Текст книги "Полный курс русской литературы. Древнерусская литература – литература первой половины XIX века"

Четвертый период (Литература эпохи русского предвозрождения: XIV – середина XV века)

К началу XIV столетия прошло уже более полувека монголо-татарского ига. Владычество Золотой Орды, тяжелым бременем ложившееся прежде всего на широкие слои населения (крестьян н ремесленников), тормозило и усложняло политическое и социально-экономическое развитие страны, но не могло остановить исторического процесса. К концу XIII – началу XIV в. в Северо-Восточной Руси в число наиболее сильных выдвигается Московское княжество. Московские князья энергично вступают в борьбу за титул великого князя владимирского: князь, носивший этот титул, считался старшим среди остальных князей Руси. Основными соперниками в этой борьбе в начале XIV в. были тверские и московские князья. Ярлык на великое княжение Владимирское давался в Орде в это время попеременно то московским, то тверским князьям. События этой борьбы, сопровождавшейся казнями и убийствами в Орде соперничающих князей, нашли отражение в литературных памятниках.

В борьбе за первенство Твери и Москвы большое значение имел союз великокняжеской власти с властью церкви. Победу в этом споре одержала Москва. При московском князе Иване Даниловиче Калите митрополит Петр в 20-х гг. XIV в. перевел митрополичью кафедру из Владимира в Москву: Москва становилась церковным центром всех русских земель.

В конце XIII – начале XIV в. начинается возрождение сильно подорванного монголо-татарским нашествием ремесленного производства, восстанавливается и расширяется торговля, происходит рост торгово-ремесленных посадов. Эти процессы обусловливают расцвет строительного дела на Руси. В Пскове строится величественный Троицкий собор, в Тверском кремле возводится главный храм княжества – белокаменный собор Спаса Преображения. В Москве при Иване Калите в Кремле строится сразу 4 каменных храма (Успенский, Иоанна Лествичника, Спаса на бору, Архангельский). В 1366 – 1367 гг. сооружается белокаменная стена Московского кремля. С архитектурой в это время теснейшим образом связана живопись: храмы расписывались фресками, иконы также предназначались в первую очередь для церквей.

В XIV в. начинает возрастать стремление к просвещению (которое сиьно пострадало за время монголо-татарского ига), возрождается книгописная деятельность (в особенности в многочисленных основывающихся монастырях), чему благоприятствует появление с середины XIV в. более дешевого писчего материала – бумаги (поначалу ввозимого из-за границы).

Вновь пробуждается интерес к иным странам и к описанию достопримечательностей чужих земель. Русские паломники посещают святые места (Константинополь, Иерусалим) и составляют описания своих путешествий, возрождается популярный в Древней Руси жанр «хождений».

В крупных городах по-прежнему ведутся летописи (напр., в Твери, Пскове). В Москве начало летописания связано с князем Иваном Даниловичем Калитой и митрополитом Петром. В основу первого московского летописного свода, предположительно датируемого 1340 г., легли записи семейного летописца Ивана Калиты (первая запись этого летописца – о рождении сына Калиты Семена в 1317 г.) и летописца митрополита Петра. В Москве митрополичий летописец велся при Успенском соборе (собор заложен по инициативе Петра в 1326 г.), в котором он по собственному завещанию был погребен. Когда Иван Калита получил в Орде великое княжение Владимирское, он «взял из Твери великокняжеский летописец», который затем был сокращен и переработан на московский лад и пополнен сведениями из семейного летописца Ивана Калиты и митрополичьего летописца. Таков начальный этап московского летописания.

Создаются в данный период и жития подвижников церкви и монашества, княжеские жития. К первому виду житий (подвижников церкви) относится написанное в это время «Житие митрополита Петра» – одно из самых ранних произведений московской литературы. Жанр героического типа княжеских житий представлен памятником псковской литературы – «Повестью о Довмонте», княжеское житие – памятником тверской литературы—«Повестью о Михаиле Тверском».

Более поздний период, конец XIV – первая половина XV в., характеризуется тем, что в первую очередь значительно возростает роль Москвы как центра, возглавляющего процесс образования Русского централизованного государства в условиях непрерывной борьбы с соперничающими областями и внешними врагами в лице Орды и усилившегося во второй половине XIV в. великим княжеством Литовским. То, что именно московская великокняжеская власть была единственно реальной силой, способной возглавить объединение разрозненных русских земель и дать организованный отпор Орде, наиболее отчетливо проявилось во время освобождения от татарского ига, в период княжения внука Ивана Калиты Дмитрия Ивановича (Донского), который занимал великокняжеский стол в течение 30 лет (до 1389 г.). Годы княжения Дмитрия Ивановича ознаменовались политическим усилением Москвы, ее экономическим ростом. Вместе с тем внутри Орды обострились междоусобные распри. Это благоприятствовало борьбе Руси с монголо-татарами. Москва фактически перестала платить Орде дань. Для восстановления былой власти Золотой Ордой были предприняты решительные меры. В 1378 г. захвативший в Орде власть темник Мамай послал на Москву большие воинские силы. Вышедшие навстречу неприятелю войска великого князя московского разгромили врага на реке Воже. Это было первое серьезное поражение татар со времени установления монголо-татарского ига. Через два года, в 1380 г., произошла Куликовская битва. Под предводительством Мамая полчища ордынцев и отряды наемников двинулись на Московское княжество, в союз с Мамаем вступил рязанский князь Олег и великий князь литовский Ягайло. Как и в сражении на Воже, русские вышли навстречу неприятелю. Вместе с Москвой против Мамая выступили многие удельные княжества Северо-Восточной Руси. Помимо регулярных войск в военных действиях принимали участие ремесленники и горожане. Сражение произошло на Дону (отсюда прозвание Дмитрия Ивановича – Донской), на Куликовом поле. Татары потерпели поражение. Мамаево побоище со всей очевидностью показало главенствующую роль Московского княжества и великого князя московского в Северо-Восточной Руси, продемонстрировало мощь объединенных сил русских княжеств.

Через два года после Куликовской битвы (в 1382 г.) на Москву совершил набег хан Тохтамыш. Город был жестоко разгромлен, Москва должна была возобновить выплату дани Орде. Но ни разгром Тохтамышем Москвы и разорение других русских земель, ни последующие набеги монголо-татар не могли умалить исторического значения Донской победы, изменить отношения к Москве и подорвать роль великого князя московского в политической жизни страны.

Одновременно с объединением земель вокруг Москвы в пределах самого Московского княжества возрастало количество уделов вследствие разделения территории между князьями. Наряду с этим великокняжеская власть укреплялась и в Твери, и в Рязани, и в Суздальском княжестве. Сложившаяся ситуация привела к вспышке феодальной войны во второй четверти XV в., продолжавшейся почти 30 лет. В ней, помимо удельных князей в борьбе с Москвой приняли активное участие Тверское княжество и Новгородская боярская республика. Эта война носила тяжелый, жестокий характер, осложняясь непрекращающейся борьбой с Ордой. Однако в конечном счете восторжествовали прогрессивные для данного исторического этапа силы: удельно-княжеская и боярская оппозиция потерпела поражение, а значение великого князя московского усилилось. Все наиболее важные исторические события эпохи нашли отражение в литературных памятниках этого времени.

Развитие культуры в этот период связано с развитием в ней личностного начала. Происходит новое «открытие человека» – его внутренней жизни, его внутренних достоинств, его исторической значимости и т. д. На Западе это открытие совершилось с развитием товарно-денежных отношений. Деньги, закабаляя человека в других отношениях, освобождали его от власти сообщества (родо-племенного, феодального). Деньги мог приобрести всякий, они ломали общественные преграды и делали ненужным понятие корпоративной чести (княжеской, боярской и проч.).

В России условия для подобного освобождения личности создавались, с одной стороны, экономическим ростом, развитием торговли, ремесел, что привело к возвышению «городов-коммун» – Новгорода и Пскова, а с другой стороны, тем, что в условиях постоянных военных тревог и тяжелых нравственных испытаний монголо-татарского ига все больше и больше ценились внутренние качества человека: его стойкость, преданность родине и князю, способность морально противостоять тем соблазнам возвышения, которые обильно предлагала чужеземная власть, пытавшаяся опереться на изменников, качества военачальника, способности администратора и т. д. Княжеская власть начинает выдвигать достойных, не считаясь с их происхождением. Летопись отмечает купцов-сурожан, стоявших за оборону Москвы при нашествии Тохтамыша, описывает подвиг ключаря Успенского собора во Владимире, не выдавшего врагам церковных сокровищ, все чаще отмечает реакцию населения, и в частности горожан.

Именно поэтому в литературе, и особенно житийной, раскрывающей внутреннюю жизнь одного человека, все большее внимание уделяется эмоциональной сфере, литература интересуется психологией человека, его внутренними состояниями. В литературе развивается эмоционально-экспрессивный стиль, а в идейной жизни все большее значение пробретает «безмолвие», уединенная молитва, совершаемая вне церкви, уход в пустыню – в скит.

Однако эти явления тем не менее не могут быть отождествлены с Возрождением, для которого характерна секуляризации жизни и культуры (т. е. освобождение из-под власти церкви): в духовной культуре Древней Руси религия доминировала вплоть до XVII в. Освобождение личности здесь совершается в пределах религии. Другими словами, это – Предвозрождение, которое, развиваясь в благоприятных условиях, переходит в Возрождение.

Пробуждается в этот период и историческое сознание. Наступает пора идеализации эпохи независимости Руси. Мысль обращается к идее независимости, искусство – к произведениям до-монгольской Руси, архитектура – к зданиям эпохи независимости, а литература – к произведениям XI—XIII вв.: к «Повести временных лет», к «Слову о законе и благодати» митрополита Илариона, к «Слову о полку Игореве», к «Слову о погибели Русской земли», к «Житию Александра Невского», к «Повести о разорении Рязани Батыем» и проч. Таким образом, для русского Предвозрождения Русь периода независимости, Русь домонгольская, стала своей «античностью» (к которой на Западе в период Возрождения обратилась культура).

Тем не менее отдельные проявления психологизма в произведениях лишены еще всякой индивидуализации и не складываются в психологию. Связующее, объединяющее начало – характер человека – еще не открыто. Индивидуальность человека по-прежнему ограничена прямолинейным отнесением ее в одну из двух категорий – добрых или злых, положительных или отрицательных («абстрактный психологизм», по определению акад. Д. С. Лихачева).

Возродившееся в первой половине XIV в. монументальное каменное строительство к концу столетия приобретает широкий размах. Особого расцвета в конце XIV – первой половине XV в. достигает изобразительное искусство, где наиболее ярко проявились предвозрожденческие идеи. В конце XIV – самом начале XV в. на Руси работает замечательный художник средневековья Феофан Грек, в творчестве которого предвозрожденческие идеалы нашли блестящее воплощение. Феофаном Греком были расписаны церкви Новгорода, Москвы и других городов Северо-Восточной Руси (Спаса Преображения на Ильине в Новгороде в 1378 г., Рождества с приделом Лазаря в Москве в 1395 г., Архангельский и Благовещенский соборы в Москве в 1399 и в 1405 гг.). В самом конце XIV – первой четверти XV в. протекало творчество великого русского художника Андрея Рублева. Его деятельность связана с Москвой и с близкими к Москве городами и монастырями. Андрей Рублев вместе с Феофаном Греком и старцем Прохором расписывал Благовещенский собор Московского кремля (1405). Вместе с Даниилом Черным (своим неизменным другом) он создавал фрески и писал иконы в Успенском соборе во Владимире (1408) и в Троицком соборе в Троице-Сергиевом монастыре (1424—1426). Ко времени работы Андрея Рублева в Троице-Сергиевом монастыре относится его знаменитая «Троица».

Общий подъем просвещения, пробуждение стремления к рациональному объяснению явлений природы, освобождению личности от давления церковных догматов были причиной возникновения соответствующих движений в городах. Так, в конце XIV в. в Новгороде появляется ересь стригольников. Стригольники отвергали церковную иерархию и церковные обряды, некоторые из них, по-видимому, не верили в учение о воскресении мертвых и божественную сущность Христа.

Культурный расцвет в конце XIV—XV в. способствовал расширению культурных связей русских земель с Византией и южнославянскими странами (Болгарией, Сербией). Русские монахи часто и подолгу бывали в монастырях Афона и Константинополя, ряд южнославянских и греческих деятелей переселялся на Русь. В этот период на Руси появилось большое число южнославянских рукописей и переводов.

Неслыханного расцвета достигает летописание. В это время создаются многочисленные летописные своды, летописание разных городов. Составители сводов пользуются местными летописями, перерабатывая, редактируя их в зависимости от тех политических интересов, которым призван был отвечать тот или иной составляемый летописный свод. Часто в начальную часть вновь создаваемых летописных сводов, включаются рассказы об истории Киевской Руси – напр., выборки из «Повести временных лет». Летописные своды связывают историю своего времени, своей земли со всей предшествующей историей Русского государства. Это имело принципиально важное идеологическое значение: история каждого княжества становилась продолжением истории всей Русской земли, а великие князья этих княжеств выступали наследниками киевских князей.

Центром русского летописания становится Москва, московское летописание приобретает общерусский характер.

Именно в этот период создается Лаврентьевская летопись (по которой во многом был восстановлен текст «Повести временных лет»), переписанная в Суздальско-Нижегородском княжестве с более древнего источника мнихом Лаврентием и его помощниками (1377 г.). Летопись начиналась «Повестью временных лет», рассказывавшей о былом величии Русской земли. В Лаврентьевскую летопись было включено «Поучение» Владимира Мономаха – произведение, призывавшее забыть личные обиды и внутренние распри перед лицом грозящей Русской земле внешней опасности, дающее яркое представление о князе – мудром государственном деятеле и мужественном военачальнике.

В это же время создается и первый московский летописный свод – свод митрополита Киприана (1408 г.), оригинал которого впоследствии погиб в московском пожаре 1812 г. Летописный свод Киприана – первый общерусский летописный свод. Киприан, как митрополит всея Руси, мог привлечь для составления летописного свода летописи из всех подчиненных ему в церковном отношении русских княжеств, в том числе и тех, которые в это время входили в состав великого княжества Литовского. При составлении свода Киприана были использованы летописи Твери, Нижнего Новгорода, Новгорода Великого, Ростова, Рязани, Смоленска и, конечно, все предшествующее летописание Москвы. Кроме того, в свод Киприана были включены сведения по истории Литвы.

В следующий московский летописный свод (свод митрополита Фотия) кроме этого были включены народные предания о русских эпических богатырях (Алеше Поповиче, Добрыне, Демиане Куденевиче, Рогдае Удалом и проч.).

В конце XIV—первой половине XV в. шла беспрерывная политическая и идеологическая борьба Москвы с Новгородской боярской республикой. Большую роль в идеологической борьбе Новгорода с Москвой играл новгородский архиепископ. В частности, при митрополите Евфимии II в Новгороде оживляются исторические предания, при дворе ведется интенсивная летописная работа, создаются летописные своды. В официальную летопись, как и в московском летописании, усиленно включаются другие памятники, призванные документально обосновать исторические права Новгорода. На протяжении 20 лет правления Евфимия были составлены один за другим три грандиозных свода и около десятка мелких. В результате, от середины XV в. существует редкая по своей полноте и документальности Новгородская четвертая летопись.

Ведется летописание и в Твери, которое прекращается лишь с потерей Тверью самостоятельности.

Характерной чертой летописания этого периода является то, что оно приобретает общерусское значение. И это черта не только московского летописания, но и летописания других городов.

Интерес русских читателей к всемирной истории, удовлетворяли памятники хронографического жанра. Хронографы представляли собой компилятивные (т. е. составленные из разных источников) сборники рассказов из истории различных стран и народов мира, начиная с библейских времен. Но в отличие от летописи, хронографическое изложение истории носило ярко выраженный повествовательный характер. Входящие в состав хронографов повествования часто не имели исторического содержания, а являлись сказочно-фантастическими или нравственно-поучительными занимательными новеллами. Если летописец ценил документальность своих записей и был по преимуществу историком, то составитель Хронографа был в большей степени литератором. Его интересовал не исторический, а назидательный смысл событий. В качестве примера можно привести так называемый Еллинский летописец второй редакции, в состав которого вошли такие известные источники, как Хронограф по великому изложению, «Александрия» и др.

Создаются в этот период и жития, для которых на этом этапе стал характерен экспрессивно-эмоциональный стиль, названный прославленным мастером этого стиля, Епифанием Премудрым, «плетением словес». Экспрессивно-эмоциональный (или «панегирический») стиль отражал новое отношение к человеческой личности, особое внимание к слову как средству постижения и отражения мира.

Панегирический стиль, основанный на библейских символах и восходящий к византийской литературе, нашел отражение во многих славянских странах (в Болгарии, Сербии, на Руси).

Одновременное появление этого стиля в разных странах объясняется тем вниманием к внутреннему миру человека, которое было столь характерно для Предвозрождения.

На русской почве зачинателем этого стиля считается уже упоминавшийся митрополит всея Руси Киприан (болгарин по национальности, друг и сподвижник основоположника и теоретика панегирического стиля в болгарской литературе, реформатора правописной системы болгарского языка Евфимия Тырновского (1320—1402)). Однако в наиболее завершенном и наиболее оригинальном виде этот стиль представлен в творчестве Епифания Премудрого, монаха Троице-Сергиева монастыря, перу которого принадлежат два жития: «Житие Стефана Пермского» и «Житие Сергия Радонежского», в которых восхваляются добродетели святых подвижников, их величие.

Отдельно от прочих стоят памятники, посвященные Куликовской битве, которая волновала не только современников этого события, но интересовала русских людей и после 1380 г. Неудивительно поэтому, что Мамаеву побоищу посвящено несколько литературных памятников, создававшихся в разное время. Различны эти произведения и по характеру и по стилю. Среди них «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище», летописная повесть о Куликовской битве, повесть о нашествии Тохтамыша на Москву.

Одним из самых первых произведений, воспевших битву на Куликовом поле, является «Задонщина». Памятник этот замечателен не только тем, что является неоспоримым свидетельством древности и подлинности «Слова о полку Игореве» (см. раздел, посвященный «Слову»), не только тем, что посвящен столь знаменательному событию в истории Руси, но и собственно литературным значением.

Точное время создания «Задонщины» неизвестно. Ряд исследователей на основе историко-литературного анализа текста «Слова Софония рязанца» (как по-другому называют «Задонщину», по имени ее предположительного создателя) датируют его 1384 г. Другие исследователи относят время его создания ближе к 1380 г., году Куликовской битвы, так как эта датировка отвечает тому явно эмоциональному характеру, какой имеет Слово от начала до конца.

«Задонщина» дошла до нас в 6 списках. Однако их плохая сохранность вынуждает пользоваться реконструированным текстом произведения.

В «Задонщине» перед читателем предстает не описание событий Куликовской битвы (все это имеется в «Сказании о Мамаевом побоище»), а поэтическое выражение чувств по поводу события. Автор вспоминает прошлое и настоящее, его рассказ переносится из одного места в другое: из Москвы на Куликово поле, снова в Москву, в Новгород, опять на Куликово поле. Характер своего произведения он сам определил как «жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Ондреевичю».

«Задонщина» вся основана на тексте «Слова о полку Игореве» – тут и повторение целых отрывков из «Слова», и одинаковые характеристики, и сходные поэтические приемы. Но «Задонщина» не просто переписывает, но переиначивает «Слово». Обращение к «Слову» вырастает в особый прием, при помощи которого события, изображенные в «Слове о полку Игореве», сравниваются с событиями современной автору «Задонщины» действительности. Этим сопоставлением автор давал понять, что несогласие в действиях князей (как было в «Слове») ведет к поражению, объединение же всех для борьбы с врагом – залог победы. В этом отношении примечательно, что в «Задонщине» ничего не говорится о союзниках Мамая Олеге Рязанском и Ягайле Литовском. И вместе с тем о новгородцах (которые, по-видимому, участия в Куликовской битве не принимали) автор «Задонщины» пишет, что они, слишком поздно узнав о походе Мамая и уже не надеясь поспеть «на пособь» к великому князю, тем не менее «аки орли слетешася» и выехали из Новгорода «на пособе» к московскому князю. Автор «Задонщины» вопреки исторической правде стремился показать полное единение всех русских земель в борьбе с Мамаем.

Начало бед Русской земли автор «Задонщины» ведет со злополучного сражения на Каяле и битвы на Калке: «…поганые татаровя, бусормановя… на реке на Каяле одолеша род Афетов (т. е. русских). И оттоля Руская земля седит невесела, а от Калатьския рати до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася». С момента Мамаева побоища наступает перелом в судьбе Русской земли: «Снидемся, братия и друзи и сыново рускии, составим слово к слову, возвеселим Рускую землю и возверзем печаль на восточную страну».

Сопоставление двух событий и противопоставление разрозненности князей времен Игоря единству русского народа времен Куликовской битвы прослеживаются по всему тексту «Задонщины». Характерный пример. Когда Дмитрий выступает в поход, то «солнце ему ясно на встоце сияет и путь поведает» (в «Слове» войско Игоря выходит в момент солнечного затмения: «Тогда Игорь възре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты»). В «Задонщине» движение сил Мамая к Куликову полю сопряжено с картиной зловещих явлений природы: «А уже беды их пасоша птицы крылати, под облакы летают, вороны часто грают, а галици свои речи говорять, орли хлекчют, а волцы грозно воют, а лисицы на кости брешут». В «Слове» подобные же явления (ветер, кричащий с дерева див и проч.) сопровождают выступление в поход русских сил (как предознаменования неудачи).

Язык «Задонщины», по сравнению со «Словом», проще, его поэтические средства ближе к поэтике устного творчества.

Стиль «Задонщины» отличается пестротой: поэтические части памятника тесно переплетаются с частями, носящими прозаический, иногда даже деловой характер, хотя, возможно, эта «неорганизованность» текста объясняется состоянием дошедших до нас списков памятника, а не недостатками самого авторского текста.

Помимо литературных достоинств, «Задонщина» содержит в себе и прогрессивную политическую идею: в ней нашла отражение передовая идея того времени – во главе всех русских земель должна стоять Москва, и единение русских князей под властью московского великого князя служит залогом освобождения Русской земли от монголо-татарского господства.

Наиболее подробное описание событий Куликовской битвы сохранил нам другой памятник древнерусской литературы – «Сказание о Мамаевом побоище». Произведение это пользовалось огромной популярностью у древнерусских читателей. Сказание многократно переписывалось и перерабатывалось и дошло до нас в восьми редакциях и большом количестве вариантов. Точное время создания «Сказания о Мамаевом побоище» неизвестно. «Сказание о Мамаевом побоище» – это не только эпический рассказ о Куликовской битве, но и произведение, посвященное восхвалению великого князя московского. Автор изображает Дмитрия мудрым и мужественным полководцем, подчеркивает его воинскую доблесть и отвагу. Все остальные персонажи группируются вокруг Дмитрия Донского. Дмитрий – старший среди русских князей, все они – его верные вассалы, его младшие братья. Мамай, враг Русской земли, напротив, изображается автором Сказания в резко отрицательных тонах. Он полная противоположность Дмитрию Донскому: всеми деяниями Дмитрия руководит бог, все, что делает Мамай, – от дьявола. Русское войско характеризуется как светлая, нравственно высокая сила, татарское – как сила мрачная, жестокая, резко отрицательная. Даже смерть совершенно различна для тех и других. Для русских это слава и спасение для жизни вечной, для татар – погибель бесконечная («абстрактный психологизм»).

Героический характер изображаемого события обусловил обращение автора и к устным преданиям о Мамаевом побоище, к которым, вероятнее всего, восходит эпизод поединка перед началом общего сражения инока Троице-Сергиева монастыря Пересвета с татарским богатырем Челубеем, а также сообщение о том, что Дмитрий перед сражением надел княжеские доспехи на любимого воеводу Михаила Бренка, а сам в одежде простого воина с железной палицей первым ринулся в бой. Влияние устной народной поэзии на Сказание обнаруживается в использовании отдельных изобразительных средств. Так, русские воины сравниваются с соколами и кречетами, русские побивают врагов «аки лес клоняху, аки трава от косы постилается».

Широко пользовался автор Сказания поэтическими образами и средствами «Задонщины». Причем взаимодействие этих памятников носило обоюдный характер: в поздних списках «Задонщины» встречаются вставки из «Сказания о Мамаевом побоище».

К этому же циклу относится и Повесть о нашествии Тохтамыша на Москву, в которой рассказывается о том, что в Орде после поражения Мамая воцарился хан Тохтамыш. Стремясь вернуть Орде былое могущество, Тохтамыш в 1382 г. пошел с большими силами на Русь. Великий князь московский Дмитрий Иванович Донской не сумел организовать отпор нашествию Тохтамыша, Москва была захвачена и разгромлена. Пробыв несколько дней в Москве, Тохтамыш с богатой добычей и большим «полоном» вернулся в Орду, разорив по пути Рязанское княжество, несмотря на то, что при движении войск Тохтамыша к Москве рязанский князь оказывал ему содействие.

Характерной особенностью Повести является то, что ни в одном другом произведении рассматриваемого времени не отразилась столь подробно и ярко роль народа в исторических событиях. Автор Повести подробно рассказывает об обстановке в Москве перед осадой города. Не дожидаясь подхода вражеских сил, из Москвы уходят «нарочитые» бояре и митрополит Киприан. Горожане пытаются воспрепятствовать этому (что осуждается самим автором, хотя он и не выражает сочувствия митрополиту и боярам, покинувшим город). Когда силы Тохтамыша подходят к стенам Москвы, все горожане встают на защиту города. Особые симпатии автора принадлежат купцам и ремесленникам, которые в первых рядах сражались против неприятеля (некоторым исследователям это дало повод считать, что автор Повести был близок к московской купеческой среде).