Текст книги "Мечи свою молнию даже в смерть"

Точка сборки-5
Новосибирск. Улица Большевистская
Медный, Данила, Иван и другие

Данила позвонил Медному неожиданно, словно вынырнув из небытия. Обычно он не снисходил до таких звонков, демонстрируя свою занятость – тут ведь набрал номер… Медный с изумлением услышал просьбу дать разрешение провести мини-семинар по постройке дома!

– Какого? – не понял Медный.

– Ну, эта… Короче! Налоговая на меня бочку катит. У меня одно ЧП, типа, в натуре, не ведет хозяйственной деятельности. Вот и, типа, штраф требуют.

– А тебе че нужно?

– Ну, типа… Медный, врубайся: я им дом построю. На углу Большевистской и Добролюбова. Ну, за метро «Речной вокзал».

– И что?

– Ну, мы, типа, будем это хитро делать… Я, Иван и Соня. Только мы, понял?

– А почему только вы?!

– Ну… мы эта, типа, самые сильные трансляторы.

Выслушав то, что предлагал ему Данила, Медный обескураженно поинтересовался:

– А это кто вам… такое придумал?!

– Да наш препод. По документоведению. Кричит: «Раз вы волшебники, вот и сдавайте. На практике».

– Погоди… Не понял! Препод по документоведению? Он что, симоронавт?!

Тут Данила разразился такой бранью в адрес неведомого преподавателя, что Медный вынужден был его остановить:

– Але! Ну-ка, остынь… я как-никак тоже препод. По жизни. Ладно, валяйте. Считайте, что я прикрою, в случае чего. Когда начнете? Ладно, я подъеду. И не увлекайтесь там.

Жить становилось все лучше, все интереснее.

* * *

Жизнь на крохотном перекрестке улицы Большевистской и спускающейся к ней улицы Добролюбова была сонной и малоинтересной. Автобусы тормозили тут только «по требованию». Следующей остановкой был узловой, метрошный «Речной Вокзал», а за тротуарами улицы догнивала бывшая Алтайская слободка, примостившаяся на выселках прежнего Ново-Николаевска: кургузые домишки, в которых во время оно селились семьи ломовых извозчиков да мелкий трактовый люд. Недалеко, на улице Инской, ставшей простым переулком, утопал в грязи настоящий булыжник образца тысяча восемьсот девяносто девятого года, положенный тут «каретным купцом» Мефодием Карабузовым – первая мощеная улица Ново-Николаевска.

Но век этих домишек был недолог. Часть из них купили, снесли и поставили на их месте кирпичные шале, в которых, в отличие от швейцарских, не отдыхали, а занимались шиномонтажом, ремонтом и оптовой торговлей стройматериалами – благо основной торговый тракт по-прежнему находился рядом. Часть домишек, скособочившихся, подслеповато смотрящих на шумящую Большевистскую, все еще держалась за счет своих неимоверно пьющих и упрямых хозяев: с ними и простой разговор трудно было составить, не то что покупку сделать.

Один из этих домиков неизменно привлекал внимание зевак, первый раз едущих в автобусе от остановки «Речной Вокзал»: в косореберье забора внезапно высверкивала солнечным бликом диковинная зеркально-хрустальная конструкция, казавшаяся то ли миниатюрным чертогом, то ли дверью в иной мир; высверкивала да исчезала. И лишь немногие знали, что столь художественная калитка посреди гнилого, разваленного забора была дипломной работой соседского мальчишки, учившегося в Архитектурной академии. И создана она была за три дня из обрезков тонированного стекла, с помощью сварки. А хозяину – бутылку, чтоб не препятствовал.

Сейчас мимо этой самой замысловатой конструкции шла Светлана Щучкина, старший инспектор налоговой службы Октябрьского района, в ведении которого находилось ЧП с хитрым названием «ДАН-НИЛ», в отношении коего налоговая служба готовилась предпринять ряд непопулярных мер. Светлана была девушкой отчаянной, строгой, грохотала по тротуару ногами в темных закрытых туфельках и гордо несла на себе брючный костюмчик китайского производства, с местной барахолки, – недорогой, но вполне корректный.

Ее внимание привлекли трое людей, стоявших посреди тротуара, так что прохожим приходилось их огибать. Стояли по-хозяйски, уверенно, абсолютно не реагируя ни на тычки, ни на обидные слова, оброненные в их адрес. Слева стоял, очевидно, архитектор – молодой парнишка, высокий, с аристократичными чертами лица, в богемном желтом пиджаке. Справа – светловолосая девушка в офисной, минимально укороченной юбке и блузке. Она что-то старательно записывала в папку. В центре же – верзила-мужик в костюме, с нескладно повязанным галстуком и в кроссовках под брюки, по нынешней плебейской моде. На голове же у него возвышалась вполне пенсионерская фетровая шляпа с черной лентой, которую в сорок пять лет предпочитают носить все люди с устойчивым рабоче-крестьянским воспитанием.

Архитектор краснел, девушка записывала, а мордатый разорялся в мобильный телефон:

– Саныч! Какого, нах, у тебя раствор на кровлю не дают! Да я вас сейчас голышом заставлю бетон месить! Давай, пинай их там, сейчас металлочерепицу подвезут…

Светлана мельком глянула в их сторону, но прошла мимо – торопилась в свою налоговую. Она постояла на остановке, поправив темные локоны. Автобус? Наверно, автобус. Маршрутка – это если повезет.

Между тем мордатый орал на всю улицу. Его вопли только иногда перекрывал с гулом стартующий на перекрестке транспорт.

– А? А меня мует это все?! Давай, чтобы блоки были… и смотри… У тебя крановщик на втором агрегате, че, в шары долбится?! Он куда стрелу повернул?! А?

Светлане стало интересно. Она повернула изящную головку в ту сторону, куда вперили взгляды трое озабоченных трудяг, но, кроме покосившегося домика, запущенного двора и зеркального входа, ничего не увидела. Она поймала себя на мысли, что ни одного крана не видит даже на залитом голубым светом горизонте. Девушка нахмурилась и подошла ближе.

– …теперь слушай, блин! Труб на двенадцать не будет. Сантехнику привезут итальянскую – бери, потом поменяем…

– Товарищи! – робко обратилась молодая женщина. – А что тут… тут что-то строят?

Архитектор, молодой парень, скосил на нее глаза и с явным пренебрежением обронил:

– Высотный дом в двадцать три этажа. Не мешайте работать, девушка, отойдите.

– Высотный? Дом?! – Светлана расширила глаза и даже пропятилась. – Где?! Вы что, с ума сошли?!

Но троица не отвечала, вполне занятая своими делами. На кривом заборе грелся рыжий, подлый на вид кот. Вороны устало переругивались в обрезанных культях тополей. Неслись по Большевистской машины, обдавая окрестности затхлостью выхлопов. «Афера!» – догадалась сметливая Светлана и бросилась к первому попавшемуся мужику, стоявшему на остановке.

– Това… Мужчина! – сурово сказала она. – Там аферисты вон стоят. Сделайте что-нибудь.

Мужик прекратил лузгать в кулак семечки, удивленно уставился на женщину.

– Аферисты?! А че делают?

– Строят! Несуществующее здание! – возмущенно прокричала Света. – Сейчас квартиры там продавать будут! Да что вы, честное слово, газет не читаете, что ли?! Ну, ведь на глазах нас зомбируют…

– Замба… чего? – изумился мужик, а потом изрек: – Строят – значит НАДА! – и прыгнул в подъехавшую маршрутку, двигающуюся, кстати, в нужном Светке направлении.

Затем Светлана попробовала найти понимание у женщины средних лет, стоящей с сумками.

– Женщина! Надо милицию вызвать! Что происходит рядом? Кошмар просто!

Но женщина прозрачно глянула на нее и посетовала:

– Вот за укроп ломят, не дай боже-господи! Совсем с ума посходили… А ты, доча, говоришь – строют!

И та тоже исчезла в зеве автобуса.

Светлана отступать не привыкла. Пропустив свой маршрут, она начала метаться по остановке, ловя выходящих с перекрестка людей, и наконец поймала лысого, сурового на вид дядьку с портфелем.

– Ну, девушка, только ради вас, – проворчал он, расслабляя узел галстука. – Ну, ведите. Где там они у нас, эти извращенцы?

Светлана подвела мужчину к троице. В это время главный, мордатый, распоряжался:

– Так! Отделочников на южный фасад, быстро! Мне трещины не нужны, понял? А то сам, как ихтиандра, будешь там ползать… Да я отсюда вижу трещины.

– Ну, что я вам говорила?! – торжествующе спросила Светлана.

Мужик пригляделся, потом снял свои очки, протер их аккуратной кремовой тряпочкой, снова нацепил на нос и… набросился на женщину:

– Что вы мне голову морочите, а?!

Женщина попятилась в испуге.

– Что голову морочите, я вас спрашиваю? Люди дом строят, неужели не видно?! Что вы привязываетесь? Денег у вас нет?! А квартирку хочется… Знаю я вас таких, только предлог ищете! Нате вам червонец, катитесь отсюдова.

Он вырвал откуда-то из кармана купюру и швырнул ей. Но она деньги не приняла. Бумажка легла на асфальт, ей под ноги. А мужчина, возмущенно размахивая портфелем, пошел дальше по Добролюбова, иногда удовлетворенно оглядываясь на «строящийся» дом.

У Светланы на светло-карих глазах вскипели горючие слезы. Она поняла, что ее приняли за одну из тех девочек-припевочек, которые летом зарабатывают себе на жизнь нехитрой фразой: «Молодой человек, у вас не будет пяти рублей? На метро не хватает!»

А вокруг уже собралась небольшая толпа. Какая-то старушка восхищалась тем, как сейчас «строют», женщина в платке прикидывала, сколько будут стоить квартиры в красавце-доме, молодая пара тихонько обсуждала вариант размена. Подкатил и какой-то деловой – нет, не в «мерседесе», всего лишь в скоромном темном «лексусе» последней модели, – высунул потное лицо:

– Э, братва, квартиры почем?

Ему ответил архитектор, лениво процедив:

– Не продается. Дом ведомственный. По списку распределение!

Делового это не смутило, он бросил свою машину чуть ли не посреди улицы, вылез и начал названивать кому-то по сотовому:

– Санек, але! Мать твою, это Серый… Але! Тут, короче, дом сдают. На Добролюбова, да. Короче, давай хватай все бабки, надо думать че-как…

Светлана с ужасом посмотрела на взволнованных людей, поедающих жадными глазами пустое пространство, и на трех аферистов, спокойно делающих свое черное дело – с абсолютной серьезностью. Она пискнула что-то вроде: «Караул!» – но внезапно цементная пыль несуществующей стройки забилась в легкие, и она закашлялась. От этого Светлана потеряла весь задор и тихонько отошла. Метрах в десяти от толпы она устало опустилась в своих брючках прямо на теплый бетонный «кукиш», оставшийся тут после какой-то реконструкции, посмотрела на свои пыльные туфли и ощутила жжение в ногах. Она сбросила туфли, прижала пятки к асфальту. Так и сидела, блаженно шевеля пальцами. Что же это такое происходит, а? Кто с ума сошел – она одна или они все?!

Внезапно рядом с ней на камень опустилась долговязая девушка в желто-черных клоунских шароварах и с «конским хвостом» ярко-красных волос. Зажав сигарету между красивыми губами, она спросила:

– Есть зажигалка?

– Да. Возьмите! – Светлана отдала зажигалку, сама она курить не хотела.

Незнакомка затянулась и выпустила дым своими красивыми губами. Светлана посмотрела на ее шаровары: она тоже боса, а ногти разноцветные. Чудно!

– Переживаешь? – не глядя на нее, спросила незнакомка.

– Ну, а как… они же людей обманывают!

– Спокойно! Они никого не обманывают. Квартиры не продают, деньги не принимают. Это ВКМ. Волшебная Картина Мира.

– Какая?!

– Волшебная. Вот мы тут посимороним, а вдруг и правда красивый дом потом построят вместо этого убожества?

Солнце яростно сверкало в зеркальных створках крыльца. И люди этого не видели. Они видели растущий на глазах дом-красавец.

– Но этого быть не может! – горячо возразила Светлана. – Это… это черт его знает что!

– А пойдем, посмотрим, – просто предложила та.

Забыв про туфли, Светлана пошла за ней. Стало уже совсем жарко – полдень. Загазованное облако ползло с Большевистской. И внезапно в этом мареве она увидела дом. Правда, чуть дальше, где-то за линией железной дороги. Но за ним суетились краны, его красные стены горели торжественно, и белые рамы окон светились в дымке мечты…

Неужели это… Светлане стало сначала дурно, а потом хорошо. И чей-то голос прошептал ей на ухо:

– Это Волшебная Картина Мира, помни.

* * *

Через полчаса в помещение налоговой инспекции по Октябрьскому ворвалась растрепанная женщина в строгом брючном костюме – но с закатанными штанинами и без туфель. Едва начальница успела отреагировать на нарушение дресс-кода, как сотрудница шлепнула на стол заявление и заголосила:

– Катерина Матвеевна! На Добролюбова дом строят! ЧП «ДАН-НИЛА». Тридцать процентов квартир для нашей налоговой! Надо заяву писать!

Начальница, которая сама ютилась в двухкомнатной с сыном, невесткой и собственным внуком, новость оценила. И уже не глядя на подвернутые брючины своей сотрудницы, доброжелательно проворчала:

– Че-Пэ «ДАН-НИЛА»? А мы уже собрались на них приставов насылать… Ну ладно, обождем. Рассказывай, куда писать и на чье имя?

…Еще через пятнадцать минут к месту сборища подъехал Медный. Он добирался на маршрутке, и за триста метров до остановки машина встала – впереди бурлило бескрайнее море транспорта. Водитель сигналил, пытался проехать по обочине, но бесполезно: все оказалось загорожено. Затем ему позвонили по мобильному. А когда пассажиры начали роптать, водитель лениво пояснил:

– На Добролюбова стройку открыли… перегородили все. Бесполезняк.

Медный плюнул и вышел. Пошел пешком. Он добрался к месту и обнаружил, что проезжую часть действительно перегородил длинный грузовик с прицепом; строительные рабочие снимали оттуда новенькие бело-синие легкие щиты и тут же, на глазах, сооружали строительный забор из вагонки и жести. Какой-то человек в сером пиджаке, с красной жилистой шеей, коротко стриженный, увещевал топу зевак:

– Граждане, граждане! Расходимся… Расходимся, я вам говорю. Все вопросы – к военно-строительной компании. Телефоны написаны на стенде. Расходимся…

Медный ошалело смотрел на эту суету. Тут же сзади посигналили. Он обернулся и увидел вишневый «Opel Vectra», из окон которого выглядывали лица Ивана, Сони, Данилы и Лис. Медный загрузился в горячее нутро машины.

– Ни фига себе… вы че?! Получилось, что ли?

Оказалось, что деловой мужик, интересовавшийся ценой, в течение получаса провернул по мобильному гениальному комбинацию: дом, на месте которого поднималась виртуальная стройка, он вместе с участком выкупил у хозяина, едва вышедшего из запоя, а потом тут же втридорога перепродал Военно-строительной компании, которая, хоть ничего и не планировала, но тут же объявила о начале строительства и отрядила рабочих на огораживание. А ЧП «ДАН-НИЛ» компания просто взяла в качестве соучредителей и тут же положила на счет Данилы круглую сумму, чтобы избежать лишних вопросов.

– Прикинь! – радостно кипел Данила, вертя руль. – Этот наш, документовед… каз-зел! Он тоже пришел, говорит: ладно, зачет записываю, а экзамен вам все равно сдавать.

– А где он сам? – с любопытством спросил Медный.

– Да вон, идет…

«Opel Vectra» как раз стартовал с перекрестка, найдя лазейку в тугом коконе автомобилей, и, когда он пролетал по «зебре», Медный увидел невысокого пожилого человечка в сереньком костюмчике, переходящего дорогу. Обыкновенный пенсионер, видно, бывший военный – на лацкане какой-то значок-ромбик… Но машина пролетела мимо, а тот, стриженый, скромно прыгнул в подошедший автобус.

* * *

А еще через час полковник Заратустров, склоняясь над картой, распечатанной по его требованию, по-старинке – на бумаге, сжимая зубами потухшую сигару, чертил красным и синим маркером по листам. Рукава белой сорочки закатаны, коричневые локти морщинисты. Раз! Отчеркнул квадрат.

– Это все, что они сканировали?

– Да, товарищ полковник.

– Ерунда, – пробурчал он. – Это бывшая хата «белых братьев», тут все умерло давно… Так. Это тоже знакомое место. Нет, не катит. Здесь? Здесь было в прошлом году…

– Черная месса, товарищ полковник, – подсказала стоявшая за его спиной Альмах.

– Тоже мимо кассы. Так! Вот… Смотрите! Это территория завода «Труд». Он акционирован, масса бесхозных клетушек. Думаю, что нам надо прошарить все канализационные люки. Понятно? Так, Астафьев, немедленно свяжитесь с ИЦ, мне нужны чертежи подземных коммуникаций завода. И группу обследования туда отправьте. Немедленно!

Он остановился. Бросил маркеры. Разжег сигару. А потом добавил серьезно:

– Если с Лескова, то им удобно было спрятать все это именно там.

Результат выдали через полтора часа. Неприметная дежурная машина Горводоканала, обыкновенный «зилок» с фургоном, стояла у одного из канализационных колодцев на территории замерших цехов завода «Труд», одного из старейших в Новосибирске, по ветхости частично проданного под склады. У шахты копались ремонтники в грязных одеждах, а в самом фургоне полковник Заратустров в своем непрезентабельном костюме все так же жевал сигару. В кунге, вытянувшись перед ним в струну, плотный розовощекий старлей Астафьев докладывал:

– Товарищ полковник, обнаружены останки в сильной степени мумификации. По сохранившимся фрагментам кожи на пальцах кистей установлено, что останки принадлежат Веронике Игоревне Хмельновой, восемьдесят девятого года рождения, ранее не судимой, по учету ИЦ Спецуправления не проходившей, объект ординарный. Несмотря на мумификацию, экспресс-анализ эгрегора установил: убита от трех до пяти дней назад. Наши сотрудники провели беседы с соседями по месту проживания объекта, по улице Лескова, сорок четыре. Выяснилось, что означенная Хмельнова В. И. проживала в квартире семьдесят девятой данного дома с напарницей, личность которой не установлена. Подробности выясняем.

Полковник поморщился и тяжело поглядел в мутное окошко. Еще раз поморщился, будто от зубной боли, выплюнул сигару и обронил:

– Так… все ясно. Значит, забирайте все останки и начинайте выяснять контакты этой Вероники. Вы сказали, что она была связана с психологическими семинарами… У кого, когда, где? Полностью! До последней случайной встречи… Задание понятно?

– Так точно!

– Выполняйте.

Астафьев, одетый в нечистый мешковатый костюм обычного российского сантехника, вывалился из дверей. А Заратустров, сжимая в пальцах тельце сигары, привалился лбом к холодному стеклу и закрыл глаза.

На заводе уныло прозвучала какая-то тревожная сирена.

Господи, сколько работы еще… И как с ней справиться? Он очень хотел ошибиться, предполагая, что смерть девицы, занимавшейся в группе психотренинга, напрямую связана с ее проживанием вместе с таинственной подругой в самой непосредственной близости от квартиры объекта «Невеста».

Никто тут не ошибался. Никто. Еще не рассказал Свирко следователю Пилатику про психа с Лескова. Еще не окропила драный линолеум кровь бомжей, привезенных сюда в мешках. Все случилось ПОСЛЕ переполоха во дворе и нападения обезумевшего старика на врачей…

А между тем в городе пролился дождь. Последний летний – теплый.

* * *

…Оно шаркнуло, когда Вера укладывала свой любимый желтый топик на самый верх сумки, уже пучившей свой синий живот от разнообразного тряпичного мяса. Шаркнуло прямо за спиной – тихонько, но Вера сразу же поняла, что это за звук. Когда задевают старую половицу в коридоре, она отчаянно скрипит или стреляет вот так – сухо. Девушка не обернулась, только застыла, ощущая полоской голой спины между джинсами и краем белой ветровки этот холодящий, пощипывающий взгляд черных глаз.

– Ты куда это собираешься?

Вера медленно обернулась. Ольга стояла в коридоре кухни, опершись плечом в кимоно об косяк. Гладкая головка, как обычно, утыкана деревянными спицами. На улице люди оборачивались при виде этой диковинной гламурной японочки, каким-то чертом занесенной в столицу Сибири. Но она лишь невозмутимо семенила своими крохотными ножками, белыми голыми ступнями во вьетнамках, когда шла в Центр Иероглифики на занятия, в своем кимоно розово-желтой пестроты и с этими дурацкими палками в голове. А когда она вышагивала в дырявых джинсах и босая, шаркая пятками по асфальтовой копоти, или же громко стучала каблуками модных туфель, так никто и не смотрел. Девка как девка. Маленькая, черненькая, хитроглазая. Может, ее и не Ольга совсем зовут? Да, она сама говорила, что любит путать имена, дурачиться; примерять на себя разные личины… Иногда как-то еще себя называла – на «о»…

Сейчас она была в кимоно, вьетнамки – в руках, и по ее босым, чисто вымытым ступням Вера поняла: с улицы. Шла под дождем… Кимоно промокло по краю, потемнело. В руках у Ольги – хрустящий веер. Хлопает – туда-сюда, сюда-туда. Губы-вишенки полуоткрыты.

Она пришла с мокрыми ногами, а половица прилипла к голой подошве и скрипнула – вот почему Вера услышала.

Девушка похолодела на миг: знает? – и выдавила, напустив на лицо вымученную, плачущую в уголках губ улыбку:

– Да вот, Витька пригласил… на пляж…

– На пляж? – удивилась подруга. – Дождь хлещет по всему городу. Я от самого метро босиком шлепаю!

– А… а… а мы с ним в Ордынку поедем, – нашлась Вера, – к его родителям. Там, говорит, ваще засуха.

Слава Богу, Ольга не стала выяснять нюансы: почему Витькины родители вдруг оказались в Ордынке, а не в Северном; почему капризная Вера решила поехать из комфортного города в деревню… Она кивнула, как будто все нормально, и неожиданно зажглась:

– Во! Давай я тебе ритуал изображу! Нам сегодня сэнсэй показал.

– Какой ритуал?!

– На Отдых Души, – загадочно ответила та. – Давай-давай! Пойдем туда, помедитируем на дорожку.

– Ну… ну давай… – растерялась Вера.

– Только, – глаза Ольги блеснули то ли угрожающим, то ли просто жадным блеском, – ты разденься. Как обычно.

Она обернулась и пошла, ведя Веру за собой, словно на невидимом поводке.

Та уже догадывалась, чем это может кончиться: коврик, благовония, чувство сладкого одурения, подкатывающее откуда-то из самого низа живота, и потеря контроля, а потом жгучий стыд за свое исступление и ласки, которые буквально вырывала, вытаскивала из нее подруга. Ладно. Пусть будет последний сеанс. Перетолчется. Только бы вырваться из этой квартиры!

– Только я совсем раздеваться не буду, – угрюмо обронила Вера, идя за подругой, – у меня эта… ситуация.

Та легко кивнула – ладно, мол!

Посередине их крохотной «медитационной» комнатушки белел коврик, все еще густо пахло сандаловыми палочками. Ольга стащила с себя кимоно (белья она, по наблюдениям Веры, не носила никогда), уже голой присела перед подсвечником, зажигая палочку. Стали четко обозначены икры сильных ног, сухожилия на маленьких ступнях напряглись; мышцы лобка выпукло отметились, загорелая спинка прорезалась острыми лопатками. Вера неуверенно разделась до лифчика и трусиков, а одежду опасливо повесила на единственный стул, стоящий рядом, кроссовки тоже отставила недалеко. Если что – в кармане ветровки электрошокер. И кроссовки под рукой – обуться и бежать, скорей! Без обуви бегать она не любила. Пусть Ольга только попробует ее снова одурманить, превратить в голую бесстыдную куклу…

Ольга села на коврик. Соски ее маленьких острых грудей темнели вишенками. Уже чувствует! Уже приготовилась. Вера опустилась на коврик.

– Нет, вот так садись… Мы должны соединить нижние чакры Кундалини, – говорила Ольга, раскладывая ее руки и ноги привычно уверенными движениями. – Это называется «союз Змеи и Паука». Вот так, ноги мне на бедра, а я на твои…

За маленькой головкой покачивались деревянные спицы. Вера ощутила на своих бедрах ее прохладные мягкие босые ступни с чуть шероховатыми подушечками пальцев без лака на ногтях – маленьких пальчиков, коротких. Кажется, она никогда педикюра не делала, считая это глупостью.

Девушки уселись, сплетясь голыми ногами. Ольга поставила посредине свечку, которая освещала их коленки мерцающим светом, и начала:

– Ом мани падме хум!

– Ом мани падме хум! – покорно повторила Вера.

Хотелось пить. Язык непослушно ворочался во рту. Босые пятки Ольги ласково и требовательно стискивали ее бедра.

– Ом мани ихра нака!

– Ом мани ихра нака!

– Омммм… – протянул Ольга, закидывая голову.

– Оммм!

Ее груди напрягались, повинуясь тонусу мышц. Вера помотала головой: запах сандала щекотал нос. От кожи Ольги шел трепещущий жар. Спицы на глазах расплывались…

– Оммм…

– Ом мани кари нака! Падме, падме!

– Ом мани… Падме, падме!

«Если попробует снять с меня лифчик, – проплыло в голове Веры, – а она может… пальцы ног умелые… тут же схвачу шокер!» Мысли вязли одна в другой, словно испачканные патокой.

– Оммм!

– Оммм!

– Мане!

– Мане!

– Падме!

– Падме!

– Хум! Нака!

– Нака!

– Нака!!!

Кажется, она своими ступнями была уже на талии Веры. Очень гладкие, словно пластиковые, твердые пятки ее ног добрались куда-то под сердце… И тут внезапно Вера поняла, что подруга, откинувшаяся назад да замершая в такой позе, в которой просто не может удержаться человек, не знакомый с долгой практикой хатха-йоги, уже обхватила ногами ее шею и сдавила стальными тисками. Голые пальцы ступней Ольги впились в щеки Веры, зафиксиров их, как в рамке, намертво – не двинуться…

– Омммаа… ааааа-сссука!

Вера дернулась. В принципе, она в два раза крупнее этой дюймовочки, лже-японки, она имеет первый разряд по айкидо… Вот сейчас бы схватить шокер, всего-то одно движение. Но вместо этого она схватилась руками за щиколотки Ольги, ощущая, как холодна на ощупь ледяная гладкая кожа девичьих ног. Вера выпучила глаза, открыла рот и заорала все, что так долго копила:

– Сука, не трогай меня, оставь, оста-аа-вь!

А Ольга вдруг изогнулась, а точнее, распрямилась тетивой нагого тела с болтающимися грудками, с этим невероятно мускулистым пахом и выбросила руки вперед. Одна спица, выдернутая из ее высокой японской причесочки, собранной из гладких, черных и блестящих волос, стрелой вылетела вперед. В следующий миг ее острый конец вошел в правую глазницу Веры, протыкая маслянистую склеру, проходя сквозь сосуды глазного яблока и разрывая их, нанизывая белую с прожилками ягоду на себя, перебивая нерв и через отверстие в черепе раскаленным шилом влезая в мозг.

Вера, можно сказать, и не ощутила боли – просто всплеск, резкая темнота в обоих глазах, звон в ушах и дикое ощущение угля в самом центре головы, будто сдвинули крышку и плеснули туда кипятком.

– Омммаааааааааа…. – захрипела она.

Спица проталкивалась вперед, и ее тело распихивало сосуды мозга, обрывая паутинку нейронов, и вот с последним движением дерево, жутковато скрипнув, уперлось в височную кость изнутри, процарапав по ней, а мозг заполнила кровь разодранной ткани.

Судорога скрутила тело Веры, незагоревшее, в глухом лифчике и кружевных трусиках; сознание расплескалось заревом и погасло. Как манекен, девушка повалилась навзничь, затылком назад, да гулко ударилась им об пол – тут коврика не было. Из глаза торчала вверх черная спица.

Ольга убрала ноги с тела бывшей подруги. Коротко, по-звериному, выдохнула, переводя дух. Встала, нагая; потом склонилась над лежащим телом. Ловкими и жестокими руками, одним движением содрала с мертвой лифчик, вывалила наружу большие, полные груди Веры – ничего. Усмехнулась, исследовала чашечки. К внутренней стороне одной из них жевательной резинкой прикреплен комочек… Она развернула. В полумраке белел платочек, совсем девичий, если бы не треугольник в самой середине и четыре цифры, вышитые по краям неровным стежком: 6-1-36-31. Из второй чашечки она извлекла тонкую папиросную бумажку с набором цифр. Они были записаны бисерным Ольгиным почерком, размером с булавочную головку.

80 70 19 80 19

13 90 10 14 11

66 64 15 51 66

35 14 36 51 52

46 31 44 22 32

24 22 54 44 15

16 54 24 53 Н3

22 21 54 64 Л

65 12 62 63 ХХ

Ольга пробежала глазами цифры – все правильно. Потом снова склонилась над лежащим телом: одна глазница полностью заполнилась кровью, густой, темно-бурого цвета, и сейчас эти капли сползали по щеке, покрытой розовым пушком, на пол. Ольга обмакнула палец без маникюра в кровь и нарисовала рядом, на квадрате дощатого некрашеного пола, квадрат с буквой «С» в середине. Встала.

Она понимала: все, надо уходить. Жадная, глупая и вороватая девка сполна заплатила за свои попытки проникнуть туда, куда посторонним заходить нельзя. Что ж, теперь задача Ольги – быстрее уйти отсюда. ОН любит смерть. ОН очень скоро придет, вызванный пряным, свежим и вкусным духом крови. Она оставит ЕМУ послание, которое рассчитывала передать совсем по-другому. ОН разберется с телом и со всеми деталями, на то есть вся ЕГО беспредельная власть – власть Первопричины и Первопредка.

Итак, теперь Ольга покончила со второй дурочкой – первая была хромая и толстая, пришла с этим платочком… Как она хрипела, когда Ольга с улыбкой душила ее шнурочком! Как свинья. Что ж, все они – мусор.

Те, кем будут когда-нибудь управлять, как стадом свиней.

Ольга с размаху зажала бумажку между указательным и средним пальчиками маленькой кисти и, не промахнувшись, насадила ее на конец острой спицы, торчащей из глаза мертвой девчонки. Как использованную офисную бумажку-напоминание.

Квадрат с буквой «С» краснел в изголовье, бумажка чернела цифрами, маленькими и черными, как муравьи.

…Спустя пять минут беспорядочноволосая пацанка в драных джинсах на булавках, в кожаной косухе, в растоптанных кроссовках бывшей подруги, оставила квартиру. Кроссовки сохраняли тепло ласковых, не знавших ничего иного, ног Веры – и Ольге было приятно это послевкусие чужого тела, запаха другого пота, пропитавшего эту одежду. Она погружалась в него, и это было как совокупление!

Ольга, со спортивной сумкой на плече, легко сбежала по ступенькам подъезда и покинула девятиэтажку в центре Октябрьского района. Даже бабки не встретились ей по пути. А могли бы; и покачали бы они головами, осуждая это чудище в не свойственной барышням одежде. Но они бы никогда не узнали, что это вовсе не чудище, а Чудовище, имя которому – три шестерки по каждой основной диагонали квадрата.

Новости

«…в книге британского исследователя Джона Куотерли приводятся сенсационные сведения о причастности известного европейского медиума и паранормала, небезызвестного Вольфа Мессинга, к рождению в недрах зловещей советской организации МГБ-КГБ так называемой „паранормальной разведки“, созданной по инициативе Лаврентия Берия. Куотерли утверждает, что именно Вольф Мессинг привлекался в 1944 году к организации экспедиции в Тибет и в Северный Иран, где советская разведка планировала обнаружить не только легендарный „вход в Шамбалу“, так и не найденный Гитлером, но и артефакты древних персов, в частности, мифическую „Библиотеку Аламута“, о факте существования которой до сих пор безуспешно спорят историки и археологи…»

Кит Сименс. «Кто они, русские йоги?»

Frankfurter Rundschau, Франкфурт, Германия