Текст книги "Ледяной плен"

На шестой день его нашли – в беспамятстве распростертым на полу четвертого этажа.

– У меня один! – подозвала троих спутников высокая фигура в длинном плаще с накинутым на противогаз капюшоном.

– Живой?

– Сейчас посмотрим, – встав на одно колено, человек потрогал пульс. – Ага. Пьяный в салат!

– Харя, осмотрись тут быстренько, мало ли кто еще есть. Вооружен?

– Пузырь да дубинка.

– Как думаешь, Типун, облученный?

– Фиг знает, – откликнулся склонившийся над охранником человек. – Внешних признаков не наблюдаю. Вот наспиртовался он точно по горлышко, аж сквозь фильтры несет.

– На пятом палатка стоит, консервы кое-какие и ящик с лишним водяры! – отозвался вернувшийся с разведки Харя. – Шикует мужик!

– Документы, паспорт?

– Охранник. В палатке форма в углу.

– Вот кто послание накарябал, значит. Палатка и все остальное откуда?

– Видно по машинам шукал – у половины стекла битые и замки сорваны.

– Как думаешь, коробки на ходу? – первый человек оглядел стоянку.

– Теоретически… Стоя́т они, конечно, низко. Если покопаюсь, может, и заведу какую. Есть пожелания? Тут нам теперь целый автосалон – какую хошь выбирай!

– Без разницы. Главное, чтобы ехала. Ладно, будите спящую красавицу!

– Э! Братуха, подъем! – откинув капюшон, Харя стянул противогаз с взмыленного лица, которое, в пику кличке, оказалось вполне приличным.

Подталкиваемое носком ботинка, распростертое тело громко икнуло, а затем, с трудом разлепив губы, многозначительно изрекло:

– Остмякое!

– Чего? – не разобрал тот, которого звали Типун.

– Оставьте… меня… в покое… – с невероятным трудом вытолкнул из себя пьяный, с усилием переворачиваясь на живот.

– Ну, извини, – Типун тоже снял противогаз и беззлобно сунул лежащему сапог под ребро, – что потревожили ваше высокоблагородие-с. Нижайше просим прощения-с.

– Вы кто? – не открывая глаз, поинтересовался прижавшийся к полу щекой охранник.

– Ты сообщение написал?

– Какое… Где?

– Там, на маршуртке.

– Ну да… – пьяный пошевелился и, разлепив, наконец, глаза, с удивлением посмотрел на окруживших его людей, часто моргая. – А вы кто?

– Не дуркуй, пока до чертей не допился. Хотя курсом идешь верным. Я лично еще неделю назад был учителем истории. А теперь вот в диггеры подался. К северному побережью идем. В Пионерск или Светлогорск.

– А какой смысл…

– Курортные зоны, – продолжил диггер. – Врезали вроде сюда и по Балтийску в основном. Говорят, что там отделались легче, чем в Кениге. Дотуда только импульс докатился. Здесь теперь полюбому не выживешь, факт. Облако уже полностью осело. Так что пакуй манатки, нам лишние руки не помешают.

– Идите в жопу! – тихо всхлипнул мужик. – Тут отсижусь.

– Жопа, старик, теперь понятие бесконечно растяжимое! – фыркнули в ответ. – Да и надолго ли тебя хватит? Дней пять максимум, а потом гарантированно кони двинешь.

– Не гони! У меня тушла и «беленькой» полно… – упрямо пробормотал пьяный.

– А когда закончатся, в ларек за догоном сбегаешь? – усмехнулся Типун. – Пешком, без «химзы» и намордника?

– Огнестрел какой-нибудь есть? – потеребив лямку пузатого рюкзака, деловито поинтересовался Харя.

– Да, там, – с трудом приподнявшись, охранник неопределенно махнул рукой. – В будке. «Макар» в сейфе лежит.

– Добро. В дороге пригодится. Витек, посмотри.

– Звать-то тебя как? – Типун помог охраннику подняться.

– Михаил… – хотя к чему теперь эти бессмысленные ярлыки, набитые в паспорте, шершавые листки которого теперь годились разве что на бумагу для самокруток. В мозгу промелькнуло армейское прозвище, которое он получил за регулярные посылки с выпечкой от жены и матери, каждый раз бережно завернутой в пахнущую домом тряпицу. – Батоном меня зови.

– Господином, что ли? – с заметным акцентом спросил один из мужиков.

– А?

– «Батоно» по-грузински означает «господин». Ты, случаем, плеткой орудовать не любишь?

– Это у меня из-за хлеба, – попробовал по-дружески объяснить Батон.

– А я думал, у тебя из-за водки все, – усмехнулся тот, что вроде был у них за главного.

– Жену, сына… поминаю, – вызывающе вперил в него свои красные глаза Батон.

– Да теперь впору весь мир поминать! Только вот, жаль, печень не резиновая. Я – Типун, а эти охломоны – Башка, Витян и Харя. Ладно… нарезной, – усмехнулся главный диггер, протягивая мешок с противогазом, – для начала «слоника» держи…

– Жень, да я с работы пораньше вернусь… – во сне бормотал Батон, ворочаясь на полу своей палатки, наполненной удушливым перегаром. – Димка, не серчай… никуда твое зверье из зоопарка не денется… Я тебе конфет по дороге куплю! Много-много… Дим… Дима!!!

Спросонья он так замахал руками, что едва не своротил забившуюся между ящиков палатку. А проснувшись – вскочил с диким ревом, весом своего могучего тела отрывая палатку от земли.

– Да что ж вы не отпустите-то меня!? – истошно орал крушащий все вокруг мужик, размазывая по щеке стекающую изо рта слюну.

Наконец, оглядевшись, он осознал, что находится не в разрушенном коробе городской парковки, а внутри продолжающей свой путь субмарины. Устав молотить, пинать и расшвыривать, Батон навалился спиной на ящик и сполз на пол, пряча лицо в ладони.

– Отпустите меня, – тихонько захныкал спрятавшийся в трюме лодки человек. – Пожалуйста…

Обтянутые водолазкой могучие плечи била мелкая дрожь.

* * *

«27 сентября 2033 года.

Итак, спустя почти двадцать лет, мы снова вышли в море. Только в последние дни начал понимать, как соскучился. Стараемся держать крейсерскую скорость. Идем точно по курсу, без видимых препятствий. К назначенному сроку должны успеть. Среди команды волнений не наблюдается, даже обнаруженная девчонка ведет себя смирно – ей на камбузе место нашлось. Лиса рыжая, чего на берегу не сиделось? Не знает, глупышка, во что ввязалась. Молодость…

Вроде бы все по плану, но все-таки в последнее время редко появляюсь на мостике, потому, что… Потому…

Отправившись в плавание, я стал заново открывать для себя мир, который больше не принадлежит нам. Для чего все это? Что ждет нас в конце пути? Мифическая немецкая база с сомнительной панацеей или бездушная глыба льда размером с Европу, на которой ровным счетом ничего нет?

Ничего… Как это действительно страшно звучит. Сколько невыносимого ужаса и страданий мы с такой легкостью вложили в это слово, которое правит планетой вот уже двадцать лет.

Вернуть людей на поверхность… по мне, так это все красивые сказки, не более того. И все-таки мы должны попытаться. Должны попытаться этой, хоть и призрачной, последней отчаянной попыткой смыть с себя кровь всех загубленных людей. Тысяч, миллионов людей. Если перед Богом не получится, так хоть перед уцелевшими осколками. Ведь мы теперь действительно осколки, как еще назвать? Бестелесные призраки. Тени. Обитатели чистилища, которое сами же и устроили…»

Отложив ручку на исписанную страницу судового журнала, сидящий в своей каюте Лобачев устало провел ладонью по осунувшемуся лицу и с тоской посмотрел на пожухлые фотокарточки над капитанским столом.

– Прости нас, Господи! – тихо пробормотал он.

* * *

Лера лежала на койке в своей каюте размером с две горизонтально положенные телефонные будки и, разметав волосы по подушке, сосала зубочистки, тупо уставившись в потолок. Навалившаяся несколько дней назад морская болезнь упорно не хотела сдаваться. Вообще поход давался юной путешественнице нелегко. В отсеках было тесно и душно. Непривычная еда с трудом лезла в расшатанный качкой желудок, подруги остались в Пионерске. Хуже всего было в нагрянувшие «женские дни» – девушка лезла на стены и, не находя себе места, раздраженно набрасывалась на всех подряд по пустякам, в ответ вызывая лишь безобидные усмешки мужиков, которые только еще больше бесили ее.

Сейчас Лере очень не хватало поддержки подруг. И зачем она, спрашивается, дала деру? Ну, вышла бы за ушастого. Глядишь, притерлись бы потихоньку – время лечит, как любил говаривать дед. А главное, сейчас она находилась бы в привычной комфортной обстановке, в которой пол не вибрирует и не ходит ходуном.

Дурацкая лодка, чтоб ей провалиться! Точнее утонуть…

Даже видя ее страдания, судовой врач, прозванный за свои габариты Колобком, все-таки не торопился расставаться с ценными медикаментами. Для начала он посоветовал пациентке распространенный среди моряков прием от морской болезни.

– Вставь между зубов две зубочистки и посасывай, авось и пройдет потихоньку, – проинструктировал он.

Когда Лере становилось особенно плохо, она задирала тельняшку, и мышь забиралась на ее впалый живот, сворачиваясь на нем калачиком. Батон продолжал называть зверька непонятным и совсем не пушистым именем Чучундра, но, увидев, что мышь начинает потихоньку откликаться, Лера пожала плечами – нравится и ладно.

Чувствуя тепло ее тельца, девушка немного успокаивалась, вслушиваясь в еле уловимый стук маленького сердечка. Смышленый зверек привязался к девушке и не отходил от нее ни на шаг. Леру это радовало, потому что подозрительный Батон вечно где-то пропадал, а занятые готовкой подчиненные Бориса Игнатьевича были не особо разговорчивы. Мышь же всегда находилась рядом, изредка отлучаясь из каюты по своим мышиным делам. Немного подслащивало пилюлю еще и то, что Лера страдала не в одиночестве – калининградская группа на собственной шкуре испытывала прелести флотской жизни.

– Когда же это кончится!? – простонала девушка, вытаскивая изо рта размякшие зубочистки. – У меня от этих деревяшек уже зубы свело!

– Пи! – отозвалась мышь и села на задние лапки.

– Тебе хорошо говорить, – Лера взяла со столика коробок. – Это твой дом родной. А у меня внутри все словно в узел завязали… Есть не могу, спать не могу, живот болит, голова болит… Ужас какой-то!

Сложив передние лапки, мышь стала забавно водить ими вверх-вниз, словно чесала чью-то невидимую спину.

– Дразнишься! – простонала Лера, откинувшись на подушку.

– Пи! – перебежав на стол, мышь сунула нос в миску с сушеным грибом и, вытащив сморщенную шляпку, озорно захрустела.

– Да ну тебя, глупая! – сорвав со лба мокрую тряпку, Лера запустила ею в зверька.

Недовольно пискнув, Чучундра спрыгнула на пол и скрылась за приоткрытой дверью каюты.

– Предатель! – крикнула ей вслед Лера.

Сев на койке и заправив тельняшку в джинсы, девушка прислушалась к своим ощущениям. Желудок и голову словно поменяли местами. Терпеть эти мучения больше не было сил. Собрав рассыпанные по плечам волосы в хвост и нашарив ботинки, Лера, пошатываясь, направилась в медпункт. «Пусть только снова отмазку придумает!» – воинственно думала она, петляя по коридорам лодки. На этот раз девушка была твердо намерена выцарапать у толстяка заветные таблетки.

По пути в медпункт ей попался Батон, выходивший из каюты Тараса, воровато прижимая к груди шкалик сивухи.

– Дядя Миша! – окликнула Лера и поморщилась – от долгого контакта с деревом челюсть неприятно онемела, а язык был словно ватный.

– Не сейчас, – на ходу бросил удаляющийся охотник.

– Зачем вы ему даете эту отраву, дядя Тарас? – заглянув в каюту девушка сердито посмотрела на старпома, на время забыв о своих болячках.

– А чтоб легче с совестью было ладить, – непонятно отозвался тот.

– Вы о чем?

– Видела, что последние дни на борту творится?

– Это из-за капитана, да?

– Он тогда только-только офицера получил, – обращаясь скорее к себе, чем к девушке, тихо сказал Тарас. – После училища пришел.

– Юрий Борисович справится, – уверенно сказала Лера. – Он опытный и сильный.

– Это его второе автономное плавание, – покачал головой старпом.

– Второе? – растерянно повторила девушка, присаживаясь на койку рядом с Тарасом, наливающим маленькую стопку.

– Ты думаешь, ему в двадцать пять доверили бы такую лодку? Она же класса «Борей»! Была совершенно новая – перед самой войной едва сошла со стапелей. Не-е, к этой девушке особый подход нужен, с приплясочкой, с расстановочкой, – Тарас задумчиво погладил усы. – Нашему настоящему капитану было под полтинник. Но, так получилось… из ста человек команды тогда осталось от силы сорок пять. Кто руки на себя наложил, кто умом тронулся и за борт.

– А он?

– А что он? – горько усмехнулся Тарас и, не морщась, махнул сивухи. – С аппендицитом в медчасти валялся, только вырезали. Народ после тяжелой автономки расслабился, торопились к семьям, шутили. Вдруг по всем каналам: «Боевая тревога! Всем системам полная готовность!» – и посыпались координаты, цели…

– А дальше? – осторожно спросила Лера, когда старпом нахмурился и на некоторое время замолчал.

– В случае часа «Икс» ракетная система лодки была автоматически запрограммирована на удар. Ну, чтобы исключить ошибки человеческого фактора. Одной из наших целей была Франция. Вот в положенное время «Грозный» и выложил по лягушатникам весь комплект как на духу. Когда лодка отстрелялась, командный состав заперся в кают-компании и пустил себе пули в лоб. Юрка-то лежал еще – реабилитация, наркоз, все дела. Как паника началась, я к нему сразу. Он у бывшего капитана в любимчиках ходил, большие надежды подавал. Еще в учебке «Грозного» до винтика наизусть выучил. Мы ж вместе там кантовались, я, правда, постарше был. Так вот, я ему ситуацию, а он в истерику: «Никакого командования! В крови мы все теперь! Стреляться буду!» Кровь-то горячая, молодая… Потом смирился, поостыл и вынужден был принять командование на себя. Без него ворочалась бы сейчас эта бочка где-нибудь на дне с призраками на борту. Если б не он тогда, не сидели мы бы здесь, Лерка…

Слушая старпома, забывшая про свои хвори девушка тупо смотрела перед собой, вцепившись руками в коленки. Под дрожащими ладонями джинсы были мокрыми насквозь.

– Так Юрка стал капитаном. И эта чертова ответственность за то, что совершили, не дает ему спокойно жить до сих пор. Врагу не пожелаю такого.

– Он же не виноват, – Лера почувствовала, как защипало в глазах.

– Да я ему это все последние двадцать лет вдолбить пытаюсь, – вздохнул Тарас, снова наполняя стопку. – Мне его Верка до сих пор рассказывает, что он во сне системы лодки упрашивает не стрелять. То матерится, то умоляет… Потом плачет до утра…

– Страшно, – прошептала Лера, вспомнив всегда приветливое лицо жены Лобачева.

– Представляешь, каково ему сейчас? Это же как возвращение в прошлое.

– Не представляю, – ответила Лера, покачав головой.

– А потом мы пошли в Пионерск, получив оттуда последние сигналы, – продолжал Тарас. – К тому времени уже не у кого было спрашивать разрешения.

– Разрешения на что?

– На Балтике, по определению, не может быть атомоходов. Это внутреннее море, а по международным законам подобным лодкам туда вход запрещен, – Тарас вздохнул. – Ты прости меня, что я тут разболтался, дочка. Не говори никому, хорошо? Юрке и так сейчас непросто, а я про него слухи распускаю… Не скажешь?

– Не скажу.

– Спасибо, – Тарас поднялся. – Так мы мир перетрясли, что и понять-то уже ничего нельзя…

* * *

«Иван Грозный» уверенно шел вперед точно по курсу, а на борту возрастало напряжение, словно давление в кессонной камере. Членов команды явно угнетало приближение мест былой «славы» уцелевшего судна. Говорили мало, ели тоже. Впрочем, последнее отнюдь не огорчало Бориса Игнатьевича – зато экономили провиант. Видя настроения балтийцев, калининградский отряд держался в стороне, стараясь не обращать на себя внимания. Но это лишь еще больше разжигало подозрительность Батона.

Разрядить обстановку за все время получилось один раз, и сделали это Паштет с Треской. Однажды со смотровой площадки приятели заметили, что к бортам лодки на уровне ватерлинии в изобилии присосались мясистые белесые моллюски, каждый – с добрый перезревший кабачок размером. Не теряя времени, соскучившиеся по рыбалке повара стали вытаскивать их на палубу, ловко подцепляя неповоротливую добычу гарпунами на длинных веревках. Пробный улов составил две увесистые плетеные корзины, хотя первая попытка включить в рацион морских обитателей с треском провалилась – при виде чавкающей шевелящейся массы все члены команды как один с отвращением воротили носы. А Лера так вообще наотрез отказалась показываться на кухне, пока оттуда не уберут эти отвратительные «личинки». О том, что «присосочники», как окрестили добычу Паштет и Треска, могли оказаться чьими-то многочисленными отпрысками, посредством лодки мигрирующими на другое место, они как-то не подумали.

– Ну и что, что лицом не вышли? Не фонят, и ладно! – по обыкновению цыкнув зубом, авторитетно заключил Треска, откладывая дозиметр. – Я, между прочим, тоже не баронесса Помпадур!

– Ничего, чувак! – утешил его Паштет. – Под конец плавания и ты сойдешь…

Дух кулинарного экспериментаторства все-таки взял свое, и повара решились на второй заход. Втайне от Бориса Игнатьевича несколько моллюсков шустро освежевали, зажарили, сдобрили щепоткой какой-то двадцать лет без надобности провалявшейся специи и, на собственный страх и риск (предварительно, естественно, кинув жребий), попробовали. Мясо на поверку оказалось хоть и пресноватым, но в то же время сытным и не отвратным на вкус, отдаленно напоминая свинину.

Тем же вечером изголодавшаяся команда, сама того не ведая, за обе щеки смолотила почти полторы корзины. А после того, как довольный работой помощников кок осведомился, из чего, собственно, изготовлен такой весьма недурственный пир, и получил прямой честный ответ, разбежалась по гальюнам с такой скоростью, что столовая опустела меньше чем за минуту.

Однако наутро все-таки удовлетворенный вкусом Борис Игнатьевич в компании Колобка лично провел придирчивую ревизию оставшихся молюсков и с удивлением признал, что морская снедь вполне годится. Присосочников включили в меню, и теперь добрую половину дня ободренные повара проводили на палубе, с азартом соревнуясь, кто больше наловит. Как коллегу «по цеху» тянули с собой и Леру – лишняя пара рук нигде не помешает, но девушка каждый раз только с содроганием поднимала руки и делала большие глаза, отчаянно тряся головой.

Вместо этого, отмаявшись на камбузе положенное время, она ежедневно отправлялась в складской отсек, где по нескольку часов тренировалась стрелять из рогатки, пытаясь попасть в пустые банки из-под тушенки. Пока девушка занималась освоением нового оружия, не разделяющая ее интереса мышь бродила где-то по судну.

– Дядя Миша, вы тут? – после одной из тренировок приоткрыв полог палатки, Лера увидела охотника, с брезгливой гримасой листающего какую-то книгу. – Что это у вас?

Библия! Неужели нашел? Но дядя Миша никогда бы не посмел копаться в ее вещах без разрешения.

– Не видишь, что ли? Книга, – буркнул Батон, которому явно не понравилось, что его застали за этим занятием.

– Где вы ее взяли? – тревожное девичье любопытство было непросто остудить.

– Достал, – армейской присказкой беззаботно отозвался Батон. – Во время экскурсии по кулуарам калининградским.

– Украли! – ахнула девушка.

– Завязывай ты со своей правильностью, Лерка, – наставительно посоветовал дядя Миша. – Времена давно не те. Не украл, а позаимствовал. Для общего блага.

– Можно посмотреть? – Лера с интересом потянулась к незнакомой книге.

– Не вздумай! Это же «Майн кампф»! – отстранился охотник. – По-хорошему, за борт бы ее сразу, но пригодится еще – будет, что кэпу предъявить. Ее незадолго до Катастрофы во многих странах вообще издавать запретили, причислив к экстремистским.

– А что в ней такого страшного?

– А то, – невесело усмехнулся Батон, – что из-за нее почти сто лет назад мировая война началась.

– Война! Из-за книги? – у Леры округлились глаза. – Как последняя?

– Ну, по сравнению с последней, это, конечно, были семечки. Но народу тоже много полегло. Название этой книги переводится как «Моя борьба». Библия нацистов. Это их вождь обожаемый написал, расист хренов!

– Расист? – нахмурилась девушка.

– Это когда людей разделяют по цвету кожи, волос, глаз… Немец Адольф Гитлер утверждал, что блондинистая арийская раса стоит на вершине человеческого развития. Евреи, негры и цыгане относились к «низшим расам». Поэтому он призывал к борьбе за чистоту арийской расы и дискриминации остальных.

– Но мы ведь русские? – поежилась Лера, не услышав в непривычных названиях знакомого слова.

– Русские-русские, – недобро усмехнулся Батон. – Но погоды это не сделает.

– Вы о чем?

– Фашисты – они скрытые. Едут, чтобы заразу на материк вывезти. Если база действительно сохранилась.

– Но зачем? – Лера почувствовала, как сердце сдавливает ледяной кулак.

– Чтобы возродиться. Продолжить, так сказать, дело вождя, – лицо дяди Миши дернулось, словно от пощечины. – В бункерах своих отсиделись – их в окрестностях Калининграда знаешь сколько сохранилось.

– Вы уверены?

– Мне других доказательств не нужно! – захлопнув книгу, Батон кинул ее в угол палатки.

– Когда же они хотели сказать правду?

– Откуда мне знать? – пожал плечами дядя Миша. – Скорее всего, там, в Антарктике.

– Но капитан ни за что не поплывет обратно! – Лера повысила голос, и охотник шикнул:

– Тише! Сдается мне, не будет никакого «обратно», Лерка. Мы нужны, только чтобы довезти их туда. У них карт и инструкций по лодке четыре рюкзака и команда из двадцати человек. Этого достаточно, чтобы управлять этой посудиной. Ресурс у энергоустановки громадный – бегать она сможет еще хоть лет двадцать. Загрузят трюмы под маковку, и вперед. Народец матерый, не один год готовились, сразу видно.

– Но они говорили, что это шанс для уцелевших людей. Что вирус поможет очистить поверхность от мутантов…

Лера упрямо не хотела верить в неожиданно открывшуюся правду. Ей вдруг захотелось оказаться далеко-далеко отсюда, в своей кровати, под любимым одеялом, и чтобы рядом сидел дед.

– Забудь ты эти побасенки, дочка, – страшно пробормотал Батон, и в его глазах тускло сверкнул огонек от висящего при входе фонаря.

– Но если они вернутся, обязательно отравят Пионерск! – выпалила Лера, осененная ужасной догадкой.

– Это в том случае, если они туда попилят, а не куда-нибудь, еще, – ответил дядя Миша. – Короче, возвращаться нам надо, пока еще не по… тихо!

Резко отодвинув полог палатки, Батон прислушался. В заполненном ящиками ангаре стояла плотная тишина.

– Может, это к вам? – высунулась из-за его плеча девушка. – Дядя Тарас собирался зайти.

– Никого я не жду. Всем нашим специально схемы с ловушками раздал, чтоб спокойно приходили.

– Тогда, наверное, это Чучундра.

– Не-ет, подруга твоя все мои силки давно изучила, – прошептал напрягшийся Батон, оглядывая высящиеся в сумраке стены из ящиков. – А это явно кто-то о ловушку споткнулся и деру дал. Следят за нами, Лерка. Чуют, что я копаю.

Испуганная девушка крепче обняла колени.

– Пора тебе. И смотри на камбузе не сболтни. А лучше – вообще забудь до поры, – прошептал Батон, закрывая полог. – С Лобачевым я сам перетру.

Напуганная Лера робко кивнула и полезла наружу.

– Я одна боюсь… – застыла она на полпути.

– Иди спокойно, – голова дяди Миши скрылась в палатке, и Лера осталась одна в мрачном лабиринте из ящиков и контейнеров.

* * *

«3 октября 2033 года.

Я для себя все решил…».

Лодка входила в Ла-Манш. Высокие иссиня-черные волны, с кончиков которых налетающий ветер срывал белые барашки пены, тревожно накатываясь, терлись о могучее сигарообразное тело, словно судно пересекало не морской пролив, а взболтанную склянку с чернилами. Вязкие, густо замешанные облака, шуршащие по палубе редкой снежной моросью, стремительно обгоняли возвышающуюся над водой рубку атомохода. Резко налетал колючий ветер, назойливо дергая за поднятый воротник потертого, но все такого же прочного кожаного плаща. Стоявший на палубе Лобачев безвольно опустил руки, всматриваясь в далекое серое марево, за которым когда-то простиралась Франция. Но наполовину прикрытые козырьком фуражки, потускневшие от времени и лишений глаза видели совсем другое.

Свадьба и долгожданная командировка, которую он так долго выпрашивал. Залитые алым багрянцем ласкового майского солнца Елисейские поля и Лувр. Уютные кафешки и впервые попробованное настоящее вино, заедаемое ломтиками сыра, вонючий запах которого не вязался с непередаваемым нежным вкусом. Примеряющая полушубок жена, которая, еще не веря в свое счастье, кокетливо крутится перед зеркалом в одном из многочисленных бутиков. Та, первая, провожавшая его в автономку из Северодвинска. Которая, наверное, двадцать лет назад так и не поняла, что ее убило. Просто потому, что не успела. Хрупкая фигурка среди нескольких сотен провожающих. Лицо и глаза, полные надежды, которые он запомнил на всю жизнь.

А еще он видел чудовищный силуэт атомного гриба, вырастающего в том месте, где еще несколько мгновений назад жил и дышал Париж. Миллионы судеб и жизней, в одночасье перемешанные в беспорядочные клубы черного пепла.

Почувствовав, как ладонь обожгла ледяная сталь рукоятки, Лобачев достал из кармана старенький наган и, откинув дверцу барабана, оглядел байки патронов. Ну, видит бог, столько лет собирался, а теперь уж пора. Надо было еще двадцать лет назад это делать, вместе с остальными старшими офицерами…

– Прости мою душу грешную!

Приставив холодный кружок дула к пульсирующему виску, Юрий последний раз взглянул на волнующееся море и закрыл глаза.

– Он здесь, стреляться собрался! – заорал появившийся в дверях рубки Савельев. – Стойте, капитан!

Щелк! – залежавшееся без дела оружие дало осечку.

– Юра!!! Так твою растак! – несясь по палубе, истошно матерился Тарас.

Пытаясь опередить бегущих к нему людей, Лобачев снова торопливо взвел собачку предохранителя и нажал на курок.

Щелк!

Добежавший первым Азат на ходу врезался Лобачеву в живот, опрокидывая капитана на палубу.

– Пистолет держите!

Выбитый кем-то из руки самоубийцы «наган» закрутился волчком, отлетая далеко по палубе.

– Застрелите меня! – захлебываясь брызжущей с губ слюной, остервенело орал Лобачев, с которого слетела фуражка. – Слышите?! Савельев, это приказ!

– Спокойно, капитан! – рядом с Азатом рухнул подоспевший на выручку Савельев. – У вашей стрелялки срок годности вышел!

– У Ахметова возьми! Это приказ, слышишь!?

– Юрий Борисович, вы не в себе, – пыхтел не разжимающий хватку Азат.

– Да как ты… на губу! Под трибунал… всех до единого!

– У него горячка! – перекрикивая свистящий ветер, к месту драки ковылял страдающий одышкой Колобок.

– Пусти, щенок! – сцепившийся с капитаном Савельев встретился с его безумными глазами.

– Ноги, ноги ему держи!

– Палачи! Мы все палачи! – продолжал орать Лобачев.

Его лицо стало землистого цвета, на видной из-за воротника свитера худой шее бугрились желваки.

– Еще раз такое выкинешь – лично тебя порешу! – взревел подлетевший Тарас, всем весом своего могучего торса наваливаясь на грудь мечущегося капитана.

– Решай! Решай, прямо здесь! – из глаз Лобачева неожиданно брызнули слезы. – В крови мы с ног до головы вымазаны! Отмаливать-то как?!

– Юра, охолонись, твою мать! – не стесняясь больше других членов команды, старпом кулаком-молотом от души съездил Лобачеву по челюсти. – Жену и сыновей на кого оставишь? О них подумал?!

– Прокляты… – прохрипел тот, выплевывая на подбородок кровавый сгусток слюны. – Будьте вы все прокляты!..

– Сейчас-сейчас, – Колобок, дрожащими похожими на сардельки пальцами лихорадочно копался в аптечке, спешно пытаясь разыскать шприц. – Подержите еще немного…

– Женщины, дети… Люди! Мы же их всех… Всех! Слышите меня?! Для чего?! Для кого?!

– Борисыч, в наших руках…

В этот момент палубу сотряс мощный взрыв, и борющихся людей чуть не вышвырнуло за борт, прямиком в ледяные объятия колыхающихся со всех сторон пенящихся бурунов.