Текст книги "Трехтысячелетняя загадка. Тайная история еврейства"

Гр. Витте С. Ю. Воспоминания. Л., 1924.

Sombart W. «Напечатано по приказанию Министра Внутренних дел».

Von Hayek F. Law, Legislation and Liberty.V.S.Chicago 1979.

Аксаков И. С. Сочинения, т. III. СПб., 1905 г.

Weizmann Ch. Trial and error. N. J. 1949.

Солженицын A. 200 лет вместе. М., 2001.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Фемистокл. XIII.

Розанов В. В. Собрание сочинений. Мимолетное. М., 1994. О писательстве и писателях. М. 1995.

Апокалипсис нашего времени. М., 2000. Последние листья. М., 2000.

Сахарна. М., 2001.

Меньшиков М. О. Письма к русской нации. М., 1999.

Кузьминский и Турау. Киевский и Одесский погромы в отчетах сенаторов Турау и Кузьминского. СПб., 1907.

Даль В. И. Розыскание о убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их. 1844.

Чехов А. П. Собрание сочинений в 30 томах. Т. 17. М., 1980.

Белый А. Штемпелеванная культура. «Весы». 1909. Сентябрь.

Куприн А. И. См. Чириков Е. На путях жизни и творчества. «Наш Современник». 1991, № 9.

Симанович А. Распутин и евреи. Рига (без года издания).

Суханов Н. Н. Записки о революции. Т. 1. Книги 1–2. М., 1991.

Тайна Израиля. «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX – первой половины XX в. СПб., 1993.

Агурский М., Шкловская М. Максим Горький 1868–1936 (из литературного наследия). Иерусалим, 1936.

Глава 11
В Русской революции 1917 г

1. Подготовка революции

Активное участие в русской революции принимало, конечно, лишь некоторое политически активное меньшинство всего еврейского населения России. Впрочем, так обстоит дело со всеми народами: и с русскими, и с грузинами. Участие евреев в русской революции широко известно и часто обсуждается. Но большей частью обсуждение сводится к одной из крайностей. Либо утверждается, что речь идет о незначительном, непринципиальном факторе, который бессмысленно (и не должно) обсуждать. Число евреев, участвовавших в революции, было-де не так велико, как утверждается, да они были и не евреями, а интернационалистами, порвавшими со своими национальными корнями. И вообще, обсуждение этого вопроса есть «антисемитизм». Либо, наоборот, участие евреев в революции трактуется как определяющий ее фактор, ее главная или даже единственная причина.

Попытка воссоздать реальную картину, не уклоняющуюся к той или другой крайности, находит мало понимания. Автор испытал это на себе. В работе, написанной лет 25 тому назад и распространявшейся тогда в Самиздате, я пытался четко сформулировать свою точку зрения: «Мысль, что революцию делали одни евреи, – бессмыслица, выдуманная, вероятно, лишь затем, чтобы ее было проще опровергнуть». Но и до сих пор, 1/4 века спустя, я встречаю утверждения, что рассматриваю революцию как «еврейский заговор».

Попытаюсь еще раз собрать основные известные мне факты, характеризующие участие евреев в подготовке, проведении и утверждении русской революции. А процесс этот очень тонкий и сложный, и одной какой-то характеристикой суммировать его, мне кажется, невозможно.

Само существование революционного движения, «революционного процесса», в России, по-видимому, никак не связано с еврейским влиянием. Крупнейшими идеологами, зажигавшими сердца революционной молодежи, были Герцен, Бакунин, Чернышевский, Лавров, Писарев, Михайловский. Среди них не было евреев. Поворот революционеров к терроризму начинается выстрелом Веры Засулич, душой террористов были Желябов и Михайлов.

Но постепенно в этот революционный поток начинает вливаться еврейская струйка. Среди плеяды «шестидесятников», наиболее влиятельными из которых были Чернышевский и Добролюбов, видное место занимал происходивший из евреев Зайцев. (В своих воспоминаниях Тихомиров пишет о нем, что он происходил из евреев и какой-то особенной ненавистью ненавидел Россию.) Тогда же впервые проявил себя Марк Натансон, игравший потом большую роль в революционном движении. Уже маститым патриархом он стал одним из вождей левых эсеров (под кличкой Бобров) и при разрыве их с большевиками создал группу, поддерживавшую большевиков. Участие евреев в революционном движении на первоначальном этапе можно иллюстрировать такими цифрами. Объемистая, наполненная большим количеством конкретных данных книга Волка «Революционное народничество 70-х гг.» состоит из двух томов, т. I описывает события первой половины десятилетия, т. II – второй половины. Оба тома снабжены списком упоминаемых фамилий. Если из этого списка выделить всех, так или иначе связанных с революционным движением (террористов, пропагандистов, распространителей листовок и т. д.), то окажется, что среди них евреи составляли в первый период 4–5 %, а во второй – около 10 %. Известный народоволец Аптекман в книге «Земля и Воля 70-х гг.» приводит состав «основного кружка» «Земли и Воли». В нем 25 человек, и евреями являются, по-видимому, Марк и Ольга Натансон, Зунделевич и Аптекман. В 1877 г. «Большой Совет» «Земли и Воли» состоял из 17 человек, среди которых было 3 еврея. Организаторами «Черного передела» были 18 человек, из которых опять 3 еврея.

Эта небольшая, хотя все расширяющаяся струйка привносила, однако, совершенно особый человеческий материал. Основное противоречие, мучившее тогдашнюю революционную молодежь, заключалось в следующем. Все они, конечно, были «народниками», готовыми жертвовать всем, вплоть до жизни, ради народа. Но вот когда в период «хождения в народ» они с этим народом столкнулись, то оказалось, что их идеи и принципы с убеждениями народа несовместимы. Стоило им начать агитацию против царя или Бога, как их хватали, вязали, вели в полицию. Причем бывали случаи, когда полицейские, не желая связываться с «барчуками», пытались отпустить их, а крестьяне требовали расписку в том, что агитаторы в полицию представлены, вызывая неудовольствие, а часто и притеснения в отместку. Ситуация была столь разительной, что никаких сомнений не оставляла.

Перед революционерами лежали три пути, как ярко описывает по личным впечатлениям Тихомиров. Можно было применить к жизни свой принцип, что «народ знает правду», или, по крайней мере, признать, что он имеет право жить по своим убеждениям. Кто избрал такую точку зрения, должен был из революционного движения уйти, о них мы в его истории не узнаем. Второй путь заключался в том, чтобы «просветить» народ, т. е. путем пропаганды изменить его убеждения. Избравшие этот путь отправлялись в деревню фельдшерами, учителями и т. д. Но в большинстве случаев окружающая жизнь – болезни, бедность, недоедание – производили такое впечатление, что одни из деревни бежали, а других затягивала эта жизнь, и заботы окружающего крестьянства заслоняли для них цели революции. Такие для революционного движения тоже были потеряны. Наконец, оставался третий путь: делать революцию вопреки воле народа либо, обманув, его же руками, либо без него – через террор. Совершенно сознательно разрабатывалась градация агитационной литературы: что можно давать читать народу, а что давать лишь учителям, агрономам и фельдшерам (против Бога и царя) – народу же давать читать «неудобно». Распространялись даже поддельные грамоты от имени царя с призывами к переделу земли или восстанию. Поскольку и этот путь оказался не действенным, остался путь террора, но с мучительным сознанием, что вершится этот террор вопреки желаниям и принципам обожествляемого народа.

И вот тут появились молодые люди, у которых все эти, говоря современным языком, «комплексы» полностью отсутствовали. С народом их никакие положительные чувства не связывали, к нему с детства было внушено отношение как к чуждой и враждебной среде, «объекту» их деятельности. Эти люди легко могли усвоить абстрактную схему и сосредоточить все силы на ее осуществлении. Мироощущение этого нового типа революционеров передают, например, мемуары Аптекмана. Он пишет:

«Народа я не знал, так как родился в городе, деревни почти не видел, да, кроме того, я был чужим этому народу по крови. Русскую историю я тоже плохо знал. Признаться, не любил я ее. Уж очень скучной она мне казалась. И я, такой любознательный и прилежный, прочитавший так много по истории Запада, а особенно по истории революционных движений на Западе, ничего не читал по русской истории. Мне казалось, что она ничего не может сказать ни моему уму, ни моему сердцу».

Разумеется, Аптекман пишет это лишь для того, чтобы сказать, что он понял свою ошибку. Но как он ее исправил – это, пожалуй, еще характернее:

«Соловьев, Костомаров, Беляев, Аристов, Хлебников, Щапов, Мордовцев, Антонович и др. появились на моем столе и прочитывались от доски до доски… К весне 1874 г. я был совершенно (!) готов».

Судя по мемуарам, на это понадобилось всего несколько месяцев! Полюбил ли Аптекман в таком пожарном порядке русскую историю и что он из нее понял, этого он не сообщает, но дальше мы узнаем, что он отправился в народ проповедовать социализм. С сожалением он обнаружил, что эта пропаганда абсолютно не воспринимается, и пришел к выводу: «…мы сим не победим народа…» Вот такого полного преодоления народнических сантиментов, способности сознательно занять позицию враждебной стороны (народ надо победить) мы у русских современников Аптекмана не встретим.

В 60-е годы, в разгар народнических настроений, Зайцев писал, что «народ глуп и туп», что не следует «ставить его на пьедестал», как это делают демократы, но «действовать против него решительно»: опять тот же мотив борьбы с народом, его покорения.

Другой революционер – Дейч – вспоминает, что многие еврейские революционеры произошли из захолустных местечек, в детстве даже не говорили по-русски. Таким было, например, детство Геси Гельфман, пока она, взяв с собой узелок своих вещей, не отправилась в город «изучать гойскую науку». Какой взгляд на окружающий народ с детства впитывали эти юноши, воспитанные в местечках, управляемых кагалами, можно представить себе, например, по высказываниям И. Шахака, Алексеева и отрывкам из книги Брафмана, приведенным в гл. 4.

Могло бы показаться удивительным, что молодые люди, с детства чуждые русской жизни, совершенно не знавшие народа, скоро становились вождями революционного движения. На самом деле это понятно: именно они могли освободить движение от груза старых представлений о «служении народу», привить взгляд, что народ, наоборот, надо «победить», «действовать против него решительно». А это высвобождало силы для практической, революционной работы.

К началу 80-х гг. тот факт, что среди руководства террористов имеется заметное количество евреев, уже обращал на себя внимание, в частности, это проявилось в направленных против евреев народных беспорядках, вызванных убийством Александра II в 1881 г. Однако, насколько слабо было еще еврейское влияние среди революционеров, показывает тот факт, что «Листок № 6» «Народной Воли» приветствовал эти беспорядки как направленные против эксплуататоров (в чем потом многократно оправдывались).

1881 год был кризисным в истории русского революционного движения. Убийство Александра II рикошетом нанесло тяжелейший удар всему движению – как физический, так и моральный. На это убийство были брошены все силы организации – и в результате почти все ведущие революционеры оказались арестованными. С другой стороны, убийство царя, освободившего крестьян, осуществившего реформы, преобразовавшие всю жизнь России, оттолкнуло многих от революции. В кружке сохранившихся революционеров, почти исключительно в эмиграции, начались поиски новых идей и новых путей. Этот ключевой для дальнейшего развития «латентный период» революции продолжался лет 15–20. Революционное движение вышло из него с новым лицом.

И среди новых черт одной из самых заметных было теперь уже преобладающее еврейское влияние в руководстве движения.

Еще в 1889 г. в докладе департамента полиции о революционной эмиграции (после революции этот документ был опубликован) приводится список из 146 революционеров, из которых по крайней мере 50 были евреи, т. е. около 1/3!

В конце века революционное движение стало быстро набирать силу. Самой яркой его фракцией тогда была партия эсеров. Процесс ее возникновения в деталях восстановить трудно. По одним сведениям, она возникла из слияния трех организаций: «Заграничного союза», «Рабочей партии политического освобождения России», действовавшей на западе России, и «Союза социалистов-революционеров» на севере. Организаторами первой были Раппопорт и Хаим Житловский, второй – Гершуни (Герш Исаак Ицков), а третьей – Аргунов, единственный русский среди них. Во главе партии эсеров, по-видимому, стояли главным образом евреи. Жандармский полковник Спиридович в своих воспоминаниях пишет:

«Главнейшими заправилами этой “народнической русской партии” оказались: Гоц, Минор, Гершуни, Рубанович, Натансон, Азеф».

Из русских он может привести только Чернова. Интересны и более частные зарисовки из его же воспоминаний:

«Их киевский комитет состоял тогда из евреев. Сторонниками партии в Киеве была еврейская интеллигентная молодежь. Влияние Гершуни сказалось в том, что все они бредили террором…

«Федор», еврей, назвать себя отказался и предъявил фальшивый паспорт. Это был интересный тип идейного, профессионального странствующего революционера. То был фанатик своего дела. Таких работников давала только еврейская среда».

Душой партии эсеров была «Боевая организация». Ее создал и ею руководил с 1901 по 1902 г. Гершуни, с 1903 по 1906 г. – Азев (правдоподобно, что его фамилию надо произносить так, а не Азеф, причем с ударением на А), с 1906 по 1907 – Зильберберг. В 1907 г. во главе стал Никитенко, но через два месяца был арестован. В 1908 г. она была распущена в связи с разоблачением деятельности Азева. Очень интересна роль Азева. Два самых знаменитых террористических акта, осуществленных под его руководством, – это убийство министра Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Оба они слыли антисемитами. Плеве приписывали (вряд ли справедливо) организацию Кишиневского погрома и даже (совершенно фантастично) план водворения всех евреев в гетто. Великий князь Сергей Александрович вновь ввел некоторые ограничения, касающиеся евреев, отмененные его предшественником. Начальники Азева по департаменту полиции – Зубатов и Ратаев – вспоминают, что тот просто трясся от злобы, говоря о Плеве. После убийства Плеве руководство партии в Швейцарии устроило пир, на котором раздавались возгласы: «Это ему за Кишинев». С другой стороны, Азева связывали какие-то особые отношения с Гершуни. Он давал о нем ложные показания, преуменьшая его роль, грозил, что если Гершуни тронут, то он, Азев, с полицией больше сотрудничать не будет. Выдал Азев организацию Аргунова, состоявшую из русских (были арестованы: Аргунов, Колосов, Баранов, Чернова). Наконец, удивительна история разоблачения Азева. Когда Бурцев представил доказательства его сотрудничества с полицией, Азев был вызван на партийный суд. Он отпирался, и суд был отложен на другой день. Ночью Азев спокойно уехал. А ведь эсеры убивали безо всякого суда и за гораздо меньшие преступления против партии. Так, заподозренный в предательстве Татаров был выслежен в доме родителей и безо всякого суда убит на их глазах.

Потом Азев жил в Германии, Бурцев его разыскал и взял у него интервью, но другим место его пребывания якобы не было известно. Трудно дать всему этому иное объяснение, чем то, что руководство партии задолго до разоблачения знало о двойной роли Азева и по каким-то соображениям ее санкционировало. А в свете изложенного выше, эти соображения были скорее всего связаны с национальной ориентацией и деятельности Азева, и руководства партии.

Позже, при выборах городских советов (Городских дум) летом 1917 г., в Учредительном собрании эсеры убедительно превосходили другие партии по числу голосов. Поэтому они стоят того, чтобы к ним присмотреться внимательнее.

Вот краткий очерк истории партии эсеров, извлеченный из сочинения американского исследователя Радкей.

В конце 1901 г., говорит автор, произошло слияние двух революционных групп – «Северной» и «Южной», руководимых Азевом и Гершуни. Это и было рождение партии. Вскоре среди руководителей проявились М. Гоц и Чернов. Органом партии была «Революционная Россия», ее редактором – Гоц. Автор пишет: «Гершуни говорил о лицах, дающих десятки тысяч рублей партии, но не желающих стать ее членами. Партия получала также значительную поддержку из США, где в таких центрах, как Нью-Йорк, Чикаго, Бостон, были крупные колонии русских евреев, крайне враждебных царизму». К осени 1906 г. в партии было примерно 50 тыс. членов и 300 тыс. сочувствующих. Боевая организация, созданная Гершуни, была независима от руководства партии в выборе как своих членов, так и жертв. Статистика совершенных ею терактов: 1902 г. – 4; 1904 г. – 6; 1905 г. – 51; 1906 г. – 78; 1907 г. – 62; 1908 г. – 3. Дольше всего Боевой организацией руководил Азев. Самым сенсационным терактом было убийство министра внутренних дел Плеве. Николаевский утверждает, что Азев стремился к убийству Плеве по некоторым личным причинам, а также потому, что считал его антисемитом.

В эмиграции Чернов настаивал на том, чтобы в России в руководстве партии соблюдался принцип «хора», – как Мартов (Цедербаум), Дан (Гурвич) и Церетели у меньшевиков; Бабель, Либкнехт и Каутский у немецких с.-д.; Бауэр, Реннер и Адлер – у австрийских. У эсеров этот «хор» должен был состоять из него, Гершуни и М. Гоца.

Во время войны часть руководства эсеров примкнула к «циммервальдистам»: Мстиславский в Петрограде, Штернберг в Москве, Коган-Бернштейн, Каминский и Чайкин на Украине. В эмиграции выделились «левые эсеры»: Бобров (Натансон), Камков (Кац) и Далин (Левенсон). К ним примкнула Евгения Ратнер без ведома ее друга Чернова. Циммервальдистами были и Чернов с Александровичем. О Натансоне автор пишет:

«Он один из первого поколения народников не изменил своего мировоззрения до самого 1917 г. Возможно, из-за сильной национальной компоненты в его ненависти к царизму».

Похожую картину автор рисует и касательно послереволюционного периода. Естественно, в 1917 г. партия резко активизировалась. Во главе ее Петроградского Совета был А. Гоц (брат умершего к тому времени М. Гоца) и два заместителя: Болдырев и Лифшиц. Брешко-Брешковская получила тогда из американских источников 2 100 000 рублей. В мае произошел III съезд, где, по словам автора, Чернов «утратил все претензии на лидерство и капитулировал перед властью А. Гоца. Не было скандала и открытой борьбы, просто более сильная личность уселась на водительское место». Произошли выборы ЦК, где из 20 избранных членов 8 (судя по фамилиям и именам) были евреи. Летом 1917 г. в большинстве крупных городов эсеры были избраны городскими головами, в частности, в Петрограде – Шрейдер, в Москве – Минор. На VII съезде в августе 1917 г. впервые разгорелась борьба между «оборонцами» и сторонниками скорейшего окончания войны. Руководство представило резолюцию, составленную руководителем первого течения – Розенблюмом и второго – Штейнбергером.

Почти одновременно с эсерами на историческую арену в России вышла и социал-демократия. Первую марксистскую организацию – группу «Освобождение труда» – в 1883 г. основали Плеханов, Аксельрод и Дейч. Первой социал-демократической партией в Империи была социал-демократическая партия Царства Польского, организованная в 1893 г. Розой Люксембург и Лео Иогишес (Тышко). Второй был «Бунд» – «Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России», созданный в 1897 г. Из него вышли многие лидеры социал-демократии, наиболее известный – Мартов (Цедербаум), первая работа которого была посвящена доказательству того, что еврейский пролетариат не должен в своей борьбе идти на союз с пролетариатом русским, ибо тот его обязательно предаст. Долго потом, вплоть до 1917 г., «Бунд» играл роль резервуара, из которого все течения социал-демократии черпали руководящих работников.

Но среди более молодых деятелей стало преобладать убеждение, что замыкаться в чисто национальную организацию – это неверная политика. О роли «Бунда» в создании РСДРП Г. Зиновьев (Радомысльский) пишет в его «Истории Коммунистической партии»:

«… во второй половине 90-х гг. движение еврейских рабочих было очень значительно, и роль Бунда в партии очень важна. Достаточно сказать, что главным организатором первого съезда нашей партии в 1898 г. был Бунд. И совсем не случайно этот съезд был в Минске, в городе еврейской черты оседлости, на территории деятельности Бунда».

На I съезде РСДРП было всего 9 делегатов: Арон Кремер, Абрам Мутник, Шая Кац, Борух Эйдельман, Николай Абрамович Банновский, Вигдорчик, Радченко, Тучапский и Петрусевич. Избранное ЦК составляли Кремер, Радченко и Эйдельман.

Когда на II съезде «Бунд» потребовал для себя совершенно исключительного положения в партии и эти требования вызвали возражения, то представитель «Бунда» Либер воскликнул, имея, очевидно, в виду роль «Бунда» в создании РСДРП: «Так могут говорить только люди родства не помнящие!» И сейчас же послышались протесты и заверения, что заслуги «Бунда» никогда забыты не будут. Каждый, кто учился в советской школе, знает фамилии вождей социал-демократии: Мартов (Цедербаум), Аксельрод, Дан (Гуревич), Либер (Гольдман), Мартынов (Пиккер), Розанов (Гольденбах), Троцкий (Бронштейн), Зиновьев (Радомысльский), Каменев (Розенфельд), Абрамович, Эрлих и т. д., и т. д. Плеханов принадлежал к этническому меньшинству. Редакция «Искры» в 1900 г. состояла из Плеханова, Аксельрода, Засулич, Дейча, Мартова и Ленина. После раскола на большевиков и меньшевиков еврейское влияние было особенно заметно среди меньшевиков. В связи с V съездом РСДРП Сталин опубликовал статью в газете «Бакинский пролетарий». В ней говорится:

«Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньшевистской фракции составляют евреи, далее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство большевистской фракции составляют русские».

Он объясняет это тем, что меньшевики представляют интересы мелкой буржуазии, в которой преобладают евреи.

Примерно в то же время Ленин записал:

«Число членов нашей партии теперь свыше 100 000 человек: 31 000 были представлены на объединенном съезде, затем 26 000 польских социал-демократов, около 14 000 латышских и 33 000 еврейских».

(33 000 еврейских социал-демократов – это, видимо, «Бунд», вновь принятый в РСДРП, о числе евреев среди «польских» говорит хотя бы то, что организаторами партии были Роза Люксембург и Лео Йогишес; 31 000 «объединившихся» – это, скорее всего, прежние большевики и меньшевики, объединившиеся на V съезде, о которых писал Сталин. Русские явно составляли незначительное меньшинство.)

Точка зрения Сталина подтверждается еще тем, что (как стало позже известно) при объединении с большевиками меньшевики создали (на конференции в Женеве, 1903 г.) «теневое политбюро» в составе Аксельрода, Мартова, Дана, Троцкого, Потресова. Об этом сообщает биограф Троцкого Дейчер. И исследователь истории меньшевиков Зива Галили пишет: «Среди меньшевиков преобладали представители двух национальных меньшинств России – евреев и грузин», «евреи-марксисты были выходцами из обеспеченных, русифицированных еврейских слоев Санкт-Петербурга, к которым впоследствии присоединились и выходцы из еврейских местечек в черте оседлости». Похожая ситуация рисуется по данным послереволюционным. Первая после революции конференция меньшевиков состоялась в мае 1917 г. В оргкомитет партии были избраны Хинчук, Исув, Романов, Зарецкая, Ерманский, Аксельрод, Ермолаев, Гарви, Горев, Смирнов, Дан, Ежов (Цедербаум, брат Мартова), Батурский, Панин, Юдин, Богданов, Крохмаль, то есть евреи, видимо, превалировали.

И в таком мало влиятельном течении, как анархизм, обнаруживается заметное еврейское присутствие. Конечно, создателем всего течения был Бакунин, позже наиболее крупной фигурой – Кропоткин. Но с приближением революции 1905 г., когда движение активизируется, в нем все большее участие принимают евреи. В сборнике (всех известных) документов анархистов, во вводной статье составитель сборника так характеризует положение в период революции (1905 г.): «Среди анархистов преобладали евреи (по отдельным выборкам их число достигало 50 %), русские (до 41 %), украинцы (до 35 %)». (Оценки очень приближенные, почему сумма и оказывается больше 100 %!). В 1903 г. в Париже создается издательская группа «Анархия». В том же сборнике ее состав представлен так: Б. Я. Энгельсон, М. И. Гольдсмит, Рощин (Н. С. Гроссман), М. Э. Р. Дайнов, Ш. Х. Каганович, С. М. Романов и др. Первый террористический анархистский акт в XX в. в России совершил в 1904 г. Нисан Фарбер. В материалах анархистов приводятся некрологи (или иные упоминания) погибших или казненных террористов. Их полный список: Нисан Фарбер, Арон Елин (Гелинке), Павел Гольман, М. Шпиндлер (Мойше Гроднер), Ф. Зубарь, Т. И. Бездырев, Бейниш Розенблюм. Еще упоминаются три еврея (один из них 16-летний Осип Левин, остальные по имени не названы), перед казнью отказавшиеся от услуг раввина. После начала войны среди анархистов произошел раскол: «оборонцев» возглавлял Кропоткин, «интернационалистов» – Гроссман, Ге (Гольберг) и Шапиро. После Февральской революции движение опять разделилось. Советы и участие в них поддерживал Кропоткин. Ему возражал Гейцман (Хаим Лондонский): «Не забираться наверх править». Некоторые обращения анархистов издавались на идиш (иногда потом переводились на русский самими анархистами или полицией, захватившей эти обращения).

Но, несмотря на большое участие евреев в движении анархистов, незаметно (в отличие от эсеров) какой-либо национальной ориентации в деятельности партии. В революцию 1905 г. их организации активнее всего были в черте оседлости и боролись главным образом против состоятельных евреев. Так, первый их теракт в ХХ в. был совершен в 1904 г., когда Нисан Фарбер убил Аврама Кагана в синагоге в Белостоке. В 1905 г. Б. Фридман бросил бомбу в синагогу в Белостоке, где собралась группа состоятельных евреев (возможно, для обсуждения вопроса о локауте). Влияние деятельности анархистов в общерусском масштабе сказывалось разве что в том, что она расшатывала тогдашний образ жизни.

Эсеры, эсдеки и анархисты – это были партии, называвшие себя революционными. Кадеты назывались лишь оппозиционной партией, но, по существу, были партией революционной, имевшей целью изменение государственного строя. Эту их роль в I Государственной думе очень ясно показал в своей книге историк Герье. Официальным вождем партии был Милюков. Но Тыркова-Вильямс пишет в своих воспоминаниях: «Милюков был окружен темноглазыми почитателями и особенно почитательницами, к которым он был очень чувствителен. Но не он дирижировал хором, а скорее тот – им». Удивительно, что и Меньшиков в связи с Милюковым применяет то же сравнение – «подставной дирижер». Фактическим редактором официального органа кадетов, газеты «Речь», был Гессен. Кое-что об источниках финансирования газеты сказано в гл. 10. В ЦК кадетской партии из числа евреев входили: Винавер, Гессен, Изгоев (Ланде), Каминка, Мандельштам, Петражицкий. Меньшиков, кроме того, называет среди «вождей кадетов»: Ганейзера, Ганфмана, Греве, Иоллоса, Гуревича, Розенберга, Штильмана, Фридмана.

Эти факты дадут, однако, очень односторонний взгляд, если не отметить, что в руководстве кадетов громадное место занимали также помещики и дворяне старых родов, известные профессора (кадеты считались «профессорской партией»). Тыркова-Вильямс перечисляет: Шаховской, Долгорукий, Радичев, Муханов, Свечин, Петрункевич. Из профессоров – Муромцев, Милюков. Тыркова поражается: а в программе – насильственное отчуждение помещичьих земель? Но на этом пути веяло властью. Да и деньги вдруг полились. Она сама удивляется: за один год ее заработки увеличились в 4 раза!

Картина будет неполной, если мы не отметим, что начиная с 1916 г. (в частности, во время Февральской революции) главой русского масонства (секретарем «Великого Востока народов России») был Гальперн. (После Февральской революции ему была предоставлена должность управляющего делами Временного правительства). А позиция русского масонства формулировалась одним из его активных членов так:

«Организация носит определенно революционный характер и стремится к насильственному перевороту».

Подсчеты, мне кажется, в таких случаях мало поясняют, но все же приведем некоторые. М. Н. Покровский утверждал:

«По данным различных съездов, евреи составляют от 1/4 до 1/3 организаторского слоя всех революционных партий».

Ларин (Лурье) пишет, что среди арестованных и сосланных евреи составляли около одной четверти.

По просьбе графа Игнатьева ген. Сухотин, командующий Сибирским военным округом, привел данные о лицах, находящихся под гласным надзором полиции в Сибири на 1 января 1905 г. Их было: русских – 42 %, евреев – 37 %, поляков – 14 %.

Бундовец, а потом большевик Рафес в «Истории еврейского рабочего движения» приводит цифры английского исследователя Раппопорта: с марта 1903 г. до ноября 1904 г. через Александровский равелин прошло 384 политических заключенных. Из них евреи – 53,9 %, русские – 26,4 %, поляки – 10,4 %. Из женщин: 64,3 % – еврейки.

Все эти цифры близки и, видимо, дают правильную картину относительно тех членов революционных партий, которые вели активную работу. Но в руководстве положение было, как мы видели, иным. А политика этих партий (в основном, подпольных) определялась далеко не демократическими канонами. В качестве примера, перескакивая через десятилетие, приведем VII съезд большевистской партии в 1918 г. Это был чрезвычайный съезд, обусловленный грозой раскола в связи с подписанием Брестского мира (он и назывался подпольным). Там была принята резолюция, обязывающая сохранить в тайне принятые решения. Председатель даже подчеркнул, что «ни один член съезда не имеет права давать какие бы то ни было сведения кому бы то ни было». То есть тот слой партии, который собрался тогда в Москве, принимал весьма радикальные решения (напомню, что согласно резолюции, внесенной Лениным, съезд уполномочивал «объявить войну любой империалистической державе и всему миру, когда ЦК партии найдет момент для этого подходящим»), скрывая это от остальных членов партии.

Сухие цифры могут дать ложную картину. Но вот точка зрения схватчивого (и не склонного к теоретизированию) наблюдателя. Шульгин пишет об «энергии и вирулентности» «освободительного движения» 1905 г.:

«…каковому движению еврейство дало спинной хребет, костяк».

И убийца Столыпина Богров был еврей, причем перед покушением в разговоре с деятелем партии эсеров Лазаревым сказал: «Я еврей, и позвольте вам напомнить, что мы и до сих пор живем под господством черносотенных вождей». Все это сплетается в загадку. Столыпин как раз предлагал уничтожить все ограничения, существовавшие для евреев. Правда, текст его предложений, отвергнутых Николаем II, стал известен только после революции, но трудно себе представить, чтобы в еврейской среде не была известна общая позиция Столыпина. Да таков был и весь дух столыпинских реформ. Как же тогда понять мотив покушения Богрова?