Текст книги "Справочник школьника по литературе"

В

«Великие Минеи Четии» – грандиозный проект, имевший целью взять под контроль церкви и государства любую интеллекуальную деятельность. Были составлены в середине XVI в. под руководством митрополита Макария. Прямо провозглашенное Макарием намерение собрать в грандиозном кодексе «все книги четьи» (т. е. предназначенные для чтения), определяло кругозор тех умственных интересов, которые не должен был переступать русский человек.

В состав «Великих Миней» входили все виды книг, существовавшие в монастырских библиотеках: помещенные здесь тексты могли служить и для богослужения, и для чтения вслух в церкви, и для индивидуального чтения. Именно в такой универсальности и заключался, очевидно, смысл грандиозной работы, предпринятой Макарием и его помощниками. В составе «Великих Миней Четиих» находились, конечно, не все книги, которые обретались в Русской земле, но все, которые, по мнению составителей, должны были в ней обретаться.

Видение – литературный жанр, получивший особое развитие в начале XVII века, в эпоху смут и дворцовых переворотов (напр., составленная осенью 1606 г., когда войска Ивана Болотникова приступили к Москве, «Повесть о видении некоему мужу духовну»).

«Видение» – это разновидность религиозной легенды в широком смысле слова, а религиозная легенда, как правило, имеет три сюжетных узла: прегрешение – покаяние и молитва – спасение. В видениях Смутного времени первый элемент не описывается, он подразумевается, ибо за что, как не за грехи, бог покарал Россию. Третий сюжетный узел также не разрабатывается, речь идет лишь о надежде на спасение, обещании спасения. Зато молитва и покаяние заполняют все художественное пространство. Возникает сюжетный стереотип, который положен в основу многих произведений (напр., «Повесть» протопопа Терентия, видения в Нижнем Новгороде, Владимире и Великом Устюге). Различаются лишь названия местностей, бытовые детали и состав персонажей. Обычно герою являются Христос или богородица, Прокопий и Иоанн Устюжские, некая «пречудная жена» в светлых ризах, с иконой в руках (владимирское видение). Различны также условия, необходимые для спасения, которые явленные святые передают людям, напр., «чтоб постилися и молилися со слезами», или – в нижегородском видении бог, предписав трехдневный пост, повелел также построить храм, добавив: «Да на престоле поставят свещу невозженную и бумагу неписану». Если эти условия будут выполнены не за страх, а за совесть, то «свеща возжена будет от огня небесного, и колокола сами воззвонят, а на бумаге будет написано имя, кому владети Российским государством».

В соответствии с содержанием видений, нетрудно заметить, что «видение» – это жанр угнетенных и униженных. Авторская и читательская среда этого жанра – не те, кто рвался к власти, а те, кто страдал от насилий, войны и голода, кто действительно жаждал «тишины и покоя». Характерная черта этого жанра – пессимизм, упование на чудо и сверхъестественное божественное вмешательство. Этот жанр оказал большое влияние на последующее развитие литературы, а мотивы, навеянные жанром «видений», встречались в творчестве многих писателей XIX века (напр., Ф. Достоевский, Н. Лесков).

Возрожденческие черты в русской культуре – несмотря на то, что на протяжении XVI и XVII, а отчасти XVIII вв. в России постоянно дают себя знать отдельные возрожденческие явления, единой эпохи Возрождения в России не было. Было «замедленное Возрождение», т. к. без возрожденческих явлений не может совершиться переход от средневековья к новому времени. Благодаря замедленности и заторможенности Возрождения, все возрожденческие явления приобретали на Руси особенную актуальность. Именно это в немалой степени и обусловило тот мощный взрыв, который испытала русская литература в конце XVIII – начале XIX вв.

Г

Грек Максим – см. Максим Грек.

Д

«Домострой» – назидательно-публицистический памятник XVI в. «Домострой» занимал особое место в литературе того времени, т. к. это было «поучение и наказание всякому православному христианину». В нем содержались правила поведения «на все случаи жизни», как в быту и семейной жизни, так и в жизни социальной. Первоначальная редакция этого памятника, возникшая, по-видимому, еще до середины XVI в., включала в себя весьма живые сценки, например рассказ о бабах-своднях, соблазняющих замужних «государынь»; однако в более поздней редакции эти сцены были выпущены.

Древнерусская литература – литература Руси со времени возникновения письменности до конца XVII века. Включает в себя как произведения, относящиеся к разным родам, так и к разным жанрам.

Тремя основными чертами русской литературы со времени ее возникновения были:

а) Историзм (события мыслятся как часть общеисторического процесса, движения, круговорота времен; сильна взаимосвязь прошлого – настоящего – будущего: события прошлые дают урок настоящему (жития, летописи и др.) с тем, чтобы предвосхитить будущее).

б) Патриотизм (в любом жанре древнерусской литературы на первом месте стоит мысль об общественном благе – призыв ли это к битвам и свершениям или скорбь по поводу военных и прочих неудач; причем данная характерная черта не зависима от того, авторское это произведение (то есть подписанное автором) или анонимное (то есть без подписи автора, что на Руси было явлением очень распространенным, так как Слово считалось изначально общим достоянием и ставить свою подпись под произведением было, по убеждениям того времени, довольно нелепо).

в) Народность (автор выражает в произведении не свои собственные мысли, но «мысль общественную», являясь лишь проводником и орудием фиксации деяний и чаяний своего народа, неотъемлемой частью которого он себя ощущает; отсюда вытекает и близость языка памятников к народному языку (фольклору) и отсутствие выраженного понятия об авторстве (обычно, даже подписываясь, древнерусские авторы употребляли слова «записал такой-то», «составил такой-то» и проч., но никогда «написал» или «сочинил»).

Е

Епифаний Премудрый – (2-ая половина XIV—1-ая четверть XV в.) – инок Троице-Сергиева монастыря, автор житий и других произведений. Был ярчайшим представителем панегирического (или экспрессивно-эмоционального) стиля. В его творчестве этот стиль (по выражению самого Епифания, «плетение словес») предстает в наиболее завершенном и оригинальном виде. Перу Епифания принадлежат два жития: «Житие Стефана Пермского» и «Житие Сергия Радонежского», в которых восхваляются добродетели святых подвижников, их величие.

Ж

«Житие Александра Невского» – житие, созданное в период татаро-монгольского ига и посвященное великому русскому полководцу Александру Невскому. В немалой степени популярности жития способствовало то, что в его состав (как введение к первой редакции) входило «Слово о погибели Русской земли». «Житие Александра Невского» в первоначальной редакции было написано в Рождественском монастыре во Владимире, где был погребен князь (ум. в 1263 г.), вероятнее всего до 1280 г., года смерти митрополита Кирилла, так как целый ряд данных говорит о его участии в создании этого жития. В силу того, что к созданию жития имели отношение церковные деятели, в облике Александра Невского, наряду с воинскими, особо подчеркиваются «церковные» добродетели. Основная идея написания «Жития» заключалась в том, что оно должно было показать, что и после нашествия Батыя и разгрома русских княжеств на Руси все же остались сильные и грозные князья, которые могут постоять за русские земли в борьбе с врагом и воинская доблесть которых внушает страх и уважение окружающим Русь народам.

«Житие Антония Печерского» – считается древнейшим русским житием. В центре повествования – подвижническая жизнь монаха, который первым поселился в пещере на берегу Днепра. Впоследствии к нему присоединились Никон и Феодосий, чем и было положено начало Киево-Печерскому монастырю. «Житие Антония» до нас не дошло, но на него ссылаются составители «Киево-Печерского патерика».

«Житие Бориса и Глеба» – одно из древнейших дошедших до нас житий. Автором его, как и «Жития Антония Печерского», является Нестор. «Житие Бориса и Глеба» является первым житием русских «святых мучеников» (угодников). Согласно летописной версии, после смерти князя Владимира один из его сыновей, удельный князь Святополк, захватил великокняжеский престол и задумал истребить своих братьев, чтобы «принять власть русскую одному». Первой жертвой Святополка стал ростовский князь Борис, которого Владимир незадолго до своей смерти послал с дружиной против печенегов. Когда к Борису пришла весть о смерти отца (т. е. Владимира), «отня дружина» была готова силой добыть престол молодому князю, но тот отказался, говоря, что не может поднять руки на брата и что готов почитать его, как отца. Дружина покинула Бориса, и он, оставшийся с небольшим отрядом своих «отроков», был убит по приказу Святополка. Вслед за этим Святополк посылает гонца к муромскому князю Глебу с сообщением, что его зовет к себе отец. Не подозревая обмана, Глеб отправляется в Киев. В Смоленске его настигает гонец от Ярослава и сообщает, что его отец умер, а брат убит Святополком. Глеб оплакивает обоих. Здесь же, под Смоленском, его догоняют посланные Святополком убийцы. Святополк расправляется и с третьим братом – Святославом, но здесь в борьбу с братоубийцей включается Ярослав. Их войска встретились на берегу Днепра, и в завязавшейся битве Святополк потерпел поражение. Позже, с помощью польского короля Болеслава Святополку удается на некоторое время изгнать Ярослава из Киева, но в 1019 г. Святополк снова разгромлен, бежит из Руси и умирает в неведомом месте «между Ляхы и Чехы».

В «Житии» акцент делается на смирении и кротости «невинно убиенных» братьев (Борис знает о своей неминуемой смерти и готовится к ней, Глеб, подобно ребенку, просит о пощаде, хотя исторически оба брата в момент гибели отнюдь не были молоды). Перед смертью братья перед лицом убийц возносят молитвы богу, и те вынуждены ждать, когда те кончат молиться. Все эти моменты – непременный традиционный атрибут житий святых мучеников, так как внимание читателя в первую очередь должно быть сосредоточено именно на изображении страданий святого и прежде всего на величии его духа перед лицом смерти.

«Житие Ульянии Осоргиной» – повесть об Ульянии Осоргиной, муромской помещице, написанная в 20—30-х гг. XVII в. Сочинил «Житие» ее сын, по крестному имени Калистрат, а по мирскому Дружина. О Калистрате Дружине Осоргине известно, что в 1625—1640 гг. он служил муромским избным старостой, т. е. был по самой должности человеком книжным, привыкшим выражать на письме свои и чужие мысли. Необычным в этом произведении было то, что житие матери писал сын. Это само по себе свидетельствовало о перестройке литературного сознания, о том, что русский писатель отступал от принципа «соборности» творчества и уже не страшился упреков в личной пристрастности. Таким образом, под воздействием новых веяний житийная литература (или агиография) стала превращаться в биографию.

«Житие Феодосия Печерского» – одно из первых дошедших до нас русских житий. Автором его является Нестор, инок Киево-Печерского монастыря. Большинство ученых считает, что «инок Нестор» и «Нестор летописец», автор «Повести временных лет», – одно лицо. Житие рассказывает, как Феодосий, преодолевая сопротивление своей властной матери, пошел по пути служения богу, сколько претерпел лишений ради веры, какие смирение и кротость выказывал на своем жизненом пути.

Жития – жанр произведений древней Руси, которые рассказывали либо о мучениях борцов за христианскую веру в языческие времена (напр., «Житие святой Ирины»), либо о святых, добровольно принявших на себя подвиг затворничества или юродства, отличавшихся необычайным благочестием и т. п. (напр., «Легенда об Алексее Человеке божием», «Житие протопопа Аввакума», «Житие Бориса и Глеба» и др.).

З

«Задонщина» – одно из самых первых произведений, воспевших битву на Куликовом поле. Памятник этот замечателен не только тем, что является неоспоримым свидетельством древности и подлинности «Слова о полку Игореве», не только тем, что посвящен столь знаменательному событию в истории Руси, но и собственно литературным значением.

Точное время создания «Задонщины» неизвестно. Ряд исследователей на основе историко-литературного анализа текста «Слова Софония рязанца» (как по-другому называют «Задонщину», по имени ее предположительного создателя) датируют его 1384 г. Другие исследователи относят время его создания ближе к 1380 г., году Куликовской битвы, так как эта датировка отвечает тому явно эмоциональному характеру, какой имеет Слово от начала до конца.

«Задонщина» дошла до нас в 6 списках. Однако их плохая сохранность вынуждает пользоваться реконструированным текстом произведения.

В «Задонщине» перед читателем предстает не описание событий Куликовской битвы, а поэтическое выражение чувств по поводу события. Автор вспоминает прошлое и настоящее, его рассказ переносится из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород, опять на Куликово поле. Характер своего произведения он сам определил как «жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Ондреевичю».

«Задонщина» вся основана на тексте «Слова о полку Игореве» – тут и повторение целых отрывков из «Слова», и одинаковые характеристики, и сходные поэтические приемы. Но «Задонщина» не просто переписывает, но переиначивает «Слово». Обращение к «Слову» вырастает в особый прием, при помощи которого события, изображенные в «Слове о полку Игореве», сравниваются с событиями современной автору «Задонщины» действительности. Этим сопоставлением автор давал понять, что несогласие в действиях князей (как было в «Слове») ведет к поражению, объединение же всех для борьбы с врагом – залог победы. Язык «Задонщины», по сравнению со «Словом», проще, его поэтические средства ближе к поэтике устного творчества.

Стиль «Задонщины» отличается пестротой: поэтические части памятника тесно переплетаются с частями, носящими прозаический, иногда даже деловой характер, хотя, возможно, эта «неорганизованность» текста объясняется состоянием дошедших до нас списков памятника, а не недостатками самого авторского текста.

Помимо литературных достоинств, «Задонщина» содержит в себе и прогрессивную политическую идею: в ней нашла отражение передовая идея того времени – во главе всех русских земель должна стоять Москва, и единение русских князей под властью московского великого князя служит залогом освобождения Русской земли от монголо-татарского господства.

И

Иван IV Васильевич Грозный (1530—1584) – великий князь и царь всея Руси. По свидетельству историков, Иван IV был одной из наиболее зловещих фигур в истории России. Тиранские черты Грозного сказались и в его творчестве: нагромождение многочисленных обвинений против своих противников, постоянно нагнетаемое в ходе этих обвинений «самовозбуждение» – все это весьма типично для повелителя, диктующего безгласным секретарям и не встречающего с их стороны ничего, кроме обязательного восхищения. Многократное повторение одних и тех же мыслей – черта, которую замечал в своих творениях и сам царь, оправдывая ее, как и все свои недостатки, злодейством своих противников.

Однако Иван IV был не только деспотом, но и довольно образованным для своего времени и не лишенным таланта писателем: младшие современники именовали его «мужем чюднаго разсужения», а историки сравнивали с Нероном – «артистом» на троне.

Иван IV выступал в различных жанрах литературы: до нас дошли его «речи» («прение» с протестантским проповедником Яном Рокитой и беседы с иностранными дипломатами Поссевино, Джеромом Баусом и другими); вероятно, Ивану IV принадлежит и памятник церковной литературы – канон «Ангелу Грозному», подписанный именем «Парфения Уродивого». Но основной жанр, в котором выступал Иван IV, – эпистолярный. До нас дошли и полемические послания царя, в числе которых – знаменитое письмо Курбскому, и его многочисленные дипломатические грамоты. Грозный, по-видимому, не писал, а диктовал свои сочинения, что во многом объяснет особенности их стиля: живой спор с противником, риторические вопросы, издевательское пародирование доводов противника и вместе с тем обращения к его рассудку (напр., «…ты бы сам себе поразсудил»).

Роль Ивана IV в истории русской литературы была противоречивой. Более всех ответственный за изоляцию «Русского царства» и введение жесткой цензуры, царь был вместе с тем не лишен интереса к светскому искусству. Так, Курбский прямо обвинял царя в пристрастии к скоморошеским «играм» (рассказывая в связи с этим о трагической судьбе князя Репнина, отказавшегося плясать по приказу царя «с скоморохами в машкарах»). Признавался в этой склонности и сам царь, уверявший, что он допускает «игры» из снисхождения к «немощи человеческой» и привычкам народа. «Скоморошеские» вкусы Грозного сказались и в ряде его произведений – например, в послании польскому наместнику в Ливонии Полубенскому, которого царь сравнивал с «дудой», «пищалью» и другими скоморошескими инструментами и высмеивал совсем на шутовской лад. «Скоморошеские» черты обнаруживаются и в других произведениях Ивана IV (послания Курбскому, Елизавете Английской, Василию Грязному).

Но дело было не только во вкусах царя. Иван IV был публицистом – в своих произведениях он спорил, убеждал, доказывал. Из-за рубежа приходили сочинения врагов Ивана IV, и в первую очередь наиболее талантливого из них – Курбского. Споря с ними, царь не мог ограничиваться традиционными приемами литературы XVI в. – обширными цитатами из сочинений отцов церкви и высокопарной риторикой. Так свое первое послание Курбскому (1564) он адресовал не столько самому «крестопреступнику», сколько «во все Российское царство» (так и озаглавлена первая, древнейшая редакция послания). Читателям «Российского царства» нужно было показать всю неправду обличаемых в послании бояр, а для этого недостаточно было общих слов – нужны были живые, выразительные детали. И царь нашел такие детали, нарисовав в послании Курбскому картину своего сиротского детства в период «боярского правления». Особенно ярки были в послании Грозного сцены детства царя; обид, понесенных от бояр. «Едино воспомянути: нам бо в юности детская играюще, а князь Иван Васильевич Шуйской седит на лавке, лохтем опершися о отца нашего постелю, ногу положа на стул».

О том, так ли дело обстояло в действительности, можно спорить, но в выразительности ей отказать нельзя.

Иван Пересветов – см. Пересветов Иван

Истомин Карион (конец 40-х гг. XVII в.—1717) – русский писатель, участник кружка писателей, который в Москве собрал вокруг себя Симеон Полоцкий. Истомин (в отличие от Сильвестра Медведева) дожил до эпохи петровских реформ). Он благополучно пережил бурный 1689 год, потому что не связывал себя ни с одной партией. Политические симпатии Кариона Истомина зависели от того, кто брал верх в московских распрях. Пользовавшийся неизменной поддержкой царевны Софьи и князя В. В. Голицына, он сумел снискать и благоволение Нарышкиных, а при новом патриархе Адриане завоевать прочное положение и даже возглавить Печатный двор. Здесь в 1694 и 1696 гг. он издал свои «Буквари» с обширными стихотворными вставками. Последнее десятилетие века было для Кариона Истомина периодом наибольших успехов. Он был первым и по положению, и по таланту московским стихотворцем. Истомин писал очень много (в большинстве своем его сочинения сохранились в автографах и до сей поры не изданы). Он сочинял панегирики и эпитафии, духовную лирику и даже пробовал себя в жанре героической поэмы, попытавшись в стихах изобразить второй крымский поход князя В. В. Голицына. Им были написаны две стихотворные (силлабические стихи) учебные книги для царевича Алексея: «Малый букварь» (1694) и «Большой букварь» (1696), а также «Книга вразумления» и «Полис» – стихотворная энциклопедия, в которой содержатся характеристики наук, стран света, времен года и др.

К

Кантемир Антиох Дмитриевич (1708—1744) – русский писатель, один из основателей русского классицизма. Родился в Константинополе, в семье молдавского господаря, перешедшего на сторону России и деятельно сотрудничавшего с Петром I. Получил великолепное образование, учился в гимназии при Петербургской Академии наук. В совершенстве владел несколькими языками. Сближение Кантемира с Феофаном Прокоповичем и историком В. Н. Татищевым привело к созданию «Ученой дружины» – дружеского общества лиц, объединенных близостью политических взглядов и позиций (в частности, для сообщества характерен интерес к русской истории). В творчестве Кантемира впервые наметились тенденции освоения русской литературой художественных достижений французского классицизма.

1725 – начало литературной деятельности (переводы).

1729—1731 – в политических эпиграммах и сатирах выступает как защитник реформ Петра I (напр., сатира «На хулящих учение», героическая поэма, посвященная Петру I, «Петриада, или Описание стихотворное смерти Петра Великого, императора всероссийского»).

1730 – перевод трактата физика Б. Фонтенеля «Разговоры о множестве миров» (в 1742 г. были написаны примечания к трактату, многие из которых вошли в письма «О природе и человеке», явившиеся первой попыткой создания русской философской терминологии и научного объяснения важнейших философских понятий. Ввел в оборот русской речи такие слова, как «идея», «депутат», «материя», «природа» и др. В 1756 г. Синод конфисковал перевод трактата.).

С 1732 – посол в Великобритании.

1738—1744 – посол во Франции. Будучи за границей, продолжал писать сатиры, переводил Горация, Анакреонта, тщетно добиваясь печатания своих произведений в Петербурге. Сторонник теории естественного права, распространял идеи Просвещения, резко критиковал церковь и духовенство. Прочитав трактат В. К. Тредиаковского о стихосложении, высказался в защиту силлабического стихосложения. Произведения Кантемира, а также его связи с Монтескьё, Вольтером и др. обострили в начале 1740-х гг. его отношения с царским правительством, однако авторитет Кантемира, глубокое знание международных отношений, умение действовать в обстановке войны за Австрийское наследство (1740—1748) заставляли правительство терпеть его на ответственных дипломатических постах.

1744 – умер в Париже.

Кантемир считается основоположником русского классицизма. Через 5 лет после смерти поэта, в 1749 г., аббат Гуаско издал в Лондоне сатиры Кантемира во французском прозаическом переводе. В 1750 г. они были переизданы, с этого французского перевода был сделан немецкий, имя Кантимира получило европейскую известность. В России сатиры распространялись в списках, при жизни автора опубликованы не были. Лишь через 18 лет после смерти Кантемира, благодаря хлопотам Ломоносова и под его руководством вышло первое русское издание сатир Кантемира.

«Киево-Печерский патерик» – литературный памятник XII века. Этот период принято называть периодом «феодальной раздробленности». И действительно, после смерти сына Владимира Мономаха, Мстислава (1132 г.), начались бесконечные феодальные раздоры, почти не прекращающаяся борьба за обладание великокняжеским столом, южнорусские земли страдали от половецких набегов, а в 1169 г. Киев был разгромлен войсками Андрея Боголюбского. Ситуация не способствовала развитию литературы и книжного дела. Видимо, все это и явилось причиной того, что, если не считать летописания и «Киево-Печерского патерика» (использовавшего, впрочем, легенды и предания, создававшиеся еще в XI веке), мы не знаем ни одного литературного памятника, созданного в течение данного столетия на Киевской земле.

Киприан (ок. 1330—1406) – митрополит Киевский и всея Руси, составитель летописного свода Киприана. Был сербом или болгарином по национальности, другом и сподвижником основоположника и теоретика панегирического стиля в болгарской литературе, реформатора правописной системы болгарского языка Евфимия Тырновского (1320—1402). Этот экспрессивно-эмоциональный стиль (или, как его еще называли, «плетение словес») отражал новое отношение к человеческой личности, особое внимание к слову как средству постижения и отражения мира (которые столь характерны для Предвозрождения).

Панегирический стиль, основанный на библейских символах и восходящий к византийской литературе, был в ходу во многих славянских странах (в Болгарии, Сербии, на Руси).

Курбский Андрей Михайлович (1528—1583) – был участником кружка лиц, игравших видную роль в период реформ середины XVI в., которому сам Курбский дал наименование «избранной рады». Выходец из княжеского рода (из ярославских князей), племянник В. М. Тучкова, одного из редакторов «Великих Миней Четиих», Курбский получил хорошее для этого времени литературное образование. В начале 1560-х годов многие из членов «избранной рады» попали в опалу и подверглись преследованиям; мог ожидать подобной расправы и Курбский. Назначенный наместником в Юрьев (Тарту), незадолго до этого присоединенный к Русскому государству, Курбский воспользовался этим для бегства в польскую Ливонию летом 1564 г. Но, «отъехав» к польскому королю и попав в среду литовско-русской знати, Курбский захотел обосновать свой отъезд и обратился к Ивану IV с посланием, в котором обвинил царя в неслыханных «гонениях» против верных воевод, покоривших России «прегордые царства». Иван Грозный ответил Курбскому уже упоминавшимся посланием «во все Российское царство»; завязалась острая полемика между противниками. В отличие от эпистолярных памятников конца XV—начала XVI в., первоначально создававшихся как реальные послания конкретным лицам и лишь затем становившихся достоянием широкого круга читателей, переписка Курбского и Грозного с самого начала носила публицистический характер. И Курбский, и Грозный писали прежде всего для своих читателей, свидетелей их поединка, и в этом смысле их переписка была аналогична «открытым письмам» писателей нового времени.

По своим идейным воззрениям князь-эмигрант был близок к нестяжателям первой половины XVI в., но по литературной манере гораздо более напоминал Максима Грека (которого Курбский знал до своего бегства и глубоко чтил), приверженца строгого классического литературного стиля.

Ответы Грозного отнюдь не были выдержаны в такой строгой манере. И хотя царь также прибегал к патетике и «высокому» стилю, все же не чуждался явно скоморошеских приемов.

Курбскому такое смешение стилей, введение «грубого» просторечия казалось вопиющей безвкусицей. Постыдно, объяснял он Ивану IV, посылать подобные сочинения «ученым и искусным мужем» и особенно – в «чюждую землю, иде же некоторые человецы обретаются, не токмо в грамматических и риторских, но и в диалектических и философских ученые».

В совсем иной, повествовательно-исторической форме написана «История о великом князе Московском», книга, созданная Курбским во время польского «бескоролевья» (т. е. отсутствия на престоле монарха) 1573 г. и имевшая прямую политическую цель: не допустить избрания Ивана IV на польский престол.

Свой рассказ Курбский строил как своеобразную пародию на житие: он как бы отвечал на вопрос «многих светлых мужей» о своем герое: как случилось, что московский царь, прежде «добрый и нарочитый», дошел до такого злодейства? Чтобы объяснить это, Курбский (как это обычно делалось в житиях) рассказывал о предках главного действующего лица, но не о их добродетелях, а о «злых нравах»: о насильственном пострижении первой жены Василия III Соломонии Сабуровой и о его «беззаконном» браке с Еленой Глинской, о заточении «святого мужа» Вассиана Патрикеева, о рождении «нынешнего» Иоанна в «законопреступлении» и «сладострастии» и о его «разбойничьих делах» в юности. Поведав таким образом о первоначальном зле, породившем зло последующее, Курбский рассказывал о двух мужах, сумевших обратить к благочестию и воинской храбрости «царя юнаго и в злострастиах и в самовольстве без отца воспитанного и преизлище прелютаго и крови уже напившеся всякие». Эти два мужа – новгородский «презвитер» Сильвестр и «благородный юноша» Алексей Адашев; они удалили от царя товарищей его трапез, «парозитов или тунеядцев», и приблизили к нему «мужей разумных».

Военные успехи Ивана IV, и прежде всего завоевание Казани, являлись, по мнению Курбского, естественным последствием доброго влияния «избранной рады».

Однако после «преславной победы» под Казанью и «огненного недуга», овладевшего царем в 1553 г., в Иване наступил перелом. Он, пишет Курбский, стал приближать к себе «писарей» из «простаго всенародства» и преследовать «вельмож». Он не последовал их доброму совету продолжить войну с «бусурманами» и выступить против «Перекопской» (Крымской) орды, не посчитался с их планами осторожного и мирного подчинения «Лифляндской» земли.

«Сатанинское» влияние некоторых деятелей церкви, а также «презлых советников» привели к тому, что царь устранил и подверг опале Сильвестра и Адашева и начал «гонения» на прежде «зело любимых» сподвижников. Далее Курбский заканчивал основную часть своего памфлета и переходил к дополнительной части – перечню уничтоженных Иваном «боярских и дворянских родов» и «священномучеников».