ему вряд ли могло влететь. А вот мне, молодому…

Опоздаю я за всю карьеру только один раз – на тренировку в «Локомотиве». Команда уже минуты две выслушивает Семина, чем заниматься будем. Он дает свисток: «Побежали!» И тут влетаю я: «Минуточку…» Палыч напрягся, думал, стряслось что-то. А я протягиваю сто долларов: «За опоздание»…

Перед самым перерывом на чемпионат Европы в Англии, куда Романцев сборную повез, я и в чемпионате первый мяч забил – сочинской «Жемчужине». При 1:1 – а учитывая, что мы выиграли 3:1, гол этот оказался победным. С лета попал. Коновалов навесил, Тихонов крикнул: «Оставляй!» – наверное, головой хотел пробить. Но я все-таки рискнул и ударил. Попал в ближний угол. А потом тот же Тиша забил третий, так что праздника мне ничто не испортило.

В том сезоне, кстати, я забивал больше, чем когда-либо в «Спартаке». Четыре мяча за сезон. На следующий год – один, в 1998-м – ни одного, в 1999-м – один. Но, что интересно, постоянно забивал «Динамо». Дважды за «Спартак» и трижды за «Локомотив». И эти пять мячей за карьеру были результатом личной обиды. За ту самую детскую историю…

А в финале Кубка попали на мою будущую команду и будущего тренера – «Локомотив» и Семина.

Жара несусветная. 0:1 проигрывали, потом 2:1 вели. Сначала Санька Липко ударил чуть ли не от центра поля с небольшим рикошетом, а Босс, Сергей Овчинников, мяча не увидел и пропустил, а затем Никифоров реализовал пенальти. «Локо» сравнял тоже с пенальти – 2:2. Мы наседали весь второй тайм – и тут вдруг Юрка Дроздов из-за штрафной в одно касание как пальнет. Причем «щекой» – но с такой силой!

Наверное, он тогда первый свой гол в жизни забил: Саня Филимонов не среагировал. Времени отыграться у нас уже не оставалось. Это был первый трофей Семина, и, когда я перейду в «Локомотив», мы с ребятами о том матче вспомним.

Смешно, что в том финале я под 10-м номером играл. У меня тогда вообще постоянного номера не было – какой давали, такой и надевал. Фамилий на спинах ведь не писали. Это началось, когда я уже в «Локомотиве» был. Дали 16-й – и всё, стал моим. А в 1996-м в «Спартаке» я, по-моему, под всеми номерами переиграл. И не придавал этому никакого значения. Лишь бы выпускали…

Кубок уплыл, мы расстроились, конечно. Но тут тренеры умно себя повели. Если бы начали нашу молодую команду шпынять, во всех грехах смертных ее обвинять – может, мы и сломались бы. А Ярцев с консультировавшим его Романцевым никаких разборов полетов не делали. Мы сразу начали спокойно готовиться к следующей игре. И в итоге от поражения команда не то что не сломалась, а наоборот – окрепла.

* * *

Тот чемпионат для нас начался скверно. После первой игры с «Нантом», еще не отойдя от нее, поехали на первый тур в Калининград, играть с только вышедшей из первой лиги «Балтикой». И неожиданно проиграли.

В жизни, как мы знаем, случаются дежавю, и когда одиннадцать лет спустя я перейду к Ярцеву в «Торпедо», первый матч в первом дивизионе мы тоже будем играть с «Балтикой» в Калининграде. И тоже проиграем. Мы с Санычем тут же вспомним, с чего у нас все когда-то начиналось в «Спартаке»…

В команде начало нарастать напряжение – начать сезон с двух проигрышей подряд никому не понравится. Новый состав, новый тренер. Нет, никто нас не накручивал, что мы обязаны выиграть чемпионат – хотя, может, перед началом сборов и говорили, просто меня в первой команде еще не было. Но это же «Спартак», тут и так понятно, что, кроме первого, никакого другого места нет! Так всегда было, и даже говорить этого не нужно!

Нам сильно помогла вторая игра – с «Локомотивом». Горлукович головой забил, Аленичев – и мы выиграли 3:1. И на ответный матч с «Нантом» уже совершенно с другим ощущением выходили. Да, не смогли в полуфинал пробиться, но играли-то здорово. Ну а после того, как «Аланию» грохнули, почувствовали, что у нас есть команда. А я успокоился, поняв, что не так страшна эта высшая лига, как ее малюют. В ней играют такие же живые люди, и если не бояться, играть в свою игру и выкладываться до конца – все будет нормально.

А за победы и деньги платили, каких я до того никогда не видел. Зарплаты у молодых были маленькие, зато на премиальных можно было что-то скопить – только выигрывай! Они составляли от одной до трех тысяч за матч. Больше трех не было никогда – даже за золотой матч со «Спартаком-Аланией».

В конце сезона делались окончательные расчеты и что-то нам еще доплачивали. Правда, всем по-разному и по какому принципу – непонятно. В 1996-м я сыграл из тридцати четырех матчей двадцать восемь – и за первое место в итоге получил 5 тысяч долларов. А Титову, сыгравшему столько же матчей, дали, по-моему, 30. В 1997-м я получил пять с половиной тысяч за двадцать две игры, вратарь Филимонов – ноль, а его коллега по амплуа Нигматуллин – 500 долларов. И не знаешь, сколько и почему тебе заплатят – просто берешь конверт и подписываешь. И радуешься, что тебе хоть что-то дают.

Первые деньги за футбол я, кстати, получил в пятнадцать лет, играя за… «Спартак». Только футзальный. Футзал – это разновидность футбола с маленьким мячом, который не отскакивает от поверхности. У знакомых была как раз команда «Спартак», не имевшая, впрочем, никакого отношения к большому футбольному клубу. Меня туда позвали – и помню, как тешило мое сознание, что я играю за «Спартак»!

Если же возвращаться к деньгам, то нормальные зарплаты всем молодым положили только на третий сезон, в начале 1998 года, – после того как один из нас, Саня Ширко, забил три гола «Аяксу». Во-первых, перевели всё в валюту, хотя до этого получали в рублях. Во-вторых, Косте Головскому, Мелешину и мне сделали зарплату в три тысячи долларов, а если чистыми, то две с половиной. Ширко, которого в газетах назвали «победителем «Аякса» (он амстердамцам два гола на выезде и один дома забил), – 5 тысяч.

Кстати, когда во второй половине того года в аренду в «Торпедо» перешел, мне там те же 3 тысячи платили, только еще и чистыми. Плюс премиальные. То есть я и играть стал постоянно, и в деньгах ничего не потерял, а даже приобрел.

А еще футболисты «Спартака» чуток подзаработали на продаже машин. За выход в групповой этап Лиги чемпионов в 98-м году всем подарили по «Дэу Нексии». И сразу начался процесс перепродаж – причем зачастую друг другу, внутри команды. Цымбаларь, например, продал Матвеичу, нашему водителю автобуса Николаю Дорошину. Кто-то из ребят – Славке Сапогу, то есть мастеру по обуви Зинченко. Ширко вообще машину как-то ухитрился по телефону продать. И ведь ничего, не кинули…

* * *

Осенью 1996-го я открыл для себя и Кубок УЕФА. В гостях проиграли – 1:3, причем соперникам записали автогол, хотя это мой мяч был. Но дома Дима Аленичев два забил, и мы прошли дальше. А там нас ждал знаменитый матч с датским «Силькеборгом».

Это любимая команда Сереги Горлуковича. Потому что нам за победу премиальные почему-то так и не заплатили. Он всегда Ярцеву говорил, даже год-два спустя (пародирует картавость Горлуковича. – И. Р.): «Геойгий Саныч, а когда за «Сийкебойг» мы получим деньги?» У нас это была одна из любимых фраз, мы с нее тут же угорать начинали. Ярцев ничего не отвечал…

Дома вели спокойно – 3:0, гоняли их в одни ворота – забивай не хочу. И тут – один вдруг пропустили, другой. Потом Нигматуллин рукой за пределами штрафной играет, его удаляют, а замен у нас больше нет! Опаснейший штрафной в наши ворота – и кому-то из полевых надо в рамку вставать. Но кому? Никто такие моменты, конечно, на тренировках не обговаривал и не репетировал – это был чистый форс-мажор.

Андрей Тихонов, который в том матче два гола забил, даже не дал никому задуматься об этом. Тут же взял перчатки, надел свитер и пошел. Мог ли я встать? В тот момент, наверное, нет. Молодой, двадцать лет, трудно взять на себя такую ответственность. Но никто и не успел начать обсуждать – Тихонов как лидер все решил сам и взял удар на себя.

Сначала мяч в стенку попал, а потом кто-то добивал, и удар-то был хороший, в угол. Но Тишка намертво поймал! На спокойнячке!

Пять минут оставалось – и победу мы удержали, а матч тот благодаря Тихонову в историю вошел и всем запомнился. Мы его все, конечно, поздравили, но от игры радости никакой не было. Вести 3:0 и довести до такого…

В ответной встрече я оказался 19-м лишним и даже не попал в заявку. «Горели» 0:1, то есть на тот момент вылетали. Но тот же Тихонов сравнял счет, потом забили еще – и прошли этот «Сийкебойг». Но понервничать пришлось.

* * *

«Сийкебойг» навел на воспоминания о Горлуковиче. О Дедушке, с которым мы в Тарасовке в одном номере жили. О дядьке-наставнике применительно к той нашей команде 96-го года, когда так и говорили: «Ярцевский детский сад и вожатый Горлукович».

Мне с ним было и легко, и тяжело. С одной стороны, у нас в номере всегда все было, начиная от тейпов и заканчивая конфетами, которые Горлук очень любил. Все, что было на базе или в столовой, перемещалось в его тумбочку.

Мы прекрасно ладили, и как-то я на кровные купил видеодвойку, поставил в своей комнате. Потом вернулся с обеда и увидел, что мой телевизор перекочевал в комнату к Горлуковичу. Я взял телевизор и понес обратно к себе. Сергей поразился: «Ты что делаешь?!» В итоге он остался у Дедушки. Зато я пользовался привилегиями: конфет я у него из тумбочки мог брать в неограниченном количестве.

Еще, помню, тянулся где угодно. Хоть на балконе базы, хоть в центре города. Идем по магазинам – вдруг останавливается и начинает пахи растягивать. На тренировку выходил в какой-то ветхой форме. И машина у него была такая же – «Ауди-80».

Но Горлук – человек противоположностей. Как-то на базе появилась чья-то навороченная «Ауди А6». По Москве такие еще не ездили, только в Германии. Мы всё присматриваемся – это кто ж купил-то? Кто у нас Корейко? А на третью неделю видим – Горлукович выходит! Это была сенсация.

Учился я у него всему. Безобиднейший в жизни, на поле он становился сумасшедшим. Бутс на тринадцати шипах у него не было, только на шести – как и у Юры Ковтуна. Злющий, неуступчивый. Встает в квадрат, вроде благодушен, хи-хи да ха-ха. Но начиналось упражнение, и, если его кто-то обидит или начнет возить, мог так вставить, что мало не покажется.

Но всё в мяч, никогда не летел именно в ноги. Ну а уж если ноги вместе с мячом вынесет, тот тут уж извините – кто не успел, тот опоздал. Тем не менее умышленно Серега никогда никого не калечил, и эту предельную жесткость, но не переходящую в костоломство, я у него, думаю, перенял. Не просто так же прожил с ним три года в одном номере…

А в быту – просто добрейший человек. Когда играли в карты, ты мог его по-разному обзывать и ничего тебе за это не было. И Дедушкой, и еще как угодно. Панибратством он это не считал. Было у него еще смешное ругательство, которого я больше ни от одного человека никогда не слышал – «сапайло».

Но он даже «сапайлом» нас добродушно называл. Разозлиться чуть-чуть мог, только если кто-то к нам присоединялся и, когда мы играли в карты, начинал советовать, как ходить. Как тут не разозлиться – не на фантики же играли, а на деньги. Там каждая ошибка могла к потере привести, а когда помогает кто-то – это уже не по правилам. Так что – смотри сколько хочешь, но не советуй. Я один раз так «попал».

Играли в основном Горлукович, Титов, Тихонов, иногда присоединялся Кечинов, хотя Валерка больше со стороны смотрел. Если в бридж рубились, то выигранное очко равнялось доллару. То есть за вечер можно было выиграть или проиграть долларов триста. При наших тогдашних скромных заработках – серьезная сумма, то есть на кону стояло многое и приходилось думать. А Горлукович думал дольше всех, и мы над ним из-за этого всегда издевались. Но в меру.

Но вот если Дедушке на поле кто-то что-то неуважительно скажет – берегись. Там и в жизни – два разных человека!

До сих пор перед глазами стоит, как однажды в Самаре после матча он Титову что-то сказал, тот ему ответил – видимо, в хамской форме. Тогда Горлук ему при всех напихал: «Ты чего, сынок? Знай свое место!» Тит промолчал. Понял, что для него же лучше будет, если эта ситуация дальше не зайдет.

А почему только на шести шипах? Потому что, когда защитник поскальзывался, Романцев бывал этим крайне недоволен. А с тринадцатью шансов на это имелось гораздо больше. Есть в футболе маленькие такие вроде нюансы, но которые на многое повлиять могут.

И если оказывалось, что ты на тринадцати шипах, то мог у него даже из команды вылететь. Олег Иванович, сам защитник, всегда играл на шести и нас убеждал, что у защитников должна быть точка опоры. И никакого «если». Просто должна. Поэтому мы, линия обороны, всегда играли на шести.

Выпить Горлукович мог немало. О том, как он уберет с вечера бутылочку коньяку, а наутро натянет два шерстяных костюма и побежит кросс, всю эту гадость из организма выгонять, легенды ходили. А у меня со свадьбы он ушел с сеточкой вина, бутылочек восемь. Взял и уехал с ними… на базу. Интересно, как он их проносил.

А еще многие ребята рассказывали мне историю, как сборная России в 1994 году летела со сбора в Австрии на чемпионат мира в США. Перелет долгий – и вот прибыли в Калифорнию, команду торжественно встречает мэр города. У самолета – камеры, телевидение. И тут первым на трап, пошатываясь, выходит слегка помятый Горлукович… Кто-то говорил, что его после этого чуть сразу обратно не отправили.

А еще была знаменитая история на проводах Аленичева в «Рому» – меня там, к сожалению, не было, поскольку я тогда в «Торпедо» в аренде играл и графики команд не совпадали. Но знают о ней все футболисты – это точно не байка.

В конце праздника Алень собирался оплатить счет и увидел, что половину его составляют две бутылки самого дорогого из возможных коньяков. ХО, по полторы тысячи долларов каждая. Горлук их прямо там прикончил! А на вопрос: «Серег, ты что заказываешь?», ответил: «Димочка, что, жалко тебе для Дедушки хорошего коньячку? За твое здоровье? За успехи за границей?» Дима только руками развел – ну как можно на такого злиться. Любил Горлук на этом поиграть, на своей старости. А когда тренером стал, штрафует, говорят, вообще за все!

Это именно на том банкете наш мастер по обуви Слава Зинченко, рассказывали, Москву-реку на спор за гонорар переплывал. Меня эта новость не удивила. Я-то сам помню, как в Швейцарии, когда мы готовились к «Аяксу» зимой 1998-го, жили на озере в часе езды от Лугано. И тоже, когда был выходной, ребята постарше пообещали Славе триста долларов: «Давай, прыгай в озеро!» Прыгнул. Это был конец февраля. Ему все было нипочем. Он и целый банан с кожурой за сто долларов съедал. В основном над ним Тихонов, Аленичев и Цымбаларь прикалывались.

Слава с Аленем по-прежнему вместе. В тульском «Арсенале» у него с любительской лиги работал – только теперь уже не сапожником, а администратором. И живут недалеко друг от друга – Аленичев в Мамонтовке, Зинченко поблизости. Но он уже не юн, и прыгает ли зимой в водоемы – не знаю. Надо бы при случае спросить.

Замечательные в той команде люди были – тех, кого принято называть обслуживающим персоналом. Тот же Зинченко, Жиляев, администратор Александр Хаджи… Допустим, многим не нравились гетры, толстые были. Еле в бутсу залезали, мозоли натирали. Тихонов гетры обрезал, просил потоньше найти.

Хаджи откуда-то доставал, привозил из Израиля старые модели. Работящий, все находил – и шутил заодно. А Жиляев что угодно по быту футболистам обеспечивал. Как я уже говорил, телефон мне домашний поставил…

* * *

Тогда, в 1996 году, борьба в таблице была очень плотной, вперед ушли сразу пять команд – «Ротор», ЦСКА, мы, «Спартак-Алания» и «Динамо». Когда в октябре динамовцев 3:1 обыграли, а я в том матче счет открыл – уверенности в том, что можем взять «золото», прибавилось. Никто в том году на нас не ставил – но мы-то знали, что можем!

Причем гол у меня очень красивый получился – со школы таких не забивал. Да и потом за всю карьеру – вряд ли. По-спартаковски вышло – отдал пас Джубанову и не встал в ожидании того, что Вова будет делать дальше, а тут же рванул открываться под удар. Получил мяч обратно от Джубанова, положил корпус и с полулета пробил. Мяч в самую девятину влетел – просто сумасшедший гол получился! Сравнить с ним могу разве что победный мяч за «Локомотив» в ворота «Динамо» в 2004-м при счете 1:1 – с левой из-за штрафной, уйдя от игрока…

Потом был чумовой матч с «Торпедо», когда после первого тайма мы горели – 1:3, а во втором три мяча забили. Причем победный, четвертый, – Вова Джубанов, для которого это был звездный час. Быстрый, юркий, маленький – но долго не продержался, конкуренция большая. Уже в следующем году ушел в нижегородский «Локомотив». Но тогда – помог, сделал свое дело. А меня в том матче Ярцев заменил еще до перерыва. Такие вещи всегда неприятны. Очень. Но что я ему скажу? Мне же двадцать лет было, а в этом возрасте надо не говорить, а слушать и делать то, что тебе говорят.

Ведь вообще в том сезоне в «Спартаке» прилично играло немало ребят, которые потом на таком уровне себя не проявили. Нашел Ярцев к ним подход, дал им шанс, сумел раскрыть. Хотя, казалось, есть более опытные игроки, которые после отъезда лидеров имеют куда большие шансы занять их места.

Еще когда я был в дубле, например, в основе уже вовсю играл Сергей Чудин. Рыжий, хитрый лис. Данные были сумасшедшие. Удар, пас, техника, мощь – все на месте! С 30 метров мог засадить – мяча видно не было.

Но ленивый. Лень все в итоге и переборола. Дали ему в «Спартаке» трехкомнатную квартиру – и всё. Его звали в «Динамо», он остался, выбив квартиру, – но не было больше на поле никакого Чудина. В 1996-м он сыграл всего шесть матчей, и это оказались его последние матчи за «Спартак».

С Чудиным связан эпизод, после которого я зарубил у себя на носу, что подкат для защитника – последняя мера, в него нужно идти, только когда других вариантов выбить мяч уже нет. Ведь если ты не успел, и тебя пробросили – всё, у соперника к твоим воротам красная ковровая дорожка, как на Каннском кинофестивале. Когда меня только взяли в основной состав, на сборе в Израиле мы играли контрольный матч. В какой-то момент в центре поля потеряли мяч – и Чудин, игравший в центре обороны и в том эпизоде подключившийся к атаке, пошел в подкат. Соперник прокинул мяч, и возник опаснейший момент. Так на следующий день Романцев, который в том сборе наряду с Ярцевым участвовал, такой разнос устроил! «Ты думаешь, хорошо сделал? – говорил он Чудину. – Ты просто не хотел назад бежать, поэтому и сыграл в подкате. То есть не захотел терпеть. Все остальное – рассказы в пользу бедных». Это я навсегда запомнил.

Зато сколько пользы в том сезоне да еще в паре следующих команде принес Леха Мелешин! Вот это – настоящий трудяга. Играл правого хава и своей активностью перебарывал соперников. Тоже всего одним трудолюбием добился, как и я. Играл довольно долго и полезно – в «Спартаке», потом в «Сатурне»… Классический пример того, что если человек очень хочет, то и без особого таланта может многого в футболе добиться.

Да тот же Андрей Тихонов, мой сосед из Королева – тоже ведь не какой-то суперталант. А забивал в 1996-м пачками такие мячи, что вообще понять было невозможно, – с нулевого угла, как мы, футболисты, выражаемся, «из песочной ямы». У него удар поставлен, он очень много работал над ним на тренировках. Трудолюбивый, быстрый, с огромным желанием. Его еще в 1992-м взяли в «Спартак», он поварился с большими мастерами – и когда те уехали, в 1996-м вышел на свой пик, забил в том сезоне шестнадцать голов. И потом стал одним из символов «Спартака».

А вот Тит – это был настоящий талант. И Романцев Егора обожал, всегда в пример всем ставил. Что бы ни делал Титов – он всегда лучший. Впрочем, у Романцева любимчик – это ничто. Если бы Тит повел себя не так, начал пить, Иваныч бы его быстро убрал. Для него не было вообще никаких авторитетов. Цымбаларя-то он тоже любил…

Вот кого действительно жалко было – так это Андрея Пятницкого. Это был мой самый любимый игрок из того состава «Спартака», когда я только в дубль пришел. Все умел! И пахал в середине поля, и отдавал, и забивал – причем чем важнее матч, тем лучше играл.

Недавно включил телевизор, а там запись матча Лиги чемпионов 1995 года «Блэкберн» – «Спартак». Того, где Сергей Юран единственный гол забил. Вася Уткин комментирует и не слезает с бедного Пятницкого – сколько потерь, как плохо играет. При том что было все совсем не так. Вася в своем репертуаре – если уж за кого-то взялся, вовсю гнобить начинает.