Текст книги "Книговорот. Записки книжника"

5. Переквалифицировавшиеся в «управдомов»

Победоносное наступление технической цивилизации произвело ломку в душах завсегдатаев книжного рынка.

Часть их, видя что зарабатывать на книгах больше не удастся, а продолжить очень хочется (привыкли!), переключились на то, что пользуется спросом: CD– и DVD-диски или новейшие справочники по компьютерам.

Другие ударились в перепродажу монет, открыток, значков и антиквариата. Если первые остались там, где были – в фойе Дворца культуры завода РТИ, то вторая категория облюбовала сквер за Дворцом культуры «Юбилейный». Эти явно не прогадали, защитив себя от любых сюрпризов технического прогресса. Более того, интерес к антиквариату год от года становится всё более массовым. Особенно возрос интерес к старым монетам. Можно без преувеличения сказать, что в настоящее время мы переживаем ренессанс увлечения нумизматикой.

Третья категория бывших библиофилов тихо ушла в завязку. Они, если иногда и пополняют свою старую домашнюю библиотеку, то теперь уже без перепродаж и бизнеса на книгах.

Однако ностальгия нет-нет, да временами напоминает о себе. Проходя мимо книготорговца, бывшие коллеги часто в задумчивости останавливаются. Наиболее стойкие повздыхают и уйдут. А те, что послабее, могут не удержаться и что-нибудь купить.

Причём покупают они очень часто не новинки, не то, что во времена их активного занятия книгами и достать было невозможно, так как попросту не издавалось. Покупают они то, что коллекционировали тогда – двадцать, тридцать, сорок лет назад. И я не думаю, что они станут это читать. Им важно подержать в руках, поставить на полку, полюбоваться, понюхать тот предмет, который тогда вызывал в них особое, трепетное, непередаваемое чувство, вспомнить былое, свою ушедшую навсегда молодость и смахнуть слезу.

Удивительно наблюдать, как солидный взрослый мужчина в выходной носится по городу в поисках приключенческих книжек издательства «Детская литература» из серии, прозванной библиофилами «рамочкой». Книжек в подавляющем своём большинстве морально и содержательно устаревших, абсолютно не соответствующих современности, наивных и примитивных. Литературой их даже с натяжкой нельзя назвать. А читать просто невозможно.

Ностальгия, судя по всему, приняла внушительные масштабы. И рынок отреагировал моментально. Целый ряд современных издательств стали штамповать всё подряд в переплётах с такой же рамочкой. Но старых книжников не проведёшь, им подавай то, родное, старенькое. Поэтому цены на старьё, пользующееся повышенным спросом, стали резко расти. Особенно в Москве и Петербурге.

Широко распространено мнение, что в советской литературе была жесточайшая цензура. Но мало кто знает, что графоманы и бездари находили в ней лазейки. Под видом произведений для юношества (в тех же «рамочках» и подобных книжных сериях) они протаскивали подлинную чушь, да вдобавок стотысячными тиражами.

6. Улица способствует выживанию

А вот уличная книжная торговля оказалась более живучей и, хотя и неважно, но влачит свое существование по сию пору. Тут сыграла роль людская лень. Во Дворец РТИ нужно специально тащиться, да еще в выходной, да еще утром, когда хочется отоспаться. И в магазин тоже надо специально ехать, выбирать время. Совсем другое дело – уличный продавец! Ты идешь себе по своим делам, а он выставил товар на всеобщее обозрение. Глядь, хорошая вещь! А что, думают прохожие, отчего бы и не купить? И цена ниже, чем в магазине.

Книжники облюбовали место возле единственного в городе государственного магазина «Букинист», на пересечении улиц Ленина и Революционной, что было вполне резонно.

Царящие среди них нравы резко выходили за рамки приличий Дворца РТИ и больше соответствовали законам джунглей. Практически все эти сеятели доброго и вечного дружили с зелёным змием, курили и сквернословили. Негласным авторитетом здесь был Серёга – не отягченный образованием и воспитанием субъект, в котором распознать книголюба было чрезвычайно сложно даже психологу и следователю. Меня всегда удивляло, почему предметом бизнеса он выбрал именно книги. Разбирался Серёга в одних криминальных романах. Из серьезных авторов знал лишь тех, кого часто спрашивали.

Серега не допускал, чтобы кто-то зарабатывал больше него. Поэтому он всегда занимал самое удобное место на парапете здания, которое никто не смел занять, и выставлял самое большое количество товара. Если какой-нибудь новичок пытался его ослушаться, взывая к демократии, он становился врагом и, как правило, скоро исчезал. Книжники же никогда не перечили «пахану», хотя в душе ненавидели его.

Купечество облегченно вздыхало только тогда, когда Серёга уходил в «декретный отпуск» – в запой. Это случалось с ним регулярно, четыре-пять раз в год. Длился «декрет» от двух до четырех недель. За время такого «отпуска» Серёга пропивал почти всё, что зарабатывал.

Я с самого начала не понравился самозваному боссу, а на то, что меня знали все книжные зубры, ему было наплевать. Когда же кто-то из прислужников сообщил Серёге, что я еврей, хотя это было верно только наполовину, его терпению пришел конец.

Но мне совсем не хотелось терять хлебное место, и я попытался ослушаться местного авторитета. Тогда у меня стали регулярно, прямо с прилавка, исчезать самые дорогие книги. Как бы я ни старался отследить воров, мне этого ни разу не удалось.

Я обратился за помощью к одному знакомому, бывшему милиционеру. Но, несмотря на две его беседы с Серёгой, кражи, хоть и реже, но продолжались. Однажды утащили целый рюкзак с книгами, когда я, попросив одного из коллег присмотреть, отлучился на десять минут.

Как-то зимой, будучи в очередном «отпуске», Серёга с собутыльником пришёл проведать наш пятачок. А я, воспользовавшись временной демократией, расположился как раз на его месте. «Хозяин» рассвирепел от такой наглости.

– Ах ты, жидовская морда! До сих пор не съе…ся отсюда!

Он попытался меня ударить, но был настолько пьян, что промахнулся. Я тут же оттолкнул его руками, он поскользнулся и ткнулся пятой точкой в обледенелый тротуар.

– Б…! Пидор! С…! – заорал Серёга и опять бросился на меня. Я еще раз оттолкнул его, и он приземлился ещё нелепее прежнего. Присутствовавшие при этом коллеги, покупатели и даже собутыльник «пахана» разразились хохотом.

Еле-еле поднявшись, Серёга бросил напоследок:

– Ещё раз здесь увижу, утырок, тебе кирдык!

Избавиться от меня диктатору удалось после того, как у него появилась «правая рука», достойный продолжатель его чёрных дел, субъект по кличке Тыква. Своему прозвищу он был обязан непомерно большой голове, на которую не налезала ни одна шапка. Но и такой недостаток Тыква сумел обернуть в свою пользу.

Однажды один продавец ушанок с Центрального рынка, отчаявшись реализовать шапку большого размера, тоскливо взирал на проходящих мимо покупателей. Как назло их головам было далеко до баскетбольных мячей. И тут он увидел показавшегося в проходе Тыкву, с громким чавканием жующего два сложенных вместе чебурека. Глаза продавца загорелись надеждой.

– Мужик! Померь шапку, как на тебя сшита!

Подойдя к прилавку, головастик помял ушанку блестящими от жира пальцами и, смачно рыгнув, изрёк:

– Не… не полезет.

– Как же не полезет?! – удивился продавец.

– Спорим на баллон пива, что не полезет!

– Давай!

Ударили по рукам, а самоуверенность, как часто бывает, подвела коммерсанта, пиво пришлось купить.

Вполне возможно, мозги Тыквы будут представлять интерес для анатомического музея, но высоким интеллектом он также не отличался. Как и его шеф, предпочитал, главным образом, криминальные романы. Только был еще более наглым. И не брал «декретных отпусков». Вместо этого он напивался прямо на рабочем месте, не отходя от кассы. Про иных говорят: напился до поросячьего визга. О Тыкве следовало сказать: до мокрых штанов. Зимой к этому добавлялись обильные сопли в пол-лица. Удивительно, как у такого «книголюба», пропахшего мочой и перегаром, что-то еще покупали.

Серега назначил Тыкву «сборщиком налогов». Раз в неделю «заместитель босса» собирал некую сумму с каждого книгопродавца. Эти деньги якобы передавались сотрудникам милиции «за крышу». Один раз он попался на использовании собранного налога в личных целях, тем не менее «начальник» его простил и с «должности» не снял.

В один не слишком приятный день Тыква занял мое место, побросав товар на землю. Посмотрев на внимательно глядящего на меня Серёгу и прячущих глаза коллег, я понял, что воевать бесполезно. Пришлось искать другое место.

7. Зоопарк книготорговцев

Если спросить обычных людей, как они представляют себе библиофила, то, наверное, практически все, скажут, что это интеллигентный человек в очках, спокойный, воспитанный, с высшим образованием и все в таком духе. Подобный типаж, конечно, не редкость среди нашего брата. Но мне каких только любителей почитать не доводилось лицезреть.

Например, бывший юрист Тамара. Она обожала мемуары артистов. Выйдя на пенсию, от скуки стала продавать ставшие ненужными книги из своей библиотеки на том же пяточке у «Букиниста». Первое впечатление от неё было более чем благоприятным: культурная, начитанная и очень общительная. Среди уличных барыг она казалась лучом света в темном царстве. Позже выяснилось, что у неё есть весьма небезобидное хобби: она любила стравливать людей между собой.

– Ты знаешь, что сегодня о тебе сказал Юра? – как-то спросила меня Тамара, перейдя на шёпот. – Что ты только притворяешься порядочным, а сам – мошенник. Ну, разве не подло обливать грязью своего товарища? Я была о нем лучшего мнения.

В другой раз с самого утра я обратил внимание на недружелюбный взгляд обычно мирного инвалида Рамазана. Он даже не поздоровался со мной за руку. С трудом разговорив его, я выяснил, что это результат «работы» Тамары – на сей раз «мошенником» оказался я.

Вскоре выяснилось, что любительница мемуаров все придумывает и с каждым делится «по секрету». Тамару прогнали.

А вот Рамазану удалось остаться. Он отличался тем, что давал всем клички. По имени называл только Серёгу. Юру Рамазан прозвал Снайпером, поскольку тот косил на оба глаза. Володю – Музыкантом, так как сей книжник, о чём бы ни говорил, всегда упоминал группу «Led Zeppelin». Тамара стала Чапой, потому что любила рассказывать про свою собаку. «Тыква» – это тоже изобретение Рамазана.

Рамазан был какой-то заговоренный, и поэтому у него всегда покупали больше, чем у других. Это было тем более странно, что рамазановские цены были изрядно завышены. Я не раз наблюдал такую картину: у меня и у него несколько одинаковых книг, мои стоят дешевле, но покупают у Рамазана.

– Аллах за что-то любит его, – говорили мы. – Только за что – непонятно.

– Рамазана просто жалеют, – кто-то пытался найти объяснение. – Они ему как бы милостыню дают, а книги берут просто так, чтобы не обидеть.

Сначала я соглашался с такими доводами, но в дальнейшем убедился: без мистики в подобных случаях не обходится.

У перехода на «Спортивной» торговал некий Расул, мужчина килограммов сто весом, прилично одетый и без видимых признаков инвалидности. У него дела шли точно так же. Торговать рядом с ним означало остаться без дневного заработка. А цены у него просто запредельные.

Цель Расула – не упустить ни одного потенциального покупателя. Что бы у него ни попросили, он всегда уверенно отвечает, что эта книга или монета у него есть и он готов принести её на следующий день. Затем он обходит всех нас, спрашивает, есть ли то, что ему заказали, и предлагает обмен. При этом он не всегда владеет информацией о предмете своей торговли.

Как-то один шутник заказал Расулу раритетную монету конца девятнадцатого века (которую практически невозможно достать и стоит она соответственно баснословных денег). Тот, словно солдат, отчеканил: «Есть такая монета. Завтра принесу». Лжеклиент поинтересовался: «И сколько денег мне приносить?» Расул тихонько осведомился у сидевшего рядом матёрого нумизмата Бори о цене монеты. Тот на полном серьёзе возьми и скажи: двадцать рублей. Однако покупатель услышал совершенно другую цену, – раз так в десять больше. В тот же день Расул обошёл и обзвонил всех знакомых нумизматов в поисках желанной монеты и был, разумеется, поднят на смех. Когда же шутник появился, Расул как ни в чём не бывало объявил, что, оказывается, ту монету продал и забыл об этом.

Весьма примечательным субъектом был и Боря: почтенного возраста мужчина, но все звали его именно так. Он торговал с комфортом: ему непременно требовался приличный столик, стул и пачка сканвордов. Но денег на приобретение такой мебели ему было жалко, поэтому он брал стол и стул в аренду у Расула, выплачивая пятьдесят рублей в день. Торговал он книгами, монетами и… морковью. Его цены были весьма кусачими. Но если книги и монеты ему порой удавалось сбыть, то с морковью ничего не получалось, так как её стоимость была общеизвестной. Тем не менее, Боря упорно таскал морковь всё лето и осень.

Но самой колоритной личностью стихийного рынка на «Спортивной» стал бывший адвокат Андрей. Он зарабатывает деньги всеми возможными способами: торгует книгами, монетами (якобы серебряными и царскими), ветками вербы, наклейками для пасхальных яиц, стельками, кукурузой, рекламирует кредитную компанию и втихаря продаёт фанфурики (спиртосодержащие жидкости) алкоголикам.

Андрей внимательно отслеживает покупателей у конкурентов, подходит к ним и говорит, что является самым большим специалистом по книгам в Уфе. Что может достать абсолютно всё. А со мной и Расулом он не советует иметь дело, заверяя, что всё, чем мы торгуем, подобрано на помойке. Если же мы возмутимся, он скажет, что пошутил. Но с юмором у человека оказалось плохо, поэтому тот всё воспринял всерьёз.

Известно, что многие люди охотно верят таким россказням, поэтому на какое-то время Андрею удаётся перебить наших клиентов, но дальнейшее убеждает их в обратном. Делягу несколько раз доставляли в полицейский участок. Сначала за торговлю поддельными монетами. Пришел нумизмат с весами, взвесил его монеты (вес оказался меньше, чем у настоящих серебряных) и вызвал полицию. За фанфурики, естественно, тоже по головке не погладили. Вдобавок, у Андрея нелады с женой, и ему частенько приходится искать, у кого бы переночевать или даже пожить.

А во времена подпольного книжного рынка его посещали двое студентов, вполне приличных милых парня из интеллигентных семей. Один из них даже учился на отлично. Однако многие обратили внимание на то, что книги, которые они продавали, все были с выведенными библиотечными штампами.

Когда я познакомился со студентами поближе, они ни мало не стесняясь, рассказали, как о само собой разумеющемся, что свой товар самым примитивным образом воруют из библиотек, спрятав за пазуху. А штампы выводят белизной. Дело предприимчивые молодые люди поставили на поток, записавшись сразу в несколько библиотек.

8. Дама без очков и с книгой в руке

Народное мнение не всегда справедливо и в отношении книгочеек. Они представляются сухими дамами в очках, тихими, застенчивыми, со скромной должностью и зарплатой. Благодаря всем этим достоинствам (в кавычках – по мнению толпы), они чаще всего остаются одинокими. Раньше таких называли «синими чулками».

Однако мне попалась полная противоположность описанному штампу. У нее и кличка была соответствующая – Вакханка.

Я познакомился с ней на том же книжном рынке в конце 70-х годов. Она так любила читать, что даже устроилась продавцом в книжный магазин, чтобы что-то перепадало. Тем не менее, в книжном море оставалось много такого, что и магазин не в силах был дать. Поэтому она стала посещать черный рынок. Не удивительно, что у нее сложились деловые отношения с тамошними постояльцами, в том числе со мной. Мы обычно обменивались – я ей издания прошлых лет, а она мне – что-то из новинок.

Что же касается ее остальной жизни, то она была очень свободной и веселой. Вакханка жила одна в однокомнатной квартире, где часто собирались молодежные компании, и эти встречи плавно переходили в оргии.

Таких, как она, в народе называют нимфоманками. Мужчин эта любительница книг меняла как перчатки. И поклонников у нее всегда хватало. Хотя на красавицу она не тянула, но была очень миленькой, высокой и стройной, а самое главное, отличалась нестандартным и смелым поведением. Мне не раз доводилось слышать комплимент в ее адрес: «Таких девушек я еще не встречал!»

Иногда у Вакханки появлялись поклонники, испытывавшие к ней серьезные чувства. Но предложения руки и сердца вызывали у нее скуку. Разбив сердце такому воздыхателю, она без сожаления бросала его и заводила другого.

Как-то вечером мы с приятелем зашли к Вакханке в гости. Там уже сидел один парень – ее новый ухажер. Хозяйка салона предложила поиграть в карты на раздевание. И довольно быстро раздела всех троих догола. Затем, очень довольная собой, попросила нас с приятелем одеться и покинуть ее гостеприимное жилище, а третьему парню – остаться.

Когда Вакханке было двадцать пять лет, она заарканила в свои сети девятиклассника. Это был очень красивый паренек; «у него щечки нежные, как персик», – хвасталась она своим друзьям. Жил он неподалёку от магазина, в котором она работала. Поэтому, ей было очень удобно приходить к нему в обед – сделать сразу два дела. Родителям паренька, с которыми иногда приходилось сталкиваться, пришлось соврать, что она занимается с их сыном репетиторством – подтягивает по литературе. Какое-то время обман удавался, но через полгода раскрылся, и Вакханка с трудом избежала расправы.

В другой раз ей не повезло еще больше. Она воспылала страстью к одному красивому молодому человеку, у которого через месяц должна была состояться свадьба. Как-то она посидела с ним в кафе, и после принятия горячительных напитков ей приспичило. Но в это время к ней приехала её мать, поэтому домой она не могла того привести. Идти к нему, по понятной причине, и вовсе было нельзя.

– Полезли на чердак! – предложила Вакханка.

– Полезли! – согласился нетрезвый жених.

Чердаки в те времена не всегда закрывались. А дело было зимой. Поднявшись в такой неприхотливый будуар под крышей обычной хрущёвки, Вакханка сняла свою длинную модную шубу и постелила её на пол. На этой импровизированной постели парочка сполна удовлетворила свои желания.

Но когда счастливая дочь явилась перед ясными очами матери, та чуть не упала в обморок. Вся новая шуба была в голубином помёте, который в темноте чердака любовники не заметили. Дорогую вещь пришлось выкинуть. В довершение любительницу острых ощущений разбил радикулит (такие занятия зимой на свежем воздухе даром не проходят!) и ей чуть ли не месяц пришлось воздерживаться от своих утех.

9. Книголюбы настоящие и мнимые

Может сложиться впечатление, что я полностью стираю разницу между книголюбами и остальными людьми. Но это не так. Первых, неважно, соответствуют они распространенному мифу о себе или не соответствуют, всё же довольно несложно отличить от вторых.

Если в наше время настоящую домашнюю библиотеку имеют единицы, то в 70-80-е годы прошлого века, её можно было увидеть во многих квартирах. Но говорило ли это о том, что в стране было столько книгочеев? Ничуть. Просто иметь дома полки с книгами было престижно. Это считалось признаком достатка и возможностей. Придавало хозяину вес в глазах гостей. Как фарфоровая посуда известных заводов, бытовая техника, хрусталь, ковры, импортная мебель и так далее. Но если перечисленные вещи ничего не говорили об уровне культуры и интеллектуальных притязаниях их обладателей, то книги как раз об этом и должны бы сообщать. Поэтому, когда гости с почтением в голосе говорили: «Какая у вас библиотека!» – хозяева млели от сознания собственной значимости.

Особенно ценились собрания сочинений. У многих, кроме них, на книжных полках больше ничего не было – престиж в чистом виде.

Но отличить таких, с позволения сказать, любителей литературы от настоящих библиофилов было очень просто. Достаточно снять с полки наугад любую книгу и посмотреть, как она выглядит. У липовых книголюбов она никогда не раскрывалась. В лучшем случае делалась попытка узнать, что же там пишут – об этом говорили страниц десять от начала, видно, что прочитанных. Далее же владелец понимал, что ему это малопонятно и неинтересно. Ставил своё сокровище на полку и больше уже к нему не притрагивался.

Настоящий собиратель книг далеко не всегда успевает освоить собственные богатства, но, во всяком случае, заметно, что многое прочитано. Если же поговорить с ним, то очень быстро понимаешь, что перед тобой достаточно информированный человек. Мне доводилось сталкиваться с библиофилом с большой буквы. Книги его обширной библиотеки пестрели закладками с выписками и пометками. А читал он на пяти языках!

Кроме того, библиотеки случайных коллекционеров безлики: достали по блату или на чёрном рынке – поставили на полку. Собрания же настоящих книголюбов чаще тематические, в соответствии с интересами. Советские издательства проявляли заботу о таких людях, выпуская серии книг на все вкусы: «Жизнь замечательных людей», «Литературные памятники», «Города и музеи мира», «Жизнь в искусстве», «Библиотека классики», «Литературные мемуары», «Библиотека поэта», «Военные приключения», «Зарубежная фантастика», «Библиотека приключений», «Современный детектив» и так далее.

Собрать любимую серию было целью коллекционера. Удавалось это не всегда, так как некоторые серии издавались на протяжении многих лет. Так, «Жизнь замечательных людей» была основана еще Горьким.

Встречались среди нашего брата и чудаки. Двое мужчин, словно соревнуясь, коллекционировали все собрания сочинений подряд. В том числе авторов, имена которых отсутствуют даже в справочниках. Еще один человек собирал серию «Жизнь замечательных людей». В том числе одинаковые книги, переизданные в разные годы и ничем, кроме года издания, не отличающиеся.

Самой же яркой личностью среди уфимских книгочеев был некий Сева Милютин, человек весьма живописной внешности. Своим видом он вызывал ассоциации с Диогеном из Синопа: усатый, бородатый, нестриженый, нечёсаный, в одной и той же старой одежде. Его литературные пристрастия были не менее примечательны. Когда ему пытались всучить очередную новинку, он отрицательно мотал головой и произносил, ужасно картавя: «Я собирраю только декадентскую поэзию, р-р-реакционную философию и бульвар-р-рные р-р-романы».

Пополнить свою библиотеку в советские времена Севе удавалось крайне редко, поскольку такую литературу просто не издавали. Тем не менее, он регулярно посещал книжный развал.