Текст книги "Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней"

Продажные писаки

О том, что журналисты – продажные писаки не писал только ленивый. Но что понимать под продажностью? Например, в советское время журналисты были элитные идеологические работники, отрабатывающие зарплату и привилегии, причем часто немалые.

Так, в советское время в «Известиях» за многими журналистами были закреплены личные водители, в газете был свой распределитель продуктов и даже своя музыкальная школа для детей.

И тут с началом перестройки все это рухнуло. Помню, что в середине 90-х, когда я работал в этом уважаемом издании, многие журналисты старой школы искренне недоумевали: «A сейчас-то за что работать? За зарплату чуть выше средней по России?!».

Помню, что как-то я спорил о преимуществах новой журналистики с каким-то пьяным функионером в Узбекистане. Он мне возражал: «Да тебя бы раньше секретарь райкома встречал, тебя бы поили, кормили!».

Да, действительно, в советское время в командировках репортеру работать было не надо. Он приезжал на место, много пил, вкусно ел, получал корзину подарков, а потом уже писал «все как надо». Все это великолепно описано в «Компромиссе» Довлатова.

Неудивительно, что, лишившись старой привычной кормушки, многие журналисты стали брать взятки. Причем, конечно, делали это не только журналисты старой советской школы, но и «новая смена». Заказные статьи были распространнейшим явлением, а в некоторых газетах даже официально объявляли: ищите заказчика платной статьи и будете иметь процент.

В начале 90-х эта система действовала даже в отделе в «Независимой Газеты», где я работал. Но это, в каком-то смысле, была «вынужденная мера», зарплаты были очень низки.

В середине 2000-х в той же «НГ» вымогательством взятки у кого-то министра (речь шла о десятках тысяч долларов!) занимался целый отдел, в поте лица выдававший чуть ли не ежедневно компромат на этого высокопоставленного чиновника. Но тот оказался не промах и передал заместителю главного редактора меченные доллары. Тот сел, и поделом.

Кстати, вообще «послетретьяковская» НГ меня часто удивляла. Так, несколько лет назад в ней был опубликован «репортаж» о революции в Таджикистане (в реальности ее и в помине не было). Почти уверен, что этот материал был принят не за красивые глаза. Не сомневаюсь, что ситуация в «Независимой» не была исключением из правил.

Лично я взяток никогда не брал. И отнюдь не только из моральных соображений – просто я претендовал на роль журналиста-аналитика, работающего в том числе и с западными партнерами, и в случае разоблачения я мог потерять слишком много. Да, и деньги (в основном с Запада) у меня были неплохие.

Может, потенциальные взяткодатели чувствовали, что я «не их человек», и обращались ко мне с «деловыми предложениями» редко. Но, все же они были. Помню мой разговор с председателем одной мусульманской организации и по совместительству крупным дагестанским бандитом.

– Напиши статью о нашей организации.

– С удовольствием. Расскажите мне о нем подробно, – отвечаю я с энтузиазмом.

– Э, зачем рассказывать! Я же тебе хорошо заплачу!

На следующий день другой знакомый дагестанец меня спрашивает:

– Ахмед (имя изменено – И. Р.) взятку предлагал?

– Предлагал. Я отказался.

– И правильно сделал. Лучше у меня бери. A то с ним бы было так. В три часа ночи у тебя дома бы раздавался звонок: «Э, завтра к утру статья нужна!».

Впрочем, одно простительное жульничество я, как и другие журналисты «НГ», все же делал.

Так, за все потраченные в командировке деньги надо было письменно отчитаться. Например, если ты брал такси, то ты должен был по идее взять с водителя расписку: «Я такой-то взял за проезд на машине номер… от пункта A в пункт Б столько-то». Естественно, не один нормальный таксист такое бы писать не стал, и журналисты писали расписки сами. В бухгалтерии об этом прекрасно знали. Иногда мне там говорили: «Забыл номер машины написать. Впиши».

A вот за нелегальный переход границы от нас не требовали расписку с проводника-контрабандиста, мы просто просили в письменном виде оплатить нелегальный переход границы.

Как-то приношу бухгалтеру такую докладную, а он мне и говорит: «А что так мало? П. в два раза больше за нелегальный переход границы берет!»

Кстати, сейчас, когда большая часть СМИ контролируется околоправительственными структурами, хотя ситуация и не вернулась к советскому времени, но взятки стали брать меньше.

С этим борются, а попавшихся журналистов увольняют. Иногда страх быть заподозренным в заказной статье принимает параноидальные формы. Помню, как-то беседовал с владельцем туристической фирмы, о том, как «арабская весна» отразилась на поездках россиян в Египет. Редактор название фирмы вычеркнул: это реклама!

Их нравы

Нравы журналистов были очень раскованные. Очень многие женщины этой профессии матерились. Помню, что журналистки в одной из редакций приветствовали меня так: «Ротарь, покажи член!». (В реальности они использовали гораздо более грубый термин.) При этом девушки не хотели чего-то особенного сказать, это была просто «милая шутка».

Другой особенностью журналистов была немалая любовь к зеленому змию. Пить в редакциях часто начинали где-то уже с трех часов дня. В одной из редакций у меня был начальник, с которым можно было говорить только до этого времени, позже он уже был невменяем. Многие мои знакомые журналисты умерли от алкоголизма, не дожив и до 50. Кстати, я сам с трудом остановился! Помню такую историю про ныне покойного фотографа «НГ».

В редакции слушают сообщения из захваченного боевиками Радуева Кизляра: «В заложниках оказался также фотокорреспондент «НГ», фамилию которого установить не удалось». Журналисты переглядываются. Все понимают, что Володя был настолько пьян, что не смог сказать свое имя.

Вечером многие журналисты «НГ» продолжали пить в находившимся по соседству клубе «ОГИ». Это было такое богемное заведение, где собирались журналисты, литераторы и художники. Там всегда можно было снять какую-нибудь нетребовательную представительницу свободных профессий. В этом клубе я часто встречал (и пил с ним) в последствии знаменитого ретрограда Всеволода Чаплина. Клуб работал круглосуточно, и где-то в три часа ночи туда любил приходить поесть супчик ныне знаменитый журналист Максим Шевченко. Он, кстати, действительно не пил, а просто «ужинал».

Знаменитые журналисты

Третьяковская «Независимая» дала целую плеяду знаменитых журналистов: Андрей Караулов, Михаил Леонтьев, Сергей Пархоменко, Виталий Портников, Максим Шевченко, Виктория Шохина. Естественно, работая с ними в одной газете, я знал их всех лично. Но часто это было лишь шапочное знакомства. Поэтому я расскажу лишь о тех журналистах (естественно не только из «Независимой»), кого я знал достаточно хорошо.

Про Виталия Товиевича Третьякова я здесь писать не буду, так как много писал о нем в других главах. Отмечу лишь, что благодаря созданной им уникальной газеты, он, несомненно, войдет в историю российской журналистики.

С Виталием Портниковым мы вместе работали в отделе республик (государства бывшего СССР), и оба обожали ездить в командировки. Причем, мы оба «коллекционировали» необычные проблемные страны. Помню, что Виталий очень гордился тем, что в начале 90-х ему удалось побывать в Албании.

В нашем отделе Виталий считался едва ли не самым ярким журналистом. Виталий не забывал о своем еврейском происхождении, и во многом это объяснялось тем, что в советское время антисемитизм на Украине был очень силен. Правда, от украинцев Виталий получил и существенный бонус: канадский журналист Богдан Нехайло взял его на работу в украинскую службу «Радио Свобода», что чрезвычайно помогло карьере Портникова. Скорей всего, Нехайло подкупило, что Портников был страстным сторонников независимой Украины и убежденным врагом российской империи.

Мне кажется, эти взгляды объясняются прошлым Виталия. Из-за пятого пункта он не смог поступить в МГУ и был вынужден учиться в провинциальном украинском вузе. Поговаривают и о его нетрадиционной сексуальной ориентации, а она, как известно, в советское время каралась уголовным кодексом.

То есть у этого человека, действительно, есть причины ненавидеть советское время. И эта ненависть настолько сильна, что он готов поддерживать самых одиозных противников «совков».

Довольно много я общался и с Максимом Шевченко. Он бывал у меня на днях рождения, мы с ним, если не дружили, то, по крайней мере, приятельствовали. Запомнилось также, как мы вместе заполнили в очень шутливой форме анкету с просьбой о приеме в элитный клуб-ресторан «Петрович» и были приняты.

В те годы высокий, носивший длинные слегка волнистые волосы Максим Шевченко был очень импозантен и пользовался огромным успехом у женщин. Помню, что как-то, когда я еще не знал Шевченко, я перепутал его с невысоким очкариком Григорием Заславским. Гриша рассмеялся и сказал с легкой грустью: «Нет, я не Шевченко! Шевченко красив, а я?!».

Независимо от того, как относиться к взглядам Максима, берусь утверждать, что субъективно он честный человек и, кстати, совершенно неконфликтный. Помню, как-то я, будучи пьяным, набросился на него с оскорблениями. Максим не стал обижаться:

«Игорь, даже слушать все это не хочу. Отрезвеешь – самому стыдно будет!».

Максим Шевченко был главным редактором приложения «Независимой» «НГ – религии» и относился к авторам просто с огромным уважением. Причем, цензуры в его издании не было совершенно.

В те годы в «Независимой Газете» все были демократами, и нынешние свои взгляды Максим не высказывал (думаю, что они прошли достаточно сильную эволюцию), но кое-какие звоночки все же были. Так, Максим очень интересовался исламом и с уважением относился к членам различных радикальных исламских организаций. Помню, как Шевченко съездил в Афганистан времен правления талибов и написал о них достаточно хвалебную статью.

Уже в те годы Максим Шевченко был противником израильских властей и страстно поддерживал палестинское движение. Помню перед поездкой в сектор Газа (спонсором выступали различные мусульманские организации) Максим Шевченко состриг свои роскошные волосы («арабы этого не поймут»). Итогом поездки, кроме серии статей, стала книга с резкой критикой политики Израиля.

Достаточно плотно я общался и с знаменитым корреспондентом «Дождя» Павлом Лобковым. В то время Лобков работал корреспондентом петербургской телевизионной передачи «Пятое колесо» и собирался сделать фильм о гражданской войне в Таджикистане.

Тогдашний начальник экономического отдела «Независимой» Михаил Леонтьев посоветовал Павлу взять меня в Таджикистан в качестве консультанта. В начале мы встретились с Павлом в Санкт-Петербурге, а потом вместе со съемочной группой «Пятого колеса» отправились в Таджикистан.

Поездка прошла неплохо. Павел мне запомнился бойким парнем с очень быстрыми мозгами. Кстати, любовь к журналистскому стебу у него проявлялась уже в те годы. Помню, мы всё не могли встретиться с одним чиновником: он все время был на даче. В фильме Павел сообщил, что этот чиновник имеет пять соток, где и проводит все время.

Но вот один эпизод из этой поездки меня сильно расстроил. Как-то мы встречались с братом одного из самых влиятельных полевых командиров Таджикистана Сангаком Сафаровым. В конце беседы брат-Сангака подарил каждому из нас по пачке сигарет, а вот Лобкову дал две! Неужели он выглядел умнее меня?

Со знаменитым журналистом Андреем Бабицким я познакомился еще на гражданской войне в Таджикистане. Андрей откровенно меня не любил. Дело в том, что отец Бабицкого – таджик из северного региона. В клановом таджикском противостоянии северяне поддерживали правительство, я же скорей склонялся к оппозиции. Вновь пересеклись мы с Андреем на войне в Чечне. Потом мы уже встретились на Донбассе. В начале Андрей даже помог мне немного с контактами в этом регионе, а потом без всякой причины стал меня оскорблять в социальных сетях.

Тем не менее, я не держу на него зла. Считаю его талантливым журналистом и субъективно честным человеком. Ну, а особенности характера… Возможно, их частично проясняют сдедующие истории.

Как-то Андрей Бабицкий в компании других журналистов и жены пил у себя дома. Супруги повздорили и привычно перешли на матерную ругань. Потом Андрей пошел в туалет, и через некоторое время оттуда раздался оглушительный грохот. Из туалета он вернулся неожиданно умиротворенным: «Ребята, а что мы все ссоримся?! Давайте, жить дружно!».

Через некоторое время жена журналиста было пошла в туалет, но немедленно вернулась оттуда со страшными криками: «Ты, придурок, ты что сделал?!» Оказывается Бабицкий в сердцах вывернул унитаз и разбил его о стену.

На следующий день брать интервью о войне в Чечне домой к знаменитому репортеру пришел японский журналист. После интервью японец спросил, где туалет.

– A вы знаете, у нас его нет. Вот, возле дома у нас кустики замечательные!

Представитель страны «Восходящего солнца» очень обиделся: «A, зачем вы тогда меня поили чаем?!».

Ладно, эту историю я слышал от других журналистов и, следовательно, не могу на сто процентов гарантировать ее подлинность. Но вот рассказ про того же журналиста моей бывшей жены.

В 1997 году в Приэльбрусье открыли памятник журналистам, погибшим в Чечне. На церемонию открытия пригласили и меня, но я был в Африке. Поскольку в самолете уже было забронировано для меня место, то вместо меня в Балкарию полетела моя тогдашняя супруга. После открытия памятника журналисты бурно отмечали в гостинице это событие, и Андрей выпал из окна второго этажа. Он отделался легким сотрясением мозга, но продолжал пить. Моя добрая жена возилась с ним, как могла. Другие журналисты недоумевали:

– Марина, зачем ты возишься с этой пьянью?

– Aх, он так напоминает моего мужа!

В самолете большинство корреспондентов отсели от него подальше и, как оказалось, не зря – на взлете его вырвало.

О кремлевском пуле

Многие журналисты очень стремились оказаться в кремлевском пуле. Одним из преимуществ его были комфортные поездки по всему миру. Так, например, я знал одного прикрепленного к пулу журналиста, побывавшего во всех странах мира, за исключением трех! Ну и, конечно же, репортеров привлекала близость к телу.

Я в такие поездки никогда не стремился. И охрана, и стюардессы, да и многие работники правительственных структур смотрели на таких журналистов просто, как на обслугу сильных мира сего.

Помню, как-то охрана грубо (ну, прямо как опричники Ивана Грозного) отбрасывали журналистов, оказавшихся на пути тела. Тогда, по молодости, я считал, что это «входит в правила игры», но потом узнал, что так ведет себя только охрана в тоталитарных странах, а в развитых государствах телохранители вежливы и предупредительны. Но даже при идеальной охране все равно в таких поездках журналисты находятся в зависимом положении. Да и, скучноваты для меня такие официальные путешествия в галстуке.

Однако, иногда мне все же приходилось ездить с сильными мира всего. Так, первый мой начальник Александр Гагуа считал, что с министром иностранных дел должен ездить не конкретный, «закрепленный» журналист, а тот, кто пишет о стране, которую решил посетить министр. Так, я побывал с тогдашним министром иностранных дел Андреем Козыревым[3]3
  Андрей Владимирович Козырев. Российский государственный и политический деятель, первый министр иностранных дел Российской Федерации с 11 октября 1990 года по 5 января 1996 года. Депутат Государственной Думы 1-го и 2-го созывов. После ухода с государственных постов – бизнесмен.
  С 2012 года проживает с семьёй в Майами (США), выступает с критикой политики президента России Владимира Путина.
  Андрея Козырева прозвали мистер «Да» в противовес Андрею Громыко, которого Западе называли мистер «Нет».
  По свидетельству Петра Авена, Михаил Горбачев считал, что при Козыреве российский МИД превратился в филиал Госдепа.
  Примечательна беседа Андрея Козырева с бывшим президентом США Ричардом Никсоном. Вот как ее вспоминает, присутствовавший при разговоре американский политолог Дмитрий Саймс: «Никсон спросил Козырева, как его правительство определяет российские национальные интересы. Козырев, известный своей прозападной ориентацией, ответил, что в прошлом Россия чрезвычайно страдала слишком пристальным сосредоточением на собственных интересах за счёт остальной части мира. Теперь, добавил он, для России настало время, «чтобы думать больше в терминах универсальных человеческих ценностей».
  Когда мы вышли из здания МИДа и уселись в наш лимузин, Никсон сказал: «Я не могу представить, чтобы русские уважали таких слизняков, как этот».


[Закрыть] в Армении, Азербайджане, Карабахе, Таджикистане, Узбекистане, Туркмении, Молдове (включая Приднестровье).

Из тех поездок лично мне было наиболее интересно в Карабахе (речь идет о первой войне), где мы были всего-то несколько часов. В Баку тогда все не то, что верили, а твердо знали, что армяне побеждают благодаря российской помощи.

В ресторане бакинского МИДа нас журналистов пула кормили бесплатно, но блюда выбирать самому было нельзя (ешь, что дают). Я пришел первым, и официанты стали доносить до меня «правду», а чтобы я усваивал лучше, мне вместо стандартного блюда принесли жаренную осетрину.

Потом подошли и другие журналисты, но им уже осетрину не дали, так как официанты уже «вылили» весь свой пропагандистский пыл на меня.

На следующий день мы прилетели в Степанакерт. И там мне сразу же вспомнился отрывок из «Белой гвардии» Булгакова: «В город вошли немцы. Люди посмотрели на их лошадей и сразу поняли на чей стороне сила». Одетая в добротную форму, очень хорошо вооруженная карабахская армия производила очень сильное впечатление. Кстати, чуть ли не половина армянских добровольцев, с кем я говорил, были студентами МГУ.

Совсем другое впечатление произвели азербайджанцы (мы их посетили в Шуше). Они были одеты в ватники и выглядели растерянными ополченцами». В общем, я совсем не удивился, когда через несколько дней после моего возвращения в Москву Шуша была взята армянами.

Как показала последняя война, сейчас ситуация изменилась просто кардинально.

Поездка в Таджикистан мне запомнилось тем, что местные русские, едва не устроили «суд Линча» над Козыревым (помешала охрана), полагая (как я сейчас считаю справедливо), что Россия их бросила на произвол судьбы

В Приднестровье старушки встречали Козырева плакатами: «Дети Приднестровья против румынского фашизма». Дело в том, что плакаты «народного гнева» раздавались централизованно, и бабушки просто перепутали.

Кстати, кто-то из «патриотичных» писателей отметил, что либералы чувствуют просто физическое отвращение и страх перед большим скоплением людей. По крайней мере, по отношению к Козыреву это верно; в частности, я, был свидетелем с каким трудом приднестровские власти уговаривали его выступить перед людьми.

Другим моим выводом о тех поездках было заключение, что чем сильнее в стране диктатура, тем лучше принимают журналистов. Так, например, в Армении нам приходилось питаться за свой счет, а вот в Туркменистане нас не только бесплатно кормили, но и поили.

Виталий Третьяков вроде бы не возражал против тех моих редких поездок. Но, спустя несколько лет, уже мой новый начальник Алан Касаев попросил меня полететь с Владимиром Путиным в Узбекистан и Туркмению. Виталий Товиевич был недоволен: «Зачем послали Ротаря?! Он же на встречу с Путиным в рваной майке и шортах придет!»

Между прочим, после этой поездки я мог бы до конца жизни гордиться, что мне нахамил «сам Путин». На пресс-конференции прямо в аэропорту каждому журналисту разрешалось задать один вопрос, а я попытался задать два, и российский президент достаточно жестко меня оборвал.

После «ссоры» с Путиным я решил прогуляться в город и спросил, где выход из аэропорта, у какого-то узбекского чинуши. Но он был настолько потрясен организацией встречи с великим россиянином, что просто не стал мне отвечать.

Халявы

Хотя в перестроечные годы журналисты оказались лишены распределителей, у них появились новые привилегии. Почти все центральные СМИ отправляли своих сотрудников на недельку отдохнуть заграницу. Дело в том, что в каждую такую газету регулярно приходили халявные приглашения от разных структур.

Впрочем, первую такую поездку я организовал себе где-то в 1993 году сам. Уж, не помню, как я познакомился с каким-то греком-киприотом, предложившим мне поехать за его счет на Кипр в обмен на статью о туризме в этой стране. Я пришел к тогдашнему начальнику отдела общества в «Независимой», и он сразу же дал мне согласие.

До этого я был только в соц-странах и Афганистане. По-английски говорил плохо. Помню, я не понимал, когда греческие таксисты на улице спрашивали меня: «Whereareyoufrom?». Также я не понимал фразу «Оnecocktailfree». «Что за свободный коктейль?» – рассуждал я.

Мне также запомнилось, что девушки из нашей русской группы сначала проявляли ко мне просто бешенный интерес, но он тотчас же кончился, когда они узнали, что я халявщик. Потом я наблюдал, как их каждый вечер увозили из отеля на машинах греки.

Следующую мою такую халявную поездку мне организовал уже мой начальник Александр Гагуа. Совет Европы прислал приглашение (все включено) в НГ на заседание организации, а мой начальник подарил ее мне.

Дело был накануне 1 апреля, и меня классно разыграла моя тогдашняя жена, заявившая мне, что заседание Совета Европы переносится в Москву, о чем я и сообщил Гагуа. Он важно надул щеки: «Мне об этом ничего неизвестно!».

Поездка прошла хорошо. До зала заседаний я так и не дошел, да от меня этого и не требовалась! Потом поехал в Париж, где и погостил недельку у дочки знаменитого российского демографа Анатолия Вишневского.

«Мой друг – товарищ Заря»

Но такие поездки были мелочевкой. Более круто был поехать от какой-нибудь солидной фирмы. Они и в отелях пятизвездочных селили, и подарки дарили. Но в такие поездки, как правило, ездили заместители главных редакторов.

Однако один раз мне все же повезло. Во время первой чеченской войны я в качестве «гида-проводника» (сейчас это называют очень русским словом «фиксер») работал в Чечне с московским собкорром южнокорейской газеты Джуном (фамилию не помню).

Хотя Джун мне заплатил за поездку (и неплохо), он считал меня после такого «страшного приключения» близким другом и обещал мне организовать халявный тур по Южной Корее. Я, если честно, не особо ему поверил, так как подобные обещания иностранцы давали мне довольно часто, а выполняли редко.

Но для начала несколько слов о Джуне. В 80-е годы прошлого столетия он был студенческим активистом коммунистического движения по кличке «товарищ Заря». Товарищ Заря был руководителем коммунистической подпольной ячейки и даже принимал экзамен по учебнику «История КПСС» на японском языке, привезенным контрабандой из Токио. Жизнь студента была очень бурной – стычки (по сути бои) с полицией происходили ежемесячно. В одной их таких потасовок Джуну выбили глаз.

Увы, все хорошее кончается. Джун был арестован и приговорен к тюремному заключению. В тюрьме ему в качестве воспитательной меры давали читать Солженицына.

Но, к счастью, Джуна, его дед был классиком корейской литературы, и то, что внук такого знаменитого человека томится в тюрьме как политический заключенный, создавало для Кореи не слишком хороший имидж. Решение было найдено: Джуна решили воспитывать от противного и отправили для ознакомления в СССР.

Попал он туда уже в перестроечные годы, и может именно поэтому «прозрение» произошло очень быстро. Пустые полки магазинов, вороватые партийные босы, проститутки (и «это в стране победившего социализма!») – нет, такой «коммунизм» бывшему подпольщику явно не понравился.

Когда мы познакомились, Джун уже превратился в процветающего буржуазного журналиста и любил повторять вариант известной поговорки: «Если ты коммунист в двадцать лет – то у тебя есть сердце, а если ты коммунист в тридцать, то у тебя нет головы».

Хотя у Джуна и была голова, сердце у него было по-прежнему добрым. Мы довольно часто с ним сидели в клубах – караоке. Причем, несмотря на мои протесты (как русский человек я этого совершенно не понимал), Джун обязательно брал девушек, работающих на консумации. Программа была всегда одна: дородные украинки открывали нам спиртные напитки, а Джун под караоке пел песню «Русский солдат Алеша».

В заключение начинался рассказ девушкам о нашей чеченской поездке, Джуник называл меня близким другом и клялся, что скоро я поеду в Южную Корею.

– Опять напился, – уныло думал я.

Но как-то я был в командировке в Африке и оттуда позвонил жене.

– Тут Джуник рвет и мечет. Какая-то южнокорейская фирма делает турне для журналистов. Уже давно должны были уехать, но не едут – ждут, когда ты вернешься.

Оказалось, что фирма GoldStar поменяла название на LG и для закрепления своих позиций на русском рынке решила организовать поездку журналистов в Южную Корею.

За консультацией кого из журналистов послать обратились к Джуну. Он составил список: Известия – журналист на усмотрение редакции, Коммерсантъ – журналист на усмотрение редакции, АиФ – журналист на усмотрение редакции, Независимая Газета – только Игорь Ротарь!

Поездка в Корею прошла неплохо. Мы жили в пятизвездочных отелях, питались в самых дорогих ресторанах, а в заключение еще и получили подарки на сумму под тысячу долларов (мне, например, видеокамеру подарили). Кстати, разбалованные зам. главных редакторов были недовольны: мало дали!