Автор книги: Игорь Рабинер
Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Но как игрок решает для себя подобные вопросы сам, точно так же и тренер делает из этого определенные выводы.
Титов в сборную больше не приглашался.
В декабре 2007-го, когда мы с Хиддинком подводили итоги отборочного цикла, я не мог не задать ему несколько вопросов о капитане «Спартака».
– Да, Титов – очень умный игрок, – сказал тренер. – И мне было жаль, когда перед началом сбора накануне матча с Эстонией он сказал, что хочет остаться дома по причинам личного характера. Когда ты сам принимаешь решение не быть в национальной команде, что я могу сделать? Я уважаю твое решение и буду подбирать на это место молодых.
– Если сам Титов изъявит желание вернуться в сборную, он поедет на чемпионат Европы?
– Если я верну его в состав, то вынужден буду убрать кого-то из молодых одаренных игроков, которым по 23–24 года и которые представляют собой будущее российского футбола.
– То есть – нет?
– Мы должны смотреть в будущее. Игроки, которые сейчас выступают в команде, способны к дальнейшему росту. Что же касается тех опытных мастеров, которые сами не демонстрируют рвения играть за сборную, то я к их позиции отношусь с уважением, но рассчитывать на них не могу. При этом готов продолжать поддерживать с ними очень теплые отношения.
Что ж, история с Титовым была только к лучшему – поскольку подтолкнула Гуса к еще более решительному омоложению сборной.
В результате у нее появился уже третий капитан. Алдонина, осевшего в запасе ЦСКА, в команду не вызывали (причем – «с концами»), Титов сам сделал свой выбор… И Хиддинк передал капитанскую повязку лидеру атаки – Аршавину.
Казаков говорит:
– Не знаю, ошибкой была та чехарда с капитанами или нет – но за четыре года работы Гуса со сборной в ней было шесть капитанов. Не все понимали эту текучку, даже сами ребята. Но Гус объяснял, что в Голландии есть такая традиция, что капитанов в команде должно быть несколько. И, давая человеку повязку, он таким образом хочет раскрыть игрока, заставить его почувствовать уверенность.
В Эстонии россияне выиграли – 2:0, доказав, что с Хиддинком научились не терять очков в матчах с середняками и аутсайдерами. Но поездка в Хорватию представлялась экзаменом высшей категории сложности.
0:0. И это было очень хорошо. Не по игре, но хотя бы по результату. А еще потому, что весной тяжелейшую травму – разрыв крестообразной связки колена – получил Акинфеев, и на все оставшиеся матчи отборочного цикла Россия осталась без своего основного вратаря. Но в Хорватии зенитовец Вячеслав Малафеев заменил его вполне уверенно.
За свою 13-летнюю бурную жизнь, включившую бронзу ЧМ-98, сборная Хорватии до того дня провела на своем поле 32 отборочных матча чемпионатов мира и Европы, из которых 23 выиграла и девять свела вничью. К тому моменту она никогда не проигрывала дома! Ни-ког-да! С какой стати героем-покорителем неприступного бастиона должно было стать скромное по состоянию на лето-2007 российское воинство?
Перед матчем в Загребе я беседовал с главным тренером «Шинника» Сергеем Юраном, который в будущем даже не мечтает, а ставит перед собой цель возглавить национальную команду. И один из лучших наших форвардов 1990-х высказал парадоксальную мысль: «Хиддинк – Специалист с большой буквы, но, мне кажется, в Россию он пришел не вовремя. Нынешний подбор футболистов, полагаю, не соответствует такому тренеру, а вот лет через 4–5, когда подрастет поколение, воспитывавшееся в более благополучное время для детского футбола, приглашать специалиста уровня Хиддинка будет куда эффективнее».
Матч в Загребе действительно подчеркнул, что с кудесниками мяча у нас туговато. Да, ничью выцарапали, вот только гордости и удовольствия от игры команды и отдельных футболистов не испытали. Это были 90 минут дрожи, напряжения и страха – вот только не радости, которую должны дарить большие мастера. Но что тут скажешь, если «других писателей у товарища Сталина для вас нет». Хиддинк до игры рассуждал: «В Загребе поймем, насколько далеко вперед мы продвинулись». Матч показал: продвинулись, но не так далеко, как сами себя пытались убедить.
На стадионе «Максимир» нам не удалось войти в историю, зато удалось в нее не вляпаться. А в данном случае это было гораздо важнее. Хорватия действительно выглядела солиднее России и в Загребе, и девять месяцев назад в Москве – и я как ярый враг принципа «игра забывается, результат остается» ни в коем случае не закрывал на это глаза. Но бывают матчи-исключения, когда ради «мусорных» 0:0 можно забыть о попранном эстетическом чувстве. В Загребе было именно так.
Проиграй мы – и в двух осенних матчах с Англией непременно надо было бы брать больше трех очков. Теперь же определенное стратегическое преимущество перед родоначальниками футбола, успевшими проиграть Хорватии и сыграть вничью с Македонией, у нас появилось. Если бы и мы, и британцы выиграли все оставшиеся встречи, а в очных поединках очки разделили, – то Россия оказывалась выше. Иными словами, 12 сентября на «Уэмбли» даже и поражение не становилось для нас фатальным.
…7 августа, сразу после Кубка РЖД, на который вместе с ПСВ из Эйндховена в Москву приезжала большая группа журналистов из Нидерландов, сразу в нескольких голландских СМИ появилась информация: РФС предложил Гусу Хиддинку продолжить работу со сборной России до 2010 года.
В тот же день я дозвонился Хиддинку.
– На прошлой неделе у меня была встреча с Виталием Мутко, – сказал тренер. – Во время нее президент сказал, что РФС будет рад продолжить сотрудничество со мной и в период после Euro-2008. Более того, он подчеркнул, что это желание РФС не зависит от результатов нынешнего отборочного цикла. Вместе с тем речь не шла непосредственно о новом контракте – скорее это была декларация о намерениях.
– Что вы ответили?
– Безусловно, мне приятно, что в РФС уже сейчас думают о будущем. Буду делать максимум для того, чтобы пройти квалификацию европейского первенства. Но четко выраженное желание федерации продолжить нашу совместную работу для меня очень важно.
– Вы примете предложение РФС?
– Мне очень нравится работать в России. Это относится и к работникам федерации, и к клубам, и вообще к людям. Вижу, как шаг за шагом развивается и реформируется российский футбол, строятся и обновляются стадионы и базы.
Рад быть частью этого процесса. И в отношении своего будущего в России настроен позитивно. Но пусть события развиваются постепенно, шаг за шагом. Первый шаг РФС сделал, но ко второму мы еще не переходили. У нас не «пожарная» ситуация, когда мы за 3–4 дня должны подписать контракт. Поэтому торопиться смысла нет. Главное, что работа в России доставляет мне удовольствие.
РФС и Мутко заслужили аплодисменты за то, что не стали тянуть с демонстрацией заинтересованности в Хиддинке. Именно в этот момент, когда исход отборочного цикла находился в тумане, он этот шаг не мог не оценить.
И он оценил. Во время нашей декабрьской беседы после жеребьевки финальной стадии Euro-2008 я предположил:
– Мне показалось, что именно сроки предложения о новом контракте произвели на вас особое впечатление.
Главный тренер сборной ответил мгновенно:
– Так и есть.
22 августа у сборной была последняя проверка перед решающими матчами – товарищеская игра в Москве с Польшей.
За сутки до нее грянул гром. С опозданием прибыл на сбор в отель ключевой защитник Сергей Игнашевич – и был немедля отправлен Хиддинком восвояси. Выяснилось, что он звонил, предупреждал о возможной задержке, но ему уже тогда было сказано: это недопустимо.
Если у кого-то из игроков сборной России в канун нынешнего сбора и присутствовало благодушие – матч-то с Польшей предстоит товарищеский, – то история с отчислением Игнашевича дала понять каждому: время беспечности истекло. Слишком многое стояло на кону в ближайшие месяцы, чтобы тренер не обращал внимания даже на несущественные, казалось бы, детали.
Мог ли Хиддинк закрыть глаза на опоздание Игнашевича? Да запросто! Особенно с учетом той стержневой роли, которую играет защитник ЦСКА в организации не только обороны, но и игры сборной вообще. Но правила у голландца оказались одни для всех, и нет разницы, официальный предстоял матч или товарищеский. Пожалуй, впервые за время пребывания в России и команда, и публика увидели в руках Хиддинка кнут. А заодно убедились в его неравнодушии: тренер, который плывет по воле волн и работает ради зарплаты, никогда не пойдет на столкновение с одним из лидеров сборной.
Тем самым главный тренер ясно дал понять всем: мелочей в футболе нет, и он потерпит все что угодно, но только не пренебрежение законами жизни команды. И это – несмотря на всю свою доброту и веселье! В этот момент Хиддинк явился сборной в несколько ином лике, чем футболисты уже успели привыкнуть. Кто знает – может, такого холодного душа им и не хватит два года спустя в словенском Мариборе…
Кто-то возразит: так ведь можно всеми звездами сборной разбросаться! Однако, во-первых, стоило согласиться с Диком Адвокатом, утверждавшим, что в России нет звезд, а есть хорошие футболисты. Во-вторых, крест-то на Игнашевиче никто ставить не собирался, что будущее и доказало. Трезвомыслящий Хиддинк прекрасно помнил, какую роль сыграл капитан ЦСКА в Загребе на «Максимире». Но знал он и другой футбольный закон: ты не имеешь права ждать, что за вчерашние успехи тебя сегодня ждут поблажки, иначе это развратит весь коллектив.
Накануне матча с Англией на «Уэмбли» я спрошу Хиддинка:
– Игнашевич правильно отреагировал на отлучение от сборной за опоздание перед матчем с Польшей?
– Очень! Отреагировал как мужчина. В ситуации, возникшей в связи с этим небольшим инцидентом, он доказал свое неравнодушие к сборной.
Спрашиваю Казакова:
– История с Игнашевичем повлияла на игроков, дисциплинировала их?
– Мне кажется, к тому моменту характер взаимоотношений команды и Гуса уже был сформирован, и вряд ли что-то могло на него принципиально повлиять. Мне кажется, игроки боялись его не разозлить, а обидеть! Помню, на каком-то сборе за границей в отеле стоял теннисный стол. Команда увлеклась, заигралась до отбоя – и даже после него.
В какой-то момент Павлюченко посмотрел на часы, увидел, что четверть двенадцатого, и сказал: «Ой!» Их там было человек 5–6. А Гус, естественно, сидел в лобби, не показывая никоим образом, что уже позже одиннадцати. Хотя, как всегда, всё прекрасно видел. И вот они идут мимо него с такими лицами, как у школьников, которые любимую учительницу случайно обидели. Говорят ему: «Sorry, sorry!» А он кивает: мол, отработаете. Эту минимальную провинность ему как тренеру потом комфортно было использовать.
Любой отель, где мы селились, было ощущение, тут же превращался в эдакий царский двор. Причем царь – не из тех, кого до смерти боятся, а кого любят и чтут. Гус, мудрый, хитрый, спокойный, сидит в своем углу, зыркает налево, направо, при этом даже не поворачивая головы. При этом всё видит! И общается, общается, общается. Ему было безумно интересно знакомиться со всевозможными людьми, из самых разных областей жизни. Он все время норовил услышать что-то такое, что могло обогатить его жизненный опыт. Даже в свои 60 Хиддинк продолжал учиться! И меня это потрясало.
Как и его шутки. Однажды мы сидели на сборе в Швейцарии, на границе с Лихтенштейном. И к нам, услышав русскую речь, подошла какая-то барышня. Представилась главой культурного общества россиян, переехавших в Лихтенштейн. Выяснилось, что там всего из России человек восемь или десять, а сколько из них в «обществе» – неизвестно. Она очень, очень долго рассказывала про себя. На русском. Слушать это на каком-то этапе стало уже довольно сложно.
А Гус, хоть по-русски и не говорил, но, казалось, по интонации понимал суть разговора. И были примеры, когда становилось ясно: действительно понимал. И вот он молчал, молчал – но в какой-то момент вдруг говорит этой женщине то ли на английском, то ли на немецком: «У тебя, наверное, дома попугай есть». Она: «Да! А откуда вы знаете?!» – «А я понимаю. Вижу, что, когда муж на работу уходит, ты с попугаем разговариваешь!»
И таких подколок, шуток на моем с ним веку совместной работы было неимоверное количество. Какие прозвища он давал – шутейные и точные! Одного из товарищей метко прозвал Шреком. Одного журналиста – Кенгуру, за то, что всегда был одет во что-то с огромным количеством карманов. Еще одного репортера нарек по имени героя одного сериала про мафию, полицейского – поскольку тот в конце пресс-конференций или интервью обязательно говорил: «Самый последний вопрос!»…
Но когда считал, что надо дисциплину включить – делал это тут же. Щелк – и словно другой человек. У нас с ним одна ситуация была. Мы под Мюнхеном готовились к Euro-2008, оставалась уже неделя до отъезда в Австрию, солнце безумно пекло. И я, сидя где-то сбоку на лавочке, снял футболку и остался в одних штанах.
Гус, как только это увидел, остановил тренировку. Ребята по кругу бегали уже, а он сказал: «Эй, у нас здесь тренировка, а не пляж. Если хочешь отдыхать, то выбирай, можешь уехать!» Потом я подошел к нему, извинился. Хиддинк сказал: «Все нормально». То есть он понимал, что, если что-то сделано по недомыслию, первый раз, то он эти истории прощал. Так же, думаю, он отнесся и к случаю с Игнашевичем.
Поздним вечером после ничьей – 2:2 – в домашнем товарищеском матче с Польшей мы с коллегами по «СЭ» Евгением Дзичковским и Борисом Левиным отправились из Черкизова в Останкино, где проходила запись передачи «Наш футбол на НТВ». Посвящена она была прошедшему матчу, а поскольку обсуждение проходило по горячим следам, то от накала страстей, казалось, вот-вот вспыхнет телецентр.
Правда, назвать происходившее обсуждением было сложно. Скорее – «часом ненависти», почти как у Джорджа Оруэлла. Двое из трех уважаемых гостей передачи, бывший главный тренер сборной Борис Игнатьев и экс-форвард «Спартака», а на тот момент радио-и газетный обозреватель Юрий Севидов, весь час записи на чем свет стоит ругали Хиддинка. Третий, еще один экс-спартаковец Евгений Ловчев, периодически вносил элемент позитива, но скорее из-за своей спорщицкой натуры: раз Севидов с Игнатьевым высказались первыми и выступили единым антиголландским фронтом, – должен же кто-то интереса ради сказать им что-то в противовес!
Смотреть на гостей передачи, не скрою, было страшновато. С каждым из них мне неоднократно доводилось проводить интереснейшие беседы, они многое повидали и готовы с удовольствием делиться опытом и воспоминаниями. Но вдруг, объединившись, превратились в какой-то комок тотального, разрушительного негатива. Никто не сомневался, что проблемы у сборной существуют. Но ярость, с которой о них говорилось, не имела ничего общего с их реальным масштабом. С каждым словом складывалось все большее впечатление, что Хиддинк – их личный, кровный враг.
Да простят мне заслуженные люди нашего футбола (а покойный Севидов, увы, простить уже не сможет), но смотрелись они как расстрельная «тройка» сталинских времен. Для полноты картины не хватало только Хиддинка в арестантской робе. Вклиниться в их обличительный хор с какой-либо репликой было почти невозможно. А если кто-то и пытался – реакция была явно неадекватной и сопровождалась фразой: мы, мол, в футбол играли, а вы-то что в нем смыслите? Хотя профессиональных претензий, на какие ни были бы способны журналисты, Хиддинку не предъявлялось. Почти все – на сугубо эмоциональном, почти болельщицком уровне.
Слушая приговор «тройки», я сильнее, чем когда-либо прежде, ощутил концентрацию неприязни и даже агрессии, которую испытывала по отношению к тренеру-чужаку значительная часть старшего поколения отечественных футбольных специалистов. Что это было – искреннее радение за интересы нашего футбола? А может, банальные зависть и ревность? При этом, несмотря на диковатое впечатление от того ночного эфира, не потерял ни капли уважения к Севидову, Игнатьеву и Ловчеву. Они для меня, как и раньше, остались неравнодушными, искренне преданными футболу людьми. Которые потому и горячатся, что им не все равно.
Вот только термин «футбольные люди» в отечественной его трактовке несет двоякий смысл. Он, безусловно, означает преданность игре и заслуги перед нею. Но также – определенный образ мышления, увы, не всегда подразумевающий широту восприятия окружающего мира. И происходящих в нем изменений.
Хиддинк среди «футбольных людей» России оставался инопланетянином. От атмосферы враждебности со стороны немалой части российской футбольной «семьи» ему было не уйти, и выражения вроде «наша лига», «наша сборная», которые регулярно употреблял голландец, тут помочь были не в состоянии. Впрочем, вряд ли в той же Корее поначалу было иначе. Зато потом – предложение гражданства, пожизненные бесплатные полеты самолетами Korean Air и экскурсии на корейском к дому на востоке Голландии, где родился Хиддинк…
Лично я в тот вечер испытывал своего рода облегчение от того, что Хиддинк до сих пор не выучил русский. Лучше, думал я, пусть он его и не знает – чтобы спокойно работать.
Тем не менее сам градус дискуссии не говорил даже – кричал о том, что сборная стала интересна всем. В Черкизово, кстати, пришло 15 тысяч зрителей, что для товарищеского матча в Москве, да еще и не против соперника из числа великих, – показатель хороший. И отличный индикатор внимания, которое с момента прихода Хиддинка стала вызывать национальная команда.
Ни один отечественный тренер за полтора десятка лет не доказал, что может принести сборной России реальную пользу (был, кстати, прекрасный шанс и у Игнатьева). При том что перепробовали всех лучших. Можно было допустить, что через какое-то время новому тренерскому поколению, открытому для мира, удастся выдвинуть достойного представителя для сборной.
Однако пока его не было. И как ни разыгрывай в телевизионных студиях патриотическую карту, тренеров мирового уровня у нас от этого не прибавится. Это совсем не означало, что Хиддинк не ошибался. Ничего подобного. Но когда тренер с мировым именем честно пытался обновить сборную и поставить ей игру, когда вектор этого обновления был виден, почему нельзя дать ему такую возможность?!
У нас же сбились на привычный крик: «А король-то – голый!» И уже от одних только этих криков хотелось, чтобы все у Хиддинка получилось.
И у Адвоката во второй половине лета 2007-го наступил критический момент. Более того, едва не была пройдена точка невозврата.
В матчах с аутсайдерами и середняками «Зенит», с его блестящим составом, очки собирал бесперебойно. Недоброжелатели говорили, что победы эти не всегда одерживаются стерильными методами. Примерно то же самое звучало несколькими годами ранее о ЦСКА. На все вопросы по этому поводу зенитовцы и тогда, и потом отвечали, что сильнейшим всегда завидуют. Так же во время бесед для этой книги говорили на сей счет и мне. И лишь одна фраза, сказанная Аршавиным в апреле 2008 года, заставляет задуматься. Причем спрашивал я его совсем о другом:
– Как сейчас складываются ваши отношения с Сарсания, к которому вы прежде находились в жесткой оппозиции?
Аршавин ответил:
– Его методы мне не нравятся. Но в российском футболе они приносят результат.
Реакция спортивного директора была предсказуема:
– Не знаю, что Андрей имеет в виду.
Задал я тогда же Андрею, еще игроку «Зенита», вопрос в лоб:
– Как вы реагировали на ходившие даже в питерской прессе разговоры о том, будто «Зенит» решал вопросы с рядом провинциальных клубов за пределами поля?
– Я играл в футбол. Если даже это и было, я ни о чем не знал. А то, что российский футбол далеко не белый лист бумаги, думаю, всем известно.
Так или иначе, с более или менее сильными соперниками «Зенит» в ту пору регулярно сбоил. Что-то в смысле качества игры у Адвоката всерьез застопорилось.
Спустя год в нашей беседе он, говоря об этом, сделал акцент не на формировании коллектива, а на проблемах в постановке самой игры:
– Этому есть весьма простое объяснение. В состав влились сразу несколько новых футболистов, которым требовалось вписаться в нашу игру. А ждали от них многого и сразу. И вдруг Текке получает травму, Домингес – тоже, некоторые другие новички находятся не в лучших кондициях… Из-за всего этого потребовались месяцы, чтобы понять: тот же Домингес не способен выполнять многие оборонительные действия. Понять это можно только по ходу игр!
У тебя в голове складывается изначальный образ командной игры, которую ты хотел бы видеть. Но, поскольку не было возможности наигрывать ее с самого начала, потребовалось много времени, чтобы понять все особенности футболистов и определить схему, которая бы им оптимально соответствовала. Свет в конце тоннеля увидел где-то в июле, в начале второй половины сезона.
Аршавин конкретизирует:
– Думаю, если бы мы играли по схеме 4–3—3 со старта сезона, многое начало бы получаться гораздо раньше. По этой модели мы играли при Адвокате в 2006-м. Но после того как купили Домингеса, начали искать ему место на поле. И долго ставили его «под нападающими», где он играть, на мой взгляд, не может. Из-за этого страдала схема, страдал он сам, страдали все футболисты. Когда же мы вернулись к 4–3—3, все наладилось.
Критический момент наступил 4 августа. В тот день «Зенит» вчистую уступил в Москве «Динамо» – 2:4. В последних трех матчах – на выезде со «Спартаком» и «Динамо», а также дома с «Амкаром» – было заработано всего очко с общей разностью мячей 3–7. После 19-го тура питерцы отставали от лидера, «Спартака», на пять очков и не показывали даже намека на осмысленную игру.
Весной 2008-го Сарсания в нашей беседе вспоминал:
– Это был самый тяжелый момент. Не могу рассказать всего, но ситуация была по-настоящему кризисной. Я прилетел в Питер – и понял, что у ребят назрел серьезный разговор с Адвокатом, на который они в качестве своего представителя готовы делегировать капитана. Мы с Тимощуком пошли к Дику. Был долгий обмен мнениями.
С одной стороны, Толя откровенно высказал вопросы, которые накопились у футболистов. О том, например, что физические нагрузки на тренировках кажутся им недостаточными. Или что не до конца объясняются тактические детали действий в обороне. Но в то же время Тимощук дал понять: команда хочет работать с Адвокатом. И будет выполнять все его требования. Это была откровенная и по своей сути очень хорошая беседа. После нее Дик сам почувствовал, что ребята ему доверяют.
Когда Толя ушел, мы остались с главным тренером обсудить происходящее, и я нутром ощутил: этот разговор все в его сознании перевернул. Спало напряжение – причем с обеих сторон. И спустя два дня в кубковом матче было разгромлено со счетом 9:3 «Динамо»…
То, что разгром «Динамо» на «Петровском» стал поворотным моментом в сезоне, подтвердил мне и Тимощук:
– Было тяжело. Каждый знал цель – чемпионство, но мало кто верил, что «Зениту», несмотря ни на какие трансферы, это удастся. Мы показывали невыразительную игру, но все равно чаще добивались результата. А 9:3, пожалуй, стали первым плодом того, над чем мы работали на тренировках. Этот результат, безусловно, придал нам уверенности в своих силах.
Августовский кризис в «Зените» пытались разрешить на всех уровнях. Радимов в апреле 2008-го рассказывал:
– В один из дней пообедали втроем – Фурсенко, Тимощук и я. Звали еще Аршавина, но он по каким-то причинам не смог. Тогда были серьезные проблемы, на команду и тренера вылилось много критики. Договорились забыть все обиды и подчинить себя одному делу – победе в чемпионате. И поддержать Адвоката, которому эта поддержка тогда была очень нужна.
– Дик знал о той встрече? – спросил я Радимова позже.
– Насколько я понимаю, нет. Но целью того разговора была именно его поддержка. Сергей Александрович собрал нас именно для этого. И для того, чтобы объяснить: какие бы результаты мы ни показывали, до конца сезона должны быть единой командой. Был ведь потом еще случай с Текке, который отказался выходить на замену за три минуты до конца матча со «Стандардом». Адвокат хотел его выгнать, но многие футболисты пошли к нему и убедили, что этот человек пригодится в концовке сезона. И Фурсенко тогда очень повлиял на тренера, чтобы Текке оставили в команде. Турок извинился перед ребятами, и его извинения были приняты. А потом он сделал решающий голевой пас в матче с «Москвой», который многое предрешил…
В том «Зените» не сразу, по кирпичикам, но все-таки сложилась уникальная для России система взаимоотношений. Адвокат привнес западный подход, и в конце концов он сработал: не будучи близкими друзьями в жизни, футболисты на поле бились по-мушкетерски – один за всех и все за одного. От отношений, допустим, в садыринском «Зените»-84 эта модель отличается очень сильно. Но оказывается, к большим успехам может привести и она.
Весной 2008-го я спросил Аршавина:
– Анюков в интервью «Спорт-Экспрессу» в особой любви Адвокату не объяснялся. Похоже, отношения между ним и командой можно назвать сугубо профессиональными.
– Да. И между футболистами – тоже. С одной стороны, Адвокат может пойти навстречу по какому-то вопросу: скажем, мне нужно было забирать жену с дочкой из роддома, и он разрешил пропустить тренировку. Но во многом и отказывает. Он человек упрямый и иногда, как мне кажется, даже понимая, что не прав, не отступается от своего решения. Допустим, сидим на сборе, в 20.45 показывают матч Лиги чемпионов, а Дик точно на это время назначает ужин. Все просят его перенести ужин хотя бы четверть часа – бесползено.
Наша задача – выходить и играть, а отношения за пределами поля его не волнуют. Файзулин в интервью говорил, что для него отношения в «Зените» стали откровением. Он привык, что в Нальчике все всегда вместе ходят, а здесь такого нет. Но при этом каждый выходит на поле и профессионально делает свою работу. Думаю, это хорошее определение того, что сейчас представляет собой «Зенит».
В своих рассуждениях Аршавин вышел на объяснение феномена победителей Кубка УЕФА. «Зенит», пройдя сквозь тернии, стал европейской командой. Менталитет несентиментального, но прямого и справедливого голландского тренера передался футболистам.
Спрашиваю Тимощука:
– В рестораны всей командой часто ходите?
– Подобных традиций здесь нет. Не было их, кстати, и в «Шахтере». Иногда по каким-то поводам – вроде рождения ребенка либо дня рождения – собираемся, но не сказать, что на регулярной основе.
Адвокат подтверждает то, о чем говорят игроки:
– Я отношусь к ним, как к футболистам. Ни один не входит в число моих друзей – со всеми без исключения я соблюдаю дистанцию.
При том, что у Хиддинка стиль взаимоотношений с командой был совсем иным, Аршавин в нашей беседе 2008 года подметит нечто корневое, «сермяжное»:
– Что отличает как Адвоката, так и Хиддинка от большинства российских тренеров – у голландцев в команде все вместе. В быту нет разделения на основных и запасных. Каждый резервист может обратиться к тренеру с какой-то житейской просьбой, и к нему отнесутся точно так же, как к ведущему игроку. Поэтому все без исключения ощущают себя полноценными членами команды. Так же и у Хиддинка.
Это еще одна причина, почему сейчас в сборную все хотят ехать и с радостью откликаются на приглашения.
Сколько раз мне уже доводилось убеждаться, что мысли и формулировки Аршавина, его интеллект в целом – много выше по уровню, чем практически у всей футбольной среды! Очень интересно, чем этот человек займется и каких успехов достигнет после окончания карьеры игрока. Лет через 10–15 на этот вопрос уже можно будет ответить с большей или меньшей определенностью…
Тем не менее был момент, когда Адвокат и «Зенит» находились даже не в шаге, а в миллиметрах от расставания. Отчаявшись что-либо изменить, голландец подписал контакт, согласно которому сразу после окончания чемпионата России – 2007 должен был возглавить сборную Австралии.
Сарсания рассказывает:
– Адвокат – нормальный человек, который всегда может поддержать, когда тяжело, и в то же время «напихать», когда нужно. Мне он нравится тем, что у него нет двойного дна и двойных стандартов. Единственный раз, когда он сделал что-то, не предупредив, – подписал контракт с австралийцами. И то мучился, мучился и наконец сказал мне: «Ты знаешь, я вот такое совершил…» А так всегда говорит, что думает и как есть.
Чем они его заманили? Просто момент у нас был очень тяжелый летом 2007 года. Вроде бы «Зенит» и шел в лидирующей группе, но все время подвергался мощнейшей критике. Шли поиски своей игры, не все футболисты еще понимали требования. И самое обидное для Дика было, что питерские СМИ неистовствовали гораздо больше, чем московские. Ему все это переводили, и он очень болезненно воспринимал.
Это потом он уже, возглавив сборную, скажет Илье Казакову, что не нужно переводить ему никакие статьи: «Яне хочу всего этого знать. Мне не нужна отрицательная энергия, которая от определенных публикаций идет. Лучше работать, не зная об этом». В «Зените» было по-другому…
Тут и поступило предложение от Австралии. Плюс, наверное, и супруга сказала: «Если ты не чувствуешь себя там нормально, давай, будешь больше времени дома проводить. В Австралию тебе все равно не придется часто ездить». И тогда он дал слабинку. А потом понял, что был не прав, и пришлось ситуацию переворачивать.
Контракт с Австралией, как ни странно, воздействовал на тренера успокаивающе. По крайней мере, согласно версии ведущего игрока команды. Аршавин в нашем разговоре вспоминал:
– Мне кажется, Адвокат немножко изменился, когда подписал контракт с австралийцами. И после этого мы почему-то стали лучше играть. Не то чтобы это было ярко заметно, но тренер как-то сбросил с себя груз ответственности, стал спокойнее. И команде это передалось. Нет, на самотек ничего пущено не было – но исчезло напряжение.
Тогда, конечно, мы еще не знали, что он в августе подписал этот контракт. Но на одной из тренировок я обратил внимание, что в ситуации, когда бы месяц назад Дик взвился, он повел себя спокойно. С того момента все стало лучше. Все знали, что делать – и на поле, и в быту. Практически сошли на нет конфликтные ситуации. И мы стали просто хорошей командой, в которой приятно играть.
В то время как команда заиграла в хороший футбол, боссы клуба с тяжелым сердцем принялись подыскивать Адвокату замену, руководствуясь тезисом Фурсенко: «Последующий тренер не должен быть хуже предыдущего».
Сарсания:
– Мы уже начали играть хорошо, когда, кажется, ближе к концу августа Дик сказал мне: «После сезона я ухожу, контракт с Австралией уже подписан». Вместе сообщили об этом Фурсенко – и Адвокат сам сказал, чтобы искали нового тренера. Теперь уже можно сказать, что мы встречались, к примеру, с французом Жераром Улье и итальянцем Альберто Дзаккерони.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?