Текст книги "Как Россия получила чемпионат мира по футболу – 2018"

Первое упоминание двух этих фамилий вместе я обнаружил вообще в сообщении за март 2001 года. Впрочем, тогда новоиспеченный российский президент упоминался в числе других лидеров европейских стран, которые в Стокгольме проводили встречу на высшем уровне, и Блаттер выступал перед ними с докладом. Ни о каком его личном общении с Путиным, однако, в тот раз не упоминалось.

Зато в номере «Спорт-Экспресса» за 16 января 2006 года была опубликована информация под заголовком: «Путин встретился с Блаттером и Мутко». Согласно ей, тогдашний президент России встретился с руководителем ФИФА и главой РФС в своей загородной резиденции в Ново-Огареве. Мутко тогда в интервью моему коллеге Максиму Квятковскому прокомментировал то событие так:

– То, что глава нашей страны в воскресный день выделил время для обстоятельного разговора, в очередной раз подтверждает, насколько он неравнодушен к спорту. Беседа прошла в дружественной атмосфере, мы затронули множество тем, касающихся футбола. Разумеется, Путин огорчен, что Россия не будет выступать в финальном турнире чемпионата мира (2006 года в Германии. – Примеч. И.Р.). Блаттер тоже выразил сожаление по этому поводу. Кстати, руководитель ФИФА остался доволен и итогами визита к Путину, и поездкой в Москву в целом. Только что проводил его в аэропорт и могу сказать: уезжал Блаттер в отличном настроении.

Слова Путина, адресованные тогда Блаттеру, процитировал ИТАР-ТАСС: «Миллионы болельщиков в нашей стране надеются, что российские футболисты проявят себя на всех международных турнирах, которые вы организуете. Для нас большая честь, что вы, как президент ФИФА, уделяете такое большое внимание России. Мы тоже внимательно следим за работой ФИФА в целом». Блаттер, в свою очередь, выразил уверенность, что Мутко сможет многое изменить к лучшему в футболе России.

Напомню, что Мутко к тому моменту возглавлял РФС меньше года. О статусе члена исполкома ФИФА применительно к нему тогда еще и речи не было – а вот встречу с Путиным, очевидно, что за счет своих личных отношений с президентом, организовать смог.

Как мы знаем, Путин продолжит внимательно следить за работой ФИФА. До момента подачи заявки на проведение ЧМ-2018 оставалось чуть меньше трех лет.

* * *

Путь к тому, что Путин и Блаттер стали добрыми знакомыми, как выяснилось, был далеко не таким простым. И не был усеян одними розами.

…Мы сидим в кабинете Вячеслава Колоскова, ныне советника президента Олимпийского комитета России (ОКР), почетного президента РФС, почетного члена ФИФА и УЕФА, а на протяжении более чем четверти века – руководителя отечественного футбола и члена исполкома ФИФА и УЕФА. Наша откровенная беседа проходит в здании ОКР на Лужнецкой набережной, и на стене колосковского кабинета – множество фотографий. Выше всех, на одном уровне, – два снимка. Патриарха отечественного футбола Николая Старостина и бывшего президента ФИФА Жоао Авеланжа. И лишь ниже – фотографии самого Колоскова вместе с Блаттером, Путиным, Платини, другими видными фигурами. Такое расположение кадров наглядно показывает: этому 70-летнему человеку не свойственно флюгерство, и он не меняет фото на стенах в зависимости от текущей ситуации в политике и футболе.

В своей книге «В игре и вне игры» Колосков пишет:

«После распада СССР мы организовали Кубок Содружества, чтобы сохранить футбольные связи на постсоветском пространстве. Нашу инициативу поддержал Зепп Блаттер, сменивший Авеланжа на посту президента ФИФА. Несмотря на занятность, он постоянно приезжал на это соревнование, подчеркивая тем самым его важность для развития футбола. Мне казалось, что руководство нашей страны тоже это понимает, и было бы неплохо, если бы во время турнира Блаттера принял президент России В.В. Путин. Обратился с этой идеей в Администрацию Президента и получил ответ: «Не тот масштаб».

В нашей беседе Колосков рассказал еще одну историю:

– Лично в Администрации Президента я никого не знал и все, что мог сделать, – писать туда записки. Узнал лишь потом – когда нынешний президент России, а тогда руководитель Администрации Президента Дмитрий Медведев пригласил меня с тем, чтобы я добровольно уступил место президента РФС. Тогда же узнал и Владислава Суркова. По фамилии знал, что есть еще и Игорь Сечин.

С Сечиным у меня однажды была нервозная ситуация. В Москве проходил Кубок Содружества, и там были Зепп Блаттер и Мишель Платини. Причем Платини тогда еще не был президентом УЕФА, а являлся только советником Блаттера. Я вновь написал записку – с тем, чтобы организовать их встречу с президентом Путиным. Сидим на матче, звонит Сечин: «Есть решение, что встреча состоится завтра. Но там должен быть не только президент ФИФА, но и Платини».

Но дело в том, что Платини улетал на следующий день рано утром! У него был конгресс Французской федерации футбола, в которой он занимал пост вице-президента. И я сказал: «Его не будет». В ответ услышал: «Не будет Платини – не будет встречи. Сделайте все, чтобы его остановили». Я подошел к Платини, объяснил ситуацию. Он пожал плечами: «Есть президент ФИФА, я на этом уровне – никто. У меня заседание в своей организации, и я не могу его пропустить». Перезваниваю, объясняю. И опять слышу: «Не будет Платини – не будет встречи». Я положил трубку, никакого приема у Путина так и не было.

Вот такие отношения тогда у нас были с властью. Пока я был президентом РФС, мы тоже очень хотели организовать встречу президентов России и ФИФА. Но ничего не получалось.

– По-вашему, Платини требовался на встрече как легендарный в прошлом футболист?

– Конечно. Блаттер, по их логике, примелькался, он – чиновник, а Платини – выдающийся футболист. И фотография с ним в СМИ, с точки зрения администрации, больше значила для рекламных, пиаровских целей президента.

– А Блаттер знал обо всей этой ситуации?

– Нет, я ему не говорил. Обмолвился, что, возможно, будет встреча, но напрямую не объяснил, что это зависит от присутствия на ней Платини. Я не стал обострять эту ситуацию.

Вот так все складывается по мелочам. Выложил бы тогда Колосков президенту ФИФА все начистоту – и, вполне вероятно, так мы никогда бы и не получили чемпионат мира…

Спрашиваю Колоскова:

– А как потом масштаб вдруг резко стал «тем»?

– Административный ресурс. Мутко, возглавив РФС и имея прямой доступ к Путину, сумел объяснить ему, что главный человек в футболе – Блаттер, и от его отношения к нам очень многое зависит. Президент все быстро и правильно понял, и у них с Блаттером действительно сложились очень хорошие отношения. Они прекрасно общались и на немецком языке, и на английском.

– Когда они впервые встретились в 2006 году, Путин, по-вашему, уже тогда задумывался о возможности принять чемпионат мира?

– Уверен, что нет. Это был просто разговор на перспективу.

* * *

Будущий генеральный директор заявочного комитета Алексей Сорокин узнал об официальном заявлении премьера о подготовке заявки на ЧМ-2018, будучи в отпуске:

– Эта весть застала меня за пределами родины. И украсила отпуск, конечно. Обратно возвращался с совсем другим настроением, с чувством, что предстоит что-то большое и настоящее.

Сорокин и был одним из тех мечтателей-энтузиастов. Он разрабатывал прожекты российской погони за чемпионатом мира уже давно. Но превратить прожект в проект, изъяв оттуда всего лишь одну букву, можно было только росчерком пера главы правительства. Или, по крайней мере, его произнесенными вслух словами.

Сегодня Сорокин уже в статусе гендиректора Оргкомитета ЧМ-2018 сидит в кабинете на Краснопресненской набережной, с чудесным видом на Москву-реку и гостиницу «Украина». Там мы беседуем с ним и его заместителем Александром Джорджадзе. Спрашиваю:

– Помните момент, когда кто-то первый раз сказал: «А почему бы нам на чемпионат мира не замахнуться?» Кто это был? И когда?

Сорокин отвечает:

– Министр (Мутко) сказал эти слова мне. Но точные день и время – не помню. По-моему, эта идея появилась у него еще даже до проведения в Москве финала Лиги чемпионов 2008 года. И вообще, у меня есть сильное ощущение, что не случайно Виталий Леонтьевич в 2005 году, вскоре после того, как возглавил Российский футбольный союз вместо Колоскова, отозвал заявку России на проведение Euro-2012. Вполне допускаю, что где-то на международных футбольных верхах у него состоялся разговор, во время которого созрело решение: сняться с «Европы», податься лучше на «мир». Но точно об этом может знать в нашей стране только сам министр.

До этого вопроса мы с Мутко еще дойдем. А пока я интересуюсь у него:

– И все-таки кто первым сказал «а»?

– Это очень сложно восстановить. Еще когда я был президентом РФС и мы принимали программу развития футбола в стране – получали поддержку у Путина. Я докладывал президенту, обосновывал – и сказал: «Нам нужно обязательно включить в эту программу строительство стадионов. Потому что если когда-то пригласим к себе чемпионат мира – без них никак не обойтись». Так что идея давно витала в воздухе. Зрела, может быть, десять лет.

Но реализовываться начала после того, как я вошел в исполком ФИФА. Увидел, какова процедура выдвижения, понял философию – что Блаттер идет в новые регионы, новые страны. Тогда мы и почувствовали, что можем. Однако более четкие очертания все получило после одобрения президентом и председателем правительства. Разговор был с обоими.

В исполком ФИФА Мутко вошел в марте 2009 года. В том же месяце Россия подала (пусть до майского выступления Путина на правительстве этого и не афишировала) официальное письмо в ФИФА о намерении участвовать в гонке за ЧМ-2018. Этот момент, наверное, и нужно считать точкой отсчета нашей заявочной кампании. Хотя ее «чернорабочие», Сорокин и Джорджадзе, к тому моменту уже провели массу подготовительной работы.

Но такова наша страна, что без одобрения на самом-самом верху она оказалась бы лишенной всякого смысла.

* * *

Ничто, как говорится, не берется из ничего. Очень сомневаюсь, что России отдали бы чемпионат мира, если бы у нашей страны к тому моменту не было хотя бы какого-то опыта проведения важнейших международных футбольных событий. И началось это еще в прошлом веке. Правда, с ба-а-альшим скрипом. Я бы даже сказал – от противного.

Спрашиваю Колоскова:

– В те десятилетия, когда вы руководили нашим футболом и входили в исполком ФИФА, вам могло прийти в голову, что однажды мы получим чемпионат мира?

– Нет, конечно, – честно отвечает он. – В свое время мы пытались это делать еще при советской власти. Но попытки были робкие, разведочные – и ничего у нас не получилось. Подавали, например, заявку на проведение чемпионата мира 1990 года. Но у нас и опыта никакого не было, и мы толком знать не знали, как этим надо заниматься. Подали заявку – а потом ее надо было подтвердить, и мы, уже более или менее осознав, во что ввязались, подтверждать не стали. Даже заявочного комитета, по-моему, не создали. Видимо, не получили разрешения соответствующей инстанции, то есть ЦК КПСС, от которого тогда зависело все.

Но с тем отношением, которое тогда было к высшим мировым футбольным чиновникам в нашей стране, рассчитывать на какое-то позитивное отношение и не приходилось. Судите сами. В 1985 году в Москве проходил юношеский чемпионат мира, и на него приехал президент ФИФА, бразилец Авеланж. В тот день сборная СССР не играла, и ложа для почетных гостей – единственное тогда укрытое козырьком место на стадионе – была пуста. Но Авеланжа туда не пустили – при том что лил сильнейший дождь при шквалистом ветре!

Как сейчас помню, там был начальник ложи, я его хорошо знал. Взмолился: «Коля, посмотри, что делается!» Он развел руками: «Я позвонил своим начальникам, они говорят категорическое “нет”». В результате Авеланж стоял и смотрел футбол под… женским зонтиком, который дала ему его личный секретарь.

Сравните с тем, как принимают Блаттера и других футбольных вождей сегодня. Времена, конечно, меняются разительно.

– Авеланжа тогда не принимали никакие первые секретари, не говоря уже о секретарях ЦК КПСС или членах Совета министров, – продолжает Колосков. – Предельным был уровень главы Спорткомитета и Олимпийского комитета. Была, к примеру, ситуация вокруг летней Олимпиады 1984 года в Лос-Анджелесе. Советский Союз объявил, что бойкотирует Игры. А я в силу своих обязанностей вице-президента ФИФА был председателем оргкомитета олимпийского футбольного турнира. Представляете абсурд: советский функционер – глава оргкомитета, а советская сборная на турнир не едет!

Авеланж сделал все, чтобы хотя бы наша футбольная команда в Америку отправилась. Приехал в Москву, пытался пробиться на самый высокий уровень – но выше председателя Госкомспорта Марата Грамова его не пустили. Грамов его принял, Авеланж – представьте – даже вручил ему орден ФИФА «За заслуги». Как жест доброй воли, что ФИФА ценит Советский Союз и надеется на сотрудничество. Но председатель Спорткомитета отрезал, что решение принято, и ни для одного вида спорта, в том числе футбола, исключения сделано быть не может.

Конечно, у Авеланжа могло бы накопиться негативное чувство к СССР, которое потом перешло бы и на Россию. Но бразилец – умнейший человек. Он прекрасно понимал нашу систему, знал, каковы взаимоотношения между партийной номенклатурой и рядовыми работниками – даже если те входят в исполком ФИФА. И осознавал, что самостоятельно здесь работать было абсолютно невозможно. Ко мне он испытывал просто отцовские чувства как к младшему на тот момент члену исполкома – у нас с ним 25 лет разницы, и почти со всеми остальными, кто тогда туда входил, было минимум столько же. Когда я 40-летним вошел в исполком, средний возраст там был далеко за 70…

Он стал моим учителем, и в итоге мы даже на Байкал в потрясающую поездку вместе ездили. Когда развалился Советский Союз, к России, как к молодому государству, он тоже относился очень тепло. Недаром каждый год до своего ухода с поста президента ФИФА в 1998-м он приезжал на Кубок Содружества. Иногда даже с женой Анной-Марией…

…Пройдут годы. Россия заявится на проведение сначала Олимпиады-2014 в Сочи, а затем футбольного ЧМ-2018. И Авеланж, которому будет уже за 90, в обоих случаях здорово нашей стране поможет. А после победы пришлет, по словам Колоскова, трогательнейшую поздравительную телеграмму…

Колосков рассказывает:

– В случае с Сочи Авеланж, самый старый член МОК, лично принес нам минимум пять голосов. И по ЧМ-2018 он по моей просьбе напрямую разговаривал с людьми, к которым подобраться было трудно, а он для них является величайшим авторитетом. В первую очередь ко всем франкоговорящим – к примеру, президенту Африканской конфедерации камерунцу Иссе Хаяту. Он очень формально организовал официальную встречу с Мутко во время ЧМ-2010 в Южной Африке, держался подчеркнуто на расстоянии. Но Авеланж с ним поговорил, и уверен, что это оказало решающее влияние на то, что Хаяту в итоге проголосовал за Россию.

– Но как Авеланж может в свои 95 обладать таким влиянием на могущественных людей?!

– Да Авеланж каждый день в офисе, работает по 5–6 часов! Встает в 6.30. В 7 на час идет в бассейн, после завтрака к 10 едет на работу. Домой – только к пяти пополудни. Ужинает только фруктами. До недавних пор Авеланж был владельцем большой компании, которая в Сан-Паулу собирала автобусы, – я у него там был. Также он член совета директоров нескольких банков и двух страховых компаний – словом, очень уважаемый в Бразилии человек. Вполне дееспособный, он и выглядит для своего возраста великолепно.

Летом 2011 года на конгрессе ФИФА в Цюрихе, где Блаттера переизбирали на новый четырехлетний срок, Авеланж тоже был. И, увидев Колоскова, на глазах у всех обнял его и вновь поздравил с получением чемпионата мира. Для экс-президента РФС это была одна из самых счастливых минут…

* * *

В 1998 году Авеланж ушел на пенсию, предложив членам исполкома ФИФА в качестве своего преемника проголосовать за Зеппа (Йозефа) Блаттера. После 21 года правления бразильца на конгрессе в Париже наступила 17-летняя эпоха швейцарца, которая завершится в 2015 году. Эпоха человека, при котором Россия и получит ЧМ-2018…

– Авеланж с Блаттером сейчас так же близок, как во времена «смены караула»? – спрашиваю Колоскова.

– Нет, теперь у них формальные отношения, – удивляет экс-президент РФС. – В ту пору они были иными. Не то чтобы дружескими, так как Авеланж не сильно подпускал к себе людей, с которыми работал. Бразилец – суровый человек, немножко склонный к диктатуре. Но отношения с Блаттером у них действительно были хорошими, и он поддержал его кандидатуру на пост президента ФИФА. Но, мне кажется, Блаттер не все сделал, чтобы та теплота сохранилась. Формально Блаттер приглашает Авеланжа на все конгрессы и исполкомы, приветствует. У Авеланжа остался офис почетного президента ФИФА в Рио-де-Жанейро, есть у него международный секретарь, который ведет все его футбольные дела. Но прежних отношений между ними – нет.

Как в течение многих лет формировалось отношение Блаттера к России? Об этом тоже никто не сможет рассказать лучше Колоскова.

– С Авеланжем и его зятем, ныне членом исполкома ФИФА и президентом Бразильской федерации футбола Рикардо Тейшейрой вы когда-то ездили на Байкал. А с Блаттером?

– В Загорск ездили, ныне Сергиев Посад. Его принимал митрополит, в трапезной кушали, показывали ему все, что далеко не всем показывают. В Суздаль ездили. В Подмосковье, поскольку там у меня много друзей и возможностей нормально отдохнуть. Однажды, помню, в России была сессия МОК. Так мы всех членов МОК от футбола, а их было в то время человек шесть, возили к нашим друзьям на Истринское водохранилище. Устроили им, в том числе Блаттеру, хороший концерт индивидуальный…

Возвращались в Москву в районе половины первого ночи. Автобус был тяжелый, комфортабельный – «мерседес» для сборной. Дорога была песчаная, укатанная. А навстречу – легковушка. Наш водитель хотел съехать чуть на обочину, чтобы уступить ей дорогу. Но по инерции нашу махину снесло с дороги, и ее оттуда уже было не вытащить. Что делать?

Встали прямо напротив какой-то калитки. Маленький домик покосившийся, огонек в окне горит. Выходят две женщины, лет по 35–37. Немножко выпимши уже, но очень добрые. Спрашивают – что случилось? Я объясняю: едем с Истры, федерация футбола, члены МОК… И спрашиваю: «Может, у вас водичка есть?» Так они через несколько минут выходят с подносом. Там бутылка водки чуть-чуть ими же и початая, вода, сыр, колбаска…

Гостеприимство наших людей членов МОК растрогало. Ветераны, правда, из автобуса не вышли, а вот Блаттер и Вальтер Гагг (впоследствии – директор ФИФА по развитию. – Примеч. И.Р.) водочку эту с местными жителями распили. А потом уже приехали микроавтобусы, всех забрали и развезли. Замечательная была история.

Еще более замечательной она становится, когда читаешь книгу Колоскова «В игре и вне игры». Там он рассказывает то, что запамятовал в нашем разговоре:

«Помню, Блаттер тогда спросил:

– Вячеслав, признайтесь, эта остановка и встреча с местными жителями тоже заранее запланированы, как и цыгане на отдыхе?

– Ну что вы! И почему так подумали?

– Эти женщины так любезны, а мужчины так прекрасно разбираются в проблемах футбола. И они так искренне хотят, чтобы Россия стала великой футбольной державой. Если у вас глубинка так переживает за футбол, то, значит, у этого вида спорта в России есть будущее, я верю в это!»

Вот что такое судьба. Кому дано знать – кабы не съехал тогда на обочину автобус, была бы у Блаттера возможность прочувствовать, как в нашей глубинке относятся к футболу? А может, просто с глубинкой повезло?..

– Как вы сдружились с Блаттером? – спрашиваю Колоскова.

– Когда я в 1979 году пришел в исполком, Советскому Союзу по уставу этой организации полагалось одно кресло вице-президента ФИФА. Валентин Гранаткин ушел, я занял его место. Блаттер в то время был техническим директором Международной федерации, отвечал за собственно футбольные вопросы – методологию, технологию. Поскольку я уже в то время был кандидатом наук, то выступал на заседаниях исполкома как раз с позиций профессионального методиста. А советскую футбольную науку в то время в мире очень ценили.

Получилось так, что мы занимались смежными вещами, и прежде чем какие-то вопросы выносить на исполком, «перетирали» их между собой. Кроме того, сошлись и наши увлечения помимо работы. Поскольку заседания исполкома, как правило, продолжались несколько дней, то вечера, как правило, были свободны. Как Блаттер, так и я тогда увлекались теннисом: и для здоровья полезно, и приятно. Так получилось, что мы с ним сразу в паре стали играть, друг в друга поверили. Сошлись у нас характеры для этого, есть в них что-то одинаковое.

Блаттер – очень открытый человек. Общительный, моторный, подвижный. С ним прежде всего нужно быть искренним, это главное. А также – обязательным, поскольку швейцарцы таких очень ценят. Ни в коем случае нельзя выпендриваться, надуваться, как мыльный пузырь. Простым человеком надо быть!

Со временем у нас в теннисе серьезные противники стали появляться, молодые ребята из различных комитетов ФИФА. Но обыграть нас все равно было очень сложно. Так мы 8–10 лет вместе в теннис и играли – пусть и нерегулярно, 2–3 раза в год. В Москве такое случилось, по-моему, только один раз, поскольку приезжал Блаттер всякий раз ненадолго, и программа у него была расписана от и до. Играли мы и в футбол: дважды в год обязательно проводились матчи между исполкомами ФИФА и УЕФА, а также между администрацией и исполкомом ФИФА. Однажды даже Авеланж на место центрфорварда вышел, когда исполком проводил матч против цюрихских банкиров. А Блаттер играет неплохо – видно, что в юности в любительских командах неплох был…

Легенду, будто Блаттер играл за сборную Швейцарии на ЧМ-54, Колосков категорически опровергает:

– Нет, на профессиональном уровне он в футбол никогда не играл. Знаю, что работал в известной швейцарской часовой компании и ездил на крупнейшие спортивные соревнования, в том числе и в Москву, как ее представитель. Был он в этом качестве и на Олимпиаде 1972 года в Мюнхене.

Как он пришел в ФИФА, мне точно не известно. Но Блаттер был женат на дочке предыдущего генерального секретаря ФИФА швейцарца Кейзера, который долгие годы работал с легендарным президентом, англичанином сэром Стэнли Роузом, в праздновании 90-летия которого я как вице-президент ФИФА в 1984 году участвовал. На смену Роузу пришел Авеланж, а на смену Кейзеру – Блаттер. Но сначала Блаттер работал «под» Кейзером: этот был генсеком, а тот – начальником технического отдела.

Что ж, по этому рассказу нетрудно догадаться, что именно тесть составил зятю-часовщику протекцию в ФИФА. Жизнь – она везде жизнь. И не стоит думать, будто личные связи являются карьерным «пропуском» только у нас. Скажем, за свою журналистскую карьеру я не раз делал большие интервью с западными звездами – и в 90 процентах случаев выйти на них мне удавалось не официальным путем, через пресс-службы, а исключительно благодаря каким-то личным контактам.

Вот еще один такой случай в мировом футболе: благодаря Авеланжу состоялся как футбольный функционер его зять Рикардо Тейшейра – один из тех 22 членов исполкома ФИФА, которые участвовали в голосовании по ЧМ-2018. Колосков рассказывает:

– Когда Тейшейра приезжал к нам на Байкал, они только поженились с дочкой Авеланжа Люсией. До этого он был простым фермером. Занимался коровами, навозом, молоком и тому подобными вещами. Потом, когда женился, Авеланж начал его потихоньку подтягивать к футболу. На Байкале Тейшейра вел себя просто. А с тех пор немножко зазнался… (улыбается)

С точки зрения эмоций у нас с президентом Аргентинской федерации Хулио Грондоной теплее отношения. Он меня очень любит, уважает, и все время, как только увидит, говорит: «Ты – старший вице-президент ФИФА, а не я!» А дело в том, что я по стажу пребывания в исполкоме был самый старший и должен был занять эту должность. Но поскольку меня из исполкома вывели усилиями РФС, старшим стал Грондона. Он об этом прекрасно помнит. Он человек более открытый, чем Тейшейра. Просто бразильца я знаю дольше. Но с аргентинцем контакт теплее.

Словом, с кумовством – это везде обычная история. Даже в ФИФА.

* * *

В 1990-е годы, к которым с чьей-то легкой руки накрепко приклеился штамп «лихие», жить у нас было весело и свободно, но нестабильно. Выражаясь сленгом нынешней молодежи, Россию тогда «плющило и колбасило», а потому связываться с нами на предмет проведения мировых спортивных форумов никто не хотел.

Маленький прорыв совершила УЕФА и ее президент, могучий швед Леннарт Юханссон. Благодаря его поддержке исполком УЕФА поручил Москве и стадиону «Лужники» в мае 1999 года провести финал второго по значимости клубного футбольного евротурнира – Кубка УЕФА. Это стало громом средь ясного неба, и когда летом 2007-го в Одессе у меня появилась возможность взять большое интервью у Юханссона (к тому моменту уже уступившего пост главы УЕФА Мишелю Платини) для «Спорт-Экспресса», я, в частности, спросил его:

– Верно ли, что у вас прекрасные отношения с (тогдашним) мэром Москвы Юрием Лужковым?

– О да! – воскликнул Юханссон. – Я был в Москве еще в советские времена, а когда приехал туда после распада Советского Союза, меня поразило, какие перемены произошли в российской столице при Лужкове. Мэр Москвы – человек, у которого «да» – это «да», а «нет» – это «нет». Однажды я пообещал ему, что финал одного из Еврокубков состоится в Москве, но для этого УЕФА должна быть уверена, что будут решены все вопросы с визами, безопасностью, оборудованием и так далее. С момента того разговора прошло два года, и он написал мне: «Я сделал то, что пообещал сделать. Теперь ваша очередь». И я убедил исполком УЕФА, что финал Кубка УЕФА 1999 года должен пройти в Москве. Все получилось успешно. Я запомнил это.

– То есть сенсационное решение УЕФА отдать Москве финал Лиги чемпионов – 2008, принятое еще при вас, – результат вашего личного отношения к Лужкову?

– Да, это главная причина. Но требовалось еще убедить моих коллег из исполкома. Президент УЕФА не может принимать подобные решения в одиночку. Это делает большинство исполкома, и оно ко мне прислушалось.

– Уверены, что Москва справится?

– Да, это мое глубокое убеждение.

Москва справилась. Но до рассказа об этом хотелось бы сделать небольшое отступление. Порой в угоду политической и иной конъюнктуре у нас бывает принято вымарывать из истории те или иные личности. О сталинских временах уже не говорю, но даже при Брежневе в титрах фильмов с участием того же Савелия Крамарова (даже когда он играл главные роли!) фамилия актера-эмигранта не фигурировала. Спортивных телекомментаторов убедительно просили не упоминать хоккеистов-словаков братьев Штястны, убежавших из соцлагеря за океан. И так далее.

Не так давно мэр Лужков с треском и шумом покинул свое кресло на Тверской. Это – не книга о политике, и углубляться в это и подобные дела мне тут хочется меньше всего. Сверхдоходами компании «Интеко» и многими другими вещами Юрий Михайлович свою участь наверняка заслужил.

Но если о нем говорит добрые слова один из крупнейших мировых футбольных политиков планеты – я не имею права их даже сегодня не привести. Ведь наш успех в борьбе за ЧМ-2018 – это цепь из огромного числа маленьких звеньев. Не будь того же Лужкова, не преврати он Москву в 1990-е из советского города в европейский (о 2000-х сейчас не говорим), – не дали бы нам, как выясняется, сначала финала Кубка УЕФА, а затем – решающего матча Лиги чемпионов. И не прониклись бы тогда на футбольно-политическом Олимпе уверенностью, что Россия, какой турнир ей ни дай, – справится.

И Лужков, и Юханссон в своих былых вотчинах уже не у власти. Но след от тех их решений в футболе отпечатался. И не надо, полагаю, его недооценивать. Герои сегодняшних дней, конечно, сыграли в получении чемпионата мира наибольшую роль. Но определенную платформу для них создали и герои дней вчерашних.

Не у власти в РФС и Колосков. За эти без малого три десятка лет со многими людьми в ФИФА и УЕФА, собственно, и избиравшей страну-хозяйку ЧМ-2018, у него сложились не просто неформальные отношения. Какие? Об этом мне в том же интервью 2007 года сказал Юханссон. Благо, официального поста к тому времени он уже не занимал и мог быть вполне откровенен.

– С Колосковым мы не просто коллеги, а близкие друзья, – признался швед. – Он гостил у меня в Швеции, а я – у него в России. Друг для меня – друг навсегда, вне зависимости от того, какой пост он занимает. Ни Колосков, ни Суркис ничего не выгадали, голосуя за меня на выборах президента УЕФА. Только одно – мое уважение.

– По его словам, до недавних пор, собираясь у кого-то дома, вы с ним могли распить бутылку виски на двоих…

– Или две! (улыбается) Но если возвращаться к серьезным материям, то нельзя забывать, что Колосков прошел через огромные изменения в политической системе страны – и остался востребованным. Он возглавлял не только футбольную, но и хоккейную федерацию. Затем одновременно работал в исполкомах ФИФА и УЕФА и очень уважаем в обеих организациях.

«Очень уважаем» – за этими словами Юханссона закамуфлирован тот уровень не столько даже профессиональных, сколько многолетних личных отношений, которые ничем не заменишь. При работе над продвижением нашей заявки это вовремя поняли – и привлекли к работе экс-президента РФС. Еще один важный винтик в том механизме, который привел к успеху.

Колосков вспоминает:

– В конце 1990-х, после выборов на пост президента ФИФА, (Блаттер в 1998-м победил Юханссона. – Примеч. И.Р.) между Блаттером и Юханссоном были очень серьезные разногласия. Остался большой негатив. И так получилось, что они оба оказались в Москве, и мы приехали к моим друзьям в Подмосковье. Так я их закрыл в отдельной комнате, поставил им большую бутылку водки – 0,75 литра, нормальной закуски. И сказал: «Пока не договоритесь, не выходите оттуда». Они, правда, сравнительно быстро вышли – минут через 30–35. Бутылочка была наполовину опорожнена. И сказали: «Все разногласия исчерпаны. Мы выходим отсюда с чистым сердцем и новыми взаимоотношениями».

Даже если в этом рассказе и есть доля какого-то преувеличения, нетрудно представить, сколь тесные отношения связывают Колоскова не только с этими двумя мощнейшими фигурами мирового футбола, но и со многими другими, с кем бывший глава РФС на протяжении 28 лет (!) соседствовал в исполкоме ФИФА.

– С кем вы все-таки поближе – с Блаттером или Юханссоном? – уточняю у Колоскова.

– С Блаттером. У нас разница в возрасте поменьше, и знакомы мы получше, сразу как-то нашли общий язык. С Юханссоном же долго притирку проходил. В исполкоме УЕФА Николай Ряшенцев 25 лет от Советского Союза был, все к нему привыкли. А меня воспринимали как человека Блаттера, а у них с Юханссоном в свое время тяжелые отношения были. Особенно меня ревновал Герхард Айгнер, генеральный секретарь УЕФА, да и у всех там настрой ко мне был очень настороженный. Включая Юханссона. А потом я растопил его сердце (улыбается), и Айгнер, поняв, что ничего сделать не может, отошел в сторону и не мешал.