Текст книги "Счастье и грех. Философия благотворительности"

Для анализа воспользуемся данными о современном состоянии интернациональной помощи, приведенными в работе Р. Риддела [22].

В мире множество стран, в которых ежегодный доход на душу населения чрезвычайно низок. Их примерно 150, включая те, где этот доход меньше 745 долларов в год (группа стран с самым низким доходом), и те, в которых он составляет 2976–9205 долларов в год.

Такие государства получают интернациональную помощь от развитых стран и от множества неправительственных организаций. Интернациональная помощь оказывается по двум направлениям: на развитие и на гуманитарные цели. Это создает свои сложности. Например, Министерство здравоохранения Мозамбика получало помощь от 400 доноров. В Танзании существовало одновременно 2000 донорских проектов помощи! В Гане более 60 министерствам и социальным институтам помогали международные организации помощи. Слишком много – не всегда хорошо! У семи нянек дитя без глаза. Каждый проект благотворительной помощи должен сопровождаться проверками, оценками эффективности, докладами, отчетами о проведенной работе. Соответственно, каждый донор должен регулярно посещать и проверять страну–получателя помощи. В некоторых странах более 400 донорских миссий одновременно осуществляли работу и две проверки каждый день!

По состоянию на 2005 год, согласно официальным источникам, интернациональную помощь 23 развитых государства оказали в размере 109 млрд. долларов (Люксембург – 264 млн., США – 27 млрд.). Это цифры, показывающие объем правительственной помощи развитых стран. Неправительственные организации помогали дополнительно. Помощь слаборазвитым странам в последнее время оказывают даже такие государства, как Латвия, Литва, Эстония, Венгрия, Исландия. Еще в 1969 году, задолго до появления новых доноров, было обращено внимание, что в мире и так «слишком много доноров». За последние 50 лет их появилось еще больше! Это создает проблемы в осуществлении интернациональной помощи. Об этом пишут исследователи [22].

Статистика, которую мы использовали, показывает масштабы благотворительной деятельности. Исследователи международной благотворительной помощи обращают внимание на количество агентств, на потраченные суммы, анализируют влияние, которое оказывает такая помощь на страны-получатели. Нас интересует то, как влияет такая масштабная деятельность государства и неправительственных организаций на самих доноров, на ту страну, которая оказывает помощь другим странам.

Крупные перемены часто рождают новое поколение, благодаря которому эти перемены происходят. В развитых государствах благотворительность вышла на такой уровень, на котором она никогда не была за всю историю развития человеческой цивилизации. В прежние века благотворительностью считались добрые поступки, совершенные отдельными людьми (возможно, даже большинством, например небольшие пожертвования у алтаря) на основе верований, убеждений. Благо-творение было неразрывно связано с обычной жизнью. Те, кто имел больше возможностей, жил выше среднего, мог заниматься филантропией: открывать больницы, дома для престарелых, умственно отсталых, строить школы, собирать коллекции и создавать музеи. В мире ХХI века появилось поколение людей, которые живут благотворительностью как профессией. Об этих людях никто не думает. Это новое потерянное поколение. Это миллионы людей, которые обслуживают благотворительную деятельность и интернациональную помощь слаборазвитым странам. Проблемы, которые решают благотворительные организации, настолько сложны и запутанны сами по себе, что обращать внимание на это очередное «потерянное поколение» никто не будет.

Различные крупные благотворительные организации осуществляют многие полезные, важные проекты, используя не только своих сотрудников, но и многомиллионную армию волонтеров, тех, кто помогает время от времени, участвует в различных благотворительных инициативах попутно с основной работой. Таких помощников множество. Детский фонд ЮНИСЕФ в 1984 году провел вакцинацию 800 тыс. детей в Колумбии. В течение трех дней в процессе национальной кампании вакцинации приняли участие церковь, полиция, армия, общественные организации, школы, бойскауты, Красный Крест, более 100 тыс. волонтеров. В подобной программе вакцинации в Турции приняло участие 200 тыс. учителей, 54 тыс. религиозных лидеров, 40 тыс. деревенских старшин. Цель вакцинировать 5 млн. детей была выполнена на 84 % [20]. Это показывает, насколько население поддерживает любую благотворительную деятельность, которая соответствует базовым современным представлениям о справедливости, равенстве, свободе, правах человека.

Относительно целей благотворительной помощи существуют различные мнения. Помощь, которую оказывают развитые государства, в большинстве случаев сосредоточена в основном в тех странах, где донор имеет давние традиции, например в бывших колониях, и с крупными торговыми партнерами. После распада Советского Союза, окончания холодной войны, деятельность некоторых стран (Швейцарии, Ирландии, Норвегии, Дании, Швеции) была направлена на более общие альтруистические цели, однако интернациональная помощь, которую оказывали главные участники (США, Япония, Франция, Великобритания), по-прежнему ориентировались на главных торговых партнеров.

Такая установка меняет понимание эффективности. Если преследуются две цели: 1) помочь развитию слаборазвитой страны, улучшить уровень жизни ее граждан; 2) сохранить торгового партнера, – деятельность может быть признана эффективной в случае реализации только второй. Таковы сложности осуществления интернациональной благотворительной деятельности. Анализ такой деятельности приведен в различных работах (библиографию можно найти в цитируемой литературе) [22].

Если согласиться, что существует амбивалентное отношение большинства государств-доноров к странам-получателям и, соответственно, понятие эффективности зависит от конкретных отношений, которые неявно определяются в каждом случае для десятков тысяч простых участников, которые как раз и осуществляют интернациональную благотворительную помощь каждый день, оказывается не просто понять, кому помогают доноры и кому нужна такая помощь. Понятно, что раз люди участвуют в оказании такой помощи, значит, им это нравится, поскольку нет жизненной необходимости, чтобы заниматься интернациональной благотворительностью.

Развитие социального бизнеса и появление поколения социальных гопников наводят на мысль, что грех не нужен, он мешает государству и гражданам, препятствует свободному развитию производства. Значит, грех должен исчезнуть или преобразиться до неузнаваемости. Профессионал, работающий 40–60 часов в неделю в своем бизнесе или в корпорации, не может думать о грехе. Осознание себя грешным – это самый бесполезный стимул к работе, скорее это инициатива для внепроизводственного и вредного для здоровья декаданса – алкоголизма, депрессии, агрессии и насилия. От всего этого страдает общество. Государство вынуждено тратить дополнительные средства на медицинскую, психологическую, юридическую помощь и защиту пострадавших граждан. Исключив грех из мировоззрения современного человека, общество ничего не теряет, только выигрывает. Современный рабочий получает зарплату, которой достаточно для того, чтобы разнообразно, безгрешно отдыхать одну–две недели в год на южном курорте, кроме того, каждую неделю по выходным дням водить семью в кинотеатр, ходить с другом или сыном на стадион, болея за любимую команду. Кто будет грешить? Грешить нет возможности, нет времени, нет стимула. Грех – это не качественное изменение жизни, это не болезнь души (как определяют его), это оплошность, в основном, случайная. Ее нельзя осуждать. Государство (в отличие от церкви в прежние века) не заинтересовано, чтобы гражданин, труженик думал о своей греховности. Однако в обществе всегда есть люди, которых нельзя назвать тружениками, однако они и не тунеядцы. Это люди (обычно молодежь), которые не заинтересованы в материальном благополучии. В конце XIX – начале XX века это была революционная молодежь: социалисты, анархисты, синдикалисты. В конце ХХ века после двух мировых воен вновь стали возникать молодежные движения: хиппи, яппи, антиглобалисты, зеленые, розовые… «Бунт молодежи, феномен хиппи, движение защитников окружающей среды, растущий интерес к оккультизму, нежелание многих молодых людей, принадлежащих к среднему классу, поступать на работу, единственным вознаграждением за которую служат деньги, их настойчивое желание вместо этого получить работу “осмысленную”, “приносящую удовлетворение” или “общественно полезную” – все это свидетельствует о мощной тенденции перехода от системы материальных ценностей индустриализма к тому, что может быть названо “постэкономической” системой ценностей. Постэкономическая система ценностей, характерная для супериндустриального общества, потребует от компаний и людей, которые в них работают, принять новые критерии оценки труда» [23].

Существует весьма значительный кластер молодежи, которую не привлекает карьера финансиста, доктора, юриста, даже программиста. Они не хотят быть хиппи, яппи, гиками. Эти люди готовы посвятить жизнедеятельность «реализации добра» в этом мире. Они работают волонтерами в благотворительных организациях, едут в страны третьего мира, получая ничтожное финансовое вознаграждение, однако счастливы, что живут таким образом. Это стало возможным в последние 50 лет только потому, что социальная ориентация большинства развитых обществ гарантирует каждому возможность жить и работать без постоянного страха оказаться завтра в многочасовой очереди за бесплатной едой или в агентстве по трудоустройству, в которых еще несколько десятков лет назад стояли прадеды современной молодежи во времена Великой депрессии и в послевоенное время.

Поколение социальных гопников – это многочисленные и разнообразные плоды, которые выросли на тучной почве социально защищенного государства. Прежний капитальный вопрос «Грешен или нет?» зеркально преобразился и теперь звучит так: «Свят ли и насколько свят!?» Святость, конечно, тоже стала сказочной – без жертвы, без душевных страданий, без мук совести, поскольку жизнь тоже стала волшебством, детской игрой, в которой каждый хороший человек играет свою хорошую сказочную роль. В сказочном мире добрый герой не борется со злым героем, не сражается с обстоятельствами: злой мачехой, жадными братьями или сестрами, глупым царем, злой волшебницей, волком, лисой… Перед ним не стоит цель уничтожить зло, а только спастись от зла, выкрутиться любым приличным способом, не сделав ничего плохого даже самому подлому его носителю. Так живут нынешние гоппи. Они никогда не вступают в конфронтацию с государством. Гоппи живут всем сердцем в обществе, они готовы жертвовать всеми своими мелкими ежедневными привязанностями и даже обыденными удовольствиями ради того, чтобы мир изменился к лучшему. Это идеальные граждане демократического государства, о таких детях может только мечтать любой родитель, тем более отчим – государство. Подобные дети даже проявляют своеобразный «аскетизм», что прежде было немыслимо ожидать от обычного ребенка, сознательно отказываются от общепринятых для большинства других радостей жизни: скорее купить дом в самом престижном районе и две машины – красный кабриолет и мощный «хаммер», не думают о наследстве, никого не осуждают и всем довольны. Часто гоппи – вегетарианцы, трезвенники, но не ради экономии на мясе, дорогих винах и сигарах, а потому что удовольствие для новых аскетов не в приобретении и обладании, не в чувственности, а в красивом, стильном воздержании ради великой цели.

«Для нового времени, для всего его мировосприятия аскеза была пугалом, отвратительным и отталкивающим; воплощением всего того, от чего оно хотело освободиться. Но именно поэтому оно утратило внутреннюю бдительность, оказалось беззащитным перед самим собой. Через преодоление самого себя и отказ от себя человеку придется учиться властвовать над самим собой и тем самым стать хозяином своей власти. Завоеванная таким образом свобода позволит относиться серьезно к подлинному выбору, в то время как сейчас мы придаем метафизическую важность предметам вполне смехотворным. Аскеза даст нам мужество, необходимое для настоящей храбрости, и позволит снять маску с ложного героизма, в порывах которого сегодняшний человек приносит себя в жертву иллюзорным абсолютам.

Из всего этого, наконец, должно будет сложиться духовное искусство управления, осуществляющее власть над властью. Оно различает между правым и неправым, целью и средством. Оно находит всему меру и среди напряженной работы и борьбы создает для человека пространство, в котором он может жить с достоинством и радостью. Только это и будет подлинной властью» [24].

Аскезу и «духовный подвиг» современных гоппи нельзя даже сравнивать с деяниями прежних святых. «Новая святость» – это больше акт восторженной гордыни, чем глубокого смирения. Это тип «библейской бедной вдовы», помогающей всем по любому случаю своими нескончаемыми грошами, поскольку в Писании сказано, что тот, кто помогает последним, что у него есть, делает больше, чем тот, кто помогает от избытка. В Новом Завете есть и другие противоречивые образы. Апостол Петр – человек, увлеченный проповедью Христа, последовал за ним, однако поступил как трус, трижды открыто предав учителя, затем «искупив грех» подвигом всей оставшейся жизни. Нужно ли сравнивать гоппи с апостолом Петром, или это совершенно разные типы социальных энтузиастов?

Нарциссические черты присущи каждому. Мы любим себя, уважаем, считаем исключительными. Это не патология. Крайние проявления нарциссизма, клинические случаи описаны в учебниках по психиатрии, психоанализу. Обычные проявления не опасны для общества и скорее приветствуются, чем порицаются. Такой «бытовой нарциссизм», конечно, отличает и поколение социальных гопников. Каждый человек ценит добро, которое сделал, очень дорого. «Мы любим людей за то добро, которое мы им сделали, и не любим за то зло, которое им делали» [25]. Человек, помогший ограбленному путнику (например, накормил за один динарий55
  Примерно 100 долларов или 3000 рублей.


[Закрыть]), получает больше удовольствия, чем тот, который не потратил, а, наоборот, нашел на дороге соответствующую монету или купюру. Моральное удовольствие не умножается на что-то, оно существует само по себе. Нельзя сказать, что самое большое удовольствие человек получил, когда нашел на дороге динарий, потом встретил ограбленного путника и накормил несчастного в таверне, на что и потратил найденные деньги. Такое умножение удовольствия случается только в воображении. В реальной жизни увеличение добра тоже возможно. Например, если не только совершил доброе дело, но оно было также отмечено окружающими, обществом и государством. Орден получить всегда почетно. Но иногда и без такого признания человек может быть уверен, что сделал что-то хорошее и достоин ордена. К примеру, если принадлежит к какому-то ордену. Имеется в виду игра слов: орден как государственная награда и как тайное сообщество людей, нацеленных на достижение некоторых значимых для них целей. Сама принадлежность к такому ордену может быть равноценна любой награде. Гоппи – это современный орден, который гарантирует, что человек, примкнувший будет счастлив, поскольку в своих оценках о добре и зле, всегда сможет оправдать себя. Опираясь на вес группы, он сможет изъять все сомнения, обвинения (явные и неявные) и чувствовать себя вне зависимости от своих конкретных действий безгрешным и святым, «бедной вдовой», к которой нельзя не относиться с уважением.

В библейских притчах особое место занимает образ бедной вдовы, которая отдала несчастному путнику последний лепт. Это совершенно бесспорно доброе дело, которым она могла гордиться всю жизнь. Образ библейской вдовы стал нарицательным, образцовым. Христос особенно отметил ее и похвалил. Однако мы не знаем некоторых важных мелких деталей. Как жила вдова? Может, у нее трое или пятеро голодных детей (вдова, сказано, бедная, но не указано, что бездетная)? В таком случае поступок вдовы выглядит скорее непростительной глупостью!

Упрекать доброго человека в том, что он сделал что-то недоброе, темное, злое, – невозможно! Кто будет этим заниматься? Для этого нужен посторонний критически настроенный человек: родственник, близкий друг… Современный человек свободен и сам выбирает, с кем дружить, кто имеет право его упрекать, поучать, давать советы. Социальные связи – это своеобразное духовное братство социальных гопников, позволяющее каждому жить так, как он хочет.

«Современный человек сам по-своему понимает, что такое грех, и сам осуждает и оправдывает себя со своей точки зрения», – так можно сказать только для того, чтобы отметить важную и, возможно, главную роль именно самого человека в решении этических вопросов. Только в таком аспекте «грех – это личная точка зрения», поскольку сам по себе этот тезис ничего не говорит о том, как именно преломляются в сознании индивидуального человека некие всеобщие представления о добре и зле, доминирующие в данное время в данной культуре. В прежние времена человек был более привязан и зависим как от тех моральных представлений, которые сформировались у него в детстве, так и от той среды, в которой жил и работал. Социальное положение, принадлежность к определенному классу, цеховые традиции, общинные нормы – все это в значительной степени влияло на то, кем должен быть человек: гражданином древнегреческого полиса, благородным рыцарем, чиновником… Литераторы, драматурги могли создавать определенные образы: Ахилл и Одиссей (Гомер), Дон Кихот и Санчо Панса (Сервантес), Фауст и доктор Вагнер (Гете), Раскольников и Свидригайлов (Достоевский). Такие литературные типы трудно создать в современной литературе, поскольку мир стал иным. Конечно, немаловажную роль играет то, какое воспитание получил человек, где живет и работает. Важным представляется тот факт, что люди получили возможность достаточно легко перемещаться из одного социального класса, города, страны, религиозной конфессии – в другие. Это изменило духовный образ современного человека. Типичное стало массовым, безличным. Однако массовая культура не смогла предложить тот нравственный образ, которому человек мог бы следовать. «Супергерой» – это персонаж комикса высокобюджетного фильма. Супергероев, которых в массовой культуре множество (Человек-паук, Железный человек, Джеймс Бонд…), не изучают в школе, им поклоняются и с их помощью развлекаются в свободное от учебы и работы время. Супергерой не думает о нравственных вопросах, он безгрешен, поскольку отдает все силы на борьбу со злом. Но грех как раз и должен возникать тогда, когда обычный человек сталкивается со злом и принимает решение.

Плюрализм как идеология изменил человека. Если необходимо любить людей и относиться ко всем одинаково, уважая их точку зрения и выбор, тогда нет оснований для греха. Христос, Дон Кихот и Наполеон (вымышленные и реальные персонажи) относились страстно к другим людям, оценивали их поступки и осуждали, порицали, наказывали. Без этого нет личности и невозможно определить сущность греха.

Современный нравственный человек оценивает греховность своей жизни, понимая грех как отпадение от той нормы поведения человека в обществе, какую он сам сформировал на основе своего морального опыта.

Общественный строй, в котором существует господствующая идеология, во многом отличается от общества с доминированием массовой культуры. Оба варианта можно сравнивать и находить общее, возможно, только в нравственном аспекте. Известны работы З. Фрейда о влиянии отца на духовное развитие подростка: мальчик вырастает с теми или иными невротическими нарушениями. Государство как аппарат контроля, насилия общества над личностью также выступает в роли «отца», а неврозы относительно государства могут быть подобны тем неврозам, которые формируются в процессе естественного развития человека.

«Не-чистое = нечистое» отношение человека к государству осуществляется таким же образом, как и отношение девочки к матери, мальчика к отцу. Однако это не та амбивалентность, двойственность, которая проявляется в семейных отношениях, это скорее амбивалентность нравственная: я должен обществу, государство – мне и обществу. В этой триаде нет первого лица, поскольку точка зрения подвижна, это метаморфозы Овидия. Все зависит от каждого конкретного случая. Соперничество личности, государства, общества определяет нравственное поведение человека и позволяет ему жить на свое усмотрение: в одних вопросах человек может ставить себя во главу угла, в других скрываться за маской служителя интересам общества, в третьих – оправдывать свою беспомощность всесильной волей государства, этим «гипертрофированным отцом», Зевсом, который, как известно, был порочен, распутен и гневлив, но все равно всеместно почитаем.

Возможность оправдать дурной поступок тем, что он был совершен не ради личной выгоды, а для пользы всего общества или по воле законов и обязательств гражданина перед государством, позволяет человеку грешить и каждый раз оправдывать себя, пребывая в святом и благоугодном состоянии, когда внутренний мир уравновешен, а совесть не страдает. Однако это равновесие достигается за счет «параноидальной отрешенности» от мира. Человек служит цели, которую видит только он, и переубедить его или даже понять то, чему он служит, другому невозможно. Разговаривать с таким человеком о морали бессмысленно. «Параноидальная отрешенность» рождает «моральных шизофреников», когда личность раздвоена, живет законами двух миров и в каждом старается быть человеком «здоровым и чистым». Именно в этот момент теряется осознание греха, нравственная подотчетность человека самому себе, своим единым и цельным этическим представлениям. Раздвоение личности и морали – это отклонение от нормы, которое, увы, стало нормой.

Вопросам этики с точки зрения психоанализа посвящена работа Фромма [26], в которой он интерпретирует теорию Фрейда, рассуждает об этике гуманистической и авторитарной. «От теории сверх-Я Фрейда немногим отличается его взгляд, согласно которому нравственность есть в сущности реакция на зло, изначально укорененное в человеке. Он полагает, что сексуальные стремления ребенка направлены на родителя противоположного пола, что в результате он ненавидит как соперника родителя одного с ним пола и что отсюда с необходимостью возникают чувства вины, страха и враждебности (эдипов комплекс). Эта теория представляет собой светский вариант концепции “первородного греха”. Поскольку эти кровосмесительные и смертоносные побуждения являются неотъемлемой частью природы человека, постольку, полагает Фрейд, для обеспечения возможности социальной жизни и вынуждены были люди вырабатывать этические нормы. Сначала в примитивных системах табу, затем в менее примитивных системах этики человек постепенно вырабатывал нормы социального поведения, защищавшие как отдельного индивида, так и большие группы людей от опасности проявления этих побуждений» [26].

Впрочем, Фромм известен больше не критикой учения Фрейда, а описанием конформиста – человека определенного типа, который наиболее приспособлен к господствующей идеологии. Фромм широко использовал термин «рационализация» – умение находить рациональные объяснения различным иррациональным событиям и поступкам. Конформист – это не бунтарь. Тот, кто приспосабливается, не бунтует. Это арифметика. Новая высшая алгебра говорит, что можно приспособиться к бунтарям и стать еще лучше, чем «бунтующий».

Конформист и бунтарь сливаются в поколении гоппи.

Тот, кто бунтует, – не один, он вместе с другими. Поскольку никто конкретно не нацелен на изменения, бунтари сливаются в одно целое. Таким образом, конформизм возможен и в бунтарстве, если бунт – это стиль жизни, а не вид продуктивной деятельности (достижение каких-то целей теми или иными средствами, например политическими).