Текст книги "Как тебя зовут. Автономный экскурс по ономастике"

шурафо – (мн. ч.) от шариф – 1.знатный, благородный (по происхождению); 2. честный, благородный, порядочный; 3. святой, священный; почитаемый (а значит тот, о ком говорят, к кому обращаются с речью! ср. санскр. шура – герой).

Но ведь латинское heros «герой» происходит от греческого heroe «защитник», которое восходит к индо-европейскому корню ser-, включающему в себя значение «наблюдать, предохранять, страховать». А «страховать», в свою очередь, по английски будет insure (в оригинале ensure), с корнем sur-, в значении «заверять, убеждать, уговаривать»! Таким образом, от санскритского шура – герой, через английское sure [ʃuə] – уверен, убеждён, заговорен, мы вновь, вернулись «на круги своя» – к однокоренным русским понятиям шурукать – шушукать, шептаться с кем; а также шуры – тайные переговоры, которые послужили словообразованию шурин – наименованию того, кто для своей сестры (жены своего зятя) может выполнять роль и «тайного советника», и «страховщика», а если потребуют обстоятельства, к примеру, буйное поведение зятя по отношению к своей жене (сестре шурина), то и «телохранителя» своей родной сестры. Впрочем, вряд-ли дело доходило до этого «на заре цивилизации», в те старые добрые времена возникновения на Руси имён родословной, и всё обходилось, скорее всего, безобидным шушуканьем «о семейном», редким шуруканьем между женой и шурином, да его поглядыванием на своего зятя весёлым прищуром.

Само собой, ко всему вышеизложенному имеет самое непосредственное отношение и такое свойское имя как Шурик. Но что самое интересное, его греческий аналог Александр как «защитник людей» почти совпадает по значению с, однокоренным русскому имени, санскритским шура – герой, и я даже уверен, что неслучайно. Ведь в русском восприятии корневая матрица Ш-Р сама выводит нас на изначальный смысл имени Шура, с помощью своих производных, дающих качественную характеристику самому носителю, а именно: ШУРа – это тот, кто: ШУРует – проявляет, развивает энергичную деятельность, действует активно, с азартом (ср. с др.-рус. лич. им. Ошурок – остаток, то есть, по-сути «наследник»); ШАРит – понимает что-либо, разбирается в чём-либо; ШИРяет – летает, широко взмахивая распростертыми крыльями, что в переносном смысле означает «широко мыслит» и «делает с размахом», а когда требуется, то и ШОРит – защищает.

САША [’saʂə]. В отличие от имени Шура, никоим боком не влезающим в греческую фонему Αλεξανδρος (Александрос), но почему-то приравненного к ней, имя Саша, как нам объясняют специалисты, произошло, дескать, от промежуточной формы АЛЕК/САША. Ага! Тогда где гарантии, что последнее не выросло из похожего, но всё же другого греческого Αλέξιος (Алексиос) – Алексе́й (ɐl {{ʲ}} {ɪ}{ }kˈs {{ʲ}} ej)? Нет ответа. Ладно, ещё вопрос: а как быть с несколько иной озвучкой Александра в свойском просторечии Саня? Ведь, следуя предыдущей логике, должна быть вульгарная вариация переходной формы АЛЕК/САНЯ. Увы, её нет и никогда не было! Какой вывод напрашивается? Вот именно: ни Саша, ни Саня, и уж тем более, ни Шура, не имеют, не просто прямого, но даже косвенного этимологического отношения к упомянутому греческому «оригиналу», а являются ничем иным как исконно русскими, причём, древними именами. Что же они могли означать на момент своего вхождения в оборот?

Разумеется, невозможно определить истинный смысл слова прямо сходу, к тому же единый, да ещё ставший именем собственным, а затем и личным. Зато мы с лёгкой уверенностью можем найти родственные понятия, лёгшие в основу этих имён. И неважно, что некоторые находки будут обнаружены не только в нашей родной речи – в конце концов, все они когда-то принадлежали одной индо-европейской языковой общности, а значит и единому прото-этносу, имя которому – арии.

Обратите внимание на удивительную фонетическую близость исследуемого русского имени с иностранными словами, которые, в свою очередь, поразительно согласуются между собой в своей семантике. Так, например, таджикское саш – ловушка, своего рода «средство связывания», в точности до буквы перекликается с однокоренным английским sash [sæʃ] – пояс, кушак, лента, переплет, перевязь. Подобное смысловое созвучие имеет продолжение уже в санскритском саяна – связь, соединение. А там, где «связь» и «соединение» обретает переносный смысл человеческого общения – приходит известность, что на обще-иранском наречии звучит как san, что само по себе отражает санскритское сан – слава, честность, подарок. Последнее ничто так точно не может передать, как русское понятие, в подаче В. И. Даля:

«Сан – высокий чин или званье, знатная должность, жалованное достоинство, почет. Сан государя, министра, воеводы, архиерея. По сану и честь. Каков сан, таков и почет. По сану и почет».

Есть попадание? Несомненно! Черпаем сведения там же:

«Сан – стар. стан, осанка, рост. Возрасту и сану был среднего. Сановная особа, сановннк, -ница, высокого сана, вельможа. У вельможи все сановничьи приемы. Сановитый, осанистый, взрачный, видный, рослый и статный. | Знатный родом, вообще, у кого сановные, вельможные предки. Сановность, состоянье, качество, иногда свойство по прил. Сановничество ср. собират. все сановники вместе и вообще. Сановитость, то же, но бол. о внешнем, величавые приемы. Санолюбивый, санолюбець, жаждущий сана, почета, знатности».

Стоп! А не метафорой-ли русского имени является последняя строчка? Смотрите: Саня – санолюбивый, санолюбець, жаждущий сана, почета, знатности. Ну, прямо-таки настоящее, что ни на есть, буквальное толкование! Теперь возвращаемся к началу текста, раскрывающего этимологию слова: «Сан – это стан и осанка». А теперь сравните: санскритское а́сана (санскр. āsana – сидячая поза, место для сидения, поза) – согласно Йога-сутрам Патанджали, «это положение тела, которое удобно и устойчиво»; то есть, по-сути, стойка и статус; с русским осанка – это привычная поза в покое и при движении; положение тела, которое регулируется бессознательно, на уровне системы условных рефлексов, так называемым двигательным стереотипом; человек имеет только одну, присущую только ему привычную осанку; осанка обычно ассоциируется с выправкой, привычной позой, манерой держать себя; то бишь, в дух словах, стан и стать. Убрав явную приставку О в слове О/САНКА, какую основу слова получим? Точно – САНКА (ср. с умен. Санька)! На что смахивает? Конечно же на «санки»! По-другому – «сани». Если сани – это «они» (очевидно, что «связанные»), множественное число, то как могло бы звучать число единственное? Саня! Или, как его вариация в древнерусском личном имени Санко, от понятия «сань» – полоз, видимо, по любимому занятию малыша ползать по полу. То есть, в чистом виде то же самое имя, которое теперь уже не составит труда разобрать по крупицам. Итак, раз понятие «сан» рождено от слова «стан», то, соответственно, «сани» – это буквально «стани» – то бишь, та самая важная часть повозки (полозья), на которую можно что-либо уСТАНовить, либо просто СТАТЬ, что является одновременно и глаголом, в значении «опереться», и существительным, в значении САН (ср. с лат. status – состояние, положение, сан)! Итого, на выходе получаем исходное значение начального понятия, заложенного, как в имени существительном, позже собственном, а затем и личном Саня – статный. Может таковой быть «защитником людей», как Александр? Естественно!

Ну, а помня о способности Саши быть «связующим звеном», судя по английскому sash [sæʃ] – перевязь, и за всех «тянуть лямку», как это видно по бретонскому sachañ [{{ˈ}} saʃã] – тянуть, постепенно приходим к пониманию тесной взаимосвязи понятий «приставить» и «привязать» – то есть навыков, так необходимых любому «защитнику людей», поэтому привычное в России имя нам представляется уже в новом качестве древнего значения: Саша – связный, связной. И поскольку САН – от СтАН, то и САШ – от СтАШ, то почувствуйте разницу: оСТАНкино – оСТАШкино! Таким образом, Саня и Саша – имена, точнее, слова единого происхождения, просто с разными вариациями связки (суфикса) Н и Ш.

НАТАША [nɐ’taʂə]. Есть одно ёмкое определение, возникающее из совокупности сразу нескольких понятий род – поколение – племя – народ, ставшее международным, нация также имеет своё отражение и даже общие корни в русском языке. Начнём с одного из значений английского nation [’neɪʃ (ə) n], которое в переводе на русский даже произносится практически одинаково – наши, наша страна! Случайно ли? Попробуем найти русские созвучия, соответствующие производным от этого латинского слова:

natio – рождение, происхождение, род, племя, народность, народ, сословие, разряд, слой, порода, языческие народы (ср. с рус. Наше); nature – природа, сущность, основное свойство, нрав (ср. с рус. Нутро); natal – относящийся к рождению, родной (ср. с рус. Начало); natus — сын (ср. с рус. Наче — лучше, прочней, красивей); исп. nacer – рождаться, появляться на свет, происходить, вести свой род, иметь природные способности, наклонности (ср. с др.-рус. Начия – образ или способ, прием, манера; обычай, обряд, обыкновение, заведение; привычка, нрав, свойство).

Сомневаетесь в этимологической близости оригинала с русским созвучием? Хорошо, тогда читайте по слогам и по буквам официальный перевод.

Итальянский: nascere – рождаться, вылупливаться, зарождаться, появляться, вытекать, возникать, начинаться, брать начало (!).

Ну что? А произносится это итальянское слово так: [на'шере] – НАШЕре! Португальский: nascer [насе'х] – начало (!) – НАСех!

Персидский: nəsil • нәсил • näsil • насл – поколение, потомство, потомки; род, племя; приплод (ср. с рус. Начало – зачать, початок, искони).

Плавно переходим к переводу слов наше и нас: Итальянский: nostro – наше (ср. с рус. Нутро!);

Литовский: mūsų – наше (ср. с рус. мы); Английский: us [ʌs] – нас; Шведский: oss – нас; Эдо, Эсперанто: nin – нас (ср. с др-рус. Ны – мы); Прусский: nuson – нас (ср. с анг. nation – наши, наша); Санскрит: nаs – нас; Авестийский: nа – нас; Осетинский: nа, næ – нас, наш; Греческий νώ – нас; Латинский: nōs – нас; Албанский: nа, nе — мы, нас (ср. с др-рус. Ны – мы); Готский, Тевтонский: uns – нас; Арийский: n̥s – нас; Хеттский: nаš – нас (ср. с рус. Наш); Тохарский: nās – нас; Литовский: nuodu – нас, наш (ср. с рус. приНудить).

А теперь сосредоточьтесь! В русском и всех остальных славянских, а также некоторых индо-европейских языках слово НА в старину было и предлогом, и приставкой, означающим «рост, прибавление, умножение», и междометием, означающим «глянь, получи», и местоимением, означающим НАС (стар. НЫ). И сейчас вы своими глазами увидите, как легко и не принуждённо мы с вами сделаем фоносемантический переход от русского речевого оборота к общеевропейскому понятию нация:

«…междометие на́-ка, на́тко, 2 л. мн. на́те, укр. на, на́те, блр на, на́це, болг. на „глядь“, сербохорв. на̑, словен. nа̑, nаtе, слвц. nа, чеш. nа, nаtе, польск. nа, nać. Родственно лит. nà, лтш. nа „ну“, др.-инд. nā́-nā „в разных местах, по-разному“, греч. νή, беот. аркад. νεί „право, воистину“, лат. nē „да, так, поистине“, наряду с греч. ναί, лат nае. Существуют попытки сблизить с он».

Вот так! А ведь местоимение ОН германских языках принимает форму числительного ОДИН (и даже верховного бога), в романских же, помимо этого, ещё и ЕДИНство:

английский – one, once, alone; латинский – unus; немецкий – ein; нидерландский – alleen, een; шведский – allena, en, ensam, ett; эдо, эсперанто – unu; древне-скандинавский – Óðinn; древне-русский – один, иной, инок; арийский – hoino; албанский – një, nji; литовский – vienas; латвийский — viens; гэльский — oinos; англо-сакский — ān; авестийский — aēuua; ирландский — óin, aon; оскский – uinus; норвежский — einn; прусский – aīns; осетинский — jewnæg; старославянский — единъ, вин; польский – jeden; валлийский — un.

Кстати, местоимение ОНА в иранских языках принимает форму обращения к матери: фарси ona! – мама!

Взгляните, насколько близко всему перечисленному ранее русское слово нутро, и как русское внутри роднится с понятием натура – сущность, свойство, нрав: армянский: ներսը nersë, ներսում nersum – внутри (ср. с рус. норов, нрав); испанский, португальский: dentro – внутри; китайский: yinei, neibu – внутри (ср. с рус. иной); латинский: intrinsecus – внутри; польский: wewnątrz – внутри; чешский: uvnitř, vevnitř – внутри; шведский: därinne, innanför, inne, inom, inuti, invärtes, uti – внутри; эдо, эсперанто: ene – внутри (ср. с общ. европ. числ. один); японский: naka – внутри (ср. с рус. на́-ка, на́тко и ник, вникать); английский: intro (от лат.) — внутрь, внутри.

А завершает этот список обще-иранское понятие, в котором, как нельзя лучше отразилась вся многогранность значений, буквально от начала до конца, в сжатой форме одного слова: nəticə • нәтиҹә • näticä • натиҷа – эффект, умозаключение, следствие, решение, резюме, результат, развязка, последствие, подсчет, плод, конец, итог, заключение, вывод.

А вот наш вывод будет таков: и древнеримского происхождения понятие «перинатальный» (от лат. natus – рождение), и романское имя Наталья (от лат. natalis – родной), и исконно русское имя Наташа (краткая форма – Наша, Ната, Натка) – родная, родимая, (возможно даже) родовитая, и древний русский глагол (деепричастие) начаша – зарождать (зарождая), и диалектное русское существительное начка (от гл. начить – прятать, начать, обновить) – запас, нычка, заначка, тайник, припас, сбережение, залежь, житница, клад, и древнерусское понятие начия – образ или способ, прием, манера; обычай, обряд, обыкновение, заведение; привычка, нрав, свойство – хоть и независимы исторически, но едины в этимологическом смысле.

ВИТЯ [’v {{ʲ}} it {{ʲ}} a]. Приставка ВОЗ или ВОС, как мы обнаружили много ранее, исходит из слова ВЫСЬ. Отсюда и взВИВаться – стремиться ввысь или взВИТься, где однокоренное английское wit – ум, разум и wise – умный, мудрый соответствуют русским понятиям витать (например, «в облаках») – жить, обитать и высь – как обиталище ВсеВЫШнего и обитель Абсолютного Разума! И уже «приземлённое» древнерусское имя Витан – живучий, как и у остальных славян: Вит, Вита, Витас, Витвик, Витег, Витезь, Витек, Вителин, Витенес, Витенис, Витенич, Витень, Витигис, Витигон, Витин, Витко, Витла, Витло, Витмар, Витовт, Витольд, Витоп, Витоня, Витор, Виторан, Витсан, Витус, Витцан, Витына, Витязь, Витянец, Вицелин, Виццин, Вицязь, Вятег – жизненная сила, в том числе и нематериальная; полный жизни; здоровяк; богатырь; герой; витязь; желанный; желание жизни, указывает на родство с древне-английским словом witan — знать, где корнеслов wit – известно, имеет прямое отношение к русскому ВЕСТЬ, посредством глагола прошедшего времени и причастия прошедшего времени wist, а так же к русскому ВОТ, посредством 1-ого, 3-его лица единственного числа настоящего времени wot, ибо wot – ведает! Теперь ВЕСТимо – ВОТ откуда Во́тан (прагерм. Wōđanaz или Wōđinaz; др.-сканд. Óðinn) – верховный бог в германо-скандинавской мифологии, отец и предводитель асов. Мудрец и шаман, знаток рун и сказов (саг), царь-жрец, князь (конунг), vielus — волхв (ср. с др.-рус. Велес). Кстати, сравните древнесаксонское Wodan, англо-саксонское Wôden, древнескандинавское Odhinn, где чётко просматривается преемственность русского числительного один от древнерусского вóда – вождь.

Так что, говорить о том, что исконно русское имя Витя есть производное от латинского Victor (Виктор) – победитель, по меньшей мере, невежественно. А вот в чём сходятся семантически оба имени – можно выведать токмо из русского словообразования, ибо выстраивается логическая цепочка именно от древнерусского понятия витати – обитать, поскольку современный глагол с редуцированной согласной ОБ/В/ИТАТЬ, означающий «жить», раскрывает в имени Витя его изначальный смысл – «выживший», ведь, кто выжил – тот и победил! Отсюда и ви́тязь – древнерусский воин, богатырь, а по сути вóда (вождь), который смог выйти из поединка один (Odhinn) живой. Но не смотря на совершенную очевидность в русском происхождении данного образования, по «собственной» этимологии немецкого языковеда Фасмера, слово «витязь» происходит от древне-норвежского «vikingr» (викинг), что превращает его доводы в смысловую кашу, по причине общеизвестного исторического факта наречения средневековыми английскими горожанами варваров со Скандинавии «деревенщиной», на старо-английском wicing или старо-фризском wizing – деревенский, перекликающимися со славянскими определениями: русским веси – деревни, чешским vesnice – село, польским wieśniak – селянин, наравне с латинским vicus – деревня. А это не имеет никакой этимологической связи, ни с победителем Виктором, ни с выжившим витязем.

МИША [’m {{ʲ}} iʂə]. Не кажется-ли вам странным, что именем Михаи́л (ивр. Михаэ́ль), происходящим от еврейского «ми кмо элохим» (сокращённо «ми-ка-э́ль») – буквально «кто как Бог», да ещё и с «отчеством» Потапыч, назван в сказках именно медведь, причём, русский медведь? Вот и меня это тоже весьма заинтересовало, и вывело на английское слово mickle [’mɪk (ə) l] (не путать с именем Michael [’maɪk (ə) l]!) – большой, что смахивает на русское провинциальное «Михал» и диалектное произношение «Мыхайло». Последнее, кстати, очень созвучно украинскому Мико́ла – Николай, вероятнее всего, по причине смешения имён и понятий, в следствие небрежного произношения. Так вот, раз mickle [’mɪk (ə) l] – это большой, и медведь тоже большой зверь, то, скорее всего, именно в связи с психологическим восприятием русскими чужеродного имени Михаил, и произошла «маркировка» медведя, а на ассоциативном уровне приклеилось и «отчество» от греческого Πατάπιος (Патапиос) – странник, благодаря народной этимологии, привязавшей понятие «потопать» к Потапычу, ведь он же шатун – бродяга (ср. с фр. сhatain – темно-русый, коричневый), отчего и получил в народе рекло – назвище «Топтыгин»! Тем паче, что «Мыкола», что «Михайло» – это «говорящие» имена, намекающие на то, что разбуженный медведь, будто мы́коло, то бишь тот, кто мы́чется – мыкается, скитается, испытывая нужду, ведёт бродячий образ жизни, беспорядочно, суетливо двигается из стороны в сторону, взад и вперед.

А вот вам и подтверждение вышесказанного в виде индоевропейских однокоренных смысловых созвучий, которые слышатся, как некая метафора, всевозможные эпитеты медведю: санскрит махина – мощный; нидерландский machtig – мощный; санскрит моша – разбойник, грабитель, бандит; таджикский машаққагнок – тяжёлый, обременительный, мучительный; узбекский маймоқ – косолапый, фарси машид – твёрдый, устойчивый, незыблемый; нидерландский mishandelen — истязать, мучить; персидский мушаббаъ – полный; кимрский maith – скучный, медлительный; английский miss [mıs] – скучать; армянский մազոտ • mazot — мохнатый; английский mash [mæʃ] – раздавливать, разминать; дари́ моша – плоские кузнечные щипцы; английский mush [mʌʃ] – месиво; таджикский мушаввашона – смущённо. Налицо знаковость явной МОЩи, но одновременно и метки характерной МЕШалды, присущие поведению медведя.

Однако, есть ещё другая сторона описания – не поведенческая, а внешнего вида. Корневая матрица с ядром М, модулированной гласной и вариативной вспомогательной согласной выдаёт нам целый букет признаков легендарного лесного царя. Кроме упомянутого уже армянского mazot — мохнатый, мы вдруг сталкиваемся с обозначениями животных, казалось бы, никак не входящих в медвежий подвид, но вскоре выясняется, что и они названы были по тем же принципам, что и медведь – по качествам и свойствам животного. Так, например, и в санскрите, и в таджикском меш – баран, угадывается не только блеяние овец «ме-е-е», но и мех – то, за что они и ценятся (ср. с узб. мўйна • mo’yna — мех). Тогда нельзя отрицать и того, что поведенческое определение МЕД/ВЕДЬ – буквально «ведающий мёд», иногда и могло принимать форму табуированного, сакрального прозвания священного для славян тотемного хищника М (И) ША, от древнерусского МША – МЕХ (ср. с рус. замш – замшелая, как мох кожа, с чеш. mechový – мшистый). И в доказательство подобной корреляции (от лат. correlatio – соотношение, взаимосвязь), приведём пример из хорватского smeđ – коричневый, где цветом С/МЕДЬ оттенок как раз и лёг в основу сразу двух понятий: МЁД и МЕД/ВЕДЬ. Уверен, подобные же параметры послужили нарождению званий и других четвероногих, отмеченных, как в кимрском mochyn – барсук, боров (ср. венг. mohos – мшистый, с перс. мисин – медный), так и в таджикском муш – ласка, куна, хорёк (ср. фр. moussu – мшистый, с венг. mézes – медовый). А чтобы не оставалось сомнений на этот счёт, сопоставим две языковых ветви – арийскую и финно-угорскую: сравните слово на фарси меши – светло-коричневый, карий, с финским karhu – медведь, и эстонским karu, karunahk – медведь. Дабы окончательно осознать суть параллельного словообразовательного процесса в разных языковых семействах, и снять с повестки дня вопрос «причём здесь финоугры?», а заодно и усмотреть рациональное зерно в наших суждениях, взвесим исконно русское слово мишка – медведь, с финским поэтическим (а значит и конспирологическим) mesikämmen – медведь, и венгерским mackó – медведь (ср. с эспер. musko – мох).

Теперь делаем постепенный переход от семантики к фонетике. Обратите внимание на знаковое схождение кимрского mesen – желудь, с таджикским моши – жёлтый, в чём не возможно не рассмотреть связь характерных оттенков с шерстью миши (пишу с маленькой, а не заглавной буквы, поскольку уже наглядно было показано: что оказалось первичным, а что – вторичным).

Для плавности перехода в другую корневую систему, представляем вам красноречивый корневой симбиоз, обнаруженный в венгерском medvebőr – медведь, где образование МЕДВЕ/БЁР сложено из, заимствованного у славян, венгерского medve – медведь, и, настолько же славянского происхождения, венгерского bőr – медведь, исходя из русского БЕР/ЛОГА – логово бера (настоящее изначальное тайное прозвище ведьмеда у славян – бер).

Выходим на корневую матрицу Б-Р. Английское bruin [{{ˈ}} bru: ɪn] – мишка, можно прочесть и по-голландски, в этом случае мы приобретаем дополнительные признаки, сопровождающие не просто медведя, а именно русского бера: нидерландское bruin – коричневый, карий, (и внимание!) русый (ср. с фин. ruskea – коричневый). Совершенно понятно, что понятие «брюнет» родственно русскому прилагательному бурый, но мало кто знает, что ровно настолько, насколько родственно понятию «медведь» и глаголу буреть – наглеть. Вот, пожалуйте взглянуть: английский boorish [{{ˈ}} buərɪʃ] – грубый, неуклюжий, мужиковатый, а всё благодаря звукоподражательному бурчанию «б-р-р-р». Таким вот путём слилось в единую словесную ёмкость три признака животного – бурый, бурчащий и берущий мёд (ср. с анг. bereave [bɪ {{ˈ}} {r}{ }iːv] – отбирать, и borrow [{{ˈ}} bɒrəʊ] – брать): арийский b {{ʰ}} er, рус. бобр, бурый, латыш. bērs; bebrs, лит. bėras; bebras, др.-прусск. bebrus, гэльск. Bibrax, валлийск. befer, англ. brūn/brown; bera/bear; beofer/beaver, нем. brūn/braun; bero/Bär; bibar/Biber, др.-норв. brúnn, bjǫrn, bjórr, bjørn; санскр. bhallas; babhrus, авест. bawra, осет. būr/bor. фарси бӯр — бурый.

И ещё некоторые характерные штрихи к портрету медведя из однокоренных английских слов:

bribe [braɪb] – брать;

brief [bri {{ː}} f] – отрывистый;

bristle [{{ˈ}} brɪsl] – ворс;

brock [brɒk] – барсук;

broil [brɔɪl] – бурно;

bronze [brɒnz] – бронза;

brood [bru {{ː}} d] – порода;

brown [braʊn] – бурый;

browse [braʊz] – бродить;

brunt [brʌnt] – бремя;

brushy [{{ˈ}} brʌʃɪ] – заросший;

bur [bɜ {{ː}}] – бор;

burden [{{ˈ}} {b}{ }ɜːdn] – бремя;

burly [{{ˈ}} {b}{ }ɜːlɪ] — большой.

Ну, и в довесок, для полного утверждения абсолютно независимого от имени Михаил русского словообразования мишка, положим на чашу весов балто-славянского происхождения литовское meška – медведь, как, собственно, и древнерусское личное имя Мишата – медвежонок, по ещё более древнему понятию мешка – медведь, от глагола мешкать – не торопиться (ср. с др.-русск. мѣшькати – тихо поживать, и чеш. meškati – медлить).

КОЛЯ [’kol {{ʲ}} ə]. Почти все выходцы из СССР когда-то слышали слова «Коля, Hиколай, сиди дома не гуляй» из песни «Валенки», а теперь чуть-ли ни каждый ребёнок слышал, из нового поп-шедевра нетленные строки «Николай, Коля, просто спой для души ла—лали—ла-лай» из песни Баскова. Тождественность этих двух имён у русских людей не вызывает сегодня ни малейших сомнений. И это не удивительно, как и не удивительно традиционное для России сваливание в одну кучу с иноземными массы имён чисто славянского происхождения. Хотя опытные филологи прекрасно осведомлены о древнейшем исконно русском корне -КОЛ-, и огромном количестве производных им слов, в том числе и народных имён, загнанных в своё время в «подполье» имянаречения воинствующими христианскими адептами – об этом вообще не принято говорить, вот никто и не говорит, сохраняя многовековое «партизанское» (а может просто рабское?) молчание. Мы слегка нарушим эту нездоровую двухтысячелетнюю рыбью церемонию, и справедливости ради, да во славу Родного языка, выскажемся на этот счёт.

Вы только вчитайтесь в смысл чужеродного «оригинала», изложенного в Википедии: «Никола́й – двухосновное личное имя греческого происхождения восходит к др.-греч. Νῑκόλαος (νῑκάω – «побеждать» и λᾱός – «народ»). Заметьте, не «врагов побеждать», а «народ»! Какой? Неужто свой?! А что, в истории России уже происходили реальные события подобного рода: где с «тяжёлой деспотической», а где с «лёгкой и безвластной руки» носителя сего «святого» и «чудотворного» имени целый народ был побеждён, унижен и втоптан в грязь. Но мы, русские, упорно продолжаем, не просто молчать, а ревностно и с пристрастием, будто тавром клеймя, выжигать родовые обычаи своих славянских предков, уже по неотвратимой инерции забвения, продолжая называть своих потомков, якобы красивыми и каноническими, но, в действительности, совершенно чужеродными, а порой и разрушительными по своему скрытому коду, именами.

Итак, начнём издалека – с доисторической эпохи. Существовал в древние века один этноним, родственный однокоренному древнерусскому имени КОЛя – это сКОЛот. Словообразование сколот близко упомянутому назвищу тем, что, помимо современного понятия «сколачивать», оно ещё имело в роуськъм съколота – мятеж, исходное значение колтыхаться – трястись, колебаться, и (внимание!) качаться, что является смыслом, однокоренным слову кочевать, или, по-другому, скитаться (ср. с анг. oscillate [{{ˈ}} ɒsɪleɪt] – качаться)! И в подтверждение, одна из вариаций, производной от матричной основы К-Л-Т: литовское klajoti – скитаться, которое входит в унисон с обобщённым названием народов, подобных скифам, КЕЛЬТЫ! Просто сравните звучание гэльского Ceilteach [k’el’t’əx] – кельт, с русским существительным колтых – движение, ковыль, от понятия колтышить – мотаться, болтаться, качаться, то бишь, опять же, скитаться (ср. с тур. İskit – скиф), или же «кидаться туда-сюда» (ср. с кимр. saethwyf – кидать)! Двигаясь по следу матричной основы К-Л-Т, от слов култыга, култыжка, култыш, культень, культя, колча — болтающаяся, качающаяся конечность, выходим на этноним кельча – древнерусское название кельтов, кочевавших в южнорусских степях (ср. с порт. celta – кельт), заодно вспомнив древнерусское келиɪа – келья, каморка, сопоставляем с английским cell [sel] – скит, присовокупив созвучное древнерусскому камора – кров, палатка, шалаш, этноним комыри – древнерусское название кочевых северо-причерноморских кимров – кельтские племена, и многозначное слово калита́ – а) старинное русское название денежной сумки, мешка, кошеля; б) дверь, подле ворот, или в воротах, либо в заборе, ограде; и даже в) брат, друг, видимо, по свойственному близким людям околачиваться, то есть, пребывать в околотке – в округе, что поддерживается известным словом культ, от латинского cultus, обычно выводят от дословного colo – почитать, возделывать или, от буквального colère – вращать, в смысле «круговорот, хоровод, обращение вокруг святынь» (ср. рус. Коля с исп. cola – поклонник). А чтобы не было никаких сомнений по-поводу тесного соседства, а порою совместного проживания, кельтов и кимров со славянами и русами – теми же скифами, приведём многоговорящие топонимы: Kielcza (Кельча) – город в Польше, Ки́мры — город в России (Тверская область). Нет никаких фактов о «выводке» названия народа кельтов от банальной «колотушки» под названием celt – каменотёсное долото, зато от первоосновы сколота – метание, качание, колочение, могло выйти и название народа кельча – кельты, и название оружия КОЛЧ/АК – меч, сабля.

Как тут не вспомнить страну Каледония (Caledonia) – древнее название северной части острова Великобритания, к северу от вала Адриана или вала Антонина, отождествляемой с нынешней Шотландией. Ведь её нарекли так римляне, по названию британских галлов – кельтов, этимологию которых мы уже исследовали, а это значит, что мы имеем полное право ставить данный топоним в один ряд с русским диалектным понятием колдымашиться, колдобиться – качаться, колебаться, раскачиваться, колыхаться, волноваться, и когда это связано с историей рода, то, по-сути, «кочевать, перескочить, скитаться, кидаться, кинуться»! Что касается буквальной идентификации слова Каледония, то в русском фоносемантическом поле оно находит своих собратьев сразу в нескольких однокоренных значениях:

1) КОЛДУНЬЯ – баба, которая ворожит, ворочает, врачует, ворчит, то бишь, ГАЛдит (ср. с лтш. kalada – шум, ссора)! Не потому-ли этноним галл многие выводят от латинского gallus – петух (ср. с рус. голос), по аналогии с русской галкой – той, которая галдит? Вот вам и разгаданная связь со спорной этимологией слова галлы, ибо в античном мире, этот легендарный этнос был известен своеобразным темпераментом.

К сказанному следует добавить ещё один смешанный этнос: Норики, тавриски – полиэтнос поздней античности (IV – I вв. до н. э.), проявил себя в области Восточных Альп (Зальцбург, Каринтия и Штирия), а затем римская провинция между верхним течением Дравы и Дунаем (с конца I в. до н. э. – до 420 г. н. в котором прослеживаются кельтские, иллирийские и праславянские (читай, скифские) этнические элементы. После завоевания Норика римлянами столицей провинции стал город Виндобона (современная Вена) – от этнонима «венды-венеды-венеты».

2) КОЛОТУН – состояние, когда берёт озноб, дрожь, что можно отнести к ощущениям самих авторов названия северной части Туманного Альбиона – теплолюбивым римлянам, постоянно испытывавшим сильный холод в ветренной и промозглой Шотландии. Чтобы не выглядеть голословными, предлагаем вам самим ощутить максимальную близость этнонимов галл, кельт, и топонима Каледония с определениями холода в различных языках: