Текст книги "Султанат Оман. Легенды, сказания и факты истории"

Повествуя об Омане, где он оставлся до 23 марта, Пэлгрев отмечает, в частности, что женщины там были «более открытыми», как он выражается, чем в Неджде, скажем, или на Бахрейне. Свободно покидали дома, и, не стесняясь, разговривали с иноземцами. В общем, нисколько не походили на женщин Неджда, того же Хаиля и Эр-Рияда, «запуганных и безмолвных».

Рассказывая о женщинах тех мест в Аравии, где ему довелось побывать, Пэлгрев оценивает их по своей, выстроенной им на основе собственных наблюдений, многоступенчатой шкале аравийской красоты, как он ее называет. Красивыми и стройными в его описании предстают уроженки Эль-Хасы и Омана.

Будучи в Сухаре (Сохаре), Матрахе и Маскате, Пэлгрев в беседах с чиновниками и торговцами тамошними, дабы оградить себя от подозрений всяческих, говорил, что главная цель его пребывания в Омане – это «отыскание чудодейственных трав и снодобий лекарственных», о которых сказывали ему купцы французские, хаживавшие в земли Омана.

Находясь в Аравии, Пэлгрев, как считают некоторые историки, выполнял одновременно и поручение Папы Римского, как миссионер римско-католической церкви (известно, что он был тесно связан с орденом иезуитов), и специальное задание Наполеона III, как офицер-разведчик. Представляется, что такие предположения не лишены оснований. Ко времени начала экспедиции Пэлгрева (1862), когда стало известно о строительстве Суэцкого канала, интерес Франции к Аравии, особенно к Маскату, заметно усилился. Думается, что, финансируя поездку Пэлгрева в Аравию, император Франции имел целью из первых рук получить информацию о внутриполитической ситуации в Хиджазе и Неджде, равно как и о расквартированных там военных силах турок, и о влиянии ваххабитов. Интересовали его и достоверные сведения о семейно-родовых кланах, правивших в шейхствах Аравии, в том числе и в Омане, и о деятельности крупных государств мира в бассейнах Персидского залива и Красного моря. Примечательными в этом плане являются заметки Пэлгрева о Бахрейне. Англичане и французы, пишет он, были там «известны». Немцы и итальянцы все еще «не имели места в бахрейнском словаре». Голландцы и португальцы – «преданы забвению», а вот «москови» (московиты) в речи бахрейнцев, то есть русские, – «столь же известны, как и страшны»3939
  Пальгрэв, Джиффорд. Путешествие по Средней и Восточной Аравии. СПб, 1875. С. 415-433; Hogarth, D.G. The Penitration of Arabia: A Record of the Development of the Western Knowledge Concerning the Arabian Peninsula, NewYork, 1904, p. 127-279.


[Закрыть].

В 1889 г. Маскат и 1895 г. Дофар посетили Джеймс Теодор Бент (1852–1897), английский путешественник и археолог, и его жена Мэйбл. Исследования и археологические раскопки, что они провели в Йемене и в Омане, позволили им открыть и нанести на карту легендарные пути благовоний, пролегавшие по землям Южной Аравии.

Делясь своими впечатлениями о Маскате, его древних, как сам этот город, рынках, тесных, крикливых и грязных, Джеймс Теодор Бент замечает, что видел там, как обожаемую им и его супругой халву оманскую месили и взбивали ногами в огромных чанах рабы-африканцы. И что после этого от халвы, когда им ее предлагали к кофе, они деликатно отказывлись.

О тогдашнем правителе Омана, сеййиде Са’иде, путешественник сообщает, что был он в ту пору «болен и слаб», и всеми делами в землях Омана ведал Файсал ибн Таймур. Любого человека по его повелению могли предать смерти, «бросив в клетку со львом», или же, «разрубив на части», скормить акулам в море4040
  James Theodor Bent, Southern Arabia, London, 1900, p. 58, 63.


[Закрыть].

Первым европейцем, посетившим наглухо закрытые для них, и довольно долго, земли Внутреннего Омана, стал итальянский доктор Винченцо Мауризи. В период с 1809 по 1814 годы, состоя на службе у правителя Омана, сеййида Са’ида ибн Султана, он побывал в Шинасе и в некоторых других городах Внутреннего Омана.

После окончания службы издал (в Лондоне, в 1819 г.) воспоминания об Омане, под названием «История сеййида Са’ида». Изложил в них интересные сведения о Шинасе, к примеру, Эль-Сувайке и Рустаке4141
  Vinchenzo Maurizi, History of Seyd Said Sultan of Muscat, 2^ndedition, Cambridge, 1984.


[Закрыть].

Богатый материал об истории Омана, обычаях и традициях его народа, в том числе о нравах жителей Внутреннего Омана, собрал и опубликовал в книге «Страны и племена Персидского залива» (1919) полковник Сэмюэл Баррет Майлс (1838–1914), прослуживший 14 лет британским политическим агентом и консулом в Маскате (1872–1886). Исполнял также по совместительству обязанности британского политического резидента в Персидском заливе, генерального консула в Багдаде (с 1879 г.), политического агента и генерального консула на Занзибаре (с 1881 г.).

Из биографии Сэмюэла Майлса известно, что, будучи сыном генерал-майора, он решил пойти по стопам отца. И в 1857 г., во время прогремевшего на весь мир восстания сипаев, поступил на военную службу в Ост-Индскую компанию, прапорщиком в 7-ой батальон Бомбейского полка пехоты. За девять лет дослужился до командира батальона (1864). В ноябре 1866 г. вместе со своим батальоном был переброшен в Аден, где впервые и ступил на землю Аравии. По прошествии 12 месяцев занял должность помощника политического резидента. Оставался в Адене до марта 1869 г.

За время нахождения на посту британского политического агента и консула в Маскате выучил арабский язык. Много путешествовал по стране. В сентябре 1874 г. на судне «Philomel» посетил Эль-Ашхар (для проведения разборки одного «пиратского дела», как отмечал в своем дневнике) и Калхат. В январе 1875 г. побывал в Сухаре, а затем и в оазисе Эль-Бурайми. В 1876 г. познакомился с обитателями Джабаль-эль-Ахдар и взошел на вершину этой горы. Ярко описал жилища местных жителей, термальные источники. Будучи в Эль-Аваби, видел, как женщины использовали хну и шафран «для наведения красоты» – окраски волос и росписи кистей рук и ступней ног. В конце 1884 г. на судне «Dragon» хаживал на острова Куриа-Муриа и в Дофар. Наведывался в Мирбат, древнюю столицу «ладаноносной земли». В 1885 г. предпринял путешествие по землям Внутреннего Омана. Дошел до границ великой аравийской пустыни Руб-эль-Хали.

После окончания службы в Аравии (1886) возвратился в Индию, где в 1887 г. получил звание полковника. Женился на Эллен Мари, старшей дочери сэра Брука Кея, и был назначен политическим резидентом в Мевар (раджпутское княжество на юге Раджастана). Прослужив в Индии до 1893 г., возвратился в Англию. Умер 28 августа 1914 г.

Когда он прибыл в Маскат, рассказывает С. Майлс, то властвовал в Омане сеййид Турки ибн Са’ид (правил 1871–1888), подавивший при поддержке англичан мятеж, поднятый ‘Аззаном ибн Кайсом. Во владениях этого шейха вино и табак находились под строжайшим запретом. Оманцы должны были посещать мечети в строго установленное для молитв время и тщательно следить за своими усами и борадами. Ранние годы правления сеййида Турки, сообщает С. Майлс, ознаменовались острыми междоусобицами племенных объединений гафири и хинави, а также набегами племен Внутреннего Омана и ваххабитов на Маскат и другие города на Оманском побережье. Поездки С. Майлса по стране и собираемая им информация о положении дел в Омане имели чрезвычайно важное значение для английских колониальных властей в Индии, дабы должным образом и своевременно реагировать на все происходившее как в самом Омане, так и в его доминионах.

С. Майлс оставил интересные заметки о заттах, оманских циганах, и о байасирах, как коренные жители называли потомков персов-завоевателей и детей от связей мужчин-оманцев с африканками-наложницами, «расах презренных» в словаре оманцев.

О заттах пишет, что, широко расселившись по землям Аравии, от Маската до Месопотамии, они образовали несколько многочисленных коммун в Омане. Держались обособленно, и в брачные отношения ни с кем, кроме собственных кланов, не вступали. На арабов взирали свысока, как на расу, стоящую ниже них. Среди оманцев, вместе с тем, пользовались уважением, ибо были «людьми рукастыми». Слыли умелыми ремесленниками: кузнецами, жестянщиками, плотниками и ткачами, а также отменными ветеренарами и маститыми цирюльниками – брадобреями и «стригунами» усов. Большая часть этой сферы деятельности в Омане находилась в их руках. Разговаривали они между собой на трудно понятном для оманцев диалекте, замечает С. Майлс, представлявшем собой смесь индийского, арабского и персидского языков. Стилем жизни, манерами и поведением походили на циган Европы4242
  S. B. Miles, On the Route between Sohar and el-Bereymi in Oman, with a note on the Zatt, or gipsies in Arabia, Journal of the Asiatic Siciety of Bengal, 46 (1877), p. 57-59.


[Закрыть].

Слово «затт», объясняет С. Майлс, происходит, от индийского слова «джатт», которым в Аравии индусы именовыли коммуны своих соотечественников. В Омане словом «затт» зачастую окликали и всх тех, кто плохо говорил по-арабски.

Что касается байасиров, то С. Майлс характеризует их, как людей миролюбивых, трудолюбивых и прилежных. Были среди них и лица состоятельные, говорит он. Но никто из них никаких административных постов в Омане не занимал. Оманцы относились к байасирам крайне настороженно, и никому из них ни в чем не доверяли. Когда байсар (множествнное число – байасир) встречал на пути арабского шейха, то приветствуя его, непременно целовал ему руку. Однако, прежде чем сделать это, то есть приблизиться к шейху и приложиться губами к его руке, непременно должен был сбрость с ног сандалии. И разуться как можно дальше от шейха. Все это, согласно бытовавшему тогда обычаю, указывало на то, что он среди оманцев – никто, и звать его никак4343
  S. B. Miles, Across the Green Mountain of Oman, Geographical Journal, 18 (1901), p. 468.


[Закрыть].

Известный востоковед-исследователь Уилкинсон, в своей работе, посвященной родоплеменным кланам Омана, рассказывает, что поскольку предки оманских байасиров, пленные воины-персы, были мусульманами, то рабами, в полном понимании этого слова, не стали. Жили обособленно, на окраинах городов, в населенных только ими кварталах. Ал-Хамадани, сообщает Уилкинсон, повествуя о байасирах Омана, относил к ним и жителей Райсута, портового города в Дофаре. Считал их ранними поселенцами тех мест, отодвинувшимися в Дофар из Хадрамаута еще до прихода туда ‘аздов, которые их не признали и не приняли4444
  J. C. Wilkinson, Bayasirah and Bayadir, Arabian Studies, 1 (1974), p. 75-85.


[Закрыть].

Крупная коммуна байасиров-персов, по словам С. Майлса, проживала в местечке Эль-Шерайджи, что в окрестностях Джабаль Ахдар. Со временем персов-дейлемитов, вторгшихся в X в. в Оман и захвативших Джабаль Ахдар, оттуда изгнали. Но вот некоторые из них Оман не покинули, остались в Эль-Шерайдже, и стали называть ее Малым Ширазом.

Доминировало среди племен в районе Джабаль Ахдар племя бану риам. Поглотило оно и население Эль-Шерайджи, превратившееся в одно из колен этого племени. Персы, которые довольно долго удерживали за собой отдельные части Омана, сообщает С. Майлс, ассимилировались с арабами, переняли у них язык, одежду и привычки. Но жили отдельными коммунами и брачные союзы с арабами заключали крайне редко. Оманцы считали их «расой испорченной». Те из них, кто остался в Эль-Шерайдже, с гор в долины никогда не спускались. Занимались в основном сельским хозяйством. Именно они, со слов С. Майлса, стали выращивать на оманской земле многие персидские фрукты: гранаты, виноград, грецкие орехи, персики и миндаль4545
  S. B. Miles, Across the Green Mountain of Oman, Geographical Journal, 18 (1901), p. 484, 485.


[Закрыть].

Повествуя о племенах Омана, С. Майлс отмечает, что все они принадлежали к двум крупным межплеменным конфедерациям: гафири (так именовали тех, кто мигрировал в Оман с севера Аравийского полуострова) и хинави (это название закрепилось за арабами-йеменитыми, теми, кто отодвинулся в Оман из Йемена). Рассказывает, что они постоянно враждовали друг с другом. Вместе с тем, когда над страной нависала угроза, то о междоусобицах своих они на время забывали, и объединялись, чтобы дать отпор врагу.

Упоминает С. Майлс и о существовавшем в Омане обычае хафир (смысл этого слова – «защитник», «стражник»). Суть данного обычая заключалось в том, что, передвигаясь по землям Омана, поделенным между племенами, чужестранцы, торговцы и путешественники, дабы избежать неожиданностей и неприятностей со стороны племен, места обитания которых они собирались пересечь, непременно должны были обзавестись хафиром (защитником), исполнявшим в то же самое время и роль проводника4646
  S. B. Miles, On the Route between Sohar and el-Bereymi in Oman, op. cit., p. 44.


[Закрыть].

Поведал С. Майлс и о том, что в каждом из оманских сел непременно имелась сабла, то есть открытый со всех сторон помост с крышей из пальмовых листьев. Располагалась сабла в центре села и служила местом для ежедневных собраний старейшин семейно-родовых кланов. На этих собраниях, проходивших по вечерам, обсуждали то, что произошло в селе за день, все волновавшие сельчан вопросы и докатывавшиеся до них слухи и новости. Всем собиравшимся на встречу обязательно подавали кофе. А вот турецкие курительные трубки, популярные в тех частях Аравии, что прилегают к Месопотамии, хождения в Омане не имели4747
  S. B. Miles, Across the Green Mountain in Oman, op. cit., p. 471.


[Закрыть].

Поделился С. Майлс и своими наблюдениями за тем, как обучали грамоте (счету и письму) оманскую детвору в одном небольшом местечке. Занятия проводили на открытом воздухе, под манговыми деревьями. «Учителями выступали старые муллы с розгами в руках». Ребятишки рассаживались прямо на земле, у ног своих «педагогов». В другом месте, где букве, цифирю и чтению по Корану учили тоже муллы, совместные занятия мальчишек и девчонок проходили при мечети. Поспешая по утрам в школу, детишки несли в руках мирфы, то есть деревянные подставки для Корана, и выкрашенные в белый цвет дощечки или верблюжьи лопатки, служившие им «тетрадками», на которых они, макая тростниковые палочки в миски с золой, учились письму4848
  Там же. С. 467, 471.


[Закрыть].

Повествуя о рынках Омана, С. Майлс говорит, что посещал эти места, «людные и бойкие», в Маскате и Сумаиле, в Бахле и Сухаре, и во многих других городах. Но самое большое впечатление на него произвел все же рынок в Низве с его широко известными в Южной Аравии мастерскими медников, котельщиков и красильщиков. Там он наблюдал за работой изготовителей верблюжьих седел и оружейников, серебряных дел мастеров и сапожников, ткачей полотен для шатров, плотников и гончаров, кузнецов и каменотесов, вязальщиков циновок и рогожек, и «творцов», как их величали оманцы, национальных сладостей – халвы и патоки4949
  S. B. Miles, On the Border of the Great Desert: A Journey in Oman (part I), The Geographical Journal, vol. 36, № 2, Aug. 1910, p.159-178.


[Закрыть].

Рассказывая о знаменитых оманских финиках, С. Майлс пишет, что вывозили их в Индию и в Османскую империю, и даже в Америку. На рынки Бостона и Нью-Йорка торговцы поставляли финики сорта «фард» («единственный», «неповторимый»), одного из лучших в Омане5050
  S. B. Miles, Across the Green Mountain in Oman, op. cit., p. 495.


[Закрыть].

Упоминает С. Майлс и об изготовлении виноградного вина в Джабаль Ахдар, большими охотниками до которого были, по его словам, проживавшие в горах ассимилировавшиеся с арабами персы.

Уделил несколько слов С. Майлс в своих заметках и традиционному архитектурному стилю домов оманцев. Обратил внимание на входные резные деревянные двери и на окна, «не застекленные, но закрывавшиеся на ночь столь же искусно выполненными резными деревянными ставнями». Балконы домов, откуда женщины наблюдали за тем, что происходило на улицах, укрывали от взоров прохожих решетчатые деревянные конструкции. Потолки в жилищах горожане делали из бревен тикового дерева. Полы устилали коврами и циновками. И никакой мебели в комнатах – ни столов, ни стульев. Только мощные деревянные резные сундуки по углам для хранения ценных вещей, да широкие полки на стенах с расставленными на них кофейными принадлежностями и изделиями из китайского фарфора5151
  S. B. Miles, Journal of an excursion in Oman, in south-east Arabia, Geographical Journal, 7 (1896), p. 533.


[Закрыть].

Высоко отзывался С. Майлс о гостеприимстве оманцев. В какой бы деревне он не бывал, везде его встречали и принимали как почетного и дорогого гостя – под выстрелы из ружей и бой барабанов. От околицы села и до жилища шейха сопровождали с песнями и танцами. Должный прием гостя, его безопасность и комфорт, подчеркивает С. Майлс, – непременные атрибуты оманского гостеприимства.

Холодно к нему отнеслись, замечает С. Майлс, только в Ибри, крупнейшем в Омане в его время «рынке ворованных вещей», где распродавалось все награбленное местными племенами в ходе их набегов на Эль-Батину. Город этот, сообщает с. Майлс, пользовался дурной славой не только среди чужеземных купцов и путешественников, но и среди самих оманцев. Жительствующие там племена славились разбоем. Каждый взрослый и дееспособный мужчина имел оружие, искусно владел мечом и кинжалом, был хорошо обучен военному делу и готов к тому, чтобы по первому же сигналу выступить в набег. Частенько и сам Ибри, свидетельствует С. Майлс, из-за скапливавшихся там богатств, изъятых у населения ограбленных городов и отобранных у торговых караванов, подвергался набегам со стороны ваххабитов, подчистую обиравших ибрийцев5252
  S. B. Miles, On the Border of the Great Desert: A Journey in Oman (part II), Geographical Journal, 36 (1910), p. 414.


[Закрыть].

Интересным представляется и краткий обзор сведений об Аравии древних греков, приведенный Сэмюэлем Майлсом в его сочинении «Страны и племена Персидского залива». Первым из них, кто составил описание Аравии, отмечает С. Майлс, был Эратосфен (276–194 до н. э.), греческий астроном и географ, служивший в знаменитой библиотеке Александрии и там же скончавшийся. Он достаточно много рассказал о Древнем Йемене, уточняет С. Майлс, но ничего об Омане. И добавляет, что из числа племен-переселенцев с севера Аравии на юг, упомянутых Эратосфеном, только одно отметилось в Омане – племя бану хуза’а, расселившееся вплоть до Маската. Более расширенный объем информации о Южной Аравии, пишет С. Майлс, содержался в пятитомном сочинении Агатархида, античного автора II века, историка и географа, известного своими описаниями Персидского залива и Красного моря. Некоторое время он также жил и трудился в Египте. К сожалению, все его работы, за исключением нескольких фрагментов из них, как и труды Эратосфена, не сохранились. Из того немногого, что дошло до наших дней, следует, что уже в тогда коммуны торговцев-аравийцев имелись во всех сколько-нибудь крупных портах Индии.

С ростом египетской торговли, продолжает С. Майлс, знания древних греков об Аравии пополнились, но вот что касается Омана, то они по-прежнему оставались скудными. Клавдий Птолемей (ок. 100 – ок. 170), к примеру, позднеэллинский астроном, астролог и географ, дает уже довольно аккуратное описание Оманского побережья, но не приводит о нем никаких исторических сведений. «Перипл Эритрейского моря», написанный в 80 г. н. э., информирует мореходов о крупнейших портах на побережье Южной Аравии от Баб-эль-Мандебского пролива до мыса Фартак, что в Эль-Махре (Йемен), но ни слова не говорит ни об одном порте между Маскатом и Персидским заливом. Данные об Омане, которыми располагали древние греки, заключает С. Майлс, были мизерными. Ведали они только о том, что в землях Омана, где властвовали некогда парфяне, имелись благовония. Даже в трудах Клавдия Птолемея, замечает С. Майлс, мало что сказано об истории раннего Омана. Многие из тех городов на юго-восточном и восточном побережьях Аравийского полуострова, о которых он повествует, угасли и не дожили до наших дней. Городок Рабана Раджиа, к примеру, где располагался «дом власти» (резиденция шейха) ушедшего в предания и легенды племени бану раббан ибн хальван ибн мирван, крупной когда-то ветви племени бану хуза’а. Давным-давно оно мигрировало из Неджда через Йамаму в Оман, где часть его осела рядом с ‘аздами, арабами-йеменитами. Птолемей, делает вывод С. Майлс, сообщает об Омане лишь то, что край этот очень зависел от внешних ресурсов, особенно от продовольственных поставок из Индии и Месопотамии, и считался землями мореходов, вовлеченных в доставку ценных товаров с Востока через Персидский залив на Запад. Самих же оманцев Птолемей именует пионерами морской навигации в Индийском океане5353
  Colonel S. B. Miles. The Cuntries and the Tribes of the Persian Gulf, London, 1919, vol. I, p. 9-11.


[Закрыть].

Интересные заметки о крупных портовых городах Омана, некоторых его внутренних районах и о шейхствах в землях Аш-Шамал (нынешних ОАЭ) оставил сэр Перси Захария Кокс (1864– 1937), британский политический агент в Маскате (с 1899 г.).

За годы своей службы в Омане он предпринял несколько экспедиций по стране. Так, в 1902 г. на судне прошел вдоль Оманского побережья от Маската до Абу-Даби. Шейх Заид ибн Халифа, тогдашний правитель Абу-Даби, прозванный в народе Заидом Великим, не только тепло и радушно принял его, но и обеспечил всем необходимым – продовольствием, верблюдами, проводниками и даже небольшим отрядом охраны – по пути из Абу-Даби в Эль-Бурайми, а оттуда – через Захиру – в Мазун и Ибри. Перси Кокс высоко отзывался о личных качествах шейха Заида, человека мудрого, щедрого и внимательного по отношению к соплеменникам, их горестям и нуждам.

Возник Абу-Даби в 1761 году. Толчком к его появлению на свет стал один эпизод, который произошел во время охоты шейха племени бану йас, Дийаба ибн ‘Исы из рода Аль Нахайан. Выдвинулись охотники из оазиса Лива. Приблизившись к побережью, обнаружили следы газелей, которые привели их к броду у лежавшего неподалеку острова. Перейдя брод и попав на остров, погнались за грациозной белой газелью, и оказались у источника с пресной водой, где собралось на водопой целое стадо животных. Остров шейху понравился. На нем имелось достаточно растительности для выпаса домашнего скота – верблюдов и овец. В память о газели, приведшей охотников на этот остров, шейх назвал его Абу-Даби, что в переводе с арабского языка значит «Отец газели» или «Земля газели». Вскоре там возвели дозорно-сторожевую башню (для охраны источника). Затем построили крепость, вокруг которой и возник со временем город. Так о «рождении Абу-Даби», сообщает сэр Перси Кокс, рассказывали ему бедуины-кочевники, ссылаясь на предания предков.

Что касается самого племени бану йас, то рождением своим, как повествуют своды «аравийской старины», оно обязано легендарному Йасу, сыну Амира ибн Сааса. Сказания гласят, что бедуин-кочевник Йас, воин и поэт, вырыл в оазисе Лива, одном из мест расселения племен Древней Аравии, первый там колодец. И в знак благодарности за содеянное им все семейно-родовые кланы, жительствовавшие в той округе, стали именовать себя йасами. Были они мужественными и бесстрашными. Совершали дерзкие набеги на обширные владения правителей Омана и на земли соседнего с ними Катара. В течение 5–6 дней воождь племени бану йас мог собрать под свое знамя до 20 тысяч воинов на верблюдах.

Делясь впечатлениями о бедуинах, обитавших в землях Аш-Шамал, будь то в Абу-Даби, Шардже или Ра’с-эль-Хайме, английские и русские дипломаты, обращали внимание на такую, «общую для всех них черту характера», как «сочетание решимости и мужества, чувства собственного достоинства и гордости за свой род и племя». Основополагающим правилом их повседневной жизни было строгое следование обычаям, традициям и заветам предков. Самым драгоценным в ней они считали свободу. Превыше всего ставили честь – семьи, рода и племени.

В том же 1902 г. сэр Перси Кокс побывал в Низве, и через оазис Тануф возвратился в Маскат. За время службы там хорошо изучил город и его окресности. Вспоминал, что на скальных отвесах в бухте Маската видел начертанные на них названия заходивших туда боевых кораблей, тех из них, кто особо запомнился населению.

В 1904 г. сэр Перси Кокс был назначен исполняющим обязанности английского политического резидента в Персидском заливе и генеральным консулом в персидских провинциях Фарс, Лурестан и Хузестан, а также в Линге. Перед тем, как покинуть Маскат, совершил еще одно путешествие в Эль-Бурайми. Проследовал туда через Ра’с-эль-Хайму. Согласно преданию, в начале XVIII столетия в районе одноименной столицы этого эмирата верховный шейх племенного союза ал-кавасим поставил огромный шатер, служивший неплохим ориентиром для мореходов Южной Аравии. Они-то и нарекли эти земли Ра’с-эль-Хаймой, что в переводе с арабского языка значит «Верхушка шатра». На территории Ра’с-эль-Хаймы располагался некогда именитый Джульфар, крупный центр морской торговли Древней Аравии. Легенды гласят, что город этот был связан с бухтой каналом, прорытым по приказу царицы Зенобии, правительницы блистательной Пальмиры, города-царства в землях Сирии. И все для того, чтобы корабли негоциантов могли подходить прямо к ступеням ее дворца в Джульфаре. В сказаниях местных жителей говорится о том, что Зенобия, или «владычица За’аба», как ее величали арабы Аравии, «воспротивившаяся могущественному Риму», имела в виду – в случае поражения в схватке с римлянами за Восток – «укрыться от их гнева» в далеком от них Джульфаре.

Увлекательные рассказы об Омане, в том числе о внутренних районах этой страны, а также об обычаях и традициях оманцев, содержатся в книгах («Счастливая Аравия», «Арабы») и научных статьях Бертрама Сиднея Томаса (1892–1950). На протяжении почти семи лет (1924–1931) он служил вазиром (премьер-министром) при султане Маската и Омана. Занимался изучением арабского языка. Также, как и Сэмюэл Майлс, много путешествовал по Оману и землям Аш-Шамал. В ряде случаев – совместно с правителем Омана. Пользовался уважением среди местных племен, ценивших «усердие и прилежание инглиза» в познании жизни и быта оманцев, истории их края, сказаний и преданий предков. Исследовал и описал побережье Эль-Батины. Побывал, пройдя через горы, в Шардже (в наше время этот эмират входит в состав ОАЭ). Оттуда, уже на судне, добрался до Сухара. В 1927 г. неоднократно посещал районы Восточного Омана. Зимой 1927–1928 гг. совершил 650-мильный переход из Ра’с-эль-Хадда до Дофара; а зимой 1929–1930 гг. – 400-мильный переход из Дофара в Мугшен (вдоль границы песков) и обратно. В 1930 г. высаживался на полуострове Мусандам. Участвовал в карательной операции британских бригов «Lupin» и «Cycloman» в подавлении бунта шихухов, не пожелавших, чтобы английское судно «Ormonde» исследовало побережье земель их проживания. Во время этой экспедиции собрал много интересных сведений о самих шихухах, одного из самых загадочных племен Омана, их нравах и обычаях. В октябре 1930 г. морем дошел из Маската до Дофара, имея в виду, отправившись оттуда, пересечь пустыню Руб-эль-Хали и добраться до Катара. Оставался в Дофаре до декабря; побывал на горе Кара и в ее окрестностях. Готовясь к переходу пустыни, отрастил бороду, переоделся в одежду бедуинов и стал вести жизнь кочевника.

10 декабря 1930 г. караван Бертрама Томаса, состоявший из 15 верблюдов, покинул Дофар. Маршрут на север, к пустыне, пролегал через горы Кара и долину с плантациями благовоний. Там, между долиной и песками, лежал, по словам проводника, древний караванный путь. Арабы Южной Аравии называли его дорогой в Убар, в ушедший в легенды город, в «земную обитель ‘адитов», автохтонов Аравии, «арабов угасших».

Арабские историки прошлого писали об Убаре, как о «земном рае». Убар, город колонн и башен, повествуют сказания южноаравийцев, прославился своей великолепной архитектурой, накопленными в нем богатствами несметными и роскошными садами. Дворцы его – из золота и серебра, говорится в Коране, колонны дворцов – из хризолита и алмазов, люди его – гиганты. И не было на земле другого такого города, как Убар.

По мнению археологов, Убар – это Ирам Многоколонный, утерянный богатый город, основанный Шаддадом ибн ‘Адом. Легенды гласят, что, отстроив Ирам, «осколок рая на земле», возгордился Шаддад без меры. Возомнил себя, человека смертного, Богом. И возжелал, чтобы и люди поклонялись ему, как Богу. За что и был наказан Господом – «сражен молнией, пущенной в него с небес», когда намеревался торжественно въехать в чудный город свой. Народ же его, последовавший за ним, как за Творцом-Вседержителем, умертвил «крик ужасный, коим Бог разразился с небес». И сделал это Господь, согласно преданиям арабов Южной Аравии, в назидание людям, дабы не не боготворили они никого из смертных, ни деяния их земные. И исчез Ирам Многоколонный с «лица земли». Пески занесли его. И сделался он легендой.

Многие именитые исследователи Аравии, в том числе и Бертрам Томас, который первым из европейцев пересек (с юга на север) великую аравийскую пустыню Руб-эль-Хали, сходятся во мнении, что Убар был крупным перевалочным пунктом аравийской торговли, где ежедневно размещались на отдых 2 000 верблюдов и 500 погонщиков. Находился город этот в районе плодородного оазиса. Существовал в период с 2800 г. до н. э. по 100 г. н. э. Жители Убара занимались посреднической торговлей, сбором ладана и оптовой продажей благовоний, считавшихся у многих народов прошлого символом богатства. Ладаноносные деревья произрастали вблизи гор Кара. Здесь же располагался и таможенный пост. Известно, что вынашивались даже планы насчет сооружения Великой дофарской стены с дозорно-сторожевыми башнями, которая оградила бы земли Дофара, «кладовую благовоний» в речи южноаравийцев, от вторжений бедуинов с континентальной части и от набегов пиратов с моря.

Ладан по «пути благовоний», о котором повествует Бертрам Томас, шел в легендарную Герру, также утерянную (располагалась на Восточном побережье Аравии), а оттуда – в царства Древней Месопотамии. Другой маршрут пролегал в Петру, столицу Набатейского царства, и через нее – в Палестину, Сирию и Средиземноморье.

Убар, он же Ирам Многоколонный, один из блистательных городов Древнего Омана, как считали Бертрам Томас и Уилфред Тезигер (1910–2004), знаменитый британский путешественник, был занесен песками. Подтвердили это предположение и две археологических экспедиции в Оман, организованные в 1991 г. американским кинорежисером Николасом Клэппом, а также раскопки в оазисе Шисур, проведенные археологами, участвовавшими в тех экспедициях. Они привели их к выводу о том, что Убар стоял именно в том месте5454
  Nicholas Clapp. The Road to Ubar: Findingthe Atlantis of the Sands, London, 1999; Ranulph Fiennes, Atlantis of the Sands: the Search of the lost city of Ubar, London, 1993.


[Закрыть].

Итак, возвращаясь к рассказу о путешествии Бертрама Томаса по Руб-эль-Хали, отметим, что сначала, оставив земли Шу’аита, что на границе с пустыней, он в течение девяти дней пути находился под защитой шейха Салиха ибн Клута из племени бану расиди. Затем тот передал его в руки шейха Хамада ибн Хади, вождя легендарного племени ал-мурра, славившегося своими следопытами или «лучшими чтецами следов на песке», как о них говорили бедуины Аравии. Передвигаясь по пустыне, от Омана до Дохи (Катара), замечает Бертрам Томас, он пил только верблюжье молоко. Вода в колодцах, что попадались им на пути, была такой соленой, что, несмотря на жажду, ею даже ополаскивать рот и то не хотелось.

Познал Бертрам Томас во время этого путешествия и губительную силу нескольких страшных аравийских песчаных бурь (хамсинов).

В феврале 1931 г. прибыл в Доху. Путешествие завершилось. Из Катара он проследовал на Бахрейн (там располагалась ближайшая телеграфная станция). Оттуда отправил телеграмму (22.02.1931) в Королевское Географическое Общество. Сообщил, что пересек пустыню Руб-эль-Хали. И уже на следующий день информцию об этом напечатала газета «Таймс», подчеркнув, что Бертрам Томас стал первым европейцем, кто преодолел великую Аравийскую пустыню. Статья, опубликованная в «Таймсе», вызвала огромный резонанс во всем мире. С успешным завершением экспедиции Бертрама Томаса поздравили Лоуренс Аравийский и Филби. А вот американский консул в Багдаде, Александр Слоан, усмотрел в путешествии Бертрама Томаса по пустыне некий тайный умысел. В депеше, отправленной в Вашингтон, высказал предположение, что главная цель и этой экспедиции Бертрама Томаса, и его работы в Омане в должности советника султана состояла в том, чтобы исследовать земли Внутреннего Омана и прилегающие к ним пески. И собрать информацию для Англо-Персидской нефтяной компании о местах проступления нефти, которые были обнаружены в той части Аравии бедуинами-кочевниками5555
  Muhammad Morsy Abdullah. The United Arab Emirates: A Modern History, London, 1978, p. 60.


[Закрыть].